Текст книги "Фокус зеркала"

И тут кто-то из низкоросликов свистнул, галдёж оборвался резко, будто обрубленный сигналом, и все взоры, направляемые вытянутой рукой дозорного, устремились на водоём под каменный берег. «Всё-таки заметили, глазастые бестии!». Баюр, успевший прийти в себя и ощутивший вернувшуюся силу, выбрался по камням из воды и перемахнул за выступ к пленникам, которые от неожиданности и восторга онемели и только таращились на съеденного каркобонами друга, не веря своим глазам. Догадавшись, что у них на уме, он усмехнулся:

– Я оказался невкусным, и меня выплюнули.

Воины тем временем бросили сеть и направились к «гостям». Баюр опустил кинжал, но продолжал крепко сжимать рукоять. Снова прятаться под водой он не собирался. Уж если сражаться, то лучше здесь, на каменном плато, где можно дышать и двигаться, а если погибнуть – то как воину, с оружием в руках, а не в вонючей утробе раков-падальщиков. Он быстро нагнулся и молниеносно полоснул лезвием по ремням, стягивающим руки пленников. Артур и Ян вскочили, потирая запястья, и встали рядом.

Их обступили со всех сторон, с любопытством рассматривая, словно только что увидели, не выражая протеста против несанкционированного освобождения от ремней. Нависла выжидательная тишина. Баюр напряжённо наблюдал за малейшими движениями противников, прислушиваясь к шорохам за спиной, ожидая подвоха.

И вдруг главный, от которого зависела неустойчивая политическая ситуация, широко улыбнулся, блеснув жемчужным рядом безупречных зубов на бронзовом лице:

– Oder charmon joe nuar kasting! Lourd nasir peqilin do vinet! Derun maqve zaty killottou!

– Ты прекрасный воин! – русоволосый исполнял обязанности толмача. – Давно нам не приходилось встречать достойного противника! Добро пожаловать в царство килотов!

Баюр опешил:

– То есть?

Друзья переглянулись.

– Мы не в плену? – решил прояснить ситуацию Артур.

Молчаливые воины не выказывали враждебности, даже демонстративно вложили мечи в ножны. Один из низкоросликов во время разговора подошёл к неподвижно лежащему на боку Ковбою, сдёрнул тряпку с его морды и хлопнул по мохнатой ляжке. Тот вскочил, завертел башкой, остервенело затряс шубой, как рачительная хозяйка залежалым в сундуке барахлом, потом как ни в чём ни бывало потрусил к хозяину.

Главный говорил что-то ещё на своём непонятном языке, русоволосый тихо, но внятно переводил:

– У килотов нет пленных. Сейчас вы гости. Те, кто пришёл сюда из ужасного верхнего мира добровольно, рискуя жизнью, считаются спасшимися беглецами, ищущими лучшую жизнь, и принимаются как равные.

Ковбой, которого, видимо, усыпили на время, а теперь снова привели в чувство, стоял возле волхва, не проявляя беспокойства, и должен был казаться низкоросликам мохнатым слоном, но не вызвал на их лицах ни робости, ни соответствующего трепета.

– А вдруг они пришли с недобрыми намерениями? – сгоряча брякнул Ян. И опомнившись, что думает вслух, торопливо добавил: – Ну, разные же бывают люди. Вдруг придут какие-нибудь шпионы, чтобы всё тут разнюхать?

– Да, – подхватил Артур. – Вернутся назад и рассекретят место вашей дислокации?

– Исключено, – тараторил толмач, то чирикая перевод для аборигенов, то поворачиваясь к прибывшим людям. – Все, кто пересёк границу царства, тут же забывают свою прошлую жизнь, а вместе с ней и свои «недобрые намерения». К тому же жизнь в царстве килотов столь привлекательна, что все с радостью остаются здесь насовсем. Скоро сами убедитесь. Ну, вот хотя бы вы? Помните, откуда сюда пришли и зачем? – русоволосый пристально воззрился на растерявшуюся троицу, выжидая ответа.

Воины замерли, вперившись взглядами в великанов, даже подались вперёд.

