Текст книги "На грани потопа"

С высоты капитанского мостика Хуан Кабрильо в немом изумлении сопровождал взглядом мощную фигуру Питта, шагающего в полный рост, не обращая внимания на град снарядов, изрыгаемый пулеметами «Чандэ». Смертоносный свинцовый шквал обращал в щепки деревянные ящики и бревна в принайтовленных к палубе штабелях; осколки то и дело со свистом проносились мимо в дюймах от виска. Уцелеть при таком интенсивном обстреле практически невозможно, но Питт, словно заговоренный, уверенно продвигался к цели и достиг ее, не получив ни единой царапины. Укрывшись за броневым щитком установки, он повернулся к мостику в профиль, и Кабрильо невольно вздрогнул. Никогда прежде ему не доводилось наблюдать такую сатанинскую ярость, свирепую решимость и полное пренебрежение к смерти на человеческом лице.

Вскинув автомат, Питт короткой очередью отстрелил остатки кабеля, удерживающего стволы пулеметов в фиксированном положении, и ухватился за рукоятки наведения, правая из которых совмещалась с гашеткой. Стрелять из «эрликонов» обычным способом изначально не планировалось, но шкипер на всякий случай приказал установить и механизм ручного управления. Сегодня его предусмотрительность оказалась поистине пророческой. Подобно отправленному в нокдаун боксеру, бодро вскакивающему с пола ринга при счете «девять», «Орегон» внезапно ожил и вновь начал отвечать на удары соперника.

– Куда ты бьешь, идиот?! – в отчаянии завопил Кабрильо, когда первые очереди «эрликонов» прошлись по броне орудийной башни «Чандэ», но приникший к прицельной рамке Питт не мог, разумеется, расслышать ни слова.

Капитан разгневался не без оснований. В том критическом положении, в котором сейчас находилось судно, наиболее логичным и разумным со стороны стрелка было бы постараться подавить малокалиберную артиллерию противника. Питт же вместо этого сосредоточил весь огонь на пушках, защищенных от обстрела толстыми листами легированной стали. Впрочем, Кабрильо быстро разгадал безумный замысел стрелка, но легче ему от этого не стало. В условиях морского боя даже в полный штиль самый лучший в мире снайпер едва ли может рассчитывать на удачу, пытаясь поразить цель диаметром в сто миллиметров. Шкипер, однако, не учел в своих рассуждениях того обстоятельства, что при общей скорострельности «эрликонов» в тысяча четыреста выстрелов в минуту теория вероятности работает в данном случае на руку Питту. Сразу три пули подряд вошли в жерло одного из орудий фрегата и ударили в боеголовку находящегося в казеннике снаряда за микросекунду до его вылета из ствола.

Последствия оказались ужасающими. Взрывом сорвало переднюю броневую плиту башни и разнесло в клочья орудийный расчет. И тут же, словно в унисон, еще две торпеды с «Орегона» вонзились в правый борт «Чандэ»; причем одна из них вошла в уже имеющуюся пробоину и сдетонировала в недрах трюма, разворотив днище ниже ватерлинии. Гигантский столб огня и водяных брызг взметнулся над обреченным кораблем, на несколько секунд скрыв его от глаз наблюдателей. «Чандэ» затонул ровно три минуты спустя – ушел на дно молча, без единого выстрела, окутанный клубами черного дыма, смешивающегося с ночным мраком и заслоняющего звезды.

Отброшенный взрывной волной лесовоз тут же потащило назад и едва не затянуло в воронку огромного водоворота, образовавшегося на месте гибели китайского корабля. Затем море успокоилось, и только крупная мертвая зыбь – как после подводного землетрясения – напоминала о скоротечной схватке, закончившейся смертью сотен матросов и офицеров проигравшей стороны. Но и победители не обошлись без жертв. Пока Питт лупил из спаренных стволов по орудийной башне, несколько очередей прошлись по мостику «Орегона», превратив его в кучу битого стекла и изорванного металла. В результате Кабрильо так и не увидел сладостный миг победы. Шальной осколок под острым углом ударил ему в спину, по счастью защищенную бронежилетом. Нелепо взмахнув руками, отброшенный толчком шкипер влетел в рубку и повалился ничком, успев лишь обнять обеими руками основание нактоуза. Еще один продырявил ногу ниже колена, но Хуан не почувствовал боли. Уже проваливаясь в забытье, капитан, словно сквозь вату, услышал отдаленный взрыв. Тугая волна горячего воздуха прокатилась по его лицу и закрытым векам, а потом наступила тишина.

