Текст книги "Повести"

Он ответил Жене, написал, чтобы она связалась с ним вечером по видео звонку. И специально не прибавил обычное «люблю, целую». Сейчас именно эти слова обостряли боль в его груди. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь такие и подобные им слова могли так на него воздействовать. Во время перерыва он набрал в интернет-поиске фразу «Любовь это…» и прочел в Википедии:

«Любовь – чувство, свойственное человеку, глубокая привязанность и устремлённость к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии. Любовь включает в себя ряд сильных и позитивных эмоциональных и психических состояний, от самой возвышенной добродетели и до самого простого удовольствия».

Именно так он всегда и понимал любовь. Однако сейчас он ощущал, что это далеко не вся правда, и что самое главное всегда ускользало от него. Он отчетливо вспомнил слова Жени после их первой ночи о том, что ей трудно расстаться с ним, и что она ждала счастья, а вместо этого ей нестерпимо больно. Тогда он успокаивал ее тем, что никуда не денется, потому что не до конца понимал, какой бывает эта боль. Подняв глаза от монитора, он увидел, что черная дыра уже приоткрыла свою пасть. В этот момент вошла секретарша, которая принесла ему кофе. Она кокетливо профланировала к его столу и поставила чашку перед ним.

– Злата, вы не замечаете здесь ничего необычного? – спросил ее Усольцев.

Секретарша оглянулась и внимательно все разглядела:

– Нет. Что-то не так? Позвать уборщика, пыль где-то не вытерли, как положено?

– Нет. На полу – вы ничего не видите?

Секретарша взглянула на пол:

– Конечно! Как я сразу не заметила – они забыли постелить вам палас.

– Нет, я сам отказался от него. Не люблю пылесборники. Хорошо, вы свободны.

Он принялся за дело и работал еще два часа, но потом все отложил и вызвал Короткова.

– Слушай, Валентин. Моя жена уехала…, скажи…

– Надолго? – спросил заместитель.

– В том то и дело, что не знаю. Ее отцу провели операцию на сердце. Она сейчас с ним в Германии.

– Понятно. Я в таких случаях напиваюсь до беспамятства. Иначе свихнуться могу.

– Напиваешься? Ты ж вроде не пьёшь, от слова совсем?

– Не пью. Это случается крайне редко. Просто ничто другое мне не помогает в разлуке. Я ей так и сказал – никуда и никогда больше не отпущу, пусть хоть все обрушится и сквозь землю провалится. У нее ведь родственников до черта и все ее вечно ждут в гости.

– Ясно. А что пьёшь? Я имею в виду, что лучше в таких случаях пить?

– Лучше самое простое – хорошую фирменную водку.

– Водку? Сто лет не пил. Ладно, понял.

– Могу поделиться. Качественный продукт трудно найти, так что держу у себя в сейфе на всякий пожарный. Совет – перед употреблением лучше охладить в морозилке и закусывать соленым огурцом и кусочком сала на черном хлебе. Заказать, чтобы привезли?

Усольцев некоторое время смотрел на литровую граненую бутылку, поставленную перед ним заместителем. Потом вернул ее в фирменную коробку и убрал в ящик стола.

– Только пей не всю сразу. Если навыка нет, утром будешь не в форме, – сказал Коротков уже на выходе из кабинета Усольцева.

На следующий день утром Коротков вошел к нему без приглашения и положил на стол небольшой пакетик:

– Прими от похмелья, и чтобы выхлопа не чувствовалось. Вдруг кто из управы объявится.

– Спасибо, – хриплым голосом еле произнес Усольцев.

– Ээээ, парень, да ты не протрезвел, – воскликнул зам и закрыл дверь на ключ, – Поспи часа два-три. Я подстрахую тебя.

Когда он вернулся, Усольцев сидел и допивал остаток содержимого бутылки, которую Коротков дал ему накануне. Коротков запер дверь, собрал вещи Усольцева, навел порядок на столе, приоткрыл окно для проветривания. Потом проверил, нет ли кого в коридоре, силой вывел Усольцева из здания, посадил в свою машину и увез подальше от офиса.

