Текст книги "Мой друг Иисус Христос"

Оно вернулось

Я решал, что мне делать – лечь спать или посмотреть телевизор. Я слишком оживился после рассказов о Судном дне и глобальном плане Бога, так что телевизор перевесил. Я проводил перед телевизором не менее пяти-шести часов подряд. А что еще мне было делать? У меня была миссия – я должен стать лучше, избавиться от болей в животе. Я ее осуществил. Я много смотрел телевизор еще в то время, когда был агрессивным придурком, ненавидящим себя самого, но теперь я наслаждался. Налицо существенная разница. Я стал безвредным человеком без болей в животе. Иисус не может ожидать от меня ничего сверх этого.

Я взял банку пива, пакет печенья и удобно устроился в кресле перед телевизором. Американские сериалы шли один за другим. Вдруг я услышал в животе бурчание. Пока оно было тихим, так что я не обращал на него особого внимания. Наверное, я съел слишком много печенья. Я отодвинул пакет подальше и сосредоточился на серии «Фрейзьера». В животе забурчало снова, но я проигнорировал и на этот раз. Ведь мне было хорошо. И тогда мой узел в ярости взорвался. Он не перенес безразличия. Он вернулся, отдохнувший и непереносимый, и я получил от него порядочную трепку. Я с криком свалился со стула. Как же это охренительно больно! Я пыхтел и стонал, пытался встать и вытряхнуть его из себя, но тщетно. Мне удалось лишь приподняться на колени, после чего меня обильно вырвало. Я в отчаянии завыл, в бессилии уткнувшись лицом в собственную рвоту. Наконец мне удалось отползти на несколько метров, и я наткнулся на чьи-то сандалии:

– Помогите!

Иисус наклонился ко мне и нежно погладил по лбу:

– Николай, неужели ты правда думаешь, что все настолько просто?

Я понятия не имел, о чем он говорит, но боль исчезла, и я смог перевести дух. Я, стеная, валялся на полу, Иисус выключил телевизор.

Солнце пригревало. Стояла середина августа. Мы вышли в поле, где мне наконец удалось спокойно вздохнуть. Я насторожился: казалось, он разочарован мной, но причины этого разочарования я не понимал. Я был уверен, что мой образ жизни стал лучше. Иисус наклонился и начал рвать одуванчики. Если бы я так не волновался, мне показалось бы забавным, что здоровый мужик собирает одуванчики. Сидя на корточках спиной ко мне, он спросил:

– Как тебе Тарм?

– Хорошо. Прекрасный город.

Он поднялся, держа в руках целый желтый букет:

– Да, замечательный. Он всегда таким был. Ты растолстел. – И он пошел дальше.

Я поплелся за ним, взглянув на свой живот:

– Да, есть немного.

С тех пор как я приехал в Тарм, я набрал десять килограммов, которые все сконцентрировались в моем животе, но прежде я был таким тощим, что меня это мало беспокоило.

– Так ты доволен своей жизнью в Тарме? Именно так все и должно быть?

Что-то было явно не по нему – никакого благодушия в его голосе не звучало. Я поторопился ответить:

– Не стоит придавать особого внимания тому, что произошло только что и всего лишь один раз.

– А почему это произошло?

Я надеялся, что это был последний и наиболее мучительный приступ судорог перед исчезновением узла, но никакой уверенности в этом у меня не было.

– Понятия не имею.

– Ага. Николай, ты приехал сюда, чтобы тебе было клево?

– Не только. Но я сильно изменился. Я стал безобидным. Наверное, это лучше, чем было.

– Но этого недостаточно.

Он замолчал.

Неприятное молчание продолжалось в течение нескольких минут. Машин совсем не было слышно – только шумел ветер да изредка доносилось мычание коровы. Это было настоящей пыткой: я знал, что сейчас что-то последует, и меня раздражало это ожидание. Наконец он нарушил молчание:

– Ты тот, кто ты есть. Ты совершил то, что совершил. И забыть об этом у тебя не получится.

– Вон как. И кто это сказал?

– Я говорю!