Друзья выразительно переглянулись, поняв, что обереги надёжно защищают их память, а также то, что сей факт следует хранить в секрете, не засыпаться на этом испытании, которое даже важнее, чем боевое крещение. И дружно решили подыграть хозяевам положения.

– Я, признаться… – Артур наморщил лоб, очень натурально изображая усиленную работу мысли (благо, артистический опыт на карнавале он имел), – нет, не припомню…

– Я тоже, – Ян растерянно развёл руками, упорно не встречаясь взглядом с толмачом и пряча его на лице волхва (кто его знает, этого чокнутого, может, он умеет по глазам мысли читать), – а ты?

– Что-то смутное, – чтобы не повторяться и выглядеть правдоподобно, бормотал Баюр, выбрав нестандартный вариант. – Что-то раздражительное, неприятное, даже гадкое… словно склизкий туман…

Русоволосый расхохотался и замахал руками низкоросликам, мол, полный порядок, в башке шаром покати, ни черта не застряло. Те загомонили, застрекотали, загоготали. Потом толмач повернулся к друзьям и утешил:

– Эта расплывчатость временная. Пройдёт. У меня было примерно так же. Потом стёрлось окончательно. Имён своих тоже не помните? – и, не дожидаясь ответа, который был для него слишком очевиден, поспешил обрадовать озадаченных, оторопелых гостей щедрым обещанием: – Получите новые. Меня зовут Апилокс. Как звали там, – он ткнул пальцем вверх, – не знаю. Пойдёмте.

Аборигены уже выровняли строевой порядок, расположившись от «гостей» со всех сторон. Таким ненавязчивым и как будто даже дружелюбным кольцом. Вроде бы для безопасности. Вдруг по дороге испугаются чего? Ну, то есть с непривычки? Вопросов никаких больше не задавали, просто указали в сторону тоннеля, приглашая идти за факельщиком, и первыми за ним последовали. Окружённым вооружёнными бестиями (то ли почётный эскорт, то ли конвой) друзьям ничего не оставалось делать, как следовать в указанном направлении.

Апилокс шёл рядом с Баюром, которого он признал старшим в группе, и продолжал вводить в курс дела:

– А вот язык верхнего мира почему-то сохраняется в памяти. Всё забыл, даже имя своё, а вот язык… Здесь он мне ни к чему, килоты говорят на своём, он простой, вы быстро выучитесь. Только когда толмачить приходится, зовут меня. Я привык думать на родном. Даже когда говорю с килотами – мысли приходят на своём языке, а уж вслух перевожу на здешний.

– А много вас здесь, из верхнего? – робко поинтересовался Артур. – Как вы общаетесь между собой?

Русобородый отвечал охотно, как будто даже радуясь, что самостоятельно строит речь, а не переводит чужую для иностранцев:

– Не очень. Но все довольны. Женились на местных, живут семьями. На верхнем языке почти не разговариваем. Да многие уж и разучились.

– А чем промышляете? – Баюра занимал главный экономический вопрос. – Рыбой? (на языке так и вертелось: морскими скорпионами). Или охотой? Торговлей? – должны же у них быть какие-то сношения с другими народами, а значит, и выход в верхний мир.

– Не-е, ничего такого, – отмахнулся Апилокс. – Рыбой кормились только в неурожайный год. Да и то, когда это было? Лет двести назад, я не застал. Рассказывают с содроганием…

– Неурожайный?! – Ян аж подскочил. – А что здесь могут выращивать килоты?!

– Плесень. Целые плантации. Всех сортов, на любой вкус.

Друзья остолбенели. Даже остановились, пока их вежливо не подтолкнули в спины. Несколько минут шли молча, с трудом переваривая информацию. Апилокс, увидев их недвусмысленную реакцию, только усмехнулся и, выдержав положенную паузу, чтобы гости обвыклись с новостью, продолжил:

– Плесень очень полезная. И вкус довольно приятный.

Друзья прокашлялись, словно проталкивали ком, застрявший в горле, а Бартоломео еле слышно прошептал:

– Ну… если рассудить, грибы – тоже плесень… а антибиотики тем более.

