Текст книги "Гендерная терапия"

Многие мужчины полны ярости по отношению к женщинам, и эта эмоция нередко выходит наружу. Иногда эта ярость развивается вследствие насилия, совершенного над мужчиной в детстве; в таком случае довольно просто определить ее этиологию и найти причинно-следственные связи. Но часто ярость связана с избыточным влиянием матери и с отсутствием необходимого уравновешивающего влияния отца. Тогда она, безусловно, представляет собой накопившийся гнев, сложную эмоцию, возникающую при нарушении психологического пространства ребенка. Если в процессе развития ребенка хрупкие границы этого пространства все время нарушаются либо в результате насилия, либо вследствие избыточного влияния взрослого, формирующееся Эго постоянно страдает от внешних эмоциональных травм, что может привести к социопатии.

В целом мальчик может испытывать страдания и от «избытка», и от «недостатка». В первом случае на ребенка воздействуют потребности матери, ее дезориентированная психология, ее травмы, ее непрожитая жизнь. «Избыточность» матери разрушает хрупкие границы психики ребенка и порождает у него чувство бессилия. Это переносится во взрослую жизнь и проецируется в основном на женщин и на среду, и тогда чувство бессилия постоянно преследует мужчину. Но если мужчина чувствует, что его мать не в состоянии удовлетворить его потребности, и страдает от ощущения оставленности, это тоже сказывается на его развитии неблагоприятным образом. Такие страдания неизбежно снижают внутреннее ощущение состоятельности («Если бы я был лучше, то получил бы все, что мне нужно и чего я заслуживаю»), что, в свою очередь, порождает общее чувство ненадежности и поиск матери, который питает тревожная зависимость и страх. Ощущение своего Я у мужчины в значительной степени аффективно окрашено этими травмами – «избытком» или «недостатком», а нередко тем и другим вместе.

Не обладая способностью к интроспекции, мужчина обречен жить в мире проекций, и не стоит удивляться тому, что к нему возвращаются все его фантазии и самые жуткие страхи. То, что мужчинам не удалось интериоризировать, всегда проецируется вовне.

Одна из величайших задач развития мужчины – достичь здорового отделения от матери. Вместе с тем он должен осознать важность образа архетипической матери. В отличие от дочери, сыну не хватает первичной идентификации с матерью, в особенности когда он начинает от нее психологически отделяться. Во взрослой жизни последствия изначальной проблемы привязанности-отделения сохраняются в виде внутреннего образа анимы мужчины. Пока он не готов признать свою зависимость, которая является зависимостью внутреннего ребенка, он либо тщетно пытается найти опору в нездоровых отношениях с суррогатом матери, либо испытывает гнев на жену или подругу, которая не соответствует его требованиям. Обычный мужчина почувствовал бы сильный стыд при одной мысли о том, что он ищет мать в своей жене или подруге, но, если он не может отделить свои детские отношения с матерью от реальных отношений с женщиной, он обречен воспроизводить старый регрессивный сценарий. Ни один мужчина не может стать самим собой, пока не пройдет через конфронтацию со своим материнским комплексом. Только обладая мужеством, позволяющим заглянуть в пропасть, разверзшуюся под ногами, он может обрести независимость и освободиться от гнева. Если он все еще ненавидит мать или женщин, значит, он пока не стал взрослым; он по-прежнему ищет защиты или пытается уклониться от власти матери.

Как уже говорилось выше, самое сильное психологическое воздействие на ребенка оказывает жизнь, которую не прожили его родители (и предки вообще). Это утверждение может показаться слишком надуманным и поверхностным, но тут надо сделать одно важное уточнение: это та часть жизни, которую родители могли бы прожить, если бы им не помешали конкретные, всем известные и часто весьма банальные обстоятельства. То, что не выстрадано, не осознано и не интегрировано человеком, передается следующему поколению. Значит, особенности материнских капризов и причуд, уровень ее сознания, характер ее собственных психических травм и соответствующие стратегии поведения формируют психическое наследие ребенка. От матери ребенок получает многочисленные послания о себе самом и о жизни, с которой он должен примириться. Даже когда сын женится и живет с другой женщиной, мать может играть ключевую роль в его жизни (о чем свидетельствует огромное количество анекдотов об отношениях зятя и тещи).

