Текст книги "Повести"

– Нет. Просто знакомый, – ответил Усольцев.

– Почему вы ничего не сказали Жене о состоянии отца, когда требовали у нее код от сейфа?

– Пугать не хотела! Она же папина дочка, в обморок легко могла шлёпнуться от таких новостей.

– Вы синяк ей на запястье оставили.

– Ну, простите, не рассчитала. Эта пацанка меня терпеть не может, укусить норовила. А что я ей сделала? Всего лишь замуж за ее отца вышла, причем по большой любви.

Сашка все это время стоял в прихожей, и когда Женя вышла из комнаты с дорожной сумкой, все трое они покинули квартиру.

Зоя за время Сашкиного отсутствия раза три уже звонила. Потом, когда он уехал к ней, она позвонила брату:

– Вовчик, что у тебя случилось?

– Заяц, давай завтра. Мы устали, и я сегодня не один.

– Да знаю, знаю. Выручаешь кого-то. А что за девочка? Красивая?

– Слушай, – сказал он и закрылся у себя, чтобы Женя не услышала, – Вот если мужчина намного старше, это сильно критично для отношений? Конечно, старики сплошь и рядом на молоденьких женятся. И даже 20—30 лет разницы их не смущает. Ну а если не старик, а такой как я? И разница намного меньше, как ты считаешь?

– Вовчик, ты что, влюбился? Я должна знать! Кто она?!

– Ты про возраст мне ответь, об остальном мы с тобой завтра поговорим.

– По мне так ничто не имеет значения, если двое любят друг друга. Сашка тоже старше меня на 7 лет и ничего! Но поклянись, что сначала все мне расскажешь, и никаких движений не будешь делать.

– Не буду, успокойся. Сашку жди.

Женя тем временем устроилась в гостевой комнате и вышла в гостиную.

– Ты голодная наверно? – спросил Усольцев и показал наборы еды в холодильнике.

– Я бы чаю выпила, – сказала она скромно.

Пока он ел, изредка поглядывал на нее:

– Об отце волнуешься?

– Да. Но его помощник обещал позвонить. Пока прислал только смс, написал, что состояние стабилизировалось.

– Хочешь, успокоительное тебе дам, чтобы уснуть было легче? Тебе ведь завтра на учебу.

– Я усну. Сильно устала от всего этого. Как мне вас благодарить?

– Давай на» ты»? Или я слишком стар для тебя?

– Давно хочу на «ты», стеснялась просто.

– Хорошо, значит, решили.

– Володя, ты один живешь?

– Да. Сестра иногда ночует, но теперь уже редко.

– Большая квартира, уютная.

– Ты хорошо устроилась?

– Да, очень удобно, кровать широкая. Мне хочется тебя отблагодарить за помощь. Просто, по-человечески. Можно?

Усольцев удивился, но сказал:

– Если так уж хочешь…

Она встала и обняла его, сидящего к ней лицом, за шею, поцеловала в щеку и сказала:

– Спасибо!

Усольцев опешил и едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Он совершенно не ожидал такого детского проявления благодарности.

Она действительно заснула почти сразу. Он заглянул, выключил прикроватную лампу и прикрыл ее дверь плотнее, чтобы звуки телевизора не проникали к ней. Сам он решил посмотреть перед сном новости.

Господи, пива ни разу не пила, поблагодарила, как пятилетний ребенок, мачеху хотела укусить… Но если она учится в институте, ей уже явно больше 17—18 лет. Он достал из ее сумки паспорт. Жене, как оказалось, уже исполнилось 20. Не ахти как много, но тем не менее. По крайней мере, совершеннолетняя, и то слава богу. Себя в 20 лет он помнил вполне взрослым парнем, намного более серьезным в некоторых вещах, чем был сейчас. Конечно, они в то время резвились вовсю, но он неуклонно шёл к своей цели. Тогда он хотел стать дипломатом. Потом передумал и поменял специализацию и даже факультет, на котором учился.

Вдруг из гостевой комнаты послышались какие-то звуки. Он заглянул туда.

– Ты снова плачешь?

– Да, простите… прости, Володя. Просто мне стало опять так страшно. С папой ведь все очень серьезно. А кроме него я никому не нужна.

Он сел к ней на кровать сбоку:

– Как я понял, у тебя ведь и родная мать есть? А еще тётя, ну та, Ольга Петровна.

