Текст книги "Путешествия к американским берегам"

Вера в искупителя посеяна между туземцами приморья, ростки взошли, царь православия дал отдаленнейшим подданным мудрого, неутомимого вертоградаря в лице преосвященнейшего Иннокентия, плоде упованием предоставим самому дому владыки.

Племена народа канг-юлит считают посредниками между собой и невидимым миром тунгаков или духовидцев. Но существует ли истинная связь тунгака с бесплотными духами, кто на это может сказать утвердительно: «да» или «нет»? Мне они показались ловкими обманщиками. Сами тунгаки не пользуются особенным уважением, разве который из них с качеством духовидца соединяет способности искусного торговца или хорошего промышленника. Тунгак сверх собственного духа, гения, называемого «ихчингак», переманивает к себе духов иноплеменных. Так, многие из них при заселении русских в Михайловском редуте хвастались своим землякам, что вошли в сношения с духом русских, который с тех пор почитается сильнейшим. Дух жизни «ильтхлюагун» призывается во всех случаях, а наиболее при лечении: он, по мнению туземцев, является в пяти различных видах, называемых «ньюхта». Бог, творец, по-приморски «нунальюхта», по-квихпакски и кускоквимски «нуналишта», в переводе – творец мира.

Празднества, отправляемые ежегодно в честь духов земли и моря и в память умерших своих родственников. 22 октября 1842 года, на жиле Агаххляк

Поутру меня уведомили, что у туземцев будет вечером игрушка, представление дьяволов, как выразился толмач. С закатом солнца мы отправились в кажим. Мужчины только что выпарились и принимались разрисовывать друг у друга на спине различные фигуры. Двум мальчикам, по именам их, намалевали ворона и ястреба. Вместо краски они употребляли толченый уголь, разведенный на квашеной урине. Когда совершенно смерклось, то, вымазав себе окончательно лица, послали нас к женщинам в зимники. Минут 10 спустя послышались глухой вой, гуканье, мычанье, и вскоре с тяжким храпением ввалились оборотни, поднимая головы, нюхая и фыркая, как тюлени. Поистине невозможно было отличить полной человеческой фигуры: иной тащился ногами вперед, другой полз вверх брюхом, голова третьего выказывалась промеж ног следующего: все перевились, как груда змей в зимнее время. Лица выражали зверство. Оборотни хватались за все, но более старались тормошить женщин, которым предстояло только одно средство – откупаться подарками: сидя перед жирниками, они имели при себе кондаки толкуши, белужьего жира и других съестных припасов. Каждому подползающему клали в калуги²¹⁵, которые они таскали с собой. Собрав дань, ватага духов поумаялась, развеселилась и начала мазать друг друга posteriorem²¹⁶, полученными кушаньями. Дети и прежде того забыли свои роли и, чтоб скорее воспользоваться лакомой толкушей, подходили прямо к матерям и сестрам. Такие проделки производились в каждом зимнике минут по 15, потом мужчины возвратились в кажим, вымылись и принялись доедать остатки. Между ними во время игрушки находилась девочка лет 13, девственница, которая ради этой причины и была допущена к представлению духа.

Из «Путешествия» Давыдова мы видим, что он не досмотрел представления подобного рода, бывшего в обычае у кадьяков. В «Записках об Уналашкинском отделе» описано также одно из игрищ алеутов, которое производили они до принятия христианства и прозванное от русских явлением дьяволов или злых духов.

Я обращался к туземцам, прося изъяснения виденного мной представления, и получил в ответ: «Почему мы это делаем, сами не знаем; так приняли от стариков. Женщины представляют все наше племя, потому что они родят и мужчин и женщин. Подарки и приношения, которые они делают, это не нам, духам. Мажем posteriorem для того, чтоб показать изобилие кормов, приобретенных нами в прошедшее лето».

