Текст книги "Повести"

Она согласно кивнула и посильнее прижалась к нему. После этого Арсений также подтвердил сотрудницам загса, что любит Лину Браузкас и хочет на ней жениться.

Подруга Агаты показала, где им расписаться, после этого они вновь обнялись с Агатой, и женщина сказала Арсению:

– В понедельник принеси ваши паспорта, заберешь готовое свидетельство о браке, а в паспортах вам поставят штампы. Позже увидишь всю информацию на госуслугах.

Вся процедура не заняла и получаса. Когда женщины ушли, Агата достала коробочку с кольцами:

– Ну вот, теперь вы официально женаты. Но кольца пока не носите. Лина сначала должна окончить школу. Не хочется лишних вопросов и разговоров.

Арсений был с ней очень согласен в этом вопросе. А Лина спросила его:

– Ну а сейчас можно? Чужие ведь ушли. Когда женятся, всегда целуются.

Он засмеялся и нежно поцеловал ее.

– Ты наверно хотела бы белое красивое платье? – спросил он Лину, которая еле открыла глаза после его поцелуя, но бабушка сказала:

– Белое платье с фатой для Лины и костюм для тебя будут, когда приедут родители. Тогда же закажем и свадебный торт. Нам еще сообщать им обо всем, тоже ведь те еще волнения. Но, слава богу, я теперь спокойна. Скоро у них там день наступит?

– Когда в Вашингтоне 9 утра, у нас – 16 часов, – сказал Арсений.

***4

Последние две недели Арсению совсем некогда было рисовать, слишком много дел навалилось. А раньше они с Линой и на неделе, и в выходные приходили в квартиру Арсения, где он садился за мольберт. Лине он тоже поставил мольберт, хотя она больше привыкла рисовать, сидя за столом. Для нее это являлось одним из занятий по коррекции, впрочем, она просто очень любила рисовать всегда и везде. Будучи младше, она, как и все дети, разрисовывала дорогие обои в квартире и старинную мебель, даже на простынях умудрилась оставить свои художества фломастерами. Тогда еще дедушка был жив. Он никому не позволял ее ругать за это. Лина являлась его абсолютной любимицей.

Дома у Арсения Лина рисовала по часу или даже по два. Она вставала, подходила к Арсению и внимательно наблюдала за его работой. Потом садилась за свой рисунок и очень точно, хотя и несколько схематично, а вернее, стилизованно, выдавала контурную копию рисунка Арсения.

Таких копий у него накопилось много. Он часто их рассматривал и поражался цепкости визуальной памяти Лины и ее точной графике. Эти копии Лина рисовала только карандашом и не применяла цвета, в отличие от своих почти радужных рисунков, сделанных мелками, цветными грифелями или красками. В ее черно-белых карандашных копиях было что-то магическое. Арсений не мог понять, что именно, и показывал их Агате. У нее они также вызывали изумление даже как у искусствоведа, которым она проработала почти сорок лет.

– Покажи-ка их доктору, – говорила она, имея в виду психиатра, наблюдающего Лину, – Это что-то архетипичное, в стилистике древних хеттов.

Доктором они называли платного психиатра, к которому водили Лину последние три года. Агата нашла его через своих многочисленных знакомых. Он был профессором, имел награды и множество изданных работ в серьезных отечественных и зарубежных медицинских журналах по психиатрии и специализировался именно на особенных детях с отклонениями в развитии.

В диспансере Лина была прикреплена к штатному психиатру, который всегда очень внимательно читал все рекомендации, данные профессором, и вносил их в медкарту Лины. А профессор отказался от оплаты своих очень недешёвых услуг уже через месяц общения с Линой и объяснил Агате это тем, что хочет наблюдать Лину постоянно и писать о ее случае научную работу. Раз в месяц он приезжал к ним домой, чтобы наблюдать Лину в естественной для нее обстановке, проводил с ней занятия и записывал видео своих бесед с ней, фиксируя этапы ее развития. Сопровождал Лину к профессору всегда Арсений, с Агатой профессор беседовал только при встрече в его приезды или по телефону. Из-за аритмии и других проблем со здоровьем сейчас ей было трудно куда-то далеко ходить и ездить.