Таким образом, когда мужчина пытается избежать осознания материнского комплекса, это причиняет ему большой вред: это разрушает не только его взаимоотношениям с другими, но и его отношение к самому себе. Все, что остается бессознательным, не исчезает из жизни – оно активно влияет на психику человека. Такое отчуждение от себя снижает качество жизни и отравляет отношения с окружающими. Чтобы исцелиться, мужчина прежде всего должен заняться своими непроработанными интериоризированными отношениями с матерью начиная с младенчества, исследовать характер своих индивидуальных и социальных травм и, наконец, понять место, которое занимает его отец в этой эмоциональной констелляции.

Воздействия материнского комплекса на жизнь мужчины огромно, но не менее важно тут и влияние отца. Несомненно, мужчине нужен позитивный образ маскулинности, и чувство общности между мужчинами способствует достижению этой цели. Но многие мужчины не имели возможности получить такой образ. Часть внутреннего мира отца, которая осталась недоступной его самопознанию, никогда не сможет перейти к сыну.

Каждому сыну что-то нужно от отца. Особенно ему важно услышать, что отец его любит и принимает таким, какой он есть. Слишком многие мужчины не завершили процесс индивидуации, потому что не получили поддержки от отца. Естественно, сыновья решили приспосабливаться к требованиям отца, укротив свои желания, чтобы заслужить его одобрение. Часто они получали одобрение, стремясь соответствовать отцовским ожиданиям. Иногда они всю свою жизнь ищут одобрения у окружающих. Или же, не слыша одобрения из отцовских уст, они поняли его молчание как свидетельство своей неполноценности.

Сыну необходимо видеть отца и в окружающем его мире. Ему нужен отцовский пример, помогающий понять, как существовать в этом мире, как работать, как избегать опасностей. Сыну нужно, чтобы отец сказал то, что ему необходимо знать для жизни «там», во внешнем мире, и оставаться в ладу с самим собой. Сын должен видеть, как живет отец, как он борется, проявляет эмоции, терпит неудачи, падает, снова встает, оставаясь при этом человеком. Если сын не видит, что отец честно совершает собственное внутреннее странствие, значит, он должен найти какой-то свой путь или, в конце концов, бессознательно совершить путешествие, в которое так и не отправился отец.

Отец может присутствовать физически, но отсутствовать духовно. Иногда это отсутствие реальное (смерть, развод), а часто – символическое, тогда оно проявляется в молчании, в неспособности дать то, чего, по-видимому, в свое время отец не получил сам. Неполноценность отца нарушает связи в детско-родительском треугольнике, и тогда диадическая связь матери с сыном становится слишком сильной. При всех добрых намерениях большинства матерей они не способны вести сыновей в ту область, о которой сами не имеют никакого представления. При отсутствии отца, способного вытащить сына из цепких объятий материнского комплекса, сын остается мальчиком, который либо попадает в плен зависимости, либо, в результате компенсации, станет мачо, подавив свою фемининность. В таком случае он будет нести в себе страх и смятение, а значит, ему придется их скрывать. Такой мужчина скрывает свою уязвимость, свою тоску, свою скорбь и становится чужим самому себе.

Травма, которую наносит отец сыну, очень глубока. Из-за того, что родной отец не в состоянии помочь сыну, тот ищет помощи у суррогатных отцов: религиозных пророков, поп-звезд – и в самых разных «измах». Или же он страдает, переживая душевную скорбь в одиночестве. Лишь немногие сыновья могут поблагодарить своих отцов. Поэтому для исцеления мужчине остается полагаться на осознание себя.

Каждый сын должен спросить себя: «Какие травмы были у моего отца? Чем он пожертвовал (если эта жертва была принесена) ради меня и других? На что он надеялся и о чем мечтал? Воплотил ли он в жизнь свои мечты? Был ли он эмоционально свободен, чтобы жить такой жизнью? Как его отец и его культура мешали его путешествию? Что мне бы хотелось узнать о его жизни и его истории? Что мне бы хотелось услышать от него о том, что значит быть мужчиной? Пробовал ли отец отвечать на такие вопросы самому себе, не для посторонних? Приходилось ли ему вообще когда-либо их задавать? В чем заключается непрожитая жизнь моего отца, которую я, может быть, в той или иной мере проживаю за него?»