Проводник не тарахтел без умолку, а знакомил со здешней жизнью обстоятельно, вдумчиво. Баюру даже показалось, что он мысленно отбирает наиболее выгодные, с его точки зрения, привлекательные стороны подземного обитания, равно как и характеристики приютившего его народца.

– Килоты никогда не болеют, – с гордостью заявил Апилокс. – Даже не знают ничего о недугах, потому врачевателей у них нет.

– Ну а если зуб заболит? – выступил Ян в защиту врачей. – Что тогда?

– Вырвать – и вся недолга́, – усмехнулся тот. – С зубами никаких проблем нет. Они меняются каждые двадцать лет на протяжении всей жизни.

– А сколько же живут местные… э-э… люди?

– Редко бывает, чтобы килот умер до двухсот лет. Обычно они живут во много раз дольше. А что невелики ростом – так в здешних краях это большое преимущество.

Артур позволил себе не согласиться:

– Не скажи. Маленький человек что ребёнок, большой намного сильнее.

– А ты попробуй побороть килота, – расплылся в улыбке Апилокс, обнажив ровные молодые зубы, – а я посмеюсь. Даже пещерный медведь, завидев его, прячется.

– Как тот ящер? У водоёма? – с содроганием вспомнил толстяк.

– Данжер? Этот ручной, послушный.

– С такими дымами?

– Килоты запрягают его, когда в столицу товар отвозят. Он смирный, только пасть у него… смердючая.

Волхв наматывал на ус услышанное и внимательно следил, куда же их ведут. Если запомнить дорогу, легче потом драпать. По его ощущениям они шли уже не менее получаса, постоянно куда-то сворачивая и петляя. Не исключено, что существовала более короткая и прямая дорога к их жилищу, а килоты намеренно водят их по запутанным лабиринтам, чтобы сбить с толку и не возникло даже желания отыскивать обратный путь.

Тоннель, по которому они шли в данный момент, был таким высоким, что смотреть на своды приходилось, задрав голову. По всему видать, природного образования, ибо местным жителям такие головокружительные потолки были ни к чему, постоянно встречались ответвления, в иные они сворачивали и снова шли, разобраться в этой паутине ходов и выходов не было никакой возможности. Очевидно было одно – они спускались всё ниже и ниже под землю.

– Уже скоро, – заверил гостей Апилокс, заметив, что они изрядно подустали, килоты же были бодрыми и свежими, как в начале пути.

Несмотря на всё возрастающий спуск в глубину, климат оставался прежним, а воздух чистым. В одной из полостей, где они проходили, друзья увидели огромную отполированную, слегка вогнутую вертикальную плиту. Она упиралась в свод, а от стены была повёрнута чуть в сторону, принимая в фокус луч из соседнего тоннеля. «Гигантская линза, – мелькнуло в голове Баюра. – Вот откуда этот непонятный свет!». От неё исходило сияние, распространяющееся во всю длину тоннеля. Апилокс, проследив за его взглядом и догадавшись о возникшем интересе, с готовностью пояснил:

– Такие отражатели расположены во всех переходах. Они принимают и посылают солнечный свет дальше, поэтому здесь всегда легко ориентироваться (легко?!! Баюр чуть не зарычал. Однако сдержался. И с умным видом кивнул). Можно даже читать.

– У вас есть книги? – удивился Артур.

– Есть, но читают не все, хотя грамоте обучены. Есть даже свои писатели. Царство огромно и находится дальше отсюда, на глубине пятнадцати километров. Мы живём в пограничной деревне, она гораздо ближе. Совсем маленькая. Ещё один поворот…

Факельщик, шедший впереди шагов на двадцать, остановился, пережидая, когда пройдёт процессия, чтобы вернуться в тоннель патрулировать переходы. А Апилокс вырвался в авангард. Дойдя до очередного ответвления, он остановился и, театрально взмахнув рукой, провозгласил:

– Как любит выражаться наш знаменитый писатель Дертрим: «И тут нашим героям открылась удивительная, прекрасная картина!». Одним словом, – ухмыльнулся он, – пришли…

