Текст книги "Теория и практика массовой информации"

Студент должен проработать текст параграфа, осмыслить его содержание и освоить основные выводы. Самостоятельно оценить эффективность данного вида работы помогут ответы на следующие вопросы:

1. Какие явления породил резкий скачок технической и технологической революции, развитие промышленности и становление постиндустриального общества?

2. С какими процессами исследователи главным образом связывают «омассовление» общества и появление «массового человека»? Обоснуйте свой ответ.

3. Назовите временной период, когда проявился интерес философов, социологов, политологов, теоретиков культуры к изучению массового сознания.

4. Когда словосочетание «массовое сознание» появилось в научной литературе?

5. Какие явления исторического процесса привели к стандартизации общественной жизни, массовому потреблению, в том числе потреблению массовой информации и массовой культуры?

6. Какой вид сознания оперирует в основе своей архетипами и образами мифологического характера? Приведите примеры.

7. Какой вид сознания представляет собой совокупность всех без исключения продуктов человеческого духовного творчества? Приведите примеры.

8. Назовите основные установки массового сознания.

9. Признаки какого вида сознания перечислены далее: мифологичность, стихийность, агрессивность и безответственность?

10. Признаки какого вида сознания перечислены далее: отчетливая рефлексия, критически воспринимаемые действительность и собственные поступки, анализирующее и контролирующее подсознательно-эмоциональные состояния?

11. Без четкого определения какого термина невозможно сущностное раскрытие понятия «массовое сознание»?

12. Назовите имена исследователей, которые характеризовали массу как «толпу», «общество без различий», однообразное и бесцельное, болеющее отчуждением и недостатком интеграции.

13. Как В. И. Ленин определял в своих работах понятие «масса»? 14. Обоснуйте тезис о том, что массовое сознание всегда возникает в обществе стихийно.

15. Как вы считаете, процесс «омассовления» личности всегда ли приводит к формированию качественно новой совокупности видов массовых общностей и массового сознания, не имеющих аналогов в прошлом? Обоснуйте свой ответ.

16. На какие аспекты жизни общества, по мнению Б. А. Грушина, распространяется массовизация?

17. Перечислите основные области исследования феномена массового сознания в аспекте систематизации их многочисленных составляющих.

18. Назовите факторы, определяющие динамику массового сознания. Какие механизмы играют главную роль в процессах порождения массового сознания?

19. Как вы понимаете место и роль массового сознания в жизни общества?

20. Объясните, почему принципиальным прорывом в области изучения массового сознания стало учение К. Г. Юнга о коллективном бессознательном? С какими факторами философ связывает появление «массового человека»?

21. Поясните, почему среди факторов, обусловивших массовизацию общества, Х. Ортега-и-Гассет выделяет глобальный демографический взрыв?

22. Согласны ли вы с Х. Ортегой-и-Гассетом в умозаключении о том, что масса вытаптывает на своем пути всякую индивидуальность, убивает все благородное, выдающееся? Обоснуйте свое мнение.

23. Как вы полагаете, испытывает ли человек в массе чувство выхода за пределы своей личности, расширения пределов внешнего мира, всегда ли чувствует себя свободным? Обоснуйте свое мнение.

24. Назовите самые яркие примеры «тела массы» в истории ХХ века.

25. Перечислите основные качественные характеристики (атрибуты) массового сознания.

1. Арендт Х. Истоки тоталитаризма / пер. с англ.; послесл. Ю. Н. Давыдова; под ред. М. С. Ковалевой, Д. М. Носова. – М.: ЦентрКом, 1996. – 672 с.

2. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. – 96 с.

3. Бодрийяр Ж. Реквием по массмедиа // Поэтика и политика: альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. – СПб.: Алетейя, 1999. – С. 193–226.

4. Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. и сост. А. А. Грицанов – М.: АСТ, Мн.: Харвест, Современный литератор, 2001. – 1312 с.

5. Грушин Б. А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования. – М.: Политиздат, 1987. – 368 с.