***8

Когда Усольцев открыл глаза, было раннее утро. Где-то за дверью слышались голоса – женский и детский. Усольцев с ужасом огляделся в чужой комнате. Он взял телефон и послал смс заму. Тот, сонный, в трусах и майке, зашел к нему:

– Шеф, все нормально. Не мог я тебя одного оставить, ты песни пел в час ночи на весь дом, причем, высоким тенором.

– Я? Песни? – изумился Усольцев.

– «Петь птицы перестали, свет звёзд коснулся крыш».

– Я такое пел?!

– Ну, да, «В час грусти и печали ты голос мой услышь».

– А какой сегодня день?

– Суббота. После завтрака отвезу тебя домой. Твоя уже звонила, переживала, что ты не отвечаешь.

– Звонила тебе?!

– Я ее успокоил, сказал, что ты просто вымотался и уснул в офисе. Про выпивку ничего не говорил. Так что ты дома сам выкручивайся.

– Дома?! Она вернулась?

– Ну как бы да.

Пока Коротков вез его домой, Усольцев пытался вспомнить, убрал ли он все следы пьянства дома. Но память спала. Подойдя к своей квартире, он взглянул на время в мобильнике. Было 8 утра. Бесшумно войдя, он замешкался, закрывая дверь, и тут ощутил, что кто-то прижался к нему сзади. Повернувшись, он приподнял это существо, оказавшееся Женей, и стал целовать.

– Что это за запах? – спросила она, отстранившись от него.

– А, это… перегар, – сказал Усольцев, смутившись.

– Ты что, пил?! – засмеялась она.

– Да, пил и пел. «Петь птицы перестали». Сам я не помню, мне Коротков сказал.

– Боже!

– Женя, ты не разлюбила меня? – спросил он, наконец-то отпустив ее и взглянув ей в глаза.

– Что это за вопрос? Я думала, с ума сойду в разлуке.

– Я тоже. Но Коротков сказал, что водка помогает. Могу подтвердить. Правда, не ожидал побочки в виде пения.

– Ты пил потому что….

– Да. Потому что было нестерпимо больно без тебя. Я водку только пацаном когда-то пробовал. Но тут прижало так, что пришлось. И понял, что люблю тебя по-настоящему.

– А раньше, значит, не понимал? И скажи, что для тебя означает по-настоящему?

– Означает… что ни дня без тебя не могу и умереть за тебя готов, не задумываясь.

– То есть, ты все это время не вполне понимал, как сильно меня любишь?

– Да, не понимал. Теперь понял, хотя, насколько уже разобрался в себе, полюбил сразу, как увидел. Просто долго въезжал. Во всем виновата полностью регламентированная офисная жизнь. Чувства там как бы капсулируются, замирают до времени, и требуется приличная встряска для их размораживания.

– А что же тогда было перед моим отъездом? Ты такие слова говорил…

– Хотел немного романтики тебе… но, как оказалось, говорил истинную правду и ничего кроме правды. Не наклоняй так голову.

– Почему?

– Так ты слишком милая, я не выдержу.

– Ты выглядишь сейчас очень глупо, но таким красавчикам все к лицу.

– Пойду мыться-бриться и чистить зубы, чтобы целовать тебя. Скажи пару слов, как там твой отец.

– Еще две недели в пансионате поживет, понаблюдается. Еле отпустил меня.

Ночью Усольцев рассказал Жене о чёрной дыре. Он ожидал всего, кроме того, что она начнет молча плакать, зажав себе рот ладонью.

– Ну, зачем, почему… ты ведь знаешь, я женских слёз абсолютно не выношу, а твоих – особенно. У меня и так сердце уже как простреленное болит, не переставая.

– Почему тогда молчал, ничего мне не рассказывал? Я должна знать о таких вещах.

– Мне наш врач дал телефон психолога, и я ходил к нему на прием. Потом прочтешь, что он мне там понаписал. Оказывается, во всем виновато моё образное мышление.

– Все это последствие отношения к тебе твоей семьи, – сказала Женя, – По себе знаю. Чрезмерная собственническая любовь твоих родных.

– Как моя любимая глупая девочка может говорить такие умные вещи? Я знал, что ты все понимаешь безо всяких объяснений. Хорошо, что твой отец не такой деспот, как мои близкие. Но я положу этому конец.

– Каким образом?

