Текст книги "Виктор Петрович Астафьев. Первый период творчества (1951–1969)"

173. «Огоньки», авторский сборник

Второй авторский сборник, изданный в Молотовском издательстве, включает в себя так же, как и первый сборник «До будущей весны», 6 рассказов (Астафьев В. П. Огоньки: рассказы для детей среди, шк. возраста / ред. В. Г. Александров; худ. В. В. Каменский. Молотов: Молотовское книжное изд-во, 1955. 90 с.).

Содержание: Васюткино озеро; Приятели; Схватка; Хозяйка лесной избушки; Гирманча находит друзей; Огоньки.

174. «Огоньки», рассказ

См.: «Ночные огоньки».

«Огоньки» – один из ранних рассказов В. П. Астафьева, впервые он был опубликован в 1953 г. в газете «Молодая гвардия» под заголовком «Ночные огоньки» (Астафьев В. П. Ночные огоньки // Молодая гвардия. 1953.11 окт.). Заголовок «Огоньки» рассказ получает в одноименном сборнике, изданном в г. Молотове (ныне Пермь) (Огоньки // Огоньки: сб. Молотов: Книжное изд-во, 1955). Рассказ включен в собрание сочинений в 15 т. (Астафьев В. П. Огоньки // Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Офсет, 1997. Т. 1: Рассказы. Тают снега: роман. С. 169–174).

Уже ранние книги молодого писателя получили высокую оценку читателей и коллег. Руководитель пермской писательской организации К. В. Рождественская так характеризовала его произведения, в числе которых был назван и сборник рассказов «Огоньки»: «Это настоящие книги, которые интересны всем. Астафьев с такой естественностью и искренностью выражает свое видение и мироощущение, такое глубокое и сердечное знание жизни чувствуется в его произведениях, что читать его книги одно наслаждение» (К. В. Рождественская).

Первоначальное название рассказа представляет парафразу: ночные огоньки – это бакены на реке (’плавучие знаки, устанавливаемые на якоре для обозначения навигационных опасностей на пути следования судов’). Затем в форме «Огоньки» оно становится символичным. В человеческой культуре огонь ассоциируется с живым существом, которое питается, растет, умирает. В большинстве мифологических традиций он считается результатом божественной деятельности, утрата его равна катастрофе (Питер Грейф). В рассказе (и в заголовке сборника) огоньки символизируют жизнь на большой реке, правильную жизненную дорогу вообще, выражая основную мысль произведения. В названии употребляется уменьшительно-ласкательная форма множественного числа, что соответствует детскому восприятию геров. (Рассказ «Огоньки» В. Г. Короленко, написанный в 1900 г., также связан с редкими огнями по берегам ночной сибирской реки. В его тексте огоньки на реке – символ надежды: «Но все-таки… все-таки впереди… огни!» и т. п.)

Речь идет об огнях бакена, указывающих линию фарватера. Они позволяют судам благополучно обходить опасные места. Эти огни зажигает бакенщик. Судя по контексту рассказа, бакенщик должен был заправлять лампы на бакенах горючим. Это довольно сложная работа, требующая знания рельефа берегов и дна реки, опыта преодоления навигационных препятствий. Вот как дается ее описание в Словаре Брокгауза и Ефрона: «Близ берегов устраиваются… баканы с освещением: через известные промежутки времени, смотря по устройству источника света бакана, приезжает с берега сторож и возобновляет запас горючего материала» (1890–1907).

Жанровая особенность произведения – случай из жизни. Рассказ ведется внешне бесстрастно, нет никакой патетики, строго излагаются факты (объективная литература, Г. Флобер).

Координатором художественного пространства в рассказе является река, причем полярно разграничены берег и вода. Пространство воды связано с опасностью (лодка чуть не перевернулась из-за оплошности Андрюшки) и страшным напряжением, а на берегу происходит обычная жизнь, в которой дети в гостях у дедушки наворачивают уху и картошку в мундире, Андрюшка делает то, что умеет делать хорошо, – поет песни, а дедушка и Сережа их слушают.

Уже в раннем творчестве В. П. Астафьева река становится идейным центром повествования. Исследователи отмечают концептуальность мифологемы «река» в его произведениях. Художественное действие часто разворачивается на берегу реки, главным образом Камы или Енисея. По мнению Е. В. Белоноговой, «Енисей становится не только географическим, но и мифопоэтическим и даже нравственным стержнем его художественного мира».

