Текст книги "Отец Магистр Игнатий"

1. Преподавание гуманитарных наук в Барселоне

Каково было состояние образования в Барселоне? Хотя уже в 1450 г. король Арагона Альфонсо V королевской хартией даровал право основать в Барселоне университет (estudio general) – право, подтвержденное в том же году Папой Николаем V, – город графов (Ciudad Condal) в действительности не имел университета вплоть до 1533 г. Однако escuelas mayores действовали в полную силу, представляя собой плод объединения городских школ и школ при соборе. В 1507 г. появились также медицинские школы. В 1508 г. город издал несколько постановлений, связанных с учебой, которые еще были в силе, когда в Барселону прибыл Иньиго[167]167
  Ibid., 288–290.


[Закрыть].

В этих университетских постановлениях перечислены, кроме прочего, книги, по которым следует преподавать латынь. Из них следует, что Барселона уже отказалась от средневековых образовательных образцов и полностью усвоила новые гуманистические тенденции. Латынь изучалась не только по краткой грамматике Александра Вильдье (Doctrinale Puerorum), по которой вот уже три века занимались западноевропейские школьники, но и по новому «Введению в латинскую грамматику» (Introductiones in latinam grammaticen), составленному Антонио Небрихой и изданному в Барселоне. Здесь разбирались такие произведения, как «Энеида» Вергилия, «Притчи» Сенеки, антология Disticha moralia Дионисия Катона и Contemptus mundi Бернара Клюнийского (Morlanensis).

Главным покровителем изучения гуманитарных наук в Барселоне был Мартин де Ибарра, который родился в Логроньо, но по происхождению был баском. Он не только руководил кафедрой грамматики в школе в 1510–1542 гг., но и основал в 1532 г. особого рода академию гуманитарных наук. Его коллегами были Косме Местре, Арнальдо де Сан Хуан и учитель Иньиго Херонимо Ардеволь. В уставе, который приняли в том же году эти четыре преподавателя, они распределили между собой предметы, которые будут преподавать, и установили, какое вознаграждение будет получать каждый. Относительно Херонимо Ардеволя можно добавить, что в 1535 г. он женился на Маргарите Местре. Второй из их четверых детей, которого нарекли при крещении тем же именем, что и его отца, стал держателем бенефиция в церкви Санта-Мария дель Мар, а затем настоятелем прихода Сан-Мартин де Аренис. Учитель Иньиго составил в Барселоне завещание, датированное 12 марта 1551 г., и в том же году умер[168]168
  J. М. Madruell and С. Dalmases, “Jeroni Ardevol, maestro de San Ignacio у la ensenanza de las humanidades en Barcelona de 1508 a 1544”, AHSJ, XXXVII (1968), 370–407.


[Закрыть].

2. Ученик магистра Ардеволя

Под руководством своего учителя Иньиго принялся за изучение основ латыни, опираясь на Introductiones Небрихи. Вскоре он наткнулся на препятствие. Пока он силился запомнить склонения и другие правила грамматики, его умом овладевали новые духовные постижения и радости, причем так настойчиво, что он не мог учиться. На этот раз, как и в других случаях, орудием борьбы послужило ему различение духов. Он рассудил, что эти движения не могут исходить от Бога, потому что отвлекают его от такого важного дела, как учеба. Отреагировал он решительно и незамедлительно. Он отправился домой к учителю, жившему поблизости от церкви Санта-Мария дель Мар, и попросил его выслушать его в этой церкви. Когда они сели на скамью, Иньиго поведал ему о происходящем и добавил: «Обещаю Вам,

что никогда не буду отвлекаться, слушая Вас, все эти два года, покуда в Барселоне у меня есть хлеб и вода, которыми я могу обойтись»[169]169
  «Автобиография», § 55.


[Закрыть]. После того как он «с сильным чувством» дал это обещание, у него уже никогда не было подобных искушений[170]170
  Ibid.


[Закрыть].

В Барселоне Иньиго чувствовал себя хорошо и не испытывал болей в желудке, которые беспокоили его в Манресе. Поэтому он решил вернуться к некоторым из своих прежних покаянных дел. Он уже смирился с тем, что носит башмаки. Не отказываясь от них, он начал проделывать в подошвах дырки, которые становились все больше и больше, так что, когда наступила зима, «он носил лишь верхнюю покрышку от них».

