Текст книги "Отец Магистр Игнатий"

8. Инквизитор Льевен и «Упражнения»

Книга «Упражнений» была официально утверждена парижским инквизитором, доминиканцем Валентеном Льевеном, в марте 1535 г.[234]234
  FN, I, 33*.


[Закрыть] Незадолго до отъезда из Парижа в Испанию Игнатий узнал, что о нем распространяются недобрые слухи, несомненно, связанные с Упражнениями. Видя, что его не вызывают, и понимая, с другой стороны, что ему нельзя надолго откладывать свой отъезд, он сам пошел к инквизитору и попросил его вынести судебное решение. Он не хотел оставлять вопрос открытым. Инквизитор сказал, что на него действительно поступали жалобы, но он не собирался принимать никаких мер против Игнатия, так как не счел дело важным. И все же он пожелал «увидеть его записи Упражнений». Игнатий показал их инквизитору. Ознакомившись с ними, тот крепко похвалил его и попросил копию. Надо полагать, Игнатий подчинился этому приказу, но копия «Упражнений» не сохранилась. Если бы нам была доступна эта копия и текст, который Иньиго представил судьям в Саламанке, это рассеяло бы все сомнения относительно процесса разработки «Упражнений». Мы бы знали, что именно содержалось в них на столь важных этапах, как Саламанка и Париж. Игнатию было мало устного одобрения инквизитора. Он желал, чтобы тот вынес судебное решение, подтверждающее, что данное сочинение не содержит ничего ошибочного. Инквизитор отказался сделать это. Тогда Игнатий пришел к нему с нотариусом, который составил протокол их разговора. Теперь дело было сочтено закрытым[235]235
  «Автобиография», § 86; см. также PolSum, 50, in FN, I, 180.


[Закрыть].

Инквизитор знал Игнатия и раньше. Поланко рассказывает, что Игнатий представил инквизитору многих людей, которые, будучи затронуты ересью, желали отречься от своих заблуждений, связанных с affaire des placards, событием 1534 г. Протестанты, число которых во Франции непрестанно росло, захотели продемонстрировать свои силы. Утром 18 октября 1534 г. на стенах парижских домов появилось множество плакатов с надписями против евхаристической жертвы. Это всколыхнуло весь город и вызвало решительный отпор. 21 января 1535 г. была организована примирительная процессия, которая прошла от Сент-Шапель до собора Нотр-Дам. Это стало началом жестокого преследования еретиков. Некоторых сжигали заживо, проколов им язык. Сам король Франциск I участвовал в этой кампании, в ходе которой произнес речь в парижском соборе в присутствии духовенства, представителей университета и парламента, членов своего личного совета и послов[236]236
  См. G. Schurhammer, Francis Xavier: His Life, His Times, Vol. I, Europe, 1506–1501 (Rome, 1973), translated by M. Joseph Costelloe, pp. 225–234.


[Закрыть].

Глава 9
Апостол своей родины (1535)

К концу пребывания в Париже Игнатия стала одолевать болезнь, которую он всю жизнь называл болями в желудке. Лишь вскрытие показало, что виной всему были желчные камни, которые и вызывали боль. Парижский климат был ему противопоказан. Никакие лекарства не помогали, и в конце концов врач посоветовал ему вернуться на родину, чтобы подышать родным воздухом. Его друзья согласились с этим, к тому же на это была еще одна причина. Поскольку испанцы не собирались возвращаться на родину, они решили, что будет хорошо, если Игнатий поедет туда, восстановит силы, а заодно и навестит их родственников, чтобы уладить кое-какие нерешенные семейные дела.

Была и еще одна причина, которая не упоминается самим Игнатием, но, по свидетельству Поланко, сыграла решающую роль: Игнатий хотел провести какое-то время в Аспейтии, чтобы апостольскими делами исправить тот дурной пример, который подавал в юности[237]237
  FN, II, 568.


[Закрыть].

