Текст книги "Повести"

3. Глоксиния маджента

/Глоксиния по народным поверьям приносит в дом уют

и счастье. Она считается талисманом любви. Во время

цветения она буквально наполняет пространство эне-

ргией, которая помогает даже замкнутым людям.

/Тьютор – это персонально сопровождающий «особого»

ребенка в его учебной деятельности и помогающий ему

успешно развиваться в социуме. Главное для тьютора —

иметь доверительные отношения с подопечным, быть

его проводником, защитником и выразителем желаний.

***1

Сегодня Агата Петровна решила в дополнение к обеду напечь пирожков с капустой. Они у нее всегда получались отменными, хотя пирожками она занималась достаточно редко. Во-первых, ей постоянно приходилось следить за собственным весом, который уже явно превышал норму, а во-вторых, последнее время ее мучили всякие мысли. Конечно, прежде всего, о внучке. Ведь Линочка в этом году оканчивала школу, но не обычную, а специализированную. В этом и заключалась главная проблема. Пока она училась, у нее был тьютор, которому Агата Петровна не просто доверяла, а на которого молилась за то, что он отдавал всего себя в течение почти 10 лет, везде сопровождая и опекая ее возлюбленную и обожаемую девочку. И вот школа почти осталась позади. Впереди их троих ждала полная неизвестность.

Агата Петровна представила, с каким аппетитом будет есть ее пирожки Арсений, который наверно уже вел Линочку домой. Именно он являлся тьютором Лины. Правда, первые два года ее учебы Арсений и сам еще учился в гимназии, но всегда, чтобы помочь Агате Петровне, сразу после занятий бежал за Линой и ждал, если требовалось, чтобы потом вместе с ней идти домой. Агата Петровна тем временем готовила обед для них двоих.

Арсений был соседом Агаты Петровны и Лины и жил в доме напротив. Они даже могли видеть друг друга в окна, что часто и делали, посылая друг другу всякие сигналы.

Сразу после гимназии он поступил на педагогический факультет, чтобы получить диплом и стать официальным тьютором для Лины. А чтобы к окончанию академии иметь необходимый стаж педагогической работы, он после лекций подрабатывал внештатником в частной коррекционно-специализированной школе, где Лина училась. Правда, ему не полагалась зарплата, напротив, родители Лины платили школе за то, что Арсения приняли туда стажером, и он фактически на практике обучался там работе с особенными детьми. Но сразу после выпуска Арсения из академии, по договору с родителями руководство школы приняло его в штат официальным персональным тьютором Лины, кем он и работал уже 3 года. Ведь Агата Петровна по завершении им академии собрала все необходимые документы и ходатайства частной школы, где училась Лина, и добилась на период ее учебы освобождения Арсения от службы в армии.

Последние 10 лет были непростыми для Агаты Петровны. Зарплат ее дочери и зятя катастрофически ни на что не хватало, у них в институте шли постоянные сокращения. А Линочке требовались платные услуги логопеда, психолога и дефектолога, поэтому Агата Петровна стала брать заказы и работать дистанционно. Однако в год поступления Лины в подготовительный класс уже через месяц встал вопрос о переводе ее в платную школу. Потому, что за этот первый месяц она почти превратилась в зажатого, испуганного и зашуганного зверька и рычала на всех как волк или тигр из обучающих роликов у нее на планшете. По-другому она пока не умела выражать свой гнев и протест.