Территориальная локализация описываемых в рассказе событий связана с родными местами писателя – Енисеем и его правым притоком Маной. При этом Енисей прямо не назван в рассказе, в то время как топонимы Шумихинский утес, Караульный перекат отсылают читателя к сибирской реке. Географические объекты не только являются фоном для развития событий, но и играют важную роль в характеристике действующих лиц – дедушки и его внуков, которые воплощают лучшие свойства сибирского характера – привязанность к своей малой родине, духовную и физическую силу (дедушка «одной рукой на берег лодку вытаскивал»).

Художественное время в произведении линейно: фабула и сюжет совпадают.

Сюжет рассказа заключается в следующем: к дедушке, работающему бакенщиком на берегу большой реки, на летние каникулы приезжают из города внуки – Андрюшка и Сережа. Андрюшка – городской житель, а Сережа только недавно переехал в город, а большую часть жизни провел вместе с дедом, поэтому хорошо знаком с бытом речного жителя. Из-за болезни дедушки судьба многих людей оказывается в руках подростка-рассказчика и его хилого брата, который дома даже пряники есть не хотел из-за плохого аппетита. Та работа, которая для дедушки является привычной и обыденной (он знает там каждый камешек и реку любит), становится важным жизненным испытанием для героев рассказа и требует от каждого из них невероятных физических и нравственных усилий: Лодку повернуло и понесло вниз по реке, хотя Андрюшка изо всех сил старался направить ее против течения; Андрюшка вспотел, но не жаловался; Андрюшка так старался не прозевать, что, хватаясь за крестовину, почти весь подался из лодки.

В образе Сережи, от лица которого ведется повествование, мы находим черты будущего персонажа главного произведения В. П. Астафьева «Последний поклон» – Витьки Потылицына. Его герой является выразителем авторской позиции. Он не только наделен высокими душевными качествами – потребностью поддержать близкого человека и предотвратить возможную трагедию, но и способен тонко чувствовать красоту. Внутренний мир Сережи выражается в авторских пейзажных зарисовках, в эмоциональном отклике на пение Андрюшки, в поэтическом восприятии действительности: На реке, будто далекие звездочки, мерцают огоньки бакенов, и мне почему-то кажется, что они хитро перемигиваются между собой: дескать, досталось братцам.

Главные герои рассказа: дедушка (дед), Сережа (Серега) и Андрюшка. Дед – бакенщик. Бакенщики всегда были почитаемы на реке, в творчестве В. П. Астафьева они встречаются неоднократно (от лица бакенщика Изота Трофимовича начинается повесть «Стародуб» в первой редакции, бакенщик – Павел Егорович в «Царь-рыбе» и т. д.). Уважение бакенщики заслуживают за свой тяжелый труд для людей.

Упоминаются (являются фоновыми героями) в тексте также мать, отец, бабушка Сережи, мать Андрюшки, причем подробно описана степень ее родства с героем-рассказчиком. И хотя при этом Сережа путает зятя, шурина и троюродного брата, но явно писателем акцентируется тема семьи.

Небольшой по объему текст богат мотивами: мотивы пути (дороги) и борьбы за жизнь, характерные для многих произведений писателя; преодоления себя (Андрюшке тяжело далась эта поездка, но он выдержал); сострадания (дети жалеют больного дедушку); самоотверженность, служение людям (кончается рассказ возгласом Сережи: Андрюшка, Андрюшка! «Короленко» идет!; контраст между искусством и жизнью («Размазня! – заорал я на Андрюшку. – Это тебе не песни петь». Андрюшка виновато опустил голову. А мне стало неловко).

Повествование ведется от первого лица, от лица подростка.

Идейное содержание рассказа воплощается в разнообразии художественных средств. Для воссоздания речевого портрета персонажей используется просторечная лексика: захворал, знобит, все ладно будет, типун тебе на язык, размазня, умыкался, горюн и др. Изображение профессиональных реалий производится с помощью профессионализмов: ловиться за бакен, биться против течения. Диалектизмы в тексте не встречаются. Окающее произношение дедушки показано через имя собственное: А где Ондрюшка-то? Для описания внутреннего состояния персонажей используются приемы экспрессивного синтаксиса:

– Сереж… немо… не могу… силы… уже…

– Андрюшечка, милый, нажми! Дружочек, капельку! Вот он, бакен… Дедушка…

См.: «Весенний остров», сборник. «Огоньки», сборник.

