Текст книги "Пролетарское воображение. Личность, модерность, сакральное в России, 1910–1925"

Построение народной культуры

Очевидно, что появление в позднеимперской России довольно значительного числа людей из представителей низших классов, которые обладали образованием, уверенностью в себе и личной свободой, чтобы оформиться в категорию, которую наблюдатели назовут новой «интеллигенцией из народа», зависело не только от «силы их собственного духа». Возможность их появления была обусловлена рядом социальных и культурных изменений к лучшему в обществе, помимо распространения грамотности и образования среди широких масс населения. Не меньшее значение имело расширение публичной сферы, в которой идеи могли рождаться, выражаться, передаваться, а люди со схожим образом мыслей могли находить друг друга и объединяться. Многие из этих улучшений проводились сверху, по инициативе сочувствующей или обеспокоенной положением дел элиты, и при всей половинчатости и манипулятивности проводимых мер они все же помогали простым людям задуматься о своей жизни и даже изменить ее. Параллельно этому непрерывно развивались возможности и навыки самоорганизации.

Рост городов и индустриализация увеличивали озабоченность государства и общества культурным и нравственным уровнем простого народа, что порождало различные проекты воспитания и обучения масс с целью повышения их культурного уровня. Многие образованные представители элиты (в том числе социалисты и профсоюзные лидеры), побуждаемые либо страхом перед «темными низами», либо намерением нести просвещение как необходимое благо, либо обоими мотивами сразу, присоединились к попыткам государства и церкви цивилизовать народную среду, особенно быстро растущую среду городских рабочих, привнести в нее то, что считалось основами «культуры». Культура в ту пору понималась и в России, и в Европе не как открытая система, в которой конструируются смыслы, но как некий абсолютный кодекс знаний, идей, норм поведения, куда входят, помимо прочего, трезвость, разумность, самоуважение, чувство общности, признание роли образования. Это движение, получившее в России название «культурничество» или «культуртрегерство» (от немецкого слова «культуртрегер» – человек, который несет культуру), принимало самые разные формы, среди которых и обучение взрослых, и создание обществ трезвости, и борьба за качество отдыха, и издание книг для народа. Все эти начинания глубоко затрагивали жизнь простых людей, особенно зарождающейся рабочей интеллигенции[50]50
  Характеристика культурнического движения приводится в [Frank 1999: 317–322; Brooks 1985: 317-22; Neuberger 1993: 7–8; Clowes et al. 1991:141–147; Kelly 1998:57–81].


[Закрыть].

С точки зрения рабочих, стремившихся к саморазвитию, эти культуртрегерские меры помогали им дополнить начальное образование, полученное в детстве, открывали новый доступ к знаниям и культуре. Количество подобных мотивированных рабочих впечатляло. Один из педагогов, выражая мнение многих, говорил, что у народа есть великая жажда знаний, и отмечал с восхищением (и некоторой снисходительностью) то, что взрослые люди, приходя учиться на курсы, на вопрос, что они хотят узнать, отвечают «все знать хочу» [Зимин 1913:49–50]. Профсоюзные лидеры также находились под впечатлением: «переживаемое теперь рабочими стремление к знанию, – писал профсоюзной активист в 1907 году, – напоминает подобное же явление в середине 90-х годов, когда первое массовое пробуждение рабочего класса толкало его не только к борьбе за лучшие условия труда, но и к свету знания». Но, продолжал он, разница между тем временем и нынешним «громадная». Тогда речь шла о сотнях и тысячах рабочих, а сейчас о сотнях тысяч. Тогда умственные запросы были «элементарнее», а руководящей силой была почти исключительно интеллигенция, теперь же «движение исходит от рабочих, ими направляется и определяется» [Д. 1907:1][51]51
  Я предполагаю, что автором статьи мог быть Дмитрий Кольцов.


[Закрыть]. Лев Клейнборт подчеркивал, что не меньшее значение имеет и то обстоятельство, что в 1890-е годы тонкий слой «народной интеллигенции» был полностью изолирован от основной массы рабочих, теперь же культурная работа приняла множество форм, так что наметился рост «промежуточного слоя» культурных рабочих, который может служить соединительным звеном между «идейными верхами» рабочего класса и его «низами» [Клейнборт 1913b: 151–152].