Все это происходило не потому, что преподаватели были плохими, просто уделять отдельное время каждому ученику в классе государственной школы не представлялось возможным, учителя подготовительных классов фактически вели себя как обычные воспитатели в детском саду. По регламенту даже не предполагалось выделять нуждающимся детям тьюторов, это было возможно лишь с 1-го класса по утвержденной школьной программе. Учителям помогали обычные помощники-ассистенты, многие из которых являлись просто волонтерами без специального образования. Но Лина другого обучения, кроме индивидуального, совершенно не воспринимала, а из садиковского состояния к 7-ми годам она давно вышла. Мало того, практически весь учебный материал, предлагаемый на уроках в подготовительном классе, она давно освоила, бабушка года два как уже научила ее и считать, и читать, хоть и не быстро, порой по слогам, но все же. Лина прекрасно знала категории большой-маленький, высокий-низкий, горячий-холодный и много чего еще. В классе ей было ужасно скучно, но она даже не пыталась показать все свои знания и умения. Учителя не подозревали о них, хотя в ее анкете все это указывалось, но кто ж и когда читает эти анкеты.

Именно поэтому родители Лины согласились уехать в Штаты по контракту, чтобы иметь возможность оплачивать учебу дочери в частной школе и все расходы, связанные с ее содержанием, дополнительными занятиями и летним отдыхом в санатории на море. Агату Петровну в то переживательное время одолевали всякие болезни, но ведь Линочку требовалось каждое утро накормить, собрать и отвести на занятия в любую погоду, несмотря на неважное самочувствие Агаты Петровны. Слава богу, ей помогал Арсений, а последние три года отводил в школу Линочку, забирал и приводил домой исключительно только он. Но помимо этого каждый вечер он дополнительно в игровой форме занимался с ней по различным методикам. И она очень любила эти занятия с ним.

Поначалу она никак не могла произнести его имя правильно и называла его Асени. Уже через полгода после этого она вполне научилась произносить звук «эр» в словах, но Арсения так и продолжала называть как раньше.

Мама Арсения была в разводе уже очень давно, и фактически воспитывала его одна. Хотя бывший муж и посылал ей ежемесячно не слишком большие суммы, поскольку и сам зарабатывал не ахти, а еще требовалось содержать новую семью и ребенка жены от первого брака. Она постоянно искала подработки и едва сводила концы с концами. Но родители Лины предложили ей поехать с ними, поскольку по контракту их наниматели обязались оплачивать им услуги домработницы дополнительно.

Оба они – и отец Лины, и ее мама, являлись высококлассными специалистами в микробиологии и даже имели научные работы и ученые степени. В свое время это являлось предметом особой гордости дедушки, но данные регалии никак не влияли на уровень их зарплаты, которая оставалась просто смехотворной, поскольку институт, где работали родители Лины, постоянно из-за дефицита финансирования сворачивал многие программы. А в Штатах им предложили просто заоблачные суммы, которые даже присниться не могли обычным научным сотрудникам в России. Однако их патриотизм поддерживало то, что работали они по совместному правительственному российско-американскому проекту.

Даже мама Арсения в первый же месяц прислала ему 1000 долларов, это была половина ее зарплаты. А домработница родителям Лины оказалась просто необходима, так как они дневали и ночевали в исследовательском центре, где сейчас работали, и приходили домой только поесть, поспать и сменить одежду.

Агата Петровна задумалась, глядя в окно. Позвонил Арсений и сказал, что Лина хочет немного погулять, а потом съесть в соседнем кафе вкусную мусаку.

– Хорошо, Сенечка, погуляйте. Ты сам-то как, не сильно устал? – спросила Агата Петровна и добавила:

– Я ж пирожков с капустой напекла. Ты ведь очень их любишь.

– Я не устал, бадушка, мы немного погуляем и скоро придем, – весело ответил Арсений.

Прозвище «бадушка» Агате Петровне дала Лина еще в три годика, сказав, что бадушка – это жена дедушки. Поэтому никакая не бабушка.

Агата Петровна услышала в трубке смех Лины и слова Арсения:

– Прекрати хулиганить, а то не куплю тебе мусаку, – после чего он также засмеялся.

Они часто смеялись. Когда Арсений занимался с Линой вечерами, иногда это превращалось в шумную веселую игру, порой даже в прятки и догонялки по всей квартире, которая была очень немаленькой. Ее получил от академии еще дедушка Лины, муж Агаты, как ведущий профессор факультета теории и истории искусств. Потом они с Агатой приватизировали ее. Боже, как давно это было.

