Текст книги "Повести"

– Макс… Я прекрасно понимаю твои чувства. Но хочу кое-что все-таки прояснить. К тому злосчастному дню мы встречались с Николь уже около месяца. И я вел себя с ней очень деликатно. Но, согласись, любая девушка могла посчитать такого слишком уж куртуазного парня просто импотентом, коим я, конечно, ни в коей мере не являюсь.

В тот день я был уверен, что она по-женски просто провоцирует меня на более решительные действия. Женщины ведь часто так играют с нами, изображают недотрог, чтобы разбудить в мужчине страсть. Но в какой-то момент я вдруг понял и ясно увидел, что Николь реально не хочет близости со мной и страшно испугана. И конечно, я отступил. Успел только крикнуть ей, когда она убегала, – «прости меня». Я много думал об этом и понял, что она просто слишком наивна и простодушна, так что ждать от нее какой-то женской продуманной игры с моей стороны было просто глупо.

Потом она не отвечала на мои звонки и написала: давай расстанемся. Макс, позволь мне увидеться с ней и все объяснить. У меня на душе до сих пор этот камень лежит. И я очень рад, что теперь она счастлива.

Какое-то время я молчал, но потом сказал:

– Ладно… в итоге ты ведь действительно вовремя остановился. Но увидеться с ней… давай не сейчас. После рождения ребенка у нее развилась повышенная тревожность, и даже пустяк может ее сильно расстроить, а тем более, такое… Я сам передам ей наш разговор. У меня нет на тебя злости, хотя не передать, сколько раз я хотел тебя убить.

Расстались мы, пожав друг другу руки, чему больше всех был рад Игорь.

***5

Мне пришлось напрячься, чтобы заставить себя рассказать Николь о встрече с Артемом.

К моему удивлению, она спокойно выслушала меня, помолчала, а потом сказала:

– Он ведь не применял ко мне совсем уж грубую силу, просто схватил за плечи и начал целовать, но не как раньше, только губы, а с языком, слишком уж откровенно. Хотя не это оттолкнуло меня, а совершенно чужеродный для меня вкус. Сейчас я даже не помню своего тогдашнего испуга, ведь я не вырывалась, не боролась с ним, просто пыталась отвернуться. Он сам отпустил меня, даже оттолкнул, когда я сказала, что пока не готова с ним переспать, потому что еще ни с кем не была близка. Он крикнул, что не может поверить в это, и что я просто провоцирую его, раскручиваю на секс. Это было как пощечина, поэтому я убежала. И даже не плакала потом, меня ошеломило это его заявление. Так вот значит, как выглядело мое искреннее к нему отношение, думала я. Так глупо было оставаться такой наивной в моем тогдашнем возрасте.

– Ты и сейчас еще крайне наивна во многом, – заметил я ей, – Слишком доверчива и открыта. И возраст тут совершенно ни при чем. Мой дедушка и в 70 лет был очень наивным, словно ребенок. Только сейчас немного повзрослел.

– Дедушка? И сколько же ему?

– Восемьдесят. Отец скоро привезет его знакомиться с тобой и Берточкой. Он долгое время жил у своего брата в Германии, пока проходил реабилитацию после операции на сердце.

– Ты мне ничего о нем не рассказывал.

– Тебе мало забот? Еще и о моем дедушке переживать хочешь?

И все-таки еще несколько дней я продолжал думать обо всем этом. Теперь к Соколову добавился еще и бывший тренер Николь, ведь она упомянула о том, что он был первым, кто поцеловал ее насильно. Я вдруг осознал, что даже ни разу не спросил ее, влюблялась ли она в школе в ровесников. Ведь ее наверняка окружало много мальчишек, которые не могли не замечать ее привлекательности.