– Начну с самого простого – поговорю с каждым из них. Хотя, знаешь, когда ты со мной, эта напасть ни разу не появлялась. Даже если ты на лекциях, а я на работе. Она знает, что вечером мы будем вместе. Однако я должен уметь быть сильным в разлуке с тобой. Лишь бы такие разлуки не превышали одного-двух дней. Я заметил, когда ты однажды заночевала в доме отца, и я один коротал время, черная дыра мирно спала.

– А что ты чувствуешь – насколько она сильна, что именно способна сделать с тобой? – Женя, держа Усольцева за плечи, с тревогой смотрела ему в глаза.

– Как бы объяснить. У меня сердце сжимается, как если бы я прыгал с большой высоты. Она пугает тем, что способна поглотить меня всего без остатка.

– Но ведь это только фантом! Почему он пугает тебя?! Боже мой, я знала, что ты чувствительный, но не думала, что настолько!

Он пытался оправдываться и говорил, что вполне справляется с этой хренью, пытался успокаивать Женю, но видел, что она теперь только об этом и думает. И зачем я рассказал ей о черной дыре, ругал себя Усольцев, Женя еще слишком молода и слишком чиста душой, чтобы понимать такие вещи. Она сразу посчитала виновными в возникновении черной дыры моих родных, а ничего, что на самом деле это все мои грехи собрались в одну кучу и теперь мучают меня?

Когда он проснулся после того, как задремал ненадолго, Женя пристально смотрела на него:

– Во сне ты говорил – это грехи, я все исправлю, я очищусь от них. Это про черную дыру, я правильно поняла?

– Подслушивать нехорошо, – пытался отшутиться Усольцев, но увидел по выражению ее лица, что шуток сейчас она не воспримет.

– Ну да, да! Я думаю, что карма моя переполнилась всяким дерьмом.

– Да ты честнейший и чистейший человек из всех, кого я встречала в жизни! – воскликнула Женя.

– Грехи это не всегда дела, но и мысли, – сказал Усольцев.

– Нет, это всегда именно дела и поступки! Мы не вольны в том, какие мысли и эмоции у нас возникают, в мыслях ты можешь предать, украсть, даже убить кого-то. Но важно лишь то, что ты сделал в реальности – согласно своим мыслям или вопреки им! Это и есть нравственный выбор.

– Да, да… тварь я дрожащая или право имею. Женя, пока ты рядом, черная дыра исчезает. Вывод напрашивается сам – ты нужна мне. Всегда будь рядом и не позволяй моим мыслям скатываться в пропасть. И, возможно, со временем ты очистишь меня от них совершенно.

– Да какие мысли? Что это за мысли? Ты должен открыть их мне, чтобы я знала!

– Я обязательно открою их тебе… если смогу сформулировать. Понимаешь, это не вполне еще мысли, это какие-то неясные ощущения, какие-то тёмные пятна сознания. А может, и подсознания, чёрт его знает.

– Тёмные пятна? И это всё?!

– Ну да. Они никогда не формировались у меня в реальные мысли – убить, украсть, предать, а тем более не переходили в реальные поступки.

– Ты что, младенец? Никогда не изучал психологию? Не знаком с теориями Фрейда и его последователей? Такие темные пятна сознания есть у всех людей! Про Эрос, как влечение к жизни, и про Танатос, как влечение к смерти, никогда не слышал?

– Ну… я был не таким уж отличником в этом. По крайней мере, сдав экзамен по психологии, тут же выбросил все знания из головы, потому что считал, что это никогда мне не пригодится. Неужели ты считаешь, что какой-то там мифический Танатос способен воплощаться в черную дыру для такого как я? Хотя, конечно, я согласен с тем, что именно ты возродила во мне желание жизни и любви, поэтому без тебя черная дыра так мучает меня.

– Черная дыра – это твой страх одиночества, а вовсе не какие-то не свершенные грехи! Почему ты так критичен по отношению к себе? Почему не признаешь, что это не ты, а твои родные любят тебя собственнической любовью?

– Ну… они же хотят мне добра, хотят видеть меня счастливым…

– Хотят? Сомневаюсь в этом. Они хотят, чтобы ты по-прежнему принадлежал только им целиком и полностью. Именно поэтому я не нравлюсь твоей сестре и твоему отцу!