Развитие издательского дела в России создавало важное общественное пространство, благодаря которому стремящиеся к знаниям представители низших классов могли повысить свой культурный уровень и расширить кругозор. Многочисленные газеты, журналы, брошюры и книги являлись для широких масс источником новостей, идей, историй, которые становились поводом для размышлений: поучительные рассказы о трудностях жизни, хорошо известных простому человеку, занимательные повествования о сторонах жизни, с которыми ему сталкиваться не приходилось, описания стран как обычных, так и экзотических, свежие новости, которые обнажали проблемы и перспективы современной жизни, произведения прозы и поэзии – все это одновременно поучительный и тревожный пейзаж окружающего мира. Огромный спрос на литературу для народного чтения в конце XIX – начале XX веков неоднократно обсуждался, издатели реагировали на него и стимулировали его, публикуя множество дешевых изданий, предназначенных специально для аудитории из низов. В этот ассортимент входили как дешевые издания русской классики или брошюры доступного религиозного содержания, так и коммерческие «бульварные романы» – авантюрные, криминальные и любовные; как низкопробные (с точки зрение многих современников) многотиражные дешевые газеты наподобие «Газеты-копейки», так и журналы серьезные, ориентированные на более взыскательных народных читателей. Конечно, некоторые читатели низших классов считали идею, что народу требуется отдельная литература, оскорбительной; они полагали, что им следует читать те же книги и журналы, которые читают все люди, исходя из того, что культура является универсальной [Рубакин 1906: 236–255; Клейнборт 1916: 92-115; Клейнборт 1923: гл. 2; Brooks 1978: 119–150; Brooks 1985; Brooks 1986: 90-110; McReynolds 1991; Brower 1994].

В городах развивалась публичная сфера, появлялись новые различные гражданские институты, что неизбежно порождало условия, в которых люди могли объединяться для защиты своих интересов, несмотря на все ограничения, накладываемые политическим и общественным строем[52]52
  О развитии публичной сферы в России см. [Clowes et al. 1991].


[Закрыть]. Для низших городских сословий в первое десятилетие XX века, особенно после революции 1905 года, которая стимулировала рост общественной самоорганизации и заставила государство признать ее законодательно, открылись широчайшие возможности для создания добровольных объединений и продолжения образования. Рабочий (особенно из числа квалифицированных) мог вступить в общество взаимопомощи, в профсоюз (их легализовали в 1906 году), в рабочий клуб или в подпольную политическую партию (многие из них были частично легализованы после 1905 года). Рабочие писатели склонялись участвовать во многих из этих организаций. Но наибольшее значение для развития интеллектуальных и литературных устремлений таких личностей имели неформальные способы продолжить образование: кружки единомышленников, подпольные группы изучения социализма (которыми обычно руководили образованные члены партии), публичные лекции, проводившиеся различными организациями с целью «развития» народа, вечерние и воскресные курсы в народных университетах и тому подобных заведениях, рабочие театры, культурные и литературные объединения при профсоюзах (после 1905 года), кружки самообразования.

Система образования взрослых играла важную роль в жизни многих стремящихся к знаниям представителей низших классов в России. Наибольшей популярностью пользовались так называемые народные университеты, которые начали появляться в 1890-е годы, взяв за основу опыт европейских экспериментов по распространению образования среди взрослых рабочих, а также опыт уже существовавших в России воскресных и вечерних курсов для рабочих. В 1893 году в Москве группа либерально настроенных интеллектуалов стала устраивать публичные лекции для низших классов. В Казани в 1894 году один из профессоров организовал курсы публичных лекций. В 1898 году в Санкт-Петербурге Педагогический музей организовал «отдел для содействия самообразованию». В других городах простому населению также предлагались подобные лекционные программы. В качестве лекторов выступали известные ученые-либералы, которые читали циклы двухчасовых лекций по своей специальности – например, естественные науки, литература, история.

Революция 1905 года и особенно указ от 4 марта 1906 года «О временных правилах об обществах и союзах»[53]53
  Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1906. Собр. 3. Т. 26.
  Ч. 1.С. 201–207.