Николь явно смутилась, когда я спросил ее об этом:

– Понимаешь… забирать меня из школы всегда приходил папа. Даже в старших классах. Все смеялись надо мной по этому поводу, ведь многие девчонки уже в 9—10 классах вовсю встречались с парнями и спали с ними напропалую. А меня родители ограждали от такого всеми силами. К тому же, с 8-го класса я серьезно увлеклась спортом и даже достигла кое-каких успехов, выиграла несколько престижных соревнований. Мне было не до мальчиков. Хотя, признаюсь, я заглядывалась на некоторых, но все они учились в более старших классах и меня совершенно не замечали, считая малолеткой. А папа провожал и встречал меня с занятий вплоть до окончания универа. Дежурил рядом на скамейке, даже когда я с девчонками в кафешке вечером тусовалась.

Пару раз ему пришлось разбираться с парнями, которые пытались меня задевать. И, знаешь, я совсем не тяготилась его опекой. Папа всегда понимал меня лучше мамы, мы с ним и сейчас отличные друзья. Мне было с ним интересно, он ведь очень глубокий начитанный человек, к тому же отличный рассказчик.

– Как он все это успевал? Он что же, не работал?

– Хорошую постоянную работу в нашем родном городе было очень трудно найти. Это после переезда ко мне поближе он устроился технологом на производство по своей основной специальности, а раньше писал учебники и платно делал курсовики студентам-технарям. Между прочим, неплохо этим зарабатывал, получше многих. Поэтому имел достаточно времени, чтобы встречать и провожать меня повсюду.

– Ты вроде говорила – сейчас твои родители оба работают на авиационно-ремонтном заводе?

– Да. Только мама в конторе, а папа на производстве. Ему повышение предлагают, но он пока думает. Не привык звезды с неба хватать, да и душевный покой с возрастом больше ценить стал. Уже вовсю готовится быть хорошим дедушкой для Берточки.

– Может, им в Питер переехать? В Гатчине квартиру продать и жить в твоей ипотечной?

– А на что жить-то? Найти работу в Питере людям за пятьдесят очень непросто. К тому же, у них обоих сейчас предпенсионный возраст и уходить с завода не резон. Хотят нормальную пенсию оформить и тогда уже думать о переезде.

– И все-таки, я опять о твоем тренере. Как ты думаешь, почему он так поступил? Ведь, как ты говорила, он очень много сил вложил в тебя, продвигая в спорте. Так почему же сам все разрушил?

Николь отвернулась. Я обнял ее:

– Прости, что спрашиваю. Но это до сих пор не дает мне покоя.

– Тогда я никому ничего не рассказала. И только, когда родители переехали в Гатчину, я объяснила им, почему поступать решила в Питере. Но сказала, что мы просто поссорились с Вадимом из-за его претензий к тому, куда именно я хочу поступать. Однако папа бурчал, что Вадим всегда считал меня чуть ли не своей собственностью. Папа частенько замечал взгляды Вадима на меня и слишком уж мелочную опеку с его стороны и говорил мне об этом. Но я не обращала на это внимания и считала в порядке вещей то, что Вадим то свою ветровку мне на плечи накинет, чтобы не мерзла, то от ветра собой защитит после пробежки, то чай принесет и поить меня начнет, как маленькую. Хотя у папы всегда термос с собой для меня имелся. Вадим даже волосы мне сам закалывал, чтобы при беге не мешали и нос мне солнцезащитным кремом мазал тоже сам. Папа не вмешивался, хотя ему очень все это не нравилось. После нашего разрыва Вадим мне много раз звонил, но я заблокировала его. И больше мы ни разу не виделись. Слышала, он женился на своей новой подопечной, но ушел из тренерства, работает просто физруком в школе.

– Он так же, как Артем, стал целовать тебя?

– Если бы только просто целовать, возможно, я простила бы его. Но он… стал срывать с меня одежду и руки мне заломил… я вырвалась и убежала из тренерской. Даже папе ничего не рассказала в тот день. Просто переоделась в раздевалке, пару ссадин на плечах кое-как запудрила и вышла к нему уже спокойная на вид. Папа ничего не заметил, а то точно бы пришиб Вадима. Мне ведь тогда еще даже 18 не исполнилось. Помню, ночью навела себе шипучий парацетамол, потому что температура у меня подскочила на нервной почве. Ведь вся моя спортивная карьера разом рухнула тогда. Но я не плакала, просто внутри у меня как будто все сгорело. Я же так верила ему как наставнику, сенсеем называла.