Питт с трудом разжал сведенные на рукоятках пальцы, сполз с сиденья стрелка и побрел обратно к трапу. Отыскав очнувшегося итальянца, он помог ему подняться на ноги. Джордино, пошатнувшись, непроизвольно ухватился за напарника немного пониже талии и тут же отдернул обагрившуюся кровью руку.

– Да у тебя никак снова протечка в трюме? – осведомился он, критически оглядывая испачканную ладонь и пострадавшую часть тела друга.

– Прости, забыл вовремя пальцем заткнуть, – ухмыльнулся Питт. – Сам виноват – предупреждать надо, когда за зад хватаешь.

Удостоверившись, что полученная рана не угрожает жизни напарника, итальянец жестом указал на потерявшего сознание Цзиня и раненых пловцов.

– Надо помочь парням, – сказал он, сокрушенно покачав головой. – В отличие от нас с тобой, их здорово потрепало.

Питт согласно кивнул и бросил взгляд на изуродованный мостик. Там никого не было видно.

– Займись ими сам, старина, пока врач не объявится, а я пойду поищу шкипера. Будем надеяться, сеньор председатель еще жив.

Ведущий на мостик трап представлял собой месиво перекрученного железа, и Питту пришлось вспомнить приобретенные в свое время навыки скалолазания, чтобы забраться наверх. В рубке было темно и тихо, как в кладбищенском склепе. Лишь мерный рокот дизелей и шорох воды за кормой идущего полным ходом лесовоза нарушали безмолвие ночи. Осторожно ступая по стеклянному крошеву, Питт вошел внутрь.

Поскольку «Орегон» управлялся автоматически и все команды подавались с центрального пульта, надежно упрятанного в носовом трюме, Кабрильо не нуждался ни в рулевом, ни в штурмане и руководил боевыми действиями в одиночку. Пребывая на грани беспамятства, он скорее почувствовал, чем услыхал приближающиеся шаги. Усилием воли он заставил себя открыть глаза и попытался сесть. Первое ему удалось, второе нет – раненая нога отказывалась повиноваться. Кто-то опустился на колени рядом с ним, и смутно знакомый голос сочувственно произнес:

– Здорово вас зацепило, сеньор Кабрильо. Потерпите немного, сейчас я наложу жгут. – Оторвав рукав от своей рубашки, Питт быстро перевязал ногу выше колена, вставил в узел какую-то железяку и с помощью этого импровизированного турникета туго перетянул, чтобы остановить кровотечение. – Готово! Все остальное, надеюсь, в порядке?

Капитан поднес к глазам левую руку, с удивлением разглядывая зажатый в кулаке обломок трубки.

– Вот же ублюдки косоглазые! – в сердцах выругался он. – Раскололи, гады, лучшую из моей коллекции!

– Скажите спасибо, что они не раскололи вам черепушку, – усмехнулся Питт.

– Как вы сумели добраться до пулеметов? – прошептал шкипер. – Я был уверен, что вы не дойдете.

– А я вообще везунчик. Хотя, если честно признаться, бронированная кольчуга, которую вы заставили меня напялить, тоже сыграла свою роль.

– Где «Чандэ»?

– Полагаю, в данный момент наш бывший противник обустраивает себе удобную постельку в толще ила на дне Южно-Китайского моря.

– Кто-нибудь выжил?