Я остановился и удивленно посмотрел на него. Черт возьми, что он о себе возомнил? Я отлично себя чувствую. Мне никогда не было так классно. Возможно, я не могу назвать себя счастливым, но мне и этого вполне хватало. Я не испытываю постоянной боли. Если бы боль возвращалась лишь раз в три месяца, мне было бы достаточно.

– У меня свой дом, у меня соседи, с которыми я могу поболтать. Я вызываю восхищение. А это немаловажно для меня. Это невероятно важно! – Я говорил очень самоуверенно.

– Ты не имеешь права останавливаться на этом.

– Но я теперь там, где должен быть.

Я злился. Отойдя от него довольно далеко, я подошел к лошади и погладил ее. Он тем временем терпеливо ждал. Постояв на месте, он наконец сам подошел к лошади и протянул ей листья одуванчиков. Лошадь подошла к нему и принялась жевать. Мне пришлось обернуться к нему.

– Я стал лучше. Я доволен.

– Да нет, ты не доволен. Просто ты об этом еще не знаешь.

– Я удовлетворен тем, что у меня есть. А в этом и заключается радость.

В животе у меня начало угрожающе бурчать. Это было предупреждением о подступающей боли. Надо было что-то предпринять сейчас же. Лошадь отошла от нас.

– Мне нужно, чтобы ты перестал радоваться тому, что тебя все удовлетворяет. Этого недостаточно. – Иисус говорил очень настойчиво.

– Но мне этого хватает.

– Уже нет. Если ты успокоишься, тут же потонешь.

Мое лицо исказилось от ужасной боли в животе. Так нечестно. Он должен защищать меня, а не мучить. Это привело меня в бешенство, и я заорал со всей силой, на какую способна была моя глотка, и ударил его в грудь:

– Пошел к черту! Ты придурок! И заткнись наконец! Ты ни хрена не понимаешь!

Он схватил меня за указательный палец и издевательски покачал головой. Я вырвал у него руку, отвернулся и пошел домой на Поппельвай. До дома было километра три-четыре, но за всю дорогу мы не произнесли ни слова. Перед самым домом ему все-таки удалось нанести мне еще один удар, сказав:

– Как часто ты думаешь про Сес?

Я намеренно отгонял от себя мысли о ней, так что думал о ней очень редко, почти что никогда.

– Как часто ты думаешь про Сес?

Крайне мало, несмотря на то что меня регулярно мучили ночные кошмары, связанные с ней.

– Как насчет Бриана и Алана? Ты подумал о том, что ты разрушил их жизни?

– Заткнись!

– Как часто ты плачешь по ней?

– Я изобью тебя, если ты не замолчишь.

– Ты не можешь избить меня.

Он прав. Он слишком сильный. Мы приблизились к дому, и я отошел от него.

– Что собираешься делать?

– Поссать. Ты пойдешь со мной или Мессия считает, что я сам в состоянии справиться?

Я скрылся в туалете, чтобы немного прийти в себя. Он был прав, и я это знал. Я еще не заслужил, чтобы мне было хорошо. Я взглянул в зеркало и как следует высморкался, а затем плюнул в свое отражение прямо между глаз. В дверь начали стучать.

– Николай, тебе плохо? Ты сидишь там уже полчаса.

– Нормально. Выйду через две секунды.

Сняв рубашку, я посмотрел на жировые отложения на животе – десять кило за два месяца. Почему боль стала неотъемлемой частью моей жизни, хотя при этом я могу забить на нее, жрать печенье и жиреть на глазах? Я надел рубашку и вышел. Лицо Иисуса выражало волнение.

– Ты уверен, что все нормально?

– Конечно нет! Мне хреново.

Иисус без предупреждения притянул меня к себе. Я почувствовал его напряженные мышцы, когда он прижал меня. Очень странно было находиться так близко к другому мужчине, ощущать его сильное тело рядом со своим, обрюзгшим. Я положил голову ему на грудь. Я впервые стоял в объятиях другого мужчины. Раньше, конечно, мне приходилось дружески похлопывать других мужчин по спине, но они меня никогда не обнимали, и я их не обнимал.