Его твердое решение полностью посвятить себя учебе не могло воспрепятствовать его желанию творить добро. Его апостольство состояло, прежде всего, в добром примере, а также в духовной беседе и делах милосердия ради бедных и больных. Желание извлечь духовную пользу из его служения и помочь ему в делах милосердия привлекало к нему благосклонность некоторых наиболее выдающихся представительниц каталонской знати. В их числе были Леонор Сапила и ее внучка Ана де Гуальбес, донья Эстефания де Рекесенс, дочь графа Паламоса, которая в 1526 г. вышла замуж за Хуана де Суньигу, старшего командора ордена св. Иакова и воспитателя короля Филиппа 11; Исабель де Рекесенс, жена Хуана де Буаксадор; Гиомар Гралья-и-Деспла, дочь старшего казначея Каталонии Мигеля Хуана Гральи и племянница архидиакона Луиса Деспла; Исабель де Хоса, жена дворянина Гильермо де Хоса; Исабель Феррер, жена Хуана Росера, с которой мы уже знакомы.

Как кажется, именно во время этого своего пребывания в Барселоне Иньиго предпринял первые попытки провести Духовные упражнения с другими, и вполне вероятно, что именно посредством Упражнений он увлек за собой тех, кого можно назвать тремя первыми его общниками. Поланко говорит, что «там он впервые почувствовал желание объединиться с другими людьми, чтобы воплощать возникший у него тогда замысел исправлять изъяны в служении Богу, которые он замечал, и стать провозвестниками Иисуса Христа»[171]171
  PolSum, no. 35, in FN, I, 170.


[Закрыть]. Этими тремя общниками были Каликсто де Са, Хуан де Артеага и Лопе де Касерес.

3. Женские обители

Рвение Иньиго не могло обойти стороной монахинь. Тем более, что, если говорить о монахинях, рвение его подогревалось дополнительной причиной: желанием внести свой вклад в реформу женских обителей, столь необходимую в те времена.

В Барселоне эта проблема остро стояла уже с начала пятнадцатого века. Об обители иеронимиток говорили, что те, кто живет там, больше похожи на светских дам, чем на монахинь. Главным поводом конфликтов было смягчение затвора, которое вызывало всеобщее возмущение. Не только сами монахини выходили из монастыря, когда им было угодно, но и миряне – их родственники и друзья – могли входить к ним беспрепятственно. Известно, что из восьми барселонских женских обителей Иньиго поддерживал связь с тремя: иеронимитским монастырем св. Матфия, бенедиктинским монастырем св. Клары и доминиканским монастырем Богоматери Ангелов. О его общении с иеронимитками до паломничества мы уже говорили.

Обитель св. Клары была столь дорога сердцу Игнатия, что ее описание заслуживает того, чтобы посвятить ему побольше времени и внимания. Уже в самом упоминании о том, что монахини этой обители были бенедиктинками, содержится вся ее драма. На самом деле этот монастырь св. Антония и св. Клары, расположенный в предместье Рибера близ ворот св. Даниила, со времен своего основания в 1237 году относился к ордену св. Клары. Именно отсюда были монахини, основавшие в 1326 г. обитель Педральбес. Весь пятнадцатый век и начало шестнадцатого монахини обители св. Клары вели долгую борьбу в защиту собственных привилегий. Францисканские настоятели – как конвентуалы, так и обсерванты, не в состоянии были провести реформу, которую считали необходимой и законной. Королям Фердинанду Католику и Изабелле это тоже не удалось, когда в 1493 г. они распорядились провести визитацию обители. В конце концов, монахини склонились к радикальному решению – отказаться от устава св. Клары и принять устав св. Бенедикта. Своим бреве от 25 июня 1513 г. Лев X утвердил это преобразование, которое к 1518 г. считалось свершившимся фактом[172]172
  Tarsicio de Azcona, O.F.M / Cap., “Paso del monasterio de Santa Clara de Barcelona a la regal benedictina (1512–1518)”, Collectanea Franciscana, XXXVIII (1968), 78-134.