Решение было принято. Игнатий отправится в Испанию и, уладив там все дела, переберется в Венецию, где будет дожидаться своих друзей, чтобы с ними отплыть в паломничество в Иерусалим. Между тем его товарищи продолжат занятия теологией и покинут Париж в день обращения св. Павла, 25 января 1537 г. Сложилось так, что война между Францией и императором заставила их уехать раньше – 15 ноября 1536 г.

1. Из Парижа в Аспейтию

Вероятно, было начало апреля 1535 г., когда Игнатий верхом на лошадке, которую купили ему товарищи, отправился из Парижа к себе на родину. Уже в пути здоровье его начало улучшаться.

Игнатий рассказывает, что в Байонне недалеко от границы кто-то узнал его и поспешил сообщить об этом его брату Мартину Гарсии де Лойоле[238]238
  «Автобиография», § 87.


[Закрыть]. Перейдя гипускоанскую границу, Игнатий поехал не обычной дорогой, которая привела бы его прямо в Аспейтию, но более уединенной, горной тропой. Он явно боялся, что его узнают, что в конце концов и случилось. Вскоре он увидел двоих вооруженных людей, ехавших ему навстречу. Вооружены они были потому, что эта дорога пользовалась дурной славой из-за разбойников. И началось преследование. Эти двое шли за Игнатием по пятам, в то время как тот всеми силами избегал их. Наконец они встретились снова. Они сказали ему, что они из дома Лойола и послал их его брат, приказав им найти его. Но у Игнатия не было ни малейшего желания идти с ними, и он улизнул от них. Но незадолго до приезда в Аспейтию он вновь встретил тех же самых слуг, ищущих его. Они снова стали уговаривать его пойти в дом брата, но не смогли его заставить.

На процессе беатификации Потенсиана де Лойола, племянница Игнатия, представила иную версию случившегося. Она говорит, что первым его узнал Хуан де Эгибар, поставщик мяса (bastecedor de las carnicerias) из Аспейтии, который по пути в Беобию остановился на постоялом дворе в Итурриосе, «пустынном местечке в двух лигах от города»[239]239
  SdeSI, II, 190.


[Закрыть]. Там жена хозяина сказала ему, что к ним заехал путник, который привлек ее внимание. Тогда Эгибар, заглянув сквозь щель в дверях в комнату Игнатия, увидел, что тот стоит на коленях и молится. Вернувшись в Аспейтию, Эгибар доложил Мартину Гарсии де Оньясу, что узнал Иньиго. Тогда сеньор Лойолы велел священнику Бальтасару де Гаррагансе найти брата и привести его в Лойолу. Дон Бальтасар отыскал путника, но никак не мог уговорить его принять приглашение брата. Игнатий один продолжал свой путь в горах, продвигаясь дорогой, которую мы можем теперь воссоздать. Покинув существующий и поныне постоялый двор в Итурриосе, он миновал хутор Этумета, а оттуда, мимо хуторов Аритсайн и Эларитса (который свидетельница Потенсиана называет Эррарисагой, направился в Ласао. Спустившись оттуда извилистой дорогой, вьющейся по берегу Уролы, он приехал в «госпиталь Магдалены» примерно в 300 шагах от въезда в Аспейтию. Здесь он попросил приюта и получил его. Это было в пятницу в апреле 1535 г. в пять часов вечера.

2. В «госпитале Магдалены»

«Госпиталем» и соседним святилищем святой Магдалены, стоявшим через дорогу, с 1529 г. управляли Педро Лопес де Гарин и его жена Эмилия де Гойяс. В 1545 г., через десять лет после приезда Иньиго в Аспейтию, когда «госпиталем» управляла некая Хоанеиса де Лойола, была составлена опись имущества «госпиталя» и святилища[240]240
  FD,pp. 659–662.