Удивительной-то картина была (как, впрочем, и всё здесь, под землёй), а вот насчёт прекрасной Дертрим сильно преувеличил. Таковой она казалась только тем, кто действительно забыл земную жизнь, да и то лишь потому, что другой здесь не было, сравнивать и выбирать не приходилось. Размерами полость действительно впечатляла. Конец её уходил вдаль настолько, что терялся из виду. Левый край по дуге огибала река, не очень широкая, но довольно быстрая. На берегу резвились дети, голые, чернокосые, похожие на бесенят. Правый край из каменных выступов друзья сначала приняли за неровную стену, но, приглядевшись, заметили, что это череда пещер, приспособленных под жилища. Народу было не густо. Трое что-то достраивали из стёсанных камней за рядом жилых пещер, один, сидя на куче каких-то длинных и гибких прутьев в стороне, плёл из них что-то вроде короба. Ещё трое или четверо слонялись по берегу с обнажёнными кинжалами, чем они занимались, было непонятно. А вот женщин было больше, они сновали туда-сюда, перекликались… одним словом, всё как у людей. Хотя, кто сказал, что они не люди? Да, своеобычные, мелковаты чуток, не такие, к которым привыкли, образ жизни… того, можно сказать, экзотический, вернее, место обитания… и вообще… С другой стороны, чем они хуже других? Например, чернокожих аборигенов африканских племён, затерянных в непролазных джунглях? Даже самых дремучих называют людьми. А у этих вон даже писатели свои есть!

Завидев гостей, все побросали свои занятия и сбежались в центр – что-то вроде деревенской площади. Человек пятнадцать, не считая детей, перепачканных в песке и иле, которые сначала скакали и кривлялись без всякого смущения, забавляясь потрясённым вниманием пришедших, а потом снова помчались к берегу. Минуты две обе стороны молча взирали друг на друга. Чьё любопытство в разглядывании было больше, хозяев или гостей, – спорный вопрос. А впрочем, и спорить не стоит: килоты такого добра навидались и даже приручили отдельные экземпляры, которые остались с ними жить и, если верить толмачу, довольны. А вот пришедшие дивились, хоть и старались виду не показывать. Во-первых, было ясно, что Виктора среди собравшихся нет. Во-вторых, не ясно, здесь ли он вообще. Может, его отвели в другую деревню, или он сумел затаиться и избежать участи «гостя», а они, как дураки, встали: нате, берите нас тёпленькими. Даже сопротивления толком не оказали (Баюр не в счёт, остальным за ним не угнаться). Но с другой стороны, если килоты и в самом деле увели Виктора, возможность попасть к ним была только одна. Без вариантов. Если бы они по собственной инициативе попёрлись в лабиринт, то наверняка заблудились бы в переходах. Да и Виктор! К водоёму-то он пробраться смог, а вот затаиться от пронырливых бестий – вряд ли. И потом, сомнительно, что у них так много пограничных деревень. Нет, надо искать здесь. А пока – присмотреться к аборигенам. В кругу низкоросликов они чувствовали себя настоящими великанами, Гулливерами, проникшими в Лилипутию.

Одна женщина, миловидная, изящно сложенная (впрочем, они все были таковы, природа, сэкономив на размерах, в качестве компенсации наделила их другими достоинствами – изысканной, утончённой красотой, а может, и ещё чем), с кошачьей грацией приблизилась к Баюру, глядя ему в лицо снизу вверх тёмными миндалевидными глазами, и вдруг с неожиданной ловкостью и быстротой выхватила из ножен его кинжал. Артур и Ян вздрогнули, волхв остался невозмутим. С виду. Женщина подняла кинжал остриём вверх и разворачивала его к свету то одной, то другой стороной, неодобрительно морща хорошенький носик. «Эскорт», выйдя из-за спин гостей, наблюдал сцену как обыденное явление, только главный («войт», как объяснил Апилокс, – начальник патрульной службы) подошёл к женщине и, щёлкнув ногтем по лезвию, заговорил. Толмач, придвинувшись к гостям, приглушённо бубнил:

– Сталь, устаревшая модель. Наши металлурги давно отказались от таких. Закалённая бронза, усиленная добавками, во много раз прочнее.