[Закрыть]. Пережив множество исторических перипетий, среди которых выдающееся место занимают события «кровавой недели» 1909 г., этот монастырь под покровительством св. Бенедикта по сей день высится на горе Монсеррат в трех километрах от святилища Богородицы по дороге в Монистроль.

Когда Иньиго приехал в Барселону учиться, с момента перехода обители на бенедиктинский устав прошло еще только шесть лет. Это обстоятельство не следует упускать из виду при чтении переписки Иньиго с одной из монахинь обители св. Клары Тересой Рахадель. Его письма к этой ревностной монашествующей женщине, которые по праву считаются лучшим образцом духовного руководства Игнатия в области различения духов, нельзя понять вне исторического контекста, в котором они были написаны. Напряжение в общине было все еще сильно. Перемена устава не принесла сестрам покоя. Столь желанная реформа совершалась медленно. Часть монахинь, среди которых особенно выделялась Тереса, всем сердцем были на стороне реформы, однако они встречали сопротивление со стороны некоторых других сестер. В конце концов Тереса и сама приоресса, Херонима Олуха, предложили Игнатию принять их к себе под послушание. Генерал, который уже был научен неудачным опытом с Исабель Росер в 1547 г., не принял их предложения, но всю свою жизнь оставался активным сторонником реформ, которые считал необходимыми для служения Богу, – будь то в этой или других женских общинах Барселоны.

Эти события не относятся к студенческим временам Иньиго в этом городе, но именно здесь, вероятно, следовало о них упомянуть. Для полноты картины добавим еще, что для достижения своей цели Игнатий задействовал все доступные средства и людей: своих подчиненных в Барселоне, вице-короля Каталонии, епископа Барселоны, посла в Риме и принца дона Филиппа. Все это, вероятно, сыграло свою роль в том, что дело оказалось в конце концов в руках Папы – единственного, кто мог сказать в нем решающее слово.

Но желанная реформа совершалась медленно. Еще в 1559 г. отец Мигель Гобьерно, ректор иезуитской коллегии в Барселоне, сообщал отцу Диего Лаинесу, преемнику св. Игнатия на посту генерала Общества, о положении дел в монастыре. Казалось, что лучшим решением будет не принимать новых послушниц и отправить домой тех, кто еще не принес обеты. Было сочтено, что благодаря этой мере через четыре-пять лет ситуация будет на пути к своему разрешению. В городе распространился слух, будто вышло папское бреве, согласно которому монастырь св. Клары должен быть закрыт. Это вызвало огромное потрясение. Но результат был положительным, «потому что, – добавляет Гобьерно, – в монастыре никогда не царил такой мир и послушание, как сейчас»[173]173
  MonLain, IV, 303–305; LittQuad, VI, 771.


[Закрыть]. Первой пожелала этой реформы сама мать настоятельница.

4. Эразмианство

У нас нет уверенности в том, что уже в Барселоне Иньиго завязал знакомство с существовавшей там группой Эразмиан. В те годы богословские вопросы волновали умы всей Европы. Некоторые жители Барселоны, представители Верховного совета Арагона, которые в 1520 г. последовали за императором Карлом V сначала в Кастилию, а затем во Фландрию и Германию, получили возможность познакомиться с реформаторскими идеями Дезидерия Эразма. Некоторые представители барселонского духовенства также оказались восприимчивыми к этим идеям.

Любопытно, что Исабель Феррер, которая взяла фамилию своего мужа Росер, состояла в родстве с двумя представителями королевского двора – Хуаном Феррером и Мигелем Маем. Последний был самым известным последователем Эразма в Барселоне, а с декабря 1528 г. – послом императора в Риме. Рибаденейра утверждает, что друзья в Барселоне рекомендовали Иньиго прочитать «Руководство христианского воина» (Enchiridion militis christiani)[174]174
  RibVita, I, xiii, in EV, IV, 172–174.


[Закрыть]. Вполне вероятно, что Иньиго последовал их совету. Но, как кажется, совет их был вызван скорее литературными достоинствами книги, нежели заключенными в ней идеями. Позже Иньиго представилась возможность ближе познакомиться с эразмианством. Это произошло в Алькале, где движение эразмиан было более модным и имело больше последователей.

