Текст книги "Арена заблудших"

В иных условиях Кристина наверняка задумалась бы, почему она видит то, что в принципе невозможно, и стала бы гадать, что это – игра ее воображения или очередное мистическое проявление того странного мира, в котором она оказалась. Но не сейчас. Сейчас все внимание было сосредоточено на трех огненных точках, которые неумолимо приближались к цирку.

По тянущемуся синему дымчатому следу Кристина отчетливо увидела, как пули попали точно в гончих. Но огненные твари даже не дрогнули; Кристине показалось, что пули прошли сквозь них. Неужели гончие нематериальны? Но если так, то, значит, они не могут причинить им реальный вред, а это хорошая новость, не так ли?

Успокаивающие выходы логики никак не помогали справиться с паникой. Глаза видели приближающихся огненных тварей, уши слышали дикий вой, и эти органы чувств на пару стали полновластными хозяевами организма, легко заглушая доводы разума.

Ковбой сделал какой-то странный короткий жест рукой, и в пальцах появилась пуля. То, что она необычная, Кристина поняла сразу же, хотя раньше и обычных в глаза не видела. Но эта пуля светилась – и при этом казалась прозрачной. Этакая призрачная пуля. Ковбой ловко вставил ее в барабан, вскинул револьвер, прицелился – и…

И Кристина была совершенно, абсолютно, стопроцентно уверена, что в самый последний миг он намеренно дернул рукой, и пуля ушла немного вверх. А еще она была уверена, что эта пуля, попади в гончую, смогла бы причинить ей вред.

Собственно, так и случилось. Хоть и выпущенная намеренно выше, пуля все равно задела одного из огненных монстров, прошив плечо, и тварь сначала издала душераздирающий вой, а потом заскулила и закружилась на месте.

Кристина ждала, что Ковбой повторит свой трюк с пулей, но вместо этого он обернулся к Фьору и сказал:

– Я все. Теперь твой выход.

Фаерщик непонимающе нахмурился.

– Ты для чего с огнем играешь? – Ковбой кивнул на язычок огня, который то появлялся, то исчезал в пальцах Фьора. – Чтобы произвести впечатление на девушек?

– Ты что, предлагаешь стрелять в них огнем?

– Нет, я предлагаю тебе постоять и порассуждать об этом, – перебил Ковбой. – У нас же есть все время на свете!

– Но я никогда не пробовал… Я вообще не уверен, что смогу… Что это возможно…

– Если мы ничего не сделаем, то можешь уже никогда не попробовать и не узнать.

Фьор нахмурился и сосредоточенно уставился на ладонь. Через мгновение пляшущий в ней язычок пламени и впрямь превратился в огненный шарик. Фьор на пробу несколько раз его подкинул, будто мячик. Вид при этом у него был ошарашенный. А затем Фьор размахнулся – и швырнул огненный шарик в сторону приближающихся гончих. А следом еще два.

«Глазам своим не верю, – думала Кристина, следя за огненными снарядами. – Он бросает фаерболы! С ума сойти! Вот только… вряд ли огонь причинит вред тем, кто сам горит огнем…»

Так и вышло. Две гончих легко увернулись от шариков огня, третья словила один прямо в лоб и, не замедляя бега, просто встряхнула головой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

– Еще варианты? – напряженно спросила Графиня.

– Бежать, – лаконично предложил Ковбой. – После вас, мадам, – не преминул пошутить он, приложив два пальца к воображаемой шляпе.

– Крис, давай! – поторопил Фьор и хотел потянуть за руку, но в последний момент передумал и резко отдернул ладонь, так и не прикоснувшись.

Повторять два раза не пришлось, Кристина с готовностью рванула к своему трейлеру. Какое же это облегчение – наконец-то бежать, когда последние несколько минут только и делала, что боролась с этим желанием!

Кристина почти добежала до ворчащего, готового тронуться с места трейлера, когда бросила взгляд через плечо и увидела, как сцепились в смертельном прыжке ягуар и одна из гончих – и повалились клубком на землю. Мысленно пожелав ягуару успеха, она хотела запрыгнуть на ступеньку трейлера – и неожиданно обнаружила, что двери, которые только что были открыты, закрылись у нее перед носом.