Подобные вопросы одного поколения к другому обычно не проговариваются вслух. Если их сознательно не задают, значит, ответы на них были бессознательно прожиты внутри, что зачастую порождало травму. Когда мужчина задает такие вопросы, даже если его отец умер, у него больше шансов избежать идеализации или обесценивания отца. Если мужчина лучше поймет своего отца с точки зрения взрослого человека, он вероятнее сможет стать отцом для самого себя.

Многие отцы стремились к тому, чтобы их сыновья соответствовали правилам мужского сообщества. Нередко мужчины ощущают в себе какую-то немоту или пустоту, за которой прячутся глубоко затаенные и подавленные эмоции, не соответствующие скрытым социальным ожиданиям. Среди этих эмоций есть тяга к близкому общению и любви, которую мужчина жаждал получить от отца. Близость с отцом не предусмотрена программой воспитания мужчины. Мужчин учат во всем подражать отцам, но близость между отцом и сыном не приветствуется, по крайней мере их учат воздерживаться от проявлений физической ласки, а в целом – вообще от проявлений близости. Сыновья переносят такой тип отношений в свою взрослую жизнь и в собственной семье строят свои отношения с сыновьями по той же модели. Поэтому они боятся близких, задушевных контактов с другими мужчинами. С самого начала мужчин учат, что между ними не может быть никакого тепла; отцы, братья, приятели и все общество постоянно напоминают мужчинам эту заповедь. Мужчинам кажется, что раз большинство так думает, значит, так оно и есть. Когда мужчина размышляет над тем, кто его научил такому «правильному» мужскому поведению, он обнаруживает, что это был отец. Мужчинам предстоит преодолеть накопленные в прошлом модели поведения, веками создававшие эмоциональные и психологические преграды между отцами и сыновьями. Некоторым повезло с людьми, заменившими отца, – с руководителями, учителями, дядями, дедушками и другими людьми, которые стали их наставниками и показали лучший, более здоровый способ быть мужчиной.

Чаще всего к психотерапевту приходят именно мужчины с более сильным эмоциональным потенциалом и более честные с собой. Остальные слишком сильно боятся этого процесса. Роберт Хопке в своей книге «Мужские сны и исцеление мужчин» (Hopcke, 1989) утверждает, что мужчине требуется примерно год индивидуальной терапии, прежде чем он сможет интериоризировать и признать свои чувства, – целый год лишь для достижения того уровня самоощущения, которое, как правило, существует у женщины изначально. Терапия дает мужчине уникальную возможность рассказать другому человеку о своей жизни, быть эмоционально честным и знать, что впоследствии ему не станет из-за этого стыдно, поделиться с ним тайной: что значит быть мужчиной. Для многих мужчин терапия становится переходным ритуалом отделения от матери и вступления в мир мужчин. Приходя на терапию, мужчина, как это часто бывает, считает, что проблемы существуют где-то «вовне» и что если он сможет их «понять», то жизнь снова наладится. Наступает время, и он осознает, что до сих пор жил неправильно и что совершенный им бессознательный выбор завел его в лабиринт, блуждание по которому усугубляет отчуждение от себя. Он может осознать, что у него нарушена связь с фемининностью, но крайне редко предполагает, что она находится внутри. Он испытывают сильную тоску по отцу, хотя это переживание, по своей сути, является бессознательным. Определив роль матери (а значит, и материнского комплекса вместе с его архетипическими обертонами) в его развитии и поняв, к чему приводит отсутствие отца и наставников, мужчина начинает понимать вопросы, в которых он обязан разобраться самостоятельно.

У каждого мужчины есть своя психологическая история, в основе которой лежит детское стремление получить заботу и защиту. Этот внутренний ребенок постепенно начинает выглядывать во внешний мир, чтобы там бороться и в конце концов умереть. Но так как сильная потребность в «тихой гавани» не исчезает, а постоянно возрастает, мужчина обычно взваливает это бремя на женщину. Однако большинство женщин совершенно справедливо сопротивляются исполнению роли матери, и мужчине приходится строить свою «тихую гавань» самому. Вполне понятно, что мужчины боятся зависимости, но им не следует бояться своей потребности в заботе и внимании. Все люди хотят, чтобы о них заботились. Мужчина должен принять эти свои потребности. И независимо от того, в ком он видит источник внимания и заботы – в женщине или другом мужчине, ему следует признать, что прежде всего он сам отвечает за то, чтобы себя прокормить и о себе позаботиться. Тогда у него появится соответствующее отношение и к страху перед другими людьми, и к потребности в них.

