Текст книги "Советник"

Глава 41

Ирграм

Рытвенник бодро трусил, уткнувшись мордой в камень. Иногда он останавливался, оборачивался и даже тявкал совершенно по-собачьи, словно поторапливая таких вдруг медлительных людей.

Громко шлепали сапоги барона.

А вот мешекская императрица двигалась беззвучно. И умудрялась не отстать.

– Что ты такое? – не удержался Ирграм от вопроса. Здесь, под землей, он чувствовал себя почти в безопасности. А потому и решился спросить.

– Не знаю, – сказала девочка, перепрыгнув через узкий разлом. А вот барон споткнулся и выругался.

Зачем он ей?

Тоже не понятно. Обыкновенный мальчишка и… и не Ирграма это дело. Ему бы вещь найти. Его вещь. Его потерянную драгоценность.

Рытвенник свернул куда-то вбок. И здесь подземный ход был совсем иным. Стены его неровные то сходились, почти смыкаясь, и тогда приходилось протискиваться боком, то вдруг расступались. Пол то уходил вверх и резко, то опускался. С потолка свисали бледные сосульки сталактитом.

– Знаешь, – не выдержал барон, пытаясь пробраться между стеной и сталактитом и стеной. Зазор оставался узким, но и мальчишка не отличался массивным телосложением. – А мы вернуться-то сможем?

Ирграм задумался.

Он, пожалуй, обратную дорогу найдет. Пока найдет.

– А то как-то это… все… не знаю… не мое! – барон пнул сталактит, но добился лишь того, что с потолка обрушились вязкие капли. Вода?

Нет, скорее что-то такое вот, молочное, тягучее и с запахом плесени.

– Чтоб вас…

– Смешной, – сказала мешесксое отродье. – Идти. Надо. Спешить. Найти и убрать.

Она провела ладонью по ладони. И посмотрела на Ирграма.

Кого именно ей хочется убрать, он уточнять не стал. А вот поспешить – это да, это стоило. Да и рытвенник снова затявкал. А вот подземный ход, сделав по ощущениям петлю, теперь поднимался выше и выше. В какой-то момент стены сделались ровнее. А влага с пола исчезла. Потом они наткнулись на ступени, всего-то три, но само их наличие говорило, что когда-то здесь, внизу были люди.

Были.

Мертвец лежал, подтянув одну ногу к груди и широко раскинув руки.

– Ух ты! – обрадовался барон и наклонился, и факел, который чудом дотащил, тоже поднес.

– Осторожно! – Ирграм не то, чтобы за мальчишку беспокоился, но вот тело было интересным.

Весьма.

Темная кожа плотно облепила кости черепа, волосы сбились в один ком. Но не это важно.

– Сколько он тут лежит?

– Давно, – Ирграм отодвинул факел от мертвеца. – Это мумия. Случается, когда тела попадают в определенные условия. Они не разлагаются, как в земле, а словно бы высыхают изнутри. И так могут храниться не то, что сотнями лет – тысячами.

– Да? – мальчишка присел. – Одежда у него… у вас так одеваются?

А вот одежда сохранилась плохо. Разве что уцелел массивный золотой нагрудник.

– Знаки, – Ица опустилась с другой стороны тела. И пальцы протянула, собирая пыль и паутину.

– Погоди, а вдруг отравленный!

Мальчишка перехватил её руку, и мешекское отродье неожиданно подчинилось.

– Надо, – сказала она Ирграму. – Взять! Это.

И ткнула.

Нагрудник был не от доспехов. Скорее представлял собой массивную четырехугольную пластину, украшенную двумя крупными камнями. Отшлифованные до гладкости, они казались мутными стекляшками, но стоило смахнуть пыль, и камни блеснули.

Слезы неба?

И крупные… и черные? Черные? Они бывают черными? Ирграм никогда не слышал о подобном. Еще пара таких же камней нашлась на цепи, удерживавшей эту штуку. И сидела она довольно плотно.

– Погоди, тело надо поднять, – Ирграм посмотрел в темноту. Рытвенник никуда не делся, вернулся и сел, ожидая, когда люди бросят играть со старыми костями.

Они даже несъедобные.

Ирграм ощущал эхо недоумения. И нетерпение. Та штука, которую рытвеннику дали понюхать, ему нравилось куда больше этого вот мертвеца.

Но пускай.