– Эй! – выкрикнула Кристина и постучала кулаком по двери. Не могут же они уехать без нее! – Эй! Стойте! Я тут!

Но вместо того, чтобы открыть двери, трейлер медленно тронулся с места.

– Эй! – снова выкрикнула Кристина, а потом забежала вперед, чтобы оказаться прямо перед кабиной водителя и привлечь к себе его внимание. Она подпрыгнула и замахала руками – и тут увидела, что за рулем сидит Джада. Гимнастка смотрела прямо на Кристину; никакой речи о том, что она ее не заметила, не могло идти. А потом Джада злорадно улыбнулась, взялась за рычаг переключения скоростей – и нажала на газ.

На решение у Кристины были доли секунды: или погибнуть под колесами, а в том, что Джада ее запросто переедет, теперь сомнений не было, или отскочить в сторону и погибнуть от клыков и когтей гончих.

Между немедленной смертью и смертью чуть позже инстинкт самосохранения выбрал последнее, и Кристина отскочила в сторону.

Мимо один за другим проезжали автобусы, грузовики, трейлеры и автомобили. В суете и страхе никто не замечал застывшую на обочине Кристину, а та была настолько шокирована случившимся, что просто застыла на месте, не в силах пошевелиться.

Впрочем, вскоре это сделать пришлось; гончие стремительными скачками догоняли уезжающий цирковой городок. Одна из огненных тварей в длинном прыжке достала лапой по кузову едущего последним грузовика, и обломки заднего борта полетели на землю. Сам грузовик завилял, словно пьяный, но все же сумел выровняться и поехать дальше.

А затем одна из гончих увидела Кристину, оскалилась – и изготовилась к прыжку. Из глаз огненного чудовища смотрела смерть, и это было настолько страшно, что казалось нереальным! Будто со стороны Кристина видела, как она вскинула руки, выставив их вперед, словно пыталась остановить гончую, отдаленно, словно это происходило не с ней, ощутила, как след ожога на правой ладони начал гореть, а бо́льшая часть ее умирала от ужаса, уже почти ощущая, как клыки и когти огненной твари рвут ее на части…

Гончая летела в прыжке, когда натолкнулась на невидимую преграду, громко взвизгнула и рухнула на землю. Кристина непонимающе смотрела на чудище, корчащееся на земле. Что произошло? Но прежде чем она успела задуматься над этим вопросом, какая-то неведомая сила схватила ее за шкирку, потянула куда-то наверх и швырнула на пол.

Глава 19

Кирюша обещал себе не следить больше за Тиной. Он уже убедился, что это не Кристина; впрочем, он знал это с самого начала. Убедился он и в том, что она – не человек. А раз так, то какой смысл подглядывать за ней дальше? Только рисковать, что она его поймает. Лучше подумать, что можно сделать.

На ум ничего не приходило. Но Кирюша давно к этому привык. Какие-то вещи он знал с самого начала, а чтобы понять какие-то другие, нужно было ждать долго. Порой – очень долго. Он надеялся, что в данном случае слишком долго ждать не придется; ему казалось, что чем дольше нет настоящей Кристины, тем труднее ей будет вернуться.

Проснувшись в середине ночи, Кирюша без всякого удивления отметил, что Тины в кровати нет. Как обычно. Любопытно, где она на этот раз. Снова в подвале – или, может, на крыше? Опять мучает какую-то мышь – или на этот раз ее жертвой стала бездомная кошка?

Оказалось, Тина была на кухне, сквозь гофрированное стекло в двери Кирюша видел ее силуэт, распадающийся на полоски и квадратики. Там, где стекло входило в дерево двери, была узкая ровная полоска, и Кирюша приник к ней. Мир сразу же вернул свою четкость – и потерял связь с реальностью: Кирюша увидел, как на одной из конфорок стоит кастрюля и из нее валит густой дым, словно в ней что-то жгли, вот только горелым почему-то не пахло. Сбоку, возле плиты, стоит раскрытый ноутбук, а в клубах пара отчетливо мерцает что-то вроде голограммы человека в полный рост, и Тина с ним разговаривает.