– Родная мать, да. Но у нее давно другая семья и двое маленьких детей. Я для нее всегда была отрезанным ломтём. А тётя… вряд ли в случае чего она поможет мне. Родственники вообще считают папу денежным мешком, поэтому недолюбливают. Ведь он никому из них не дарил шикарных подарков, ни разу не оплатил поездок на курорты и машин не покупал. Давал деньги только на лечение, да и то строго по счетам больницы.

– Не плачь. Если тебе страшно, можешь пожить у меня.

– Почему ты так добр ко мне? Тебе, правда, меня жаль?

– Люди должны помогать друг другу в трудные времена.

– А я… я сама нравлюсь тебе? Ты вот мне очень понравился, сразу, еще тогда, первый раз в магазине. Я ведь потом ждала тебя.

– Женя… ты слишком молода. Мне 33 года…

– И что?

– И что? Для тебя это ничего не значит?

– Нет. Мне никто еще так не нравился, как ты.

– Понимаешь… в 20 лет такое бывает. В твоем возрасте слишком сильны романтические фантазии. А я обычный, на работе прагматичный чиновник, дома педантичный холостяк. Привык жить один, мне уже трудновато менять привычки. Хотя, конечно, я еще не так стар, но после 30-ти люди все-таки уже ощущают себя достаточно зрелыми.

– Значит, я не понравилась тебе…, – обреченно сказала Женя.

– Понравилась, но я не думал об этом в том смысле, чтобы… Я даже считал, что тебе всего 18 лет.

– А если я поживу у тебя, вдруг ты разглядишь меня? Я все умею по дому делать. И готовить умею. Хотя, вовсе не это нужно, чтобы нравиться. Ну, хочешь, я могу макияж и прически, и маникюр…

– Погоди, погоди. Вот ты поблагодарила меня сегодня. Даже поцеловала в щечку. А по-настоящему смогла бы? Правда, я сейчас небрит…

Но она не дослушала, накинулась на него, обняла и впилась ему в губы. Совершенно неумело. Наверняка, никогда еще так не целовалась, только в кино видела. Усольцев на мгновение опешил, но обнял ее и поцеловал по-настоящему. И вновь увидел ее совершенно непостижимый распахнутый взгляд. Она смотрела на него с полным восторгом. А он подумал, что не должен продолжать, потому что желание уже стало овладевать им.

– Давай-ка спать. Завтра рано вставать, – строго сказал он, уложил ее и укрыл.

– Можно, я буду тебя Вова называть?

– Можно, но только наедине. При других нельзя.

– Хорошо, хорошо.

Она закрыла глаза, он выключил свет и вышел, прикрыв дверь снаружи. Но некоторое время не мог отойти. Стоял и был не в силах сделать ни шага. Вдруг дверь открылась и босая, в ночнушке, Женя прижалась к нему. Он подхватил ее на руки и снова отнес в постель, где стал целовать, ощущая сильнейшие волны желания.

– Женя… нам нельзя. Пойми, я взрослый мужчина, я не могу просто так, мне трудно сдерживаться…

Но она не слушала и не отпускала его голову, вынуждая снова впиваться в нее губами. Он улавливал какой-то детский запах, как будто яблоко надкусил. Но все-таки, его влекло вовсе не это, а нечто более сильное. Руки его сами прижимали ее тело к нему, он ощущал гладкость кожи ее спины и, спустившись ниже, с силой притягивал ее к себе. Наверняка она ощущала, как он возбужден.

– Ты ведь еще не была с мужчиной? – шептал он ей.

– Не была. Ты мой мужчина! Я люблю тебя и хочу! Хочу!

Он лихорадочно вспоминал всё, что знал по этому вопросу, но решил, что нужно быть просто осторожным и, главное, постараться не спешить.

Всю ночь она не отпускала его и, стоило ему пошевелиться, сжимала его руку, крепко ухватившись за нее. При том, что вроде бы крепко спала. И только под утро он смог освободиться, встал и пошел в душ. Но она тут же нарисовалась, и они целовались уже в душе некоторое время.

– Мне на работу, а тебе на учебу. И позвони помощнику отца, – напомнил он ей.

– Не знаю, как выдержу этот день без тебя, – сказала она. В голосе ее он не услышал кокетливых или притворно-капризных нот, как бывало с его прежними. Женя сказала это так, словно грудь ее сдавливал груз.

