Текст книги "Поражение Федры"

Кандакия

Я не хотела давать показания. Чем они помогут? Старую служанку мужчины слушать не будут. Минос и годы тому назад этого не делал. Я пыталась поговорить с Трифоном и Критоном, но они не обращали на меня внимания. Хотела обсудить это с Федрой, правда хотела, но не смогла, глядя ей в лицо, сказать, что не буду давать показания в ее пользу. Слишком многое она пережила.

Каждый раз, когда я пыталась обратиться к Трифону или Критону, язык прилипал к нёбу и потели ладони. Никогда еще я не находилась в таком положении. ни разу не оставалась с двумя мужчинами наедине. О, они вели себя довольно любезно, ободряли меня, обещали, что на суде будет легче. Как это возможно? На суде будет не двое, а сотня мужчин. Они будут смотреть на меня, даже кричать. Федра рассказала, как это было с ней.

Ночью, перед сном, я спросила Федру еще раз, не можем ли мы просто покинуть Афины, вернуться на Крит под защиту царя. Она промолчала. Возможно, я опоздала: принцесса уже уснула.

* * *

На следующее утро Трифон с Критоном пришли в наши комнаты, чтобы проводить меня в зал суда. Якобы для поддержки, на самом же деле из боязни, что я сбегу. Я не собиралась сбегать, о чем пожалела, когда они вели меня под руки с обеих сторон.

Мой приход в зал сопроводил взрыв хохота. Я огляделась в поисках поддержки, но увидела вокруг только мужчин. Критон выдвинул для меня кресло, я села в него и низко опустила голову в надежде, что все скоро закончится. Федре здесь было гораздо сложнее.

Тесей не единожды призывал мужчин к порядку. Наконец все умолкли, и в тишине громко прозвучал голос одного продолжавшего говорить мужчины:

– Этой изнасилование не грозит. Я бы скорее обезьяну отымел… – Голос оборвался, словно мужчина устыдился сказанного.

Я ползком убралась бы на Крит, если бы могла.

– Госпожа, – начал Критон мягко и тут же был прерван разными голосами: «Не госпожа, а служанка», – но продолжил и глазом не моргнув: – Расскажи нам о том дне, когда царица вернулась в свои покои, скажем так, не в лучшем своем виде. Она выглядела так, будто на нее напали?

Я окаменела, хотя мы репетировали это. О чем я должна рассказать? О том, как Федра истекала кровью? Раздалось улюлюканье, но я не подняла глаз.

Критон несколько раздраженно уточнил:

– Ты можешь рассказать нам, что случилось летом, когда Федра вернулась в покои после встречи с Ипполитом? В каком состоянии была царица?

– Истекала кровью, – тихо ответила я. – Ей было больно… там.

Вокруг звучали смешки.

– Критон, это нелепо, – раздался голос Тесея. – Эта женщина по-гречески еле говорит. Она может поведать нам что-то, чего еще не рассказала царица?

– Было похоже на то, что произошедшее случилось по взаимному желанию? – поспешно спросил Критон.

Я мотнула головой, затем сказала:

– Нет.

Я осмелилась поднять взгляд и посмотреть на окружавших меня мужчин: таких огромных, занимавших столько пространства. Я слышала их горячее дыхание и запах лошадей. Они сидели, развалившись на скамьях и раскинув ноги. Мне хотелось сжаться, свернуться в крошечный клубочек. Я подумала о Федре, месяцами боявшейся покидать наши комнаты, вскинула голову и взглянула прямо в лицо царю.

– Она мучилась от боли. Рыдала. Чуть не умерла. Разве могла она желать подобного?

– Благодарю. Ипполит, у тебя есть вопросы к Кандакии? – Критон неверно произнес мое имя, поставив ударение на слоге «Кан» вместо «да».

– Нет, – ответил принц. – Она служанка и лжет ради своей госпожи. Я никогда не видел ее раньше и, надеюсь, не увижу впредь.

По залу прокатился шепот согласия, но я не прислушивалась. Мне вспомнилось, как я подавала Ипполиту еду и просила встретиться с царицей. Он видел меня. И не видел. Мы все для него на одно лицо.

* * *

Тесей сделал перерыв. Выходя из зала, мужчины пихали и толкали меня из стороны в сторону. Наверное, понаставили мне синяков. Опустив лицо в ладони, я ждала, когда все уйдут. Наступила тишина, и я огляделась в поисках Критона или Трифона, но они ушли с остальными. Я тяжело вздохнула. Во всяком случае, все закончилось.