– Это пройдет, поверь. Со временем они поймут, что ты – часть меня, и привыкнут к этому. Я ведь обещал уже, что поговорю и с сестрой, и с отцом.

Но Женя так и осталась расстроенной. Он видел это, даже когда она смеялась над его шутками, и когда они вместе дурачились, и когда целовались. Он ощущал, что ее поглощает какая-то мысль. Усольцев даже не предполагал, что Женя такая и что она способна действовать по своему усмотрению в их общей жизни. Мало того, он ощущал, что в своем стремлении она намного сильнее его. Он знал в жизни разных женщин, впрочем, не слишком хорошо, потому что не очень-то вникал в эту сферу. Мать и сестра, будучи абсолютно разными, обе все равно зависели и от него, и от отца. Мать всегда и во всем соглашалась с ними обоими, да и сестра до последнего времени слушалась Усольцева и ценила его мнение. А девушки, с которыми он когда-либо встречался, имели разные характеры – и сильные, и слабые, и решительные, и не очень. Но и с теми и другими он быстро расставался, потому что ни сильные, ни слабые, они не устраивали его. Никто из них, включая мать и сестру, никогда не интересовался собственно его мыслями и желаниями. Женя оказалась первой и единственной, кого этот вопрос взволновал до глубины души. Ну, да, ну, да. Муж и жена – одна сатана, думал Усольцев, так и должно быть. И Женя права, мы должны знать мысли друг друга обо всем. Разобраться бы еще, что за мысли пытаются родиться у меня из темных пятен сознания. Но не идти же, в конце концов, на прием к психиатру.

Он смотрел на спящую Женю, гладил ее волосы, стараясь, не разбудить, и ощущал полное родство с этой, еще вчера незнакомой и чужой девочкой. Вспоминал ее распахнутый взгляд при их первой встрече и теперь понимал, что тогда все и случилось. Интуиция – так он определил для себя ту ситуацию. Он всегда доверял своему чутью на работе, а вот в отношениях с людьми часто попадал впросак. Все потому, что приписывал другим свои мысли и желания. Тогда как люди и понятия не имели, о чем он думает и что чувствует. С годами он стал осмотрительнее и старался держать дистанцию. Даже со своим замом он вел себя именно так. Хотя тот, как оказалось, не закрывался от него и относился к нему искренне. Конечно, он являлся всего лишь его подчиненным, поэтому отвечал ему на вопросы о семье и своих чувствах, и из офиса его пьяного уволок наверняка не по доброте душевной, а только из служебной солидарности. Но, тем не менее, из всех подчиненных Усольцева Коротков оказался ему ближе других.

Один Сашка всегда понимал Усольцева лучше всех, иногда без слов. Но сейчас его присвоила себе Зойка. Даже просто поболтать с другом теперь не всегда удавалось. К тому же у них появились и закрытые темы, Усольцев вообще не мог обсуждать с ним Женю. И соответственно не обсуждал с другом Зойку, хотя имел к ней очень много претензий. Слава богу, Сашка все понимал и трезво видел, потому что когда-то, не так давно, и сам ревновал Усольцева к его семье, когда еще не знал Зойку лично. Усольцев был благодарен другу за то, что он, в отличие от Зойки, отнесся к Жене очень хорошо. Хотя и пошутил при встрече:

– Ну вот, забрали тебя у меня со всеми потрохами.

Усольцев хотел бы поболтать с Сашкой и выпить пива. Но как только он вспоминал о Зойке, желание это сразу пропадало, потому что сестра ни за что не отпустила бы Сашку к нему одного. Куда угодно, только не к Усольцеву. Все потому, что он временно запретил сестре даже на порог свой являться.

– Когда всю свою желчь к Жене переваришь, тогда подумаю, и то не факт, что пущу тебя к нам, – сказал он ей.

– К нам?! Я к родному брату хочу в гости, а не к вам обоим! – заорала как сумасшедшая Зойка.

– Я теперь не один. Так что решай – или к нам обоим или никак.

– Но ты ведь можешь ее на время к отцу с мачехой сбагрить.

– Не могу и, главное, не хочу. Мне плохо без нее.

– Так мы что, вообще теперь общаться с тобой не будем?

– Это от тебя зависит.