– Потерпи, пожалуйста. Мне тоже трудно расстаться с тобой, – сказал Усольцев.

– Я думала, что буду просто счастлива. А оказалось, что это так больно. Нестерпимо.

– Женя, возьми себя в руки. Я никуда не денусь. Буду все время рядом.

– Сейчас позавтракаешь и уйдешь! – выкрикнула она и отвернулась.

– Вытирайся и пошли завтракать, – Усольцев постарался подпустить в голосе металл. Но, выйдя из ванной, он все-таки позвонил на работу и сказал, что берет отгул.

– Добилась своего? – спросил он Женю, которая радостно прижалась к нему.

– Учебу тоже пропустишь?

– Ага.

– И так два зачета завалила.

– Одним больше, одним меньше. Все равно лекции не смогла бы слушать.

Ближе к полудню Усольцев задремал после нового любовного раунда. Женя, пытаясь его не разбудить, выскользнула и отправилась в душ, где счастливо мурлыкала какую-то песенку. Она не услышала, как вошла Зойка, забывшая какой-то отчет в гостевой комнате после того, как ночевала у брата. В этот момент Женя выглянула и спросила:

– Вова, это ты?

– Вова?! – чуть не задохнулась Зойка и уставилась на Женьку, завернутую в полотенце. Усольцев услышал и вышел. Обнял Женю и шепнул ей:

– Это моя сестра, – а сестре сказал:

– Зоя, познакомься. Это Женя, моя девушка. Мы скоро поженимся.

Зойка сделала несколько движений губами, как рыба, выброшенная на берег, но потом все-таки смогла спросить:

– Ты же еще вчера ничего не планировал и девушки у тебя не имелось. Так это о ней ты спрашивал меня насчет разницы в возрасте?

– Да, – улыбнулся Усольцев и посмотрел на Женю, – Ты простудишься, пол холодный.

После этого Женя исчезла в ванной, а Зойка, взявшись за сердце села в кресло:

– Ты совсем с ума сошел? И почему не работе?

– Отгул взял.

– Откуда она взялась? С неба свалилась? – спросила сестра.

– Почти. В ней действительно что-то есть такое, ангельское.

– Боже, не думала я, что ты на малолеток перейдешь.

– Зоя, прости, что не предупредил. Все произошло само собой, я и сам не ожидал.

В этот момент Женя робко выглянула из ванной, и Усольцев проводил ее в комнату.

– Я поговорю с сестрой, для нее полная неожиданность, что мы… ну, ты понимаешь.

Женя тревожно взглянула на него. Он обнял ее и сказал:

– Ничего не бойся.

– Но ты сказал… сказал, что мы скоро поженимся. Это правда?

– Конечно. Я никогда слов на ветер не бросаю.

– То есть, правильно ли я поняла – ты тоже любишь меня?

– Да. Люблю.

– Но ты не сказал мне этого ни разу.

– Я и сам еще вчера не понимал этого. Но сегодня уже точно знаю.

– Я отчет здесь забыла, – ворвалась в комнату Зойка. Посмотрела на Женю и подошла к стеллажу возле окна.

– Мне на работу срочно, – сказала она, схватила папку и исчезла. А когда уже вышла из квартиры, посмотрела на брата и воскликнула:

– Не думала я, что ты такой скрытный. И от кого, от меня!

– Да не скрывал я ничего. Сам еще вчера ни о чем таком даже не думал.

– Она тебя Вова назвала!

– И что? Я сам ей разрешил наедине меня так называть.

– Даже мне не разрешал никогда! Забыл? Поэтому я в виде шутки Вовчиком тебя всегда величала.

– Зоя, хватит! Что с тобой? У тебя все хорошо, вы с Сашкой скоро поженитесь. Что еще за ревность? Ты против моего личного счастья?

– Счастья? Ты сколько ее знаешь? День? Два? Ну, помог девушке в трудную минуту, все могу понять. Но сразу жениться – это уже перебор.

– Да не сразу. Езжай на работу. Потом все расскажу подробно и в деталях. Завтра же суббота, вот и увидимся.

***4

Вечером в часы для посетителей они поехали в больницу к отцу Жени. Его помощник уже их ждал. Женя выслушала его и сказала:

– Я ничего не понимаю в делах бизнеса.