Женщина рассмеялась, да так обворожительно, что великаны невольно заулыбались в ответ, а она в мгновение ока вернула кинжал в ножны. Рост пленённых гигантов (или всё-таки гостей?) не вызывал у килотов ни робости, ни малейших признаков опасения. Видимо, они были уверены в своей силе, в ловкости и быстроте реакции, о которых намекал Апилокс, а может, и ещё каких преимуществах, не известных гостям. Хозяева о чём-то ещё посовещались между собой (уже без перевода) и жестом руки пригласили друзей в одну из пещер. Сопровождала их всё та же женщина. Кстати, на ней, как и на других, было надето платье из лёгкой плотной ткани, на вид мягкой и гладкой, определить природу которой они не могли, ибо прежде не видели ничего подобного. Судя по направлению, их вели в дальнюю пещеру, так что по дороге друзья краем глаза пронырливо обследовали содержимое тех, мимо которых шли. Входы не было нужды загораживать, поскольку температура внутри и снаружи была постоянной, а жилище не предназначалось для отдельной семьи, жили скопом, делясь на группы по своим аборигенским правилам. Внутреннее убранство пещер было простым и одинаковым, не беря во внимание мелкие детали. Пол застелен толстыми мохнатыми шкурами, вдоль стен аккуратными рядами выстроены плетёные сундучки, видимо, с индивидуальным имуществом. На стенах там и сям висели рукодельные украшения, причудливые кинжалы, цветисто раскрашенные лианы сухих водорослей, придавая общему интерьеру обжитой уют. Людей нигде не было, но судя по спальным местам, жителей в деревне было гораздо больше, чем предстало взору друзей. Может, остальные были на промысле? Какие у них тут предприятия, мануфактуры, шахты, сельхозработы и прочая деятельность? Кто их знает? Только в одной из пещер был человек. Он неподвижно лежал, накрытый лёгким полотном из той же ткани, что и платья женщин, вытянув длинные босые ноги до самой середины жилища, и явно не относился к расе килотов. Внезапная догадка прошила молнией троих искателей одновременно, заставив их притормозить у входа, вглядываясь в сумрак помещения.

На шкурах лежал Виктор. Он был без сознания.

Глава 29
Унесённые ветром

Когда ошеломлённых и одновременно воспрянувших духом друзей наконец привели в назначенную пещеру, усадили на шкуры и всучили в руки алюминиевые миски, они перевели дух, и Ян выпалил:

– Кто это был?

Апилокс не стал делать вид, что не понял, о ком спрашивают:

– Его обнаружили перед вами на том же месте, но по дороге он вдруг потерял сознание…

– Со страху? – ляпнул Артур.

– От радости, – укоризненно покачал головой толмач. – Сначала – да, видимо, испугался, а увидев людей, пошёл за ними добровольно. Но у него, кажется, жар. Пришлось килотам его нести. Ничего, он быстро поправится. А вы что, его знаете?

Друзья замешкались с ответом, не решившись сказать правду и уж тем более опасаясь засыпаться на не согласованной загодя лжи. Начнут сбиваться, противоречить друг другу и выставят себя – хорошо, если просто идиотами, как бы не приняли их за шпионов, вражеских разведчиков, разнюхавших их норы. Они, не сговариваясь, уткнулись в миски, где горкой были выложены желтовато-белые комочки, ни на что, знакомое им, не похожие. Встречный вопрос родился сам собой и был не менее актуален:

– А это что? – прозвучало в три голоса, вразнобой, но с одинаковым испугом.

– Плесень, – Апилокс уплетал угощение с заразительным аппетитом и улыбался.