175. «Однажды утром», рассказ

См.: «Чусовской рабочий», газета.

176. «Односельчане», рассказ

См.: «Звезда», газета.

177. «Окруженные заботой и любовью», очерк

См.: «Чусовской рабочий», газета.

178. «Они закладывают фундамент», очерк

См.: «Чусовской рабочий», газета.

179. «Осенние грусти и радости», рассказ

Рассказ «Осенние грусти и радости» впервые опубликован с подзаголовком «рассказ из цикла „Страницы детства“» в журнале «Урал». 1966. № 5, а также в газете «Звезда». Пермь, 1966. 23 янв. Автор включает его в сборники «Конь с розовой гривой» (Воронеж, 1968) и «Синие сумерки» (М., 1968). Публикуется в авторских сборниках «Конь с розовой гривой» в серии «Золотая полка» (М., 1984), в сборнике «Конь с розовой гривой» (для мл. шк. возраста. М., 1990). Рассказ вошел в сборник «Сельский двор» (М., 1984), в сборник «Конь с розовой гривой» в серии «Библиотека мировой литературы для детей» (М., 1985. Т. 29, кн. 2), в сборник «Рассказы русских писателей XX века» (М., 2007. Т. 50, кн. 2). Вошел в издание книги «Последний поклон» (кн. 1).

В Государственном архиве Пермского края в личном фонде В. П. Астафьева хранится рукопись двух редакций рассказа «Рубка капусты» («Капусту рубят»). Рассказ из цикла «Страницы детства».

В. П. Астафьев писал: «Очень хорошо к душе прилип и писался рассказ «Осенние грусти и радости», который я до сих пор люблю и с удовольствием читаю его на людях» (цит. по: Река жизни Виктора Астафьева / сост. В. Г. Швецова. Красноярск: ИПЦ «КАСС», 2010. С. 108).

В основе сюжета – рассказ Вити о короткой, но бурной поре; поре рубки капусты. Событийный ряд укладывается в два дня и разворачивается в пространстве сельского огорода, двора и дома Потылицыных. Первый день – подготовка к засолке капусты, в которой принимают участие дедушка, бабушка, внук Витя и постоянный помощник дедушки Санька Левонтьевский. Второй день – засолка капусты, которой руководит бабушка, а женщины села и ребятишки ей помогают.

Повествование «ритуала» этой короткой поры на селе выписано подробно и пластично. В день подготовки к засолке в крестьянской избе клубился пар, в кути… с раскаленными каменьями метались человеки… Везде тут кадки, бочонки, ушаты, накрытые половниками. В них отдельно, рокотно гремит и бурлит. Горячие камни брошены в воду, запертые стихии бушуют в бочках. Экспрессивная глагольная лексика: метались, гремит и бурлит, стихии бушуют и др. – придает вселенский масштаб происходящему в кути дома. Универсальны символы печи и огня (б пустыне печки пошевеливалось, ворочалось пламя).

Описание двора-мастерской учитывает важнейшие детали мужской справы хозяина: Под навесом дедушка… стоял у точила и одной рукой крутил колесо, другой острил топор… точить сегодня много есть чего: штук пять железных сечек да еще ножи для резки капусты… Я поспешил под навес, дед без разговоров передал мне железную кривую ручку точила…

Рассказ о рубке капусты, ее перетаскивании в предбанник наполнен динамикой и энергией. Прием градации передает напор и сноровистность происходящего: Санька игогокнул и помчался с огорода, с грохотом вывалил вилки, я мчался следом; Шарик катился… гавкая, хватал за штаны.

Описание опустевшего огорода сопровождает иная тональность, темпоритм повествования резко замедляется (сделалось печально на душе, Санька с дедом тоже погрустнели). Опустевший огород – развернутое авторское олицетворение: огород весь был… взъерошенный, в лоскутьях капустного места… с растрепанными капустами осота… с сиротски чернеющей черемухой.