6. Дилигенский Г. Г. Рабочий на капиталистическом предприятии. Исследование по социальной психологии французского рабочего класса. – М.: Наука, 1969. – 410 с.

7. Канетти Э. Человек нашего столетия / пер. с нем.; сост. и авт. предисл. Н. С. Павлова; коммент. Р. Г. Каралашвили. – М.: Прогресс, 1990. – 474 с.

8. Манхейм К. Диагноз нашего времени / пер. с нем. и англ. – М.: Юрист, 1994. – 700 с.

9. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / пер. с англ., послесл., примеч. А. А. Юдина; сост., предисл. В. Ю. Кузнецова. – М.: АСТ, 2002. – 526 с.

10. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Избранные произведения. Книга вторая. – М.: Сирин, 1990. – 416 с.

11. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс / пер. с исп. – М.: АСТ: «Ермак, 2003. – 269 с.

12. Психология толп. – М.: Институт психологии РАН, изд-во «КСП+», 1999. – 416 с.

13. Словарь философских терминов / науч. ред. проф. В. Г. Кузнецова. – М.: ИНФРА-М, 2004. – 731 с.

14. Уледов А. К. Структура общественного сознания. Теоретико-социологическое исследование. – М.: Мысль, 1968. – 324 с.

15. Фрейд З. Избранное. – T. I. – Лондон, 1969.

16. Фрейд З. Психология бессознательного. – Новосибирск: Риф плюс, 1997. – 551 с.

17. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. с нем. В. В. Бибихина. – М.: AD MAROGI NEM, 1997. – 451 с.

18. Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли / пер. с нем. А. В. Михайловского; под ред. Д. В. Скляднева. – СПб.: Наука, 2000. – 537 с.

2.3. Взаимодействие массовой информации и массового сознания. СМИ как субъект смыслопостроения

Глобализация мировых общественных, научных, культурных процессов неизбежно влечет расширение информационного и коммуникативного поля. В свою очередь, стремительное развитие массовой коммуникации определяет глобальность изменений, происходящих в мировом социальном пространстве. Присутствие средств массовой информации во всех сферах общественной жизни, спектр возможностей СМИ влиять на общественное сознание и безграничная зона этого влияния – все это позволяет сегодня говорить о существовании собственной «реальности СМИ».

Эта реальность «работает» на всей территории мирового социального пространства, взаимодействует со всеми уровнями и формами общественного сознания. Вместе с тем корректно, на наш взгляд, говорить о СМИ как механизме формирования мифологической картины мира, с одной стороны, и особом мифоязыке – с другой. Особость такого мифоязыка СМИ заключается в его уподоблении по ряду параметров архетипическому языку мифа, однако по другим параметрам, в частности по параметру семиологического «третьего членения», он является новым образованием, порожденным массовыми коммуникациями ХХХХI веков.

За обоснованием возможности рождения мифоязыка как феномена массмедиа необходимо, прежде всего, обратиться к учению о коллективном бессознательном как базовой основе массового сознания. Согласно теории К. Юнга, коллективное бессознательное как глубинный, общий для всего человечества слой мифологического сознания хранит генетическую память всего человеческого рода. Коллективное бессознательное существует в виде образов и символов, которые складываются в некие универсальные структуры – архетипы. Индивидуальное сознание, опираясь на архетипические структуры, ассимилирует и актуализирует их в современной картине мира, создавая «проекцию». Любая проекция, в свою очередь, должна иметь некую «эмоциональную матрицу», и эта матрица в случае возникновения массовых слухов и волнений приобретает черты универсальности.

Благоприятны для возникновения универсальных матриц периоды потрясений, революций, общенациональной угрозы (что весьма характерно для эпохи рубежа тысячелетий). «Именно в подобных случаях бессознательное прибегает к особенно энергичным действиям, имеющим целью дать знать о своем содержимом. Последнее обретает впечатляющую зримую форму благодаря проекции – психологическому феномену, под которым следует понимать перенос содержимого сферы бессознательного на некий объект; в этом объекте скрытое прежде содержимое бессознательного находит свое проявление. Феномен проекции можно наблюдать как у психически больных, одержимых идеей преследования и галлюцинациями, так и у «нормальных» людей, видящих соринку в глазу соседа, но не замечающих бревна в собственном глазу; своей высшей формы проекция достигает в политической пропаганде» [8].