Годичные поминки умерших. 17 ноября 1842 года на жиле Агаххляк

За день до празднества в ближайших жилах собрались гости, числом до 70 человек, исключая детей. В день игрушки справлятели поминок ходили на свое кладбище, подновляли памятники и отнесли туда оленью голову с рогами, несколько крашеных калуг и других вещей в память покойников. Ввечеру, когда мы пришли, кажим был полон народу, но глубокое молчание не нарушалось. По числу поминающих семей вокруг ямы огнища, на сошках, горело семь жирников. Действие началось тем, что совершавшие поминки мужчины и женщины, одетые в лучшую свою одежду, принесли вещи, назначенные для раздачи в память своих родственников. Предметы эти состояли в стрелах различных видов, кишечных камлейках, байдарочных лавтаках, веслах и обтяжках, ножах, топориках, кольцах, табаке, церелах²¹⁷ и других туземных рукоделиях. Каждый поминающий по очереди выкликал громогласно того, кому предназначена была вещь, и подавал ее при общем молчании.

Похороны колошенского тойона

Рисунок И. Вознесенского

По окончании раздачи празднователи поминок разделились на четыре группы по углам кажима: один из приезжих стариков с женщинами-гостями затянул на особый голос рифмованную песню, нарочно для этого случая составленную шаманшей, совершающей поминки. Голос песни был заунывный, в бубны не били. Поминатели, не сходя с мест и не приподнимая ног, в тихой, плавной, размеренной пантомимной пляске представляли души своих родственников. Я забыл на ту пору грубые обычаи дикарей, видел в них людей, и что-то грустное невольно западало в душу.

После пляски, продолжавшейся с четверть часа, поминатели вторично удалились. Еще через четверть часа весь пол кажима заставлен был различными яствами: тут были горы толкуши, целые вареные маклаки, ворохи различной юколы, но что особенно обратило мое внимание, это были небольшие калужки с чистой водой и различными кушаньями. Перед некоторыми из поминающих таких калужек было до пятнадцати. Вскоре все объяснилось. Осмотрясь и найдя в числе присутствующих имя, одинаковое с умершим своим родственником, совершающий поминки подавал ему калужку воды, тот, взяв и обмакнув пальцы, три раза стряхивал капли в сторону в щель пола, приговаривая тихо: «Пейте, наши умершие». Потом когда подавали ему другую калужку с пищей, то, взяв по частице от каждого кушанья, также бросал в подполье с приговором: «Примите, умершие, из запасов наших и помогайте нам тайно в следующее лето», – после чего начал есть сам и потчевать других. Оспа обезлюдила край, и малые калуги наиболее подаваемы были детям. Умильно было смотреть, с каким попечением одна женщина ухаживала за едва начинающим ходить ребенком. По окончании этой церемонии началось общее угощение из больших калуг, потом обыкновенная пляска.

Выше мной объяснено, что некоторые при таких поминках раздают все свое имение. Случается, что на подобное празднество приглашают гостя с самых дальних жил, лишь бы он носил имя поминаемого; одевают его с ног до головы, дарят бобрами, выдрами и всем, что ни есть драгоценнейшего для туземцев.

Празднество в честь морского духа, «югъяк», справляется жителями поморья в течение целого месяца. Приготовление к этому празднеству я видел на жиле Агаххляке, начало в Кикхтагуке, конец в Уналаклике. Здесь представляю свод всей игрушки.

Каждый промышленник в продолжение года из всякого животного, добытого исключительно стрелкою, старается сохранить пузырь: мать с заботливостью прячет все пузыри куличков, мышей и других зверьков, которые застрелены их малолетними детьми. В начале декабря все пузыри надуваются, раскрашиваются различными красками и узорами и вешаются в кажиме. Между ними туземцы размещают разные фантастические фигуры птиц, зверей и рыб. Фигуры эти, как некоторые автоматы-куклы, поводят глазами, кивают головой, хлопают крыльями и прочая, что доказывает способность туземцев к механическим искусствам. Пред ямой огнища ставится кол, обвязанный сухой травой, Cyperoides. Во весь день фигуры не оставляются без движения, а вверху, после обычной пляски, один из туземцев берет несколько обвитой около кола травы и дымом ее окуривает пузыри и фигуры, которые после того до следующего утра оставляются в бездействии, и самый кол отставляется к стороне. Вечером в день настоящего празднества, после обыкновенной пляски перед пузырями, они снимаются и несутся мужчинами в нарочно для того приготовленные проруби. Женщины с зажженными лучинами и оглушительным воем им сопутствуют. Перед прорубью привязываются к пузырям камни, и по опущении их в воду туземцы прислушиваются и смотрят, как и с какой скоростью те пойдут ко дну. По пузырькам и кругам на воде замечают об успехах улова морских зверей на следующее лето.

