Текст книги "Повести"

– Вова, ты, наверное, считаешь меня недотепой? А я ведь все умею – и готовить, и по дому, – говорила она уже не раз, на что он отвечал:

– Не волнуйся, постепенно освоишься здесь, и все будет, как ты хочешь.

Утром они заехали в загс и подали заявление, хотя могли сделать это и через госуслуги. Но Усольцев хотел, чтобы Женя прониклась торжественностью момента. Для нее ведь все эти чувства были внове. Это он воспринимал любые подобные действия без тени волнения.

К его удивлению она до сих пор не все о нем рассказала своим подружкам. А о покупках к свадьбе сообщила только отцу и то лишь потому, что он оплачивал всё это. До регистрации он строго-настрого запретил ей пользоваться деньгами жениха. Вечером они наметили знакомство Жени с родителями Усольцева. Он поглядывал на нее, когда забрал после лекций и вез домой, но не заметил волнения. Как он уже понял, многие вещи не слишком-то ее задевали, такие, например, как нормы поведения на людях, тогда как более тонкие моменты общения с ним наедине затрагивали ее куда глубже и чувствительнее.

– Скажи, – спросил ее Усольцев, когда они ужинали перед тем, как отправиться к его родителям, – А ты действительно хотела укусить свою мачеху?

– Хотела, – ответила Женя, – А что, если бы укусила, ты посчитал бы меня дикаркой?

– Нет. Как я понимаю, в тебе еще очень много детского. Особо впечатлила меня твоя благодарность с поцелуем в щечку.

– Вот, оказывается, какого ты обо мне мнения, – обиженно произнесла она, не доела свою порцию и ушла в спальню.

– Ты что, плачешь? – только сейчас он понял, что в реальности она очень переживает перед встречей с его родителями.

– Не волнуйся, что бы они ни сказали нам, их мнение не играет для меня никакой роли, – попытался успокоить ее Усольцев. Но Женя ответила:

– Мне уже несколько человек намекнули, что я тебе не подхожу.

– В каком смысле? По возрасту?

– Нет. Внешне. Ты слишком красивый и аристократичный. Одна подружка так и вовсе мне сказала, что я одеваюсь безвкусно и вести себя не умею.

– Что еще за глупости? Никого не слушай. Для меня ты самая красивая.

Знакомство с родителями, а фактически, с отцом Усольцева, потому что с мамой Женя была знакома, прошло ровно. Никто не выказал сильных эмоций. Но в последний момент вдруг заявилась Зойка, зыркнула в сторону Жени и нагло уселась за стол со всеми. Однако Усольцев распрощался с родителями и тут же увел Женю подальше от сестры.

– Как же я не люблю всех этих формальностей, – в сердцах обронил он, когда они уже ехали домой. Женя всю дорогу молчала, но потом все-таки сказала:

– Я не понравилась твоему отцу. Хорошо еще, что Диана Васильевна меня знает. А то совсем бы кисло было.

– Прошу тебя, не обращай внимания ни на что. Смотри только на меня. Поверь, уже через короткое время для всех станет привычным то, что мы супруги. Даже самые добрейшие и толерантные родители всегда чем-то недовольны в такие моменты. Ревность, понимаешь? Обычная, махровая, родительская ревность. Я наблюдал такое неоднократно у друзей и знакомых, решивших жениться. Удивительно еще, что твой отец отнесся ко мне хорошо.

– Я всегда думала, что любовь – это счастье. Но почему люди, окружающие нас, в связи с этой любовью приносят мне столько боли? Ведь я никому не успела причинить вреда, с некоторыми из них даже пока и слова не произнесла. Но меня уже заранее осуждают. За что, чем я виновата? Почему так?!

– Женя! Прошу тебя, забудь обо всем, забудь о моей сестре и моем отце. Если хочешь, давай просто распишемся, и не будем делать свадьбу? Тогда никто не сможет расстроить тебя.

– Да, так будет лучше всего! Только ты и я!

Когда Женя позвонила отцу и рассказала о решении отказаться от торжественной церемонии, он долго молчал. Но потом сказал:

– Покупки… платье и другое всё обратно не сдавай. Может быть потом, через год вы захотите хотя бы сфотографироваться.