Массовое сознание, таким образом, гораздо легче и эффективнее воспринимает информацию в упрощенном, стереотипизированном виде. «Ординарный человек испытывает большое облегчение, когда нечто, кажущееся сложным, необычным, непонятным, способным создавать дополнительные жизненные трудности и проблемы, удается свести к чему-то банальному, обычному, понятному; облегчение оказывается вдвойне приятным, если обнаружившееся решение представляется на удивление, до смешного простым» [8].

Раскрывая диалектику бытования, творения или конструирования мифов, О. А. Карлова предлагает использовать теоретическую триаду: объект-модель, субъект-модель и конструкт-модель мифа. В этой триаде в качестве объект-модели может быть взята бытующая этносоциальная мифология, общая для значительной этнической или социальной группы людей и даже ставшая сакральной реальностью для социума в целом. В качестве субъект-модели может выступать индивидуальный инвариант бытующего в обществе мифа на разных ступенях его «субъективизации». Эти ступени, как уже указывалось, выделяются по степени обновления смыслов семантического ядра мифа. При этом, как правило, в восстановлении своей связи с абсолютом человек нового времени идет путем древних мифологий, действуя через посредника. Если в древности такими посредниками выступали род, община или церковь, то в новое время их функции перешли к социальной группе, классу, расе, нации. Но наиболее типологически точно позиционируется в этом ряду партия – организация со сложной централизованной и иерархизированной системой взаимоотношений. Партии, как правило, обладают искомым набором образцов и рецептов достижения цели данной этносоциальной мифологии [3].

В конце ХХ века в России возник вакуум таких посредников в связи с исчезновением привычного советскому мифологическому сознанию единого направляющего политического института. В этой ситуации СМИ стали единственным действительно массовым и к тому же в течение почти двух десятилетий практически не контролируемым источником информации. Они не только объясняют происходящее, но и дают свои оценки, интерпретируют события, предлагают решения, создают некоторую «новую реальность», то есть формируют представления об окружающем мире в современном общественном сознании. Эта реальность с 90-х годов прошлого века внедряет в массовое российское сознание новые образы, на основе которых, в свою очередь, развивается дальнейшее смыслопостроение.

Преодолев функциональный «порог чистого информирования», российские средства массовой информации позиционируются сегодня как своего рода мифотворцы, то есть создатели новых смыслов. Средства массовой информации выступают не только как посредник в передаче аудитории мифологических смыслов, но и как субъект, их активно продуцирующий. Мифологическое мышление использует логику приобщения – одну из основных составляющих и одну из ступеней создания мифа. Например, в церкви человек не столько получает информацию о Боге, сколько приближается к тайне бытия Бога и Священного Писания. Это не логика познания, а именно логика приобщения.

Исследования показывают, что средства массовой информации способны разделять свою аудиторию на некие группы, поддающиеся идентификации по «ритуалу приобщения». Подобных ритуалов можно вычленить несколько: «увлечение», «развлечение», «подтверждение собственной правоты», «поиск образцов» и некоторые другие. В этом случае вполне правомерен вопрос об обретении российскими СМИ функции мифологического «посредника» рубежа ХХI века, создающего для своей «паствы» образ «новой реальности».

Это подтверждается взглядами ряда ученых на место СМИ в процессе формирования общественного сознания. В частности, речь идет о том, что вследствие мощного развития средств массовой информации и существенной «разряженности» в атмосфере партийной системы России на рубеже ХХ–ХХI веков массмедиа во многом подменили партийные структуры. Можно утверждать, что произошла в некотором смысле «партизация» средств массовой информации.