Войт и ещё пара килотов, составивших им компанию, от него не отставали. Женщины, хлопотавшие рядом, то и дело заботливо подкладывали в их миски добавку. У Баюра от голода уже кружилась голова, он завистливо понаблюдал, как упоённо двигаются жующие челюсти хозяев, как масленеют от сытости их глаза, как тает на лицах напряжение, разглаживая сторожевые стрелки-морщинки между бровей. Его собственный желудок, успевший скукожиться и по привычке готовый терпеть лишения в ожидании милости своего хозяина, начинал паниковать, поднимаясь к горлу, словно желал взглянуть, чем его обделили на этот раз. Может, рискнуть? Кто знает, как надолго затянется их экспедиция, а с собой припасов не захватили. К тому же, и килоты, и Апилокс питаются этой треклятой плесенью годами, и ничего, живы-здоровы, даже новые зубы отращивают. Он брезгливо зачерпнул ложкой один комочек. Опасливо пожевал… А ничего так… есть можно… м-м-м вкусно! Каким чудом местные стряпухи умудрялись готовить деликатесы из… хм-м… отбросов? Если б ещё не знать, что это плесень, как вон Ковбой, который вылизывал свою миску без всякой задумчивости, можно было бы сказать – блюдо для гурманов. Волхв взглянул на друзей. Ян орудовал ложкой без всякого выражения на лице, возможно, не ощущая вкуса, так с ним бывало, когда мысли сосредоточены на другом. Артур, проголодавшийся сильнее, быстро распробовал экзотическую еду и мычал в процессе поглощения что-то одобрительно-восторженное, чем умилял хорошеньких килоток, чьи мужчины давно уже не восхищались местными кулинарными изысками. О зубах Бартоломео вспомнил одновременно с волхвом и, не успев прожевать, зашепелявил в ухо Баюру:

– У наш не выраштет фторой ряш жубоф?

Друзья не просто наелись, но ощутили прилив энергии, даже не верилось, что они сюда еле приволоклись и чуть стояли на ногах от усталости. Голова была ясной, мысли чёткими. Надо признаться, что об этом они беспокоились больше всего, когда их стали потчевать плесенью. Даже закралось подленькое подозрение, что «дорогих гостей» хотят лишить не только памяти, но и разума, повергнув их в галлюциногенный гипноз, подобный трансу шаманов, которые, добиваясь его, нажирались мухоморов. И уж не отравили ли подобным образом Виктора?

Апилокс, догадливо усмехаясь в усы, решил возобновить разговор:

– Так вы знаете того парня или нет?

Ян с Артуром предоставили Баюру право изобрести версию, молча и преданно уставившись на него как на старшего, что выглядело очень правдоподобно и даже заслужило уважение килотов.

– Не помним, – честно солгал волхв, и ему поверили. Без малейшей тени сомнения.

Трапеза закончилась, все встали и вышли из пещеры. С вновь прибывшими остался только Апилокс, килоты же, переговорив с ним на своём языке, пошли обратно в тоннель продолжать нести патрульную службу.

– Что будем делать? – спросил Ян Баюра.

Ответил Апилокс:

– Решать пока рано, – разумея, видимо, главную проблему: стоит ли здесь оставаться или вернуться обратно, – пойдёмте, я покажу вам наши плантации. – Но поймав тревожные взгляды друзей на пещеру Виктора, поспешил успокоить: – Об этом парне не беспокойтесь. Ему надо отлежаться, прийти в себя. Потом Амира его покормит. Всё будет в порядке.

Ничего не оставалось делать, как плестись за толмачом. Они обогнули пещерный ряд, за которым простиралось необозримое пространство, заваленное грудами камней, больших – в средний человеческий рост и малых – до колен, словно присыпанных снегом. Выглядело сказочно красиво, но нереально, словно в дизайнерской студии. Когда они подошли к этим странным сельскохозяйственным угодьям и присмотрелись повнимательнее, Артур потрясённо воскликнул:

– Вот это и есть ваши плантации?

В этой стороне свет был тусклее, видимо, он не способствовал урожайности, но был необходим для сборщиков. Вдали и вправду виднелись фигурки, бродящие меж камней.

– Они самые, – не без гордости подтвердил проводник. – Здесь есть съедобные сорта, они ближе к жилью, есть промышленные.

– Что значит промышленные? – Артур продолжал удивляться, и это особенно нравилось Апилоксу, который с довольным выражением лица стал просвещать:

– Промышленных разновидностей несколько, из одних изготавливают ткань. Вы видели её на наших женщинах. Из других – бумагу…

– Не может быть! – восхищался Бартоломео. – Настоящую?

Апилокс захлопал себя по карманам и извлёк из одного сложенный вчетверо лист слабого зеленоватого оттенка, который тут же перекочевал в нетерпеливые руки любознательного гостя. Коварные пальцы безжалостно мяли, тёрли и выкручивали хрустящий листок, как в пыточных застенках, но он, сгибаясь и распрямляясь, не крошился и не ломался.