Кирюша отстранился от стекла. Доктора говорили маме о том, что у сына могут быть галлюцинации, но сам Кирюша точно знал, что всегда видит окружающий мир абсолютно четко и неискаженно. Порой даже слишком четко и детально, и именно от этого часть его проблем. А раз он всегда видит все четко, то, значит, происходящее сейчас на кухне – это реальность, хотя по всем известным ему законам логики реальным это быть никак не может.

Решив проверить себя еще раз, Кирюша снова приник к узкой полосе гладкого стекла. Да, картина не изменилась, Тина разговаривала с голограммой человека, висящей в клубах дыма, который не пах горелым. Решив переключиться на другой орган чувств, Кирюша прижался ухом к двери и расслышал донесшиеся до него обрывки фраз, в которых разобрал слова «охота», «цирки», «фамильяры».

Кирюша вернулся к себе в комнату, лег в кровать и накрылся одеялом с головой. Но на этот раз не для того, чтобы отгородиться от ругани родителей; те давно уснули. Сейчас ему надо было отгородиться от мира, который все больше терял знакомые ему очертания, и хорошенько подумать. Он уже слышал от Тины это специфическое слово – «фамильяры», но оно было ему незнакомо. «Охота» и «артефакты» же, напротив, были слишком общими словами, которые не давали ему зацепок. А вот «цирк» – это совсем другое дело. Именно после похода в цирк пропала его Кристина и ее место заняла эта Тина, а подмену почему-то никто не заметил. Наверное, потому что никто не видел окружающий мир так четко и в таких мельчайших деталях, как он. Но сейчас это было неважно. Цирк – вот главная зацепка. Именно там произошло что-то, ставшее причиной пропажи его сестры.

Кирюша понятия не имел, что будет делать дальше; он знал, что стоит ему заговорить о Тине, Кристине и цирке, ему никто не поверит, но все же лучше иметь какую-то зацепку, чем не иметь ничего. Возможно, когда-нибудь потом она ему еще пригодится.

* * *

Гончие гнали караван до рассвета, хотя могли бы отстать и раньше, и за это время, пожалуй, все уяснили три вещи. Первая: огненные твари легко могли бы их уничтожить, как наглядно продемонстрировали, повредив в самом начале пару грузовиков. Вторая: они почему-то этого не сделали. Третья: гончие хотели, чтобы цирк не останавливался, они совершенно очевидно его гнали. И пока автокараван ехал, гончие не причиняли ему вреда, только бежали рядом, словно собаки, охраняющие стадо овец, да время от времени завывали, подгоняя свое «стадо». А вот зачем им было так нужно, чтобы цирк непременно находился в движении, оставалось загадкой.

Цирк остановился вскоре после того, как рассвет прогнал чудовищ, и погрузился в измученный, нервный сон; эта безумная, долгая, бессонная ночь всех измотала.

Кристина заснуть не смогла, слишком силен оказался шок – и от появления гончих, и от выходки Джады, оставившей ее на растерзание тварям, и даже от того, как Ковбой в буквальном смысле за шкирку схватил ее и на ходу закинул в автобус, в котором жил сам. Она смутно помнила, как приземлилась на пол, как горел след ожога на ладони и как Фьор помог ей подняться и сначала устроил рядом с собой, придерживая за плечи, а потом пересадил на пустующую кровать Вита; видимо, он опасался лишний раз к ней прикасаться, чтобы не спровоцировать новых видений.

Часть ночи прошла в состоянии полузабытья, прерываемого редким воем гончих, напоминавших каравану о себе и о том, что останавливаться нельзя, и только позже, когда начали немного разжиматься обручи, стиснувшие грудь и голову, Кристина смогла выдохнуть. Она цела и невредима, а гончие, кажется, не собираются немедленно раздирать их в клочья.

Когда автокараван остановился, просидевший всю ночь за рулем Ковбой первым делом подошел к Кристине, довольно бесцеремонно взял за руку и уставился на ожог на ладони.

– Это гончие тебя так? – спросил он.

