Текст книги "Советник"

Глава 27

Верховный

Мекатл сидел на полу, перебирая свитки. Их накопилось множество, и сам вид свитков укорял. И вправду Верховный забросил храмовые дела в угоду светским.

Нехорошо.

Неправильно.

Мекатл разворачивал свиток и читал, разумно пропуская восхваления. Верховный, устроившись в кресле, слушал. Иногда он, кажется, проваливался в дрему, но и туда добирался глухой спокойный голос младшего жреца.

…ходатайство о принятии в храм…

…подношение…

…в Аукстле прорвало плотину и подземелья были затоплены, а потому причинен ущерб храмовой собственности, список прилагается…

…три унции золотой краски переданы… еще шесть серебра получены от…

Суета. Но важная. И многого не хватает.

– Погоди, – Верховный поднял руку. – Это все мелочи. Важное где?

– Простите, – Мекатл распростерся на полу, едва не нарушив им же созданную гору. – Что есть важное?

А и вправду, что действительно важно?

– Пожертвования. Что пожертвовано и сколько. Скот. Увеличилось ли поголовье. Рабы. Прибывают ли? Кто и в каком количестве? Сколько было потрачено на покупку. Кому выплачены деньги. Есть ли долги?

Мекатл кивнул.

– Послушники. Дети. Сколько их? В каком возрасте? Куда определены. И кем…

– Охтли, – тихо произнес Мекатл. – Отныне так.

Охтли… снова.

– Пригласи его, – Верховный с трудом поднялся. Подушки, коих принесли, дабы сидеть было не так тяжело, оказались коварны мягкостью своей. – Ныне вечером. Разделить трапезу. И побеседовать о делах наших, раз уж решил он взвалить эту тяжесть на себя.

Мекатл поднялся.

– Охтли придет не один, – заметил он осторожно. Замялся, явно не зная, следует ли говорить. Но Верховный кивнул. И велел:

– Продолжай.

– Говорят… прости, недостойного, но может это лишь слухи.

– Иные слухи весьма скоро воплощаются в жизни.

Пальцы Мекатла смяли очередной свиток. А глаза нехорошо блеснули.

– Третьего дня Охтли собирал многих из числа старших жрецов, из тех, что давно явили лик свой богам. И говорил с ними. Долго. После принимал Советников.

Плохо.

Очень плохо.

И как Верховный пропустил подобное? Хотя… до подковерной ли возни ему было? И Нинус зорче сокола следил за подобными Охтли. А ушел, и вышло… почти вышло.

– Он не придет, Верховный, – совсем уж тихо продолжил Мекатл. – Многие… недовольны. Император мертв, а на троне сидит дитя столь больное, что не ясно, встретит ли оно новый день. Подле него маг, которому место не у ног Благословенной, но на вершине пирамиды. Да, чернь славит ту, что явила чудо, но…

– Чудо было давно, а маг сейчас.

– И он. И другие… Совет хотел бы видеть сильного владыку.

– Кого?

– Они еще рядятся. Думаю, поэтому и тихо.

Верное замечание. Надобно будет сказать Владыке копий. И не только ему.

– И от того, на чью сторону встанет Храм, будет многое зависеть.

И это верно.

Верховный ненадолго смежил веки.

– Совет знает, что вы на стороне Императрицы. Тем и неудобны. А вот Охтли… его род из числа первых.

А потом, пусть не сам, но брат Охтли или даже отец, ведь не стар еще, вполне может подняться.

– И многие согласны с ним. Они в лучшем случае не будут вмешиваться. Дела храма – лишь дела храма.

– Многие… – Верховный все-таки встал. – Что ж…

Мысль, пришедшая в голову, была безумной.

– Тогда… скажи, что я желаю представить его Императрице.

Посмотрим, что скажет это дитя.

Дитя игралось со зверенышами. Котята подросли и шкуры их обрели какой-то странный оттенок, этакого старого, чуть подернутого пылью, золота.

– Они смешные, – сказала девочка и тряхнула головой. Зазвенели бубенчики, вплетенные в косички. – Не кусайся.

Она погрозила пальцем. И почудилось, что вовсе не леопарду. Тот лег, прижав голову к полу, и громко заурчал.

– Хороший…

Выглядело дитя не в пример лучше. На щеках его появился румянец, а глаза и вовсе блестели.