– Селекционеры постоянно присылают новые образцы плесени, усовершенствованные, – добивал ошеломлённых экскурсантов гид, – там, дальше, – он махнул рукой в неопределённую глубину плантации, – есть экспериментальные делянки. Кстати, – прервался он, решив, что не стоит упускать возможности закрепить восторженное удивление заманчивым предложением, и закинул удочку, – если решите остаться (ага, значит, насильно не заставят! И тут же вспомнился рассказ багрового о возвращенцах, которые сходили с ума, высыхали и быстро «окочуривались»), можете выбрать себе женщину и жениться. У нас хорошие женщины.

– Мы заметили, – машинально обронил Баюр, не сводя глаз с начала плантации, откуда они начали экскурсию.

Ян немедленно развернулся в том же направлении и тоже заметил. От пещер к ним шёл Виктор. Баюр не стал дожидаться его приближения и пошёл навстречу, Ковбой потрусил следом. Апилокс сделал было попытку присоединиться к ним, но Артур заслонил друзей своей грузной фигурой и засыпал его вопросами:

– И что, на этой бумаге можно писать? Даже книги?

Ян держал оборону вместе с ним:

– И как делают эту бумагу? Ты нам покажешь?

– И книги?

– А насколько долговечна эта бумага?

– У тебя есть книги? Их здесь покупают? Или раздают бесплатно?

– А крысы у вас есть? Они не могут их погрызть? – и так без остановки, пулемётной очередью. Впрочем, будь они пулемётами, под таким перекрёстным огнём их противник пал бы в первую же секунду.

Проводник едва успевал ответить одному, чтобы повернуться к другому, удовлетворяя жадное любопытство. Вслед ушедшему не то что идти, даже оглянуться было некогда. Познавательный энтузиазм экскурсантов вскипел до предельного градуса, и они наперебой забрасывали гида вопросами, не давая ему опомниться, так что тот аж взмок, натруживая язык и мозговые извилины.

Баюр остановился, поджидая, когда Виктор подойдёт и первым задаст вопрос. Его успели переодеть и, видимо, накормить, он выглядел бодрым, ничуть не больным, шёл лёгкой пружинистой походкой и, приблизившись, без напряжения, даже весело спросил:

– Ты пришёл сверху? Новенький?

– А ты? – Баюр выгадывал время, чтобы определить степень свободы своих высказываний.

– Не помню. Наверное…

Ага. Килоты сработали на славу. Или не они, а подземный бункер со своими аномальными выкрутасами.

– А хочешь вспомнить?

– Зачем?

– Вот я помню, – откровенно признался волхв. – И рая здесь не вижу.

– А наверху рай? – без всяких эмоций и задних мыслей спросил Виктор, которому и впрямь белая простыня отгородила обратный путь.

Баюр и не думал обманывать, тем более пользоваться плодами затмения сознания своего бывшего преследователя. Нет, он не считал его врагом. Просто заблудившимся в паутине иллюзий, сотканной им самим и ставшей для него капканом. Самому ему не выбраться, хоть он и хорохорится, не видя перед носом тупика. Бросить его здесь, решив одним махом наболевшую проблему, он не мог. Не потому, что кто-то осудит его малодушие. Собственная совесть загрызёт.

– Конечно, нет, – честно ответил он. – Но я вернусь на землю, к солнцу.

– Ты хочешь, чтобы я пошёл с тобой? – беспечно спросил Виктор, проявив природную сметливость.

– Если ты сам захочешь, – насильно мил не будешь. Эту народную мудрость Баюр усвоил давно и был неоднократным свидетелем бесплодности её опровержения. Жизненный опыт у него был большой, а дефицитом наблюдательности он не страдал.

– Здесь хорошо, – как-то неопределённо заявил беглец вникуда. Что он имел в виду? Скорее всего, он и сам не знал, просто ему эту мысль внушили гостеприимные килоты.

– Потому что не с чем сравнить? – подтолкнул его природный скептицизм волхв. – Потому что не помнишь, кто ты и откуда?