[Закрыть] способствовали этой просветительской деятельности и подвели более прочную базу под добровольные общественные организации образовательного профиля. В последующие годы народные университеты были созданы почти во всех крупных провинциальных городах, а также в некоторых небольших городах. Среди наиболее успешных можно назвать народный университет Шанявского в Москве и Ассоциацию народных университетов в Санкт-Петербурге. В январе 1908 года в Санкт-Петербурге состоялся Первый Всероссийский съезд деятелей обществ народных университетов и других просветительских учреждений частной инициативы, который собрал деятелей вечерних курсов, народных университетов, профсоюзных культурных организаций, рабочих клубов. Вокруг вопроса о том, в какой мере рабочим следует управлять процессом своего собственного образования, разгорелись яростные дебаты, после которых съезд пришел к выводу, что учащимся, которые именовались «слушателями», нужно дать право выбирать преподавателей голосованием и влиять на учебный план. Несмотря на постоянную критику в адрес народных университетов из-за «буржуазного» доминирования в их руководстве и в выборе программ обучения, некоторые профсоюзы и рабочие клубы после 1905 года, прежде всего в Петербурге, заключили с народными университетами договоры о совместном проведении доступных по цене занятий для рабочих. Из-за правительственного запрета обсуждать спорные политические или социальные вопросы лекторы сосредоточились по преимуществу на таких темах, как право, история и культура Античности, экономическая история России, литература[54]54
  См.: Труды Первого Всероссийского съезда деятелей обществ народных университетов и других просветительских учреждений частной инициативы. СПб., 1908; Профессиональный вестник. 1908. № 17–19. С. 5–7; Кузнец. 1909. № 1–2. С. 4; Жизнь пекарей. 1914. № 1(4). С. 18; Голос портного. 1914. № 1(4). С. 4; [Мединский 1913; Maliy 1990: 12–13].


[Закрыть].

Не менее важную роль, чем народные университеты, в жизни рабочей интеллигенции играли народные дома, которые возникли частично по образу и подобию народных домов Европы, университетских программ обучения взрослых и движения поселений (движение поселений, или Сетлемент). Но они были также естественным развитием народных «аудиторий» и театров и «народных чтений» (публичных чтений книг для неграмотной и полуграмотной публики), организованных во многих городах России в 1880-1890-е годы. Особенно много народных домов (которые по-прежнему именовались народными залами) появилось в обеих столицах и других городах после 1899 года – года столетнего юбилея со дня рождения Пушкина, празднование которого послужило толчком к дальнейшему распространению народного просвещения. Новый импульс этому движению дала революция 1905 года. В него включились городские управы, земства, литературные объединения, общества трезвости и частные лица, которые стремились содействовать повышению культурного уровня простого народа. В типичном народном доме имелись бесплатная библиотека с читальней, зал, часто оснащенный «магическим фонарем» и кинопроектором, магазин, в котором продавались книги, журналы и другая печатная продукция, зал для концертов и спектаклей, классные комнаты и выставочные помещения, юридическая консультация и чайная комната. Программа предлагала самые разные виды занятий: хор, театральные коллективы, оркестры, литературные кружки, спортивные секции, концерты, лекции, выставки, потребительские кооперативы, учебные курсы (чаще всего по истории, естественным наукам, литературе, но также на профессиональные и технические темы) и народные чтения. Одним из наиболее успешных являлся народный дом, открытый княгиней Софией Паниной на Лиговском проспекте в Санкт-Петербурге. В 1903 году княгиня стала попечительницей дома для престарелых и – в основном на собственные средства – значительно расширила его функции. Под ее управлением Лиговский народный дом (чаще его называли просто «народный дом Паниной») организовывал лекции, вечерние классы для мужчин и женщин, трехгодичные ремесленные курсы, народные чтения, мероприятия для детей, художественные и технические выставки, спектакли, юридические консультации; при доме имелись сберегательная касса, чайная и столовая. Начиная с 1912 года при народном доме Паниной действовало также самодеятельное объединение рабочих писателей, которое издавало несколько «рукописных журналов» и два печатных[55]55
  РГАЛИ. Ф. 1821 (Самобытник-Маширов). Оп. 1. Д. 1. Л. 15-15об.