На ноги я поднималась осторожно, скрипя суставами. Я бы не успела приготовить ужин за то время, что находилась тут, но чувствовала себя так, будто прошла вечность. Я снова огляделась – никого – и медленно пошла к двери. В голове уже крутились дела, которые нужно сделать. Приготовить обед для Федры. Сменить ей постельное белье. Отдыхать некогда. Я мысленно перебирала предстоящие дела, когда увидела их. Троих. Троих мужчин. Юных, годящихся мне в сыновья. Поджидающих меня. Я сразу поняла, что меня ждет. И поняла, что простыни я сегодня стирать не буду, а возможно, не буду стирать уже никогда.

Федра

Трифон и Критон сказали, что мне нельзя присутствовать в зале при даче показаний, поэтому я ждала Кандакию в своих покоях. Мерила шагами комнату возле постели, с одышкой, покачиваясь из-за большого живота. Мне хотелось чем-то порадовать Кандакию – к примеру, приготовить ее любимое блюдо, – но я не знала ни что она любит, ни как это готовить. Я жалела, что мы не обнялись перед ее уходом, но на это не было времени – так быстро Трифон с Критоном ее увели. И, наверное, это к лучшему. Не хотелось бы ее смущать.

Наконец я услышала в коридоре голоса. Ругались двое мужчин. Я прислушалась.

– Для чего это надо было делать, Критон? Мы лишь потеряли время и выставили себя некомпетентными.

– Ты ведешь это дело или я?

– Тише…

У двери голоса затихли.

Я нервно прикусила заусенец на пальце. Они не скажут мне правды, но, похоже, все прошло не очень хорошо. Нужно было запретить им допрашивать Кандакию. Рот заполнил резкий привкус, закровоточил палец.

В дверь постучали. Я отворила ее и отступила, пропуская мужчин. Сначала Трифон, а за ним и Критон заняли за столом свои привычные места. Одновременно заговорив со мной, они одарили друг друга сердитыми взглядами. Я выглянула в коридор.

– Не понимаю, – не обращала я внимания на их попытки ввести меня в курс дела, – где она?

Если бы Кандакия не потерялась, я сочла бы выражение их лиц комичным.

– Вы отвели ее в зал суда, но не проводили обратно? – взорвалась я.

– Ваше величество, – начал Трифон, но, видимо, не нашелся что сказать.

– Уверен, она скоро вернется, – масляно протянул Критон.

Он заговорил о каких-то обязанностях и кухнях, но я не слушала его. Я выскочила в коридор и побежала настолько быстро, насколько позволял живот. Я звала Кандакию до хрипоты, но она не отзывалась. Я спрашивала о ней у каждой встречной служанки, но они лишь качали головами. Вскоре меня догнал Трифон.

– Она вернется, Федра, – мягко взял он меня за руку. – Ты так заболеешь. Попросить моих людей поискать ее?

Я кивнула, ощущая себя дурочкой. Я даже не знала, где расположена прачечная, хотя Кандакия проводит там большую часть своего времени. А кухни пугают меня: душные и жаркие, с грубыми простолюдинками. Но в коридорах находиться опасно, и Кандакии следовало сразу вернуться ко мне. Я позволила отвести себя обратно, молча ругая своего спутника за халатность.

Кандакия не вернулась и ночью. Я опустилась на колени перед самодельным алтарем: плохоньким и дешевым, подумалось мне, собранным неумелыми руками. Но я верила, что боги увидят мой пыл и поймут: я сделала что могла из подручных средств.

– О боги, – вслух обратилась я, словно никто, кроме них, меня не мог услышать. – О Зевс, отец всех богов и мой дедушка! Молю вас вступиться за ваши же принципы! Мы гости здесь – моя служанка и я. И какие мучения мы здесь терпим! Прошу, не допустите дальнейших злодеяний. Пусть с Кандакией все будет хорошо. Пусть будет веская причина того, что она не вернулась. Пусть она вернется целой и невредимой.

Не самое изящное обращение к богам, но искреннее и сердечное.

– А потом, прошу, позвольте нам вернуться домой, – добавила я.

В ответ ярко сверкнули небеса и прокатился раскат грома. Молния. Символ Зевса. В глазах всё еще плясали звезды. Я поднялась – теперь это давалось мне с трудом – и поковыляла к кровати. И впервые с приезда в Афины спала крепко.