Рядом, устроившись на подушке, сидела Ксочитл. В руках она держала ткань, и серебристая искра иглы мелькала в пальцах, выводя сложный узор.

– Хорошо, что ты пришел, – Императрица похлопала по подушке рядом. – Садись. Говорить надо.

– Благодарю, – Верховный не без труда опустился на мягкие шкуры. И звереныши поспешили к нему. Влажные носы ткнулись в руки, а тот, что крупнее, попытался ухватить зубами. Но девочка дернула его за хвост.

– Не шали, – сказала она строго.

– Растут, – Верховный коснулся мягкой шерсти леопарда. – Будут защитниками.

Девочка кивнула.

И протянув руку, осторожно коснулась щеки Верховного. Пальцы скользнули вверх, задев ресницы. Потом оставили след на лбу и спустились по переносице, оставляя ощущение тепла и… захотелось вдруг закрыть глаза и, уподобившись леопадрам, потянуться за этой вот рукой, выпрашивая ласку.

– Тебе еще нельзя умирать, – сказала она строго. – Ты тоже устаешь. Плохо. Мне приносят теплое молоко с медом и жиром. Пусть и тебе. Оно невкусное, но говорят, что очень полезно. Я пью. И ты пей.

– Обязательно, – Верховный склонил голову. – Если такова ваша воля…

– Такова, – важно кивнула девочка.

И сейчас она была именно ребенком, пусть облеченным властью, но… не делает ли Верховный ошибки? С другой стороны, что еще остается?

– Ты только это хотела сказать?

– Нет, – она покачала головой. – Я вижу сны. Разные. И себя в них. А еще людей. Других. У них разные лица. Два мага. Мужчина и женщина. Еще один мужчина. Он странный. Его тело сделано магами, но тут…

Рука легла на грудь, а вторая – на живот.

– Тут издалека. Суть зверя. И суть человека. Я иногда их понимаю, а иногда – нет. Но знаю, что им нужна будет помощь.

Верховный слушал внимательно.

– Я нашла ключ. Но нужно отыскать еще и место, где лежит сердце. А потом вернуться. Вчера я видела жреца. Его звали Нинус. И он убил мою мать.

– Что?!

Верховный с трудом сохранил лицо, только пальцы смяли мягкую шкуру.

Нинус?

Она… она не была знакома.

– Он убил мою мать, – девочка моргнула и пальчики коснулись висков. – Это странно. Я знаю, что я здесь. Но я и там. Я знаю, что эта женщина не была моей матерью.

– А свою ты помнишь?

Она покачала головой и почему-то поглядела на Ксочитл. А улыбка и вовсе погасла.

– Они… убили её маму. Нашу… я не хочу, чтобы… мне было так плохо. А потом все… все мешается, понимаете? Смутное такое.

– Когда появились эти сны? – ласково спросил Верховный.

– Я заболела. Я помню… помню, как играла. И монеты. Мне понадобились вдруг монеты. Я должна была построить пирамиду. Большую. Очень. А потом вообще все такое… не такое. И я потерялась. А потом проснулась, и Ксо сказала, что я заболела. Она поила меня молоком. И еще пела песенке… если кто-нибудь убьет её, я убью всех.

Это было сказано спокойно, отрешенно даже, только детеныши леопарда оскалились. А вот Верховный поверил. По спине потянуло холодком.

– Никто не посмеет…

– Посмеют, – взгляд теперь был взрослым. – Не лги мне. Пожалуйста.

– Не буду. Прости.

Кивок.

– Что еще ты видела?

– Смутное… та я, которая там, я говорила со жрецом. Нинус. Я знала его имя. Здесь я никогда не видела. Ты… у тебя был такой жрец?

– Да, – Верховный решил не лгать.

– Он… он знаю мать. Её. Мою. Он был ей… тут я плохо понимаю, кем. Но он точно знал. И убил её.

– Это невозможно.

– Возможно, – возразила девочка. – Она не сделала так, как надо. Она должна была родить дитя. Отдать. А она нет. Не стала. И мой отец, он тоже не отдал бы.

Она потерла лоб ладонью.

– Не спеши, – Верховный поймал на себе мрачный взгляд Ксочитл. – Если эти воспоминания тебе неприятны…

– Неприятны. Но это важно. Я знаю. Тот жрец, он не один. Он тоже не хотел плохого. Скоро старый мир погибнет. Он думает, что знает, как остановить. Но на самом деле он ошибается.

