Текст книги "Хоббит. Путешествие по книге"

Гномы. Без надежды, без руля и без ветрил

Когда гномы пересекают Драконово Запустение и перед ними, «темная и жуткая», высится Одинокая Гора, преждевременное ликование жителей Озерного города очень скоро исчезает в туманной дымке прошлого. В пустоши, к северу от Озера, «кончились смех, звуки арфы и пение; гордые надежды, зашевелившиеся было у них в душе, пока они внимали на озере старинным песням, угасли, место их заступил безысходный мрак». Люди, которые доставили путников на северный берег Озера, помнят старинные песни и по-прежнему надеются, что пророчество сбудется, но при том обнаруживают, что «в этой дикой глуши куда проще поверить в дракона и гораздо труднее поверить в Торина» (перевод мой. – Т. К.). Всякий, похоже, сейчас признает то, над чем никому не хотелось задуматься в безопасности Озерного города: конец похода, который стремительно приближается, может «оказаться ужасным».

Драконово Запустение изрядно повыветрило надежды и боевой дух гномов, подтвердив тем самым то, что читатель мог заподозрить еще при описании торжеств в Озерном городе: уверенность гномов в своем успехе никогда не имела под собой прочных оснований. Прибыв на склоны Одинокой Горы, к цели, которой они так долго и усердно стремились достичь, гномы столкнулись с неприятной иронией: «путешествие их закончилось, но до конца приключения было по-прежнему далеко». Рассказчик тут же прибавляет замечание, в котором практически нет нужды: «…а мужества и выдержки могло хватить лишь ненадолго». То же самое непостоянство настроений гномы проявляют на протяжении всей главы. Отыскав тайную дверь, они «было воспрянули духом», но потом снова «приуныли». Уверенность гномов в успехе, которая в Озерном городе казалась непоколебимой, на деле оказывается весьма поверхностной; стоит только гномам столкнуться с настоящими трудностями, уверенность эта испаряется, и они становятся «все угрюмей» (перевод мой. – Т. К.).

Бильбо оказался так же устойчив к унынию гномов, как прежде был устойчив к их безудержному ликованию. Все тот же бэггинсовский деловой взгляд на вещи, прочно вросший в обыденную реальность и неподвластный прихотям воображения, который в Озерном городе помешал Бильбо заразиться всеобщим воодушевлением, сейчас не дает ему погрузиться в уныние, которое все сильнее одолевает гномов по мере приближения к Горе. У гномов, судя по всему, опускаются руки при одной мысли о том, что они «очутились в безлюдном, заброшенном месте, без всякой надежды на помощь», но Бильбо – существо более практичное. Нынешнее их положение – для него задача, почти головоломка, решение которой надо попросту отыскать. Он «часто брал у Торина карту и рассматривал ее, вдумываясь в значение рун и лунных букв». Гномы слишком упрямы и целеустремленны, чтобы сдаться, однако практичность им не свойственна – и порой кажется, что им недостает способности работать головой. Именно Бильбо принуждает гномов «начать опасные поиски потайной двери на западных склонах». Несмотря на то что единственный способ проникнуть в Гору, не потревожив Смога, – это отыскать тайный вход, обозначенный на карте Трора, гномы явно не могут обойтись без понуканий Бильбо, чтобы наконец приступить к поискам. Основательный и прозаичный подход мистера Бэггинса, по сути, единственное, что на этом этапе продвигает участников похода к намеченной цели. В Черном Лесу Бильбо стал подлинным предводителем отряда; сейчас же, на склонах самой Горы, экспедиция грозит превратиться в спектакль одного актера.