В телефонном разговоре с Арсением профессор заинтересовался карандашными рисунками Лины и попросил прислать еще и фото работ Арсения, с которых она рисовала копии по памяти.

– Довольно-таки неоднозначный для огульной интерпретации случай. Мне нужно проанализировать и подумать, позвоню тебе позже, когда мысли об этом у меня оформятся, – сказал ему профессор в своей манере. И Арсений представил, как мысли профессора, словно строчки из мультика, сами укладываются в строфы.

Последний раз профессор приезжал месяц назад, а Лину к нему Арсений все это время ни разу не возил из-за всех этих комиссий по тестированию в школе перед выпускным. А теперь еще Арсений переживал, что скажет ему профессор насчет регистрации брака с Линой. Ведь, будучи тьютором, Арсений раз и навсегда взял на себя моральные обязательства перед ней, как перед своей подопечной, защищать ее психику от любых неблагоприятных воздействий и сопровождать Лину повсюду для обеспечения ее комфортного взаимодействия с внешним миром и окружающими людьми.

Конечно, он сразу согласился жениться на ней, поскольку давно был не просто влюблен, а очень сильно любил ее. Но все равно уцепился, как за соломинку, за то обстоятельство, что их брак стал реальной защитой Лины от необходимости родителям увезти ее в Штаты из-за плохого здоровья Агаты Петровны. Вернуться в Россию они пока не имели возможности, поскольку были включены в правительственный американо-российский проект, по причине чего их контракт продлили еще на три года. А ведь переезд в Штаты, в иную языковую среду, мог очень негативно сказаться на Лине. Родители это понимали, но, если бы Арсений остался работать в школе и не смог бы дальше быть персональным тьютором Лины, другого выхода у них бы не имелось. Доверить ее кому-то другому, кроме Арсения, было просто нереально. Она никого другого не подпустила бы к себе.

Сегодня Агата договорилась с дочерью пообщаться по скайпу. Перед этим она предупредила Арсения, что сначала все сообщит дочери и зятю сама.

Арсений увел Лину в комнату, где они спали вместе уже две ночи. Обняв ее, он спросил:

– Что ты скажешь маме и папе о нас?

– Скажу, что люблю тебя больше всех, и не хочу ни в какую Америку!

Какое-то время они сидели в обнимку, Арсений целовал Лину в макушку и слышал, как спокойно стучит ее сердце. Ему хотелось спрятать ее ото всех, но приходилось ждать, чем все это обернется. Он очень боялся негативной реакции родителей.

Наконец он услышал звук включения скайпа, потом голос Агаты и еще, наверно, голоса родителей Лины. Агата еще что-то сказала, а потом все смолкло. Арсений удивился и напрягся, как перед рывком, словно предстояло сцепиться с врагом, защищая Лину. Но тут Агата крикнула им:

– Ребятки! Идите, идите сюда!

Он вздохнул поглубже и, решительно взяв Лину за руку, вышел с ней из комнаты. Агата сидела перед ноутбуком и плакала. Она помахала Арсению и Лине рукой, призывая их подойти ближе. Арсений увидел на экране какие-то волосы, потом понял, что это наклоненная вперед голова, и услышал заэкранные всхлипывания усиленные микрофоном.

– Они рады, рады, – еле смогла сказать Агата, вытирая слёзы, обильно текущие у нее по щекам. Тем временем на экране появилось заплаканное лицо – это была мать Лины:

– Линочка, родная! Арсений! Спасибо!

– За что? – растерялся он, – Я ведь давно люблю Лину. По-настоящему люблю. Понимаете?! Поэтому не нужно меня благодарить.

– Спасибо за Лину и за счастье, которое…, которое ты нам дал. Таня! Таня! Иди, поговори с сыном! – услышал Арсений и через несколько секунд увидел на экране мать.