[Закрыть]. Социалисты и профсоюзные деятели часто критиковали народные дома за то, что там предлагают некачественный и даже «вредный» продукт: «плохая опера по дорогим билетам… акробаты, клоуны, фокусники, балалаечники, песенники и кинематограф с нелепым репертуаром» [Кубиков 1909b: 8]. В то же время многие рабочие интеллигенты отзывались о народных домах как о центрах притяжения, о незаменимых местах для учебы и отдыха[56]56
  Больше сведений о народных домах см. в статье «Народные дома» в [НЭС 1916, 27: 946–949; Голубев 1901; Данилевский 1915; Maliy 1990: 13–14].


[Закрыть].

Городских рабочих, особенно в Петербурге и Москве, окружали вниманием разные общественные группы и частные лица, которые пытались предоставить им «здоровый досуг», включая отдых и образование. Общественной работой совместно с местными городскими властями, миссионерами и учреждениями занимались такие организации, как Общество распространения полезных книг, Общество по организации образовательных публичных развлечений, Общество трезвости, участвуя в проведении чтений, лекций, концертов, собраний, представлений «магического фонаря» и чаепитий [Bradley 1991: 131–148]. Средние школы иногда организовывали вечерние курсы для взрослых, и относительно независимые общественные учреждения, такие, как Постоянная комиссия по техническому образованию при Императорском русском техническом обществе, также открывали вечерние курсы для рабочих в некоторых городах; особого упоминания заслуживают Пречистенские рабочие курсы в Москве, которые открылись в 1897 году и через которые за годы их существования прошли тысячи рабочих[57]57
  См. [Bonnell 1983: 330; Левин 1926: 12; История Москвы 1955: 249].


[Закрыть]. Начиная с 1870-х годов многие организации открывали доступные народные театры и помогали городским рабочим создавать свои театральные коллективы [Голубев 1901: 3–8; Thurston 1983: 237–267; Swift 1999: 260–291]. Управляющие и владельцы крупных частных и государственных предприятий организовывали для рабочих учебные курсы, чайные, хоры, оркестры, театры, бесплатные библиотеки, лекции, литературные и музыкальные вечера [Steinberg 1992: 57–61]. В крупных городах открывались новые увеселительные сады[58]58
  См. [Konechnyi 1994: chap. 6].


[Закрыть]. В это просветительское движение включились даже иностранцы. Так, американский миссионер Джон Стоукс в 1900 году основал в Санкт-Петербурге общество «Маяк» для содействия нравственному, умственному и физическому развитию молодежи, которое просуществовало до 1910 года; среди его членов – несколько будущих профсоюзных лидеров [Левин 1926: 7]. Центральное правительство не только поддерживало многие из этих начинаний, но в начале XX века само создавало клубы и чайные для рабочих под контролем охранного отделения[59]59
  См. [Schneiderman 1976; Sablinsky 1977; Bonnell 1983: 93; Surh 1989: 99-153; Engelstein 1982: 59–65, 79–81].


[Закрыть]. В заключение следует назвать школы для рабочих, которые открывались русскими социалистами в Западной Европе: в 1909 году Богданов, Горький, Луначарский организовали школу на вилле Горького на острове Капри (среди ее учеников выделялся «рабочий-философ» Ф. И. Калинин); в 1910–1911 годах Богданов открыл школу в Болонье, и Ленин организовал конкурирующую школу под Парижем. Кроме того, в 1912–1913 годах действовал кружок пролетарской культуры Луначарского, иначе именовавшийся Лигой пролетарской культуры, в котором радикально настроенные рабочие интеллигенты (большинство из них бежали в Европу из ссылки на север России или в Сибирь) регулярно встречались, чтобы обсуждать различные идеи и книги, а также собственные сочинения [Косарев 1922: 63–75; Maliy 1990: 6–7; Scherrer 1978а: 259–284; Zelnik 1999: 172–185].