Кристина только промычала что-то невнятное в ответ и покачала головой.

– Мне показалось, что, когда ты выставила перед собой руки, он засветился, – настойчиво продолжил Ковбой.

– Я не знаю, – устало прошептала Кристина и пожала плечами. Она и вправду не знала. Хотя помнила, что в тот страшный момент ладонь обжег жар… Но прямо сейчас думать о том, что это означает, она не могла.

А потом Ковбой беззаботно плюхнулся на свою койку и вскоре уже спал. Фьор боролся дольше, пытаясь дождаться, когда заснет Кристина, но сон сморил и его. А Кристина, несмотря на дикую усталость, все никак не могла отключить голову. Сон витал совсем рядом – тяжелый, липкий, такой, какой нагоняет максимальная физическая и эмоциональная усталость, но никак не мог пробиться через барьер мыслей и волнений. Вернутся ли гончие? Получила ли Графиня новую афишу? Как теперь вести себя с Джадой, как вообще жить в одном с ней трейлере? Что это было за яркое видение, когда Фьор взял ее за руку? Все ли в порядке с Мануэлем? И вообще, все ли целы после этой ночи? Да, гончие не нападали ни на кого из циркачей, но…

Кристина рывком села на кровати. Те! Он же схватился с одной из гончих! Он вообще жив? Может, он ранен и ему нужна помощь? Надо срочно проверить!

В каком из автобусов или трейлеров живет их таинственный капельдинер, по совместительству оказавшийся ягуаром, да еще и самым настоящим индейцем, Кристина не знала. Но поскольку спать все равно не получалось, а тягучий бред, который приходил вместо сна, куда больше изматывал, чем приносил отдыха, она решила его поискать. Не то чтобы от нее могла быть какая-то польза, если Те действительно ранен, но теперь, когда Кристина подумала о нем, она просто не могла успокоиться, не узнав, как он.

Автокараван спал, и не было слышно никаких привычных и знакомых звуков, которые раздавались в любое время суток, потому что среди циркачей были и совы, и жаворонки, а значит, кто-то всегда бодрствовал. Сейчас же, идя вдоль вытянувшейся на обочине колонны, Кристина думала, что цирковой городок словно вымер. Это ощущение усиливалось из-за того, что все вокруг подернула пелена серого тумана, скрывшего и пейзаж вокруг, и небо, и от этого казалось, что они попали в какое-то междувременье, где нет ни дня, ни ночи.

Кристина брела к голове колонны, размышляя, как ей найти Те. Заглядывать в каждый автобус и каждый трейлер по пути? Но окна некоторых так высоко, что она ничего не увидит. Стучать, чтобы ее впустили? Но не хочется всех перебудить…

Размышления прервал появившийся в воздухе странный запах. Пахло дымом, горелым деревом, палеными листьями и еще немного лекарствами.

Кристина закрутила головой в поисках источника запаха, увидела совсем неподалеку, впереди возле обочины, черные клубы, поднимающиеся в невидимое в тумане небо, и, не думая о возможной опасности (она для этого слишком устала!), пошла туда. Зрелище, которое предстало ее глазам, удивило: на мокрой жухлой траве горел и немилосердно чадил костер, а над ним, укрепленный на палочках, лежал прут, с которого свисали пучки перьев и трав; именно от них шел тот странный запах.

Перед огнем сидел на корточках раздетый по пояс Те, и вся его кожа, от шеи до талии, была покрыта слоем красной глины. Кое-где она была еще влажной, кое-где подсохла, а на сгибах локтей уже пошла трещинками. Сам же Те слегка раскачивался вперед-назад и курил длинную тонкую трубку.

Кристина нерешительно застыла на месте. Те вроде бы в порядке, значит, не стоит его тревожить, тем более что он занят – что бы собой ни представляло это странное занятие. И тут снова случилось это – очертания расплылись, все предметы обзавелись мерцающими, дрожащими аурами, а Кристина отчетливо почувствовала жжение в руках и на груди, острую боль в ребрах с левой стороны и кровь, медленно струящуюся из раны в правом боку. Те ранен, и серьезно! А эти яркие разноцветные вспышки в его ауре – приступы боли!