– Ну, просто озеро из слёз развели, – вмешался отец Лины, заглянувший в экран, – Привет, Сеня. Ты всегда был молодцом, настоящий мужик! Только тебе я и мог бы Линочку доверить. Дочка, как ты?

– Я ни в какую Америку не поеду! – напряженно заявила Лина, – Арсений теперь мой муж! И я его сильно-сильно люблю!

– Ну, всё, – сказал, смеясь, отец Лины, – Уже не озеро, а целое море слёз разлилось!

***5

Для Лины наконец-то наступил долгожданный день. Сегодня на выпускном утреннике ей должны были вручить свидетельство об окончании школы. Ведь в специализированных школах ученикам не положены аттестаты с отметками. Все успехи и неудачи ученика молчаливо фиксируются в его личном деле, копию которого передают опекуну, попечителю или родителям.

Лина внимательно проследила за тем, как бабушка получила копию ее личного дела, и теперь ждала только торжественной части и вручения долгожданных «корочек». Арсений стоял рядом с Линой и поглядывал, чтобы ее никто случайно не толкнул, потому что на торжественной линейке присутствовало достаточно много народу помимо учеников – и родители, и гости, и те же тьюторы, а также учителя и ассистенты. Последними часто работали волонтеры из благотворительных организаций или даже кто-то из родственников учащихся здесь детей.

Вечером накануне Лина сказала бабушке:

– Не забудь, ты обещала, как только я получу свидетельство.

Агата очень удивилась:

– Но вы ведь уже расписались?

– Ты должна дать свое согласие Арсению.

– Согласие на что?

– На то, чтобы я по-настоящему стала его женой.

Агата, опешив, села на стул. Значит, Арсений свалил на Агату всю «ответственность» перед Линой за свое решение подождать до получения свидетельства? Сам он не затрагивал эту деликатную тему с бабушкой, уважая ее возраст и моральные принципы.

Вот же хитрец, подумала Агата и усмехнулась, хотя формально Лина права, пока у меня на руках нет официального свидетельства об окончании школы, именно я как доверенное лицо её родителей остаюсь за нее ответственной.

А Лина, после того, как они с Арсением расписались, но он отложил секс с ней до выпускного, вполне уяснила для себя, что никакие росписи и бумажки не имеют реального веса в любви. Даже паспорт, в котором стоял штамп. Ночью в постели ей сейчас доставались только объятия и поцелуи Арсения, от которых у нее все в животе сжималось и трепетало. Правду пишут, что любить это очень сладко, думала она, если даже просто целоваться так классно.

Сейчас Лине хотелось держать Арсения за руку, но он шепнул ей, что на людях пока нельзя. Ни за руку, ни обниматься, а тем более, целоваться. Так что оставалось только дождаться свидетельства.

Наконец-то началась торжественная часть. Директриса вышла вперед и сказала много трогательных слов, от которых плакали родители, но которые почти ничем не задели выпускников. Каждый из них по той или иной причине хотел скорее покинуть школу и обрести свободу. Лина знала шестерых ребят, которые уже почти прошли подготовительную профессиональную практику и вот-вот должны были начать работать в одной успешной мастерской для людей с ограниченными возможностями. Далеко не у каждого ребенка даже в этой, платной элитной школе, имелись настолько обеспеченные родители, чтобы после совершеннолетия жить дома на всем готовом. И поэтому обрести специальность и постоянную неплохо оплачиваемую работу являлось большой удачей. А дети с проблемами в развитии, родители которых имеют по-настоящему приличные доходы, не посещают даже элитных школ, им нанимают индивидуальных преподавателей и не оформляют инвалидность, поскольку с обеспеченными родителями мизерная пенсия и прочие социальные льготы совершенно не нужны.

Лине повезло, Арсений был для нее не только тьютором, но и самым что ни на есть индивидуальным преподавателем по всем школьным предметам. Теперь она ждала от него жизненных уроков и прежде всего уроков любви.