Самоорганизация и самовыражение

Миф о том, что рабочая интеллигенция возникает благодаря «силе своего духа», являлся частью довольного далекого от реальности «я»-идеала, однако он побуждал рабочих и их организации упорно отказываться от сторонней помощи и опеки. Революция 1905 года усилила это стремление к самостоятельности, предоставив рабочим указом от 4 марта 1906 года легальную возможность создавать некоммерческие и неполитические объединения, что вызвало подъем активности среди низших слоев населения. В сфере культуры этот закон прямо предоставлял профсоюзам (легализованным в том же законе) полномочия создавать «библиотеки, профессиональные школы, курсы и чтения» для рабочих[60]60
  О временных правилах об обществах и союзах // ПСЗРИ. 1906. Т. XXVI. Отд. 1. С. 205.


[Закрыть]. В результате начался расцвет программ «культурного просвещения» под эгидой профсоюзов. Но еще более широкое распространение получили рабочие клубы, обычно именовавшиеся обществами самообразования, которые стали главными центрами культурной работы среди городских рабочих, по крайней мере среди стремившегося к знаниям меньшинства[61]61
  Для раскрытия темы самообразования среди рабочих были использованы следующие источники: [Левин 1926; Орлов 1909; Кубиков 1918а; Кубиков 1918b; Кубиков 1918с; Bonnell 1983: 328–334], а также отчеты в профсоюзной периодике: Рабочий по металлу. 1907. № 21 (24 сентября). С. 16; Надежда. 1908. № 1 (31 июля). С. 2–4; № 2 (16 сентября). С. 8–9; Печатное дело. 1909. № 3 (17 января). С. 12–13; 1909. № 7 (10 мая). С. 15; 1909. № 14 (16 декабря). С. 14–15; Наш путь. 1910. № 4 (15 июля). С. 8–9; 1910. № 7 (10 сентября). С. 8–9; 1911. № 12 (14 января). С. 10–11; Голос портного. 1911. № 6 (1 марта). С. 5–6; Новое печатное дело. 1911. № 11 (25 ноября). С. 2–7; Труд. 1917. № 1(7). С. 20–21.


[Закрыть].

Инициатива создания образовательных и культуртрегерских обществ для рабочих исходила от социалистов, преподававших на уже существовавших курсах (таких, как Пречистенские курсы в Москве или Смоленские вечерние курсы в Санкт-Петербурге), от образованных социалистов различных направлений (от меньшевиков, большевиков, эсеров и беспартийных), от профсоюзных деятелей и от рабочих активистов. Максимального расцвета подобные общества достигли в 1907–1911 годах, когда правительственные репрессии, направленные против профсоюзов, сковывали их социальную и политическую активность. Наибольшее распространение подобные общества получили в столице. За эти годы в Петербурге возникло 21 общество самообразования рабочих. В Москве насчитывалось только шесть подобных клубов, а в других городах и того меньше. Несколько клубов имели городской статус, но большая часть объединяла жителей одного района или работников одного предприятия.

Как и многие организации, ориентированные не только на рабочих, эти общества ставили целью распространение «культуры», понимаемой как общепринятый канон знаний и ценностей, что косвенно подразумевало избавление рабочих от социального изгойства, их интеграцию в общество. Названия подобных обществ отражали эти культуртрегерские задачи: «Знание», «Знание – свет», «Просвещение», «Наука», «Наука и жизнь», «Луч». Подобно прочим просветительским организациям, действовавшим среди простого народа, рабочие клубы организовывали лекции (обычно не реже раза в неделю, часто с дискуссией) и регулярные курсы. Программа курсов включала такие предметы, как арифметика, история, здоровье, язык, литература, философия, психология, естественные науки, общественное устройство, духовность. При клубах также открывались библиотеки, часто с большим выбором книг и периодических изданий. Во многих клубах работали хоровые коллективы, оркестры балалаечников, музыкальные и литературные кружки, там устраивали публичные чтения, литературно-музыкальные вечера, концерты, экскурсии в музеи и на выставки, загородные поездки, танцы, развлекательные и праздничные вечера, классы живописи (известно, что в Москве в 1913 году состоялась даже выставка картин, написанных рабочими [Клейнборт 1914b: 40]), детские и семейные спектакли (хотя многие активисты критиковали танцы, игры и тому подобные сугубо развлекательные мероприятия как не соответствующие задачам самообразования). Кроме того, многие крупные профсоюзы и рабочие кооперативы также предлагали своим членам лекционные программы, экскурсии, чтения, концерты, танцы, организовывали театральные и литературные кружки, создавали библиотеки, часто очень хорошие.