Вот все, что, собственно, мне удалось заметить из религиозных обрядов туземцев приморья залива Нортона. Настоящее поколение не помнит и не имеет преданий, что было их основанием.

Народ, проживающий в патриархальной простоте, не ведающий существительных господин и слуга, не может считать себя в подчиненности у другого народа, и потому туземцам приморья не приходит в голову обсудить, в зависимости ли они от русских или нет. С 1844 года некоторые из молодежи начали наниматься работниками в Компанию. Достаточно кроткого, отеческого обращения управляющих редутом, чтоб число таких охотников умножалось. Нравственное влияние укореняется исподволь. Распространение христианской веры послужит действительнейшим к тому средством.

В проживание мое в Михайловском редуте в 1842 и 1844 годах я имел свидания с туземцами северного берега залива Нортона и проживающими на острове Укивок. Некоторые из них, и в том числе Утуктак, толмач экспедиции Кашеварова, посещали прибрежье Ледовитого моря до мыса Барро. Сведения, собранные мной о топографии того края, с пользой могут послужить руководством тому, кто первый будет избран для основания сношений наших с племенами, занимающими берега к северу от последнего нашего заселения в Уналаклике. Не ручаюсь, что с показания туземцев я окончательно верно поместил места туземных жил по их географическому положению, но убежден опытом, что путнику весьма важно знать заранее, в каком многолюдстве и при каких пунктах он встретит туземцев: по этому и располагаешь и ходом, и провизией, и бдительностью. К северу от Коцебу-зунда я руководствовался картой, составленной туземцем Утуктаком и проверенной Кашеваровым во время обзора берега Полярного моря в 1838 году.

По берегам значительного полуострова, образуемого заливами Нортона и Коцебу-зунда, обитает многочисленное племя народа канг-юлит, называемого от южных их соплеменников малейг– или налейгмютами, то есть жителями одеяльных юрт. К устройству таких жилищ повело безлесье прибрежья, но внутри полуострова и особенно в южной его стороне, сопредельной заливу Нортона, растет крупный еловый лес, береза, тополь, осина и кустарниками ольха, различных видов тальники, рябина и калина. Тонкая листвень, преимущественно употребляемая туземцами на стрелки и дротики, составляет отрасль меновой торговли между южными и северными малейгмютами.

Южная сторона полуострова изобильно орошена небольшими речками, при устьях которых расположены туземные жилища. Некоторые из них судоходны для байдары: так, по речке Икалихвик туземцы, подымаясь до вершины, перетаскивают свои суда в другую, которая вливается в глубину залива Кавьяк; этот путь они считают кратчайшим и удобнейшим при переходах из залива Головнина к Берингову проливу; в вершины других речек, как-то: Квыгук и Квынхак, туземцы ездят на байдарках для охоты за оленями и бобрами. Первые при наступлении осени, возвращаясь от севера в лесистые места, окружающие северо-восточную часть залива Нортона, добываются во множестве туземцами на плавежах, посредством нарочно устраиваемых загород, близ мест их переправы. Более нежели тысячью шкурами оленей разных сортов малейгмюты снабжают жителей средины и низовья Квихпака. Море с своей стороны представляет им изобильные уловы морских белуг и моржей, жир и шкуры которых, за излишеством в домашнем употреблении, передаются за пушные промыслы улукагмютам и жителям южной части залива Нортона по ценам, которые показаны мной выше.

Малейгмюты, отличаясь от южных своих соплеменников особым наречием, отличны и наружным видом. Охота и торговая деятельность развивают в них телесное сложение и умственные способности, а труд и часто опасности, которым они подвергаются при плаваниях на своих утлых кожаных судах, способствуют к приобретению ловкости, смелости и самоуверенности. Малейгмюта ниже среднего роста я не видал. Все быстры во взгляде и движениях, сметливы и любознательны.