Лина знала почти всех выпускников, кого-то лучше, кого-то хуже. Но по-настоящему дружила только со своими четырьмя мальчиками, которые плакали, провожая ее после линейки. Всем четверым предстояло продолжить учебу на год, а может и на два. Лина, обнимая их на прощанье, обещала приходить к ним вместе с Арсением. Она по своему обыкновению поцеловала каждого из них в щечку, но Даня, мальчик с расстройством аутистического спектра, неожиданно в ответ поцеловал ее в губы. Лина испуганно посмотрела на Арсения, но он улыбнулся и сказал:

– Все нормально, вы же друзья.

Когда они уже возвращались домой, Агата заметила, что Лина дрожит.

– Ты замерзла? Ведь теплынь на улице, ты не заболела случайно? – удивилась бабушка. Арсений накинул на плечи Лины свою джинсовую куртку и наконец-то взял Лину за руку:

– Все нормально, бадушка, – сказал он Агате, – Лина просто растрогана прощанием со своими друзьями.

– Да, растрогана, – сказала Лина.

Хотя на самом деле Арсений прекрасно видел, что причиной ее состояния было свидетельство об окончании школы, которого она так ждала. Дрожь ее являлась разрядкой после напряженного ожидания. Его тревожило это, ведь она давно так не нервничала, даже на вопрос бабушки не ответила. Но Агата, наверно, все поняла, потому что больше не спрашивала ни о чем.

По приходу домой бабушка сразу же занялась праздничным обедом, для чего все заранее приготовила еще со вчерашнего вечера. Арсений же завел Лину в их комнату, усадил, а сам сел перед ней на полу и взял ее руки в свои:

– Лина, девочка моя, пожалуйста, успокойся. Я знаю, что тебе не нравятся запреты и ограничения, но это правила общества, в котором мы живем. Однако с сегодняшнего дня мы можем больше не скрывать того, что поженились, и что мы любим друг друга. Даже кольца можем надеть и не снимать.

– Правда?

– Конечно! Как только пообедаем, закроемся здесь и будем делать всё, что захотим.

В это время Агата позвала их к столу. Лина внимательно посмотрела на него и сказала:

– Смотри, ты обещал.

Глядя на ее серьезное юное лицо, он едва смог скрыть улыбку, потому что знал, что ее совсем не кольца интересуют.

***6

К обеду Агата поставила даже бутылку дорогого вина.

– Сегодня можно, такой день! – сказала она и налила в фужеры темно-вишнёвый напиток, но вместо тоста за окончание школы сказала:

– За вас, ребятки! Будьте счастливы!

Вино оказалось очень вкусным и легким, но Лина лишь пригубила его и к обеду едва притронулась.

– Почему ты так мало съела? – спросила Агата, – Да и ты, Арсений! Неужели не вкусно? Я старалась.

– Нет-нет, все просто замечательно, – воскликнул Арсений и взглянул на молчавшую Лину, – Но можно мы кое-что возьмём к себе в комнату? Посидим в креслах, телевизор посмотрим… Слишком много волнений сегодня было, Лина устала.

Агата встрепенулась:

– Конечно, конечно! Сегодня ваш день. Так будет лучше, отдыхайте.

Ну, слава богу, подумал Арсений, бабушка вроде не обиделась. Хорошо, что она всё понимает без лишних слов.

Конечно, Агата всё видела и понимала. Ведь Лина за столом не произнесла ни слова и сидела, словно на официальном приеме, прямая как струна. У Агаты сдавливало сердце. Лина выглядела так, будто переступила некий порог и распрощалась с детством.

– Спасибо, бадушка, – всё-таки сказала она и поцеловала Агату в щеку, прежде чем уйти в комнату. Арсений и Агата переглянулись и стали собирать закуски на поднос, который Арсений потом унес вместе с вином и фужерами в комнату к ним с Линой.