– И сколько ему тогда было?

– 26 или 27, точно не помню.

– Он так и живет в твоем родном городе?

– Нет, он живет в Волгограде. Я ведь туда с папой на электричке из дома на тренировки ездила. А ты что, вздумал его найти? Макс, прошу тебя, столько лет прошло….

– Не переживай, у меня и времени на это совсем нет. Хотя стоило бы его убить, а лучше под статью подвести. Но, если бы всего этого не случилось, ты бы не поехала поступать в Питер, и я бы тебя не встретил.

***6

После первой пары меня вновь позвали в деканат, где уже ждал руководитель группы по инновациям. И чего им еще от меня нужно, думал я и злился. Сегодня мы хотели собраться в клубе и обсудить уже готовый бизнес-план, пришедший по электронной почте от Артёма.

– Максим, давайте поговорим, присаживайтесь, – сказал мне руководитель проекта.

Я сел и еле заставил себя быть спокойным.

– Мы все-таки хотели бы предложить вам сделать для нас одну работу. Всего одну. Это не займет у вас много времени.

– Неужели у вас недостаточно привлеченных студентов?

– Да, конечно. Однако только вы сможете сделать это в сжатые сроки и с высоким качеством. Хотя мы не будем вас торопить, вы сможете работать в своем режиме и дома. И, конечно, это будет не бескорыстно. Но это мы обсудим не здесь. Не отказывайтесь, поверьте, это может принести вам в будущем немалые дивиденды.

Я молчал. Мне не хотелось ввязываться во все это. Но руководитель группы не отставал:

– Вот, я подготовил для вас техническое задание. Изучите его и тогда дайте ответ, там же указаны форма и размер вознаграждения.

– Могу сразу ответить – нет. Зачем ждать?

– Не спешите. Прошу вас, ознакомьтесь. Эта работа как раз для вас. Вы сделаете ее как никто, именно поэтому мы очень просим, не отказывайтесь.

Я взял у него папку и помчался на вторую пару, которая должна была начаться минут через пять. В аудитории я спрятал папку в свой рюкзак, чтобы никто ее не увидел. Один Платон это заметил.

– Так ты все-таки в деле? – спросил он.

– Не знаю. Дали изучить техзадание. Это просто разовая работа. Так что я точно не войду в сам проект.

– Понятно, – разочарованно протянул он.

– Почему ты так хочешь, чтобы я вошел туда?

– Потому что ты достоин. Кого же и звать туда, как не тебя!

– Успокойся, а то кто-нибудь услышит.

Платон оглянулся по сторонам, но все сидели от нас на некотором расстоянии, потому что он сам так выбирал для нас места, где с одной стороны находилась стена. Это чтобы я мог спокойно спать на лекциях под его прикрытием. Я опасался совсем не посещать лекции и практику, поскольку за это, несмотря на досрочную сдачу мною многих зачетов, меня могли скинуть с бюджета или даже поставить вопрос об отчислении из-за пренебрежения утвержденными правилами вуза. А ведь я поклялся Нике, что получу вузовский диплом и офицерское звание на военной кафедре. Кстати, занятия там были достаточно интересными и даже полезными для меня в плане получения новых знаний и навыков, применимых в производстве видеоигр. Хотя Николь, увидев меня на фото в форме ФКПО, чуть в обморок не упала. Пришлось даже успокоительное ей дать. Правда, потом, внимательно все разглядев, она сказала, что форма мне очень идет и в ней я совершенно неотразим. Но эта форма всегда напрягала ее, потому что являлась как бы армейским фетишем.

Папку, полученную от руководителя проекта, я открыл только дома. И первое, что впечатлило меня, была сумма вознаграждения, правда, не в числовом выражении, а общими словами. За выполнение данной задачи мне обещали 100%-ю доплату к стипендии до конца срока обучения. Я присвистнул и, подумав, решил вечером, когда Николь уснет, внимательно посмотреть техническое задание. Однако, я все же набрал номер Игоря и рассказал ему об этом.