Против нас малейгмюты питают вражду за то, что мы отстранили их от непосредственных сношений с Квихпаком. Но если через правильную торговлю дать им средства к удовлетворению своих нужд нашими европейскими произведениями, то можно быть уверенным, что в них мы найдем надежнейших помощников при собирании промыслов от туземцев, проживающих к северу от Берингова пролива. Я очень сожалею, что не мог принять на себя подробного обзора местности, занимаемой этим племенем, когда один из их старшин в 1842 году приглашал меня посетить его на жиле Кавьяк, вызываясь быть туда проводником.

Здесь прилагаю, с некоторыми замечаниями, список туземных жил по прибрежью к северу от реки Уналаклик до мыса Барро.

1. ТШАХТОГМЮТ, в губе Тшахтоль, милях в 10 к северу от реки Уналаклик. Жило немноголюдное.

2. НУКЛИТ, на северной стороне перешейка небольшого полуострова, которого юго-западный мыс назван Куком мыс Денбич. Туземцы обыкновенно перетаскивают свои байдары через песчаный перешеек и тем избегают обхода вокруг утесистого мыса.

3. ТАПХАМИКХУАГМЮТ, большое жилище на восточной стороне залива Нортона, при небольшой вдавшейся к северо-востоку бухте, на день хода от жила Нуклит.

4. УНАГТУЛИГМЮТ, при речке того же имени, летники предыдущего селения.

5. КВЫГУКГМЮТ, при речке того же имени. Многолюднейшее. При осеннем переходе оленей через реку производится главнейший их промысел. В двух днях ходу на нартах от жила Нуклит.

6. КВЫГМЮТ, при горном ручье того же имени. Одиночка.

7. КВЫНХАКГМЮТ, в самой вершине залива Нортона, при речке того же имени, в одном дне хода от жила Квыгукгмют. Посредством удобного переноса с вершины реки Квынхак на Куалюг, впадающую в Коцебу-зунде в губу Спафарьева, южные малейгмюты имеют сообщение с северными. По реке подымаются довольно высоко и на байдарках и по берегам ставят загороды для ловли оленей.

8. ТУБУХТУЛИГМЮТ («СИГОВОЕ»). Многолюдное. На западной стороне залива Нортона.

9. АТНЫКГМЮТ, летники того же жила.

10. ИКАЛИХВИГМЮТ («РЫБНОЕ»). В глубине зунда Головнина. Многолюдное. С этого жила отправляются в зимнее время главнейшие караваны пушных промыслов к заливу Кавьяк.

Размещение эскимосских селенийпо беринговоморскому побережью Аляски,к северу от Уналаклика

(по Л. А. Загоскину)

11.ЧИНИГМЮТ, при входе в зунд Головнина, на восточной его стороне. Одиночка туземца Ивана, крещенного в Новоархангельске в 1838 году.

12. КНЫХТАКГМЮТ («ОГНЕВОЕ»), на западной стороне того же залива. Летники жила Чинигмют.

13. ЧИУКАК («ЩУЧЬЕ»).

14. ЧАЙМЮТ.

15. УКВИХТУЛИГМЮТ.

Немноголюдное. На северной стороне залива Нортона.

16. АЗАЧАГЬЯГМЮТ, близ Толстого мыса. Многолюдное.

17. ЧЧИТАКГМЮТ. Одиночка от того же жила.

18. АЗЬЯГМЮТ, на острове того же имени. Многолюдное.

19. КАВЬЯГМЮТ («ЛИСЬЕ»), в глубине залива Кавьяк. Многолюдное.

20. УКИВОКГМЮТ, на острове того же имени. Многолюдное.

21. НЫХТАГМЮТ, на мысе принца Валлийского, летники последующего жила.

22. ИМАКЛИТГМЮТ, на главном острове Св. Диомида, летники последующего жила.

23. ТАПХАКГМЮТ, на средине между мысом принца Валлийского и губой Шишмарева. Одно из главнейших жил.