– Спрашивай, – вдруг сказал Те, не открывая глаз, и Кристина вздрогнула от неожиданности.

– Ч-что? – запинаясь спросила она.

– То, что хочешь спросить.

Кристина поколебалась, но затем послушно села на землю. Сначала тоже на корточки, но быстро поняла, что долго так не выдержит, и опустилась на землю, скрестив ноги. Вся эта странная, страшная ночь перешла в не менее странный, необычный не-совсем-день, и все, что оставалось, – это плыть по течению времени и не слишком беспокоиться о том, куда это тебя принесет.

Те неторопливо затягивался, а потом выпускал в воздух клубы дыма. Они смешивались с дымом костра и рождали новый запах – вязкий, терпкий и густой. Землисто-травяной, он не был неприятным, и все же вдыхать его Кристина опасалась. Но не уходить же? И уж точно не зажимать нос; Те наверняка обидится. Кристина осторожно вдохнула раз, другой. Не так уж и плохо.

Те невозмутимо молчал и продолжал курить, и казалось, что всполохи боли постепенно ослабевают. На Кристину он даже не смотрел; казалось, ему было все равно, заговорит она или нет.

– Вам помочь? – наконец спросила Кристина, пытаясь сфокусироваться на его лице, что было нелегко из-за дрожащей ауры. – Вы серьезно ранены…

– Я буду в порядке, – отрезал Те.

– Но…

– Я буду в порядке, – с нажимом повторил Те. – Я же нагва́ль.

– Нагваль, – повторила Кристина. – Это ваше полное имя?

– Мое полное имя – Текумсех. На языке моего племени это означает Ягуар, Пересекающий Небо.

– Ах, ягуар! – воскликнула Кристина. – Вы оборотень, да? – спросила она, сама не до конца веря, что задает этот вопрос на полном серьезе, но расплывчатые силуэты и цветное мерцание заглушали голос здравого смысла, и сквозь дымку, затянувшую сознание, все происходящее опять казалось нереальным. А раз оно нереальное, то и вопросы можно задавать какие угодно.

– Как вы всегда все стремитесь переделать под свои верования! – усмехнулся Те. – Нет, нагваль – это не оборотень.

– Тогда что это? – спросила Кристина, чувствуя, как с каждым вдохом дыма голова становится все более и более легкой и начинает кружиться.

– Скажи, кто такие фамильяры? – вдруг задал неожиданный вопрос Те.

– Э-э… – растерялась Кристина. – Наши вроде как двойники?

– И что они с вами делают?

– Выбрасывают нас из наших жизней. Но почему – «с вами»? Разве с вами не случилось то же самое?

– Мой двойник не может меня выкинуть, – покачал головой Те. – Он всегда со мной. Мы с ним вместе.

– Все равно не понимаю, – призналась Кристина, честно пытаясь сосредоточиться, но у нее ничего не выходило; голова стала слишком легкой. Казалось, еще немного – и она взлетит. Или рассмеется. Да что там такое жжет на костре Те? Какие-то наркотики? Или это все ее странное состояние?

– Нагваль – это мой двойник, – пояснил Те. – Но только ваш фамильяр выкидывает вас из жизни, а я с нагвалем всегда живу вместе. Он – часть меня, а я – часть его.

– Вы сумели договориться со своим фамильяром? – охнула Кристина, сразу же прикидывая, получится ли у нее сделать так же со своим двойником и вернуться обратно в прежнюю жизнь. – Но как это у вас получилось?

– Мой дедушка был шаманом, – после долгого молчания заговорил Те, и Кристина сразу приуныла. Ну все, раз речь пошла о наследственном даре, ей ловить нечего. – Он умел говорить со своим нагвалем. Он передал свои знания мне. Когда появился мой нагваль, я знал, как его принять.

– И где же он, ваш… нагваль? – осторожно спросила Кристина.

– Здесь, – ответил Те и похлопал ладонью по земле рядом с собой.