Прикушенная губа.

И взгляд устремлен куда-то, отнюдь не в дальний угол, где неподвижными изваяниями застыли рабы.

– Им нужна помощь. Очень нужна.

– Тогда я отправлю им помощь, но… – Верховный замялся, не зная, как сказать. – Людям… многим… не стоит знать того, что ты сказала.

– Они сочтут, что болезнь сказалась на моем разуме?

– Боюсь, что именно так.

– А еще им не нравится, что я здесь, – пальцы скользили по шерсти. И леопарды толкались, спеша подставить свою спину, они даже скалились друг на друга, но рычать не смели. – И ты пришел поэтому.

– В том числе.

– Говори, – теперь исчезли и растерянность, и испуг, а из черных глаз глянуло нечто такое, что заставило Верховного согнуться. И лишь силой воли он удержался, чтобы не распластаться пред Дарительницей жизни.

– Я стар, – произнес он. – И болен. Я давно готовился уйти. И ушел бы уже, если бы не все вот это. Но моего ухода ждали. И ждут. Я собирался передать дела, однако не находил того, кто их примет. Надеялся на Нинуса…

Императрица чуть нахмурилась.

– Он давно был подле, – поспешил добавить Верховный. – И никогда не заставил усомниться в верности. Храм – это не только место, где служат богам. Кто-то ищет их милости, кто-то предпочитает жить сегодняшним днем.

Странно говорить о таком с ребенком.

– Значит, я его действительно не выдумала.

– Нет, – он покачал головой. – Нинус отправился искать твою сестру. И полагаю, нашел. А еще то, что ты видишь, происходит на самом деле.

И это весьма, весьма важно.

Императрица жива…

– Ты хочешь, чтобы она вернулась?

– Не знаю, – Верховный умудрился и здесь не солгать. И девочка улыбнулась так, мягко, осторожно.

– Хорошо. Она… у нее силы больше. Много может. Но ты говори.

Сложно поймать нить утраченной беседы.

– Нинус потихоньку брал на себя дела, которые мне представлялись не самыми интересными. И не самыми важными, хотя на деле они важны. А после он ушел.

– Но его место занял другой человек?

– Да.

– А теперь этот человек хочет занять твое место?

Дитя было проницательным.

– Да, – Верховный выдержал взгляд. – И многие будут рады, если это произойдет.

– Он убьет меня?

– Нет.

Сейчас не врать куда сложнее. Если сказать, что да, то… это ведь почти правда, пусть и не сразу, но девочка станет лишней. Да и можно не убивать, можно просто запереть в покоях, оградивши от всего мира. Но губы сами шевелятся, рождая слово за словом.

– Совет поддержит его. А он поддержит Совет. Скорее всего, от тебя потребуют взять мужа. Или нескольких. И они будут править твоим именем.

– А я?

– А ты… не знаю. Я действительно не знаю.

– Хорошо, – пальцы опять скользнули по губам. – Почему ты просто его не убьешь?

– Потому что упустил момент, – стыдно признаваться в собственной недальновидности. – Он достаточно силен, чтобы отступить и дождаться моей смерти. А то и ускорить её. Будь у меня время, я бы дотянулся… нашел бы способ.

– Но времени нет, – она тяжко вздохнула. – Что ты хочешь от меня?

– Чтобы ты взглянула на этого человека. И возможно, он покажется тебе достойным.

– Это вряд ли, – девочка дернула заигравшегося леопарда за хвост. – Но посмотреть я посмотрю. Почему нет… приведи его сегодня. Ксо говорит, что не стоит откладывать по-настоящему важные дела.

Верховный не сдержал улыбки.

– И она действительно права.

Охтли явился не один.

Золотые одежды его были щедро расшиты речным жемчугом. Шею украшала цепь в виде змеи. Чешуя её, сложенная из красных каменьев, переливалась, и на ней один за другим вспыхивали узоры.

Верховный оценил.

И змею. И широкий пояс, с которого свисали тонкие цепочки. Темные волосы, заплетенные в тугую косу. Венец.

Позу.

Взгляд, в котором мерещился то страх, то насмешка.

– Рад приветствовать тебя, – Верховный заговорил первым и Охтли, чуть поморщившись, поклонился.

Слегка.