24. КУБОК, при речке того же имени. В западной части Коцебу-зунда. Жило немноголюдное.

25. КУАЛЮГМЮТ, в глубине Коцебу-зунда, в губе Спафарьева, при речке того же имени. Многолюдное. Туземцы этого жила вырезали у капитана Бичи 8 человек гребцов, за что он выместил на соплеменниках их разорением Кавьяка. Мы убили у них одного старшину при покушении азьягмютов истребить Михайловский редут в 1836 году. Смелости креола Климовского одолжены жизнью людей со шлюпки Российско-Американской компании брига «Полифем», посылаемых за водой на устье реки, во время пребывания брига в Коцебу-зунде в 1838 году.

26. КАНЫКГМЮТ. Многолюдное. По речке того же имени, названной капитаном Бичи «рекой Букланда» и известной у инкиликов, проживающих по реке Юннака, под именем Коцохотона.

27. ЧИЛИВИК, по речке того же имени. Многолюдное. Устье реки, значительной, по словам туземцев, означено на карте капитана Бичи: «не исследовано». Туземцы реки Юннака называют ее Тыньека-хотана и сказывают, что в вершине ее проживающие их соплеменники передают свои промыслы приморским жителям.

28. КУБОК, при речке того же имени. Немноголюдное.

29. КИКИХТАГЮК, на северной стороне полуострова Хориса. Многолюдное. С туземцами имел сообщение бриг «Полифем» в 1838 году.

30. КИВУАЛИНАГМЮТ, при речке того же имени, близ мыса Гоп. Довольно многолюдное.

31. ТТЫКИГАКГ. Многолюднейшее, близ мыса Лисбурн.

32. УТУКАКГМЮТ, при речке того же имени. В широте 70°[45]45
  От этого жила для точнейшего их определения я сообразовался с экстрактом журнала г-на Кашеварова, помещенным в январской книжке «Сына Отечества» за 1840 г., и самые названия туземных жилищ оставлены по орфографии так, как были мне переданы малейгмютом Утуктаком, находившимся толмачом при его экспедиции. Весьма сожалею, что поздно спохватился собранием переводных значений туземных прозвищ, которые, как видно, часто могут служить к пояснению местности края.


[Закрыть] летники.

33. КАЯКШИГВИК. Многолюдное, на северной стороне Ледяного мыса.

34. КЫЛЯМИГТАГВИК, в широте 70°33'. Немноголюдное.

35. КУЫК, ИЛИ АТЫНЫКГ, небольшое у мыса Бельчер.

36. КАКМАЛИКГ, у Ледяного мыса. Многолюдное[46]46
  Об этом селении г-н Кашеваров не упоминает.


[Закрыть].

37. УТКЕАГВИК, у мыса Смит. Многолюдное.

38. НУГУМКТ, на восточной стороне мыса Барро.

В данной мне инструкции не было означено, каким образом я должен был производить свое путешествие зимой. В редуте я мог приобрести свору собак собственно для себя, как то делали до меня некоторые отрядные начальники; имел средства приготовить и несколько запасных провизий. Но, рассудив, что успех экспедиции наиболее зависит от примера начальника, я отстранил от себя всякое преимущество и удобство.

Правда, я имел сначала излишек белья, чая, сахара и масла, взятых мной из Ново-Архангельска, но этот излишек помог мне впоследствии тем, что при подарках туземцам я не лишал своих людей определенных им единожды положений и обносившимся делал как бы некоторые отличия различными подарками одежды и белья. Съестные припасы поступили в артель. Соображаясь с довольствием команды нулатовской артели, на время нашего туда перехода и пребывания я определил каждому по пуду сухарей в месяц; варю должны были приобретать охотой или покупкой провизий от туземцев. Из посуды у каждого из нас было по медной вылуженной кружке, обшитой кожей, и по деревянной ложке; якутские ножи в медной оправе заменяли и столовые приборы, и столярные инструменты, и кинжалы в случае неожиданной рукопашной схватки. Из общей посуды состояли при экспедиции медный чайник и медный котел, каждый вместительностью в ³/₄ ведра.