Кристина послушно посмотрела на пятачок земли – и, разумеется, ничего там не увидела. Или это мерцающие ауры мешают ей увидеть? Она собралась спросить у Те, что тот имел в виду, но, подняв голову, встретилась со взглядом янтарных глаз с вертикальными зрачками. Возле костра сидел ягуар. И вокруг него не было никакой ауры.

Беззвучно охнув, Кристина невольно подалась назад. Трудно вот так сразу преодолеть инстинктивную реакцию, которая появляется, когда видишь рядом с собой дикого хищника. Затем, поняв, что от страха задержала дыхание, она жадно хватанула воздуха напополам с дымом – и закашлялась. А когда Кристина наконец снова могла нормально дышать, мир вернул привычные очертания, ощущения чужой боли в теле пропали, а ауры погасли. И вместо ягуара у костра снова сидел Те.

– Нагваль, – повторил он.

– А почему именно ягуар? – спросила ошеломленная увиденным Кристина.

– Ягуар – хранитель нашего племени, – ответил Те так, словно это все объясняло.

– Я имела в виду, почему ваш двойник – зверь, а не человек?

– Потому что мы верим в покровительство могучих зверей – и сродняемся с ними. У нас с ними – общая судьба. А во что верите вы?

– Во что? – эхом откликнулась Кристина.

– В ангелов-хранителей. Как они выглядят?

– Э-э… Как люди.

– Вот поэтому наши нагвали принимают обличье зверей, а ваши фамильяры выглядят как вы.

– Подождите, – нахмурилась Кристина. – Вы хотите сказать, что фамильяры – это наши ангелы-хранители?

– Фамильяры – не ангелы-хранители. Они – двойники. Ты спросила, почему ваши фамильяры выглядят как люди, а не как звери. Я ответил.

– Но почему тогда они нас выкидывают из жизни? – не могла успокоиться Кристина.

– Потому что вы хотите, чтобы ангелы-хранители вас защищали и охраняли от бед. Но вы не разделяете с ними свою судьбу. Вам нужна только их помощь. А зачем помогать, если они сами могут сделать все куда лучше? Выкинуть вас из жизни – и все, у вас больше нет проблем и бед, от которых вас надо охранять.

– И все-таки фамильяры – не ангелы-хранители? – уточнила Кристина.

– Нет. Они фамильяры, – терпеливо повторил Те. – Двойники.

– А откуда они приходят?

– Оттуда же, откуда приходит мой нагваль, – ответил Те, затянулся трубкой и выпустил струйку дыма.

«Вот спасибо, как понятно!» – воскликнула про себя Кристина, но вслух ничего не произнесла. Те и так рассказал ей куда больше, чем она могла себе вообразить. И куда больше, чем она ожидала услышать, идя проведать его и узнать, как он себя чувствует. И даже если все, что наговорил Те, лишь его собственная теория, она совершенно точно дает пищу для размышлений.

– Почему вы здесь, с нами, Те? – внезапно спросила Кристина. – Почему не со своим племенем?

Те прикрыл глаза и глубоко затянулся. И еще раз. И еще.

Кристина ждала. Долго и терпеливо. Пока наконец не поняла, что ответа не будет.

– Спасибо, – поблагодарила она, поднимаясь.

Голова сильно кружилась, земля качалась под ногами. А потом вдруг снова накатило то странное состояние, и Кристина ощутила, что руки Те больше не горят, боль в ребрах стала тупой, а рана перестала кровоточить и даже начала затягиваться. Просто поразительно!

– Ваши раны… – начала она. – Как?..

– Нагваль, – ответил Те. – Когда здесь был ягуар, он забрал часть боли себе.

– Тогда почему вам не перекинуться в него и не остаться так до тех пор, пока вы полностью не поправитесь? – не поняла Кристина.

– Нужен баланс. Равновесие сил. Если я заберу у него что-то, он потребует себе что-то взамен. Если я возьму его силу, чтобы вылечить свои раны, он заберет у меня мою. Когда я могу справляться сам, я стараюсь так и делать.

– Я думала, вы мирно сосуществуете, – не утерпела Кристина. – Вы же сами мне сказали.