* * *

К утру о Кандакии по-прежнему не было слышно, но пойти ее искать я не могла. В суде давал показания Ипполит. Присутствовать в зале мне не дозволялось, но Трифон тайком устроил меня в маленькой нише с дверцей. В ней было очень тесно, мне пришлось поджать ноги под себя и упереться ладонями в стены. Я не знала, смогу ли все слушание терпеть позывы к мочеиспусканию, в последнее время участившиеся, поэтому утром ничего не пила и набила под тунику лоскуты простыней. Сквозь щель между стеной и дверцей хорошо просматривалась часть зала и место, предназначенное для Ипполита. Послышались приближающиеся шаги, и я задержала дыхание, но, кто бы ни направлялся в мою сторону, он прошел мимо.

Через какое-то время зал стал наполняться мужчинами. Они топали, смеялись и перекрикивались друг с другом из разных концов помещения. «Похоже, они в приподнятом настроении, – зло подумала я. – Сегодня их душевный покой не потревожат докучливые женщины, соизволившие жаловаться на насилие».

– Ипполит, – раздался знакомый голос. Тесей.

Я должна была догадаться, что Тесей будет сам выступать за сына, и все же меня это потрясло. В глубине души еще теплилась надежда, что он не будет открыто принимать чью-то сторону.

– Ты слышал, в чем тебя обвинила царица. Она сказала правду?

Послышался грустный вздох. Я прижалась глазом к щели и увидела, что Ипполит зевает.

– Разумеется, это ложь, отец. Царица – моя мачеха. Я никогда не оскорбил бы тебя и богов какой-либо связью с ней.

Он говорил скучным голосом, словно заучил пассаж наизусть. Такой подход поможет или навредит мне? Не понять. Я не видела лиц мужчин, которые будут выносить приговор Ипполиту, нам: мне и ему.

– Тогда что случилось?

– Царица молила меня о близости. Она отчаянно желала соития со мной. Со мной, последователем Артемиды!

Его слова тихо поддержали присутствующие, и мне пришлось заткнуть свой рот пальцами, чтобы сдержать вскрик или стон.

– Она была словно сучка в течке, – продолжал Ипполит, и усмешка на его лице показывала, что теперь он получает от происходящего удовольствие. Раздались приглушенные смешки.

– Достаточно, Ипполит, – осадил сына Тесей. Тот притих. – Ты согласился лечь с ней?

– Само собой, нет, – с жаром воскликнул Ипполит.

Он покраснел. Сначала меня позабавило его детское поведение, но потом я вспомнила, как он без тени смущения обнажил свое мужское достоинство и силой овладел мной.

– Благодарю. Критон, у тебя есть вопросы к Ипполиту? На свои я получил ответы и полностью удовлетворен ими.

Послышались тихие шаги: Тесей вернулся на свое место. Затем скрипнуло кресло: поднялся Критон.

– Возможно, Тесей, его ответы и удовлетворили тебя, но смею напомнить всем, что согласно твоим собственным пожеланиям при вынесении приговора у тебя есть лишь один голос.

В зале зашептались, только было непонятно, согласно или нет. Критон не стал ждать ответа Тесея, стремительно продолжив:

– Ипполит, почему, по-твоему, царица молила тебя о подобном?

Последовала пауза. Ипполит беспомощно озирался. К такому вопросу его не готовили.

– Здесь она чужестранка. И все же она принцесса Крита. Аристократка по рождению. С чего ей вести себя как потаскушке-простолюдинке? – спросил Критон.

Меня замутило. О такой тактике он не предупреждал. Мне пришлось сдерживать себя, чтобы не закричать: «Речь не о знатности! Дворец полон женщинами, которых еженощно насилуют!». Успокаивая дыхание, я потерла щербинку на камне стены.

– Не знаю. Спроси лучше ее, – ответил угрюмо Ипполит.

– И ты говоришь, что у тебя ничего с ней не было? Тогда чье дитя она носит?

– Какого-нибудь бога? Откуда мне знать?! Я тут ни при чем.

Они ведь слышат, что он лжет? Слышат за изворотливостью слов нотки превосходства? Ипполит всегда берет желаемое. Все это знают.

– Как ты поступишь с лошадью, которая не станет прыгать по твоему желанию? – Голос Критона был ровным и сдержанным.