– Папа, но ведь это все стоит кучу денег.

– Деньги – это мусор, дочка. За них не купить ни счастья, ни здоровья. Насколько я понял, твой парень любит тебя по-настоящему. А больше ничего и не нужно. Только чтобы и ты…

– Я люблю его! Папа, мне никто другой не нужен.

– Хорошо, я рад… что-то я устал.

Усольцев ощущал острую боль в груди, слушая все это. Поэтому позвонил родителям, потом сестре и сообщил им о своем решении. Никто из них не успел даже ничего сказать в ответ, как он отключил мобильник. Хорошо, что никому из друзей пока не успел сообщить о свадьбе, подумал он. Через час в дверь позвонили – это приехал Сашка. Он обнял друга, поздоровался с Женей. Достал торт и открыл шампанское:

– Ребята, за ваше решение пожениться! Главное – это любовь, всё остальное второстепенно.

Когда Сашка отчалил, Женя спросила Усольцева:

– Может, мне к стилисту обратиться? Свадьба твоей сестры уже через неделю.

– Надень то платье, которое выбрала для их свадьбы раньше. Мне оно очень нравится. Какой тебе нужен стилист в твои 20 лет? Это пусть другие по струнке ходят, а в твоем возрасте нужно быть свободной и лёгкой как мотылек. Пусть все завидуют твоей красоте и непосредственности! Я тоже отнюдь не в смокинг оденусь, обычные джинсы и рубашка. Это пусть остальные выряжаются, кто кого переплюнет. А ты постарайся не тушеваться там. Веди себя как обычно.

– Я уже не знаю, какая я обычно, – заплакала Женя.

– Сегодня, когда Сашка пришел, ты же смеялась и была естественной. Такая ты и есть. Мы к нему на свадьбу идем. Он ведь тоже не строгий какой-то джентльмен, а обычный и простой.

– А твоя сестра, ее друзья, твои родители?

– Пусть радуются тому, что мы их удостоим своим присутствием. И не волнуйся, все сделают вид, что безумно тебе рады. Хотя многих ты, возможно, больше никогда не захочешь видеть. Я уже не одну свадьбу посетил, во всей красе наблюдал человеческие игры. Не помню ни единого случая, чтобы кто-то и что-то не вытворял. Знаешь, как иногда родители с обеих сторон друг на друга словно Монтекки и Капулетти смотрят. И кто на это внимание обращает? Жениху с невестой совершенно не до них.

Платье, которое Женя купила для Зойкиной и Сашкиной свадьбы, действительно нравилось Усольцеву – такое нежно голубое, воздушное. Она планировала распустить волосы, но потом передумала. Тут он ничего не мог поделать, переубедить ее не получалось.

– Ты права, – в конце концов, сказал Усольцев, – Гостья не должна выглядеть намного красивее невесты.

На работе он снова позвал к себе Короткова и тот сказал, что его родители и родители жены после свадьбы не общаются друг с другом уже пять лет. Такие вот подводные течения. А на свадьбе все мило улыбались.

Коротков поглядывал на Усольцева и отвечал на его вопросы, но тактично не задавал их ему в ответ.

К своему удивлению Усольцев видел, что Женя прониклась его уверенностью и на свадьбе Зойки и Сашки вела себя достаточно свободно. Конечно, она ни на шаг не отставала от него, и отпускала его только, когда он здоровался с мужчинами и обнимал знакомых девушек и женщин. Но он сам тут же вновь находил ее руку и ощущал, что Женя вполне спокойна. Он отнес это к тому, что она все-таки росла как обожаемая дочка своего отца. Ведь тот ни в чем ей не отказывал и считал ее самой красивой и умной. Если бы не его отношение к ней, вряд ли она справилась бы так быстро со своей неуверенностью, которую ощущала из-за сестры Усольцева. Именно Зойка являлась всему причиной. Но тут уж ничего нельзя было поделать, она не могла простить Жене то, что та отняла у нее брата.

В понедельник он созвонился с одной знакомой, и она помогла ускорить их регистрацию, поэтому уже в среду сразу после работы он заехал за Женей. В машине она сидела задумчивая.