План

Вот то, что мне предстояло сделать по указанию Иисуса:

Я должен позаботиться о Йеппе, когда он приедет. Это мой старый друг, и ему нужна моя помощь. Я этого, конечно, не мог понять. Почему он должен был приехать ко мне? Но Иисус был уверен в этом. Так что, как только он объявится, он тут же попадает под мою ответственность.

Я не должен позволить бабушке умереть с бременем вины. По словам Иисуса, она испытывала угрызения совести из-за того, что давно хотела помочь нам, но не имела для этого достаточно сил. Да и сейчас у нее сил не хватает. Я должен помочь ей: если я дам ей силы, она придет мне на помощь.

Отныне я должен помогать Бриану, так как он обозлен и расстроен. Он должен заново научиться любить.

Я избил Силье, и теперь она запугана. Она боится не только меня, но всего на свете. Надо сделать так, чтобы она перестала испытывать страх. Она просила меня никогда больше не звонить ей, да я и не хотел, потому что это пугало меня самого. Но Иисус сказал, что это необходимо.

Я должен стремиться стать человеком, который мог бы понравиться мне и которого полюбят окружающие.

– И как же мне все это осуществить? – задал я Иисусу вопрос.

– Тебе не придется справляться с этими задачами в одиночку, тебе помогут твои друзья.

– Каких таких друзей ты имеешь в виду?

Но на этот вопрос он не дал мне ответа.

В моем саду кто-то есть

Я только что встал. Был первый день после визита Иисуса. Я, опьяневший от долгого сна, выглянул из окна кухни. В саду кто-то стоял, но я не мог понять, кто это, – без контактных линз я вообще ни фига не видел. Я вышел на улицу, чтобы рассмотреть человека поближе. Он молчал, но пристально смотрел на меня. Не дойдя трех метров до незнакомца, я почувствовал, как каждый мой волосок встал дыбом. Охренеть, да это же Йеппе! Я был предупрежден о его приходе. Иисус сказал мне об этом, но я все еще не мог поверить, что он, весь истощенный, стоит в моем саду.

– Привет, Николай. Не знаю, помнишь ли ты меня, – осторожно начал он.

– Конечно же помню, Йеппе.

Он закусил губу, обхватил руками голову, с силой прижал ее к впавшей груди и зарыдал. Но это было рыдание без слез. Лишь его тело все сотрясалось. Я знал, как мне надо поступить, но подошел к нему не сразу. Стоило мне только погладить его и прижать к себе, он начал дрожать, как старая сушилка. Я с трудом мог удержать его. Мы продолжали так стоять, пока он не оттолкнул меня неуклюжим движением и не отвернулся. Кажется, он взял себя в руки. Затем он резко повернулся ко мне с нарочитой решительностью, которая не скрывала его неуверенности.

– Что ты тут делаешь?

– Пришел навестить тебя.

– Я понял. Но зачем?

– Тебе это не нравится?

Он не смог скрыть страха перед моим ответом.

– Добро пожаловать. Мне просто хотелось бы знать – зачем?

Очевидно, мои слова заставляли его мучиться. Он начал подпрыгивать на месте. Он был таким тощим, что я практически мог видеть сквозь него.

– Мне захотелось с тобой увидеться.

– Ты разыскал меня через десять лет просто потому, что тебе захотелось навестить меня?

– Да. Или… нет, я не разыскивал тебя. Ты сам нашел меня.

Я видел по его искренности, что он убежден в своих словах.

– Каким образом?

– Ты послал мне свою статью. Ту, где ты рассказываешь о переезде в Тарм.

Постепенно до меня начало доходить. Естественно, он не нагрянул как гром среди ясного неба. Он решил, что та статья – это приглашение. Иисус умен. Он приманил сюда Йеппе, и теперь тот под моей ответственностью.

– Добро пожаловать. Но я не посылал статью.

– Нет?

Он был удивлен и пытался понять, не лгу ли я ему, при этом он начал подпрыгивать более энергично.

– Ну ладно, не имеет значения. Ты давно тут?