Настолько уверен?

– Подойди.

Он пришел не один. Охрана? Сопровождение? И то, и другое разом? Главное, что не знакомы. И судя по тому, как держатся они, эти люди не из храма.

Охтли приблизился.

Не настолько, чтобы можно было дотянуться. И поглядел сверху вниз.

– На что ты надеешься, старик? – он говорил тихо. Но Верховный услышал.

– На богов? Мы все на них уповаем.

– Ты и вправду в это веришь? – кривоватая насмешка.

А лицо он покрыт толстым слоем лазури, нарисовав на щеках золотых змей.

– Разве не пристало Верховному жрецу верить в Богов, которым он служит? – за спиной Верховного возвышался Мекатл. И в простых одеждах младшего жреца он не выглядел сколь бы то ни было грозным.

Охтли слегка поморщился.

И яркая лазурь на лице пошла трещинами.

– Что ж… – он бросил быстрый взгляд на запертые двери, перед которыми золотыми статуями застыла стража. – Если уж выпало так… мне показалось, что вы желаете мира.

– Кто не желает мира? – Верховный развел руки.

– Вот именно… вы ведь уже немолоды. И больны. Настолько больны, что при всей прежней принципиальности не гнушаетесь помощью проклятых. Маг вас лечит, а потому жив?

Верховный ничего не ответил.

– Пускай так. Он никому не мешает.

– А я?

– Вы тоже можете… не мешать.

– Неужели?

Разговор этот пустой. И человек тоже.

– Вам и делать-то ничего не нужно. Вернетесь… к прежним обязанностям, – он облизал губы, почти стерев с них золотую краску. – Ранее ведь вы редко бывали во дворце. Боги? Служите им. А людское оставьте людям.

– Вам?

– Не только. Многие достойные люди обеспокоены происходящим.

– Сочувствую им.

– Вам кажется это забавным? На Севере, на юге вот-вот начнется голод. Чернь плодит слухи, самые чудовищные, но и ладно, хуже, что того и гляди начнутся бунты. Кто их усмирит? Кто остановит пролитие крови? Кто даст надежду? Дитя, которое того и гляди само предстанет пред богами?

– У вас есть иные варианты?

Воины неподвижны.

И все-таки сменились. Верховный чувствует на себе настороженный взгляд того, кто беззаветно предан Дарительнице жизни.

А вот Охтли, кажется, убежден, что ему все подвластно.

– Есть. Совет. Совет назначит супруга.

– Девочка юна.

– Это не имеет значения. Главное, что брак этот свершится и будет признан Богами. Её супруг займет место, подобающее Императору. Его рука будет крепка. И чернь успокоится.

– А Императрица?

– О, не стоит опасений, дитя не пострадает. Его окружат любовью и заботой. Его будут беречь, ведь там многие поверили в эту байку о Дарительнице жизни.

– Многие, но не вы?

– Я давно уже не верю в чудеса.

– А во что тогда?

Трещин на лазури становится больше. Они расползаются от уголков губ к щекам, и к вискам. Они ломают изысканный рисунок и даже золотые змеи того гляди осыплются.

– В силу. Во власть. В то, что каждый должен заниматься своим делом, а не…

– Я слышала, – этот голос раздался откуда-то сбоку.

И Верховный обернулся.

Как он мог… не увидеть? Не заметить? Лицо Охтли вытянулось. А потом он стиснул губы, явно осознав, что отступать некуда.

– Так даже лучше. Возьмите…

Договорить он не успел. Дитя вытянуло руку и Охтли вдруг захлебнулся слюной.

Качнулись копья стражи.

И юный Ицтли встал между Императрицей и людьми в белом, которые, кажется, еще не совсем поняли, что происходит.

Кто-то из них качнулся было к Охтли, что лежал на полу, скорчившись, но и сам, захрипев, сполз на пол. Тело его судорожно дернулось.

– Тоже плохой человек, – сказала Императрица.

И золотые бубенцы в её косицах зазвенели.

Она же, подняв юбки, шагнула вперед и взяла Верховного за руку. Это прикосновение отозвалось ноющей болью во всем теле, но потом боль сменилась жаром, а жар оставил ощущение тепла. Того давным-давно забытого тепла, которое бывает лишь в детстве.

Вспомнился старый храм.

И задний двор.