Наверное, нет другой такой общественной сферы, где создание новых мифологем и мифообразов в контексте СМИ в последние десятилетия было столь продуктивным, как в сфере конструирования имиджей политических лидеров. Это в полной мере доказывают, например, губернаторские выборы в Красноярском крае рубежа веков (1998 и 2002 годы): и те и другие были основаны, главным образом, не на прямом общении кандидатов с электоратом, а на имиджево-семантических рядах с использованием местных коллективных архетипов (парадигмы «всероссийский – провинциальный», «сильный – слабый», «наш – чужой», «старый – новый» и др.).

Практика избирательных кампаний постсоветской России показала, что средства массовой информации способны аккумулировать или разрушать смыслы существующих мифов религиозного, этнического, субэтнического (регионального) сознания. Но показательно то, что новые конструкты обязательно включают в себя образы-знания, присущие аудитории. «Смыслоразрушительная» функция сама по себе не является для СМИ атрибутивной, ее реализация – лишь ступень в процессе продуцирования «информационных мифов». В подавляющем большинстве случаев они не ставят перед собой конкретных воспитательных или развивающих задач. Эффект воздействия на аудиторию возникает постольку, поскольку сам процесс конструирования мифосмыслов эмоциональной заразительностью близок художественному творчеству.

Это происходит подобно тому, как творческая деятельность художников и писателей сама по себе не преследует цели разрушения прирожденного мифа, напротив, перед ней стоит задача достижения его высших возможностей. Однако объективно в процессе такого совершенствования миф может быть деформирован и даже разрушен. На наш взгляд, такая субъект-модель мифа вполне описывает процессы мифопостроения, происходящие в современных средствах массовой информации.

Ничто и никто ранее, до наступления новой коммуникативной эпохи, не обладал такой возможностью всемерной аккумуляции знаний, смыслов, архетипов, как средства массовой информации конца ХХ – начала ХХI века. Они оказались способны не только сохранять, но и унифицировать, кодировать информацию, переводить ее на свой язык. И на этой базе унифицированной и закодированной информации создается продукт для восприятия массовым сознанием. Образы героев «мыльных опер», видных политиков, картины общественных событий, представленные телевидением, сайтами Интернета, – это уже не простая трансляция информации, это созданные ресурсами СМИ новые смыслы. Каменская, Масяня, Владимир Жириновский – образы массового сознания, настолько идентифицированные, что могут служить именами нарицательными. Они являются специализированными образами массового сознания, созданными средствами массовой информации, однако при этом они вполне могут быть виртуальными, как Масяня или кино-литературный персонаж Каменская, а могут замещать реально существующих людей (В. В. Жириновский, принцесса Диана и др.).

Мы подошли к одному из основных вопросов современной науки о средствах массовой информации: реальной или виртуальной является картина мира, представляемая ими? В период тоталитарного общества с его ограничениями демократических прав и свобод человек, существующий в условиях лишений и удовлетворения минимальных потребностей, читая прессу и включая телевизор, совершенно искренне и порой свято верит, что живет в лучшем из миров. В современном постсоветском обществе, имея демократические свободы, даже блага, которые ранее нельзя было заработать и за всю жизнь (автомобиль, свой бизнес, поездки на отдых за рубеж и т. п.), вполне преуспевающий человек, открыв газету и глядя на экран телевизора, искренне и убежденно горюет: «Как плохо мы живем».

В чем же причина явного противоречия бытующих мифологем наличному здравому смыслу? В советском обществе средства массовой информации как рупор государственной идеологии не давали «простому человеку» возможности критически осмысливать деятельность государства, а в контексте его и свою жизнь. Такого рода идеологическое устройство вкупе с феноменами «блата» и «льгот» было реальным материальным благом для партократии и иллюзорным материальным благом – для остального населения. Правда, материальные ограничения вместе с государственной политикой просвещения в определенной мере способствовали подъему больших масс людей на новый уровень духовного развития. Но при этом происходила активная манипуляция общественным сознанием: общество, объявленное материалистическим, через государственную машину внушало своим членам радикально идеалистические взгляды на практику их собственной жизни.