Игорь помолчал, а потом сказал:

– Конечно, сумма немалая, но это и напрягает. Что-то тут нечисто. Если ты все же возьмёшься и сделаешь им эту работу, не возникнет ли у них какой-нибудь зацепки, чтобы и в дальнейшем принуждать тебя к нашей работе. Думаю, если не получилось мытьем, так они катаньем решили тебя завербовать. Посмотри и подумай. У нас сейчас одна тема в проекте сильно подвисла, конкретно буксует и тормозит многие решения. Думаю, они именно ее тебе и дали. Не могу, к сожалению, рассказать подробно, подписку давал. Но в общих чертах, надеюсь, ты все понял.

– В моем договоре нет ничего про подписку. Чем еще они могут в будущем меня зацепить?

– Знаешь что, а внеси-ка ты пункт туда о том, что заказчик в будущем не будет иметь прав настаивать на новых работах исполнителя, если только тот сам не согласится их делать. Если они подпишут его… ну, значит, все хорошо. По крайней мере, у них не будет ничего, чтобы как-то воздействовать на тебя в будущем.

Оставалось посмотреть техзадание. Оно действительно оказалось весьма сложным, но я знал, что оно мне по зубам, поскольку нечто похожее я уже делал в паре с одним очень сильным мастером. Мне было тогда всего 15 лет, и по совету отца я согласился поучиться у одного его подопечного. Именно тогда я и узнал, как создаются такие матрицы, которую мне предлагали сделать.

По моим прикидкам работы по ее созданию было примерно на месяц. На всякий случай в строке срок исполнения – я поставил 2 месяца, красным курсивом дописал свое условие и послал руководителю проекта. Он перезвонил мне через полчаса:

– Мы согласны. Завтра вам передадут уже подписанный договор. Подпишите его и верните нашему сотруднику первый экземпляр. После этого вам предоставят все необходимое для выполнения задания. Авансов, к сожалению, у нас не предусмотрено, так что первый платеж придет вам вместе со стипендией.

Вечером я рассказал обо всем Нике. Упомянул и разговор с Игорем.

– Но тебя ведь вовсе не денежный вопрос привлек в этом, – сказала она задумчиво, – Что, само задание настолько интересно?

Я засмеялся:

– Как же ты уже хорошо меня изучила. Ты права, там много всяких сложностей, вызывающих у меня азарт. От меня требуется создать некую обезличенную матрицу из нескольких взаимоувязанных разветвляющихся алгоритмов, применимую к различным объектам. Матрицы ведь часто используются в программировании, например в 3D-моделировании.

Когда-то я уже делал нечто подобное под руководством одного очень сильного чела. Кстати, он хвалил меня. Поэтому сейчас хочу попробовать сам, думаю, смогу. Но не волнуйся, это совершенно не изменит моего режима, я буду по-прежнему твоим любимым мальчиком, примерным мужем и папочкой для Берты. И все дела по дому продолжу делать, как и сейчас, ты будешь заниматься только ребенком.

– Как такое возможно? Да и здоровье не железное, нельзя так перегружаться.

– О чем ты? Мне и 20-ти лет еще нет, на таких, как я, пахать и пахать.

– Таких как ты нужно любить и лелеять, – улыбнулась она и прижалась ко мне, а я подумал, что если бы она только заикнулась, я бы, не задумываясь, отказался от задания.

Деньги ее вообще не волновали, распоряжаться ее ежемесячным пособием и моей стипендией она полностью предоставила мне, поскольку именно я заказывал продукты и все необходимое для дома, оплачивал коммуналку по двум квартирам и покупал по поручениям Ники все для Берточки. Конечно, Николь имела свободный доступ к моей карте и к счету, на который мой отец продолжал ежемесячно перечислять деньги, но никогда не пользовалась ими. Ничего не сказав ей, пару раз я платил с этого счета, когда мы покупали для Николь зимнюю одежду, которая влетела в копеечку. Слава богу, вертясь в красивой светлой норке перед зеркалом в примерочной и поочередно надевая еще несколько обновок, моя женушка даже не поинтересовалась стоимостью покупок. Ведь она всегда была наивной, а сейчас стала еще и беспечной, поскольку все финансовые вопросы решал я. Но это и грело мне душу, ведь Николь так радовалась жизни, что и являлось моей главной целью.