– Не знаю.

– Оставайся у меня сколько хочешь.

Казалось, он меня не слышит. Он тупо уставился на меня, но я заметил, что его губы вновь плотно сжались, а костлявые плечи затряслись. И это повторялось по нескольку раз в тот день. Я отвел его в комнату с фиолетовым диваном и сказал:

– Вот, располагайся.

Он тут же опять задрожал. У него почти не было вещей, только небольшой заплечный мешок. Я не знаю, чего он ожидал, но он был готов к поражению.

– Все, что принадлежит мне, принадлежит тебе. В том числе и одежда.

За этими моими словами последовал новый приступ дрожи. Мне приходилось ждать всякий раз, когда он свободно вздыхал, тщетно пытаясь скрыть свое облегчение.

Ибо мы нуждаемся друг в друге

В первую же ночь я проснулся от собственного крика – он забрался ко мне в постель. Он, видите ли, не мог уснуть, а мой храп оказывал на него успокаивающее воздействие. Да мне насрать! Я не желаю спать с ним в одной кровати!

Боли в животе возобновились. И теперь я постоянно думал о том, что я сделал с Сес, Силье, Брианом, со всеми остальными. И эти мысли донимали меня. Когда меня посещали наиболее невыносимые мысли, я уходил в ванную. Иногда меня рвало. Когда я выходил, Йеппе с любопытством смотрел на меня, но молчал. И это было странно, ведь раньше он болтал без умолку, теперь же он вел себя тихо, бледнел и практически прятался от меня. Я видел, как он с тоской смотрит на меня, но продолжает молчать, а когда я спрашивал его о чем-нибудь, он отвечал односложно. Жить с ним было странно, но довольно просто. Правда, он оказался весьма безалаберным. После него все приходилось искать на полу. Я не могу назвать себя суперчистоплотным человеком, но убирать за другими я не желал, а уж тем более в своем собственном доме. Я много раз просил его прибраться. Он понимающе кивал и принимался за уборку, но спустя два часа напрочь забывал о моей просьбе.

Как-то раз я в раздражении пришел в его комнату, взял его маленькую сумку и вытряхнул все содержимое на пол, потоптал его вещи, разбросал их по всей комнате, чтобы как следует захламить все вокруг. Это было жестковато с моей стороны, но таким образом я хотел приучить его к порядку. С нетерпением я ожидал его реакции. Увидев, что я сделал, он тихо прикрыл за собой дверь. В течение пяти минут я стоял, готовый к скандалу. Но он не выбежал из комнаты с криками. Я осторожно открыл дверь. Он молча сидел на кровати и с грустью в глазах повернулся ко мне. Я поступил глупо – это расстроило его намного больше, чем мог расстроить небольшой беспорядок. Продолжая молчать, он вновь оглядел свои вещи. Я не знал, что мне сделать. Я смутился.

– Я поступил так, потому что ты неряха. Йеппе, не надо так все захламлять.

Он кивнул с очень серьезным видом.

– Не обижайся на меня, Николай. Не надо. – Его голос срывался.

– Ты расстроился?

Он помотал головой, но я видел, что он обманывает меня.

– Черт возьми, Йеппе, какие мы придурки. Нам нужно просто поговорить, если уж я вынужден заботиться о тебе.

– Не беспокойся обо мне. – Он начал закидывать свои вещи обратно в сумку.

– Но я должен, иначе он снова будет недоволен.

Он остановился:

– Кто будет недоволен?

Я сел рядом с ним:

– Иисус.

Я говорил в течение часа, рассказал ему об Иисусе и обо всей предыстории. Чем более жестоким становился мой рассказ, тем больше Йеппе сиял. Он жадно ловил каждое слово и не мог спокойно сидеть на месте. Он вскакивал и подпрыгивал во время моей речи. Когда я наконец замолчал, он, продолжая мельтешить перед глазами, с нетерпением сказал:

– Я помогу тебе.

– В чем?

– Я помогу тебе стать лучше.