Хлев со свиньями. Утро раннее. Рассвет, который вот-вот, а потому надо спешить, оттащить корыто свиньям и вернуться до того, как старший жрец поднимется на вершину. Там пирамида была маленькой, да и жертвы приносили не каждый день.

Но…

Он вспомнил, как хрустел лед под босыми ногами. И холод пробирался, кажется, до самых костей. Тяжесть ведра. И теплое дыхание, наполнявшее хлев. Возню свиней.

Их прикосновения.

То, как торопливо стирал грязь с кожи, зачерпывая слежавшийся снег. А потом бежал, бежал, боясьь опоздать. И взлетал на пирамиду.

И смотрел, как клинок пробивает грудь раба. А потом подставлял руки, принимая дар сердца. И тогда в окоченевшие пальцы возвращалась жизнь. И ему, ничтожному, казалось, что в этом все дело.

Что именно он, а не Солнце, такое далекое, принимает этот дар.

Верховный прикрыл глаза, вдруг осознав, что еще немного и расплачется.

– Я, – выдавил он. – Тоже не слишком хороший человек.

– Случается, – Императрица потянула его за руку. – Ксо говорит, что слишком хороших не бывает. Что если ты слишком хороший, то тебя убьют.

Стражи стало…

Было.

Следовательно, Владыка Копий серьезно отнесся к предупреждению.

– Совет, – девочка встала над человеком, который лежал. И краска сползала с лица лоскутьями. – Собери их. Скажи, что я хочу говорить.

– Хорошо.

– Ты не станешь спрашивать, о чем?

– А надо?

– Не знаю. Нет. Наверное. Ты тоже услышишь. Но тебе нечего бояться, – она ткнула босой ножкой в бок. И звякнули золотые браслеты на щиколотке. – Ты…

Девочка вдруг повернулась к Мекатлу, который стоял, неподвижен, словно статуя.

– Подойди.

Он сделал шаг. И второй. А на третьем опустился на колени, чтобы в следующее мгновенье просто растянуться перед Дарительницей жизни ниц.

– Тоже плохой… но не совсем. Ты знал того, кого зовут Нинус?

– Да, госпожа.

– Встань. Почему они все время падают?

– Потому что таков обычай, госпожа.

– Неудобный обычай. Пусть больше не падает. Я не хочу разговаривать с его спиной.

Ксочитл поднялся на колени.

– Пускай, – Императрица милостиво кивнула. – Расскажи. О нем. Пожалуйста. Ксо говорит, что я все равно должна вести себя вежливо. Даже если я Императрица. Особенно, если я Императрица.

– Конечно, – Верховный с трудом удержал улыбку. – И я буду очень благодарен, если ты простишь этого человека.

– Он тебе нужен?

– Очень.

– Зачем?

– Он верен. Пока. И не пытается строить заговоры. А еще кто-то должен подниматься на вершину и приносить жертвы. К сожалению, Охтли прав. Я стар и слаб. И мало на что годен.

– Ничего, – Императрица погладила его по руке. – Боги все равно тебя видят. Ксо так говорит. А ей я верю… я не убью тебя. Но…

Она протянула руку и пальцы коснулись лба. Мекатл дернулся было и замер. Его рот приоткрылся, глаза закатились.

– Подержи, чтобы не упал.

Ицтли поспешил выполнить просьбу Императрицы.

А та стояла и задумчиво водила растопыренными пальцами вверх и вниз. Вниз и вверх. А потом убрала руку и легким ударом по щеке привела Мекатла в сознание.

– Теперь ты мой, – сказала она. И повернулась к Верховному. – И твой. А ты… ты приходи утром еще. Я расскажу новый сон. Если он будет. А еще Совет… пусть соберутся. Но не сейчас, наверное. Сейчас рано. Потом…

Она чуть задумалась.

– Или не собирай. Если собрать сейчас, они ведь не придут? Не захотят, да? Будут бояться… думать, что я их убью. Я и вправду не против… но пусть решат, что я опять слабая. Скоро ведь праздник?

– Да, – выдавил Верховный. И Императрица улыбнулась.

– Вот и хорошо. Я люблю праздники. И они тоже. На праздник они ведь придут?

– Несомненно.

– Хорошо. Я хочу посмотреть в глаза каждому.

Она развернулась.

– Госпожа, – осмелился обратиться Верховный, – а что делать с ними?