Агата прекрасно помнила, как дрожала перед дверью в его кабинет, будучи юной студенткой Академии им. Репина. Профессор оказался совсем не старым, а очень даже симпатичным и улыбчивым мужчиной лет сорока. Потом он говорил, что сразу же влюбился в нее. Правда, поженились они только через год, так как он боялся смутить ее своими чувствами и считал, что она слишком молода для него. Но Агата ничего не побоялась, потому что полюбила так сильно, что даже заболела и лежала целый месяц в неврологии. Он приходил к ней каждый день и умолял опомниться. А потом, где-то перед самой ее выпиской, они забылись настолько, что медсестра застукала их, когда они целовались.

С Арсением Агата познакомилась совершенно случайно. Он часто сидел с мольбертом то на набережной, где она гуляла с маленькой Линой, то в ближайшем от них парке. Рассмотрев внимательно его рисунок, она попросила его показать ей и другие его работы. Он пригласил ее к себе домой, и тогда выяснилось, что они соседи. Ей понравилась его мама, но более всего ее взволновало то, что этот привлекательный внешне и интеллигентный мальчик оказался очень талантливым, хотя нигде не учился художественному мастерству. Тогда он был обычным учеником гимназии.

Арсений стал приходить, чтобы поиграть с Линой и помочь Агате по дому. Так и началась их дружба. Агата Петровна устроила Арсению две персональные выставки, которые впечатлили специалистов. Но после окончания гимназии он твердо решил стать тьютором для Лины и отказался от академии художеств, а поступил на педагогический. Агата тогда проплакала все глаза, понимая, на какую жертву он пошел. Но он не считал это жертвой и, смеясь, говорил ей:

– Я ведь как рисовал, так и буду. Никуда это от меня не денется. А вот найти другого такого тьютора для Лины, как я, вряд ли получится.

***2

Весь последний месяц в школе перед выпускным шли ежегодные консультации и собеседования учителей, юристов и психологов с родителями, опекунами и попечителями детей. А кроме этого Лина, как и другие выпускники, прошла уже две комиссии, одну – по оценке уровня мыслительных способностей согласно разным критериям, и отдельно – по оценке уровня сформированности познавательной деятельности.

В детском саду в медкарте Лины значилось – задержка психо-речевого развития. При ее поступлении в школу комиссия сначала склонялась к тому, что у Лины присутствуют нарушения аутистического спектра, но после двух углубленных обследований указала уже новый диагноз – легкие интеллектуальные нарушения.

В обоих вердиктах, начиная с детсадовского, особо отмечались значительные способности Лины в художественном и актерском творчестве, ее почти фотографическая память, а также ее особое внимание к причинно-следственным связям и логическим деталям, ведь она даже амфиболий никогда не допускала при написании сочинений. Кроме этого отмечались ее повышенная сообразительность в бытовом плане, но при этом оставшаяся из детства мечтательность с опорой на образы кино и мультипликации. Однако указывалось также на ее упрямство и активное непослушание на уроках.

В трех последних классах школы, когда ее тьютором стал Арсений, уровень знаний Лины значительно возрос, у нее сформировалась высокая способность не просто к механическому запоминанию огромного количества самой разнообразной информации, как это было до этого, а к реальному пониманию учебного материала. Однако пропорционально этому выросло ее упрямство и даже противодействие педагогам в некоторых вопросах, касаемых неточности приводимых учителями фактов из истории и литературы. Хотя последний пункт признавался психологами-экспертами позитивным в плане развития аналитических способностей Лины.

Другой вопрос, что это ее противодействие нарушало дисциплину в классе и несколько раз даже привело к срыву урока, поскольку дети, четверо мальчиков, защищая Лину от строгого порицания учителя, нападали на него и даже били, и спасало ситуацию только вмешательство тьюторов.