11 ноября мы получили через одного туземца уведомление из Уналаклика о выходе туда с Квихпака двух человек вверенной мне команды, долженствовавших служить проводниками; но полое море от Кикхтагука в глубину залива и бесснежье по тундре не дозволили переслать оттуда собак ранее 1 декабря; 2-е употреблено было на исправление нарт, 3-е – на укладку груза.

Езда на собаках в колониях Российско-Американской компании отлична от езды на них на Камчатке и в других местах северной Сибири. До присылки, в 1836 году, нарочно собачника из Охотска в Михайловском редуте ездили по-туземному, припрягая собак к копыльям²¹⁸; с того времени введена настоящая езда припряжкой к потягу, по две в ряд. Со всем тем и нынче, по малосильности собак в своре, возчик не сидит, но или помогает собакам, идя подле них в лямке, или толкает нарту сзади. В Сибири лучших собак приучают ходить передом, то есть идти по тому направлению, которое командой показывает возчик.

В Михайловском редуте при частых переменах команды собаки не имеют времени привыкнуть ни к одному человеку и неопытностью самих ездоков сбиваются с толку. Это обстоятельство заставляет управляющего редутом для долгих походов назначать одного лишнего человека, который показывает направление пути, идя в голове передней нарты. Видимо, что при таком порядке невозможно делать больших переходов.

Устройство нарт, употребляемых русскими в Михайловском редуте, во всем сходно с описанными адмиралом Врангелем в «Путешествии по Ледовитому морю»; они весьма удобны при перевозке большого груза по льду или гладко убитой тундре, но в лесах по бездорожью и рыхлому снегу самая многочисленность собак только увеличивает трудности: в извилинах между деревьями сила собак на длинном потяге теряется наполовину или, что случается чаще, развлекается в противные стороны. Если в таком месте попадется под один полоз необмятый куст или пенек, нарта опрокинута, транспорт останавливается, люди скопляются для подъема и, путаясь в ветвях, сами падают и ломают лапки. Все это привелось нам вынести на себе при жестоких морозах, которые захватили нас в переход из Уналаклика на Квихпак.

Ко времени похода команда экспедиции изменилась: денщик мой с сентября лежал без ног; Вертопрахов, вышедший из Нулато, оказался вовсе неспособным к трудам экспедиции; Глазунов по слабости здоровья также подавал мало надежды; управляющий нулатовской артелью писал и об оставшемся там калифорнском уроженце Акляюке, что и тот страдает ранами на ногах, не привычен к холоду, к ходьбе и не выгоден для корма; вместо первых двух вызвались охотниками из команды редута: сослуживец Баранова бодрый старик Лука Пахомов и тунгус Григорий Никитин, служивший стрелком в экспедиции г-на Козьмина при его описи Шантарских островов.

Дневники действий экспедиции в походах я оставляю в том виде, в каком они были записаны на местах ночлегов.

4 декабря. В 9 часов утра, помолясь Богу, мы отправились в путь при 5 нартах и 27 собаках, из которых три взяты были до Уналаклика у туземцев напрокат; груза экспедиционного и для нулатовской артели состояло, сверх отправленного 30 ноября на двух нартах, близ 44 пудов, считая и несколько десятков юкол для корма собак. Выход наш был как бы на гулянье: погода приятная, самая ходовая, -18° по Реомюру; солнце в полдень с небольшим 3° над горизонтом, конечно, не грело, но радовало своим светом; два побочных отражения, величаемые на святой Руси «ушами», обещали постоянство морозов. С середины бухты собаки стали поднимать порки и оглядываться в стороны; остановились осмотреться; опытные вскоре заметили табун оленей, рассыпанный по склонам прибрежных холмов; собаки завыли от нетерпения; олени всполошились, пошли в гору, подняли другие табуны, и все пустились наутек. Ровно четверть часа мы смотрели на снежную пыль, взвеваемую удаляющимися табунами, и не могли дождаться хвоста. В начале четвертого часа, поднявшись на Паленый мыс, остановились для ночлега. Рассол и несвычка свор замедляли ход.