– Поможешь, – сказал он мальчишке, тот слегка побледнел, но кивнул. Тело за столетия покрылось тонким соляным налетом, и теперь не желало отходить от камня. А стоило чуть нажать и оно хрустнуло, разваливаясь на части.

Покатилась и застыла у стены голова. Рука выломалась с мерзковатым звуком, заставившим барона скривиться сильнее прежнего. Но вот пластину снять удалось. На спине цепи перекрещивались, а вот замка, который бы их удерживал, Ирграм не нашел.

Кольца он снял, как и широкий, украшенный золотыми пластинами пояс. Правда, меча на нем не обнаружилось, зато имелся кожаный кошель. Со временем кожа стала сухой и хрупкой, и в руках просто-напросто рассыпалась.

Пара монет.

И…

– Это… это что? – барон присел на корточки и ткнул пальцем в нечто круглое.

Каменное?

И…

– Не трогать, – Ица успела раньше и подхватила эту вещь. – Это… опасно. Надо.

Она потерла шар об одну штанину, о другую. И положила на ладонь. Камень. Слеза неба? Определенно. Но уже не угольно-черная, как на пластине, а скорее молочно белая. Будто…

– Это же глаз! – мальчишка озвучил догадку раньше, чем Ирграм сообразил, что видит. – Это ж настоящий глаз! У нас… у нас у одного глаз заболел. Ну, кузнеца. Искра там угодила. Сперва-то ничего, а потом совсем худо стало. А кузнец хороший. Вот отец и велел целителю.

Он поднял монеты и сунул за пояс.

– Что? Меня учили… ну, пытались, в хозяйстве все пригодится. Так вот, целитель сказал, что глаз надо вынимать, иначе мозговое воспаление начнется. И ложкою его…

Барона передернуло.

Ирграм же не мог отвести взгляда. Молочно-белый камень и вправду повторял тело глаза. А вот золотая радужка и еще один камень, черный, вместо зрачка, сделаны были весьма умело.

Девица подняла его на ладони. Повернула влево. Вправо. Постучала по камню и нахмурилась.

– А зачем глаз делать? – поинтересовался барон. – Хотя… может, надо кому.

Он вздохнул и снова осмотрел тело.

– О!

Из грязи и пыли барон извлек странного вида то ли кинжал длинный, то ли короткий меч. Черный клинок длиною в две ладони изгибался, словно язык пламени. И не из металла сделан.

– Ого… – барон взялся за рукоять.

Тоже черную.

И покрытую то ли грязью, то ли чешуей. Примерил по руке и скривился.

– Твою ж…

Клинок он сунул за пояс, а руку прижал к губам.

– Поцарапался.

– Дай, – мешекское отродье поспешно сунуло глаз в голенище сапога и взяла мальчишку за руку. Ладони пересекала широкая царапина. – Возьми. Дай ему крови. Хочет.

– Ему?

Спорить парень не стал, вытащил клинок и приложил к ладони.

– Печется. А он не отравленный?

– Понятия не имею, – честно сказал Ирграм. – Но редко какой яд выдержит столько. Поэтому умереть ты не должен.

– Нет, – а вот девчонка меча касаться избегала, хотя выглядела донельзя довольной. – Не яд. Это Огонь. Камень.

– Каменный огонь? – уточнил барон.

– Да.

– А такой бывает?

– Пожалуй… позволите? Нет, нет, прикасаться к вещам подобным неразумно, но… – Ирграм растопырил пальцы, убеждаясь, что прав. Там, в камне, скрывались… заклятья?

Сила?

Был ли сам клинок артефактом? Вполне возможно. И в другое время Ирграм изучил бы его, но сейчас испытал лишь раздражение.

Ему не клинок нужен.

Ему…

– На краю мира есть земля, – он заставил себя успокоиться. И руки убрать. – Где живут вулканы. Их жерла извергают лаву и черный камень, который иные зовут обсидианом. И дикари, живущие близ той земли, делают из этого камня инструмент. Копья. Наконечники стрел. Или вот клинки. Моему господину привозили его. Но пришел к выводу, что камень этот не слишком хорошо принимает силу.

– Да? И что?

– Ничего. Он утратил интерес, – Ирграм протянул пластину девочке, но та покачала головой. Золото весило немало. И что, Ирграму придется на себе тащить?

Рытвенник заскулил, скребанул лапой, поторапливая.

Придется.

Все-таки придется.