– Но твой отец сказал, чтобы я держал тебя в курсе.

– Хорошо, расскажите все моему парню.

– Как я могу? Чужому человеку…

– Это мой будущий муж.

– Тогда пообщайся для начала с отцом. Он хотел тебя увидеть.

Женя вошла в палату, а Усольцев остался ждать рядом, расположившись на скамье, стоявшей вдоль стены. Помощник Жениного отца стоял у окна напротив и внимательно смотрел на него.

– Женя сказала, что вы ее парень.

– Так и есть, – ответил Усольцев.

– Если Фадей распорядится, я сообщу вам все, что требуется.

В этот момент Женя выглянула из палаты и позвала Усольцева. Ее отец, еще совсем не старый мужчина, на вид лет 50—55, располагался в кровати полусидя. Он внимательно посмотрел на Усольцева и спросил:

– Можешь мне обещать, что защитишь ее, что бы ни произошло?

– Да, могу, – сказал Усольцев, – Хотя кроме моего слова мне пока нечего предъявить. Надеюсь, когда мы распишемся с Женей, это будет более весомым аргументом в мою пользу.

– Распишетесь?

Усольцев взглянул на Женю:

– Ты не сказала, что мы собираемся пожениться?

– Я… хотела, чтобы ты сам это озвучил.

– Ладно, я понял, – сказал Женин отец, – Я напишу подробные инструкции и продублирую файл со всеми необходимыми логинами и паролями от моей электронной почты, от кабинета на госуслугах и т. п. Воспользуетесь, если со мной что-то. А пока решайте – женитесь вы или подождете. Торопить я вас не стану, разберитесь в себе. Сам оба раза женился сгоряча, теперь пожинаю плоды. Но все-таки коротко, в двух словах расскажи о себе.

– Работаю чиновником в департаменте***, имею квартиру, живу отдельно от родителей. Мама – библиотекарь, отец руководит производством в большой фирме. Есть еще сестра. А библиотека, это там, где Женя читает по субботам детям английские сказки.

Женя удивленно взглянула на Усольцева:

– Так Диана Васильевна твоя мама?

– Да. Случайно узнал, что ты там подрабатываешь.

– Хорошо, – сказал Женин отец, – А жену мою, Ирку, не бойтесь, она не подлая, не будет вредить Женьке. И к сестре моей… не обращайтесь за помощью. У них самих там проблемы с деньгами.

– Я не думаю, что в материальном плане нам с Женей потребуется чья-то помощь. Я хорошо зарабатываю, – сказал Усольцев.

– Да, совсем забыл, проследи, пожалуйста, чтобы она зачеты сдала. Мне тут все доложили.

Женя склонилась к отцу:

– Не сердись, папочка. Все зачеты сдам в лучшем виде.

Потом Усольцев вышел, а Женя осталась с отцом еще на пять минут. Ну вот, с любовью еще не разобрался, а уже с головой в семейные проблемы окунулся, подумал Усольцев. Однако ему было вполне привычно решать всякие проблемы, что на работе, что в своей семье, потому что отец вечно пропадал на работе, а мама не слишком-то могла что-то решить. Да и Зойка привыкла во всем полагаться на брата. Кстати, Зойка… эта ее сумасшедшая ревность. Наверняка она напугала Женю своей выходкой. Да и себе мозг уже наверно свернула. Нужно Сашке позвонить на эту тему, чтобы отвлек ее.

Главное, Усольцеву теперь совершенно некогда было думать о черной дыре. Женя ни на шаг его не отпускала от себя. То за руку держала, то просто за карман его ветровки. Лишь бы быть все время рядом. А дома постоянно мешала ему готовить ужин. Усольцев посмеивался, но не прогонял ее. Она напоминала ему маленькую Зойку. Та тоже шага ему не давала ступить, настолько, что он иногда просто сажал ее себе на плечи и делал разные дела именно так – с грузом на шее. Но тогда Зойке было всего лет 8. Потом она стала заниматься в студии танцев, и чаще с ней приходилось присутствовать матери. А Усольцева к тому времени девчонки стали интересовать и компания дружков. С сестрой малявкой он общался тогда уже только дома.