Тихое фырканье.

– Зависит от того, почему она не станет это делать. Я изучу ее, придумаю, как добиться своего. Я хорошо забочусь о своих лошадях.

– А со служанкой, которая уберется не так, как тебе того хочется?

– Побью ее, – ответ без колебаний.

– А с красивой юной девушкой, которая попадется на твоем пути и будет красоваться перед тобой? Чего заслуживает она?

– Того, на что напрашивается. Я имею в виду, от богини. Богиня покарает ее. Не я. – Ипполит оглядывался в поисках поддержки.

– Благодарю. Тесей, Ипполит ответил на все мои вопросы, и я теперь тоже удовлетворен. Ты настаиваешь на том, чтобы он остался и выслушал напутственное слово присяжным?

– Я не останусь, – вспыхнул Ипполит.

– Останешься, – припечатал Тесей, но Ипполит уже вскочил на ноги.

– Мне напомнили о том, что нужно позаботиться о лошадях. Позовите на вынесение приговора. – Он покинул зал, и в коридоре зазвучало эхо его шагов.

– Ваше величество, – заговорил Трифон впервые за судебное заседание. – Вы желаете продолжать без него?

Тесей молчал, и мне представилось, как он испепеляет советника взглядом.

– Придется. В конце концов, чем раньше начнем, тем скорее закончим.

– Хорошо, – сказал Критон. Он вышел вперед, встав возле кресла, освобожденного Ипполитом, лицом ко мне. Спокойный и невозмутимый, он словно собирался завести вежливый разговор о погоде, не более. – Господа, царь даровал вам власть решать, что здесь произошло. Вы видели царицу – приличную и скромную женщину, с ребенком во чреве. Она заявила о том, что Ипполит взял ее силой, поправ законы природы. И вы видели Ипполита – незрелого и черствого юнца, который не питает достаточного уважения к созванным здесь людям, чтобы досидеть до конца суда. Один из них лжет. Если вы считаете, что лжет царица, проголосуйте за оправдание Ипполита. Если же вы считаете, что она говорит правду, то проголосуйте за признание его виновным. Не забывайте: этой властью наделил вас царь, и он желает, чтобы вы воспользовались ею мудро и честно.

Критон вернулся на свое место: его кресло скрипнуло.

– Вы все знаете моего сына, – произнес Тесей. – Его характер говорит сам за себя. Мне нечего больше добавить.

– Тогда предлагаю перейти к голосованию. – В голосе Критона впервые проскользнуло удивление.

Один за другим мужчины поднимались и опускали жетон в подготовленную корзинку. Все молчали. Говорить никто не осмеливался. Потом жетоны разложили на полу, и незнакомый мне мужчина начал нараспев подсчитывать голоса. У меня сперло дыхание. Я впервые задалась вопросом: что будет, если Ипполита признают невиновным? Тогда на возвращение домой, наверное, не стоит и надеяться.

– Виновен, виновен, виновен. Господа, вы признали Ипполита виновным в насилии над его мачехой, царицей, сорока голосами против двадцати пяти.

Воцарившаяся тишина душным одеялом легла на наши плечи и головы. Затем проигравшие осознали случившееся и громогласно заспорили. Я мучительно поморщилась от поднявшегося шума. Общество мужчин меня сильно утомило.

– Тихо! – усмирил всех Тесей. – Приведите Ипполита на оглашение приговора.

После небольшой потасовки стражники приволокли Ипполита в зал и, не высвобождая, поставили перед присяжными судьями. Должно быть, на него уставились все. Я рискнула и приоткрыла дверцу в нише, чтобы увидеть происходящее получше.

– Ипполит, господа присяжные признали тебя виновным, – тихо произнес Тесей. – Тебе есть что сказать?

Ипполит сник. Такого исхода он не предполагал. Его напряженные руки обмякли, и Тесей указал охранникам освободить сына. Они выполнили молчаливый приказ и осторожно отступили.

Ипполит мгновение стоял опустив глаза. Затем поднял взгляд на отца и прошептал:

– Папа… – Опять этот тоненький голосок мальчика из уст почти взрослого мужчины.

Тесей поднял руки – жест заботы, понятный Ипполиту, видно напомнивший ему разговор с отцом. И принц расправил плечи, выпрямился – единственный в зале, кто ростом почти равнялся с Тесеем, – заметно глубоко вздохнул и сказал поразительно спокойным голосом:

– Это пародия на правосудие, но я принимаю вердикт суда.