Даже когда Бильбо падает духом и становится «не бодрее других», его угрюмость заметно отличается от состояния гномов. Вместо того чтобы подобно гномам бесцельно слоняться по лагерю, Бильбо обращает взор на запад и не сводит глаз с дороги, которая ведет к дому. Хоббит, как он сам объясняет гномам, сидит на пороге и думает; однако размышляет оно вовсе не о том, как войти в Гору, но о том, как вернуться в свой невысокий Холм, который остался далеко на западе. В Озерном городе гномы отпраздновали свое возвращение слишком рано; вот теперь они действительно вернулись к Горе – и попросту не знают, как быть дальше. Бильбо достиг самой дальней точки своего «материального» путешествия; Гора и Холм располагаются на противоположных полюсах мира. Хоббит сидит, «прислонившись к скале», и неотрывно смотрит туда, где «в голубой дали остался мирный западный край, где остались Холм и его норка в Холме» (перевод мой. – Т. К.). Бильбо остро осознает контраст между Горой и Холмом, между безопасным уютным домом и безжизненной, осененной тенью дракона пустошью, где ему предстоит завершить свое, казалось бы невозможное, дело, прежде чем он сможет хотя бы направиться в сторону дома. Однако же тихая жизнь хоббичьей норки Бильбо одинаково далека от мечтаний, которым предаются жители Озерного города и (недолгое время) гномы. Что бы ни происходило, к событиям здесь, на Востоке, Бильбо причастен лишь «по долгу службы».

Отчужденность Бильбо от настроений и поступков гномов обостряется еще и потому, что он относится к этому путешествию совершенно не так, как гномы. Гномы выступили в поход, который имеет громаднейшее значение и для них самих, и для их близких. Бильбо же – профессионал, который работает на них за обещанную награду, в сущности, малоприятный наемник. Это различие в положении Бильбо и гномов наглядно проявляется чуть ли не со второй главы. Когда гномы видят мерцающий между деревьев костер троллей, они говорят: «В конце концов, с нами Взломщик». В этой фразе читатель может расслышать не только напоминание о том, что Бильбо – наемная рабочая сила, но и отчетливое разделение на «мы» и «он»: Бильбо с ними, но не один из них. Несмотря на то что хоббит и гномы стали настоящими друзьями и вместе побывали во множестве передряг, это разделение так до конца и не исчезло. В самом начале десятой главы, когда Торин, выбравшись полуживым из бочки, кряхтит и стонет на берегу Долгого Озера, Бильбо напоминает ему, что эта «дурацкая затея… да, да, ваша, а не моя!».

Отчужденность между Бильбо и гномами по-прежнему заметна и на склонах Одинокой Горы, но в сравнении с началом похода ее проявление разительно изменилось. Во второй главе Бильбо был настолько не уверен в себе, так страстно желал произвести выгодное впечатление на своих новых товарищей, что без единого возражения отправился на стоянку троллей, хотя и понятия не имел, что там делать и чего именно от него ожидают. В одиннадцатой главе раздосадованные гномы заводят речь о том, что надо бы отправить Бильбо пройти через Главные ворота: «Раз у него есть кольцо-невидимка – значит, теперь с него и спрос больше». На сей раз Бильбо решительно наплевать, что там думают гномы о его профессиональном мастерстве, – он встревожен и раздражен тем, что его снова хотят отправить одного на разведку. Бильбо по-прежнему достаются опасные поручения, но теперь он лишь утомленно досадует на то, что в очередной раз придется вызволять гномов из неприятностей.

Похожий сдвиг можно наблюдать в лирических воспоминаниях гномов о том, как они были у Бильбо в Нежданных гостях, – именно эти воспоминания подвигли их назвать пятачок травы перед тайной дверью «порогом». Гномы припоминают давние слова Бильбо о том, что «можно будет посидеть у порога, авось что и придумается» (перевод мой. – Т. К.). Бильбо вставил эту реплику почти в самом конце ужина, стремясь любым способом поскорее избавиться от нежданных гостей, и всего лишь хотел этой репликой замаскировать тот прискорбный факт, что ему и сказать-то нечего. Теперь, когда он уже не раз доказал делом свою профессиональную состоятельность, гномы вспоминают давнее недомыслие хоббита с нежностью. Более того, по иронии судьбы ситуация в корне переменилась. Теперь уже гномы понятия не имеют, что сказать, а Бильбо – единственный среди них, на кого можно положиться.