– Увы, без понятия, – вздохнул Питт, разведя руками. – Мистер Хенли уже раскрутил машину на полную катушку и вряд ли согласится повернуть назад в надежде выдавить дюжину-другую полудохлых китайцев. Это же не осетрина...

– "Орегон" сильно пострадал? – спохватился Кабрильо, вспомнив наконец о своих капитанских обязанностях.

– Выглядит он так, будто с ним всласть наигрался детеныш Годзиллы, – сообщил Питт, – но судно на ходу, и это главное. А все прочее легко исправят за пару недель в ремонтном доке.

– Потери?

– Пятеро раненых, включая вас, сеньор председатель. Что с остальными, пока не знаю, но они во время боя находились в укрытии.

– Значит, все живы! – с облегчением выдохнул капитан. – Живы благодаря вашему героизму и вашей смекалке, мистер Питт, за что позвольте выразить вам мою бесконечную признательность. – Борясь с подступающей слабостью, он все же нашел в себе силы договорить до конца: – Вы обманули не только китайцев из абордажной команды, но и такого прожженного мошенника, как ваш покорный слуга. В противном случае, боюсь, мы с вами сейчас бы не разговаривали.

– Вы преувеличиваете мои заслуги, Хуан, – покачал головой Питт. – Не забывайте, что вместе со мной дрались еще четверо отчаянных парней.

– Я помню. Но только вы сумели добежать под градом пуль до «эрликонов» и переломить ход сражения.

Еще раз осмотрев жгут и убедившись в отсутствии кровотечения, Питт устало поднялся на ноги и привалился спиной к переборке.

– Знаете, сеньор председатель, – сказал он задумчиво, – я где-то читал, что в горячке боя люди нередко совершают такие поступки, на которые никогда бы не решились в нормальном состоянии.

– Возможно, – упрямо прошептал Кабрильо из последних сил. – Тем не менее именно вы спасли мое судно и мою команду.

Питт насмешливо прищурился:

– Могу ли я в таком случае надеяться, что совет директоров корпорации «Орегон» на следующем заседании примет решение выписать мне крупные премиальные?

Шкипер попытался что-то ответить, едва шевеля посиневшими от сильной кровопотери губами, но не смог выговорить ни слова и потерял сознание. Секунду спустя в рубку ввалился Джордино в сопровождении врача и пары матросов с носилками.

– Как он? – шепотом спросил итальянец, кивком указав на распростертое тело.

– Хреново, – мрачно отозвался Питт. – Кость перебита начисто, и нога висит буквально на лоскутке. Но если судовой хирург такой же профессионал, как все остальные члены экипажа, держу пари, что он сумеет присобачить ее на место.

Джордино покосился на кровавое пятно, расплывшееся на седалище напарника, и ехидно предложил:

– Хочешь, я тебе там мишень намалюю? Или сразу две?

– Не стоит беспокоиться, – осклабился Питт. – В следующий раз они и так не промахнутся.

20

Мало кому из посещающих бывшую британскую колонию туристов и бизнесменов известно о существовании почти двух с половиной сотен мелких островов, окружающих самый большой из них, Сянган, он же Гонконг, и полуостров Цзюлун, известный также под названием Коулун, где проживает примерно девяносто пять процентов горожан. Многие из них просто необитаемы, а остальные могут похвастаться лишь убогими рыбацкими деревушками, редкими фермами да живописными развалинами древних храмов. Впрочем, случаются и исключения.

В четырех милях к юго-западу от бухты Отражения лежит крошечный островок Тьянань, отделенный узким проливом от полуострова Стенли. Этот некогда каменистый и бесплодный клочок суши меньше мили в поперечнике служит фундаментом воздвигнутому в центре острова на высоте двухсот футов над уровнем моря грандиозному сооружению, олицетворяющему, по замыслу хозяина, вершину богатства и власти, но являющемуся по сути всего лишь монументальным свидетельством его беспредельного эгоизма и тщеславия.