[Закрыть]. Естественно, среди вещей «госпиталя» преобладало постельное белье и посуда. В 1551 г. там обнаружили «того самого конька, которого Ваше Преподобие оставили в этом “госпитале” шестнадцать лет тому назад. Он весьма упитан и хорош, и ныне очень хорошо служит по дому». Отец Мигель Наварро, товарищ св. Франциска Борджи, написал это письмо Игнатию 8 января 1552 г., путешествуя по Стране басков[241]241
  LittQuad, I, 494.


[Закрыть]. Он явно говорит о том самом коне, которого товарищи купили Игнатию перед отъездом из Франции в Аспейтию.

Игнатий ничего не говорит о том, как он поправлял свое здоровье. Документы об этом тоже умалчивают. Зато в них чрезвычайно много говорится о благих делах, которые предпринял Игнатий для нравственного и социального благополучия родного города.

На процессе беатификации Игнатия, проходившем в 1595 г. в Аспейтии, из двадцати свидетелей, призванных дать показания, большинство еще помнило его приезд в Аспейтию шестьдесят лет назад[242]242
  SdeSI, II, 167–259.


[Закрыть]. Среди них были Доминга де Угарте, которая была служанкой управляющих «госпиталем», когда Игнатий там останавливался; Каталина де Эгибар из дома с тем же названием недалеко от дома Лойола, где Иньиго родился и вырос; Потенсиана де Лойола, дочь его брата Перо Лопеса, настоятеля прихода в Аспейтии.

Все свидетели единодушно вспоминают, что Игнатий упорно отказывался остановиться в доме Лойола, несмотря на сильнейшее давление, которое на него оказывалось. Все подчеркивают, что жил он, ходя от дома к дому и прося подаяния, что денег ему давали очень много, и он раздавал их бедным, что жил он в великой строгости, спал на полу и носил власяницу.

Показания свидетелей на процессах лишь подтверждают то, что рассказывает сам Игнатий в «Автобиографии» и что сообщают его современники. Можно быть уверенными, что он не упустил ничего из того, что мог сделать для блага Аспейтии.

Своими беседами он укреплял в вере всех, кто приходил к нему. Его главной заботой было ежедневное наставление детей в христианском вероучении. Он не обращал внимания на брата, который противился этому, говоря, что никто не придет его слушать. Игнатий отвечал, что ему будет достаточно и одного слушателя. Вскоре вокруг него собиралось множество людей. Был среди них и его брат. Игнатий также читал проповеди взрослым в святилище св. Магдалены. Слушатели уже не умещались внутри, и всем приходилось выходить на улицу. Некоторые взбирались даже на стены и деревья, чтобы лучше слышать его. По воскресеньям он обычно проповедовал в приходской церкви.

Особого упоминания заслуживает проповедь, которую он прочитал в святилище Богородицы в Элосиаге в день св. Марка, 25 апреля. По случаю молебственных дней в святилище приходило множество народу, не только из Аспейтии, но и из соседних городов: Рехиля, Видании, Гойяса и других. Игнатий воспользовался этим, чтобы прочитать проповедь. Взобравшись на вишневое дерево, чтобы все его видели и слышали, он принялся убедительно порицать грех и порок. Плоды своих слов он увидел тут же. Ана де Анчьета говорит, что «он критиковал один порок, свойственный женщинам из упомянутых городов, – их привычку носить желтые шляпки и светлые волосы (tocas amarillas y cabellos rubios). Тут же во время проповеди, они покрыли себе головы и горько заплакали»[243]243
  Ibid., 206.


[Закрыть].

Для человека, столь ревностно пекущегося о славе Божией, главной заботой было, конечно, преобразование обычаев. Он примирял несогласных друг с другом, добился обращения трех женщин, имевших дурную репутацию, внес порядок в отношения некоторых супружеских пар и пресек несколько случаев внебрачного сожительства. Игнатий пересказывает один из таких случаев. Он говорит, что среди девушек Аспейтии существовал обычай до замужества ходить с непокрытой головой. Но некоторые женщины, жившие с мужчинами вне брака, без всякого стеснения ходили с покрытой головой и говорили, что они покрыли ее ради такого-то мужчины. Игнатий добился того, что губернатор издал закон, согласно которому правосудие должно было карать всех женщин, покрывших голову не ради мужа. Так этот обычай стал сходить на нет[244]244
  «Автобиография», § 89.