Потребность в заботе является архетипической, она связана с отношением мальчика к матери, но и его становление как мужчины тоже представляет собой архетипическую потребность, удовлетворение которой должно прийти из мира отца. Сыну нужно видеть, как отец относится к своей внутренней истине, как он справляется со стыдом и страхом, как он сохраняет равновесие со своей внутренней фемининностью и как он организует окружающий внешний мир. Уверенность в себе не следует смешивать с комплексом стремления к власти. Игра во власть кастрирует всех мужчин. Смысл уверенности в себе состоит в том, что человек чувствует в себе позитивную энергию, необходимую для решения задач, которые ставит перед ним жизнь. Человек может позволить себе окунуться в эту жизнь и бороться за обретение ее глубинного смысла; он чувствует возможность вынырнуть из нее, когда к нему вплотную подступают силы тьмы. Для развития такой уверенности в себе полезно видеть пример отца, но большинство мужчин создают ее каждый на свой лад.

Фактически отцовский и материнский комплексы представляют собой сгустки энергии, живущие своей жизнью, неподконтрольной сознанию. Каждый мужчина должен знать свои интериоризированные образы и уметь различать, какое послание говорит о проблеме выживания и самосохранения, а какое – о наличии энергии, необходимой для борьбы за лучшую жизнь. Чем заряжены эти комплексы? Какие внутренние и внешние послания они передают? Что происходит, когда человек делает ложный выбор?

Те же вопросы, что он раньше задавал отцу, чтобы понять его и испытать его печаль, каждый мужчина должен задать и себе. Каковы его индивидуальные травмы, его устремления, какова его непрожитая жизнь? Каждый мужчина должен снова и снова задавать себе вопросы, ответы на которые он хотел бы услышать от отца. Если раньше он хотел узнать от отца, как стать мужчиной, как справиться со страхом, как обрести мужество, как сделать выбор, который не одобряют окружающие, как уравновесить мужскую и женскую энергию, как, сохраняя равновесие, идти по жизни, то теперь он должен рискнуть задать эти вопросы себе. И даже если он не знает ответа, по крайней мере, он задает правильные вопросы.

Так, например, мужчина должен задать себе вопрос: чего именно я боюсь и почему не двигаюсь вперед? Какие самые сокровенные задачи я обязательно должен решить? Каково мое призвание в жизни? В какой мере я могу совместить работу с потребностями души? Как я могу строить отношения с другими и при этом развиваться индивидуально? Какую область непрожитой жизни отца я должен прожить? Затем наступает решающий момент в жизни человека: он идет на риск, проявляет отвагу, чтобы прожить эти вопросы в экзистенциальном мире. Чтобы быть мужчиной, надо знать, чего ты хочешь, а затем мобилизовать свои внутренние ресурсы, чтобы достичь желаемого. Такой взгляд может показаться слишком упрощенным, но в самом начале человеку крайне трудно понять, чего он хочет. Как отделить внутреннюю истину от какофонии личных комплексов и предписаний культуры? И где взять мужество, чтобы жить в реальном мире после обретения своей внутренней истины?

Именно поиск ответов на такие вопросы, а также смелость в процессе странствия во внешнем и внутреннем мире превращают мальчика в мужчину. Юнг однажды заметил, что мы не решаем свои проблемы, а их перерастаем (Юнг, 2000). Именно эта способность к росту осознания открывает возможность исцеления. Каждому мужчине по-прежнему хотелось бы почувствовать материнское тепло и заботу и оказаться за сильной спиной отца, который бы прокладывал ему путь. Но это невозможно. Чтобы удовлетворить свои потребности, каждый мужчина должен избавиться от директив своих родительских комплексов и принимать собственные решения.