***7

Отец очень обрадовался тому, что я согласился выполнить работу для отдела инноваций. Хотя я и предупредил его, чтобы больше не строил никаких планов. Он просил меня приехать, чтобы мы могли вместе пообедать где-нибудь, но я был слишком загружен. Правда, Николь почти всю работу по дому теперь успевала сделать сама, за что я ругал ее. Она лишь улыбалась и ластилась ко мне, зная по опыту, что я совершенно не могу на нее сердиться и сразу полезу целоваться, чего она и добивалась.

Все, кто знал ее, признавали, что после рождения Берточки она просто расцвела. Я мог смотреть на нее бесконечно, настолько весь ее облик притягивал мой взгляд. И конечно, не только мой.

После родов ей трудно было выделить время на парикмахерскую, поэтому она отрастила волосы до плеч и стала выглядеть точно бабочка. Ее легкие пушистые пряди ореховых оттенков взлетали от дуновений даже слабого ветерка и плавно опускались ей на плечи, глаза ее стали более выразительными, чем раньше, потому что она перестала их подводить, ведь подводка делала их немного кукольными, а кожа щек сейчас просто светилась изнутри нежнейшим розовым светом. Даже губы ее без помады выглядели теперь более соблазнительно в своей полудетской припухлости.

Когда выражение ее лица принимало серьезное выражение, я не мог скрыть улыбку, поскольку она становилась похожа на школьницу, сдающую экзамен. В глазах ее при этом всегда прятался безотчетный страх получить двойку. А когда она радостно улыбалась, мне хотелось целовать ее до бесконечности.

Сегодня я приехал домой пораньше. Руководитель проекта все-таки договорился, и меня на 2 месяца официально освободили от практических занятий. Когда я уже припарковался, то заметил достаточно далеко от нашего подъезда машину отца и его секретаря, открывшего дверь для него. Садясь в машину, отец не заметил меня.

Дома я спросил вернувшуюся с прогулки Николь:

– Отец опять наблюдал за тобой сегодня?

– Не знаю, не видела, – сказал она, раздевая Берточку, – Как хорошо, что ты эти два месяца будешь приходить раньше. Я ведь так скучаю по тебе всегда.

– Не забывай, мне придется много работать.

– Мне достаточно видеть твою спину и твой восхитительный ёжик на голове, они меня успокаивают, – улыбнулась она, после чего занялась Берточкой, а я пошел разогревать нам обед.

Меня не отпускал вопрос, почему отец снова следил за Никой. Мы вроде бы все давно с ним решили, и несколько раз я говорил ему, чтобы он не появлялся возле дома, когда Николь гуляет с ребенком. Для общения с Берточкой я сообщал ему время, когда с ней выходил гулять я. Правда, он совершенно не умел общаться с маленькими детьми. Привозил очередную игрушку и дорогой шоколад, несмотря на то, что я много раз говорил – годовалому ребенку нельзя есть такое. Но отец всякий раз забывал это, хотя в своей работе никогда и ничего не упускал из виду.

– Ну, тогда шоколад пусть Николь съест, – отвечал он мне и доставал из кармана для Берточки печеньице и пастилки, предназначенные специально для детей до года.

Именно на шоколаде я сейчас и зациклился. Как и почему отец мог не запомнить то, что шоколад – это совсем не малышковый продукт, тем более такой дорогой и с ликером. Первый раз я решил, что он купил его вовсе не для Берточки, а для своей теперешней пассии, но потом просто забыл в кармане. Однако отец каждый раз делал вид, что вновь не помнит о запрете на такие сладости для маленьких детей и убеждал меня все-таки взять его для Николь. Хотя она сейчас не ела шоколад. Не только тот, который привозил мой отец. После родов она вообще ограничивала сладости до минимума, который составлял у нее лишь одну чайную ложку меда в день. Все остальное было под строгим запретом. Поэтому шоколад я брал с собой в универ и делился им с Платоном.

– Ничего себе, как ты роскошествуешь, – неизменно говорил мне тот. Ведь данный шоколад стоил по меньшей мере 50 долларов за двухсотграммовую плитку.

