Текст книги "Отец Магистр Игнатий"

4. Озарение близ реки Кардонер

Среди переживаний Иньиго было одно, которое особым образом отозвалось в его душе и необычайно преобразило все его будущее. Этот случай известен как «чрезвычайное озарение» (eximin ilustracion). Вот как он сам рассказывает о нем:

«Как-то раз он шёл на поклонение в одну церковь, отстоявшую от Манресы чуть более чем на милю (называлась она, как мне кажется, церковью святого Павла). Дорога <туда> идёт вдоль реки. Так он шёл, погружённый в свои благочестивые думы, и присел ненадолго лицом креке, протекавшей в глубине. И вот, когда он там сидел, у него стали открываться очи разумения. Не то чтобы ему было какое-то видение, однако он понял и узнал множество вещей – как духовных, так и относящихся к вере и к наукам, – и притом с таким великим озарением, что всё это показалось ему новым. Невозможно разъяснить все подробности, которые он тогда уразумел, хотя их было множество. Но тогда он получил столь великую ясность понимания, что ему кажется: если собрать всю помощь, полученную им от Бога на всём протяжении его жизни, за прошедшие шестьдесят два года, а также всё то, что он познал, и даже если соединить всё это вместе, то он не обрёл бы столько, сколько в тот единственный раз». В заметке на полях его верный секретарь Гонсальвес Да Камара приводит следующее разъяснение, которое слышал от самого Игнатия: «И понимание его осталось тогда столь просветлённым, что ему показалось, будто он стал другим человеком, с другим разумом, нежели прежде»[123]123
  «Автобиография», § 30, «Пятое», в FN, I, 404.


[Закрыть]. Эти последние слова Игнатия со всей ясностью являют нам все величие благодати, которую он тогда обрел.

Относительно места, где произошло чрезвычайное озарение, Иньиго говорит только, что было это по дороге к церкви св. Павла. К этой церкви можно было добраться либо по левому берегу реки, либо по дороге, проходившей по гребню холма. Представляется более вероятным, что Иньиго шел по второй дороге: если стоя на ней взглянуть вниз, то действительно можно сказать, что река протекает в глубине. Рядом с этой дорогой находился Тортский крест, о котором Игнатий упоминает после рассказа об озарении: «Длилось это довольно долго, а затем он отправился преклонить колени перед крестом, находившимся неподалёку, чтобы возблагодарить Бога»[124]124
  «Автобиография», § 31.


[Закрыть]. Отсюда открывается прекрасный, захватывающий вид местности с зубчатыми очертаниями горы Монсеррат на горизонте.

Как ясно утверждает сам Игнатий, речь здесь идет не о видении, но об умственном озарении. Оно не касалось какой-либо конкретной тайны веры. Скорее, у него открылись очи разумения, так что «он понял и узнал множество вещей – как духовных, так и относящихся к вере и к наукам». Озарение было столь велико, что «всё это показалось ему новым». Другими словами, из этого переживания он вышел полностью преображенным внутренне. Воистину поразительно его утверждение, что, если собрать все милости, полученные им на протяжении всей жизни, до того времени, когда ему, как он указывает, было шестьдесят два года, то, как ему кажется, за все это время он не обрел от Бога столько, сколько в тот единственный раз[125]125
  «Автобиография», § 30, «Пятое».


[Закрыть].

Поскольку нам известно, какие мистические дары он обретал от Бога на протяжении своей жизни, мы можем заключить, что благодать, полученная им в Манресе, была поистине незаурядна.

Она и вправду была необыкновенна – и, возможно Игнатий, имеет в виду именно это, – так как имела огромное значение не только для внутренней жизни самого Игнатия, но и для всего Общества. Вне всякого сомнения, он ссылался именно на это озарение, когда, отвечая на вопросы о своем новом Институте, сказал, что ответ его будет связан с «тем, что случилось со мной в Манресе»[126]126
  Memoriale, no. 137, in FN, I, 610.