Среди тех, кто участвовал в жизни клубов и обществ самообразования, преобладали мужчины. Современники отмечали, что женщины почти не посещают никаких мероприятий, кроме танцев. Отсутствие женщин частично объяснялось их более низкой грамотностью и меньшим интересом к самообразованию, а частично негативным отношением со стороны мужчин – по крайней мере, женщины чувствовали, что им не рады. Некоторые мужчины-рабочие действительно открыто возражали против того, чтобы их жены или другие женщины посещали лекции и занятия. «А чего им там делать?» – таков был типичный ответ рабочих на предложение организаторов привести на мероприятия своих жен. Даже «развитые» рабочие, судя по всему, рассматривали приобщение к культуре, столь тесно сопряженное с личным и гражданским самоопределением и достоинством, как сугубо мужское дело. Желание выйти «в люди» (при всей гендерной нейтральности понятия «человек») эти рабочие, как и большинство их современников-мужчин, склонны были рассматривать как сугубо мужской идеал. Некоторые общественные деятели по мере сил боролись с этим предрассудком и создавали в Москве и Петербурге специальные клубы для женщин.

Но даже среди мужчин число посетителей рабочих клубов было невелико – очень часто встречаются сожаления по поводу отсутствия культурных запросов у большинства рабочих, хотя недооценивать число посетителей клубов нельзя. В Санкт-Петербурге почти в каждом районе имелся свой клуб. Перед войной численность рабочего класса в Петербурге составляла полтора миллиона человек, из них членами клубов являлись 7000. Лекция обычно привлекала от 50 до 150 слушателей, экскурсия в музей – до 100 человек, на танцы по вечерам собиралась толпа. Большинство посетителей клубов составляли молодые мужчины, в возрасте от 16 до 30 лет, самого разного рода занятий, хотя, согласно отчетам, преобладали фабричные рабочие, имевшие некоторую квалификацию, среднюю зарплату и средний уровень грамотности. Относительно низкий уровень участия рабочих в клубной жизни – что касалось в равной степени и посещения лекций, кружков и библиотек, организованных профсоюзами, – беспокоил руководителей и организаторов, которые часто жаловались на «пассивность» большинства рабочих, на их неразвитый вкус, который заставлял отдавать предпочтение танцам, а не лекциям. В то же самое время для меньшинства, охваченного жаждой самосовершенствования, рабочие клубы и тому подобные учреждения становились центром притяжения. Пусть такие рабочие составляли меньшинство, но меньшинство, настойчивое в достижении цели. Справедливо подчеркивалось, что именно в этих клубах и «вырабатывается та “рабочая интеллигенция”, в которой так нуждается современное рабочее движение»[62]62
  Профессиональный вестник. 1909. № 25. 18 августа. С. 37.


[Закрыть]. И неудивительно, что чаще всего и громче всего среди тех, кто укорял широкие трудовые массы за их культурную отсталость, раздавались голоса самих рабочих.

Как правило, организаторами рабочих клубов и профсоюзных просветительских программ выступали представители образованных классов – прежде всего деятели различных социалистических партий, но и рабочие все активнее включались в работу. Руководящие органы большинства обществ самообразования принципиально формировались выборным путем и, как правило, только из рабочих. И хотя общества самообразования и профсоюзные комиссии по культуре регулярно сотрудничали с народными университетами, народными домами и другими гражданскими и частными инициативами в ведении культпросветработы, идеологические различия часто выходили на первый план и становились причиной острых дебатов и конфликтов. А. В. Орлов, который представлял рабочие клубы на Съезде народных университетов в 1908 году, выразил общее мнение рабочих активистов, когда на языке классовой борьбы заявил в своей откровенно вызывающей речи: «Рабочие прекрасно понимают <…> что знание станет силой в руках рабочих лишь тогда, когда делом постановки и организацией образования будут заведовать сами рабочие» [Орлов 1908: 154][63]63
  По поводу споров о контроле, имевших место на съезде, см. [Левин 1926: 125–133].