Удача. Пророчество лунных букв

И действительно, по сравнению с Бильбо гномы во время поисков тайной двери выглядят довольно глупо. Во-первых, они, похоже, совершенно позабыли об указаниях в пророчестве, которое было написано на карте лунными буквами: «Стань в Дьюрин день у серого камня, когда застрекочет дрозд… и заходящее солнце бросит последний луч на дверную скважину». Даже после того, как тайная дверь найдена, гномы игнорируют это чудом обнаруженное послание. В Ривенделле именно Торин объяснил Элронду, что Дьюрин день – «тот день, когда последняя осенняя луна и солнце стоят в небе одновременно». И однако же ни ему, ни кому другому из гномов не припомнился Дьюрин день, когда Торин – уже на склоне горы – между делом замечает, что «завтра пойдет последняя неделя осени». Махнув рукой на рунное послание, гномы как обычно пытаются выбить дверь кирками – занятие столь же бесполезное, сколь и глупое.

Как мы уже говорили в третьей главе, текст, начертанный лунными буквами, содержит некоторые указания, но по большей части – предсказания. Быть может, гномы сочли бы его более убедительным и знаменательным, если бы в тексте содержались более подробные инструкции, но при данных условиях роль того, кому предстоит открыть дверь, в основном пассивна. В Дьюрин день застрекочет дрозд и заходящее солнце высветит дверную скважину. Даже одно-единственное указание «стань у серого камня» не предполагает активных действий. Такое послание явно не устраивает гномов. Даже когда луч света волшебным образом высвечивает дверную скважину, гномы не обращают на это ни малейшего внимания и, бросившись к скале, принимаются толкать дверь руками. Гномы раз за разом демонстрируют свою непонятливость.

И конечно же, именно Бильбо уделяет внимание рунам и уважительно относится к тому, что они сообщают. Именно он терпеливо сидит у серого камня, а поскольку все время думает о лунных буквах – именно он замечает дрозда, который щелкает на камне улиток, и осознает, что пророчество сбылось. Заметим, что в критический момент, когда заходит солнце и гномы «нетерпеливо ждали», тряся бородами, Бильбо, следуя указаниям рун, «стоял у серого камня». Когда солнце скрывается в полосе облаков на горизонте и гномы стонут от разочарования, один только Бильбо сохраняет надежду, все так же почти неподвижно стоя около камня. Если бы не хоббит, Торин, который подбежал к камню лишь на зов Бильбо, даже и не подумал бы сунуть в диковинную скважину ключ, который дал ему Гэндальф. Возможно, другие случаи, в которых Бильбо спасает весь отряд, и более остросюжетны, но этот – наиболее значимый.

Лунные буквы послания намекают, что открыть тайную дверь можно лишь каким-то особым, магическим способом, а само событие подтверждает этот намек как нельзя лучше. Утром в Дьюрин день Бильбо охватывает «странное чувство, будто он чего-то ждет». Это ощущение побуждает его предвкушать некое чудесное и притом весьма приятное происшествие. «Может, волшебник вдруг объявится», – думает он. Этого не случилось, но Бильбо вдруг оказывается в самой гуще событий, таинственным образом предсказанных столетие с лишним тому назад: щелкает дрозд, а затем последний луч Дьюрина дня падает на скальную стену. По тому, как все происходит, ясно, что эти события никак не могли произойти естественным путем. Последний луч Дьюрина дня оказался единственным лучом, который прорвался сквозь «полосу багровых облаков» и с поразительной точностью указал, «словно пальцем», на дверную скважину.

Даже дрозд, чье поведение при иных условиях можно было бы объяснить естественными причинами, вносит свою лепту в сверхъестественный ореол этой минуты. Старый дрозд, который, «склонив голову набок», с огромным интересом наблюдал за тем, как разворачиваются долгожданные события, «вдруг застрекотал» в тот самый миг, когда одинокий луч света упал на скальную стену – за долю секунды до того, как громкий треск, волшебным образом похожий на треск улиточных панцирей под клювом дрозда, возвестил, что скважина открылась. Внешне совершенно естественное явление – поздний ужин, который дрозд устроил себе на камне, – служит, как было предсказано в рунах, знаком для открывания двери, и птица, поглядывая со своего насеста, явно ждет той минуты, когда сможет исполнить свою роль в исполнении пророчества. Вряд ли читатель нуждается в уточнении, что дрозды Одинокой Горы (как сообщает в следующей главе Торин) – «волшебная и долговечная порода». Диковинная удача, которая вела Бильбо и его спутников к Горе извилистыми и непредсказуемыми тропами, явно доставила их сюда как раз вовремя, чтобы свершилось волшебство, предсказанное век с лишним назад.