[Закрыть]. Поэтому не зря Камара, которому Игнатий доверил свои переживания, пояснил это, сказав, что в Манресе Господь показал ему многое из того, что позже он предписал Обществу. На этом основании некоторые утверждают, что во время этого озарения Игнатию было даровано предвидение (prenocidri) будущего Института Общества. Последующие события не подтверждают этого мнения, поскольку и через много лет после Манресы мы видим неуверенность Игнатия относительно далекого будущего. Как говорит Надаль, «он был мягко ведом к чему-то, чего не знал»[127]127
  FN, II, 252, no. 17.


[Закрыть], – к основанию нового монашеского ордена. Лишь после того, как были расстроены его замыслы совершить паломничество в Иерусалим вместе с парижскими общниками, лишь после длительного собеседования со всеми своими товарищами он решил наконец основать новый орден.

Можно сказать лишь, что в момент озарения близ Кардонера Иньиго узрел то новое направление, которое должна была теперь принять его жизнь. Он не будет больше одиноким паломником, стремящимся молитвой и покаянием подражать примеру святых. Отныне он посвятит себя труду во имя блага ближнего и поиску товарищей, которые примкнут к нему в этом предприятии и сольются позже в новое апостольское сообщество. Поэтому, не обладая еще точным видением того, что ему предстоит сделать в грядущие годы, он постепенно приближался к осознанию своей жизненной миссии. В этом смысле мы можем вполне оправданно связать основание Общества Иисуса с великим озарением в Манресе. Это видение будущего можно распознать также в размышлениях «О Царе небесном» и «О двух знаменах». Возникновение этих размышлений следует отнести к манресскому периоду жизни Игнатия, а такой авторитетный свидетель, как Херонимо Надаль, подтверждает их связь с основанием Общества Иисуса[128]128
  FN, I, 307.


[Закрыть].

5. Духовные упражнения

Одним из плодов долгого опыта Иньиго в размышлениях о вещах духовных и особого озарения, дарованного ему Святым Духом, стала книга «Духовные упражнения». Согласно единодушным заявлениям свидетелей, он написал «Упражнения» в Манресе после того, как сам пережил их на собственном опыте. Однако он не написал их все разом, в том виде, в каком они дошли до нас. Скорее, он не переставал исправлять и дополнять их в соответствии с собственным опытом вплоть до своих парижских и римских времен.

Удивительно, что Игнатий, который в «Автобиографии» пересказывает некоторые эпизоды своей жизни в Манресе столь подробно, например, свой период сомнений, ничего не говорит о составлении «Упражнений». Лишь в конце своего автобиографического повествования, по просьбе своего поверенного Гонсальвеса да Камары, он кратко, но содержательно говорит об этом: «Когда обо всём этом было рассказано, – писал Камара, – 20 октября [1555 г.] я спросил паломника об Упражнениях и Конституциях, желая услышать о том, как он их составил. Он сказал мне, что Упражнения он составил не все разом: кое-какие вещи, которые он наблюдал в своей душе и находил полезными, смогут, как ему казалось, принести пользу и другим, и тогда он их записывал – verbi gratia, об испытании совести посредством линий и т. д. О выборах он особо сказал мне, что почерпнул их из того разнообразия духа и мыслей, которое он пережил, когда был в Лойоле, когда у него ещё болела нога. Ещё он сказал мне, что о Конституциях поговорит со мной вечером»[129]129
  «Автобиография», § 99. В связи с издательской политикой в настоящей книге название «Духовные упражнения» (в кавычках) относится в основном к опубликованной книге Игнатия, а Духовные упражнения (без кавычек, но с большой буквы) обозначают главным образом совершение Упражнений. Однако, поскольку книга задумана как практическое руководство, два значения часто совпадают. Об этом см. ConsSJComm, p. 357. О той же проблеме относительно «Конституций» см. там же, pp. 356–357, и сноску 3 к главе 17 ниже на стр.????.


[Закрыть].

Основные выводы можно сделать на основании этих слов: во-первых, «Упражнения» были плодом долгой разработки; во-вторых, Игнатий совершил их сам, прежде чем записал их.