Ему нравилось обедать и ужинать с Женей. Она не жеманилась, как некоторые девицы, и ела с аппетитом. И почти всякая еда, которую он ставил на стол, нравилась ей. Даже та, которую до этого она никогда еще не пробовала. Например, устрицы. Зойка так и не полюбила их.

– Знаешь, что я очень хочу попробовать? – спросила Женя за ужином, – Пиво!

Усольцев весело рассмеялся и достал банку из холодильника. Но пиво ей не очень понравилось. Она явно удивилась:

– Странно, что все пьют его. Оно же не слишком вкусное.

– Это поначалу. Я помню, лет в 10 попробовал его, и мне оно тоже показалось горчащим.

– В 10 лет? Это же алкоголь, хоть и слабый!

– Да мы пацанами чего только не пробовали.

– И курить?

– Конечно. Слава богу, курево мне не пошло, я задыхался от него, чуть астму не заработал.

– А вино и водку?

– Пили, тайком, конечно. Потом валялись в гараже пьяненькие и хохотали. Много ведь выпить не получалось, бутылку вина на пятерых. А с водки почти все блевали. Но это редко бывало, родители прознали и такого леща лично мне надавали, что я быстро отвадился от таких занятий.

– Отлупили?

– Нет, это я образно. Меня никогда не били. Но карманных денег больше не давали и в секцию самбо записали. А там строгие порядки действовали.

– Ты владеешь приемами самбо? – изумилась Женя.

– Да, а что, не похоже? Слишком интеллигентный на вид? – засмеялся Усольцев, – Вот Сашка приедет, я на нем тебе покажу свои умения.

– А на мне?

– Не боишься?

Но уже после второго приемчика, опрокинув на спину, он навис над ней сверху и стал целовать.

– Ты как магнит для меня, даже не знал за собой такого. Всегда мог себя контролировать, но не с тобой.

Он уже не думал о ее возрасте, потому что воспринимал в ней нечто глубинно женское, а вовсе не детское, как то, например, что до сих пор чуял в сестре. Наверняка это проявлялась лишь память об их общем детстве, да еще и кровное родство не позволяло возникать в нем даже намеку на влечение. Именно поэтому ему было трудно представить сестру в постели с Сашкой. Если бы тот не являлся его лучшим другом, Усольцев наверняка невзлюбил бы избранника Зойки. А Сашка… тот вообще обожал обнимать Усольцева и постоянно дурачился, притворяясь, что хочет поцеловать его прямо в губы. Даже на руки хватал, как девушку, поскольку превосходил Усольцева по силе и росту.

– Ну почему ты не девочка? Такой красавчик, так бы и съел, – часто прикалывался над Усольцевым Сашка. Даже сейчас, когда они с Зойкой вот-вот должны были пожениться.

Когда Усольцев и Женя уже лежали в кровати и отдыхали, он спросил:

– А что тебе понравилось во мне в самом начале?

Он боялся, что она скажет «ты такой красивый», как говорили ему многие из тех, с кем у него хоть что-то было. Но Женя всего этого не знала:

– Ты так смотрел на меня тогда, в магазине… Искренне. Понимаешь? Обычно для других покупателей продавщица словно робот, ей никогда в глаза не заглядывают с таким интересом, с каким смотрел ты. Многие даже внешность продавца не помнят после того, как из магазина вышли.

– По-моему, это ты смотрела на меня расширенными удивленными глазами, – сказал Усольцев.

– Это в ответ. Твоя искренняя заинтересованность меня изумила. И только потом я поняла, что не подхожу тебе – ты выглядел слишком… как бы это сказать, рафинированным. Поэтому я от смущения сразу убежала на автобус.

– Рафинированным? Я ведь зашёл в магазин всего лишь за пивом, надел обычную ветровку и кроссовки. Ни пиджака, ни галстука, как на работе.

– Понимаешь, манеры, повадка, они – во всём, в каждом движении. Ты именно зашёл – не заскочил, не забежал… И ветровку надел, а не накинул. В каждой детали и в каждом жесте у тебя сквозит порода. А потом то, как ты говорил, голос. Это теперь я уже вижу тебя несколько по-другому.

– И как же?

– Ты… щедрый.

– Щедрый? И что это значит?

– Ну, это, в смысле того, что ты готов заботиться даже о незнакомом человеке. Ты же извинился тогда, хотя и не был виноват. И потом без раздумий решил помогать мне. А сейчас и вовсе абсолютно всё мне позволяешь, как неразумному ребенку. Даже на шее у тебя сидеть.