– Ты не рада тому, что уже сегодня мы станем мужем и женой? – спросил ее Усольцев.

– Я очень рада, – сказала она и поперхнулась, – Что-то горло сжало.

– Почему пытаешься скрывать от меня свое волнение? Мы ведь уже одно целое.

– До слёз меня хочешь довести? – спросила она и отвернулась. Он пожал ее руку и снова взялся за руль.

Однако иногда она умеет не выдавать своих чувств, подумал он, и, значит, я должен быть вдвойне внимателен к ней. В ее возрасте попытки что-то скрывать могут отрицательно влиять на эмоциональное состояние. Она и так все последнее время находилась в напряжении.

– Почему ты так хорошо понимаешь меня? – словно услышала его мысли Женя.

– Потому что я старше, но главное, потому, что люблю тебя. Женя! Пожалуйста, не плачь?! В загсе могут подумать, что я силой тебя заставляю.

– Прости, не буду. Просто все ночи мечтала об этом, а ты взял и все ускорил. У меня это инерция.

Процедура прошла быстро и буднично, но когда Усольцев достал кольца, которые купил в обеденный перерыв, Женя чуть сознание не потеряла. Он едва успел подхватить ее.

– Ну почему ты так переживаешь? Ведь всё хорошо, я теперь полностью и окончательно твой. Ты же хотела этого и ждала? Разве не так?

Но ему еле-еле удалось успокоить свою новоиспеченную женушку, слезы крупными каплями катились по ее лицу.

Дома он открыл шампанское, и только после этого Женя успокоилась. Оглянулась вокруг, всё ли убрано. Она очень старалась с утра, чтобы вечером их ждал порядок, и пыталась копировать Усольцева, который, не задумываясь, на автомате, всегда и все раскладывал по местам. В отцовском доме ее не заставляли заниматься уборкой и готовкой, хотя и учили всему этому. Но отец считал, что учеба должна находиться на первом месте.

***6

Перед тем как лечь, Усольцев о чем-то думал и даже что-то читал в интернете. Женя уже давно ждала его и терпеливо смотрела передачу по телевизору, даже не вникая в ее содержание. На экране мелькали какие-то сюжеты, но она думала о своем. О том, что все изменилось, хотя они просто поставили свои подписи в каких-то бумагах. Возможно, если бы они сыграли традиционную свадьбу, она ощущала бы себя иначе. Но с другой стороны так даже романтичней, никто пока не знает о том, что они уже стали супругами. Ей хотелось поскорее прижаться к Усольцеву и почувствовать его желание. Он всегда передавал ей свое вожделение, притягивая к себе поцелуями и ласками. Для нее пока только это являлось настоящим подтверждением его любви к ней. Заботу и слова она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Папа тоже о ней заботился. Такую любовь она, конечно же, понимала и привыкла к ней. А вот телесной связи никогда раньше ни с кем не испытывала и потому только ее считала чем-то особенным. Ей хотелось, чтобы Усольцев всегда желал секса с ней. Правда, удовлетворение она получала именно от этого, а вовсе не от каких-то физических ощущений, о которых много читала. Но он, раздевшись и обняв ее, вдруг сказал:

– Мы стали супругами, и сегодня наша первая брачная ночь.

Женя удивленно посмотрела на него:

– Разве не в первую брачную ночь я потеряла девственность? И после этого мы ни дня с тобой не пропустили. Я думала, что у нас уже давно медовый месяц. Это что же, наш секс был не настоящим?

– Не совсем. Сегодня ты поймёшь это.

Он как обычно рядом с нею испытывал сильное возбуждение, но приказал себе не торопиться и применить все свои умения на практике, чтобы заставить Женю почувствовать реальное наслаждение от секса. Хорошо, что она даже не подозревала ни о чем таком, поэтому привычно расслабилась под его поцелуями, которые пока приносили ей больше удовольствий, чем собственно физическая близость. Она с удивлением ощутила действия его пальцев и даже напряглась, но Усольцев был слишком опытен, чтобы не добиться желаемого. И хотя она инстинктивно пыталась вывернуться, он не отпускал ее и продолжал, пока она не вскрикнула и не застонала. Его самого накрывала практически неуправляемая волна. Он уже не справлялся, потому наконец-то вошел в нее резким движением и сразу почувствовал, как ее лоно продолжает ритмично сжиматься и разжиматься. Это было то самое, чего он добивался, поэтому отпустил тормоза и дал выход своему возбуждению. А Женя впервые не смогла открыть глаза после всего, и держалась за него цепко, не отпуская от себя.