Благо, идти получилось недалеко. Коридор свернул, вывел в узкий отнорок, в стенах которого были сделаны ниши. А в нишах лежали тела. Правда, на сей раз и плоть, и ткани истлели, да и ничего-то, помимо сухих белых костей, не обнаружилось.

Впрочем, сильно Ирграм и не искал. Да и остальные тоже.

А вот дверь стала неожиданностью. Старая, рассохшаяся, но все же довольно крепкая.

– И что? Ломать будем? – барон попытался пнуть дверь, но осторожно так, силу пробуя. – Или как?

Изнутри не было ни ручки, ни замка.

Ирграм толкнул дверь плечом. Дерево заскрипело.

– Отойди! – барон вытащил меч. – Хоть что-то… сделаю…

Сталь проломила иссохшую древесину. Взвыл рытвенник, закрутился.

– Зверя своего убери, а то ж нервничаю… не задеть бы часом, – барон за нежитью следил с явным подозрением. И Ирграм оттащил бестолковое создание.

А то и вправду, заденет еще.

– Ну вот, – мальчишка выбил сухую деревяшку и высунулся на ту сторону. Факел в его руках почти погас. – А я знаю! Это же ж… слушай, а выходит, что мы в замке!

– Мы из него и не выходили, – Ирграм покачал головой. Чему только его учили-то?

– Да? Ну так это… это же подвалы! Не те, где мы. Другие.

Очень понятно.

Ица протиснулась следом.

– Тут зерно хранят. И…

А где зерно, там и крысы. Нет, они-то повсюду, но рядом с зерном их больше всего.

– Только наверху! Там колодцы. А сюда мы спускались, помню. Один год. Такхвар говорил, что вроде как урожай очень большой, и старых колодцев может не хватить. И… и спускались! Погоди…

Он отошел, пусть и недалеко. А Ирграм полез в дыру. Тесная. Пробитая в неудачном месте. Но он справился, даже шкуру не ободрал, правда, не из-за ловкости, скорее уж потому, что шкура была толстой. Рытвенник, пыхтя и порыкивая, вывалился с той стороны и, поднявшись на лапы, отряхнулся.

Пещера.

– Вот! Точно! Тут факелы… Такхвар еще тогда велел принести, когда готовили… а его никто ослушаться не смел. И раз сказал, то принесли.

Он вытащил пару палок, обмотанных каким-то тряпьем. Сколько бы они ни лежали, но занялись сразу. Один мальчишка сунул в скобу на стене, а второй оставил себе.

– Но потом правда что-то там не так пошло. То ли продали зерно, то ли сожрали. А сюда бочки ставили. С маслом. Его привезли…

Мальчишка продолжал говорить.

А вот Ирграм осматривался. В этом месте ему бывать не довелось. Пещера. Полукруглый неровный свод, явно, что происхождения естественного, но людскими руками облагорожена. Не сказать, чтобы велика… а вот дверь скрывается в нише. И со стороны пещеры незаметна.

Ирграм присел.

Так и есть. Крысы подточили дерево, но вновь же, если не приглядываться, то и не увидишь.

– И тут дохлые! Слушай, а если они все дохлые, то…

Бочки выстроились вдоль стены. Одни огромные, с человека ростом, другие пониже и пошире. Масло? Может, и масло. Только вот зачем замку такое количество масла? Третьи были совсем крохотными, с кулак. Но главное, что все-то поросли темным покровом пыли.

Дохлые крысы лежали на полу. Не так много, как в подземельях, но и немало.

Да.

Ирграм поднял одну.

Принюхался. И отложил в сторону. Сдохла она не так и давно.

– Молчать, – мешекская императрица прошлась по пещере, чтобы взобраться на бочку. – Лезть. И молчать. Я говорить с они.

Барон молча запрыгнул на бочку. И на вторую.

Ирграму ничего не оставалось, как последовать за ним. Впрочем, новое тело и по бочкам забиралось с нечеловеческой легкостью. А вот рытвенника пришлось за шкуру тащить. Тот только лапами подергивал и, оказавшись на огромной бочке, лег, вжался в нее.

Несколько мгновений не происходило ничего.

Факелы горели слабо, больше исходя чадом. И черный дым расползался по пещере, собираясь под самым потолком. Здесь пахло не маслом, а чем-то иным, весьма знакомым. И запах этот беспокоил Ирграма.

Тихий писк раздался из-под бочек.