В 1789 году на острове открыли храм, посвященный одному из «бессмертных» – основателей даосизма. В 1949 году храм был закрыт и заброшен, а в 1990-м его приобрел Шэнь Цинь, одержимый навязчивой идеей построить на этом месте не имеющий себе равных во всем Китае дворец, красоте и роскоши которого могли бы позавидовать самые могущественные императоры Поднебесной.

За высокими стенами и строго охраняемыми воротами поместья раскинулись великолепные сады с редчайшими экзотическими деревьями и цветами, за которыми ухаживали десятки садовников. Лучшие дизайнеры мира и тысячи искусных китайских ремесленников трудились над перестройкой некогда захудалого монастыря в не имеющий аналогов музейный комплекс, основу экспозиции которого составила огромная коллекция произведений искусства и культурно-исторических ценностей, собранная Шэнем за тридцать лет. Примечательно, что ни один из экспонатов не был датирован позднее 1644-го – года смерти последнего из императоров династии Мин. Магнат не жалел денег на подкуп чиновников от культуры, лишь бы заполучить в свое владение очередной шедевр.

Агенты Шэня не пропускали в Европе и Америке ни одного аукциона, где выставлялись на торги древние китайские раритеты. Владельцы частных коллекций и директора музеев чаще всего не могли устоять перед натиском напористого миллиардера, предлагавшего бешеные деньги или более чем выгодный обмен за имеющиеся в их собраниях произведения китайского искусства. Он отдавался своей страсти с такой фанатичной увлеченностью, что немногочисленные друзья и близкие деловые партнеры магната порой начинали сомневаться в его здравомыслии. Если же кто-то из коллекционеров наотрез отказывался расстаться с принадлежащей ему вещью, Шэнь не гнушался прибегать к услугам наемных грабителей. Кончилось тем, что во всем мире, за исключением нескольких стран с авторитарным режимом правления, не осталось практически ничего, что могло бы серьезно заинтересовать гонконгского судовладельца. Прошло еще несколько лет, и экспозиция музея на острове Тьянань разрослась до такой степени, что для новых поступлений больше не находилось места. Когда Гонконг перешел под юрисдикцию КНР, Шэнь приказал перевезти самые ценные шедевры, в том числе все краденые, в Сингапур, освободив тем самым часть музейных площадей и обезопасив ядро своей коллекции от маловероятной, но все же возможной конфискации по решению какого-нибудь высокопоставленного бюрократа из коммунистического руководства Китая.

В отличие от многих других сверхбогачей Шэнь никогда не останавливался на достигнутом. Хотя его состояние давно перевалило за три миллиарда долларов, он по-прежнему, как в нищие детские годы, немедленно пускал в оборот каждый заработанный цент, продолжая с маниакальной настойчивостью расширять свою империю и пополнять уникальное собрание предметов древней китайской культуры и произведений искусства.

Купив обветшалые храмовые постройки, он первым делом распорядился построить причал и проложить широкую асфальтированную дорогу от него до монастыря, чтобы обеспечить бесперебойную транспортировку строительных материалов и других грузов, доставляемых морем. Работы велись такими ударными темпами, что не прошло и пяти лет, как Шэнь смог наконец поздравить себя с осуществлением заветной мечты: комплекс на острове Тьянань вышел на одно из первых мест в мире среди частных собраний, уступая, быть может, только дворцу-музею Херста в Сан-Симеоне, штат Калифорния.

Резиденция самого магната разместилась в отреставрированном и капитально перестроенном монастыре, а большая часть экспозиции – в прилегающих к центральному трех малых храмах. Толстый слой доставленного целым караваном барж насыпного чернозема позволил разбить не только экзотические сады, но и ухоженные газоны, на которых оборудовали два теннисных корта и укороченное – на девять лунок – поле для гольфа. Пятидесятиметровый бассейн с подогревом давал возможность хозяину и его гостям вволю поплавать в любое время года. Из других достопримечательностей можно также упомянуть отделанные в старинном китайском стиле бильярдную, библиотеку, бары и курительные комнаты, бани и сауны, банкетный зал на сотню персон и многое другое в том же духе, обустроенное и выдержанное на уровне высочайших мировых стандартов. Дождавшись завершения строительства, на церемонии открытия Шэнь в присутствии избранных приглашенных торжественно посвятил свой музейный комплекс Тянь Хоу, богине – покровительнице мореплавателей.