Если первым опытом Иньиго было переживание разнообразия духов, через которое он прошел во время своей долгой болезни, то следует согласиться, что впервые «Упражнения» зародились в Лойоле. Речь здесь идет, как мы помним, о чередовании движений духа, которые он переживал, когда, с одной стороны, его притягивали мирские идеалы, с другой же – подражание примеру святых, чьи жития он читал. Но основной его опыт и, прежде всего, запись этого опыта и составление будущих «Духовных упражнений», – плод тех месяцев, которые он провел в Манресе. Диего Лаинес, чье свидетельство наиболее достоверно, говорит, что книга «Упражнений», по крайней мере, «основная ее часть», была написана именно в Манресе[130]130
  FN, I, 82.


[Закрыть]. Поланко добавляет, что Бог научил его там «размышлениям, которые мы зовем “Духовными упражнениями”», и способу их совершения, хотя позже осуществление и переживание многих вещей заставляло его совершенствовать свой первый набросок. Поскольку же они совершили великую перемену в его душе, он желал с их помощью помогать и другим»[131]131
  PolSum, no. 24, in FN, I, 163.


[Закрыть].

Прислушавшись к достоверным свидетельствам этих современников, мы можем с уверенностью сказать, что именно к периоду в Манресе относятся основные размышления четырех Недель «Упражнений» и их объединение в том порядке, который позволяет достигнуть цели Упражнений – «победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения»[132]132
  «Духовные упражнения», 21.


[Закрыть]. В Манресе возникли и два испытания совести – частичное, которому Иньиго станет обучать с первых же дней своего апостольства, и общее, определяющее нравственные нормы для различения смертных и простительных грехов. Поскольку опыт различения духов, которым Иньиго обладал еще со времен Лойолы, нашел свое подтверждение в Манресе, мы должны отнести к этому периоду также правила различения духов, которые больше подходят к Первой неделе «Упражнений». Все это находилось еще в зачаточном состоянии, в чем можно было убедиться несколько лет спустя, когда в Саламанке паломник передал бакалавру Санчо Гомесу де Фриасу «все свои бумаги, на которых были Упражнения, чтобы их рассмотрели»[133]133
  Автобиография», § 67.


[Закрыть].

6. Первый упражняющийся

Иньиго де Лойола сам первым выполнил Духовные упражнения. Написанные им «Упражнения» были плодом его личного опыта в Манресе. Он записал их, чтобы помогать другим, передавая им те мысли и чувства, которые преобразили его самого. Тем, кто хочет совершить их полностью и готов к этому, он предпишет месяц напряженной работы, включающей ежедневные четырех-пятичасовые размышления, испытания и созерцания. Вся программа Упражнений подчиняется точно установленным нормам, – говоря его словами, «примечаниям» (т. е. вводным замечаниям), «прибавлениям» (дополнительным указаниям) и «правилам» (указаниям). Все они нацелены на то, чтобы Упражнения принесли как можно больше плода. Игнатий не говорит о том, когда он сам совершил Упражнения, но у нас есть все основания полагать, что это случилось в его последние, спокойные, месяцы в Манресе.

В какой последовательности Иньиго переживал различные темы Упражнений точно не известно. Можно лишь предположить, что в основном порядок был примерно тот же, какой он запечатлел на письме.

Его душа была хорошо подготовлена к восприятию Божественного света. В Монсеррате он очистил ее при помощи общей исповеди, которая длилась три дня. В Манресе устрашающее испытание сомнениями завершило этот труд очищения. Его душа пребывала в покое. Теперь, в этом спокойствии, он мог посвятить себя размышлениям о божественном.

Со времени болезни в Лойоле его неизменным стремлением было внести в свою жизнь упорядоченность. Теперь он понимал, что прежде всего необходимо осознать цель, ради которой он был сотворен. Главным для него было исполнить то, для чего Бог его предназначил. Этому препятствовали «неупорядоченные влечения», которые застилают очи разума и влекут душу ко греху. Ему придется вступить в борьбу с этими неупорядоченными влечениями, а для этого он должен будет победить самого себя. Именно этой цели помогают достичь «Упражнения», и в их заголовке отражено все их содержание: «Духовные упражнения, дабы [человек] мог победить самого себя и упорядочить свою жизнь силой решения, свободного от какого бы то ни было неупорядоченного влечения»[134]134
  «Духовные упражнения», 21.