Императрица задумалась, впрочем, ненадолго.

– Что хочешь. В жертву принеси, что ли… ты же переживал, что богам достаются плохие жертвы. А это неправильно. Богов надо радовать. Так Ксо говорит. Вот и скажи им, что я послала хорошие жертвы.

Кто-то из тех, в белом, попытался было дернуться, но был остановлен ударом дубинки по голове.

– Они ведь хорошие жертвы? – уточнила Императрица.

– Очень, – заверил Верховный. – Лучше и быть не может.

Глава 28

Миха

Миха моргнул. И попытался убедить себя, что ему примерещилось. В конце концов, откуда здесь взяться проводам? И куда логичнее предположить, что это кусок веревки, которую зачем-то вмонтировали в камень. Или там, скажем, не веревки, но железяки.

Свет слабый.

Разглядеть чего, помимо рунописи на полу, сложно.

– Что там? – Джер тоже задрал голову. – Веревка?

– Не знаю.

– Может, колесо сверху висело? – предположил мальчишка. – Ну там, как в зале. Отец еще когда велел его повесить. А было и не одно. На нем свечи. Удобно.

Винченцо тоже голову задрал.

– Это не веревка, – сказал он уверенно. – Это Древние.

– Древняя веревка?

– Не совсем. Они пользовались чем-то… вроде веревок, только плоские. И внутри металл. В старых башнях находили их даже в стенах. Металл закован в такое тонкое вещество, чем-то похожее на шкуру юрнейских гидр. Это мелкие животные, на севере обитают. Шкура их не сказать, чтобы прочная, но вот почему-то не проводит силу. А потому из нее шьют защитную одежду для лабораторий. Правда, опять же не понятно… там швов нет. Не на одежде. На веревках.

Кусок торчал на ладони две, краем загибаясь к потолку.

Миха подпрыгнул.

И не дотянулся.

– Еще в отличие от шкуры, это вещество весьма плавкое. Легко загорается. И не понятно, зачем оно нужно.

Чтобы провода изолировать, мать вашу.

Но как это объяснить?

– Как и само присутствие таких жил в стенах вызывает вопросы, – Винченцо глядел на попытки снисходительно. – Торсмуд Аверийский, он большой специалист по артефактам той эпохи, предположил, что таким образом Древние укрепляли стены домов. Но его оппонент, Ксет из рода Ольгар, провел серию экспериментов и наглядно доказал, что цельный камень прочнее. Кроме того жилы обычно проходили не в центре каменных глыб, но ближе ко внутренней стороне…

Электричество, чтоб вам.

И… если так, то хвататься за голый провод руками – не самая разумная вещь.

– Это… это источник энергии, – Миха сумел-таки подобрать нужные слова. – По проводам энергия поступала внутрь домов.

– Интересная теория.

– Да какая теория… от нее запитывались… светильники.

– Жилы слишком тонкие. Масло по ним не пройдет. Или газ. Газ вполне пройдет, но тогда разумнее полые прятать.

– Нет, – Миха покачал головой. – Металл и проводит эту энергию. А оболочка – защищает. Если два провода без оболочки соединить, то может быть… нехорошо. Энергия поступала к разным… предметам. К светильникам. Или питала артефакты. Не такие, как у вас, а механические.

Странно это.

Одно дело слышать о чудесных машинах Древних, а совсем другое – убедиться, что это не выдумка. Даже не так. Он уже почти привык к этому насквозь обдолбанному миру, а теперь вдруг накатило.

Почему…

Если были провода.

Электричество. Ладно, пусть не оно, но что-то иное, хотя, конечно, логично предположить, что если провода, то и электричество… и тогда куда подевалось все?

Высокоразвитая цивилизация?

Та, что создала машину, которая воспроизводит картинки и звуки? Та, что по всему миру возвдигла здания? Та, что нашла способ защитить свой мир от космического ливня. Где они все?

Выродились?

В мешеков?

Вот просто так взяли и выродились?

– Эй, – Джер осторожно тронул за руку. – С тобой все нормально? У тебя лицо такое… такое…

– Выразительное, – подсказал маг.

– Нормально, – Миха отер это чересчур уж выразительное лицо. – Надо заняться тем, ради чего мы тут.

В конце концов, подумаешь, провод в потолке. Дальше-то что? Ну, помимо того, что этот провод куда-то должен идти. И куда? И толку? Что могло уцелеть за пару тысяч лет? То-то и оно.