Когда Арсений рассказывал об этом Агате, она не могла скрыть улыбку. А Лина, поглощая за обедом свежеиспеченные бабушкой плюшки, вставляла свои комментарии к сдержанному рассказу Арсения:

– Если учитель соврал, почему я не могу ему это сказать?

– Не соврал, а ошибся. Учителя так же, как и другие люди, ошибаются, – говорил Лине Арсений.

– Учитель хочет, чтобы мы запомнили его ошибку как правду? Тогда он вредитель, гусеница на клумбе.

– Нет, учитель, конечно, не хочет этого. Но любой человек может ошибаться.

– Учитель не любой! Ему нельзя! – восклицала Лина возбужденно. Впрочем, уже через минуту, как только Арсений брал ее за руку, умолкала. И в классе он часто успокаивал ее именно так.

Мальчики стали привечать Лину уже с пятого класса. И она благосклонно принимала их неуклюжие знаки внимания – конфеты и игрушки, принесенные из дома тайком. Но помимо этого, будучи подвижной и неугомонной, она защищала некоторых из них от нападок более старших ребят. Девочки же напротив сторонились ее, хотя Лина и с ними пыталась делиться сладостями.

Девочек помимо Лины числилось только двое, всего же класс состоял из 12 человек. Эти дети были очень разными, впрочем, по уровню развития их многое объединяло. По крайней мере, друг друга к пятому-шестому году совместного обучения они научились прекрасно понимать, порой даже без слов. Для некоторых из них, в отличие от Лины и еще троих учеников из класса, этот учебный год не являлся последним, по вердиктам специалистов им следовало продолжить обучение еще один или даже два года.

Поэтому Лина вечерами готовила подарки для своих четырех мальчиков, чтобы отдать их, когда будет расставаться со своими друзьями. Именно эта четверка без слов всегда дружно бросалась ее защищать. Лина любила их и при встрече всегда обнимала и даже целовала в щечки. У двоих из них был синдром Дауна, у одного из мальчиков имелись нарушения аутистического спектра, а еще один, очень добрый и чрезвычайно ласковый ребенок, значительно отставал в развитии, но все четверо Лину просто обожали. А заодно и Арсения, поскольку он часто проводил для них совместные с Линой занятия, предоставляя их тьюторам отдохнуть и перекусить в школьной столовой.

Арсений уже заходил к директрисе школы и разговаривал с ней о своем увольнении.

– Подумай еще раз, – говорила директриса, – Я понимаю, что ты все эти три года был рядом с Линой, и психологи написали в своем заключении, что в социуме она нуждается в обязательном сопровождении, однако сейчас оно для нее не обязательно должно быть тьюторским. Ты мог бы остаться у нас на полставки, а с ней заниматься во второй половине дня. Ей нужно становиться более самостоятельной, да и бабушка всегда рядом. Зато ты хотя бы сохранишь стаж, тоже ведь не последнее дело. Где еще ты найдешь такие условия и такую высокую зарплату?

– Спасибо, Юлия Васильевна, но я не могу. Я должен быть с Линой. Бабушке уже тяжеловато, хотя не это главное. Летом я обязан сопровождать Лину на море, где мы пробудем с ней 2 месяца. Агата Петровна не сможет поехать с нами из-за проблем со здоровьем. Но отказываться от летнего оздоровительного отдыха для Лины недопустимо, так же, как и прерывать коррекционные программы. Я буду постоянно заниматься с ней, вы же знаете, как в этом деле губительны перерывы. Хотя, вы правы, сейчас ей более необходимо не столько тьюторское сопровождение, сколько постоянная психологическая поддержка, однако никого другого кроме меня она к себе не подпустит.

– На время вашей поездки ты можешь взять отпуск, ведь у тебя он составляет целых 56 дней. Если недостаточно, мы дадим тебе дополнительно еще 2 недели за свой счет. У Лины очень большой прогресс, впрочем… без закрепления вполне может произойти откат. Понимаю тебя. Но на что ты будешь жить, когда уволишься? Ясно, что родители Лины возместят тебе расходы по этой поездке, а что дальше? Отказываясь от трудоустройства, ты потеряешь все привилегии тьютора.