Глава 7
Студент в Алькале и Саламанке

Когда кончились два года обучения латыни, учитель сказал Иньиго, что теперь он может браться за искусства, или философию, и посоветовал ему отправиться в Алькалу. Дабы лишний раз увериться в правильности такого решения, Иньиго добился того, чтобы его проэкзаменовал доктор теологии, который посоветовал ему то же самое. Поэтому паломник отправился в Алькалу.

1. Обучение

Иньиго говорит, что «в Алькале он учился почти полтора года»[175]175
  «Автобиография», § 57.


[Закрыть]. Как и в других случаях, его хронологические вычисления лишь приблизительны. Возможно, он прибыл в Алькалу-де-Энарес в марте 1526 г. и оставался там, самое позднее, до июня 1527 г. Но вполне возможно и то, что его пребывание там было двумя-тремя месяцами короче.

Он наскоро, в двух строках, перечисляет предметы, которые изучал: «Там он изучал “Термины” Сото (то есть “Суммулы” или “Логику” Доминго Сото), “Физику” Альберта (Physicorum libri octo Альберта Великого), а также Магистра “Сентенций” (Sententiarum libri IV Петра Ломбардского)»[176]176
  Ibid.


[Закрыть]. Поскольку же именно эти предметы преподавались в университете Алькалы, основанном в 1508 г. кардиналом Сиснеросом, надо полагать, что Иньиго изучал их в университетских аудиториях. Однако в рамках возбужденного там судебного процесса прозвучало свидетельское показание, из которого следует, что Иньиго и его товарищи обучались в частном порядке под руководством преподавателя, который давал им уроки[177]177
  FD, p. 324.


[Закрыть]. Как бы то ни было, обучались они наспех, и их познаниям «не хватало основательности», как позже признается сам Игнатий[178]178
  «Автобиография», § 62.


[Закрыть].

К тому же он в большей мере посвящал себя апостольскому служению, чем учебе. «Находясь в Алькале, он занимался преподаванием Духовных упражнений и разъяснением христианского вероучения, принеся тем самым <добрый> плод во славу Божию»[179]179
  «Автобиография», § 57.


[Закрыть]. Многие из тех, кто общался с ним, значительно преуспели в вещах духовных. Другие преодолевали мучительные искушения, «как, например, одна особа, которая захотела подвергнуть себя бичеванию, но не смогла этого сделать, словно кто-то взял её за руку»[180]180
  Ibid.


[Закрыть]. Когда он разъяснял христианское вероучение, это всегда привлекало толпы людей.

По словам Рибаденейры, «первым человеком, с которым он завязал знакомство, был молодой студент из Витории по имени Мартин де Олабе, который первым дал ему подаяние»[181]181
  RibVita, I, XIV, in FN, IV, 177.


[Закрыть]. Позже, в 1544 г., этот баскский студент получит степень доктора теологии в Парижском университете, а затем, будучи на Тридентском соборе, вступит в Общество. Он также станет блестящим преподавателем богословия в Римской коллегии, где и прослужит вплоть до своей смерти в 1556 г., которая наступит через семнадцать дней после смерти Игнатия.

В Алькале Иньиго подружился с двумя священниками, которые в конце концов тоже вступили в Общество. Одним из них был уроженец Эстельи в Наварре Диего де Эгиа, проживавший у своего брата Мигеля, «у которого была в Алькале печатня и достаточно средств к существованию»[182]182
  «Автобиография», § 57.


[Закрыть]. Именно этот печатник, Мигель де Эгиа, опубликовал в 1526 и 1527 гг. два издания Enchiridion militis christiani Эразма в испанском переводе Алонсо Фернандеса, «архидиакона Алькорского». Эти издания пользовались небывалым успехом. В 1526 г. он издал также De contemptu mundi libellus valde utilis, или «О подражании Христу» – Gersoncito Игнатия на латинском языке. Вторым священником, с которым он подружился, был португалец Мануэль Миона. Его Иньиго избрал своим духовником. Именно он посоветовал Иньиго читать Enchiridion Эразма. Португалец Гонсальвес да Камара, которому мы обязаны этими сведениями, добавляет, что Иньиго не хотел читать эту книгу, потому что некоторые проповедники и другие уважаемые люди не одобряли ее, а также потому, что не было недостатка в других книгах, которые никаких подозрений не вызывали. Эти-то книги он и желал читать[183]183
  Memoriale, no. 98, in FN, I, 585.