Сейчас он прикидывал, как же поговорить с ней. Услышит ли она его или снова начнет своё гнуть? Усольцев решил для начала пообщаться с отцом. Никогда раньше у него не случалось конфликтов в семье. Отец его очень любил, мать всегда жалела и во всем потакала, а Зойка… она считала брата своей собственностью и не могла без него шага ступить. И вдруг всё изменилось. Когда он последний раз звонил матери, она сказала:

– После твоей свадьбы я не заговариваю с папой о тебе. Он воспринял твою женитьбу очень болезненно. Не знаю почему. И Зоя. Женечка такая прелестная девочка, не понимаю, почему они оба ее невзлюбили.

– Мама, она тебе правда нравится? Или ты в угоду мне так говоришь? – спросил он ее тогда.

– Володюшка, вспомни, ведь это я на фото первой тебе ее показала. То, что ты увидел ее раньше, это случайность или совпадение. Но мое отношение к ней всегда было самым лучшим. Я могу понять Зоину ревность, но твой отец… даже говорить не хочет на эти темы. Я голову себе сломала, думая о том, что с ним такое.

Усольцеву начали надоедать все эти проблемы. Но он чувствовал, что время разговора с отцом пока еще не наступило. Что-то останавливало Усольцева. Поэтому он решил пообщаться с Зойкой на нейтральной территории. Наедине, без Сашки.

*** 9

На работе Усольцев все никак не мог решить, что говорить Зойке. Немного подумав, он вызвал Короткова.

– Слушай, Валентин, может, посоветуешь, что делать с ближайшими родственниками, которые ревнуют тебя к жене?

Коротков сел за стол, приставленный т-образно к столу Усольцева. Помолчал.

– Эта проблема достаточно серьезна и не всегда устранима. Но попытаться можно. Однако уговорами здесь не поможешь. По мне так проще ролик один на всех снять.

– Ролик?

– Ну, да. Ревность – это ж такая штука, сплошные эмоции. При разговоре плескать начнут через край, и обиды. А ролик – один раз посмотрел, второй, третий. И может быть задумался. Текст только продумать следует. Одному одно, другому другое. Я с матерью долго воевал насчет жены. Потом плюнул и записал для нее видеообращение, где все свои мысли на этот счет выложил. И, главное, признался ей как сын в искренней любви. Где-то через полгода все устаканилось. Конечно, и моя потрудилась в этом плане – подарки свекрухе всякие, внимание, добрые слова. Но маманя потом призналась, что видео мое теперь хранит и пересматривает. Я ж вживую никогда ей о своих чувствах не говорил. А родителям это дорого.

– А если это не мать, а отец?

– Отец? – Коротков явно удивился.

– Нууу… думаю, с отцом можно и на словах. Мужик все-таки, наверняка у него правое полушарие доминирует, не как у женщин – слезы, сопли.

– А младшая сестра?

– Тут я пас. Никакие доводы не помогут, если она сама не захочет. Вот и подумай, как сделать, чтобы захотела.

– Понимаешь, она ведь замуж вышла, счастлива должна быть. А как я женился, жизни мне не дает.

– Младшие – они узурпаторы. По себе знаю. Сам младший в семье.

– Ты тоже ревновал? Кто у тебя – брат, сестра?

– Да, жутко ревновал братана. Пока сам не женился. Но тоже не сразу отпустило, к невестке предвзято относился, грубил. Меня моя жена исправила.

Коротков был моложе Усольцева года на три, но опыта уже имел значительно больше. Главное, не отказывался делиться им со своим шефом.

Пока Усольцев размышлял надо всем этим, верстая на компе сводку для руководства, ему позвонила Женя и сказала, что уже вернулась домой, чтобы он не заезжал за ней после лекций.

– Отдохни и не занимайся готовкой, я закажу что-нибудь, – сказал он ей и вдруг услышал голос Зойки, после чего Женя завершила их разговор. Усольцев чуть из кресла не выпал. Вскочил, сел, потом снова вскочил. Не убьёт же она ее, в самом деле, успокаивал он себя. Но все-таки набрал Зойку и спросил:

– Ты зачем приехала к нам?

– Забыла кое-что. Не бойся, не съем я твою жену. Просто поговорим по душам.

– Зоя, если ты расстроишь ее… я не прощу тебе этого.

Он быстро собрался, выскочил из офиса и помчался к машине.