Помимо страсти к коллекционированию, он был одержим еще и стремлением к совершенству. Каждый раз, навещая свои владения, Шэнь строгим хозяйским глазом выискивал малейшие недостатки и требовал немедленно их устранить. В голову ему частенько приходили свежие идеи по улучшению планировки перестройке той или иной музейной секции или смене экспозиции. Все эти переделки требовали колоссальных дополнительных расходов, но магнат не считал деньги, когда речь шла об удовлетворении его эстетических наклонностей. Четырнадцать тысяч экспонатов служили предметом ревнивой зависти администраторов крупнейших музеев и частных коллекционеров всего мира, и к их владельцу постоянно обращались с весьма заманчивыми предложениями, однако Шэнь только покупал, но никогда не продавал. С высоты птичьего полета комплекс чем-то напоминал растянутую паутину, в центре которой затаился хищный паук, не подпускающий чужих и ревностно оберегающий тайны своего хозяина.

За пять лет существования Дома Тянь Хоу его посетило множество гостей, среди которых встречались особы королевской крови, диктаторы, президенты и премьер-министры, финансисты и кинозвезды, всемирно известные художники и литераторы, и никому из них не приходило в голову отказаться от персонального приглашения владельца, фактически означавшего признание причастности получившего его к верхушке мировой элиты. Прибывающих в Гонконг воздушным путем доставляли на остров прямо из аэропорта вертолетом, а высших китайских партийных и военных руководителей, с которыми у Шэня были особые отношения, привозил двухсотфутовый паром, построенный по его собственному проекту на принадлежащей ему же верфи. По прибытии посетителей встречали вышколенные слуги, заботливо провожающие их в предназначенные ему или ей апартаменты. В течение всего времени пребывания приглашенных обслуживали специально выделенные в распоряжение каждого камердинеры, горничные, официанты и повара, готовые выполнить любое пожелание.

В дальнейшем гостям предоставляли полную свободу действий. Одни бродили по музейным залам, восхищаясь выставленными шедеврами, другие проводили время в бассейне или на спортивных площадках, третьи продолжали заниматься делами в библиотеке, оснащенной новейшей компьютерной техникой, позволяющей моментально узнавать самые свежие новости и связываться с агентами, партнерами по бизнесу, биржевыми маклерами, а также родными и близкими, где бы те ни находились.

Единственным официальным мероприятием считался ужин. Ближе к вечеру гости начинали подтягиваться в просторный холл, превращенный фантазией дизайнеров в райский сад, где желающие могли пройтись по тропинкам под сенью пышной тропической зелени, полюбоваться миниатюрными водопадами и декоративными прудами, в которых лениво плескались тучные золотые карпы, насладиться пьянящими запахами джунглей, создаваемыми скрытыми в потолке ароматизаторами, или просто посидеть с коктейлем в руке под шелковыми зонтиками, расписанными в старинном китайском стиле.

Ровно в семь часов распахивались массивные ворота и собравшихся приглашали в банкетный зал. Прежде на его месте располагалось главное святилище храма, но времена меняются... Джентльмены во фраках и смокингах и дамы в вечерних платьях чинно усаживались за кувертами с именными табличками в богато изукрашенные искусной резьбой удобные кожаные кресла с ножками и подлокотниками в виде драконьих лап. Сервировка каждого места варьировалась в зависимости от национальной принадлежности и вкуса гостя. Европейцы и американцы пользовались, как правило, привычными столовыми приборами, а уроженцы Азии предпочитали кушать палочками. Шэнь с самого начала отказался от стандартного длинного обеденного стола, во главе которого сидит хозяин дома, и заказал круглый «ооновский», чтобы никто не чувствовал себя обойденным. Сидящих по внешнему периметру гостей обслуживали симпатичные молодые китаянки в облегающих шелковых платьях с длинным разрезом от щиколоток до бедер. С подносами в руках, они вереницей тянулись из кухни сквозь узкий проход и сразу разбегались пестрой стайкой по внутреннему кругу с очередной переменой блюд. Практичный Шэнь справедливо полагал такой способ подачи куда более удобным и быстрым, чем традиционный вариант обноса, когда официанту приходится далеко наклоняться и изгибаться всем телом над плечом клиента.