6.2. Тренинг «Стратегии перехода»

Слово «переход» часто означает некий процесс перебрасывания моста. Сегодня множество исследователей пытаются объяснить значение жизненных переходов. Разные теоретики (Левинсон, Вайллант, Лоуэнталь и другие) развили ранние работы Эрика Эриксона (1996б), который выделил определенные стадии цикла человеческой жизни. Тут следует воздать должное и Карлу Юнгу, одному из первопроходцев в изучении человеческой психики, за его концепцию индивидуции, роста личности в ее стремлении к целостности. При этом современные люди далеки от полного понимания значимости стадий жизненного цикла и сопутствующих изменений, причем особые трудности вызывает переживание эпизодов перехода (Карделл, 2005).

В связи с тем, что переходные ритуалы практически исчезли из нашей культуры, современному мужчине приходится самостоятельно доходить до смысла такого рода событий. Несмотря на разнообразие и неповторимость разных культур, архетипические стадии таких переходных ритуалов в них были поразительно схожими. Кажется, наши предки интуитивно улавливали важность обособления для развития личности. Длительность, интенсивность и структура ритуалов напрямую зависели от трудностей процессов расставания с детством и взросления. В нашей культуре лишь немногим людям удается осуществить психологическое отделение от родительской семьи и стать взрослыми, поэтому имеет смысл раскрыть и осмыслить переживания человека на всех стадиях процесса инициации (Холлис, 2005).

Обобщенно можно представить шесть стадий ритуала перехода. Несмотря на то что содержание каждой из них зависит от местных условий и традиций, сами стадии вполне вписывались в единые формы.

Первая стадия переходного ритуала – физическое отделение от родителей, необходимое для начала психологического отделения. Здесь у мальчика никогда не было выбора. Среди ночи его «похищали» у родителей старшие соплеменники, которые, надев маски или раскрасив лица, перевоплощались в богов или демонов. Маски помогали им превратиться из родственников и соседей в богов и архетипические силы. Внезапность и даже насилие, присущее такому отделению, отражали собой тот факт, что ни один юноша добровольно не расстанется с комфортом домашнего очага. Его тепло, защита и забота имеют огромную притягательную силу. Но остаться у домашнего очага, образно или реально, – значит остаться ребенком и тем самым отречься от возможности стать взрослым.

Второй стадией переходного ритуала была смерть. Мальчик должен был пройти через символические похороны: он проходил через темный туннель, полностью погрузившись в реальный или символический мрак. Хотя это действо, несомненно, приводило его в ужас, на самом деле юноша переживал символическую смерть своей детской зависимости. Он по-настоящему страдал от утраты родительского очага. «Ты больше не сможешь вернуться домой». Это была потеря невинности, потеря связи с детским раем.

Но, несмотря на смерть, жизнь должна продолжаться. Поэтому третья стадия представляет собой ритуал возрождения. Иногда это возрождение сопровождалось изменением имени, что говорит о появлении на свет нового человека.

Четвертая стадия инициации обычно включала в себя обучение, то есть приобретение знаний, которые требовались юноше, чтобы он мог вести себя как взрослый мужчина. Основная задача тут состояла в приобретении практических навыков охоты, рыболовства, умения обращаться со скотом, которые позволяли «новообращенному» мужчине наряду с другими мужчинами поддерживать и защищать свое сообщество. Кроме того, ему сообщали о его правах и обязанностях взрослого мужчины и члена сообщества. И наконец, на этой стадии происходило посвящение в таинства, при котором у юноши должно было появиться ощущение твердости духа и сопричастности трансцендентному миру. «Кто твои боги? Какому обществу, каким законам, этике, духовным ценностям они покровительствовают?» Этот мифический контекст придавал юноше ощущение многомерности процесса, в котором он участвует, и обогащал его психику.

Пятую стадию можно определить как суровое испытание. По своему содержанию оно бывает разным, но обычно мальчик должен тут пережить мучительные страдания из-за ухода от домашнего очага, обеспечивающего комфорт и защиту. Осознание приходит только через страдания; без страданий той или иной формы – физических, эмоциональных или духовных, мужчины легко удовлетворяют прежними правилами, удобными привычками и зависимостями. Страдания необходимы также и потому, что они готовят мальчика к превратностям реальной жизни, которые он довольно скоро на себе испытает. Хотя подобная практика кажется варварской, ритуальное «обрезание» и «кровопускание» не только знаменует расставание с телесным комфортом и детскими зависимостями, но и накладывает на человека знак избранности, принадлежности к сообществу прошедших через инициацию взрослых.