– Тебе хорошо? – спросил он шепотом.

– Твои пальцы…. как током меня прошили. Почему ты раньше так не делал?!

Он засмеялся и нежно ее поцеловал:

– Теперь поняла, что такое оргазм? Никогда не испытывала раньше?

– Всегда так делай, – сказала она и впилась в него поцелуем.

– Хватит, хватит, дай отдышаться, – смеялся он, – Вот же глупая девчонка.

– Я читала о таком, но не могла поверить. А проверять на себе было как-то стрёмно. Своей рукой туда….нет уж. Я могу парней понять, но уподобиться лесбиянкам не хотела, поэтому даже не пыталась. Мне нравилось трогать свою грудь, но это вообще очень чувствительная часть тела. После разговоров с подружками на эти темы я считала себя равнодушной к сексу.

– А теперь?

– Ну-у-у, теперь даже не знаю. Может, это случайно получилось.

– Ничего случайного. Обычная физиология. Отдохнем и проверим еще раз.

– А сразу?

– Вот же дурочка. Нам обоим нужно немного восстановиться. Пошли, поедим и вина выпьем. Имеем полное право, мы ведь теперь муж и жена!

– Голые?

– Почему голые, в простыню завернись, а я халат надену.

– Вот! Сам как аристократ в халате, а меня, бедную несчастную – в простыню.

– Иди ко мне на колени, бедная-несчастная любимая девочка.

До пятницы Усольцев пребывал в мини-отпуске по поводу регистрации брака. Его поздравило руководство из головного офиса, но больше никто ничего не знал, кроме только его заместителя. Да и сам Усольцев в понедельник вел себя как обычно. Правда, когда в обед ему позвонила Женя, он, смеясь, сказал ей:

– Прекрати меня дразнить. Я на работе.

Но она не угомонилась и сказала, что хочет еще и еще.

– Терпи, и хорошенько учись, – сказал он притворно-строгим голосом. А потом совсем тихо наговорил ей кучу интимных нежностей.

Его радовало то, что черная дыра пропала. От этого настроение находилось на подъеме. Даже звонок сестры не выбил Усольцева из колеи.

– Вовчик, мне нужно кое-что забрать у тебя дома. Я забыла косметичку, а без нее как без рук.

– Я привезу ее тебе сам, – сказал он, на что она надулась:

– Даже прийти уже нельзя? Ты под каблуком у нее что ли?

– Нет. Зоя, я ведь сказал – сам привезу. А насчет каблука… я подумаю. Для любящего мужа это не такая уж плохая роль.

– Для мужа?!

– Да. Мы расписались в среду. Сашка тебе ничего не говорил?

– Ты всё-таки женился на ней?

– А ты думала, я шучу?

– Поверить не могу, что ты выбрал такую, как она.

– Зоя, мы с тобой сто лет не ссорились. Зачем ты так?

– Хочешь сказать, что из-за нее ты даже поссориться со мной способен?

– Да, способен. Вечером привезу тебе твою косметичку, а сейчас мне работать нужно.

Вот же неймётся ей, подумал Усольцев, могла бы наслаждаться медовым месяцем, так нет, нужно обязательно ревновать и злиться. Даже не поздравила меня, сестра называется. Следом, минут через десять, позвонил Сашка:

– Вовка, я поговорю с ней, не думай. Сам не понимаю, какая муха ее все время кусает.

– У вас все хорошо между собой?

– Да, все отлично. Такааая любовь, закачаешься.

– Я рад. Ну всё, до встречи.

Поехал к ним он уже из дома, где забрал злосчастную косметичку. Женя напряглась, услышав, что он уедет ненадолго. Усольцеву даже пришлось позажимать ее с поцелуйчиками и нежными словами на ушко. Хотя она все равно закрывала за ним дверь с грустным лицом.