Второй день – это счастливое воспоминание о засолке капусты, один из немногих в году, когда полна горница вольной вольницы. Это особое, редкостное состояние передано повтором восклицательных предложений: Батюшки-светы, что тут делается! Народу полна изба! Стукоток стоит невообразимый! Радостная энергия артельного женского труда захватывает и Витю, который включается в напряженный ритм всеобщего душевного подъема. Глагольные конструкции подчеркивают динамику слаженных действий «засольщиков» (орудовал толкушкой; утрамбовал; обдирал листья с вилков; толок соль в ступе).

Объединяющее начало, эмоциональный стержень ладной работы женщин и ребятишек – песня, любимая всеми: Ведет голос тонкий, звонкий: «Злые люди ненавистные да хочут с милым ра-а-аз-лучи-ить»… И вдруг словно обвал с горы: «Э-эх, из-за денег, из-за ревности брошу миловать-а-а люби-и-ить…». Все дружно подхватывают протяжные песни. Включаются и ребятишки, Витя «солирует» с выученной песней «Распустила Дуня косы». Вместе со всеми поет и бабушка. Песня-лейтмотив такого редкого в их жизни дня, где труд был не в труд, в удовольствие и праздник.

Композиция рассказа – кольцевая. В завязке детально описан крестьянский огород поздней осенью. Пустой огород после прибранный овощи не заманит даже Шарика, одиноко стоит там корова да похаживают куры. В финале рассказа – пейзажная лирическая зарисовка об огородных бороздах, засыпанных снежной крупой, о зиме-приберихе, заклиневшей бодрую крестьянскую жизнь, об овощных припасах, с которыми сельчане одолеют долгую зиму.

См.: «Звезда», газета. «Синие сумерки», сборник. «Молодая гвардия», газета. «Помню тебя, любовь», сборник. Пермское книжное издательство. Коллективные сборники.

180. Особенности художественного решения темы войны в раннем творчестве В. П. Астафьева

Осенью 1942 г. Астафьев добровольцем ушел в армию и весной 1943-го попал на фронт. Воевал на Брянском, Воронежском и Степном фронтах, объединившихся затем в Первый Украинский. Был шофером, связистом, артразведчиком; участвовал в боях на Курской дуге, в освобождении Украины и Польши; был контужен и тяжело ранен; демобилизовался в 1945-м. Фронтовая биография солдата Астафьева отмечена орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За победу над Германией» и «За освобождение Польши».

Писательский дебют Астафьева очень характерен для него: «После войны занимался в литературном кружке одной уральской газеты. Там я прослушал однажды рассказ кружковца, который взбесил меня надуманностью и фальшью. Тогда я написал рассказ о своем фронтовом друге». Таком образом, первое его произведение написано по фронтовым воспоминаниям и на основе протестной реакции на «красивости» в изображении войны. В целом военную тему писатель стал разрабатывать позднее. До больших произведений о войне в 1951 г., к которому относится приведенное воспоминание, было далеко: повесть «Пастух и пастушка» появилась через двадцать лет, пьеса «Прости меня» – через тридцать, роман «Прокляты и убиты» и повесть «Веселый солдат» – через сорок четыре года.

В послевоенное десятилетие В. П. Астафьев занимается мирным домостроительством на пермской земле, в Чусовом, постепенно обретая литературные навыки, профессию и тот необходимый уровень мастерства, который был бы адекватен сложности жизненного материала. «Писать о войне, о любой – задача сверхтяжелая, почти неподъемная. Но писать о войне прошлой, Отечественной – и вовсе труд невероятный, ибо нигде и никогда еще в истории человечества такой страшной и кровопролитной войны не было» – это и есть основная причина долгого, постепенного и мучительного художественного воплощения темы войны. Процитированное выше признание объясняет временную дистанцию: Астафьев долго подходил к военной теме, поскольку готовился запечатлеть собственный солдатский опыт, которому необходимо было отлежаться и оформиться. Творчество становится формой сублимации боли, сердечной памяти, осмыслением личного опыта и вечных тем жизни и смерти.

В 60-70-е гг. астафьевская проза при всей ее самобытности отражает общие «оттепельные» тенденции: демократизация литературы, идеологическое раскрепощение, разрушение канонов нормативной эстетики, установка на жизнеподобие, документальность, автобиографизм. Известно, насколько тяжело было представителям так называемой «второй волны» военных прозаиков-фронтовиков (В. Астафьеву, В. Быкову, К. Воробьеву, В. Курочкину и др.) отстаивать свою «окопную» правду, преодолевать «лакировочность» и схематизм, полуправду и идеологические штампы советского времени.