Прошло всего несколько дней, и он перестал быть прозрачным. Теперь я понял, почему Иисус выбрал именно его. Мы с ним были слишком слабыми поодиночке. Йеппе нуждался во мне, чтобы не исчезнуть окончательно, и я нуждался в Йеппе, потому что мне был необходим толчок со стороны.

Мы с энтузиазмом обсуждали наилучший подход, говорили о том, когда и как нам лучше действовать. В течение нескольких дней мы никуда не выходили, выпили тонну пива и наболтались о том о сем. Офигеть, как было приятно поговорить о былых днях, но в итоге мы так ни к чему и не пришли. План пугал нас, ведь ни он, ни я не привыкли брать на себя ответственность за что бы то ни было. И всякий раз, когда что-то казалось нам опасным, мы отступали. Нам была необходима помощь, иначе мы продолжали бы только пить пиво и рассуждать, на что мы были бы способны, если бы нам хватило мужества. Нам нужен был кто-то еще. Нам нужна была НАТО (так мы сами назвали нашу группу), которая защитила бы нас от сомнений и колебаний.

Собрать группу – непростая задача, когда ты никого не знаешь, но мы должны были использовать то, что у нас есть. Ведь и Иисус не знал своих учеников до того, как они стали его учениками. Это были рыбаки и сборщики налогов. Я, по крайней мере, хоть общался со своими.

НАТО

– Привет, Карен.

Она сидела на четвереньках в своем саду и пропалывала клумбу. Она обрадовалась, увидев меня, и улыбнулась не только губами, но и глазами.

– Привет, Николай. На прошлой неделе тебя совсем не было видно.

– Ну да, было много дел.

– Мы видели, у тебя гостил приятель. Он уже уехал?

– Нет, он тут.

– Мне кажется, это замечательно, Николай.

Она поднялась, сняла рабочие перчатки. Выражение ее лица изменилось: оно стало серьезнее.

– Что именно? – удивился я.

– Твоя смелость! Люди не спускают с тебя глаз, потому что ты тот, кто ты есть, и все же ты осмеливаешься.

– На что?

Я не понимал, о чем она.

– Не скрывать своей ориентации. Вчера мы разговаривали об этом с Биттен, сестрой Кая. Она была шокирована, когда я ей рассказала, но потом я добавила, что ты же ведь из семьи артистов. У нас на Поппельвай никогда не было гея, хотя ходили всякие слухи про Эрлинга из тридцать седьмого дома. А чем занимается твой приятель? Можно так сказать – приятель? Он похож на художника: выглядит как-то загадочно и опасно одновременно.

– Он не художник и не гей. Как и я.

– Так ты не гей? И он тоже? Он такой худенький. О боже, как нехорошо получилось. Не надо было мне ничего говорить Битен. – Она кинула в меня перчатку и неловко засмеялась.

– Ничего страшного. Я хотел бы пригласить тебя завтра вечером в гости.

Она восторженно захлопала в ладоши:

– С удовольствием. Мы с радостью придем.

– Мы?

– Ну да, мы с Каем. Мы, правда, уже договорились поиграть в бадминтон, но его можно спокойно отменить.

– Но я приглашаю только тебя.

– Только меня? То есть мы будем там вдвоем?

Эта мысль заставила ее волноваться – к чему бы мне приглашать в гости замужнюю женщину?

– Нет, придет много народу, но это будет своего рода тайное заседание в сочетании с отдыхом.

– Надеюсь, не сексуальная оргия? Помнится, мы с Каем попробовали однажды. Больше ни за что. Как-то неловко оказаться среди всех этих фаллосов. Какой-то мужик взял Кая за член, так что ему сразу захотелось домой, но мы не могли уйти, потому что я в этот момент была занята еще с кем-то. Мы потом много недель ссорились из-за этого. Так что на оргию я не пойду. Кай мне не позволит.

Я поднял перчатку и протянул ей:

– Это не имеет никакого отношения к сексу.

– Так ты не пытаешься соблазнить меня?

– Черт возьми, да нет же! – Я был слегка шокирован, что не помешало мне тут же представить, как мы с Карен занимаемся сексом.