Зойка встретила его мрачным взглядом, несмотря на то, что Сашка обнимал ее со спины. На косметичку, ради которой ее брат уехал из дома, она даже не взглянула. Сашка пытался шутить, но Зойка непреклонно молчала.

– Если будешь себя так вести, можешь забыть о частых встречах со мной, – сказал ей на прощание Усольцев, – Хватит и того, что мы из-за тебя свадьбу отменили.

– Из-за меня?! С какой стати?

– С такой, – отрезал он, – Сама подумай на досуге.

– Я думала, папа возражал.

– Папа? Очнись! Мне 33 года, папа давно мне не указ. И запомни – я женат и очень люблю жену. На этом всё.

– Мне забыть детство? Забыть, что я твоя сестра?!

– Как хочешь. Детство давно прошло.

– Вовчик… ты ведь ее без году неделя знаешь. Неужели ты можешь на наши родственные чувства наплевать?

– Я не плюю на наши чувства. И уважаю их. Но каждому нужна своя половинка. Я нашел свою. Почему ты против? Почему?!

– Не нравится она мне! Не верю в ее любовь! Ее твоя квартира и деньги привлекли. И внешность. Еще бы, такой красавец-мужчина.

– Квартира? Деньги? Да ее отец владелец процветающего бизнеса! А внешность – для меня она самая красивая и самая желанная. И хватит на этом!

По дороге домой Усольцев боролся с раздражением на сестру. Но стоило ему войти домой и обнять Женю, как всё иное испарилось. Он страшно соскучился, и поначалу не мог ни о чем думать, кроме того, чтобы скорее овладеть ею. Слава богу, в ней уже включилось какое-то интуитивное знание, она всем телом ритмично двигалась ему навстречу, выгибаясь словно кошка, так что в этот раз умения Усольцева не потребовались. Все происходило без участия его пальцев, по телу ее шла дрожь вожделения, и он отчетливо это ощущал. Женя словно уловила какой-то алгоритм получения наслаждения и действовала в соответствие с тайными требованиями своего тела. Однако Усольцев прекрасно видел, что для нее каждое следующее мгновение являлось открытием, и она, в очередной раз изумившись, двигалась так, что получала удовольствия в полной мере, настолько, что иногда непроизвольно вскрикивала. Он чувствовал ее спазмы и видел, как ее накрывает горячей волной. Она даже не пыталась сопротивляться, напротив, поняла, ухватила то самое, острое и сладостное ощущение восторга, которое испытала в первый раз с его помощью. Сейчас ему оставалось только попасть с ней в унисон, и оба они вдруг словно оказались выброшенными на пустынный берег океана, абсолютно обессиленные и в полном забытьи.

Он очнулся, потому что озяб. Еле дотянулся до одеяла и накрыл Женю, а на себя накинул банный халат. Все-таки женщины – это иной биологический вид, нежели мы, подумал он и, стараясь не разбудить Женю, невесомо коснулся губами ее плеча. Он точно знал, что никогда и ни с кем не испытывал того, что испытал сейчас. И это нечто трудно было назвать сексом, он ощущал себя совершенно другим, нежели час назад. Хотя еще на работе с утра он уже замечал перемены в себе – в мелочах, в деталях, незначительные на первый взгляд, а на деле определяющие нечто важное в нем. Он словно вернулся в свои 20 лет и начал заново осознавать себя. Взглянув на спящую Женю, Усольцев улыбнулся – она по-детски причмокивала губами, точно продолжала его целовать. Он прижался к ней сбоку, пригрелся и сладко уснул.

Усольцев ощущал сладостное томление в сердце, а Женя теперь почти постоянно находилась в каком-то чувственном опьянении. Она и до этого дома вечно висла на нем, но сейчас, прижимаясь к нему, словно растворялась в каком-то обволакивающем все ее существо чувстве.

– Теперь я понимаю, что такое медовый месяц, – сказала она ему.

Он не отвечал, а только целовал ее и не мог оторваться. Потому что теперь поцелуи приносили ему слишком глубокие наслаждения, не сравнимые с тем, что он получал от них раньше.