Развели огонь, вскипятили чайники, сварилась каша, и команда навертывала за обед; мне, что называется, ничего не шло в душу, и, вправду, я был полон новостью предпринимаемой жизни. Для отдыха мы скучились в полуразрушенной, набитой снегом бараборе; спущенные с алыков собаки расположились между нас в промежутках; ночь прошла в их драке за тепленькие места и в поворотах каждого из нас с боку на бок – оно и немудрено: иной отвык, другой еще не свыкся с настоящим своим положением.

emp1

5 декабря. Поутру -17,5°, ввечеру -20°; во весь день ясно, SW умеренный.

Мы оканчивали последние кружки чая, как увидели четверых туземцев с нартой и пятью собаками. Они были посланы старшинами Кикхтагука к нам навстречу для помощи. Такая внимательность доказывает, что и туземцы предупредительны в услугах и помнят добро, когда видят ласковое с ними обращение. Старшинами на этом жиле считаются по роду: старуха Макыган, во святом крещении Мария, бывшая закройщицей при экипировании команды зимней одеждой, и по богатству и ловкости, Утуктак Феофан, служивший толмачом в экспедиции г-на Кашеварова.

Беглый обзор жила показывал, что нас ожидали как гостей почетных: прибрежные торосы сбиты, подъем углажен, кажим вытоплен, лавки, полы не только выметены, – вымыты, все жители в лучшей своей одежде. Подняв нарты на вешала, мы расположились в кажиме. Это строение 4-х сажен в квадрате и 3-х в вышину. Вскоре мы получили обыкновенные подарки, состоящие в толкуше, юколе, жире и ягодах.

Туземцы приготовлялись к потоплению в море пузырей, то есть к празднеству в честь морского духа. По переднему фасу кажима на моржовом ремне развешено было до сотни пузырей, вынутых из внутренности животных, добытых стрелкою и раскрашенных различными фантастическими изображениями; по боковым сторонам кажима висели резной из дерева филин с человеческой головой, чайка из рода мартышек и две куропатки; посредством ниточек и умно придуманного механизма филин хлопал крыльями и ворочал головой; чайка, втыкаясь железным носком в пол, как бы ловила рыбу, куропатки, сходясь, целовались. Праздные туземцы во весь день не оставляли своих игрушек. Ввечеру для нашего развлечения плясали.

6 декабря. Поутру -21,5°, ввечеру -21°. Во весь день ясно; тихий SW.

С начала похода я положил правилом отправлять ежедневно краткую общественную молитву как для поддержания в команде духа благочестия и бодрости, так и для показания туземцам, что мало того, что мы исповедуем правую веру во имя сына Божия, но через молитву имеем к нему доступ и получаем от него все требуемое во благо.

Нынешний день, если б и не был так дорог сердцу каждого русского, то всячески мы были бы вынуждены провести его в бездействии: с непривычки всех нас разломало, притом, не желая ослабить операций редута отделением для экспедиции собак, собственно к нему принадлежащих, я расположился достать 10 штук покупкой от туземцев, которые никогда скоро и легкомысленно не заключают своих торгов. Помолясь Богу, для царского дня палили из всех бывших при нас пистолетов, только не на воздух, а в цель, и стариков угощали чаем с сухарями; остальное время провели в различных играх, тянулись на палке, поднимали двумя пальцами топор, кидали с руки в цель стрелку и приводили в движение развешанные фигуры; вечер заключился, как и вчера, пляской.

7 декабря. Поутру -16,75°, NO тихий; ввечеру -14°, W тихий; во весь день малооблачно; в ночь по временам мелкий снег.

Усиленные четырьмя вчера купленными собаками, мы на рысях перешли по недавно ставшему льду к островкам, находящимся невдалеке от мыса Ныгвыльнук; старик туземец, проучивающий противу них на материке, находился в отсутствии; нам не хотелось отгребать его зимник и потому для ночлега расположились в летнике. По условию с его женой, которую я видел в Кикхтагуке, взяли в двух ишкатах, плетенных из травы корзинах, до трех пудов мороженой вахни для себя и для собак.

8 декабря. Поутру -14°, пасмурно, мелкий снег, ONO умеренный; с полудня до вечера NW тихий; в ночь -4,5°; маловетрие между N и О.