[Закрыть].

Труд, который он намеревался предпринять, требовал великодушия и решимости. Иньиго приступил к Упражнениям «с великодушием и щедростью по отношению к Творцу и Господу своему»[135]135
  Пятое примечание, «Духовные упражнения», 5.


[Закрыть].

Прежде всего, перед его взором предстал Божественный замысел творения: «Человек сотворен для того, чтобы хвалить Господа Бога своего, почитать Его и служить Ему, и чрез то спасти свою душу»[136]136
  Начало и основание, «Духовные упражнения», 23.


[Закрыть]. Все остальное, обретающееся в мире, должно помочь ему достичь этой цели. «Отсюда следует, что человек настолько должен пользоваться всем созданным, насколько оно ему помогает в [достижении] его цели, и настолько должен от него отказываться, насколько оно ему в этом мешает»[137]137
  Ibid.


[Закрыть]. Истины, изложенные в «Начале и основании», являются ориентиром для упражняющегося и столь ясным вступлением ко всему, что ждет его на дальнейших этапах «Упражнений», что трудно себе представить, чтобы столь важный документ – по крайней мере, в самой простой своей форме – не зародился уже в Манресе[138]138
  Exercitia spiritualia: Textuum antiquissimorum nova editio, edited by J. Calveras and C. de Dalmases, in MI of MHSJ (Rome, 1969), pp. 31–32, 426.


[Закрыть]. Опыт и образование, которые Иньиго приобретет в последующие годы, помогут ему придать документу ту совершенную и гармоничную форму, которой он обладает сейчас.

Творение порой восстает против Божественного замысла, и это восстание и есть грех. Иньиго мысленно обозревал свою жизнь, вспоминая грехи, которые совершал из года в год, дома, где он жил, свои отношения с другими, должности, которые он занимал. Два чувства овладели его душой – стыд и скорбь: стыд за отвратительные грехи, которые он совершил, и скорбь о том, что тем он оскорбил Бога. Но плодом этих чувств не было отчаяние. «Вообразив перед собою Христа, Господа нашего, распятым на кресте, вступить с Ним в беседу: каким образом Он, будучи Творцом, умалился до того, что стал человеком и из жизни вечной сошел ко временной смерти, к такой гибели ради моих грехов. Так же, обращаясь к самому себе: что я сделал для Христа? Что делаю для Него сейчас? Что еще должен сделать для Него?»[139]139
  «Духовные упражнения», 53.


[Закрыть] Ответом на эти вопросы станет вся жизнь Иньиго.

Венец другого размышления о грехе – «беседа о милосердии»[140]140
  «Духовные упражнения», 61.


[Закрыть], исполненное любви и доверия обращение к Божественному милосердию, единственному прибежищу грешника.

Из этого первого раздела, или «Недели», Упражнений Иньиго выходит уже воспламененным любовью к Иисусу Христу, в Котором он видит своего Освободителя и Искупителя. Он не только не оскорбит Его впредь, но будет стремиться следовать за Ним. Христос предстает перед ним как Царь, Которому он должен служить и повиноваться с большей верностью, нежели та, которую он выказывал господам земным. Иисус призывает его на великое дело – возрождение заблудшего человечества. Святость видится ему как завоевание Царства, которое есть победа над всеми врагами Божиих замыслов. Иньиго хорошо знал этих врагов, ибо они не раз одолевали его. Это чувственность и плотская любовь к себе и к миру[141]141
  «Духовные упражнения», 97.


[Закрыть]. Иньиго решает с великим мужеством и великодушием принять участие в этой борьбе. Он будет не только следовать примерам Иисуса, Который будет идти впереди него. Его ревностным желанием станет глубокое познание Христа, дабы сильнее возлюбить Его и следовать за Ним. Размышляя о евангельских событиях от воплощения до страстей и воскресения Иисуса, он глубоко проникал в «намерения» Божественного Учителя, то есть в Его дух и законы, прямо противоположные духу и законам мира: нищета и смирение против алчности и гордыни[142]142
  Вступление к рассуждению о разных образах жизни, «Духовные упражнения» [135; см. также 142, 146].