В современном обществе демократического типа массовое сознание по преимуществу формируется на основе ряда общечеловеческих архетипов и этноконфессиональных ментальностей. Три устойчивых стереотипа: «человек готов скорее верить в плохое» (а потому негативной информации больше доверяют), «русский человек во всех бедах винит власть» и постсоветское «государство – это большой собес» – стали причиной того, что на сегодняшний день для наиболее успешной части общества не созданы возможности для рефлексии над собственными успехами, положительным опытом, позитивными процессами ряда общественных реформ. Такие люди не выходят на митинги и демонстрации, которые как жанр достались обществу из советских времен, собственных же «ритуалов» рефлексии новое сообщество еще не создало в силу краткости своего существования. Эту ситуацию адекватно отражают и средства массовой информации.

Итак, дискутируя о месте СМИ в современных общественных процессах, большинство исследователей признают: массмедиа действуют, опираясь на образы, символы, архетипы. Актуальность вопроса в том, опираются ли СМИ лишь на готовые образы или создают новые? Практика новейших технологий демонстрирует уникальные примеры жизни в новой, виртуальной реальности, которая становится частью мировосприятия, частью сознания. СМИ, и в особенности телевидение, прививают установки, навязывают образы, в соответствии с которыми человек в дальнейшем оценивает и воспринимает окружающий мир, часто не осознавая такой детерминации. При этом важно понимать, что эта неосознанность реципиента не означает бессознательности процесса со стороны самих СМИ. Продуцирование смыслов, вообще продуцирование информации, конечно, далеко не всегда спланированный и управляемый процесс. «Человек, открывающий миф, погружающийся в него, сам в известной мере «сотворяет» этот миф. «Со-» – поскольку миф уже объективно «живет» в общественном сознании и доминирует в своем традиционном качестве. Фактически человек создает субъективный инвариант мифа, не тождественный его объект-модели, но все же максимально приближенный к ней благодаря традиционной интерпретации с «со-творческой поправкой» [3]. Таким же образом средства массовой информации продуцируют смыслы, опираясь на определенные, уже существующие мифы, создавая на их основе новые. И впоследствии основываются на них в процессе влияния на общественное сознание.

Средства массовой информации, таким образом, выступают модусом современного общественного сознания, который формируется в тот момент, когда мифологизация сознания требует специфических мифологических образов. В этом процессе СМИ проявляются как пространство социальной коммуникации между различными социальными объектами, где они (СМИ) выступают неким аналогом мифа, но не тождественным ему по некоторым сущностным характеристикам.

Основная проблема манипуляции коллективным сознанием со стороны СМИ состоит в ответе на вопрос: почему в одном случае «информационный миф» срабатывает, а в другом – нет? Особенно ярко это проявляется в политических выборных медиатехнологиях. Одна и та же технология срабатывает не всегда и далеко не везде. Одна из причин такой «несработки», на наш взгляд, – заданная субъективность определенной технологии или же индивида, применяющего технологию на практике.

Частично это объясняет юнговская теория «коллективного бессознательного». «Попытки влиять на общественное мнение через газеты, радио, телевидение и рекламу строятся на двух факторах. С одной стороны, они опираются на механизмы отбора, выявляющие тенденции бытующих мнений или желаний, то есть коллективных настроений. С другой стороны, они отражают предрассудки, проекции и подсознательные комплексы (главным образом комплекс силы) тех, кто манипулирует общественным мнением…» Очевидно, что второй фактор не может создать ничего позитивного. Посвятивший себя индивидуации обретает эффект позитивного воздействия на окружающих [9].

Вполне вероятно, что именно в этом заключается одна из основных ошибок политтехнологов и вообще тех, кто пытается конструировать образы. Находит отклик у электората тот вариант имиджа или мифа, который концептуально близок коллективным настроениям, и берет на вооружение не собственный подсознательный комплекс, а общий архетип определенной социальной группы. Если в данном случае говорится о смысловом «комплексе силы», то это должна быть не демонстрация возможностей силового влияния, а глубокое, ассоциативное явление нового героя-защитника, «победителя драконов» и, по К. Юнгу, в первую очередь победителя дракона в себе. Глубоко образованный, знающий и чувствующий «герой», истинный носитель архетипических ценностей – такой лидер способен проникать в «коллективное бессознательное» соответствующего времени, при этом он может не только влиять на подсознание массы, но и создавать новые смыслы.