– Я не говорил, что это легко, – заметил Те, а потом вдруг добавил: – Тебе уже хватит. Иди.

– Куда идти? – не поняла Кристина.

– К себе.

И Кристина пошла к себе. Голова кружилась, мир вокруг кружился и переливался дрожащим мерцанием, и девушка едва ли понимала, что происходит. В таком состоянии она дошла до своего трейлера, рухнула на постель – и отключилась. И даже не вспомнила, что совсем рядом лежит та, которая оставила ее на растерзание гончим.

* * *

В этом сне снова была Крис, но не та, которая недавно прибилась к «Колизиону», а другая. Та, которую он уже видел горящей в огне. В этом сне снова был тот мужчина, который стоял перед костром, но на этот раз Фьор не ощущал в нем ненависти к той, другой Крис, как в прошлый раз; сегодня было только желание.

Та, другая Крис смотрела на мужчину так, словно он был единственным в мире. А потом она улыбнулась, и Фьор подумал, что если бы так смотрели на него и так улыбались ему, то все его убеждения и принципы, точки зрения и сила воли испарились бы, как капли воды на горячей сковороде. За такую улыбку – настоящую, теплую, восторженную – он отдал бы все.

Фьор видел, как мужчина положил руки на плечи другой Крис и притянул ее к себе – и сам неожиданно остро ощутил мягкость ткани ее платья, так, словно это он к ней прикоснулся; пальцы даже сжались, будто хотели поймать это ощущение, но нашли только пустоту. Другая Крис не сопротивлялась, а ее глаза так сияли, глядя на мужчину, словно для нее не существовало никого, кроме него.

Медленно, явно смакуя каждое мгновение и намеренно растягивая предвкушение удовольствия, мужчина склонял голову все ближе и ближе к Крис. Оставаясь чуть в стороне, Фьор все равно отчетливо видел дрожание ее ресниц, каким-то образом чувствовал ее дыхание, с нотками хвои и апельсина, и почти ощущал их на вкус – так, словно ее обнимал он, а не тот, другой. Сердце вдруг зачастило, в ушах зашумело, по крови разлился восторг. Воображение наполнили яркие, чувственные, откровенные картины того, что сейчас последует; они сливались с реальностью, размывая границы, и Фьор уже не знал, где он, а где тот, другой мужчина, где настоящее, а где грезы.

До вкуса хвои и апельсина остались считаные миллиметры, когда Фьор ощутил, как губы Крис шевельнулись. Фейерверком взорвалось ликование, и только потом он понял, что губы открылись не для поцелуя, а для слов.

– Я знаю, как его вернуть, – шепнула Крис.

Взрыв неутоленного желания и разочарования оказался таким внезапным и сильным, что на миг потемнело в глазах, а ладони непроизвольно сжались, словно хотели схватить другую Крис и трясти, трясти, пока в ней не останется ранящих слов.

А когда пелена рассеялась, Фьор вдруг увидел лицо другой Крис прямо напротив.

И услышал:

– Ненавижу тебя…

И с запозданием понял, что эти слова сорвались с его губ.

А потом Фьор проснулся.

В крови бурлило неутоленное желание, и больше всего на свете фаерщику сейчас хотелось найти Кристину и воплотить в жизнь все те картины, которые нарисовало ему – или не ему, а тому, другому мужчине? – воображение в только что растворившемся видении.

Фаерщик стиснул зубы, уперся затылком в стену и шумно выдохнул. Мало ему проблем с огнем, который выходит из-под контроля, так теперь из-под контроля выходят еще и его чувства! Да и память тоже. Кто, кто стоял перед тем костром, на котором горела девушка, так похожая на Крис? Он – или все-таки не он?

* * *

Надежда на то, что новая афиша вот-вот появится, таяла; получи цирк афишу, Графиня наверняка бы уже об этом сообщила. Но хотя та и собрала циркачей, объявила она совсем другое:

– Афиши так и нет. Стоять на месте мы не можем, гончие настигнут и вряд ли ограничатся тем, что повиляют хвостом и лизнут в нос…

Словно в подтверждение этих слов где-то вдалеке раздался ставший уже знакомым жуткий вой.