[Закрыть]. Он найдет отражение всего этого в Нагорной проповеди, в которой Иисус поучал мир о заповедях блаженства. Иньиго примет действительную нищету и унижения, дабы подражать нищему и униженному Христу, встав тем самым под Его знамя. Он последует за Христом в Его страстях и смерти, дабы иметь часть в Его славе и воскресении[143]143
  См., например, «Духовные упражнения», 97, 98, 167, 168, 261–312.


[Закрыть].

Завершив Упражнения, Иньиго нашел решение проблемы своей жизни. Служение Богу станет его идеалом, Иисус Христос будет его образцом, весь мир станет полем его деятельности. Ибо с этого момента он уже не будет одиноким паломником, полностью преданным размышлению и покаянию; он посвятит все свои силы тому, чтобы «помогать душам», то есть помогать людям исполнять свое предназначение.

Мы можем предположить, что, прежде чем оставить Манресу, Иньиго на прощание посетил Seo, доминиканскую церковь и святилища (ermitas), где бывало проводил много часов в молитве. Очень вероятно, что он взошел также на Монсеррат, чтобы проститься с алтарем Черной Девы и монахами-бенедиктинцами. Все, что имел, он оставил своим друзьям из Манресы: деревянную чашу для сбора милостыни, веревку, которой он подпоясывался, да свое паломническое одеяние из мешковины. Взамен он увез с собой неизгладимые воспоминания о том, что обрел в этом каталонском городке. Он пришел сюда кающимся новообращенным. Он уходил отсюда преображенным в человека Духа, готовым на великие дела ради вящей славы Божией, в которых было его предназначение и чьи истоки были в «Духовных упражнениях», которые он совершил и записал в Манресе. Со временем название «Манреса» станет неразрывно связанным с памятью св. Игнатия. Тысячи посетителей будут съезжаться сюда, чтобы помолиться у святого грота (Santa Cueva), и Манресой станут называться многочисленные дома молитвы и духовных упражнений по всему миру.

Глава 5
По стопам Иисуса

«Между тем приближалось время, когда он предполагал отправиться в Иерусалим. И вот в начале двадцать третьего года он отправился в Барселону, чтобы сесть там на корабль»[144]144
  «Автобиография», §§ 34, 35.


[Закрыть]. Так пишет паломник в «Автобиографии». В Барселону он направлялся единственно для того, чтобы сесть на корабль и отплыть в Италию. Время его путешествия зависело от праздника Пасхи, потому что именно в это время паломники обыкновенно просили у Папы разрешения отправиться в Иерусалим. В том году Пасха выпала на 5 апреля. По самым точным расчетам, Иньиго покинул Манресу около 18 февраля 1523 г.

1. В Барселоне

Паломник вступил в Барселону через Пуэрта-Нуэва. Пройдя по улицам, которые назывались Пуэрта-Нуэва и Кардере, он дошел до площади Пласа де Маркус, где ненадолго остановился, чтобы помолиться перед образом Нуэстра-Сеньора де ла Гиа. Затем, пройдя по улице Кардере, площади Пласа де ла Лана и улице Бориа, он свернул влево на улицу Фебрерс – сегодня она называется Сан-Игнасио, – где находились дом и магазин Инес Паскуаль. В эти дни, а также во время своего второго посещения Барселоны он встретил гостеприимство в доме этой своей благодетельницы. К сожалению, этого дома там больше нет: он был снесен в 1853 г., когда открыли калье-де-ла Принсеса.

Иньиго провел в Барселоне чуть больше двадцати дней. Именно столько времени требовалось, чтобы подготовиться к морскому путешествию в Рим. Но он не мог пребывать в бездействии. Как и в Манресе, он пытался искать людей духовных. Из процесса его беатификации мы знаем, что он посетил монастырь иеронимиток, посвященный св. Матфию и расположенный в те времена на площади Падро. В предместьях города, на склонах Кольсеролы, находился монастырь иеронимитов, развалины которого сохранились и по сей день. Он ходил и туда, а также в святилища (ermitas) по соседству, разбросанные вокруг Сан-Хинес-дельс-Агудельс, все с той же целью найти собеседников. Но теперь мы знаем, что его попытки найти людей, заинтересованных в духовных предметах, лишь частично увенчались успехом, так же, как и в Манресе.