Он резко развернулся, оттолкнул плечами охранников и размашистым шагом вышел из зала. Охранники, призванные его удержать, лишь потрясенно смотрели ему вслед.

– Тесей… – начал Трифон, но тот оборвал его:

– Мне неинтересно, что ты скажешь, Трифон. С меня хватит твоего суда. Вы признали его виновным. Что тебе еще нужно? Кожа с его спины? Он все еще принц.

Судя по лицу Трифона, он собирался возразить, но вместо этого лишь обронил:

– Как пожелаете, ваше величество.

Грудь Тесея раздулась от гнева. Мне даже показалось, что он ударит старого советника. Но Тесей опустился на скамейку и обхватил голову руками. Видно, обдумывал возможные варианты развития событий, поскольку спустя пару минут, пока все в неловком молчании ждали его решения, он велел:

– Расходитесь.

Мужчины покидали зал с явным облегчением на лицах. В коридоре, удалившись на достаточное расстояние, начинали переговариваться, желая обсудить другом с другом то, в чем участвовали и чему стали свидетелями. Будь они женщинами, мы сказали бы, что они хотели посплетничать.

* * *

Тесей подождал, пока не опустеет зал, затем поднял голову.

– Федра, можешь выходить.

Я осталась бы, где сижу, но какой в этом смысл? И я осторожно, боясь упасть, вылезла из ниши. Тесей мне помощи не предложил.

Представ перед ним, я положила одну ладонь на спину, чтобы снизить напряжение. Должно быть, этот жест напомнил Тесею другую беременную женщину, поскольку он поднялся и придвинул мне кресло.

– Я лучше постою, – качнула я головой. – Долго просидела в неудобной позе.

– Еще не поздно, Федра, – сказал он. – Ты можешь отказаться от своих обвинений. Можешь остаться здесь или вернуться на Крит. Мне сейчас все равно.

– Не откажусь и не уеду. Я останусь посмотреть на то, как Ипполит будет наказан. Позже пусть боги поступают со мной так, как сочтут нужным. – Я говорила ровным голосом, но нотки ликования все равно прорывались. Мы столько потеряли, но в итоге победили.

– Наказан? Глупая женщина. Рассказать тебе, что будет с Ипполитом? – Тесей оскалился в усмешке, подняв верхнюю губу.

В груди похолодело, словно он вцепился пальцами в мое сердце. Внутри начал сильно пинаться ребенок.

– Ипполит будет казнен, – проговорила я. – Такова воля богов.

– Его отправят в материнское племя, – отозвался Тесей. – Там позаботятся о нем. Его соплеменники тоже предпочитают не вылезать из седла. Ипполит проведет там год или два. Вернется же возмужавшим, и знать встретит его с распростертыми объятиями. Он унаследует престол.

То, что Ипполит избежит наказания, я ясно поняла, но парализовало меня другое.

– В материнское племя? Но…

– Да, к амазонкам. Они уже согласились принять его из уважения к своей погибшей царице.

– Но они ведь женщины. – Я ждала, что Тесей возразит: мол, я не так поняла.

– И что? Я щедро им заплатил. Он будет в безопасности, ибо он мужчина.

Мне вспомнились руки, сжимающие мою шею, опрокидывающие меня в грязь.

– Не отсылай его к женщинам, – взмолилась я.

– Этих женщин нельзя назвать беззащитными, – хмыкнул Тесей и направился к двери. – Тебя, разумеется, к его возвращению здесь не будет, если не откажешься от своих обвинений.

– Что ты сказал им? – крикнула я ему в спину с последним проблеском надежды. – Они знают, за что его отсылают из Афин?

– Я сказал, что мальчик слишком чувствителен. Обожает своего коня и ни с кем больше не разговаривает. Ипполит в курсе, что должен показать себя там с лучшей стороны.

Насильника отправляют в племя ни о чем не подозревающих женщин. Да, это амазонки, но они будут не подготовлены. Они будут считать, что принимают у себя сына покойной царицы, робкого мальчика, любящего животных. Как скоро им откроется страшная правда и кому из девушек придется заплатить за то, чтобы эта правда открылась? Есть ли у амазонок, живущих вдали от мужчин, свой ночной хор?