От островков до реки Ныгвыльнук тундрой несравненно прямее; следа не было; но староста при транспорте уверял, что хорошо знает местность; пошли. Надев в первый раз в жизни лыжи, я осторожно ступал по кочковатой почве, едва закрытой снегом; опасение, чтоб не упасть, выбило из головы предосторожность справиться о направлении пути с компасом, по которому мне было известно положение реки Ныгвыльнук; мелкий снег лепил глаза, в 10 саженях былинка казалась кустом, отлогая лощина – озером, спуск с холма – гладким местом – и все эти обманчивости исчезали только вплоть у носа; так мы шли час с лишком. От непривычки юксы[47]47
  Юксами называется ремень, которым лыжи привязываются к ногам, или, правильнее, ременная обойма, в которую вставляется ступня.


[Закрыть] лыжи резали мне пальцы до нестерпимости; я решился отдать их на нарту; к тому подходило и время дать вздышку собакам. Остановились, кто за прошку²¹⁹, кто за трубку; вдруг ветер повернул с противного румба; я вспомнил о компасе, глядь, мы идем в глубину материка, почти по перпендикуляру от настоящего пути; подозвал старосту; тот, почесав затылок, сознался, что сам давно смекал, что мы идем неладно, да ведает, что перехода через реку не минуем и по ней выйдем к приморью. К устью речки я взял румб на запад, но вскоре прояснило, и мы пошли по настоящему направлению.

От речки Ныгвыльнук к Толстому мысу море покрыто было льдом, но дойти до мыса засветло мы не успели, почему и остановились для ночлега на открытой лайде, при устье небольшого горного потока. Туземцы всем таким ручьям дают общее название «квык», то есть речка, поток, ручей.

9 декабря. К рассвету термометр поднялся на -0,5°.

Крепкий восточный ветер, поднявшийся с полночи, к 8 часам утра превратился в пургу: понесло и сверху и снизу, закрутило – и в четверть часа огнище, нарты, собаки превратились в снежные сугробы. В течение дня промокшие до костей от внутреннего испарения и тающего сверху снега, мы спасались в кустах прилежащей пади, осматривая по временам друг друга, чтоб кто, заснув, не замерз. С закатом солнца метель начала утихать; в 7 часов вечера проглянула луна, в 10-м разложили огни, отгребли собак и нарты и, обсушившись, провели ночь спокойно.

10 декабря. Поутру -1,5°; ввечеру -4,5°; О тихий, облачно. Лед от нашего стана к Толстому мысу и далее взломало и отнесло в море; подъем из пади на тундру и спуск к морю по другую сторону мыса заняли у нас много времени; на протяжении почти мили следовало прорубать просеку для нарт среди частого кустарника, окаймляющего берега горного ручья, извивающегося в глубине пади, которой мы спускались; в течение зимы кустарники заметаются снегом, и тогда спуск бывает легок.

Вчера мы роздали собакам последнюю юколу. Не надеясь добраться в один день с грузом до Уналаклика, – только что погода начала стихать, – послали туда за подкреплением. У второй пади, называемой русскими Турпанова барабора, встретясь с двумя нартами, ехавшими к нам навстречу, расположились для ночлега. Горная речка, изливающаяся в этом месте в море, имеет свою вершину милях в 20 в приморском хребте. Берега ее, обросшие ельником, считаются притонными местами для ловли оленей петлями.

11 декабря. Поутру -5°, О тихий, облачно; ввечеру -10°, N свежий.

Путь под утесами был крайне утомителен: мы попали во время прилива и вынуждены были жаться по краю лайды, загроможденной огромными льдинами, выдвинутыми на берег октябрьскими полными водами; в двух местах обсыпи утесов, скатясь к самому морю, заставили нас отпрягать собак и перетаскивать на руках нарты.

В уналакликской артели нашли все благополучно и в исправности; сверх жилой избы, основанной в поездку мою сюда в августе, староста поставил пристройку в 2¹/₂ сажени в квадрате, составляющую кухню, и сарай для собак из тына ³/₂ сажени длины и 2¹/₂ ширины.