После обеда Николь ушла в детскую и прилегла рядом с кроваткой Берточки. В это время они обычно спали. Убрав со стола, я уже хотел сесть за работу, но вдруг услышал, как кто-то снаружи набрал код на двери, и она почти бесшумно открылась. Я замер и приготовился нажать тревожную кнопку, но на пороге появился отец.

Увидев меня, он сделал шаг назад, но потом все-таки вошел. Мне тут же пришло на ум, что он наверняка еще не знает о моем освобождении от практических занятий, а значит, он пришел совсем не ко мне. В этот момент из детской вышла Николь. Увидев моего отца, она застыла, не в силах сделать ни шага. Мне пришлось затолкать ее обратно в детскую и шепнуть ей, чтобы она пока не выходила, после чего я спросил у отца:

– Что ты здесь делаешь?

Он молчал и смотрел в сторону. Но лицо его приковало мой взгляд. Что-то было в нем такое…

– Зачем ты пришел? – снова спросил я.

– Не знаю, – глухо ответил он бесцветным голосом, – я уже ничего не знаю.

– Пройди и сядь, – схватил я его за руку и принудил сесть.

– Дай свой мобил, – потребовал я, – и разблокируй его.

Он разблокировал и протянул мне свой телефон. Я открыл в нем нужную папку и увидел множество фотографий Николь с ребенком. Хотя на двух мы были сняты все втроем. Там мы с Николь весело смеялись, глядя на то, как Берточка удивленно смотрит на воробья, нахально севшего ей на плечико, чтобы полакомиться сладкой булочкой у нее в руках. Оба этих фото были сделаны с достаточно близкого расстояния, так что имелась возможность хорошо рассмотреть все детали.

– Фотографии с воробьем, пожалуйста, не удаляй, – устало попросил отец.

– Когда у тебя это началось? – спросил я, внимательно глядя на него.

Он опустил голову:

– Давно уже, примерно полгода как… Все перепробовал. Но ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня.

– Это обычный трансфер. К специалисту обращался?

– Как я могу?! Я ведь весь на виду, сразу разговоры пойдут. А что такое этот трансфер?

– Психологический термин. Суть потом объясню. Давай выйдем на улицу, там поговорим.

Мы вышли. Я позвонил Мимозе, чтобы она не волновалась, а отцу сказал:

– Ты пришел без предупреждения, как вор-домушник. А если бы меня не оказалось дома? Николь страшно перепугалась бы и обязательно нажала бы тревожную кнопку, после чего прибывшие охранники скрутили бы тебя как преступника. Об этом ты не подумал?

– Мне нужно было просто ее увидеть. Я к ней и пальцем бы не прикоснулся. Просто сегодня я задержался и не успел, она уже ушла домой. И все-таки, что такое трансфер? Это болезнь?

– Если коротко и применительно к твоей ситуации, ты просто подсознательно идентифицировал себя со мной и неосознанно перенёс на себя мои предполагаемые мысли и чувства, поскольку я твой сын, а значит, самый значимый для тебя человек. Все это наверняка последствия вашего разрыва с матерью и того, что ты воспитывал меня один, стараясь восполнить мне ее отсутствие. И до сих пор пытаешься убедиться, что я счастлив в браке.

Запланируй время на неделе. Дня через три договорюсь, чтобы тебя анонимно принял психотерапевт. И в дальнейшем буду возить тебя на сеансы, так что никто ничего не узнает.

Отец опустил голову и тихо произнес:

– Спасибо, сын, что понял меня.

***8

Работать над заданием пришлось напряженно, но мне было по-настоящему интересно. А вот с отцом мне досталось порешать сразу несколько вопросов. Во-первых, он не хотел, чтобы даже его личный секретарь хоть что-то узнал о поездке к психотерапевту. Во-вторых, он никак не мог решиться на эту поездку. А главное, я смущал его тем, что так быстро определил его проблему. В этом я понимал его, но меня волновала, прежде всего, Николь, поэтому я давил на отца, и в субботу мы все-таки поехали к специалисту, которого я нашел через друзей. Разумеется, никто из них даже не догадывался, что пациентом будет мой отец.