– Но и ехать все ночи напролет мы тоже не можем, у нас скоро закончится бензин, и тогда мы так и так встанем.

– Хороша директор, нечего сказать, – завел знакомую пластинку Кабар. – У нас катастрофа, а она!

– Да хватит уже! – перебила Графиня. – Если у тебя есть конкретные предложения, что делать, – с радостью их выслушаю. Даже так: с удовольствием передам тебе полномочия директора, и вперед – разбирайся сам со всеми этими проблемами! Ну? Что надо делать, господин директор?

Кабар молчал. Кристина фыркнула. Вот так всегда: критиковать и поливать грязью все горазды, а взять и самому сделать лучше – нет уж, увольте, это без нас, это мы не умеем!

– А что нам мешает заправиться? – спросила Кристина. Судя по тому, что никто не задал этот вопрос, ответ на него все знали. Но не она.

– Чтобы заправиться, нужно въехать в город. А без афиши мы этого сделать не можем.

– А почему мы не можем въехать в город без афиши? И только не говорите мне: «Потому что так заведено»! Что конкретно случится, если цирк приедет в город? Что, на въезде нас не пропустит какая-то мистическая таможня? Нас оштрафуют? Или мы все сойдем с ума, как в цыганской кибитке?

– Личного опыта ни у кого нет. К счастью… или к несчастью, это как посмотреть, – ответила Графиня. – Но строгий запрет подразумевает, что его нарушение ничем хорошим не закончится. Мы не раз видели удаление. Теперь мы воочию увидели и гончих. В свете этого проверять на собственной шкуре, что будет, если мы нарушим запрет с въездом в город без афиши, никому особо не хочется.

– То есть выбор у нас такой: остаться на растерзание гончим или въехать в какой-то город без афиши и посмотреть, какое нам за это будет наказание, – резюмировала Кристина.

Засунувшая руки в карманы просторного худи, Графиня сейчас как никогда казалась юной и хрупкой. Она молчала, только на скулах напряженно ходили желваки.

– Мы едем… едем… едем… – заунывно и протяжно затянул вдруг Апи.

Знакомые слова звучали невыносимо депрессивно и, казалось, усугубляли мрачную тишину. Они появлялись медленно, с большими паузами, но почему-то никто не пытался заполнить или нарушить эти короткие затишья; все словно перешли в режим обреченного ожидания.

– И песенку… поем… – продолжал тянуть «обезьяныш». – А в песенке… поется… про то… как мы… умрем…

– Поступим так, – громким голосом вклинилась Графиня в паузу после куплета. – Сегодня ночью будем ехать, на это у нас бензина хватит. Утром соберемся снова и проголосуем. И вся ночь впереди, чтобы подумать…

– Какую смерть предпочитаете, – закончил за нее Кабар.

На этот раз Графиня ничего не ответила на его выпад. Промолчали и циркачи, и только заунывный голос Апи продолжал выводить слова, которые смычком проходились по натянутым нервам:

 
– Пусто-та!..
Темно-та!..
Не уйдем мы…
Никог-да!..
 

– Да заткните уже кто-нибудь этого мелкого придурка! – злобно рявкнул Кабар и отвесил Апи звонкую затрещину. «Обезьяныш» ойкнул и замолчал.

Эти резкие звуки словно вывели циркачей из транса, они вздрогнули, переглянулись и стали расходиться по своим домам на колесах. А Кристина подошла к Апи и присела перед ним на корточки. Она уже слышала первый куплет и вот только что услышала начало припева, и ей вдруг стало очень важно узнать, что еще готовит им эта жутковатенькая песенка – и судьба.

– А что там дальше? – тихо спросила она.

Апи широко и щербато улыбнулся, отчего его некрасивое лицо стало обаятельным, и пожал плечами.

– Но разве ты не знаешь слов?

«Обезьяныш» покачал головой.

– А как же ты тогда поешь? На ходу слова придумываешь?

– Они сами ко мне приходят.

– Откуда приходят?

– Оттуда, – ответил Апи и показал сначала на небо, затем на свою голову, а потом приложил ладонь к груди.

И убежал.