Когда он вошел в квартиру, то сначала ничего не услышал. И в гостиной никого не было. Женя сидела в самом углу спальни прямо на полу, поджав под себя ноги, а Зойка стояла возле двери. Усольцев схватил ее за локоть и силой выволок из комнаты.

– Я ведь предупредил тебя, – сказал он, едва сдерживая ярость. Зойка вдруг рванулась и повисла у него на шее:

– Я же твоя сестрёнка! Ты что, ударишь меня?

– Уходи. Я не хочу тебя видеть, – сказал Усольцев, отцепил Зойкины руки от себя и оттолкнул ее в сторону.

– Тебя хоть раз волновало то, что я думаю и чувствую? – спросил он, – Ты привыкла получать от меня заботу и считала, что так будет всегда. Но всё изменилось. Мы оба взрослые, у тебя муж… Или ты не любишь его? Зачем тебе я? Ты перешла черту. Отныне вход сюда закрыт для тебя. Я сменю код замка, и ты больше не сможешь появляться здесь.

– А эта малолетка, значит, понимает твои мысли и чувства?

– Зоя, прошу по-хорошему, уходи. Живи своей жизнью.

– Мне Саша сказал, что если я не помирюсь с тобой и твоей женой, он уйдет от меня!

– Он так сказал? – опешил Усольцев. Ему сдавило виски.

– Хорошо, я скажу ему, что мы помирились. Но сейчас покинь мою квартиру.

Он заглянул в спальню, Женя лежала накрытая одеялом.

– Она ушла, – сказал Усольцев и обнял жену.

– Что она говорила тебе? Пыталась оскорбить? – спросил он.

Женя какое-то время молча вздрагивала, но потом сказала:

– Говорила, что я воспользовалась своей смазливой мордашкой и возрастом, и что никто в 20 лет не способен на настоящие чувства. Поэтому она совершенно не верит в мою любовь к тебе.

– Понятно. Больше прийти она не сможет. Я сменю код, только ты сама не открывай ей дверь. Пусть говорит что хочет.

– Разве это выход?

– Ей требуется время. Так что будем просто жить. Мне нужно позвонить Сашке.

Друг ответил ему сразу, точно ждал его звонка с минуты на минуту. Усольцев сказал ему то, что обещал сестре, но Сашка ответил:

– Я временно поживу в хостеле. Уже и сумку собрал. Дождусь ее и уйду.

– Саша! Почему? Ты разлюбил ее?

– Нет. Но я не знаю, как выбить из нее эту дурь. Мои слова на нее не действуют. Пусть подумает в одиночестве – нужен я ей или нет.

А Жене Усольцев сказал:

– Я знаю, что ты любишь меня по-настоящему. И это неправда, что двадцатилетние не способны на глубокие чувства. Именно в этом возрасте все и зарождается. Правда, молодые слишком доверчивы, а порой и слепы, потому часто ошибаются в партнере. Но ты не ошиблась, твоя интуиция тебя не подвела. Так что не верь моей сестре.

– И как она только может не слушать своего мужа? Саша ведь старше и мудрее ее.

– Знаешь, меня тревожит это. До свадьбы она года три ни с кем не встречалась и по ее словам то и дело отшивала парней. Но в Сашу вроде сразу и искренне влюбилась. Так почему же сейчас ни во что не ставит его мнение? Он мой лучший друг, я очень переживаю за него, и за нее, конечно. Я так радовался их соединению.

– У меня никогда не было братьев и сестер. Даже представить не могу, что это за чувства.

– Их не очень-то осознаешь в процессе жизни, потому что слишком велика сила привычки. Я не могу сказать, что так уж сильно люблю сестру. Однако с детства я всегда ощущал ответственность за нее, которую безоговорочно принял. Всему виной являлся отец. Его работа не позволяла в достаточной мере заботиться о нас с Зойкой. Поэтому он все поручал мне. Хотя мама всегда была против, но она никогда не умела бороться и хоть в чем-то возражать ему. Она часто мне говорила, чтобы я не слишком усердствовал и не баловал сестру тем, чтобы все за нее делать. Однако как было не делать, Зойка ведь плоховато училась, и мне приходилось сидеть с ней за уроками, а потом провожать в школу и встречать. К постоянной опеке привыкаешь, вот она и привыкла.