Первый раз для встречи с доктором нам с отцом пришлось ехать аж в Ломоносов. Именно там жил и вел прием психотерапевт, которого мне порекомендовали. Однако после ознакомительной беседы мы договорились, что доктор за доплату будет приезжать в Питер и вести сеансы с отцом в одном небольшом малоизвестном отеле. Имя отца доктор не знал, мы договорились о полной анонимности.

Кстати, он побеседовал не только с отцом, но и со мной, потому что отец был крайне скован и отвечал на его вопросы с трудом. Я объяснил доктору свою точку зрения и коротко рассказал, что предшествовало возникшей у отца проблеме. Поведал даже о том, как он повел себя сразу после нашей регистрации с Николь. Конечно, никаких имен и локаций я не озвучивал.

Возвратился домой я вполне довольный. А вот Николь, уводя от меня взгляды, была все-таки напряжена.

– Ну, в чем дело? Что тебя тревожит? – тормошил я ее, однако лишь довел этим до слёз, но так ничего и не выведал. И только ночью, при выключенном свете, уже находясь в моих объятиях, она смогла рассказать мне о своих чувствах.

– Понимаешь, как только я думаю обо всем этом, меня охватывает страх. Я не могу даже представить, как он вел себя с тобой, когда ты был маленьким. И до сих пор я до конца не могу внушить самой себе, что он твой отец. Это ведь ужасно? Но весь его подтянутый и элегантный вид, его строгое лицо, тёмные волосы, совершенно не соединимы в моем мозгу с образом отца восьмилетнего тебя. Я помню ту нашу первую беседу. Мне казалось тогда, что стоит ему только пальцем шевельнуть, и потолок опустится по его приказу и раздавит меня как беспомощную мошку. Вот ты говоришь, что он оказался настолько слаб, что не может справиться с психологической проблемой. А я помню, насколько мощное отрицательное воздействие он на меня оказывал всякий раз, когда находился прямо передо мной. Я панически его боюсь.

– Что именно тебя пугает в нем? Ты боишься насилия с его стороны?

Николь снова заплакала:

– Не знаю. Наверно. Но более всего я боюсь того, что просто не посмею ему ни в чем возразить, а тем более пойти против его воли, потому что он – твой отец. Я не смогу противостоять ему и сказать, что не отдам тебя или что-то в этом роде. И именно это просто уничтожает меня, потому что без тебя я не представляю своей жизни.

– Это опять из разряда невозможности закричать, потому что это неприлично? – усмехнулся я, обнимая ее.

– Да, это проклятое пуританское воспитание! Почитание родителей и все такое.

– Я думаю, ты намного сильнее, чем сама думаешь. Если вдруг перед тобой встанет выбор – подчиниться моему отцу и потерять меня, а значит, и Берточку, ты не только закричишь, ты сама сможешь раздавить его как букашку. Но его проблема сейчас вовсе не в желании разлучить нас. Тут совсем другое. Я дам тебе почитать кое-что о психологическом трансфере. Но коротко – это подсознательная идентификация человека с кем-то, кто очень важен для него. Как бы попытка сыграть его роль и этим расшифровать для себя все непонятное в нем. Он просто до сих пор казнит себя за то, что я провел свое детство без матери. Следя за тобой, он пытался вновь и вновь убедиться, что у меня все хорошо. Ведь я с ним не слишком-то откровенен, и следить за мной ему совершенно бесполезно. А вот ты другое дело. У тебя же на лице все написано, так сказать по габитусу все понятно без слов. Но знаешь, что он мне ответил, когда я спросил его, почему он до сих пор тебе не доверяет? Он сказал – она слишком красива.

– Красива?! И поэтому он считает меня корыстной по отношению к тебе? Где логика? И как с такой логикой я могу хоть в чем-то убедить его?

– Не волнуйся, тебе совершенно не нужно его убеждать. Он пройдет курс психотерапии, и все будет нормально.