Тайная дверь открыта – и для Бильбо начинается последний этап путешествия. Впрочем, осознание этого особой радости не приносит, ибо вид потайного прохода, описанный рассказчиком, иначе чем жутким не назовешь. «Из глубины, – говорит нам Толкин, – словно пар, выплыла темнота, глазам их предстала глубокая зияющая чернота – разверстый вход в глубь Горы». Бильбо стоит у серого камня, глядя, как тьма выползает из входа наружу, подобно тому как дым и пар сочились из Главных ворот, – зрелище, которое так напугало его. Он смотрит на вход, похожий на пасть самого дракона, разверзшуюся, чтобы поглотить его, – и понимает, что именно ему, Бильбо Бэггинсу, предстоит шагнуть в эту темноту.

12. Бильбо получает награду. Что ждало их внутри[38]38
  В оригинале название главы «Inside information» носит явно иронический характер и, возможно, пародирует выспренный стиль Торина. – Примеч. пер.


[Закрыть]

Выбор Бильбо. Третий решающий рубеж

Когда Бильбо проникает внутрь Горы и в одиночку отправляется на поиски драконьего логова, наступает еще один поворотный рубеж в жизни хоббита: «Затем Бильбо надел кольцо и стал красться по туннелю вглубь и вниз» (в оригинале тройной повтор слова «вниз», нагнетающий настроение: «down, down, down into the dark» – «вниз, вниз, вниз, во тьму»). (Перевод мой. – В. П.). Вскоре он теряет из виду не только товарищей, но и дневной свет. «Наконец очертания двери исчезли, Бильбо остался совсем один». Один, в темноте, Бильбо оказывается в положении, которое отчетливо напоминает предыдущие два решающих рубежа в его карьере. В первый раз он очнулся от обморока и обнаружил, что оказался один во тьме гоблинских подземелий, а впереди его поджидала встреча с Голлумом. Во второй раз он пробудился ото сна в Черном Лесу и обнаружил, что его опутывает паутиной гигантский паук. И вот Бильбо в третий раз оказался один в полной темноте, без друзей и их поддержки, и ему предстоит один на один встретиться со смертельно опасным врагом.

Если рассматривать эти три решающих рубежа как единое целое, они образуют интересный сквозной мотив. Например, мы отчетливо видим, что с каждым разом Бильбо попадает во все более опасное и безнадежное положение – каждое новое испытание суровее предыдущего. В первый раз Бильбо потерялся в незнакомых пещерах, полных гоблинов, и ему пришлось самостоятельно спасаться от отчаявшегося и разъяренного Голлума. Во второй – заблудился в еще более непроницаемой тьме Черного Леса, и ему пришлось не просто спасаться от хищных пауков, но и искать их логово и расправляться с пауками, чтобы выручить из плена друзей-гномов. В третий раз Бильбо должен один-одинешенек проникнуть в логово огромного огнедышащего дракона, на счету у которого разрушенные королевства и сожженные города. К счастью для Бильбо, это последний решающий рубеж в его карьере![39]39
  Ужаснее и тягостнее этих трех испытаний, по-моему, мог бы быть разве что поход вдвоем со слугой в неприступную цитадель Темного Властелина, чтобы отыскать средоточие его могущества и бросить Кольцо Всевластья в пламя Роковой Горы. К счастью для Бильбо, волею судьбы он переложил это нелегкое дело на плечи своего племянника Фродо. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Обратим внимание и на то, что в трех испытаниях постепенно нарастает не только опасность, угрожающая Бильбо, но и степень его вовлеченности в ситуацию. В первый раз от Бильбо требуется сравнительно немного. Конечно, его решение действовать самостоятельно – важный момент, но возможности Бильбо ограниченны и выбор тоже. Во второй раз Бильбо не только проявляет недюжинное присутствие духа, которое помогает ему сразу же спастись от неминуемой смерти; он еще и подвергает себя опасности, чтобы выручить друзей. В третий раз Бильбо уже не вовлекается в опасную ситуацию помимо своей воли: он не падает без памяти, ударившись головой, и не засыпает, чтобы затем очнуться в одиночестве. На этот раз хоббит сознательно принимает решение покинуть друзей и дневной свет и в одиночку пуститься в опасный путь – во тьму, навстречу врагу. Рассказчик старательно подчеркивает осознанность выбора Бильбо: «Это был самый мужественный поступок в его жизни… – и добавляет затем: – Бильбо одержал настоящую победу над самим собой». Хоббит предпринял последний шаг.