И крысы…

Сперва Ирграм услышал зов. Потом… потом серый поток тел устремился к нему. Твари спешили. Толкались. Пищали. И голоса их становились громче и громче, впрочем, не способные заглушить зов. Теперь Ирграм не просто слышал – он ощущал его, чужую волю, против которой он не способен был устоять. Каждой клеточкой тела. Каждым клочком плоти.

И… он вцепился когтями, понимая, что еще немного и свалится прямо на этот живой ковер крысиных тел. А твари облепили бочку, на которой застыла императрица мешеков. Крысы подбирались ближе и ближе, карабкались одна на другую, топили друг друга, падали и снова карабкались.

А потом…

Потом море схлынуло, чтобы вернуться спустя несколько мгновений. Только теперь на крысиных спинах лежало сокровище.

Ирграм застыл, не сводя взгляда.

Пластина.

Чуть больше ладони. И цвет не разглядеть. Ничего не разглядеть, только… она далеко. И руки дрожат от предвкушения. Эта вещь особая. Она… она должна принадлежать Ирграму!

Она не может принадлежать не ему!

Не может!

Он оскалился и зашипел. И… и замолчал, придавленный весом чужой воли. Наверное, стоило бы испугаться, потому что та, которая сидела в окружении крыс, была способна уничтожить Ирграма. Но страха не было.

Ничего не было, кроме желания добраться до…

Он сглотнул, заставив себя успокоиться. Доберется. Обязательно. Только сперва нужно… нужно успокоиться. Взять себя в руки. Именно.

Крысы отступали.

Серая волна подалась обратно, оставляя на полу свежие трупы, а потом и вовсе убралась куда-то под бочки. Ирграм же, дернув носом, вдруг понял, что знает, чем тут пахнет. И запах этот…

Масло?

Как бы не так! Алхимический огонь!

– Назад! – он сдернул мальчишку с бочонка. – Уходить надо…

Крысы.

Бочки.

Огонь ядовит, но твари вряд ли это знают. Да и время… сколько он здесь хранится? Бочки могли дать трещину. Наверняка дали, потому и пахнет. А значит… достаточно искры.

– Уходим! – он свистнул, и рытвенник с грохотом скатился с бочки. – Пока тут… алхимический огонь.

Девочка сидела, вцепившись обеими руками в пластину, словно завороженная ею.

– А… твою же ж! – барон просто перехватил её и закинул на плечо. – Куда? Хотя нет, я знаю… и… тот факел тоже забрать надо. Что? Замок у меня один! А он пока еще целый.

Думать мальчишка все же умел.

Первым из подвала выкатился рытвенник, за ним – барон с факелом и мешекской девчонкой, и там уже Ирграм. Он захлопнул дверь, прижавшись к ней спиной.

Кажется…

Если бы масло полыхнуло, то… то даже он в новом его теле не уцелел бы.

– Что… – барон стряхнул невесту и попытался отобрать у нее пластину. Но та держала крепко. И когда мальчишка помахал перед лицом ладонью, не шелохнулась даже. Взгляд её был прикован к узорам.

А губы шевелились.

Только ни слова вслух.

– И что нам дальше делать?

Ирграм прислушался. Будь он свободен, просто свернул бы шеи обоим, забрав свое сокровище. Но тепер… клятва не позволит.

Да и…

Что-то она с ним сделала. Определенно.

– Звать на помощь, – сказал он. – Госпожу… или кого придется.

Глава 42

Винченцо

Дикарь.

Карраго.

И Миара, которая то ли спала, то ли спящей притворялась, избегая высокой чести беседовать с бывшим наставником. В чем-то Винченцо её понимал.

Комната. Знакомая вплоть до грязной посуды на столе. Распахнутое настежь окно.

Замок отсюда, что на ладони.

Стены.

Башни.

Люди. Черные дымы. Невыносимый запах паленой плоти. И Карраго, застывший у открытого окна. Плащ его алый лежал мятой грудой на полу, берет с пером тоже куда-то да подевался, а вот драгоценные камни тускло поблескивали на солнце.

Карраго стоял, растопырив руки, и пальцы его шевелились. А еще он явно мурлыкал под нос песенку.

– Что он делает? – шепотом поинтересовался Дикарь, который сидел в кресле, что характерно живой, пусть по виду несколько и растерянный.

– Понятия не имею, – честно ответил Винченцо.

Силовое поле оставалось стабильным, но что-то же Карраго делал.