Я очень на это надеялся, потому что страхи Мимозы мучили меня не меньше, чем ее саму. Не предметом этих страхов, а самим их наличием у нее. Страхи эти отражались даже на нашем сексе. Иногда она настолько вцеплялась в меня после близости, что я только силой мог разжать ее пальцы. И плакала, хотя буквально перед этим просто уплывала от наслаждения и почти растворялась в нем. Но чем большее наслаждение она получала, тем сильнее проявлялся ее страх разъединения со мной.

Я читал, что у очень чувственных натур, таких, какой была Николь, часты страхи потерять источник их любви. И сама их любовь всегда чрезмерна по обыденным меркам. Но для меня любовь Мимозы являлась настоящим счастьем, и я всеми силами был просто обязан ее защищать, что я и делал, по очереди разбираясь с каждым, кто хоть однажды покусился на неё.

Иногда я общался с Ленкой, подругой Мимозы. Она недавно родила, поэтому у них теперь имелось множество тем для общения. Ленка втайне от подруги открывала мне многие секреты прежней жизни моей жены и давала координаты интересующих меня людей из прошлого Ники. Я пользовался Ленкиной откровенностью в этом плане, поскольку видел, что она искренне любит Николь и переживает за нее.

– Ты опять все про меня выведывал у Ленки? – спросила меня Мимоза, – Что? Поймала тебя на месте преступления? – усмехнулась она, видя, что я несколько опешил.

– Да, подловила, – признал я.

– Почему у нее? Можешь открыто спрашивать, я все тебе расскажу сама, – сказала Николь и обняла меня, – Неужели ты думаешь, что я могу что-то скрыть от тебя?

– Нет, не думаю. Просто не хотел лишний раз тебя расстраивать. Например, когда узнавал всё об Артёме. Но теперь исправлюсь, – улыбнулся я ей. Я ведь и сам много раз говорил ей:

– Не хочу, чтобы между нами были какие-либо недосказанности или секреты. Ты должна быть со мной абсолютно искренна.

– Разве я хоть что-то скрываю от тебя? Когда такое было? А вот ты многое мне недоговариваешь. Что, скажешь, не так?

– Недоговариваю, но только для твоего же спокойствия. Хотя потом все равно все тебе рассказываю. Что еще за подозрения и упреки?

– Ладно, ладно, не сердись. Я очень ценю твою заботу. Но не считай меня беспомощной во всем.

– Не считал бы, если бы ты такой не была.

– Ах так?! Тогда держись, думаешь, не смогу повалить тебя и сесть сверху?

Так начинались у нас с ней все игры, которые заканчивались только в постели.

***9

Как и обещал, психотерапевт приехал к назначенному сроку в небольшой отель, который я ему указал. Отец в этот раз по моему настоянию оделся неформально.

– Так ты будешь меньше привлекать внимание, – сказал я ему, и это убедило его.

Кстати, в этой одежде он даже выглядеть стал моложе. Ведь он всегда следил за весом, ходил в тренажерный зал и правильно питался. Глядя на него сейчас, я даже на мгновенье вспомнил, как он однажды водил меня маленького в океанариум. И держал за руку, что для него являлось почти нарушением правил. «Ты пацан и должен вырасти мужиком, так что нечего нюни распускать и всякие нежности разводить», – обычно говорил он мне. Но именно тогда, в свои восемь лет я понял для себя раз и навсегда, что он не тот сильный и уверенный мужик, за которого себя выдает. Его рука, державшая мою детскую ладонь, сказала мне всё о нём. Она была какой-то слишком уж осторожной, он словно опасался посильнее сдавить кисть моей руки. Я сам тогда покрепче сжал пальцы.

Сейчас, ожидая его в машине, я раздумывал о том, что рано стал самостоятельным, почувствовав однажды его слабость. Хотя разве сам я не был слаб, когда рядом со мной находилась Николь. Как бы я ни ерепенился и как бы ни хотел выглядеть уверенным в себе, рядом с ней я становился куском мягкой глины, из которого она могла лепить всё, что хотела. Не потому, что была сильной или волевой, наверняка эти качества имелись у нее, но до срока спали глубоко в душе. Я находился в ее полной власти по причине любви, которая поглощала меня всего без остатка.