Совершенно очевидно, что практика политических технологий часто не учитывает многочисленные аспекты сознания: региональный, этнический, этносоциальный. Анализируя эффективность технологий конструирования имиджа, сами политтехнологи признают: «Необходимо понять многие пласты глубинной психологии населения, для того чтобы строящийся имидж не вступал в противоречие с ними, а, наоборот, аккумулировал в себе такие элементы массовой психологии, как архетипы, прототипы, мифы и др.» [2]. Процесс восприятия имиджа как частного случая творения мифа, по мнению исследователей, есть не что иное, как операция, которая включает в себя и «спроектированный имидж», и прием этого проекта реципиентом. Эта операция происходит в «контактной зоне» двух составляющих. В определенной части «операционный аппарат» реципиента существует априори, в другой части он формируется: отрабатывается операционная практика, происходит настройка на «коды» информации. Возможно, поэтому специалисты PR пользуются приемом тотального упрощения, что позволяет им не выявлять степень такой настройки и уровень операционной практики. Здесь кроется опасность оттолкнуть наиболее интеллектуальную часть электората. Однако во время выборов, как правило, пренебрегают этим риском, полагая, что манипулирование массовым сознанием даст в итоге более массовый результат. Впрочем, с определенной частью экспертов-интеллектуалов все-таки проводится работа по индивидуальным техникам как с лидерами общественного мнения.

Но даже существенная аналитическая проработка ожиданий электората, имеющихся в массовом сознании образов-знаний и образов-значений, не всегда обеспечивает избранной технологии искомый результат. И, напротив, неотработанный, кажущийся дилетантским прием вдруг производит желаемый эффект. Опираясь на теорию конструирования мифа, можно предположить: срабатывает и побеждает та конструкт-модель, которая попала на почву устойчивых, часто неосознанных архетипов сознания. Вероятностная схема такого попадания может рассматриваться как одна из схем воздействия средств массовой информации на массовое сознание.

В этом смысле можно обратиться к категории «случайности» в художественном видении и субъективном моделировании мира, представленной в работах К. Юнга и его последователей. А. Яффе, изучая историю символики в изобразительном искусстве, одним из средств композиции картин признает эффект случайности. Более того, она приводит убедительные примеры, демонстрирующие эффект превращения случайности в сущность. Такие превращения происходили с произведениями скульптора Жана Арпа, художника Макса Эрнста. В некоторых работах этих мастеров глубина достигалась «случайным путем, отражающим действие неизвестного, но активного фактора, придающего вещам порядок и смысл и выступающего как «тайная душа» вещей» [9].

Центральную роль в формировании имиджей-стереотипов играют средства массовой информации. Несмотря на то что оценка средств массовой информации как субъектов смыслопостроения в социальной философии еще не устоялась, направление философской мысли в эту сторону неоспоримо. «Роль СМИ не сводится к отражению того, что происходит вокруг нас. Скорее они конструируют мир, который затем становится реальностью для потребителя. Этот мир может быть принят телезрителями, которые зачастую не подозревают о подобных скрытых процессах, считая, что их всего лишь развлекают. Через некоторое время образ мира, каким его сконструировали СМИ, может настолько укорениться в нашем сознании, что мы будем не способны отличить его от реальности» [5].

«Газеты, радио– и телеканалы перестали быть ареной борьбы группировок, они стали полноправными участниками этой борьбы. Не столько объективными трансляторами мифов, сколько их творцами. Не зеркалом общества, а молотком убеждений» [3].

Теории социального научения, культивирования, социализации СМИ признают их роль как конструктора картины мира. Согласно теории культивирования, массмедиа унифицируют различные взгляды на социальную реальность, предлагая готовую, отобранную и сконструированную посредством языка СМИ мифомодель реальности. «Отпечатки, остающиеся в памяти после просмотра телепередач, сохраняются «в целом автоматически». Затем на основании этой сохраненной информации мы формируем свои представления о реальном мире» [5].