Астафьев отказался славить «труд войны» и петь «упоение в бою». На своей правде он настаивал со всей силой человека, обладающего сильным характером: «Как малая частичка этого многотерпеливого, многострадального и героического народа стану и я вспоминать „правду“ – свою единственную, мной испытанную, мне запомнившуюся, „окопную“, потому что другой-то я и не знаю».

Корпус произведений на военную тему в первом творческом периоде у Астафьева включает рассказы «Сашка Лебедев» (1964), «Индия» (1965), «Ясным ли днем» (1966), «Тревожный сон» (1964), повести «Звездопад» (1964–1971) и «Где-то гремит война» (1966), затеей «Горсть спелых вишен» (1968), «Поросли окопы травой» (1961), повесть «Пастух и пастушка» (1967, 1-я редакция).

Героями всех астафьеских произведений становятся люди негероические, простые, сильные и не очень, «теплые, живые», говоря словами А. Твардовского. Влияние книги про бойца «Василий Теркин», так же как «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, велико и очевидно в отношении всех участников войны, пришедших в литературу в 60-е гг. Следуя гуманистической традиции великой русской литературы, Астафьев не стремится к изображению героической гибели, избегает беллетристических штампов в стилистике военного нарратива. Достоверность, точность деталей, так же как искренность, исповедальность, являются доминантами художественного стиля, определившимися в раннем творчестве писателя.

В повестях «Звездопад» и «Где-то гремит война» дистанция между автором (нарратором) и автобиографическим героем условна. И если в «Звездопаде» основное действующее лицо, 19-летний сибиряк, носит вымышленное имя Мишка Ерофеев, то в повести «Где-то гремит война» показана первая военная зима в биографии Вити Потылицына (имя и фамилия самого писателя по материнской линии). Практически никто из современников Астафьева так не «откровенничал», пренебрегая литературными условностями в художественном (не мемуарном) тексте.

В обоих случаях перед нами воссоздается юношеский портрет самого Астафьева: сирота, малообразованный, но весьма начитанный, неунывающий балагур, порой дерзкий, отчаянный, тонко чувствующий, иронизирующий над собой и стыдящийся своей склонности к романтическому. Анализируя фронтовые лирические повести, Н. Л. Лейдерман (Лейдерман Н. Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: учеб, пособие для студентов: в 2 т. М.: Академия, 2003. Т. 1: 1953–1968. 416 с.) справедливо утверждал, что центральное место в них занимает персонаж, которого можно назвать лирическим героем, чтоб подчеркнуть, что он выступает единственным носителем авторской точки зрения как в идейно-оценочном, так и в структурно-композиционном смыслах.

Смысловым стержнем повествования у Астафьева, как у других военных прозаиков, становится история становления, мужания молодого человека, своего рода инициация. Заметим, однако, что в типологию героя военной прозы Астафьев в ранних произведениях вносит народный / национальный и региональный «обертон».

«Звездопад» открывает в творчестве Астафьева тематическое единство внешне взаимоисключающих явлений и понятий: любовь и война. Военные события не только не отменяли возможность проявления лучших человеческих чувств, но от противного обострили потребность в них.

Герои повести Мишка и Лида в стремительном, по-детски непосредственном и искреннем, целомудренном любовном притяжении познают и счастье, и светлую печаль. Мотив пушкинской «светлой печали» о невозможности вернуть или обрести гармонию («сиреневую музыку») становится сквозным в первом периоде творчества Астафьева. Сюжет повести не дает разрешения коллизии между желаемым и недостижимым в страшных реалиях войны.

Условно-романтическое в астафьевском метатексте никогда не ставится под сомнение, не принижается определением «сказка», но сталкивается с жестокой реальностью, как бы вытесняется, усиливает душевное страдание и приводит к физическому угасанию: «Я чувствовал, что если скажу хоть слово, то сейчас же разрыдаюсь и стану жаловаться на пересылку, скажу, что мне плохо без нее, без Лиды, и что рана у меня открывается и что не таким бы мне хотелось быть перед нею, какой я сейчас. Мне хотелось бы быть тем красивым, удалым молодцем, о котором я все время рассказывал ей в своих сказках. И если бы я в самом деле был им, этим сказочным повелителем, я бы велел всем, всем людям в моем царстве выдавать красивую одежду, особенно молодым, особенно тем, кто ее никогда не носил и впервые любит… и если не навсегда, то хоть на день остановил бы войну. Но я солдат, нестроевой солдат, остриженный, как и все солдаты, наголо, и сказки нет больше, сказка кончилась. Не время сейчас для сказок».