Испытание обычно включает в себя определенные формы изоляции, пребывание в сакральном пространстве, отдельно от сообщества. Существенная особенность взрослого состоит не столько в том, что человек больше не может вернуться под защиту взрослых, а в том, что он учится использовать внутренние ресурсы. Никто не догадывается о существовании таких ресурсов, пока не встает перед необходимостью их использовать. Мир природы темен, в нем много «странных зверей и демонов», и конфронтация человека с собственным страхом – это важный момент. Ритуальное уединение позволяет приблизиться к постижению главного: независимо от того, в какой мере социальная жизнь связана с семьей, мужчины совершают по ней странствие в одиночестве и должны научиться находить внутренние ресурсы и равновесие, иначе они никогда не станут взрослыми. Часто проходящий инициацию юноша проводил в одиночестве месяцы, ожидая «великого сна» как послания богов о своем настоящем имени или истинном призвании. Он мог полагаться только на свою сообразительность, свое мужество и свое оружие; в противном случае у него оставалось мало шансов на выживание.

К началу последней стадии – возвращению – мальчик становился взрослым.

В традиции переходных ритуалов заключается большая мудрость, поскольку они непосредственно и глубоко влияют на энергию материнского комплекса, то есть на присутствующее у каждого человека чрезвычайно сильное стремление к зависимости. Для преодоления этой инертной силы притяжения требуется особое эмоциональное переживание. Ни один человек не хочет добровольного отделения, а потому психологическая апатия, страх и зависимость начинают приобретать доминирующий характер или угрожают нашей жизни.

В традиционных культурах ритуалы инициации мальчиков были развиты сильнее, чем ритуалы инициации девочек, поскольку ожидалось, что, покинув родную мать, девочки снова вернутся к домашнему очагу. Ритуалы отделения касались прежде всего мальчиков не только из-за особой значимости материнского комплекса в их жизни, но и в виду представлений о том, что мальчики покинут природный мир, «инстинктивную» жизнь и уйдут в искусственный, созданный человеком мир цивилизации и культуры. Сегодня прежние полоролевые ожидания разрушились. Современные женщины не меньше чем мужчины испытывают потребность в переходных ритуалах, позволяющих им стать взрослыми.

Традиционные ритуалы перехода необходимы и для того, чтобы перекинуть мост из детского состояния во взрослое, от зависимой «инстинктивной» жизни мальчика к независимой самодостаточности взрослого мужчины. Когда ритуалы выполняют свое назначение, мальчик ощущает экзистенциальные перемены, в нем умирает одна сущность и рождается другая. Но, как известно, таких ритуалов сегодня нет. Если спросить современного мужчину, ощущает ли он себя мужчиной, этот вопрос, скорее всего, покажется ему глупым либо подозрительным. Он знает свои социальные роли, но при этом не может определить, что же значит быть мужчиной, и, вероятно, не может ощутить, что его идентификация неполна и расплывчата. А поскольку у современных мужчин нет доступных традиционных ритуалов перехода или мудрых старейшин, которые помогли бы им перебраться «на другой берег», им приходится искать ответы на свои вопросы в ролевых ожиданиях и в ролевых моделях. Тогда смятение и боль прячутся в глубину души, или отыгрываются в насильственном поведении, или вообще не достигают сознания. И тогда брешь между мудростью и опытом заполняется внешними образами, которые (что справедливо и для мужчин, и для женщин) редко укрепляют психику.

Во-первых, мужчин приучили жить во внешнем мире. Сфера перехода – внутренняя, поэтому женщины лучше подготовлены к тому, чтобы обратиться к силе и мудрости внутреннего мира; у них есть природное знание, нужное для исцеления. Мужчины привыкли не доверять чувствам и подменять их разумом, веря в его превосходство. В результате была создана дихотомия мужское-женское, чтобы управлять как внутренним, так и внешним аспектом жизненного опыта. Поэтому, когда мужчины чувствуют свои внутренние изменения, они смущаются, немеют и испытывают необходимость управлять эмоциями, боясь их высвобождения.

Во-вторых, мужчины плохо подготовлены для встречи с переменами, которые постоянно присутствуют в жизни. Предки человека придумали сложные ритуалы, которые помогают мужчинам переживать изменения в их путешествии. Сегодня таких священных ритуалов нет, если не считать пьянки и первого сексуального опыта. Сталкиваясь с моментом перехода, мужчина предоставлен сам себе.