– Мне все равно. Лина для меня намного важнее.

Арсения удивляло то, что директор школы не понимала очевидного, того, что для него не существовало ничего другого, кроме этой его неразрывной связи с Линой. Когда он заболел ковидом и целых 10 дней общался с Линой только по скайпу, она не просто плакала каждый день, она рыдала в голос и не хотела ни есть, ни пить, а тем более, ходить в школу. Конечно, очередной ассистент учителя приходил за ней, но на уроках она сидела с отсутствующим видом и задания выполняла точно робот. А бабушке заявила, что умрет без Арсения.

– Сколько мне еще ждать? Я не могу, не могу, не могу без него! Он должен быть рядом!

Когда он наконец-то пришел, Лина, увидев его, вскрикнула и потеряла сознание, пришлось даже вызывать скорую. И ведь Агата рассказывала все это директрисе и учителям, хотя они и так знали, насколько подопечные привыкают, почти прирастают к своим постоянным тьюторам. Правда, бывают и непостоянные, временные тьюторы или замещающие основного, например, в период отъезда.

После той болезни Арсений старался сгладить стресс, полученный Линой от его отсутствия, и проводил с ней максимум времени, даже ночевать оставался в квартире Агаты Петровны.

Бабушка не долго думала и предложила ему как-то:

– Переезжай-ка ты пока к нам. Сколько тебе еще мотаться туда-сюда? Поживешь немного, Лина успокоится, а там видно будет. Ей бы школу нормально окончить.

На том и порешили. И как же была счастлива Лина! Ее щебет дома теперь не умолкал, и в школе все вернулось в норму. Что только она ни вытворяла с Арсением, когда они вечером играли – и бантики ему навязывала в волосы, и щеки румянила, и брови чернила. Он и жирафом был с пушистым шарфом на шее, и послушным осликом Иа, а Пандой. Арсений покорно все сносил, но взамен требовал от нее выполнить очередное задание, с каждым разом усложняя задачу.

Бабушка не могла нарадоваться. Правда, как-то вечером, когда Лина уже крепко спала, она за чаем спросила Арсения:

– Скажи, а девушка у тебя есть? Прости, если смущаю своим любопытством.

– Не смущаете. Девушки были, но я ни с кем серьезно не встречался. Не нашел среди них такую, чтобы обо всем забыть.

– Девушки были, а не встречался. Как это?

– Ну… девушки сейчас не слишком закомплексованные. Сами парней приглашают встретиться. И чаще всего это означает лишь одно – давай переспим, и если понравится, будем продолжать и дальше. Просто за ручку уже давно никто не гуляет. Другое время.

Агата взглянула на него, но он не смутился, а продолжил:

– В академии я нескольких, так сказать, попробовал. Но встречаться… ни с одной из них не захотелось. В школе мне нравились две девочки, хотя я быстро потерял интерес к обеим.

– Но ты ведь здоровый и взрослый парень. Разве тебя не тянет к женскому полу?

– Тянет. Но очень выборочно.

– Значит, пока никого…, – задумчиво произнесла Агата.

– Почему никого, – сказал Арсений, – Кое-кто мне уже давно очень нравится.

Агата взглянула с грустным интересом:

– Вот как? Это же здорово. А ты ей?

– Думаю, да. Просто уверен, что и я ей нравлюсь.

Тут Арсений закашлялся, и Агата увидела, что он все-таки смутился.

– Наверно, красивая.

– Да, очень. Только… я не имею права признаться ей.

– Не имеешь права? Почему? – Агата почувствовала волнение.

– Агата Петровна, я не могу об этом говорить. Простите. Наверно, уже пора спать.

Но Агата схватила его за руку и впилась в него взглядом:

– Почему, Арсений? Почему ты не можешь мне это сказать? Мы ведь знакомы уже почти 10 лет, ты мне как родной внук!