– Подумай об опровержении, – резко сказал Тесей, прервав ход моих мыслей. – Я пойду найду сына.

Он ушел, и я осталась одна. Мне хотелось упасть на пол и разрыдаться, но такой «роскоши» я себе не позволила. Меня лихорадило от сказанного Тесеем. Такова, значит, воля богов? Чтобы Ипполит остался безнаказанным? Чтобы Тесей не страдал от утраты? Хуже того, чтобы Ипполита отправили в племя женщин, где он будет творить что ему вздумается?

Внутри разверзлась пустота. Я полагала, у богов другое на уме.

Я побрела в свои комнаты, пытаясь представить, как могут развернуться события дальше. Ипполит попытается принудить амазонку – и она пристрелит его? Такое наказание готовит для него Артемида? Он будет искать крова в пути и погибнет в доме от руки принявшего его хозяина? Подобные мысли больше не дарили мне утешения. От созревающего в голове неприятного осознания довольно сильно болело в животе и кололо в боку. Ощущение было столь явным, что я положила туда руку и встала как вкопанная, почувствовав под ладонью пяточку. О себе напомнил ребенок. Надежда матери. Я прижала ладонь к животу и поспешила к себе, не желая быть кем-то увиденной. Не желая делиться ни с кем этим драгоценным мгновением.

После, кажется, вечности блужданий по коридорам я вернулась в свои покои, толкнула дверь, жаждая поскорее войти, прилечь на постель и полюбоваться тем, как крошечная ножка танцует у меня внутри. Что-то было не так. И я замерла в нерешительности. На столе лежал небольшой кусок мяса. Подношение от служанок? Но тогда мясо приготовили бы. Этот же кусок был сырым, с него все еще капала на стол кровь. Нет, женщина бы такое не принесла. Ребенок замер внутри, убрав из-под ладони ножку. Я заставила себя шагнуть в комнату, пройти мимо огромного стола и отворить дверь в свою спальню.

На миг глаза увидели прыгунью через быков – ее поникшее тело на рогах быка, тонкую струйку крови. Затем зрение прояснилось, и я поняла, что на кровати скрючилась не она, а женщина постарше и покрупнее, с огрубевшими от работы руками. Ее кожа приняла голубоватый оттенок. В безмолвном крике распахнулся рот. Грудь разворочена – из нее вырезан кусок мяса, что лежит на столе.

Я не торопилась: зачем? Я медленно подошла и взяла в ладонь ее ледяную руку.

Кандакия не вернется домой.

– Справедливости нет, – сказала я вслух, не заботясь о том, услышит ли кто-нибудь меня. Вспомнилась молния – символ божества, который, как я думала, защитит меня с Кандакией. – Богов нет. – Я замолчала, потом повторила громче: – Богов нет!

Ничего не случилось.

«Сколько же времени потеряно», – подумала я.

Я ждала и ждала божественного возмездия, понимая, что Медея была права. Богов не существует. Если хочешь, чтобы что-то было сделано… Как там она сказала? «Потому что порой женщинам приходится брать дело в свои руки».

Пора мне самой начинать действовать. Мама сказала: «Они уже убили троих моих детей». Вспомнилась Ариадна, явившаяся мне на корабле, с отпечатками пальцев на шее. Вспомнились вытащенные из тела брата еще дымившиеся кишки и то, как даже критяне отвернулись, будто он туша животного, а не зарезанный человек. Родители велели сдерживать ярость, быть идеальной принцессой, положиться на богов, которые примут необходимые меры. Теперь я понимала: они были неправы. Я вновь и вновь как заклинание повторяла про себя: «Андрогей, Минос, Ариадна. Андрогей, Минос, Ариадна. Андрогей, Минос, Ариадна». Андрогей, обычный юноша и путник, убит по приказу старого Эгея во время путешествия по Аттике. Минос, миролюбивый человек с необычным уродством, убит Тесеем. Ариадна… О сестра моя, как я могла в тебе усомниться? Уничтожена не только она, но и ее репутация.

Имени Кандакии я не называла, но ее холодное тело лежало подле меня, и, хотя она не была ни дочерью царя, ни внучкой богов, ее убийство тоже заслуживало мести.

Если мне удастся совершить задуманное, то вскоре сказители будут развлекать именем Федры пьяных мужчин. В этом я ни капли не сомневаюсь. Но сначала я причиню боль Тесею. Дети Миноса не останутся неотомщенными.