– Там, – Винченцо показал куда-то в угол. – Единственное, что можно счесть за артефакт. Но… сам погляди.

Глядеть было особо не не что.

Снова кости, на сей раз в углу. Пара гнутых железок, что торчали из стены. И снова провод? Точно. Даже пара. Один обрублен почти по уровню стены, из которой высовывался, а вот другой торчит едва ли не на метр. Пластик за годы побурел, но не рассыпался прахом, да и металл выглядел вполне целым.

– Руки! – рявкнул Миха и успел перехватить чересчур любопытного мальчишку. – Вин, расскажи ему, почему не нужно трогать всякие непонятные штуки.

– Однажды отец оставил меня в лаборатории. Присматривать за процессом. Там был такой вот… куб из синего стекла. Очень красивый. Безумно красивый. Я не хотел его красть, думал только посмотреть. Потом, конечно, выяснилось, что на нем висело заклятье, такое, привлекающее внимание. Тогда я не удержался.

– И что?

– Миаре запретили лечить меня. А без её помощи понадобился месяц, чтобы рубцы появились. Раны от начарованного огня очень плохо зарастают.

– Он… – мальчишка поглядел с сочувствием. – Тоже тебя не любил? То есть в смысле…

– Я понял. И это тоже. Но на деле есть правило. Действительно не стоит трогать вещи, если ты не уверен, что прикасаться к ним безопасно.

Джер насупился и отвернулся от стены. Правда, дулся он недолго.

– А… что они тут делали?

– Понятия не имею. Это… – Винченцо указал на железные загогулины. – Части одного весьма сложного артефакта, но не купола. Скорее уж он предназначен, чтобы собирать и направлять потоки силы. К примеру, в жертвоприношении. И… да, он весьма объемный. По сути это клетка из металла, в которую помещается жертва.

Металл искривился.

От тока?

От иной энергии? Провода… толстоваты. Для бытовых нужд делать их настолько крупными нет смысла. Да и стандартного напряжения маловато, чтобы настолько искорежить металл.

– Жертва умерщвляется, обычно медленно, а жизненные силы, которые выделяются при этом, уходят в камень… да, камни должны были быть.

Винченцо присел и повел факелом в одну, а затем в другую сторону.

– Наверное, забрали…

– Этот? – Джер отошел к другим костям. – Я там видел…

– Не трогай! – рявкнул Миха одновременно с магом.

– Я и не собирался. Совсем уж за дурака не держите… это ж эти, Слезы неба, так? Отец… ладно, говорил брату, но не мне. Я… подслушал. Чего уж тут. Матушка тогда сказала, что надо… что лучше знать, чем нет.

– Иногда она ведет себя, как мудрая женщина.

– Ну и мне просто интересно было, о чем они… Дага отец к себе постоянно звал. А я так… я ж дурень. И неудачный.

Камень Миха увидел не сразу. Черный, что уголь, гладкий и поблескивает. Нет, не уголь, скорее уж кусок стекла или обсидиана, правда, ограненный.

Большой.

– Большой, – озвучил мысль Винченцо и потянулся к камню, правда, касаться не стал, растопырил над ним руку и замер. – Почему он черный?

– Ты это у меня спрашиваешь?

Миха развернулся и вернулся к месту, где из стены торчали провода.

– Скорее всего, что-то пошло не так, – Винченцо поднял с пола крупную кость и ткнул ею в камень.

Ничего не произошло.

– Может, не надо? – поинтересовался Джер, отступая.

Все-таки что-то разумное, пусть даже не вечное и не слишком доброе, в нем имелось.

– Погоди, – Винченцо костью подвинул камень поближе и снова над ним склонился. – С ним явно что-то не то…

– Заметно.

Миха присел у стены.

Как понять, есть ли напряжение или нет? И… допустим, ладно, дело именно в электричестве, что логично, хотя и в логике его старого мира. Ток не возникает сам собой. Его производят. Что? Электростанции. Он все-таки биолог, а не техник, и с физикой в свое время не сказать, чтобы сильно дружил.

Но тут особых познаний не надо.