Арсений вскочил и потянул свою руку, но она не отпускала:

– Скажи мне честно!

– Вы и сами все знаете, зачем же мучаете меня?! – крикнул он ей в ответ, вырвался и кинулся в комнату, где ночевал все последнее время. Но Агата бросилась вслед за ним:

– Признайся, ты ведь все эти 10 лет любишь ее.

– Я не имею права, не имею! Я ее тьютор!

– Открой мне, Арсений! Прошу тебя. У меня же сердце не выдержит! Давай поговорим.

С минуту за дверью стояла тишина, но потом Агата увидела, что дверь приоткрыта и быстро распахнула ее. Арсений стоял у окна спиной к Агате.

– Послушай, – начала Агата, – Я ведь не слепая, и конечно, я все видела. Но если это так… почему нет?!

– О чем вы говорите?! – воскликнул он, повернувшись к ней.

– Давай успокоимся, присядем, – продолжила Агата, тяжело дыша.

Арсений помог ей сесть на кровать, а сам сел напротив на стул.

– Послушай меня, – начала Агата, – Как только Лина получит свидетельство об окончании школы, я официально перестану быть за нее ответственной даже по доверенности ее родителей. Понимаешь?

– Не совсем.

– Женись на Лине! Ты единственный, кого она любит и кому доверяет. И только ты способен защитить ее от всего.

Арсений вскочил, но тут же снова сел:

– Разве это возможно?!

– Лина совершеннолетняя и формально считается дееспособной. По закону признать кого-то недееспособным может только суд. Но ни я, ни ее родители, никогда не сделаем этого. А значит, не имеется никаких препятствий к тому, чтобы она вышла за тебя. Я как ближайшая родственница буду присутствовать в качестве свидетельницы. Родители наверно захотят, чтобы это произошло при них. Однако я против того, чтобы откладывать. Всякое ведь может случиться, и я не вечная…

– О чём вы говорите?! Не пугайте меня!

– Нет-нет. Со мной все нормально. Но обещай, что женишься на Лине и повезешь ее на море, уже будучи ей мужем.

– Давайте хотя бы ее саму спросим, – сказал в замешательстве Арсений.

– Зачем спрашивать? Я всегда хотела стать твоей женой! – сказала Лина, бесшумно оказавшаяся на пороге комнаты. Она тут же шагнула и прижалась к Арсению.

– Значит, ты согласна? – переспросила Агата.

– Согласна тысячу раз!

Арсений смотрел на нее сверху вниз из-за своего роста, и Агата видела, сколько нежности было в его взгляде на Лину. А Лина победно обернулась к бабушке:

– Значит, как только получу свидетельство?

– Но пока никому-никому не говори! – спохватилась Агата.

– Ни за что не скажу! – сказала Лина, глядя Арсению в глаза. Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, а она обняла его за шею и так повисла на нем, что ему пришлось подхватить ее под коленки и приподнять. Так он всегда делал после их шумных игр, относя ее спать, чтобы их лица оказались на одном уровне, и он мог видеть ее глаза.

– Ты самый лучший, – сказала Лина и неумело поцеловала его в ответ.

*** 3

Еще в академии Арсений изучал очень много материалов по развитию сенсорики у особенных детей и отдельно о чувственной составляющей сенсорного восприятия. Все потому, что Лина уже в 10 лет на занятиях с ним постоянно упоминала свои яркие ощущения от прикосновений к различным предметам, воде, песку, камням, листьям, бумаге и много еще к чему, а также о запахах и звуках. Она рассказывала свои сны, которые не укладывались ни в какие учебные пособия по патологиям, связанным с нарушениями развития интеллекта. Иногда это были подводные погружения с описанием всех присущих этому ощущений, вплоть до схлопыванья на коже пузырьков воздуха, поднимавшихся кверху от ныряльщика, коим Лина себя представляла.