Однако даже в этот миг, когда Бильбо полностью погружается в туковскую жизнь, мы обнаруживаем, что ум его полон весьма бэггинсовских мыслей. Нельзя сказать, что Бильбо теперь лучше приспособился к полной опасностей и приключений жизни. Действует он вовсе не хладнокровно. Он размышляет о том, какая несусветная и бессмысленная глупость его героический поступок. «Вот оно, Бильбо Бэггинс, – сказал он себе. – Ты по собственной воле увяз в этом деле с головой, вот теперь и расплачивайся за свою глупость. Какой же я идиот! – твердил в нем отнюдь не туковский голос. – На что мне сдались сокровища дракона? Если бы я мог проснуться и очутиться не в этом проклятом туннеле, а в своей прихожей! Да пускай бы сокровища оставались здесь на веки вечные!» Итак, даже теперь, решаясь на самый храбрый и авантюрный поступок в своей жизни, Бильбо продолжает держаться за свои бэггинсовские ценности и взгляды. Собственная прихожая в хоббичьей норке и те сокровища, которые поджидают в ее конце – чайник Бильбо, его любимое кресло, очаг и кладовка, – все это для Бильбо гораздо драгоценнее, чем огромная груда золота и самоцветов, ожидающих его в конце темного туннеля, в пещере у дракона. Да, Бильбо, возможно, и миновал последний решающий рубеж в своей карьере, но по-прежнему смотрит на жизнь всецело по-бэггинсовски.

Разумеется, нельзя сказать, будто Бильбо совсем не изменился, – он изменился, и еще как. В двенадцатой главе то и дело всплывают упоминания о событиях первой главы, тем самым подталкивая нас к сравнению прежнего Бильбо с нынешним и помогая понять, как далеко он зашел. Когда открывается потайная дверь в пещеру, Торин произносит пышную речь в выспренном стиле, к которому прибегает в особо торжественных случаях, – речь о том, что для Бильбо настал час заработать обещанную долю: «Настало время для того, чтобы высокочтимый мистер Бэггинс, проявивший себя за долгое время пути как превосходный компаньон, как хоббит, исполненный отваги и находчивости, поражающими несоразмерностью с его небольшим ростом, и, если я могу так выразиться, наделенный запасом удачливости, который превышает обычный, отпущенный судьбой… Настало, повторяю, время для того, чтобы он оказал нам услугу, ради которой его включили в нашу Компанию, и заработал обещанную долю». Мы поневоле вспоминаем первую столь же выспренную и пышную речь Торина: она прозвучала в гостях у Бильбо в Бэг-Энде, в «торжественный момент», когда гномы только собирались в свой поход за сокровищами. В тот раз Бильбо прервал речь Торина, заверещав от ужаса и грохнувшись в обморок. Одно лишь упоминание о том, что он, быть может, не вернется из путешествия назад, повергло бедного мистера Бэггинса в истерику. Опасность, о которой Торин вещает в двенадцатой главе, куда конкретнее и ближе: гном объявляет, что Бильбо пришла пора в одиночку пуститься на разведку в темный туннель и встретиться с драконом лицом к лицу. На этот раз закаленный испытаниями Бильбо реагирует иначе – он просто раздражается: «хоббитом овладело нетерпение». Бильбо откровенно пародирует выспренную речь Торина. «Если от меня ждут, чтобы я первым вошел в потайную дверь, о Торин Оукеншильд, сын Трейна, да удлинится бесконечно твоя борода, – сказал Бильбо с раздражением, – то так и скажите!» Отчасти раздражение Бильбо объясняется тем, что Торин, после всех испытаний, которые они пережили вместе, упомянул исходный деловой договор. Но кроме того, Бильбо попросту не терпится приступить к делу. «Ладно, чтобы отвязаться, я согласен заглянуть туда разок», – небрежно говорит он.