[Закрыть].

Как мы видели, Игнатий упорно не хотел идти в свой родной дом в Лойоле. Однажды вечером он сделал исключение, хотя и не с тем, чтобы заночевать там. Его невестка, Магдалена де Араос, зачем-то попросила его прийти в Лойолу. Через некоторое время она, стоя на коленях, вновь попросила его об этом «ради душ предков и Страстей Господних». Доменха де Угарте, которая рассказала об этом, не называет ту важную причину, на которую сослалась Магдалена. Но она была столь веской, что на этот раз Игнатий согласился со словами: «Ах, вот оно что! Да ради этого я пойду не только в Лойолу, но и в Вергару и куда угодно»[245]245
  SdeSI, II, 188.


[Закрыть]. Годы спустя сам Игнатий в разговоре с отцом Педро де Табларесом дал понять, о чем шла речь. Он сказал Табларесу, что у одного из его родственников была любовница, и каждую ночь она входила через потайную дверь. Игнатий «дождался ее однажды ночью и, столкнувшись с ней лицом к лицу, спросил: “Что вам здесь нужно?” Она все ему рассказала. Игнатий отвел ее в свою комнату и, чтобы удержать ее от греха, следил за ней до утра. Только тогда он ее выпустил, потому что этого никак нельзя было сделать раньше. Когда он сказал: “Я отвел ее в свою комнату”, – Табларес заметил – “Я бы этого не сделал”. Отец же ответил: “Я сделал это, потому что знал, что смогу”». Как будто сожалея о сказанном, Игнатий закончил словами:

«Да простит вас Бог за то, что вы заставили меня рассказать то, о чем я не хотел рассказывать»[246]246
  FN, III, 333.


[Закрыть].

3. Благие дела Игнатия

Одному из нововведений Игнатия надолго суждено было сохраниться в Аспейтии. Это был полуденный колокольный звон в приходской церкви и всех подчиненных ей святилищах. Звон этот призывал всех слышащих его преклонить колени и дважды прочесть «Отце наш» и «Радуйся, Мария!»: первый раз за то, чтобы все пребывающие в смертном грехе раскаялись, а второй раз за то, чтобы самим не впасть в тяжкий грех[247]247
  «Автобиография», § 89; FN, I, 104, 187; Ipplgn, I, 163; FD, p. 582. О делах милосердия, которые Игнатий совершил в Аспейтии, см. N. Brieskorn, “Ignatius in Azpeitia 1535. Eine rechthistorische Untersuchung”, AHSJ, XLIX (1989), 95-112.


[Закрыть]. Он желал, чтобы дом Лойола навсегда взял на себя такое обязательство. И в самом деле брат Игнатия Мартин в своем завещании распорядился, чтобы этот обычай соблюдался, и чтобы с этой целью церковному ризничему платили по два дуката в год, а каждой из сестер (seroras или freilas), заведующих десятью святилищами, – по реалу[248]248
  FD, p. 582.


[Закрыть]. Эти два дуката и десять реалов следовало взимать с хутора (caserio) Агирре, который был частью собственности дома Лойола. В своем завещании Мартин Гарсия сказал также, что желает «оставить своему брату еще одну память (otra memoria)», другими словами, он хотел оставить Игнатию деньги, однако тому было достаточно первого завещания[249]249
  FD, p. 583.


[Закрыть]. Здесь в очередной раз заявило о себе отношение Игнатия к деньгам как к излишеству.

Во многом именно благодаря его усилиям было искоренено злоупотребление азартными играми. По свидетельству очевидцев, множество карточных колод было брошено в реку Урола[250]250
  SdeSI, II, 220.