Усольцеву пришлось вернуться на работу и доделывать неоконченные дела. Он провел планерку и озвучил задания для отделов на следующую неделю. Позвонил Жене, что задержится, поскольку пришло распоряжение из главного офиса для всех начальников отделений, и он должен подробно ознакомиться с ним. Женя уже привыкла терпеливо ждать его, потому что и сама сидела над рефератом. Так прошел вечер, Усольцев вернулся поздно, только к 21 часу. Он устал, не столько от работы, сколько от мыслей о Зойке. Она не давала ему покоя. И вдруг позвонил Сашка:

– Вовка, ее до сих пор нет дома! Я звонил сто раз и заходил. Но в квартире никого. Она свет не выключила, ты же знаешь, она темноты боится. Может, в магазин вышла. Но ее нет уже больше 3-х часов.

Усольцев застыл на месте и несколько секунд не мог говорить. Но потом сказал:

– Сейчас приеду, мы найдем ее, Сашка. А пока сходи на набережную, она там часто тусовалась с подружками. И номера телефонов сейчас скину тебе, обзвони их, пока я буду добираться.

Женя стояла на пороге комнаты, где занималась, и с ужасом смотрела на Усольцева.

– Это я во всем виновата? – спросила она дрожащим голосом.

– Ты ведь ничего ей не говорила?

– Нет. Я все время молчала. Только вначале поздоровалась с ней и хотела чаем угостить, но она резко начала меня упрекать за все.

– Ни о чем не переживай. Мы найдем ее.

Он поцеловал ее, погладил по щеке и выскочил из дома. Мама тоже не знала, где Зойка. Усольцев обзванивал подружек сестры, с которыми еще не успел связаться Сашка, метавшийся по набережной, где находилась прогулочная зона. И тут Усольцеву позвонил отец:

– Сын… Зоя у меня, приехала в контору. Вы ведь ищете ее, мне мама сказала. Только она… не в форме.

– Папа, я сейчас приеду, никуда не отпускай ее, – крикнул Усольцев. Они с Сашкой сели к нему в машину и поехали. Свою машину Сашка оставил на стоянке, потому что пока не знал, где находится контора тестя.

– А ты с моим отцом как? – спросил по пути Усольцев.

– Да все отлично было, – сказал Сашка, – Он меня очень подбадривал, шутил, вполне искренне. Все говорил, что такую баламутку сбагрить мужу – это ж мечта любого родителя.

Когда они приехали, отец встретил их у шлагбаума, кивнул охраннику, и тот пропустил машину Усольцева. Сашка с интересом оглядывался на промплощадку с большим количеством контейнеров, стоявших вдоль всего пути, по которому они ехали уже вместе с его тестем.

– Вот здесь я и работаю, – улыбнулся тот, – Но, сын, ты поближе рули, вряд ли она самостоятельно сможет выйти.

– Что это значит? – спросил Усольцев отца, – Она что, пьяная?

– Да. Но алкоголем не пахнет от нее. Не знаю я. Наш медик посмотрел, сказал, что она просто спит. Наверно, выпила какие-нибудь успокоительные. А что у вас случилось-то? Она ни слова мне не сказала.

– Да так… повздорили мы немного, – сказал Усольцев, прикидывая, сказать ли отцу об истинных причинах ссоры с Зойкой.

– Давайте я вас чаем напою и сэндвичами угощу. У меня с обеда остались, помощники привозят.

Сашка с Усольцевым сели за стол. Офис отца имел немалые размеры, Зоя спала в одной из комнат, а в комнате, где сейчас находились они трое, половину стены занимали мониторы, отражавшие в реальном времени процесс производства на технологической линии.

– Через час меня сменит мой напарник, тогда и домой поеду, – сказал Усольцев-старший.

– Понимаешь, батя, достала она меня своей ревностью. Сегодня на Женю наехала, оскорбляла, пока я не вернулся и не выгнал ее. С самого начала невзлюбила мою жену и жизни нам не дает. Я ей все высказал, пообещал, что код на двери поменяю, и она не сможет больше к нам приходить, когда вздумается.