Сам хозяин появлялся только после того, как все остальные занимали свои места. В банкетный зал он спускался на персональном лифте в роскошном шелковом облачении знатного мандарина. Его собственное кресло на несколько дюймов возвышалось над другими и представляло собой миниатюрную копию императорского трона. Да и вел он себя во время трапезы как самый настоящий владыка Поднебесной, перед величием которого тускнеют и блекнут любые чины и титулы:

Впрочем, гости не обижались. Присутствие владельца поместья и его своеобразные манеры придавали особую пикантность подобным сборищам, превращая обыкновенный, хотя и весьма изысканный ужин в некое подобие пышного средневекового пиршества. Но на этом программа не заканчивалась. После ужина Шэнь приглашал всех желающих на просмотр самых последних художественных фильмов, зачастую еще не вышедших на широкий экран. Эксклюзивные копии обходились ему в кругленькие суммы, равно как и услуги большой группы синхронных переводчиков, владеющих всеми наиболее распространенными языками. По окончании сеанса зрители имели возможность пропустить еще по рюмочке на сон грядущий и обменяться впечатлениями, но ровно в полночь хозяин неизменно прощался и удалялся в свой кабинет – обычно в компании одного или нескольких деловых партнеров, с которыми он желал обсудить наедине какие-нибудь финансовые проекты или заключить сделку.

Но в ту ночь, о которой сейчас пойдет речь, собеседником Шэня оказался не бизнесмен, а семидесятилетний ученый Куань Чжу – самый почитаемый в современном Китае историк. Достопочтенный Куань неплохо сохранился и выглядел лет на десять моложе своего истинного возраста. Приятное, почти без морщин, улыбчивое лицо несколько портили маленькие карие глазки под тяжелыми набрякшими веками, отчего складывалось невольное впечатление, будто он смотрит на окружающих исподлобья. Хозяин жестом указал гостю на мягкое кресло, приглашая садиться, и собственноручно налил персиковый ликер в крохотную фарфоровую чашечку эпохи династии Мин. Дождавшись, пока тот пригубит изысканный напиток, Шэнь заговорил первым:

– Большое спасибо, уважаемый Куань, за то что вы откликнулись на мою просьбу приехать, – церемонно произнес магнат.

– Это я должен благодарить вас, дорогой Шэнь, за предоставленную мне возможность вновь посетить ваш великолепный музей и порадовать взор созерцанием украшающих его бесценных сокровищ, – возразил ученый, ничуть не кривя душой.

– Вы заслуженно считаетесь крупнейшим в мире авторитетом по древнекитайской культуре, и я пригласил вас, чтобы проконсультироваться по поводу одной весьма занимающей меня проблемы, – сразу перешел к делу хозяин.

– Я вас внимательно слушаю, – благосклонно наклонил голову историк. – Чем могу служить?

– Могу я рассчитывать на ваше содействие в проведении кое-каких архивных изысканий?

– Безусловно. Что вас интересует?

– Вы ведь уже не раз осматривали собранные в Доме Тянь Хоу экспонаты, не так ли? И наверняка приглядывались к некоторым из них более пристально, чем к другим?

– Разумеется, – согласился Куань. – Признаться, я до сих пор поражаюсь, как вам удалось собрать в одном месте столько уникальных исторических памятников, многие из которых долгое время считались безвозвратно утраченными. Взять хотя бы бронзовые курительницы эпохи династии Чжоу[25]25
  Династия китайских императоров, сменившая в V веке до н. э. династию Инь.