Звонили родители, узнавшие о регистрации, звонили друзья, но он тут же забывал о них, пребывая в какой-то постоянной истоме, не позволявшей сосредоточиться на чем-то другом, кроме телесной связи с Женей. Сейчас ему не казалось смешным и нелепым кормить ее со своей ложки. Ему хотелось наблюдать, как она глотает очередной лакомый кусочек, который он ей отдавал. В этом таилось что-то глубинное и насквозь сексуальное, чему он не находил объяснения. Хотя, наверняка, это было что-то такое по Фрейду. Все остальное, сестра, отец, работа, разговоры с друзьями и сотрудниками, потеряло для него значимость и витало где-то в другом измерении. А его связь с Женей не прерывалась теперь, даже когда он отвозил ее на лекции, а сам целый день проводил на работе. Ведь Жене не требовались слова, она понимала его без них, он чувствовал и знал это наверняка. Потому что она ни разу не сделала ничего против его желаний. Напротив, во всем продолжала и приумножала их. Несмотря на отсутствие опыта и определенных знаний, она отдавалась своим глубоко лежащим инстинктам, которые ни в чем не подводили ее.

Он иногда смотрел на других женщин и девушек у себя в офисе и не понимал, как мог находить их привлекательными. Ведь они не имели даже сотой доли той утонченной красоты и нежности, которой обладала Женя. Женя…. жена…. твердил он с идиотской улыбкой на лице. Наверняка со стороны это выглядело глупо, но сейчас он отключил самокритичность и просто плыл по течению в своих ощущениях. Его смешило то, что он теперь совершенно уподобился влюблённым до безумия глупцам, над которыми сам когда-то потешался и которых не понимал. Сейчас он ощущал себя именно таким, потерявшим ум, счастливым глупцом.

Между тем отец Жени позвонил ей и сказал, что врачи настаивают на операции. Но делать ее в России он опасался. Его помощник уже все решил по его поездке в Германию в одну из ведущих кардио-клиник.

– Ты должна поехать со мной, – сказал Жене отец.

В первый момент она чуть не воскликнула, что это невозможно, но вовремя зажала себе рот. Правда, после того, как отец отключился, слёзы сами брызнули у нее из глаз, она даже не понимала, откуда их такое количество. Лекции уже закончились, и она сидела в холле в ожидании Усольцева, с ужасом представляя, как сообщит ему о своем отъезде. Носовой платок полностью промок, она сжала и выбросила его, а вместо него достала из рюкзака салфетки.

Усольцева она увидела еще издалека. Он стремительно подошел к ней и обнял, хотя на людях старался никогда этого не делать.

– Я все знаю, твой отец позвонил мне, – сказал он, – Нам придется потерпеть, только и всего. Мы справимся. Но ты должна находиться рядом с ним. Операция – это серьезно.

Он глянул в заплаканное лицо Жени и поцеловал ее в губы, наплевав на то, что их могло видеть множество людей.

– Пойми, сейчас нам уже ничего не страшно, – сказал он ей, – Никакие разлуки для нас уже не имеют значения.

– Да, ты прав, – прошептала она, потеряв на время голос.

– Просто знай, что я с тобой, вот здесь, – он прикоснулся пальцами к ее груди слева. Женя кивнула, глотая беспрерывно текущие слёзы.

– А ты со мной вот здесь, – приложил он свою руку к сердцу, – И так теперь будет всегда. Потому что мы с тобой одно целое.

Они не думали о банальности происходящего, для них это не являлось банальностью, потому что слишком сильно и болезненно задевало их. И слова, как унифицированные коды, не объясняли всего того, что они оба чувствовали сейчас, а лишь намекали на нечто, глубоко происходящее в душе каждого из них.

*** 7

Проводив Женю, Усольцев приказал себе не расклеиваться. Тем более что предстоял ежеквартальный отчет руководству. И отчет этот готовили отделы, подчинявшиеся Усольцеву. В такие периоды он всегда старался оставаться максимально собранным. Но в этот раз данное умение давалось ему с трудом. Хотя даже черная дыра сжалась в точку и почти не беспокоила его сейчас. Однако никуда не исчезла и словно следила за Усольцевым своим едва приметным зрачком в полу. И даже всюду следовала за ним.