Комната эта была самой особенной в огромной пятикомнатной дедовской квартире. Начать с того, что у нее имелся выход на балкон со старинными колоннами и лепниной. Правда, дом Арсения находился на другой стороне, там, где теснились такие же кирпичные шести-этажки более поздней постройки. Балкон дедовской квартиры выходил на тенистый сквер с высоченными разросшимися деревьями и кустами сирени, сквозь ветви которых летом из-за густой листвы было трудно разглядеть, что там внизу. Раньше дедушка надежно натягивал сетку и закреплял ее на колоннах балкона сверху и снизу. Это чтобы неугомонная маленькая Лина не выпала с него. Но и сейчас, без сетки, Арсений всегда оказывался рядом, если Лина хотела насладиться видом цветущей сирени. Он все равно опасался, несмотря на достаточно высокое ограждение балкона, ведь очень любопытная Лина могла быть просто неосторожной.

Комната выглядела очень современно, родители Лины старались, чтобы у дочери имелось всё необходимое и самое лучшее вплоть до дорогого компьютера с огромным экраном. И Лина ощущала ее как своё неприкосновенное пространство, потому что, когда ей исполнилось 10 лет, дедушка собственноручно поставил на её дверь изнутри защёлку, чтобы она могла закрываться ото всех. Правда, бабушка умела хитроумным способом открывать эту защелку, находясь снаружи, но воспользовалась этим умением всего один раз, после того, как Лина долго не отзывалась, издав какой-то странный звук. Когда бабушка открыла дверь, Лина лежала на полу без сознания.

У нее случались обмороки, но крайне редко и только от сильного стресса или переживаний. В тот раз она потеряла сознание, узнав по телефону от Арсения, что он срочно уехал на неделю по каким-то своим делам. Ей в то время только-только исполнилось 13 лет. Тогда уже дедушки больше не было на свете, и родители давно находились в Штатах. Агата, оставшись одна с Линой, думала, что не выдержит. Но выдержала. Правда, после этого у нее развилась мерцательная аритмия, которая чуть не убила Агату, если бы Арсений вовремя не забил тревогу и не вынудил ее пройти обследование и начать лечение.

Когда Арсений вошел, Лина сидела на кровати, обхватив колени руками. По телевизору показывали новости. Она внимательно следила за тем, как Арсений выставил закуски и вино на журнальный столик и подвинул его ближе к ней:

– Малыш, съешь что-нибудь, – предложил он, но Лина отрицательно мотнула головой и протянула к нему свои тонкие руки. Сердце его забилось сильнее, он постарался успокоиться, однако, стоило ему обнять ее, о спокойствии речи уже не могло идти, он лишь пытался хоть немного сдерживаться, правда, это удавалось ему с большим трудом.

– Ты знаешь, что первый раз будет немного больно? Ты готова к этому? – спрашивал он Лину между поцелуями.

– Я читала об этом, – сказала она, притягивая его к себе, чтобы он продолжал ее целовать. Арсений раздевал ее практически на ощупь, потому что она не отпускала его, обнимая за шею.

– Подожди, подожди, нужно ведь снять одежду, если мы хотим сделать это, – пытался он говорить ей, но она то и дело перекрывала ему дыхание своими неумелыми поцелуями.

Однако, как только он увидел ее стройное гибкое тело, то уже не смог оставаться разумным и припал губами к ее нежной груди, а Лина, закрыв глаза, выгнулась ему навстречу. Он слышал, как часто она дышит, и от возбуждения едва смог нащупать спрятанные в изголовье презервативы. Первый раз нужно медленно, твердил себе Арсений, но Лина не отпускала его и шептала:

– Еще, еще, еще…

Когда он пришел в себя, она мирно спала. Она всегда очень быстро засыпала. Ее тёмные волосы, с каштановым отливом, выскользнув из-под заколок, обильно струились вниз по подушке. Он погладил их, они всегда так нравились ему, такие густые, шелковистые и длинные, почти до пояса. Бабушка туго их заплетала, укладывала и закалывала в строгую улитку, чтобы голова Лины оставалась опрятной хотя бы до конца уроков. А Арсений, когда причесывал Лину, умел только стягивать их сверху резинкой в хвост, который потом просто заплетал в косу и скреплял внизу второй резинкой. С некоторых пор Лина прекрасно умела сама причесываться и заплетать волосы, но всегда просила, чтобы по утрам это делал Арсений.