В 70-х годах ХХ века, когда ученые еще не пришли к разграничению понятий и процессов мышления, рефлексии, понимания их связей и взаимодействия, возникла объективная потребность в определении «пространства», в котором происходит такое взаимодействие. Именно тогда Г. П. Щедровицкий выдвинул тезис о коммуникации как самостоятельном явлении и системообразующем факторе интеллектуальной деятельности, подчеркивая связь мышления с мифом. «Тексты коммуникации всегда несут две противоположные функции: с одной стороны, они выступают как средства связи оторвавшихся друг от друга частей деятельности, а с другой – как средства разделения и обособления их. Одновременно появляется третья функция – дополнения до целого, а вместе с ней неоднородность самой деятельности, совмещение в ней реально-деятельностных и знаково-символических планов. Но это одновременно и та точка, в которой появляется мышление как таковое, т. е. деятельность со знаками, понимаемыми и трактуемыми как замещение или даже представление (в чем разница между тем и другим?) реального деятельностного мира» [6].

Мы полагаем, что положение о «замещении» или «представлении» реального мира, высказанное Г. П. Щедровицким в 1977 году, категориально отвечает современному понятию «виртуальной реальности». Фактически ученый значительно опередил свое время, признав способность «третьей функции» создавать реальность, что означает, прежде всего, продуцирование смыслов. Механизм появления этого дополнительного смысла поясняет в том числе семиология, разрабатывая понятие «третьего членения», когда при разделении любой информации и любого языка на «информацию источника» и «информацию кода» остается еще нечто новое, отдельное от первых двух, придающее сообщению дополнительный смысл. «Система налагается на равновероятность источника информации для того, чтобы с помощью некоторых правил ограничить сферу возможных событий. Система – это система вероятностей, сужающая изначальную равновероятность… Некая система начинает действовать, наделяя смыслом что-то такое, что первоначально этим смыслом не обладало, при этом некоторые элементы этого «что-то» возводятся в ранг означающих» [7].

Одной из наиболее распространенных сегодня является теория механистического конструирования образа посредством средств массовой информации. Однако при всем соблазне объективированного конструкторского подхода он, на наш взгляд, не способен адекватно описать современное поле массмедиа. Практически все аналитики отмечают, что средства массовой информации, «нащупав» логику воздействия на аудиторию, в последние годы все чаще берут на себя роль не только «сотворителя», но и в известных случаях самостоятельного творителя смыслов. Поэтому вряд ли «чисто технологический» подход к изучению средств массовой информации, и в первую очередь телевидения, является сегодня перспективным. На наш взгляд, наиболее эффективен в исследовании современного феномена массмедиа именно семиологический анализ телекоммуникации в контексте общефилософского подхода к данной проблеме.

Обстоятельства коммуникации, которые семиология, не кодифицируя, все же всегда имеет в виду, сами по себе что-то вроде референта сообщения, однако сообщение не указывает на них, но в них разворачивается, осуществляясь в конкретной ситуации, которая и наделяет сообщение смыслом. СМИ, действуя в сфере массовой коммуникации, бессознательно или осознанно используют данные «конкретные ситуации», создавая тем самым новые смыслы.

Роли коммуникации в построении мифа посвящен целый ряд исследований последнего времени. Многие из них придают функциональное значение так называемым информационным шумам в процессе путешествия мифологемы от объекта к субъекту. «Являясь специфической формой передачи информации, миф в коммуникации может быть рассмотрен, прежде всего, как текст-сообщение. Простейшая схема коммуникационного диалога показывает, как определенным образом отобранные и преобразованные элементы текста-сообщения с помощью объект-языка мифа кодируются и посредством того или иного информационного канала передают воспринимающему субъекту систему сигналов сообщения. Восприятие субъекта активно, он декодирует текст, используя субъект-язык, личностно интерпретируя знаки текста. Это «прочитанное» мифологическое сообщение никогда не тождественно передаваемому. Тождественности препятствуют информационные «шумы» самого разного свойства, главным из которых является нетождественность объект-языка и субъект-языка» [3].