[Закрыть].

Когда Игнатий находился в Аспейтии, городские власти начали работу, которую он горячо поддержал. 23 мая 1535 г. городской совет на пленарном заседании принял постановление, согласно которому, с одной стороны, пресекалось попрошайничество, а с другой – были приняты необходимые меры по оказанию помощи беднякам города[251]251
  FD, p. 456.


[Закрыть]. Попрошайничество было запрещено, за исключением случаев крайней необходимости. Взамен ежегодно избирались два делегата – один представитель духовенства и один мирянин, – чьей обязанностью было собирать пожертвования в пользу бедных по воскресным и праздничным дням и заведовать их распределением. Нуждающиеся должны были обращаться за помощью к этим представителям города. Чтобы положить конец злоупотреблениям тех, кто только притворялся нищим или мог работать, был составлен список подлинно нуждающихся. Делегаты должны были раздавать пожертвования этим людям, но отказывать в них мошенникам. Управляющим «госпиталями» разрешалось принимать лишь действительно бедных людей.

Игнатий взял на себя ведущую роль в организации этой благотворительной деятельности, о чем сам говорит в «Автобиографии»: «Он добился, чтобы отдали распоряжение заботиться о нищих публично и регулярно»[252]252
  «Автобиография», § 89.


[Закрыть]. Это подтверждает и старинный «Рассказ о началах и истоках заботы о нищих, которые стыдятся просить милостыню»[253]253
  FD, p. 441–443.


[Закрыть]. Этот документ связывает начало этого благотворительного дела с прибытием Игнатия в Аспейтию в 1535 г. Помимо других добрых дел, он «сделал все что мог, чтобы истинно бедные в его краю, страдающие от голода и других нужд, обрели помощь»[254]254
  Ibid., p. 442.


[Закрыть]. Он высказывал свои идеи по этому поводу членам городского совета и другим влиятельным людям Аспейтии и активно участвовал в создании устава, регулирующего эту деятельность. Главными вдохновителями этого дела были Хуан де Эгибар, первым узнавший Игнатия на постоялом дворе в Итурриосе, и его жена Мария де Сумистаин. Супруги вложили в депозит 160 дукатов, с тем чтобы доход от них шел в фонд помощи бедным. Они также первыми стали заведовать «ящиком для пожертвований в пользу бедных» (bacin)[255]255
  См. соответствующие документы в FD, pp. 439–462.


[Закрыть].

4. Примирение с изабелитками

18 мая 1535 г. был положен конец разногласию между двумя духовными учреждениями Аспейтии. С одной стороны это была приходская церковь и ее патрон, а с другой – монахини обители Непорочного зачатия, принадлежавшей к третьему ордену св. Франциска. Здесь их называли «изабелитками». Своим основанием в 1497 г. «монастырь Непорочного зачатия» был обязан Марии Лопес де Эмпаран, кузине Игнатия, дочери его тетки Каталины, и ее подруге Ане де Уранга. С момента своего возникновения монастырь сразу же столкнулся с трудностями. То, что он был расположен вблизи от приходской церкви – примерно в 150 шагах, – порождало проблемы, связанные с правом служить мессы, читать проповеди, отправлять погребальные службы и другие обряды и богослужения. Светский патрон церкви не единожды прибегал к заступничеству короля, который считал церковь Аспейтии частью родового имения короны.

Самым нашумевшим случаем стали похороны Хуана де Анчьеты. Этот известный музыкант, капельмейстер инфанта дона Хуана, сына королей-католиков, будучи ректором церкви в Аспейтии, оказывал всяческое покровительство сестрам. В своем завещании он распорядился, чтобы его тело было погребено в монастырской церкви[256]256
  FD, pp. 287–289.


[Закрыть]. Когда 30 июля 1523 г. он умер, ректор прихода Андрес де Лойола, племянник Игнатия, и другие священнослужители силой перехватили тело усопшего, чтобы похоронить его в приходе, а не в обители[257]257
  Ibid., p. 292.