Конечно, она видела такое в роликах из интернета на планшете, но описывала она именно ощущения тела, даже вкусы и запахи, как будто сама все это пережила физически.

Когда Лина ходила в детский сад, специалисты ставили ей диагноз зпрр, то есть задержку психо-речевого развития, поскольку на тестах она отказывалась называть многие предлагаемые ей предметы и даже сбрасывала их с предметного стола, вместо этого урчала как кошка, а также рвала предлагаемые ей листы-опросники с картинками. Отказывалась она и выстраивать предложения, как ее пытались учить логопед и дефектолог в детском саду и на дополнительных занятиях. Но дома могла вдруг очень четко произнести фразу-просьбу, когда ей чего-то сильно хотелось, например – «дай Лине теплого молочка и вкусненькое печенье орео» или «не хочу идти в дождь, плащик слишком сильно шуршит». Раньше она сказала бы просто – «Дай молока!» и «Не хочу плащ!», но к семи годам в ее речи появились нюансы в виде уменьшительных суффиксов, дополнительных наречий и прилагательных. Создавалось впечатление, что Лина просто очень скрытный ребенок, знающий и умеющий многое из того, что не показывает окружающим.

А еще, по пути домой из садика она слово в слово пересказывала Арсению любимые мультики, имитируя при этом все без исключения звуки, такие, как например, скрип крутящихся мельниц, сигналы машинок и т. п., вплоть до причмокиваний и усиленного дыхания персонажей. А в конце часто добавляла «уфф, сказал Винни-пух». В ее устах это звучало забавно, поскольку в то время она была пухляшкой.

Обычно детям с зпрр рекомендовано усиленно развивать мелкую моторику пальцев для запуска речи, но Лина в огромных количествах лепила из пластилина поначалу достаточно крупные фигурки различных животных, которых изучала по видеороликам, а позже она стала их делать все меньше и меньше по размеру и дошла до совсем миниатюрных. И при этом она наделяла их всеми необходимыми деталями, какими бы маленькими и тонкими они ни были. Такими, например, как зрачки в глазах и даже беленькие пятнышки в них по центру, имитирующие отражение света, полоски у зебры, пятнышки у жирафа или пантеры и также метелки на хвостиках лошадок и других копытных и раздвоение их копытец спереди.

Выглядело все это очень натуралистично, поскольку образцами ей служили не упрощенные игрушечные или мультяшные изображения животных, а реальные животные из учебных роликов, снятых в дикой природе и зоопарках.

Эти фигурки копились, и размеры каждой из них не превышали 2 см. Лина очень подробно прорисовывала стикером на тельцах своих зверушек волоски, кудряшки и различные другие детали, достаточно точно соблюдая при этом цветовые контрасты и оттенки. Если ей не хватало цветов пластилина, она докрашивала отдельные фрагменты медовыми красками или фломастерами.

Все это никак не вписывалось в нарушения при зпрр, таких как задержка развития речи, мышления, памяти, внимания, эмоций, обычных поведенческих навыков и двигательных функций. Последнее из нарушений у нее вообще отсутствовало – Лина, несмотря на свою пухлявость, была подвижной и ловкой. Она легко бегала, прыгала, лазала везде как обезьянка, могла даже висеть, держась за перекладину и забросив на нее ноги.

С утра бабушка и влюблённая парочка съездили в загс, чтобы подать заявление, после чего Арсений и Лина отправились в школу и провели там свой обычный учебный день. Лина чрезвычайно веселилась и просто порхала, как бабочка.

Сейчас, по возвращении из школы, она спала после обеда, а Арсений раздумывал, до конца ли Лина понимает свои чувства к нему. Но бабушка сказала:

– Все, чего она пока не вполне понимает умом, она понимает сердцем. Впрочем, как и любой человек в ее возрасте. Ты помнишь себя 18-летнего? Много ты чего в такой любви понимал? Я говорю о любви между мужчиной и женщиной? Тебе тогда наверняка просто хотелось поцелуев и секса.