Сашка сидел и смущенно поглядывал на тестя. Усольцев-старший нахмурился, помолчал, но потом взглянул на Сашку и сказал:

– Ты, зятек, это… Я, все понимаю, вы поженились совсем недавно, вам вдвоем хочется пожить… Но эта проблема, от нее никуда не деться. Поэтому, сделай ей поскорее ребенка.

У Сашки от удивления челюсть отвисла:

– Но как же это? Она ведь пока не хочет…

– Знаю. А ты не спрашивай ее, ты ж мужик, прими волевое решение.

– Разве можно без ее согласия?

– А лучше чтобы она из дома убегала и таблетки глотала? Тяжело ей, пойми, она Володьку с детства своей собственностью считала. Я и то без него теперь как без рук.

– Батя!? – удивленно воскликнул Усольцев-младший, – Ты всегда можешь на меня рассчитывать!

– Знаю, знаю. Ты вот дружка своего убеди, родить ей нужно, только тогда у нее мозги переключатся в нужном направлении. Да и пора ей, 26 лет как-никак уже.

Зоя так и не проснулась, даже когда Сашка переносил ее в машину.

– Так что? Мне, правда, попытаться… ну это… без ее ведома? – спросил он Усольцева.

– Саш, решай сам. Но то, что она без этого не угомонится, это сто пудов. А залететь и с презером можно. Никто ж не застрахован.

– А, ну да. Ты прав, сама она не успокоится. Кто ж добровольно откажется от своего детства. А она, точно из него еще не вполне вылезла, хоть и старше Жени. Иногда такое дома вытворяет, я от смеха загибаюсь. Но ты, Вовка… не будь с ней таким суровым. Обними хоть иногда, как старший брат. Она ведь твоей ласки ждет, а ты теперь только свою Женю обнимаешь. Мне и то завидно, что уж о Зойке говорить.

Когда Усольцев вернулся домой, Женя спала рядом с компьютером. Он перенес ее в спальню и долго смотрел на нее спящую.

– Девчонка моя любимая, – шептал он и целовал ее плечо, стараясь не разбудить. Но Женя спала очень крепко, видно, устала и перенервничала за день.

***10

Сашка позвонил в три часа ночи. Усольцев еле продрал глаза, выполз из постели и ушел в кухню.

– Вовка, я сделал это. Она ни черта не поняла и сразу уснула. Что теперь?

– У тебя совсем мозги в отключке? Это не всегда с первого раза может получиться. И узнаешь не завтра и не послезавтра. Так что приготовься к долгой осаде.

– А как узнать-то, получилось или нет?

– Купите тест на беременность в аптеке. Но его стоит делать кажется, дня через 2—3 после задержки у нее.

– Аа, это недели две ждать. Понял.

– Вроде и быстрый какой-то тест есть, на 6—7 день. Не знаю я точно. В инете посмотри. Ты алкоголь ей запрети и лекарства. Придумай что-нибудь. Спать я пошел, у меня завтра трудный день.

Почти неделю Сашка не звонил, а Усольцев просто погряз в работе. Засыпал почти сразу, как только ложился и обнимал Женю. Иногда желание будило его ночью, Женя не удивлялась, потому что и сама ждала этого.

В очередной раз Сашка позвонил в конце недели и сказал каким-то странным голосом:

– Вовка, кажись, получилось.

– А конкретно?

– Ну, понимаешь, ее дня два или три тошнило. Я весь извелся, но не признавался ей. Она сама что-то заподозрила. Ну, в общем, съездили и сделали анализ на какой-то там хчг.

– Хгч. И что он показал?

– Показал.

– Что именно?

– Ну, то самое.

– Боже, у тебя что, речевой аппарат свело? Ты нормально можешь говорить?

– Нет.

– Где Зоя? Дай ей телефон. Или лучше я сам к вам приеду сейчас.

Когда он вошел, Зойка сидела в кресле, обняв колени и сжавшись как от холода. Увидев Усольцева, она вскочила и прижалась к нему:

– Вовчик, я боюсь!

Он обнял ее и стал гладить по голове:

– Все будет хорошо, Заяц. Мы все очень рады, это же счастье, что ты беременна.

– Не произноси этого слова, не нравится оно мне, ужасно не нравится.

– Хорошо. Мы все счастливы, что ты ждешь ребенка.

– Да, только ты умеешь так сказать, что успокаиваешь меня.

– А разве Саша не умеет?