[Закрыть], инкрустированные золотом и драгоценными камнями, или великолепную колесницу с упряжкой из четырех коней и колесничим, отлитыми из бронзы в натуральную величину...

– Бросьте, профессор, – поморщился Шэнь, – неужели вы еще не поняли, что это всего лишь копии – жалкие подделки, способные ввести в заблуждение только дилетантов, но не таких выдающихся специалистов, как вы.

– Для меня ваши слова подобны удару грома, – растерянно пробормотал Куань после довольно длительной паузы. – Они... они выглядят столь совершенными... Должно быть, именно это и сбило меня с толку.

– Работа неплохая, согласен, но любая экспертиза сразу выявит фальшивки.

– Тем не менее создавшие их ничуть не уступают мастерам древности, жившим и трудившимся тысячелетия назад. Учитывая существующий спрос на рынке, вы могли бы зарабатывать огромные деньги только на копиях.

– Мог бы, но меня это не интересует, – тяжело уронил Шэнь. – Пусть даже копия стоит миллионы, но бесценен один лишь оригинал. А мне нужны именно оригиналы. Поэтому я очень рад, достопочтенный Куань, что вы соблаговолили сегодня принять мое предложение. Я прошу вас составить возможно более полный список музейных и исторических ценностей, значившихся в каталогах до тысяча девятьсот сорок восьмого года и бесследно исчезнувших после этой даты.

Слово было сказано. Куань Чжу некоторое время пристально разглядывал собеседника, чуть заметно пожевывая губами и явно что-то прикидывая в уме.

– Поручение не из простых, уважаемый Шэнь, – произнес он уклончиво, – и выполнить его обойдется недешево.

– Я заплачу сколько потребуется, дорогой профессор, – хищно усмехнулся магнат. – И можете не стесняться в расходах.

– Ну что ж, в таком случае... – Куань на миг задумался, затем уверенно закончил: – Необходимый вам перечень будет готов к концу этой недели. Желаете, чтобы я передал его вам здесь или в вашем гонконгском офисе?

Шэнь с сомнением посмотрел на историка и покачал головой.

– При всем моем уважении к вам, профессор, указанный вами срок представляется мне нереальным. Вы уверены, что сумеете так быстро управиться?

Куань загадочно улыбнулся.

– Дело в том, уважаемый Шэнь, – пояснил он, – что все предварительные изыскания по интересующей вас теме уже проведены. Мною. Да-да, не удивляйтесь, – поспешил он добавить, заметив недоумение на лице собеседника. – Я почти четверть века занимаюсь проблемой утраченных шедевров. Просто так, ради любопытства. Для меня это нечто вроде хобби. Все данные находятся в моем персональном компьютере, но мне понадобится несколько дней, чтобы их систематизировать и распечатать. Вы получите список бесплатно.

– Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, достопочтенный Куань, – нахмурился магнат, – но я не из тех людей, которые гоняются за благотворительностью. Назовите сумму. Любую.

– Нет, денег я от вас не приму, – отказался ученый, – но у меня имеется одно условие...

– Согласен на любые условия! – тут же отреагировал Шэнь.

– Я прошу вас дать слово, что вы приложите все усилия, чтобы отыскать пропавшие сокровища и вернуть их тому, кому они принадлежат, – китайскому народу.

– Клянусь, что не пожалею ничего, чтобы найти утраченное народное достояние и распорядиться им должным образом, – торжественно произнес хозяин. – Знаете, профессор, а ведь мы с вами в некотором роде коллеги. Я тоже посвятил поискам довольно много времени, хотя, конечно, гораздо меньше вашего. К сожалению, раскопать удалось на удивление мало.

– Неужели никаких следов?! – всплеснул руками историк.

– Единственная ниточка, за которую удалось зацепиться моим агентам, – это таинственное исчезновение судна под названием «Принцесса Ван Ду».