Глянув на часы, он понял, что прошёл уже час, как они ушли из кухни. Он склонился над Линой, разглядывая ее спящую. Ее длиннющие ресницы подрагивали во сне, а губы слегка причмокивали, что вызвало у него улыбку. Он хотел ее поцеловать, но побоялся разбудить. Откинувшись на подушку, он решил все обдумать, ведь в этот первый раз его многое удивило.

То, что Лина не ощутила боли, вполне можно было объяснить возбуждением, которое она подавляла все эти дни. Он ведь чувствовал это, когда целовал ее предыдущие ночи. Его удивило совсем другое – волны наслаждения, которые шли по ее телу и которые он отчетливо ощущал, длились достаточно продолжительное время. Он даже сказал бы, слишком продолжительное. Все ее тело словно стало такой волной. После коротких спазмов, которые он почувствовал внутри нее в самом конце, она слегка выгнулась, а потом плавно расслабилась, и он уже думал, что на этом всё. Но когда он без сил лег рядом с ней и взял ее за руку, она прижалась к нему и с закрытыми глазами вдруг продолжила непроизвольно выгибаться и очень тихо чувственно стонать, то замолкая, то повторяя вновь. Было очевидно, что в такие моменты ей невыразимо хорошо. Совсем затихла она лишь через несколько минут, но он, обнимая ее, все-таки продолжал ощущать, как по телу ее идет нечто вроде слабых затухающих приливов.

Неужели она испытала сейчас так называемый множественный оргазм, подумал Арсений. Как такое возможно после первого секса у юной девочки? И не навредит ли ей это? Я ведь про такое нигде не читал и толком ничего не знаю.

Он приподнялся и увидел бледные следы сукровицы на простыне. Все-таки ей наверняка было больно, решил он. Тогда на сегодня всё, больше ничего нельзя, нужен перерыв.

Арсений вышел в ванную, принял душ и вернулся. Лина все еще спала. Он сел за компьютер и стал искать ответы на свои вопросы в интернете.

Лина проспала почти три часа, что совсем на нее не походило. Но Арсений радовался тому, что она хорошо выспалась, сон всегда шёл ей на пользу. За это время он нашел в инете много информации по интересующему его вопросу, и в двух или трех серьезных источниках прочитал, что для юной девочки первые сильные и слишком длительные сладостные ощущения после секса могут стать причиной перевозбуждения, но собственно для физического женского здоровья они весьма благотворны. И вообще после прочтения множества статей на эти темы он теперь стал почти экспертом в данной области, поскольку узнал, что даже множественный оргазм имеет разновидности, бывает последовательный, а бывает серийный.

Оставалось понаблюдать за поведением Лины и ее самочувствием после пробуждения, поскольку волновали и пугали Арсения в первую очередь проблемы с ее нервной системой.

– Асени, Асени! – вдруг услышал он и повернулся к Лине от компьютера.

– Лина так любит Арсения, Лине так хорошо!

У него отлегло от сердца.

– Почему опять говоришь о себе в третьем лице? Ну-ка скажи правильно, – едва смог он спрятать свою счастливую улыбку.

– Хорошо, хорошо! Я люблю Арсения! И очень хочу есть!

– Тогда пойдем снова обедать, – рассмеялся он.

***7

Арсений всегда поправлял Лину, когда она говорила о себе в третьем лице, не обращая внимания на то, что и о нем она говорила так же. Все дело в том, что только принятие себя в первом лице может служить надежным свидетельством реального самоосознания ребенка.

Психологи-эксперты оценивали уровень самоосознания Лины как весьма высокий, но она часто забывалась и говорила о себе по-детски – она, Лина. Хотя поклонниками данного риторического приема в своё время являлись еще Гомер и Юлий Цезарь, часто говорившие о себе – Гомер решил, Цезарь повелевает. Но Арсений настойчиво пытался отучить Лину от данной привычки, поскольку последняя обращала на себя внимание других людей, которые могли сделать неправильные выводы об уровне развития Лины. А этот уровень у нее к окончанию школы вплотную приблизился к норме. Комиссией даже было рекомендовано ей пройти тесты по предметам общеобразовательной школы. Но бабушка и Арсений пока очень сомневались в целесообразности этого сейчас и отложили данное мероприятие из-за планируемой поездки к морю на осень.