[Закрыть]. Мы уже знаем, что, по словам Рибаденейры, в Барселоне Enchiridion был рекомендован Иньиго скорее как литературное упражнение, чем как духовная литература. Но когда он заметил, что чтение этой книги охлаждает его набожность, несомненно, по причине содержащейся в ней критики религиозного общества того времени, он отложил книгу. Известно, что в эти годы к Эразму в Алькале относились с большим воодушевлением, и сам дон Альфонсо де Фонсека, архиепископ Толедо, был открытым сторонником этого движения.

Но Иньиго оказался связанным с другим движением, которое вызывало куда больше подозрений, чем волна эразмианства. Это было движение «просветленных» (los alumbrados). Странная одежда, которую он носил, и встречи с людьми, которые вокруг него собирались, породили слухи, которые не замедлили распространиться. Дошли они и до ушей толедских инквизиторов. Тот человек, у которого Иньиго остановился, предупредил его, что его и его товарищей называют «“саянниками” (ensayalados), а может, и “просветлёнными” (alumbrados)»[184]184
  «Автобиография», § 58.


[Закрыть]. Это слово приобретает особые коннотации, если вспомнить, что в сентябре 1525 г. Инквизиция осудила сорок восемь положений алумбрадос.

2. Судебный процесс

И вот в жизни Иньиго началась долгая череда расследований и судебных процессов, которые закончились лишь незадолго до основания Общества. В письме к королю Португалии Жуану от 1545 г. он перечислял восемь таких процессов[185]185
  Epplgn, I, 296–298; FN, I, 50–54.


[Закрыть]. Процессов, возбужденных против него в Алькале, как свидетельствует сам Игнатий, было три.

К концу 1526 г. в Алькале появились Мигель Карраско, каноник капитулярной церкви Сан-Хусто в этом городе, и Алонсо Мехиа, каноник собора в Толедо. Эти люди действовали не по собственной инициативе. Письмом от 29 апреля 1526 г. генеральный инквизитор Алонсо Манрике поручил им объехать города Толедо и Гвадалахара, Пастрана и Эскалона и любые другие места по своему усмотрению и выслушать показания свидетелей, которые могут предоставить какие-либо сведения о деле алумбрадос. Другим письмом от 24 июня 1526 г. дон Фернандо де Вальдес, в то время советник верховного совета Инквизиции, требовал, чтобы Мехиа не уклонялся от вверенной ему миссии. Как инквизиторы, Мехиа и его коллега, исполнили это поручение? Собранные ими свидетельства были, вероятно, записаны в недошедшей до нас «Книге алумбрадос» (Libro de Alumbrados). Но надо заметить, что ни Иньиго, ни его товарищи никогда не привлекались к суду инквизиторами, как утверждает сам Иньиго и как следует также из судебных протоколов.

19 ноября 1526 г. инквизиторы начали с допроса францисканца Фернандо Рубио. Они спросили его, что ему известно о «неких молодых людях (mancebos), которые ходят по этому городу, одетые в серые одеяния до пят (en unos habitos padrillos clarosyfasta en pies), некоторые – босиком, и говорят, будто живут апостольской жизнью»[186]186
  FD, p. 322.


[Закрыть]. Одним из этих «молодых людей» был Иньиго, которому было тогда тридцать пять. Другими были трое его товарищей, которых он нашел в Барселоне: Артеага, Касерес и Са. Еще один присоединился к ним в Алькале. Это был француз по имени Хуан Рейнальд (Рено?), известный как Хуанико, паж вице-короля Наварры Мартина де Кордобы. Из-за полученных ранений юноша попал в «госпиталь» Милосердия. Вскоре юноша полюбил Иньиго, который остановился в этом «госпитале», и решил последовать за ним.

Инквизиторы допросили также Беатрис Рамирес, Хулиана Мартинеса, управляющего «госпиталем» Милосердия, и его жену Марию, сиделку.