И что?

А главное, как?

– Пытаюсь измерить напряженность поля, и заодно определить нестандартные колебания эфира, – отозвался Карраго, стряхивая руками.

– Ничего не даст, – Винченцо опустился на кровать рядом с сестрой. Дышит. И спокойно. И кажется, все-таки на самом деле спит. Ей давно стоило бы. А ему стоило бы проявить немного воли и отправить её спать раньше. Тогда и срыва бы не случилось. – Здесь слишком много объектов.

А ведь Карраго за ним послал.

Сперва весьма вежливо заявил, что хочет побеседовать с… Дикарем. Наедине. О делах нынешних… о каких, интересно? А главное в тот момент все показалось донельзя правильным.

Как иначе-то?

Чтоб его… в Бездну.

– И да, и нет, – Карраго повернулся от окна. – С одной стороны, несомненно, замок полон силы в разных проявлениях, но с другой – сила силе рознь. И нужно лишь нащупать диссонанс… будь добр, поделись силой со стариком?

И улыбка эта, мягкая, снисходительная.

Силой? Сил у Винченцо не так много. Да и насколько это безопасно.

– Вы, кажется, сильнее меня…

– Кажется… всего-навсего кажется, – Карраго поднес руки ко рту и подышал. – Немеют… я уже не молод все-таки. А у вас тут никакого уважения к почтенному возрасту.

И поглядел этак, с укоризной.

– Не так давно возраст не помешал вам угробить пару сотен человек, – заметил Дикарь.

– Вот именно. И сил на это ушло изрядно. Кто ж знал, кто ж знал, что для иного пригодятся… не упрямься, мальчик. Сила мне нужна, и вам, если хотите выжить и выбраться из этой ловушки. Здесь явно что-то есть, но мне нужно сузить круг поиска. Да и в целом вычленить ту самую ноту… магия сродни музыке. Важны и умения, и способности. Вот взять юного Ульграха…

Винченцо молча поднялся.

Отказать, коненчо, можно, но что-то подсказывало, что не поймут. Да и… вдруг и вправду что-то почует?

– Сил у него изрядно, с умениями сложнее… как понимаю, учили тебя постольку-поскольку. Все же не первой линии наследник.

Странно, но больше обиды Винченцо не ощущал.

Правда же.

Не первой линии. Так, случайная фигура.

– А вот о способностях сказать сложно… сейчас посмотрим. И да, убить тебя я могу здесь и сейчас без особых усилий. Так что…

Бледные пальцы обхватили запястья Винченцо.

– Считай это проявлением моей доброй воли.

Неприятно.

Будто… будто вытягивают изнутри. Кровь? Жилы? Все и сразу?

– Не сопротивляйся, будет только хуже, – голос Карраго строг. – Закрой глаза. И постарайся отрешиться. Найди в себе средоточие силы…

– Её в самом деле немного, – предупредил Винченцо. – Болел я.

Стало… нет, не легче. Скорее переносимей? Да, мерзковатое чувство никуда не исчезло. Но средоточие нашлось. Детское упражнение.

Простое.

– Если бы вы не тратились на всякие глупости, – проворчал Карраго, было бы больше. – А теперь постарайся увидеть меня. Глаз не открывай, просто слушай, что я говорю. И делай. Ты, вроде, не так и глуп…

Винченцо наставники хвалили.

Дома.

Пусть не всегда и скупо, но все же иногда случалось.

– У каждого мага свое звучание силы. И чем больше разница, тем сложнее принять чужую. Сила целителей тем и хороша, что годится почти каждому… но это звучание не только собственной силы касается.

– Цвет, – Винченцо вдруг понял, что пусть не слышит, но видит.

Его собственная сила была бледно-голубой, как весеннее небо, той ранней весной, когда снег еще лежит грязными полотнищами.

И запах…

Пусть гари, угля и вони, что сочится на улицы, но в то же время – моря. Свободы.

У Карраго другая.

Плотная.

Темно-зеленая, как… камень? Изумруды, что привозят с края мира… или скорее плотная темная листва деревьев в отцовском саду. Еще и запах тоже отличается.

– Запах… тоже…

– Два аспекта? Отлично. Каждый воспринимает по-своему. А теперь просто попытайся отпустить свою силу. Не сдерживай. Это сложно… магов учат с детства концентрации. А тебе требуется обратное.

Сила…

Она внутри.