– Ведь тебе это нравится.

– Меня это подкупило в самом начале, а сейчас я просто ни минуты не могу без тебя и твоей заботы. Это плохо. Человек не должен повиснуть на другом человеке, прилепиться к нему и не отсоединяться ни на миг.

– В отношении меня тебе это позволено.

– Почему?

– Потому что ты – моя. И я тебя люблю.

От этих слов Женя вдруг заплакала. Усольцев обеспокоенно спросил:

– Что такое?

– Я так мечтала о таких словах, смотрела на парней, прикидывала, кого бы могла полюбить, и кто бы мог меня полюбить. Мне предлагали встречаться и признавались в любви уже с 8-го класса. Но я не верила ни одному слову. А ты так просто сказал, что сердце сжалось. Словно, кто-то вот-вот тебя отберет у меня. Люди жестоки…

– Никто меня не отберет. Во-первых, я не из тех, кто может кому-то поддаться.

– Но твоя сестра… неизвестно еще, как твои родители отреагируют. Слава богу, мой отец тебя принял. Но папа никогда ни в чем не мог мне отказать. Да и не мог ты произвести на него плохого впечатления.

– Не беспокойся о моей сестре. Понимаешь, она всегда была только младшей и единственной, кого мне приходилось защищать. Ее ревность – это как рудимент из детства. А родители… когда я пришел к маме в библиотеку, именно она показала мне твое фото на мобильнике с целью, чтобы я обратил внимание на тебя. Ты ей очень нравишься.

Он обнял ее и стал гладить по волосам, которые спускались ниже спины.

– Понимаешь, всё случилось так молниеносно, я до сих пор не могу осознать и поверить, – сказала Женя.

– Молниеносно? Разве? Думаю, все началось еще в магазине, при первой нашей встрече. Неужели ты тогда ничего не почувствовала?

– Я ждала тебе почти две недели. И за это время начала думать, что мне все просто показалось.

Он осторожно вытер ее глаза своим почти стерильным по чистоте носовым платком:

– Не переношу женских слёз, у меня сердце сразу начинает болеть. Такое со мной всегда, даже, когда я вижу, что кто-то сильно фальшивит и пытается меня использовать.

– И такое часто бывало?

– Женя, мне 33 года. Со мной уже всякое бывало. Я покупал эту квартиру с мыслью, что заведу семью и старался все для этого приспособить. Правда, с того момента прошло уже 10 лет, но итог налицо – ты здесь, со мной.

– Да, я заметила, что часть стеллажей в ванной пустует, словно ждет полотенец, банных принадлежностей и всего такого. И встроенные шкафы пока не заполнены. Даже холодильник двухсекционный, хотя наполовину пуст.

– Все это заполнять будешь ты по своему вкусу и на свое усмотрение. У меня всегда, с детства очень сильно было чувство семьи, потому что мне не хватало родительской заботы. Отец много работал, а мама старалась реализоваться как личность. Зойку они почти полностью скинули на меня, и я привык, что эта мартышка вечно на мне виснет.

– Теперь у тебя новая мартышка, которая виснет точно так же.

– Да, но, как оказалось, именно это и дает мне ощущение счастья и покоя, чего я был лишен долгие годы и к чему всегда стремился.

– И я не кажусь тебе обузой?

– Не кажешься.

– Ты всегда говоришь так сдержанно.

– Я привык скрывать эмоции, у меня работа такая. Но с тобой я открыт. Разве нет?

– Не всегда. Иногда что-то скажешь, и я сижу, думаю – правильно ли поняла тебя. Потом махну рукой и просто плыву по течению, лишь бы быть рядом.

– Ты вполне меня понимаешь. Я же чувствую. Это во многом проявляется, так что не преуменьшай своих способностей в данной сфере. К тому же твоя сенсорика очень сильна. Далеко не все женщины обладают такой.

– Сенсорика? Знать бы еще, что это такое.

Усольцев засмеялся:

– На лекции ходить нужно, прогульщица. Не хватало мне еще жены-двоечницы.

– Я поняла, в душе ты учитель начальных классов. Ээх, какой талант пропадает!

– Нет уж, я детей вообще недолюбливаю. Ну… если только девочек лет 20-ти, которых обнимать-целовать можно.