В-третьих, мужчина прикован к своим ролям, к тому, что он должен делать согласно ожиданиям и каким он должен быть. Страшно отказаться от готового сценария и легче сохранять верность этим застывшим образам. Мужчина боится, что, освободившись от них, он станет хуже или погибнет, будет беспомощным и глупым, потеряет контроль над ситуацией. Такой образ, соответствующий ожиданиям, дает ощущение безопасности и наличия цели в жизни.

Ниже описаны этапы и фазы, характерные для путешествия перехода. Тут выделяют три основные фазы: (1) завершение; (2) период хаоса и страданий; (3) новое начало (Карделл, 2005).

Первая фаза, завершение, содержит боль от прощания с прошлым. Этот этап занимает самый продолжительный период времени. Он наиболее трудный и болезненный из всех трех, поэтому его часто откладывают или отрицают. Разорвать отношения, тесно вплетенные в человеческую психику, в один момент невозможно. Процесс завершения содержит в себе глубокое и страстное желание в сочетании с чувством обиды и негодования. Часто мужчина переносит незавершенные моменты прошлого на третий этап перехода. Если он не умеет различать старые и новые желания и потребности, процесс исцеления затягивается. Тогда прошлое продолжает оказывать влияние на привычки, убеждения и чувства. Оно может господствовать, снижая потенциал развития, лишая жизненной силы и гибкости. Многие мужчины ощущают, что процедура завершения заставляет их еще сильнее цепляться за прошлое. Вместо того чтобы принять эту фазу как необходимое расставание со старым образом жизни, потребностями и переживаниями прошлого, мужчина начинает еще жестче контролировать свои действия, а также поведение других людей. В результате процесс изменения становится почти невозможным. Насилие мужчин над собой и другими – это поведение, обусловленное страхом перед необходимостью отпустить прошлое и столкнуться с символической смертью перехода.

Второй этап перехода – это время перестройки психики, изменения представлений, подходов, взглядов и привычек. Этот этап готовит человека к возрождению.

Третья и заключительная стадия начинается после завершения двух предыдущих. На этом этапе возникают новые отношения, новые ситуации на работе и в быту, но лишь тогда, когда внутренний голос открывает мужчине «его путь», который ведет к новым начинаниям. Если человеку по-прежнему мешают незавершенные проблемы, он не услышит внутренних сигналов. В этот период важно отличать то, что хочется, от того, что нужно. Это этап творчества.

Эти три фазы позволяют мужчине ориентироваться при осуществлении перехода. В качестве техники, позволяющей осуществить все три фазы, Карделл (2005) предлагает модель «Колесо перехода», которая состоит из следующих восьми процессов:

– открытие заново своей силы, навыков, знания;

– переоценка действий, шаблонов, привычек;

– новое пробуждение физической, умственной, эмоциональной и духовной мудрости;

– переобучение с целью лучшего использования навыков;

– реорганизация времени, событий, использования энергии;

– утверждение веры в себя, в других и в жизнь;

– новое использование уже приобретенных навыков и ресурсов;

– обращение к новым знаниям и умениям в повседневной жизни.

Эти процессы наиболее заметны после прохождения первой фазы – завершения. У каждого процесса есть своя собственная функция, но они взаимосвязаны между собой.

Открытие себя заново

Ради нового образа жизни нужно стать искателем и бросить вызов многим заимствованным представлениям и идеям, из которых, как из строительных блоков, мужчина конструировал свою жизнь. Эти искания и сомнения позволяют поставить под вопрос то, что когда-то было воспринято как истина в последней инстанции. Это путешествие открывает новые земли, которые сначала кажутся чем-то далеким от «правильных» представлений. Этот процесс позволяет найти более глубокий смысл существования, а также силы и ресурсы, о существовании которых мужчина и не подозревал. Теперь он уверенно и спокойно реагирует на ситуации, которые раньше повергали его в тревогу. Тут мужчина должен быть честным с собой и знать свои истинные силы, таланты и границы возможностей. Этот процесс ведет человека к подлинной мудрости своего Я как внутреннего учителя и целителя. В процессе открытия себя заново мужчины восстанавливают права тех сторон собственного Я, которые они отрицали и считали полностью утраченными.