Он сходил в медпункт, где ему сняли кардиограмму, потому что его давненько уже беспокоили боли в сердце. Но кардиограмма оказалась практически идеальной. Врач посоветовал ему меньше волноваться по пустякам. Усольцев посмотрел на него и усмехнулся, отчего докторишка заёрзал на своем стуле:

– Это стандартная рекомендация. Если у вас серьезные причины для переживаний, тут, к сожалению, медицина бессильна. Иногда помогает психолог, но в основном человек просто должен стараться смотреть на вещи рационально и не поддаваться отрицательным эмоциям.

– Понятно, – сказал Усольцев, встал и направился к двери.

– Как врач я больше ничем не могу вам помочь, – извинялся доктор.

– Можете. Дайте рецепт на какие-нибудь сильные успокоительные. Моя жена уехала, ее отцу предстоит операция на сердце. У меня ответственная работа, но я не могу не волноваться и не переживать.

– Рецепт? Но успокоительные средства могут сильно вас затормозить. Если только на ночь, для лучшего засыпания… Хорошо, я выпишу. Подождите несколько минут.

– Слушайте, док, только никому ни слова. Никто из моих подчиненных не должен даже заподозрить, что я принимаю какие-то успокоительные средства, – сказал ему Усольцев, на что докторишка испуганно кивнул:

– Конечно, конечно. Врачебная тайна. Однако… ваше самочувствие превыше всего, и машину вы наверняка водите, а эти препараты могут влиять…

– Я буду принимать их только в крайнем случае. И за руль не стану сам садиться, водителя вызову.

– Тогда конечно… вот рецепт. Владимир Николаевич, вы сказали – жена. Простите за любопытство, вы женились?

– Да. Но для вас это тоже врачебная тайна. Понятно? А насчет психолога – можете кого-нибудь порекомендовать? Существуют же приемы, аутотренинг какой-нибудь.

– Конечно, конечно. Сейчас дам телефончик. Как я понимаю, это тоже врачебная тайна?

– Правильно понимаете.

Усольцев позвонил психологу и договорился о визите к нему. Он не привык откладывать намеченные дела. Ведь черная дыра никуда не исчезла, хоть и сжалась до размера зрачка.

Сразу после работы он поехал к этому доктору, который оказался седым, но моложавым мужчиной лет 45-ти. Выслушав Усольцева, психолог задал ему несколько вопросов. О режиме работы, о том, ответственный ли пост занимает Усольцев, о возможности передохнуть днем и т. п. И только в самом конце спросил об отношениях с женой. Усольцев сказал, что женился совсем недавно. Психолог не стал больше ничего уточнять по этому вопросу, а принялся за другие. Усольцеву пришлось рассказать о сестре, о своем детстве и даже о том, что когда-то в школе он много рисовал и посещал изостудию. Правда, после школы это занятие он забросил и больше никогда не брался ни за карандаш, ни за кисти и краски. Психолог выведал у него про секцию самбо и про то, почему Усольцев поменял специализацию в универе. Все это на взгляд Усольцева никак не относилось к его проблеме, ради решения которой он и пришел к этому доктору. Но психолог, немного посидев с закрытыми глазами и соединенными в замкнутое кольцо пальцами двух рук, сказал:

– Думаю, вас мучает ваше образное мышление. Вы не реализовались в визуальных искусствах, к которым имели тягу в детстве, но эта тяга никуда не исчезла, а была со временем подавлена как недостаточно мужское занятие и вытеснена в подсознание. Кроме того, все детство вы опекали свою младшую сестру и имели с ней очень тесную психологическую связь, которую со временем вполне закономерно утратили. Именно эти два обстоятельства и породили в вашем сознании образ черной дыры, как воплощение покинутости и одиночества. Поэтому, как только вы ощущаете себя одиноким, черная дыра разверзается в вашем воображении и обретает зримые очертания. Если желаете, я могу провести несколько сеансов для вас, чтобы снять это состояние. Однако вы и сами способны с этим справиться, тем более что совсем недавно женились, причем, что немаловажно, по любви.