Он уже не удивлялся тому, что сексуальные желания, так долго спавшие в нем все последнее время, теперь словно обрели второе дыхание. И этот голод стал настойчивым и циклично возвращаемым к самому началу, словно в первый и последний раз, и потом уже ничего не будет. Он все прислушивался к своим ощущениям, и понять не мог, где эти волны прятались так долго. А Женя… это только в первый раз он опасался, что она не почувствует удовольствий секса. Как оказалось, женская психология играла в этом процессе весьма существенную роль, во всем дополняя физиологию, которая у такой молодой девочки была еще не привычна к очень близкому контакту с мужчиной. Но удовольствия она получала в полной мере. Впрочем, Усольцев не знал, испытывает ли она истинные оргазмы, или это удовлетворение только потребности быть желанной для любимого. Конечно, за свою сознательную жизнь Усольцев вполне научился удовлетворять женщин по всем правилам, но с Женей он не спешил применять все свои умения, потому что хотел узнать ее получше, не только внешне, но и внутренне. А в сексе она вполне раскрепощалась и отключала тормоза стыдливости. И пока ей не требовались какие-то дополнительные действия с его стороны, кроме обычных ласк влюбленного мужчины. Она жадно ловила его взгляды в такие моменты, и он иногда боялся, что, замутненные желанием, эти взгляды могли ее напугать. Она ведь выискивала в них любовь к себе, потому что пока не разделяла любовь и секс, они для нее являлись синонимами.

Все выходные он ощущал себя полным сил. Они ездили на залив, много гуляли по городу, заходили в кафешки, куда раньше он никогда не заглядывал, потому что считал, что по статусу не должен посещать такие бюджетные заведения. Но рядом с Женькой он ощущал свободу и радовался просто хорошей погоде и вкусной еде.

Однако наступил понедельник, Усольцев отвез ее на учебу, а сам, одетый с иголочки и очень строго, явился на службу. Коротков пришел с докладом, и по всему выходило, что за выходные все в городе сошли с ума, из-за чего работы Усольцеву навалилось выше Эйфелевой башни. Он улыбнулся, потому что подумал, что обязательно свозит Женю в Париж. Хотя с этими санкциями такие поездки конкретно для него уже стали почти невозможными.

Когда Коротков ушел и унес запах домашних ватрушек, которыми снабдила его любящая супруга, Усольцев ощутил первые покалывания в груди. А когда вошла секретарша и принесла ему утренний кофе, то ей уже пришлось идти прямо по разверзшейся чёрной дыре. Усольцев сидел и мрачно смотрел в пространство, чем смутил секретаршу.

– Ааа, спасибо, Злата, – сказал ей Усольцев. Она еще раз взглянула на шефа, после чего удивленная вышла.

Что ж такое, думал Усольцев, ведь всё шло так хорошо. Просто замечательно. Завтра поедем и подадим заявление, Женя так этого ждёт. Она и платье уже приготовила. Он закрыл лицо руками и представил ее. В этом микро-замкнутом пространстве было уютно, потому что на его руках остался едва заметный запах Жениных волос. Это он, когда она выходила из машины, пригнул ее голову к себе и поцеловал. Усольцев встряхнулся, выпил кофе и принялся за работу, изредка поглядывая на замершую где-то у самой двери черную дыру. Все-таки это невроз, решил Усольцев. Нужно сходить к специалисту. Однако к какому именно, он пока не знал. Не идти же в самом деле к психиатру. Спрашивать у кого-то он не считал возможным, поэтому в перерыв полазил по интернету. Но ничего вразумительного не нашел. Это всё потому, что мы пока не расписаны, подумал он и поставил на этом точку – буду терпеть. Хотя черная дыра причиняла ему ощутимую сосущую боль. А воображение рисовало картины одна другой страшнее. То Женя споткнулась и падает с лестницы вниз, то подавилась соком в столовой, и у нее нарушилось дыхание, а то и того хуже – решила перебежать дорогу и…. Весь день до вечера он только и делал, что отгонял эти мысли. Ведь приходилось много работать, слишком много. Коротков то и дело приходил и убегал в другие отделы по его заданию. В конце концов Усольцев не выдержал и спросил у него:

– Валя, а ты, когда на работе, переживаешь о своих? Ну, там, вдруг что-то случится и т. п.