Виктор задумался, стёр с лица улыбку, огляделся, заметил Ковбоя:

– У тебя отличный пёс. Можно его погладить? – пса он тоже не узнал.

– Попробуй, – разрешение было осторожным. Как бы злопамятный зверь не накинулся на бывшего обидчика.

Рука без всякой боязни протянулась к чёрному кудлатому загривку, Ковбой оскалился, предупредительно поурчав, но всё же покорно вытянул шею. Пальцы утонули в густой шерсти, наткнулись на харлисский браслет.

– Красивый ошейник.

Баюр снял с головы обруч и, чуть помедлив, борясь с сомнением, одел Виктору на лоб. Тот вздрогнул. Лицо передёрнулось и, по мере того, как открывались закрома памяти, изменяло своё выражение. Теперь уже не глупо-безмятежные, а знакомые глаза впились в волхва.

– А-а, и ты здесь!

С минуту они молча смотрели друг на друга, словно впервые видели. Баюр, учитывая последние события, болезненное состояние и взвинченность старого знакомого, ожидал от него злобной язвительности, вспышки, но тот неожиданно мирно и доверительно сказал:

– Я искал человека… колдуна…

– Чтобы вернуться домой?

– Домой… – эхом повторил Виктор и опустил голову, как-то разом погрустнев. – Мой дом… А где он?

– В Усть-Нере, разумеется. Ты уже достаточно накуролесил. Пожалуй, даже слишком…

– Начать заново… – в чёрных глазах колыхнулась надежда, губы дрогнули улыбкой.

– И уже без глупостей, – добавил волхв.

– Я гнался за вечностью, – губы искривила горькая усмешка, – а свою жизнь… прошляпил… – и вдруг с надеждой заглянул в глаза неуловимому, вечно меняющему облик и остающемуся неизменным объекту своих преследований. Вспомнились слова святого Ольгера: «Кажется, он жил всегда и везде…». – А ты можешь?

– Не передумаешь?

Виктор потупился, с трудом выдавливая слова:

– Этого я хочу больше всего на свете. И сейчас – даже сильнее, чем когда бы то ни было, – справившись с несвойственным ему смущением, он поднял голову и твёрдо сказал: – Больше искать тебя не буду. Обещаю, – снял обруч, протянул Баюру: – Почему ты мне помогаешь? – в вопросе не было злобы и вызова, он прозвучал тепло и признательно.

– Твой дед Николай любил тебя. А я в ответе за тех, кого… вылечил. Да и потом… больше некому тебе помогать. Кто тебя здесь знает так, как я?

Виктор глубоко вздохнул, расправил плечи:

– Как же я устал быть среди чужих! Мне везде не хватало воздуха, нашего, родного…

Баюр достал витидис, Виктор равнодушно взглянул на камень, улыбнулся и закрыл глаза.

Финалу сцены Ковбой обрадовался больше, чем её исполнители, он встряхнулся и, крутя хвостом, отправился обратно, на плантацию, где Артур и Ян забалтывали Апилокса, предусмотрительно развернувшись так, чтобы самим видеть Баюра, а толмач чтобы, отвечая на их бесчисленные вопросы, стоял к нему спиной.

– А на каком языке пишут книги? Мы смогли бы их читать?

– На килотском, разумеется. Освоите язык – прочитаете, – Апилокс обернулся на шаги: – А где тот парень? Я думал, вы придёте вместе.

– Вернулся обратно. Сказал: по дому соскучился, – ответил волхв, глядя на Яна, который сразу понял, что кроется за неопределённым «обратно» и какой «дом» имеет в виду его друг.

– Нам тоже пора возвращаться, – изнывающему от заплесневелых россказней парню уже начинало изменять терпение, и он не чаял вырваться из навязанного ему случайными обстоятельствами абсурда. Вырваться раньше, чем это сделает его многострадальная крыша, которая уже приняла низкий старт и готовилась к полёту. – Загостились.

– В деревню? – неуверенно спросил толмач.

– Нет, – встрял Артур, смекнувший, что время скрытности миновало, и на радостях осмелевший, – наверх. В гостях хорошо, а дома, как ни крути… всё-таки надёжнее.