– Что вы говорите? – встрепенулся Куань. – Я отлично помню «Принцессу» и даже совершил на ней вместе с родителями путешествие в Сингапур. Я тогда был еще ребенком. Красивое судно. Если не ошибаюсь, оно принадлежало «Кантонским линиям». Кстати, несколько лет назад меня просили навести о нем справки. Но какое отношение имеет «Принцесса» к пропавшим шедеврам?

– Судите сами, – усмехнулся Шэнь. – Вскоре после того, как по приказу Чан Кайши самые ценные произведения искусства и предметы культурного и исторического наследия наших предков были безжалостно изъяты из музеев и частных собраний, «Принцесса Ван Ду» вышла из шанхайского порта и ушла в море в неизвестном направлении. Живых свидетелей разыскать не удалось, что само по себе довольно странно. Настораживает и тот факт, что очень многие из тех, кто мог бы пролить какой-то свет, закончили жизнь при весьма загадочных обстоятельствах, а от некоторых даже могил не осталось. По всей видимости, генералиссимусу очень не хотелось, чтобы пришедшие к власти коммунисты докопались до его секретов.

– Вы думаете, Чан Кайши приказал вывезти сокровища на «Принцессе Ван Ду»?

– Слишком много в этой истории совпадений, дорогой профессор, чтобы предполагать иное, – подтвердил Шэнь.

– Что ж, такая версия несколько проясняет ситуацию, но не дает нам ничего конкретного, – вздохнул Куань. – По моим данным, «Принцесса» пропала без вести во время перехода из Шанхая в Сингапур, куда была продана на металлолом.

– Мои агенты сумели проследить путь судна до берегов Чили, где оно затонуло во время шторма, успев перед этим подать сигнал бедствия, что было документально зафиксировано.

– Да вы отлично поработали, уважаемый Шэнь, с чем вас и поздравляю! – обрадовался историк. – Теперь вам и карты в руки. Осталось только найти затонувшую «Принцессу» и поднять ее груз. Полагаю, для человека с вашими возможностями такая задача вполне разрешима.

– Легче сказать, чем сделать, – покачал головой хозяин. – Для этого необходимо прочесать примерно четыреста квадратных миль морского дна. Проще отыскать иголку в стоге сена, как выражаются американцы.

– Все равно надо искать, – твердо заявил Куань. – Я прекрасно понимаю ваши трудности, но речь идет о национальном достоянии, ради спасения которого можно пойти на любые жертвы.

– Полностью разделяю вашу точку зрения, – кивнул магнат. – Скажу больше: в том районе уже полгода работает исследовательское судно, отправленное по моему распоряжению. К сожалению, похвастаться пока нечем. Обнаружено множество затонувших судов, но ни одно из них не соответствует параметрам «Принцессы Ван Ду».

– Умоляю вас не прекращать поисков! – воскликнул историк. – Если вы сумеете вернуть в Китай наследие предков, имя ваше прославится в веках, уважаемый Шэнь, и будет с благоговением произноситься потомками наряду с именами Лаоцзы и Конфуция.

– Я и не собираюсь, – пожал плечами хозяин, – но у американцев есть еще одна полезная поговорка: никогда не клади все яйца в одну корзину. Интуиция подсказывает мне, что не все так просто с этой «Принцессой». Поэтому у меня будет к вам дополнительная просьба, профессор. Постарайтесь узнать пункт назначения вышедшего из Шанхая судна. Это исключительно важно. Я щедро заплачу за любую информацию, пусть даже обрывочную и неполную.

– Вы настоящий патриот, уважаемый Шэнь, – с чувством произнес ученый.

– Не стоит преувеличивать, достопочтенный Куань, – отмахнулся магнат. – Я уже взял от жизни все, что возможно, и добился этого собственными руками. Мне плевать, объявят меня на родине национальным героем или нет. Посмертная слава меня тоже не волнует. Но я не хочу умереть, не выполнив до конца свое предназначение, которое вижу именно в том, чтобы разыскать утраченные шедевры. И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться своей цели.