Сам Бильбо тоже отмечает перемены, которые произошли в нем с тех пор, как он покинул дом. Он говорит: «Я теперь больше верю в свою счастливую звезду, чем в былые времена». Рассказчик подчеркивает эту реплику, добавляя: «Он имел в виду прошлую весну, перед тем как покинул родной дом, но ему казалось, что это было тысячу лет назад». Хотя с отъезда Бильбо времени на самом деле прошло не так уж и много, но Бильбо так сильно изменился, что этот срок кажется значительным.

Когда Бильбо пускается в путь по тайному туннелю, рассказчик вновь напоминает нам начало книги, замечая: «Ведь он был далеко не тот хоббит, который выбежал когда-то без носового платка из Бэг-Энда. Он обходился без платка уже целую вечность». Упоминание носового платка заставляет нас сопоставить два образа – прежнего Бильбо и нынешнего. Первая картинка – это Бильбо в самом начале своего путешествия, взбудораженный и толком не собравшийся в путь: «побежал со всех своих мохнатых ног», чтобы поспеть на встречу с гномами. Вторая картинка – образ Бильбо, который «дрожал от страха, но на физиономии у него были написаны решимость и суровость». Бильбо вооружен и настроен решительно: «Проверив, на месте ли кинжал, он затянул кушак и продолжал путь». В этих двух контрастных образах просматривается нечто большее, чем окрепший характер Бильбо. Изменился не только он сам, но и его отношение к приключению. Теперь приключение – это не просто события, которые случаются с Бильбо, пассивно принимающим судьбу. В начале книги рассказчик сообщает: «Бильбо потом никак не мог вспомнить, каким образом очутился на улице – без шапки, без трости, без денег, без всех тех вещей, которые привык брать с собой, выходя из дому». Бильбо беспомощно вовлекается в водоворот событий, он пассивен, несмотря на то что бежит со всех ног и запыхался. В двенадцатой главе он сам принимает решение. Войдя в роль Взломщика и полностью отдавая себе отчет, что именно она сулит и чем грозит, Бильбо по своей воле идет в логово дракона, до которого, как известно хоббиту, всего считаные ярды.

Сравнивая эти две сцены, мы видим, как изменилось мировоззрение Бильбо, его отношение к жизни. В первой главе его волнует не столько само начало путешествия, сколько то, что путешествие сопровождается нехваткой удобств и важных вещей, без которых Бильбо не привык обходиться: хоббита волнует, что он пустился в путь без носового платка и без денег. Теперь, когда Бильбо крадется по тайному подземному ходу в логово Смога, рассказчик отмечает, что наш целеустремленный, собранный и профессиональный взломщик «обходился без платка уже целую вечность» и тем не менее живехонек. Носовой платок – вещица, которая, конечно же, символизирует множество прочих лишений, которые вытерпел и к которым уже привык Бильбо. Пройдя испытание подлинным голодом, Бильбо стал иначе относиться к еде, и точно так же изменилось его отношение к удобствам и радостям прежней мирной жизни: оно не превратилось в противоположность, хотя и изменилось.

Как мы видим, Бильбо по-прежнему недовольно ворчит насчет приключения, в которое оказался втянут: «Ты по собственной воле увяз в этом деле с головой, вот теперь и расплачивайся за свою глупость». Но даже эти слова, пусть и шутливо, показывают, какой выбор совершил Бильбо: он принял решение действовать, он сознательно хочет пройти испытание до конца и вернуться в прежний бэггинсовский мир с изменившимся отношением к жизни. Последний решающий выбор в жизни Бильбо приводит к тому, что обе его стороны, туковская и бэггинсовская, поэтическая и прозаическая, наконец-то примиряются, и именно внутреннее примирение двух противоположных начал придает Бильбо сил и помогает совершить все поразительные подвиги на последнем этапе этой истории.