Лина после сна веселилась и ела с аппетитом. Даже вина целый фужер выпила, по причине чего раскраснелась.

– Хватит, хватит, – пыталась остановить ее Агата, но улыбка не сходила с ее лица, так радостно было видеть ей такую Лину – веселую и полную жизни. Арсений также очень радовался, особенно тому, что Лина ела с аппетитом и шутливо пародировала дикторов по телевизору. Ее таланты в актерстве отмечали даже преподаватели.

Но сейчас Арсений не мог на нее наглядеться, настолько она была красивой. Порозовевшие щеки лишь подчеркивали глубокое мерцание ее темных и блестящих, как вишни, глаз, а губы в улыбке приоткрывали прекрасные ровные зубки. Мало кто в школе мог похвастать такими, многие дети там носили брекеты и даже те, кто выпустился в этом году. Но более всего притягивали взгляд ее очень длинные ресницы и шелковистые густые волосы, сейчас, после сна, небрежно завязанные простой лентой сзади в толстенный жгут. Некоторая их часть, выбившаяся из жгута, обрамляла ее лицо мягкими тёмными волнами, на фоне которых оно казалось еще светлее и нежнее.

– Правда ведь, она у нас просто красавица? – то и дело спрашивала немного захмелевшая Агата, – Это же не потому, что я как бабушка необъективна?

– Она красавица, и я её обожаю, – счастливо смеялся Арсений, со спины обнимая бабушку за плечи, пока Лина кружилась под звуки вальса из телевизора.

Между тем позвонил профессор:

– Арсений, с этими рисунками Лины не все так просто. Мне бы нужно пообщаться с ней и задать некоторые вопросы. Наверное, приеду к вам через день. Можно?

– Прекрасно! Будем ждать, – ответил весело Арсений, – А то у меня также накопились вопросы к вам.

– Смотрю, у тебя хорошее настроение?

– Очень! Сегодня у Лины был выпускной. А сейчас она тут пародирует дикторов, так мы с Агатой Петровной от смеха животы надорвали.

– Вот как? Что ж, поздравляю вас всех и до встречи. Надеюсь, мне Лина тоже свои таланты в этом покажет. Привезу также и заключение для мсэ.

После обеда Арсений решил прогуляться с Линой, подышать с ней свежим воздухом. Конечно, они пошли к озеру, которое находилось сразу за соседним парком. Дедушка всегда водил туда маленькую Лину, и там они кормили уток и чаек, прилетавших с Невы. Сегодня Лина сама вела Арсения по тому маршруту, по которому когда-то гуляла с дедушкой. Арсений постоянно заставлял ее самостоятельно ориентироваться. Хотя все вокруг уже несколько изменилось со времен дедушки, но Лина все равно ощущала себя ребенком, ей хотелось прыгать и бегать, что она и делала. Арсению то и дело приходилось ее догонять, а она весело смеялась, прячась от него за кустами чубушника. Вокруг всё по-майски цвело и благоухало, поэтому домой они вернулись только, когда уже начало смеркаться. Бабушка к их приходу заварила травяной чай, и все втроем они уселись в гостиной пить его и смотреть телевизор.

Агата так радовалась уюту, который создавался такими семейными посиделками, ведь Арсений уже много лет являлся практически членом их семьи. Но раньше он не позволял себе смотреть на Лину с такой любовью, не мог так нежно ее обнимать и целовать, пока бабушка отвернулась. Хотя она всё прекрасно видела, слишком много зеркал было в гостиной. Даже застекленные дверцы книжных шкафов отражали поцелуи влюбленных. И сердце бабушки плавилось от их любви.

– Жаль, дед не дожил до сегодняшнего дня. Хотя он всегда верил, что Лина хорошо окончит школу и в жизни будет счастлива, – сказала она.