– Да, так и было. Но с Линой… я не имею права ничем ей навредить. Свои желания я вполне научился сдерживать, даже находясь с ней рядом, даже прижимая ее к себе, она ведь с детства такая ласкучая. Но вчера она принесла планшет и показала мне порно-ролик. А ведь я на всех ее гаджетах заблокировал выход на такие сайты. Но вы же знаете ее умения, она даже сумела взломать страницу одного недоброжелателя, троллившего ее дружка на каком-то творческом сайте, и понаписала ему всякого. Снять любую блокировку для нее вообще не проблема. А по поводу порно-ролика… Смотри, говорит, как им обоим хорошо. Я хочу с тобой так же, давай сделаем это. И говорила это, совершенно не осознавая и не ощущая стыда. Хотя я постоянно работаю с ней над этим, и она прекрасно знает, что такое плохо, и стесняется показываться, когда испачкана, например, или нашкодила. Вы же сами это знаете. Но вчера она преспокойно рассматривала все детали этого порно и даже показала мне, где у актрисы на экране, простите за такие подробности, клитор находится. Я, говорит, прочитала, эта штуковина и есть главное у женщин для того, чтобы было хорошо. У мужчин тоже все просто, и остановила для меня кадр с эрегированным членом. Пенис, говорит, для секса должен вот так стоять, тогда и мужчине и женщине очень хорошо. Как вам такое, Агата Петровна?

Агата прыснула от смеха, прикрыв рот:

– Чего ты всполошился. Если о таком преспокойно пишут в интернете, она сделала соответствующий вывод, что это не может быть стыдным. Смотрит же она фильмы, где люди страстно целуются и обнимаются. И дети потом у них рождаются. Им даже на уроках что-то такое объясняли в рамках полового воспитания.

– Да, объясняли, и про спид, и про половой акт, и про презервативы все рассказывали, и они их на бананы надевали. Но, знаете, как все они хихикали на таких уроках, потому что прекрасно осознавали, что это слишком интимное. Но Лина специально прочитала все не просто про половой акт, а про секс и получение удовольствий в нем. Именно это ее интересует и именно это она хочет получить.

– Ты же в 18 лет тоже наверняка хотел секса, хотя тогда и не пробовал его еще. Вот и она. Это естественно в ее возрасте.

– Я, конечно, несколько раньше 18-ти лет все попробовал, ну да ладно, не об этом сейчас.

Агата взглянула на него и уже откровенно рассмеялась:

– Господи, какая же я отсталая бабулька, все забываю, что современные детки в этом плане все сплошь и рядом раннего развития.

Но Арсению было не до смеха:

– Так что мне делать, Агата Петровна? Я ведь не хотел с этим спешить.

– А что такое? Тебе мое благословение нужно? Так я благословляю вас обоих. Знаю, что ты будешь с ней нежен, заботлив и не причинишь ей боли. Вы же вчера уже спали вместе?

– Да, но мы просто обнимались и все. Я даже не особо ее целовал, чтобы и самому вдруг…

– Понимаю. Но раз она решила, действуй. Лучше тебя для нее никого нет, и не будет. А я через свою старинную приятельницу решу вопрос, и вашу регистрацию максимально упростят и ускорят.

Бабушка слов на ветер не бросала, и уже через день к ним домой приехали две тётеньки с различными регистрами и бланками. Агата обнялась с одной из женщин, которая и была ее старинной подругой, после чего Арсению и Лине задали лишь один вопрос, хотят ли они пожениться. Лина громко и четко произнесла заученную фразу:

– Я очень люблю Арсения и хочу быть его женой.

Женщины растрогались и даже прослезились, по причине чего чуть не забыли про Арсения. Он скромно ждал, а пока обнимал Лину за плечи. Она хотела его поцеловать, но он шепнул ей:

– Я же говорил тебе, целоваться только наедине. При других нельзя.