Конечно, Усольцев догадывался, что означает черная дыра для него. И вполне понимал, почему она появилась вновь – Усольцев мучительно ждал возвращения Жени. Мучительно потому, что где-то в глубине души он опасался, что Женя… очнется от наваждения и разлюбит его. Или поймет, что никогда его не любила. Ведь, по сути, она почти его не знала. Фактически их объединял только секс, а узнавание друг друга только-только начиналось. И если Усольцев готов был ко всему и знал, что ничто не изменит его чувств, о Жене так сказать он не мог.

По телефону она говорила с ним очень сдержанно, потому что рядом находился ее отец. А позже, когда она смогла уединиться, то разговора вообще не получилось, она просто без остановки плакала и твердила, что хочет его увидеть.

Операцию назначили через два дня. Поэтому Усольцев постарался заморозить свое сознание, чтобы не испытывать нестерпимую боль от разлуки с Женей. Он умел ставить себя в рамки. Хотя сейчас его волю ослабляла злосчастная черная дыра, которая так и норовила разверзнуться прямо у него под ногами. Пока ее зрачок лишь злобно наблюдал за Усольцевым, но в любой момент всё могло измениться.

К любви Усольцев всегда относился с некоторым предубеждением. Любовь к матери, ну, да, конечно. А вот любовь к сестре была достаточно сложной и полной противоречий. Он многое терпел в их отношениях еще с детства. Потому что принял ответственность за нее. И совсем не считал свою заботу о ней любовью. Он вообще никогда не думал о любви по отношению к матери, отцу и сестре. Хотя отец являлся единственным, кто очень болезненно переживал за него, гордился его успехами, всегда говорил ему об этом. Поэтому так настороженно принял Женю. По его мнению, она была слишком молода и потому не способна понимать его умного, продвинутого и во всем великолепного сына. Почему-то Усольцев-старший всегда считал, что сына требуется защищать. От всего – от глупых учителей, от недалеких приятелей, от мягкотелой матери и даже от злобной фурии Зойки. Он много раз ругал дочь и жену за то, что они совершенно не щадят Усольцева-младшего, навешивая на него собственные и домашние проблемы. И сына ругал – за то, что тот позволяет им все и терпит их закидоны и требования.

Свои чувства к Жене Усольцев тоже не считал какой-то особенной любовью. Просто сразу понял, что она во всем подходит ему. Хотя, конечно, ее возраст являлся проблемой в некоторых вопросах, но ему нравилось открывать ей многое из того, чего она пока не знала просто по причине своей жизненной неопытности. Это чем-то напоминало ему то, как он подростком учил всему свою малолетнюю сестру. Правда, по сестре он никогда так не тосковал даже в длительных разлуках, когда, например, уезжал на месяц с друзьями на море, и когда был на сборах от военной кафедры. Впрочем, тоску от разлуки с Женей он объяснял себе тем, что эта разлука нарушила их сексуальную жизнь, которая совсем недавно получила новый импульс. Хотя даже голос Жени по телефону и ее слова частично снимали его напряжение. Он всегда внимательно слушал ее, а сейчас особенно в связи с его сомнениями и страхом того, что Женя легко может разлюбить его, поняв в разлуке, что, возможно, совершила ошибку, выйдя замуж. Ведь это он принял решение о регистрации брака, она лишь послушно выполнила его желание.

Ближе к обеду Женя прислала ему смс, он вздрогнул и сразу вспомнил слова своего заместителя. Женя написала, что операция прошла успешно, но она пока не знает, можно ли будет оставить отца на реабилитацию с его помощником, а самой срочно улететь. Отец перед операцией хотел, чтобы она находилась рядом, и все время держал ее за руку. Усольцев ощутил сильную боль в сердце и подумал, что врач в медпункте наверняка просто не умеет правильно расшифровывать кардиограммы. Некоторое время он не мог вздохнуть полной грудью. Мерзкий врачишка намекал еще на обычный остеохондроз, но Усольцев резонно заметил ему, что боль появляется только изредка и только в моменты сильных отрицательных эмоций.