Итак, станции тоже не берут ток из воздуха. Во всяком случае там, дома. Они его вырабатывают, используя другие виды энергии. Атомную… ладно, поверить в то, что где-то там, в глубинах скалы прячется небольшая атомная станция, спокойно проработавшая пару тысяч лет… или хотя бы пару сотен, потому что с хронологией тут хреново. Но и пару сотен… это вечный двигатель какой-то, а не атомная станция.

– Что ты делаешь? – почему-то шепотом поинтересовался Джер.

– Смотрю.

– Я вижу, что смотришь. На что ты смотришь?

– Вот тут… руки!

– Да я просто…

– За спину убери.

– Все-таки тебе не хватает воспитания, – мальчишка руки убрал.

– Это может быть опасно.

– Да я понял уже… надо позвать кого-нибудь из рабов. И пусть он потрогает. А мы посмотрим.

Да, определенно, с вечным и добрым здесь слегка не задалось.

– Не спеши, – Миха поднялся. – Эй…

– Что?

– И камень поднял бы, – добавил Джер. – Все равно скоро все умрут. А так хоть польза будет.

Миха поднял взгляд к потолку. Терпение. И еще раз терпение.

– Купол, – напомнил он. – Нам нужно снять этот гребаный купол.

– А? – Винченцо, который почти решился прикоснуться к камню, вздрогнул и сказал. – Тут его нет. В смысле, артефакта. Если его и ставили, то не здесь.

Это Миха уже понял.

Винченцо все-таки решился, правда, стянул куртку и обмотал пальцы, а потом поднял-таки камень.

– В нем есть энергия, и много. Очень много. Но я не могу до нее дотянуться. Странно…

– Что вообще думаешь?

– Думаю, что отец нашел это место. Сам или покойный барон показал, тут уже не узнаешь. Главное, что комната эта явно была частью чего-то большего. И Древними использовалась. Возможно, здесь стоял какой-то механизм, но он сломался. И отец решил его восстановить? Опробовать? Или запустить? Потому все это вот…

Он осторожно взял камень голыми пальцами.

– Ничего… сила, но как будто… запертая? Нет, не совсем так. Она… не могу объяснить. Надо будет изучить подробнее, только лаборатории нет.

– Не отвлекайся.

– Да я и не отвлекаюсь, – взгляд мага скользнул по костям. – Убраться бы здесь. Или… пока ведь особо смысла нет. Ну да… допустим, он решил, что отыскал что-то действительно важное. Артефакты той эпохи редки. И изучены мало. Более того, большая часть их под запретом. А все находки, связанные с Древними, должны быть представлены Совету. Если же находка велика, то нужно вызвать наблюдателей.

Он потер шею.

– Отец не стал бы… он не любил Совет. Его никто особо… в общем, он мог бы решить, что сам справится. Отсюда и преобразователь.

– Это…

– Артефакт, который преобразует жизненную энергию в силовые потоки. И камень. Камни используют в качестве накопителей. Причем есть природные, которые не потеряли первичную силу, а есть те, что используются повторно. Они хуже. И энергии помещается меньше, и… тот, что я тебе отдал, был природным. А этот… слишком большой.

Камень был размером с ноготь.

– Очень большой. И очень ценный… нет, скорее всего у отца был пустой. Их не так и мало… он взял преобразователь. Здоровых рабов. И провел эксперимент.

Фиганул магической силой по мощному электрическому кабелю.

Чудесно.

Миха представил маленькую спящую атомную станцию, там, в глубинах. И глаз поневоле дернулся. Оно, конечно, его в те далекие времена еще не существовало.

– Не… не надо повторять подобные эксперименты.

– Да, Совет тоже считает, что последствия их непредсказуемы, – согласился Винченцо. – Но у них не получилось. Странно, да… кости лежат слишком… в две кучи. Смотри, одна там, рядом с остатками преобразователя.

Который искорежило зарядом, причем явно немаленьким.

– А другие у самого выхода… и камень у них. Почему?

– Потому что они его подняли, – ответил Джер. – Может, те померли, а другие еще нет? Если вдруг сразу пошло что-то не так, то…

– То отец это почувствовал бы, – Винченцо кивнул. – Допустим, началась рассинхронизация энергетических потоков, что могло привести к неконтролируемому выбросу. Он бы пользовался щитами, но разумнее было бы уйти.

– Уйти и закрыть за собой дверь, – Миха провел рукой по волосам. – Уйти и… просто закрыть дверь. А они были прикованы… почему?