– Источник наполняется. И закрывается от случайных потерь. По официальной версии это усиливает его рост. Да и насыщение происходит скорее. В этом есть смысл, но иногда… просто перестань удерживать границу.

Просто?

Да это и близко не просто!

Винченцо ведь учили… демонстрировали… маг и отличается от обычного человека способностью концентрировать энергию мира в себе. А тут…

– Граница, – голос Карраго жесткий. – Учись её не только ставить, но и снимать. Сила пронизывает мир. Но плотность поля везде различно.

– З-снаю.

Говорить тяжело.

А еще затрещина прилетает.

– Не отвлекайся.

Как ни странно, но это помогает. Никак сказывается память о прежних наставниках, которые затрещинами не ограничивались.

Граница…

Снять её выходит далеко не сразу, да и не сама она слетает, просто в какой-то момент темно-зеленой тяжелой силы Карраго становится слишком много. Он вернул все, что взял от Винченцо. И еще немного своей. И граница не выдержала.

Она рассыпалась медленно.

Время замедлилось. И теперь Винченцо чувствовал границу, как и её искусственность. А потом… сила пробивается все одно, как вода сквозь землю. тонкими ручейками, свежими потоками.

Весну он любил.

Сила Карраго сплетается с собственной. Странные ощущения, не сказать, чтобы неприятные. Напротив, он ощущает… спокойствие?

Уверенность?

Карраго умеет учить, тут надо отдать должное. И все одно он самодовольный ублюдок. Но сила… сила выплескивается, и границу стирает, будто и не было её никогда.

Легкий укол страха.

А если это коварный план? Если вернуть не получится, и он, Винченцо, больше не маг? Он останется, как прочие… разве можно было верить Карраго? Разве можно верить хоть кому-нибудь?

Усилием воли он заставляет себя успокоиться.

– А теперь просто слушай. Или смотри. Глаз не открывай!

Сложно смотреть с закрытыми глазами?

Отнюдь.

Оказывается мир… кажется, что-то такое Винченцо видел, когда болел. Сила звенит. Она прозрачная, как воздух на рассвете, там, на самом верху башни, куда не долетают ни дымы, ни люди. И дышать ею… если вдохнуть, то сила задерживается в теле.

Как просто…

Неужели…

Дальше.

Теплая, неровная, как пламя, которое успело подернуться сизым налетом пепла. Но угли горячи. Вот только хватит ли их на новый костер?

Миара.

И Винченцо волей своей заставляет силу из воздуха опуститься на эти угли. Вот так… огню нужен воздух.

Рядом… странные такие. Пятна? Разноцветные. Неровные. Дикарь? Что-то в нем неправильно, но нет, не отвлекаться.

– Правильно, – голос Карраго теперь звучит рядом. – Расслабься. Позволь себе видеть дальше… учись. Ищи то, что выбивается из общей картины. Не пытайся увидеть сразу все. На это уйдет время. А процесс довольно затратный по силам.

Силам?

Силы вокруг хватает… она пронизывает воздух. И может, поэтому Винченцо чувствует себя в этом замке… нормально?

Он ведь знает про источник.

Про трудности восстановления вдали от города. Ему ведь случалось выезжать по делам семьи. И там, в других городах и замках, действительно было иначе.

– Не отвлекайся. Потом подумаешь.

Интересно, сколько видит Карраго? Наверняка, много.

Но и пусть.

За такое не жаль.

Сила… над замком. Внутри. В каждом камне, в каждой деревяшке… она напитала эти стены, и людей тоже, пусть и не сделав их в полной мере одаренными.

Но почти.

Почти.

И все-таки что-то было… да. Было. Дым. Тот, который поднимался от костров, что раскладывали на заднем дворе.

Но дело не в нем.

Откуда дыму в замке… да, вниз смотреть не получается. Там силы больше и потому она перестает быть прозрачной. Кроме разве что…

– Вот так, это аномалии. Мелкие нас не интересуют, это скорее всего заболевшие, – Карраго тоже видит.

Видит?

– Вижу. И ощущаю. Потом вопросы… смотри. Нужно что-то большее. Источник болезни. Если он и вправду есть.

Собственная сила Карраго размывается в воздухе.

Да и немного этой силы, будто… будто он болен?

– Потом, – Карраго жестко обрывает мысль. – Ищи! Давай! Кроме тебя некому…

Некому…

Дым.