– Да от каждой смс-ки из дома вздрагиваю. У нас же сейчас малой заболел. Ковида ужасно боимся, ждем результат теста.

– И это так всегда?

– Конечно! Жена одна с ним. Она неловкая у меня, худенькая, как былинка. Такого бутуза таскать и мне тяжело, не то что ей.

– Понятно. А я думал, что это только я такой.

– Я первое время после свадьбы ей чуть ли не каждый час звонил, не мог иначе, – сказал Коротков, – Владимир Николаевич, так что с проектом №2 будем делать?

– Оставляй. Завтра разберемся.

– Он же срочный, – удивился Коротков.

– У нас всегда и всё срочно. Перебьётся и подождёт.

***5

Он успокоился только когда забрал ее после лекций. Она весело вертелась в машине, то и дело залезала в свой рюкзачок, никак не могла просто усесться и смотреть на дорогу. Она вообще сидела вполоборота лицом к нему так, что даже ремень безопасности норовил ей горло передавить. Но она его поправляла и продолжала сидеть именно так. Зойку за такое Усольцев уже изматерил бы, но неугомонная возня Жени его напротив умиротворяла, словно они находились дома, где она ни минуты не сидела спокойно, если только он в это время не держал ее в своих объятиях.

– Так что с зачетами? Я твоему отцу обещание дал, – строго сказал Усольцев.

– Сдала. Я же говорила тебе, просто времени у меня не было. Можешь проверить в моем электронном кабинете. Между прочим, я всегда раньше всех все сдаю, а ты меня в двоечницы сразу записал.

– Так ты что, отличница?

– Да, представь себе! Проси прощения.

– Хорошо, хорошо.

– Я ведь и в библиотеку к твоей маме хожу, потому что работу пишу по теме «Практическое обучение дошкольников живой английской речи».

Усольцев внимательно взглянул на нее:

– Как такое беспокойное существо может писать какие-то серьезные работы? Уму непостижимо.

– Человек многогранен. Но ты ведь любишь меня-непоседу?

Он засмеялся:

– Люблю, люблю. Просто удивляюсь в процессе изучения.

– Какой же ты педант – изучаешь меня. Не поздновато ли после того, как уже решил жениться?

– Люди друг друга всю жизнь изучают и ничего, живут и в ус себе не дуют.

– Ааа, значит, так трактуешь ситуацию. То есть надеешься воздействовать и перевоспитывать?

– Ни в коем случае. Во-первых, это неблагодарное занятие, а во-вторых, некоторые свойства натуры не поддаются никакому перевоспитанию. Так что буду любить как есть. Само все образуется.

– Ты всегда поражаешь меня. Почему? Я ведь иногда подсознательно пытаюсь тебя провоцировать.

– Знаю. Это все любовные игры, поэтому молчу.

Она смутилась:

– Оказывается, ты меня насквозь видишь, а я-то думала, что хоть что-то могу.

– Борешься?

– Борюсь! Но откуда ты?…

– Да оттуда – ты ж балованная папина дочка и не привыкла к такому подавлению своей воли. Это я полжизни Зойкой занимался, смиряя свои интересы в угоду этому. Так что мне не привыкать. А для тебя наши отношения пока как клетка для птахи.

– Нет… я же люблю тебя и сама хочу постоянно быть рядом.

– Одно другого не исключает. Пройдет со временем. Когда поймешь, что я полностью твой. Тогда и не будешь воспринимать любовь как подчинение.

– Меня поражает то, что ты иногда одно слово скажешь, спокойно, негромким голосом, а как пригвоздишь меня им, так что не дернуться никуда.

– Прости, привык на работе изъясняться преимущественно в императивной форме. Пять лет, как никак, на руководящем посту. Такая вот профдеформация. Но я исправлюсь, просто пока еще не привык к жизни вдвоем.

После таких разговоров дома она от него вообще не могла отлепиться, обнимала и висла сзади, пока он руки мыл и ужин для них разогревал. Ей не очень доверял, потому что увидел, что она плохо в технике разбирается. Пару раз неверный режим в микроволновке включила, минуты три соображала, почему вытяжка сама сработала, и термопот не кипятит, а замер на 85 градусах. И плиту не смогла включить, не заметив, что Усольцев нажал на варочной панели блокиратор. Хотя, конечно, на своей кухне технику он выбирал высококлассную и навороченную опциями.