После этого инквизиторы передали дело в руки епископского викария Толедо в Алькале Хуана Родригеса де Фигероа. Позже Игнатий сможет с чистым сердцем заявить, что его никогда не приговаривали и даже не допрашивали инквизиторы, а, самое большое, их «викарии».

Первым, что привлекало внимание каждого, кто видел этих молодых людей, было их одеяние: длинные одежды наподобие сутан из ткани под названием padrillo, самой дешевой из всех тканей. Босым ходил Иньиго. Жили они в разных домах. Иньиго нашел приют в «госпитале» Милосердия, называемом также Антесана по имени человека, основавшего его в 1438 г. Там, как засвидетельствовал управляющий, ему предоставляли еду, питье, кровать и свечу.

После допросов викарий Фигероа вызвал Иньиго и его товарищей, чтобы сказать им, что в связи с ними было проведено расследование и что в их образе жизни и учении не было обнаружено никакой ошибки. Поэтому они могут делать то же, что и раньше. Однако, поскольку они не монахи, им не подобает носить одинаковую одежду. Поэтому он приказал Иньиго и Артеаге покрасить свои куртки в черный цвет, а Каликсто и Касересу – в светло-коричневый (leonado), Рейнальду же было позволено оставить свою одежду как есть. Приговор этот был вынесен 21 ноября[187]187
  FD, p. 330.


[Закрыть], и этим закончился так называемый первый процесс.

Второе следствие началось в следующем году допросом Менсии де Бонавенте 6 марта 1527 г. На этот раз предметом расследования была не манера одеваться, но нечто куда более важное. Дело было в следующем. В «госпиталь» на встречи с Иньиго приходили самые разные люди: замужние и незамужние женщины, старики и мужчины средних лет, монахи и студенты. Протоколы допросов говорят о том, что среди посетителей было больше женщин, чем мужчин. Всех, как отдельных людей, так и целые группы, которые насчитывали порой десять-двенадцать человек, Иньго наставлял в духовных вопросах. Он называл свою деятельность «духовными упражнениями», а также «христианским вероучением».

Тому, кто знаком с игнатианскими Упражнениями, становится ясно, что своим слушателям он преподавал так называемые «легкие Упражнения», (ejercicios leves), которые он описывает в Восемнадцатом примечании («Духовные упражнения», 18). Менсия де Бонавенте в своем ответе на допросе изложила дело следующим образом: «И он говорил с этими [женщинами], разъясняя им смертные грехи, пять чувств и способности души; и все это он разъяснял очень хорошо, при помощи Евангелий, св. Павла и других святых. И он говорит, что дважды в день они должны испытывать свою совесть, вызывая в памяти все, в чем они согрешили, как [будто глядя на] картину. Он советует им исповедоваться каждые восемь дней и тогда же принимать Святое Таинство»[188]188
  FD, p. 332.


[Закрыть]. Можно с уверенностью сказать, что к этому и сводилось «христианское вероучение», как Иньиго понимал его в Алькале.

В показаниях Марии де ла Флор присутствует более ясное указание на Упражнения в их облегченной форме (ejercicios leves), или на то, что Иньиго называл «служением Богу». «И Иньиго сказал ей, что он должен непрерывно говорить с ней в течение месяца и что в продолжение этого времени она должна исповедоваться и принимать Святое Таинство каждые восемь дней; и что сначала она будет очень радостной, не зная откуда эта радость приходит, а всю следующую неделю она будет очень грустной, но он надеется в Господе, что она много преуспеет за эту неделю. Он сказал ей, что расскажет о трех способностях души, как он их объясняет, и о великих заслугах, которые можно приобрести во время искушения, и о простительном грехе, и о том, как он становится смертным, и о пяти чувствах и обо всем, что с этим связано»[189]189
  Ibid., p. 334.


[Закрыть].

Целью Иньиго было привести своих слушателей к тому, чтобы они, каждый в меру своих способностей, обновили свою жизнь посредством молитвы (творя ее в соответствии с первым и вторым способами молитвы в Упражнениях), а также испытаний совести, исповеди и причастия. Он также разъяснял им правила различения духов, более подходящие для Первой недели.