Если есть дым, должен быть костер. Источник этого дыма. Где… где-то недалеко. Наверняка недалеко… иначе как… смотреть…

Вниз не получается?

Тогда… тогда источник силы именно внизу. А вот выше… выше концентрация ослабевает, но дыма, точнее дымов становится больше…

…искать.

Там, где дым плотнее. Где… более отвратителен по ощущениям, а ощущения таковы, что хочется отпрянуть, убрать силу, защитить от тлетворного влияния.

И Винченцо находит.

Пятно.

Черное на черном, но будто… будто провал? В силе? В самой ткани мира.

– Молодец! – голос Карраго слаб. – А теперь… фиксируй, ставь метку и выходи. Не резко… давай, возвращай границу.

Зачем?

Разве нужна она? Как можно добровольно…

– Давай! – рявкает Карраго, и Винченцо практически выбрасывает из того состояния, в котором он находился. Он вдруг осознает себя, стоящим посреди комнаты, согнувшимся в три погибели.

Едва дышащим.

Рука, которой он оперся на стол, дрожит мелко и часто.

И рядом, не позволяя упасть, стоит Дикарь. Его руки крепко держат Винченцо. И хорошо… хорошо… но в нем все равно что-то неправильно.

Категорически.

Что?

Потом…

Изо рта, кажется, тянутся нити слюны, Винченцо пытается их сглотнуть, но выходит слабо.

– Метка… – Карраго поворачивается к дверям.

Что это вообще было и почему…

– Нет, ты… ты не ошибся? – Карраго поднимает рывком и заглядывает в глаза, а потом отвешивает пощечину. – Давай, соберись. Не заставляй меня жалеть, что связался с тобой…

– Ты… ты меня использовал.

Слабость.

Знакомая такая.

Оглушающая.

– Во благо. В то самое общественное благо, о котором так пеклась твоя сестра…

– Да он сейчас отключится, – заметил Дикарь.

– Он сейчас подберет слюни, выдохнет и отведет нас к метке, – Карраго сдавил щеки, заставив Винченцо задрать голову.

– Если вы ему шею сломаете, он точно никуда нас не отведет.

– Если сломаю, то верну на место. Я целитель все-таки.

А сила его по-прежнему темно-зеленая, но какая-то… тухлая? Пронизанная болезнью. И выходит, что и сам Карраго действительно болен.

Болен?

Как это вовсе возможно?

Он… он ведь незыблем. Если не вечен, то почти. И вот… болезнь?

Но дышать и вправду стало легче. И слабость отступила.

– Понял теперь? – поинтересовался Карраго вполне себе миролюбиво. – Когда я говорю что-то делать, делать надо незамедлительно.

Сила…

Её ведь было так много. она была разлита вокруг, и Винченцо сам являлся частью этой силы. А теперь? Это… из-за границы? Той, что восстановилась по привычке?

Если её снять…

– Только попробуй. Точнее можешь, потом, когда меня рядом не будет, – Карраго руку убрал и за спину спрятал. – А то отвлекайся потом на твое воскрешение.

– Это… что это было?

– Детей, у которых проявляется дар, не зря заставляют выстраивать границы. И держать их. Дело даже не в работе источника. Просто… не просто. Потом поговорим.

И в этом примерещилось обещание.

Винченцо все-таки разогнулся.

– Метку свою видишь?

– Д-да…

– И где он?

– Рядом, – с недоумением произнес Винченцо. – Совсем.

И по ощущением она приближается.

Ближе.

И…

В дверь вежливо постучали, а потом она открылась и в комнату заглянул барон.

– Это… тут… такое вот… в общем, мы тут чего-то нашли… кажется.

Винченцо почувствовал, как зудят руки. И не только у него.

– А теперь она вот…

Мальчишка посторонился, пропуская Ирграма, который нес на руках императрицу мешеков. Девочку осторожно поставили на пол, а она, кажется, и не заметила.

Она стояла, сжимая в руках пластину из темного металла, не способная отвести от нее взгляда.

– Знаете, – Карраго улыбнулся так широко, что стали видны бледные десны. – А жить с каждой минутой становится все интереснее.

И словно отзываясь на голос его, дверь приоткрылась еще шире, пропуская тварь, которой самое место в ночных кошмарах.

– Тихо! – барон вскинул руки. – Это… ну, собачка такая… она не кусается.

Он посмотрел на нежить задумчиво и добавил.

– Наверное.