Однажды он сидел вместе с детьми в церкви Сан-Хусто у ступенек, ведущих на хоры, и слушал проповедь Слова Божьего, когда сеньора по имени Исабель Феррер, жена Хуана Росера, или Роселя, увидела, что лицо паломника как бы светится. Глядя на него, она услышала внутренний голос, который говорил: «Позови его! Позови!» После проповеди она вернулась в свой дом, который находился на той же площади Сан-Хусто, напротив церкви, и рассказала мужу о том, что видела. Они решили пригласить благочестивого паломника в свой дом. После обеда они попросили его рассказать им о Божественном. С тех пор Исабель так полюбила паломника, что стала его величайшей благодетельницей в Барселоне, Париже и Венеции. Позже, после основания Общества, эта привязанность Исабель к Игнатию вылилась в события, о которых мы расскажем в свое время в главе 18.

В беседе с ними он рассказал, что собирается в Рим, упомянув, что намерен плыть на бригантине. Они пытались убедить его сесть на другой корабль, побольше, потому что на нем собирался плыть один из их родственников. Паломник последовал их совету, и это был перст Божий, потому что, едва отплыв от Барселоны, бригантина затонула.

В своем паломничестве Иньиго решил как можно сильнее пренебрегать всеми человеческими средствами и отправился в путь в одиночестве и без денег. Многие набивались ему в спутники, но он вежливо отказывался. Один человек сказал ему, что, поскольку он не знает ни латыни, ни итальянского, было бы опрометчиво с его стороны отправляться в путь без спутника. Тогда Иньиго ответил, что даже если бы сын или брат герцога Кардона захотел пойти вместе с ним, он бы не согласился, поскольку желал обладать тремя добродетелями: верой, надеждой и любовью. Если бы у него был спутник, он помогал бы ему, если б Иньиго оголодал; если бы Иньиго упал, то ожидал бы, что тот поможет ему подняться. А подобное упование он хотел испытывать не к творению, но только лишь к одному Богу[145]145
  «Автобиография», § 35.


[Закрыть]. По той же причине он хотел сесть на корабль без всяких запасов. Но оказалось, что от этого намерения он вынужден будет частично отступиться, поскольку, хотя хозяин судна согласился взять его на корабль бесплатно, но поставил условие, чтобы Иньиго принес на корабль «сухари, чтобы кормиться самому, а иначе его не возьмут ни за что на свете»[146]146
  Там же.


[Закрыть]. Теперь его одолевали страшные сомнения: «Такова-то твоя надежда и вера в Бога, которая не постыжает?»[147]147
  «Автобиография», § 36.


[Закрыть] Он никак не мог решить, что ему делать. Наконец, не зная, как уйти от этого противоречья, он решил довериться своему духовнику. Тот посоветовал Иньиго попросить необходимое и взять с собой на корабль.

И тут с ним произошел любопытный случай, о котором рассказывает сам Иньиго. Паломник обратился за помощью к одной сеньоре, а та спросила его, куда он собирается плыть. Он сомневался, сказать ей или нет. Наконец он сказал ей только, что направляется в Рим. На это она сказала: «Вы в Рим хотите ехать? Да ведь те, кто туда едет, уж не знаю какими возвращаются!», – желая сказать, замечает Иньиго, что те, кто отправляется в Рим, получают мало духовной пользы[148]148
  Там же.


[Закрыть]. Свое намерение отправиться в Иерусалим он не хотел открыть из боязни тщеславия. Это искушение одолевало его в то время с такой силой, что он никогда не осмеливался сказать, откуда он родом и из какой семьи. Это говорит о том, что род его был известен даже за пределами Страны басков.

Наконец, раздобыв необходимые припасы, он отправился в порт, чтобы сесть на корабль. Но еще на берегу он обнаружил, что у него осталось несколько «беленьких» (blancas). Он решил оставить деньги на скамейке неподалеку от берега.