В автобиографическом рассказе «Где-то гремит война» думы о девушках, сопровождаемые пушкинским «Мне грустно и легко…», создают в душе астафьевского героя ощущение контраста книжной романтики с видимой реальностью. Это противоречие между юношеской романтикой и суровыми жизненными испытаниями сохраняется в психологическом комплексе образа героя-повествователя и во всем писательском творчестве («Где-то гремит война», «Пастух и пастушка», «Звездопад» и многие другие произведения, вплоть до одного из последних – повести «Обертон») как чувство несовместимости, разрыва между идеальным и реальным. Отсюда мотив одиночества и попытки его преодолеть, а значит, быть мужчиной (сибиряком, человеком), уважающим себя и достойным любви-уважения-понимания-не унижающего сочувствия. Важнейшее при этом условие – не жалеть себя, самоирония как фактор живучести.

Важнейшим компонентом и условием выживания становится национальный характер (особый комплекс психологических черт, способностей, волевой потенциал). Опыт выживания, приобретаемый предшествующими поколениями, передается в физических и психологических навыках, которые должно знать. Духовное сопротивление обстоятельствам может иметь первостепенное значение, при этом понятие духовности не тождественно высокой культуре. Потребность души в психологической поддержке средствами искусства может быть велика, но возможности «книжного» (интеллигентного) знания ограничены. В борьбе за преодоление смерти необходимо сохранять такие этические нормы и понятия, как любовь, дружба, долг, сочувствие, благодарность и память. Физическое выживание ценой утраты духовно-нравственных ценностей недопустимо, наступление смерти души страшнее физической гибели.

Антивоенный пафос астафьевской прозы наиболее сильно проявлен в повести «Пастух и пастушка» (1967–1974). Она также строится на соединении темы войны и любви, которое позволяет выявить сущность и силу подлинных человеческих чувств, кажущихся невозможными в столь неподобающих условиях. Подзаголовок «Современная пастораль» позволил взять повествование в некоторое обрамление, начав и закончив его сценами, оторванными от основного сюжета. Они усугубляют общее настроение. Пастораль на фоне войны – это, по существу, художественное открытие В. П. Астафьева. Он смог передать нечто, на первый взгляд невероятное: тонкость, чистоту и романтичность чувств воюющего человека. Вместе с тем через поэтику деталей и подробностей, присущей Астафьеву, показана война как кромешный ад, страшный степенью физического страдания, нравственного потрясения, психологической непосильностью военного опыта для чистой человеческой души. И хотя самопожертвование, бескорыстие, военное братство, неистребимость добра, лучшие человеческие качества проявляются в дни войны, в ежедневной изматывающей «работе», Астафьев не видит цены, которая могла бы оправдать адово «побоище».

О. Ю. Золотухина считает, что повесть «Пастух и пастушка» является важным художественным доказательством наличия в раннем периоде творчества В. П. Астафьева религиозных мотивов и образов. На эту тему пишут П. А. Гончаров, Н. С. Цветова.

Литературовед И. К. Плеханова раскрывает сущность и эволюцию Астафьевского понимания ключевых аспектов темы Вечной женственности как философской идеи автора. Основной материал для раскрытия авторской концепции женственности находится в «Пастухе и пастушке».

Важно отметить, что в повести «Пастух и пастушка» так же, как во многих произведениях раннего периода, доминирующим и смыслообразующим является мотив преодоления беды / борьбы за жизнь и связанная с ним бытийная проблематика.

В рассказах на военную тему В. П. Астафьев выступает как талантливый бытописатель: в произведениях важны точные черты и приметы реальной действительности – фактография войны и послевоенного времени. Писатель пытается передать необычайно сложный психологический комплекс чувств, ощущений, мотивов, душевных состояний людей, показывает предопределенность и непредсказуемость человеческих поступков и событий. «Горсть спелых вишен» и «Поросли окопы травой» – первые значимые произведения, в которых содержится мотив возвращения с войны, разработанный в полной мере в последнем, третьем (красноярском) периоде жизни и творчества В. П. Астафьева.