[Закрыть]. Заметим мимоходом, что семья Анчьета, чей родовой замок (casa solar) до сих пор сохранился в Уррестилье, семья, откуда вышел апостол Бразилии Хосе де Анчьета, никогда не ладила с семьями Лойола и Эмпаран. Будучи ректором церкви в Аспейтии, Хуан де Анчьета хотел уступить эту должность своему племяннику Гарсии де Анчьете, игнорируя тем самым право патрона представлять кандидатов на должность ректора. 15 сентября 1518 г. Гарсия де Анчьета был убит Педро де Оньясом и Хуаном Мартинесом де Ласао[258]258
  Ibid., pp. 367–373.


[Закрыть].

Ссоры между приходом и обителью вылились в судебное дело, которое достигло Римской курии. Этот суд принял решение в пользу приходского духовенства и наложил штраф в 180 дукатов на сестер. Несколько попыток примирения, одну из которых предпринял Мартин Гарсия де Оньяс в 1533 г., ни к чему не привели[259]259
  Ibid., pp. 392–395.


[Закрыть]. Во время своего пребывания в Аспейтии Игнатий решил положить конец этой ссоре, которая нарушала всеобщий покой и в которой оказался замешанным его брат. Его усилия увенчались успехом. Как было сказано выше, 18 мая 1535 г. обе стороны подписали документ о примирении (escritura de acordio). Первым свидетелем, подписавшим документ, был «Ynigo»[260]260
  Полный текст документа см. в FD, pp. 397–439.


[Закрыть].

Казалось, Игнатий сделал для родного города все, что мог. Все его поступки были продиктованы упорядоченной, но глубокой любовью к родной земле и к своему народу. Его земляков, должно быть, изумил пример добродетели, который подал им Игнатий. Можно с уверенностью сказать, что эти три месяца героической жизни полностью изгладили из их памяти прошлое Игнатия, которое едва ли можно было назвать назидательным.

Игнатий уже не вернется в Аспейтию, но даже в далеком Риме он будет заботиться о благосостоянии и в первую очередь о духовном благе родного города. Об этом говорят письма к городскому совету и к его племяннику Бельтрану де Лойоле, новому сеньору Лойолы. В письме к нему от 1539 г. Игнатий просил его «ради любви и почтения к Господу Богу нашему» не забывать о том, о чем он не раз просил его устно, то есть стремиться «к примирению и преобразованию, прежде всего – городского клира». Это, говорит он, стало бы лучшим доказательством того, что он заслуживает того «доверия», которое возлагал на него Игнатий с тех пор, как умер его отец[261]261
  Epplgn,, 148–151.


[Закрыть].

Игнатий особенно ярко проявил свою любовь к Аспейтии, когда в 1538 г. итальянский доминиканец Томмазо Стелла основал в римской церкви Санта-Мария сопра Минерва братство Святейшего таинства, утвержденное 30 ноября 1539 г. Павлом III. Игнатий взял на себя труд сразу послать в Аспейтию копию буллы об основании братства, которое существовало и в его родном городе. Булла потерялась, но в 1542 г. он вновь послал в Аспейтию свежую копию документа[262]262
  FD, pp. 655–657.


[Закрыть]. Так братство, известное под названием «братство Минервы», заняло место другого, основанного в 1508 г. доньей Тересой Энрикес, великой почитательницей Евхаристии (la loca del Sacramento), и пришедшего в Аспейтию в 1530 г.[263]263
  FD, pp. 375–383.


[Закрыть]

Гласным поводом для поездки Игнатия на родину было восстановление сил. Будучи в Аспейтии, Игантий поначалу чувствовал себя хорошо, но позже серьезно заболел. Как только он почувствовал себя лучше, он решил выполнить вторую часть плана, который вместе со своими друзьями наметил в Париже, обсуждая предстоящую поездку.