[Закрыть]. (Подобный рабочий сепаратизм проходит лейтмотивом через всю историю рабочего культурного движения в России.)

Рабочие писатели, наряду с другими рабочими интеллигентами, принимали участие в деятельности многих учреждений народного образования и самообразования, а некоторые становились активистами. Однако те рабочие, которые хотели не просто усваивать культуру, но и производить ее, неизменно стремились создавать собственные организации в соответствии с собственными задачами и самостоятельно управлять ими. Поскольку число писателей-самоучек или писателей-самородков (так их называли реже) и их заметность в городской среде возрастали, они устанавливали контакты между собой и приходили к идее объединения для практической и творческой взаимопомощи. Например, зимой 1886–1887 года 14-летний Максим Леонов, чей отец-крестьянин незадолго до того перебрался в Москву и открыл овощную лавку, где работал и Максим, организовал кружок для юношей-самоучек, которые регулярно собирались в столовой и обсуждали стихи. Через два года с помощью некоторых уже состоявшихся поэтов из народа, таких, как портной Иван Белоусов, этот кружок сумел опубликовать первую антологию собственных произведений под названием «Родные звуки: сборник стихотворений писателей-самоучек». Гордость за свои достижения и свою независимость – основной жизненный мотив многих рабочих авторов, что хорошо чувствуется на первых страницах, написанных, видимо, Белоусовым: «Авторы настоящего сборника – все писатели-самоучки, не получившие никакого образования, но своими собственными силами, без посторонней помощи пробившие себе путь на свет божий» (цит. по: [Клейнборт 1924b: 7]). В то же самое время создавались и другие кружки, которым нередко удавалось опубликовать небольшие сборники своих произведений, но сборник кружка Леонова являлся самым большим. В 1902 году кружок Леонова приобрел более официальный характер и стал называться Московский кооперативный кружок писателей из народа. Среди его организаторов значатся наиболее выдающиеся рабочие писатели Москвы тех лет: приказчик Федор Шкулев, приказчик Спиридон Дрожжин, плотник Петр Травин, булочник Михаил Савин, стекольщик Егор Нечаев. Через год кружок развалился, так как Леонов, Дрожжин, Нечаев, Шкулев, Травин и другие вышли из его состава и создали Суриковский литературно-музыкальный кружок, названный в честь самого известного в России поэта-самоучки Ивана Сурикова, который, как и многие члены кружка, родился в деревне и много лет проработал приказчиком в Москве.

Суриковский кружок был наиболее значительным из ранних кружков; он просуществовал до 1921 года, когда большинство его членов вступили в созданный Союз крестьянских писателей (слово «крестьянский» в данном случае имеет не социальный смысл, определяя их принадлежность, а идеологический и тематический, характеризуя содержание их творчества). Этот кружок помог самоучкам лучше овладеть литературным ремеслом и даже опубликовать свои произведения в сборниках и журналах. Многие рабочие писатели, включая тех, которые впоследствии стали членами Пролеткульта, прошли через Суриковский кружок. Будучи московским, этот кружок стал постепенно выходить за рамки одного города и приобретать всероссийское значение. В декабре 1905 года Травин попытался организовать Всероссийский кружок писателей из народа. Состоялась конференция, но появлением новой организации она не увенчалась. К 1909 году Суриковский кружок функционировал в качестве всероссийской организации. В то же время возникали другие кружки «писателей из народа», часто по образцу Суриковского кружка. Например, в 1912 году в Москве Николай Ляшко создал кружок при журнале «Огни».