– А то, говорят, некоторые молодые парни из Копенгагена предпочитают женщин постарше.

Я не знал, как мне реагировать. Мы смущенно посмотрели друг на друга, а затем оба поспешили потупить взгляд.

– Во сколько мне прийти?

– В семь.

– Хорошо, тогда до завтра.

Она снова села на корточки и принялась выдирать сорняки.

С другими двумя вышло проще, хотя я не виделся с ними с тех пор, как у меня поселился Йеппе. Я зашел в «Лас-Вегас» и неуклюже подошел к ним:

– Придете ко мне завтра в семь?

– Конечно.

– Поппельвай, двадцать два.

– Мы в курсе.

Теперь мне предстояла задача посложнее. Я назначил время в парикмахерской. У меня высокие виски, поэтому я вынужден раз в три недели самостоятельно брить их. Так что стричь мне было особенно нечего, но все-таки я пришел в «Тренди Лук», и Анита с удивлением оглядела мой затылок. В салоне больше никого не было. Парикмахерская «Тренди Лук» переживала не лучшие времена. В городе было еще две парикмахерские, более популярные – «Нью Лук» и «Салон Крис», а между тем у жителей Тарма не было столько волос. Анита только что уволила двух своих коллег. Так что теперь она осталась одна в практически постоянно пустующем салоне.

– Не уверена, что могу сделать тут что-то особенное.

Она скользнула рукой по четырехмиллиметровой щетине на моей голове.

– Я знаю. Я просто хотел поговорить с тобой. Хочу пригласить тебя завтра к себе в гости.

Ее рука все еще находилась на моей голове, но движения стали более нежными.

– Ты назначил время в парикмахерской, чтобы пригласить меня на свидание, но мы друг друга даже не знаем.

– Я знаю тебя немного, и я бы очень хотел завтра видеть тебя у себя.

– Замечательно. Я с удовольствием приду.

Кажется, она забыла про наш небольшой «туалетный роман», и все получилось намного проще, чем я предполагал. Мне только нужно было объяснить ей, что это не свидание, но я почему-то не смог. Завтра она придет, а там разберемся.

Я позвонил Марианне. Она моя ровесница, все еще не замужем, живет в небольшом домике на Вардевай.

Я думал, что они женаты, – получается, что постельные отношения у них точно были. Естественно, она не ожидает моего прихода, но раз уж они позвонили в мою дверь, то почему мне тоже не заявиться к ним?

– Привет.

– Здорово.

– Я пришел пригласить вас с Матиасом к себе на небольшие посиделки.

Она посмотрела на меня с неподдельным удивлением, а я тут же уставился на ее грудь. Она заставила себя вежливо улыбнуться, но, защищаясь, сложила на груди руки.

– Думаю, что могу дать ответ от лица Матиаса и отказаться. Нам не хочется.

– Почему бы нет?

– Мы слишком разные.

– Поэтому и приходите.

– Но нам вряд ли захочется. Матиас в последнее время какой-то злой.

– Мне было бы приятно, если бы вы заглянули.

– Но мы не заглянем. Пока, Николай. – И она захлопнула дверь.

Я тут же позвонил вновь. Она открыла не сразу, но я не убирал руку от звонка. Наконец она сдалась и открыла дверь:

– Может, хватит? Мы не придем. Ты совершенно не интересен Матиасу. Он считает, что нам стоит держаться от тебя подальше.

– В каком смысле?

– Мы не придем, – повторила она в очередной раз.

– Собираемся завтра в семь у меня.

– Мы не придем.

– Речь о том, чтобы сделать меня лучше.

Я заметил проблеск заинтересованности в ее глазах.

– Но мы все равно не придем.

– Вы нужны мне.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мы тебе нужны?

– То, что говорю. В семь. Мне необходимо, чтобы вы пришли.

Я повернулся и ушел. Она проводила меня взглядом, пока я не скрылся из виду. Они необходимы мне! Кто, интересно, не хотел бы быть необходимым? Но я не планировал заранее своих слов. Они пришли мне в голову по ходу дела.