Какие плоды давали эти Упражнения, легче всего понять, если вспомнить, что некоторые из упражнявшихся прежде вели очень грешную жизнь. Когда люди слушали Иньиго и следовали его советам, это подчас оказывало на их души столь сильное влияние, что они приходили в ужас или падали в обморок. В этих случаях, применяя правила различения духов, он возвращал таким людям покой, разъясняя им, что происходит. Когда они принимали решение изменить свою жизнь и оставить грех, их природа естественным образом начинала бунтовать. Но он вдохновлял их на стойкость, говоря им, что если они устоят, то через два месяца у них не будет более искушений.

Люди, постоянно приходящие в дом Иньиго, и встречи, которые принимали вид тайных религиозных собраний, не могли не привлечь внимания церковных властей. Случилось так, что «одна знатная женщина, замужняя, испытывала особое благоговение перед паломником. И вот, чтобы её не заметили, она приходила в «госпиталь» на заре, утром, завернувшись в покрывало, как это принято в Алькалё-де-Энарес; войдя, она снимала покрывало и шла в комнату паломника. Но и на сей раз им ничего не сделали; и впоследствии, по завершении процесса, их даже не вызвали и ничего не сказали»[190]190
  «Автобиография», § 59.


[Закрыть].

Но четыре месяца спустя, когда Иньиго оставил «Госпиталь» и нашел приют в небольшом домике (casilla) поблизости, к нему однажды пришел альгвасил, подозвал его к дверям и сказал: «Пойдёмте-ка со мной ненадолго»[191]191
  «Автобиография», § 60.


[Закрыть], отвел его в тюрьму и там оставил. Это было 18 или 19 апреля, в Святой четверг или в Страстную пятницу того, 1527, года. Заключение это не было, вероятно, слишком строгим, поскольку Иньиго имел возможность принимать многочисленных посетителей, приходивших навестить его. «Он делал то же самое, что и на свободе: разъяснял вероучение и давал Упражнения». Он не захотел взять адвоката или поверенного, хотя многие предлагали ему свои услуги. Одна из его знакомых женщин, донья Тереса Энрикес, жена Гутьерре де Карденаса, которую называли «безумной от Таинства» (la loca del Sacramento) за ее любовь к Евхаристии, направляла к нему посетителей и «много раз предлагала ему вызволить его оттуда». Но он не соглашался, говоря: «Тот, ради любви к Которому я сюда попал, вызволит меня, если пожелает»[192]192
  Ibid.


[Закрыть].

Что послужило поводом для ареста Иньиго? Две женщины, мать и дочь (Мария дель Вадо и Луиса Веласкес) в сопровождении служанки (Каталины) оставили город и отправились в паломничество, чтобы почтить плат Вероники, хранившийся в Хаэне (в 215 милях от Алькалы), и посетить святилище Пресвятой Девы Гуадалупской (недалеко от Португалии). Викарий Фигероа подозревал, что женщины предприняли этот неосторожный шаг по совету Иньиго.

Семнадцать дней Иньиго находился в тюрьме, не зная причины своего заключения. Затем Фигероа пришел допросить его. Сперва он спросил Иньиго, знает ли он этих женщин. Он ответил «да». Знал ли он об их уходе до того, как они покинули Алькалу? Он ответил, что не только знал об этом, но что они сами говорили с ним о своем желании пойти по всему свету, чтобы служить нищим в «госпиталях», и что он постоянно старался отговорить их от подобного намерения, «поскольку дочь так юна и хороша собой» (la hija tan moqaytan vistosa)[193]193
  «Автобиография», § 61.


[Закрыть] Он заметил им, что нищих они могут навещать и в Алькале, равно как и молиться перед Святыми Дарами. Фигероа удалился вместе с нотариусом, который записал весь допрос.

В то время Каликсто де Са был в Сеговии, где оправлялся после тяжелой болезни. Узнав об аресте Иньиго, он поспешил в Алькалу и добровольно тоже сел в тюрьму. Но Иньиго вызволил его оттуда с помощью одного доктора, своего большого друга.

Иньиго должен был находиться в тюрьме, пока набожные женщины не вернутся в Алькалу из паломничества. Вернувшись, они подтвердили истинность слов Иньиго. В тюрьму пришел нотариус, чтобы зачитать ему судебное решение и освободить его. Это произошло 1 июня 1527 г.