Вино все-таки сделало свое дело – через час бабушка задремала прямо в кресле. А Лина потянула Арсения за собой к ним в комнату.

– Ты снова хочешь этого? – спросил он, внимательно глядя на нее, – Я видел сукровицу на простыне. Тебе нужен перерыв. Давай сделаем это завтра, а сегодня просто полежим и посмотрим фильм.

Слава богу, она сразу же согласилась, и по всему было видно, что нисколько не переживала. Это очень порадовало Арсения, потому что он боялся, что придется ей отказывать и этим расстраивать ее.

– Но скажи, теперь я по-настоящему твоя жена? – спросила Лина, обнимая его. Ее вопрос удивил Арсения:

– Конечно! – ответил он, – Мы же расписались с тобой и тогда уже стали супругами.

– Нет, не стали. Ты ведь ждал моего свидетельства об окончании школы. Я знаю почему.

– Почему?

– Потому что без него бабушка оставалась моим опекуном.

– Не опекуном, и даже не попечителем. Ее опекунство закончилось в момент исполнения тебе 14-ти лет. Потом по закону она стала твоим попечителем вплоть до 18-ти лет. Но пока ты продолжала учиться, твоим родителям пришлось оформить на нее доверенность, чтобы она оставалась ответственной за тебя до окончания школы. Однако ты прекрасно сориентировалась во всем этом. Твое логическое мышление очень радует меня. Ты стала по-настоящему взрослой.

Лина весело засмеялась и положила голову ему на плечо:

– Как же хорошо любить тебя, Арсений. Ты самый лучший!

Арсений был удовлетворен тем, что Лина смогла выстроить очередную причинно-следственную цепочку. Конечно, всё потому, что память ее сохраняла практически все, относящееся к жизни их троих. Любое замечание бабушки, любые слова Арсения. Обдумав их на досуге, Лина делала для себя выводы. Получение свидетельства об окончании школы задевало ее жизненный интерес, поскольку открывало возможность соединения с Арсением не формально, а по-настоящему. Ее не убедили ни свидетельство о браке, ни штампы в паспортах, она безошибочно выбрала главный документ, решавший интересующую ее проблему.

Однако хитрость ее не остановилась на этом. Рано Арсений радовался ее покладистости по поводу того, чтобы перенести секс на завтра. Она слишком хорошо знала, что за внешней мягкостью Арсений бывал очень настойчивым, когда что-то решил. Поэтому действовала обходным путем. Точно так же, как в детстве закрывала дверь в кухню, чтобы бабушка из гостиной не увидела, как Лина ворует надежно спрятанные от нее конфеты. Арсений прекрасно это понимал и видел, но ничего не мог с собой поделать. Ластясь, она так нежно приникала к нему всем телом, что он уже не владел собой:

– Лина, тебе ведь было больно. Нужно сделать перерыв… что ж ты со мной творишь…

Она вновь не отпускала его, обняв за шею, и шептала:

– Ещё, ещё, ещё…

И Арсений не мог сопротивляться, желание накрывало его с головой.

***8

Арсений проснулся, услышав звон посуды в кухне. Наверно, бабушка разгружает посудомоечную машину, подумал он. Но, прислушавшись, понял, что это не бабушка, а Лина. Бабушка делала это всегда несколько хаотично, а еще из-за слабости она звякала столовыми приборами более часто, чем внучка. А у Лины в голове всегда словно имелась какая-то строгая система во всем, даже в этом. Арсений мог безошибочно сказать, кто из них загружал или разгружал посудомойку, потому что каждая из них посуду раскладывала по-своему.

– Почему не разбудила меня? Я бы сам все сделал, – сказал он, обняв Лину со спины. Она засмеялась:

– Асени, ты проснулся? Захотела помочь. В кино всегда это делают жены.

Он посмотрел на ее тонкие длинные пальцы и сказал:

– Неправда. Любящие мужья в кино тоже встречаются.

Отстранив ее, он завершил разгрузку посуды и отправился бриться и умываться. Когда он уже вытирал лицо, Лина проскользнула к нему и поцеловала в губы.