Суриковский кружок, имевший большое влияние на писателей из народа, в советское время подвергался серьезной критике за «идеологическую слабость», за тенденцию к «пасторальному романтизму» в публикациях, за пестование «культа меланхолии». Подобные «непролетарские» настроения списывали на то, что главную роль в кружке играли писатели крестьянского происхождения, чья трудовая биография была связана не с промышленным производством, а с розничной торговлей. Однако подобное мировоззрение было распространено и среди тех, кто родился в городе и работал на фабрике. Таким образом, если приложить идеологическую мерку, которой марксисты начали пользоваться еще до революции 1917 года, к Суриковскому кружку, то он не выдерживает проверки на пролетарскую сущность. В 1915 году кружковцы заявили, что их цель – объединение «писателей из народа» с более широкими кругами «интеллигенции из народа»: «быть другом интеллигента-народника, сознательного крестьянина, фабричного рабочего, учителя, торгового служащего и всех людей, сочувствующих возрождению народной интеллигенции»[64]64
  Друг народа. 1915. № 1. 1 января, б/п.


[Закрыть]. Руководители Суриковского кружка разделяли марксистскую мечту об обществе, в котором сотрутся различия между классами и даже между полами, однако полагали, что этот счастливый мир родится не из классовой борьбы, а из признания всех людей членами единой семьи человечества[65]65
  Друг народа. 1916. № 1. С. 17.


[Закрыть]. Как ни называй эту разновидность социализма, замешанного на благородстве и нравственном идеализме, – народнической, социал-демократической или даже либеральной – и подобные ярлыки, кстати, имели огромное значение для большевиков, особенно после 1917 года, – очевидно, что подобный настрой, окрашенный меланхолией, столь характерной для поэтов-суриковцев, находил отклик у многих рабочих писателей, включая тех, которые причисляли себя к марксистам и большевикам[66]66
  О первых кружках, включая Суриковский и Леоновский, см. [Клейнборт 1924b: 7–9; Клейнборт 1913d: 168–169; Калмановский 1966], словарные статьи о И. А. Белоусове и М. Л. Леонове см. [Русские писатели 1800–1917:223–225], а также автобиографию Н. И. Волкова в РГАЛИ. Ф. 1068. Он. 1. Д. 30. Л. 50 об.


[Закрыть].

Годы 1907–1916 отмечены значительной активизацией самодеятельности среди писателей из низов, а также расширением состава участников. Если зачинатели первых кружков были по большей части приказчиками или ремесленниками, то теперь среди кружковцев увеличивается число фабричных рабочих, участники сильно различаются по жизненному и профессиональному опыту. Кружки возникали во множестве, и, видимо, далеко не все они оставили след в истории (если участникам не удалось опубликоваться в сборнике либо журнале или прославиться настолько, чтобы удостоиться последующих упоминаний). Кружки самообразования рабочих писателей создавались в Москве, Санкт-Петербурге и некоторых провинциальных городах. Наиболее известен кружок, организованный в 1912 году в Петербурге рабочими, которые учились при народном доме графини Паниной, поскольку из этого кружка вышло большое число замечательных рабочих авторов. Члены кружка собирались по воскресеньям, днем или вечером, на несколько часов, слушали доклады, посвященные известным современным писателям, читали и обсуждали их произведения. Говорили и о том, что необходима такая литература, которую создают сами рабочие. Чтобы удовлетворить потребность в такой литературе, они выпустили несколько рукописных журналов с собственными произведениями. В 1913 году члены кружка, назвав себя «Трудовая семья», напечатали в Москве сборник под названием «Наши песни. Сборник стихотворений: поэты-рабочие». Он был немедленно запрещен и конфискован полицией из-за идеологического уклона. Второй том появился в 1914 году. Примечательно, что эти писатели в явном виде дали себе новую автохарактеристику: именно как «рабочих писателей», в отличие от «писателей из народа» или «писателей-самоучек». В предисловии к первому тому они заявляли, что подобное звание составляет предмет их гордости, отличая от тех интеллигентов, которые берутся говорить от имени рабочих. Они утверждали, что есть такая правда о жизни рабочего класса, которую никто не может высказать, пока «сами рабочие не напишут о себе» [Наши песни 1913, 1:5]. В названии «наши песни» определение «наши» носило принципиальный характер[67]67
  См. [Клейнборт 1924b: 12–13; Родов 1925: 548–550; Заволокин 1925: 26–28;
  Наши песни 1913, 2], а также автобиографическое эссе Алексея Маширова в РГАЛИ. Ф. 1821. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-13.


[Закрыть].