Текст книги "Голод"

– Нет-нет-нет, – торопливо сказала Лана. – Нет, я смеюсь не над тобой. Просто, понимаешь, ты, кажется, единственный, у кого есть любой план на любой случай.

Альберт явно смутился.

– Ну, знаешь, Сэм с Астрид там тоже жилы рвут.

– Ну да. Но ты просчитываешь наперёд. Ты и правда думаешь, как нам всё организовать.

Альберт кивнул.

– Наверное, да.

– Молодец, – сказала Лана. – Мне пора. С Орком всё будет в порядке. Насколько возможно в его ситуации, конечно.

– Спасибо, – сказал Альберт. По нему было видно, что он благодарит от души.

– Эй, дай-ка посмотреть твою руку, – сказала Лана.

Альберт не понял. И опустил взгляд на собственную ладонь, которая опухла и посинела после удара о каменное лицо Орка.

– Ах, да, – сказал он, когда Лана взяла его руку. – Ещё раз спасибо.

Лана снова надела наушники и отбежала на несколько шагов. Затем остановилась. Обернулась и снова их сняла.

– Эй, Альберт. Насчёт денег.

– Да?

Она поколебалась, зная, что в эту секунду, должно быть, запускает цепную реакцию. Зная, что это безумно опасно. Это было жутко, казалось, будто сама судьба говорила с ней от лица Альберта, указывая путь к не до конца ещё оформившейся цели.

– А золото сгодится? За деньги, я имею в виду.

Альберт пристально посмотрел ей прямо в глаза.

– Может, нам стоит встретиться и обсудить это?

– Хорошо, – сказала Лана.

– Заскочи сегодня вечером в клуб.

– Куда?

Альберт улыбнулся. Он выудил из кармана бумажку и протянул ей.

– Я буду там.

Лана снова побежала. Но мысли её текли уже в другом направлении. Альберт планировал будущее, а не просто плыл по течению. Вот что надо делать. Планировать. Действовать. А не полагаться на обстоятельства.

У неё был план.

Иди ко мне.

«Может, так я и сделаю, – подумала Лана. – И может быть, ты об этом пожалеешь».

Глава 11
70 часов, 11 минут

– МАМЕ МЭРИ НУЖНО ещё двое человек, – сказала Астрид Сэму.

– Хорошо. Одобрено.

– Дара говорит, у нас кончается детский «Тайленол» и детский «Адвил», и спрашивает, можно ли начать давать детям взрослые лекарства в маленьких дозах.

Сэм беспомощно развёл руками.

– Что?

– У нас кончаются детские лекарства, и Дара хочет делить напополам таблетки для взрослых.

Сэм откинулся на спинку кожаного кресла явно не детского размера.

– Ладно. Неважно. Одобрено. – Он сделал глоток из бутылки с водой. На этикетке значилось «Дасани», но внутри была обычная водопроводная вода. Тарелки после ужина – ужасный самодельный гороховый суп с запахом гари и четвертинка капусты на человека, – были сдвинуты в дальний угол стола, где в старые времена мэр Пердидо-Бич держал семейные фотографии. Это был один из лучших ужинов на памяти Сэма за последнее время. Свежая капуста оказалась на удивление вкусной.

На тарелках не осталось ничего, кроме разводов: времена, когда дети воротили нос от еды, остались в прошлом.

Астрид надула щёки и вздохнула.

– Дети спрашивают, почему Ланы нет рядом, когда она им нужна.

– Я могу обращаться к Лане только по серьёзным поводам. Я не могу требовать, чтобы она круглосуточно была здесь и дула им на каждый ушибленный палец.

Астрид глянула в список, который составила в своём ноутбуке.

– Вообще-то, тут сказано про вывихнутый большой палец ноги, который «болел».

– И сколько ещё пунктов в твоём списке? – спросил Сэм.

– Триста пять, – ответила Астрид. Сэм побледнел, и она смягчилась. – Ладно, на самом деле всего тридцать два. Ну что, не так уж много по сравнению с тремя сотнями?

– С ума сойти, – сказал Сэм.

– Дальше: Джадсоны и Макханрахансы поссорились из-за собаки. Обе семьи подкармливают её – у них ещё остался большой мешок собачьей еды, – но Джадсонсы называют её Конфеткой, а Макханрахансы – Бо-бо.

– Ты шутишь.

– Не шучу, – сказала Астрид.

– А это что ещё за шум? – возмутился Сэм.

Астрид пожала плечами.

– Наверное, кто-то включил музыку на полную громкость.

– Это всё бесполезно, Астрид.

– Что, музыка?

– Всё это. Каждый день я получаю сотню идиотских вопросов, которые я должен решить. Как будто я стал им всем папашей. И вот я сижу тут и слушаю, как малышня жалуется на старших сестёр, которые заставляют их принимать ванну, дерётся за костюмчики для плюшевых медвежат, а теперь вот собачьи имена. Собачьи имена?

– Они по-прежнему всего лишь дети, – напомнила Астрид.

– У некоторых из этих детей развиваются такие силы, что это меня пугает, – проворчал Сэм. – Но они не могут решить, кому какое полотенце достанется? Или что смотреть: «Русалочку» или «Шрека III»?

– Нет, – ответила Астрид. – Не могут. Им нужен взрослый. И это ты.

Обычно Сэм невозмутимо выслушивал ежедневную порцию бреда, или хотя бы воспринимал всё это с ворчливым юморком. Но сегодня он почувствовал, что это слишком. Вчера он потерял Е. З. Сегодня утром почти никто не явился на работу. И Эдилио пришлось два часа отлавливать детей. И то, дынь насобирали так ничтожно мало, что не хватило бы и на один день. Плюс ко всему, ещё и Дак Чжан со своей сумасшедшей историей о том, как он провалился сквозь землю и оказался в радиоактивном туннеле полном морских летучих мышей.

Единственным человеком, кто хоть чего-то добился, был Орк. Он собрал несколько сотен кочанов капусты, пока черви едва его не убили.

– Да что это за музыка? – раздражённо воскликнул Сэм. Он был зол, ему хотелось на кого-нибудь или на что-нибудь накричать. Он подошёл к окну и распахнул створки. Звук тут же усилился в несколько раз, особенно громко гремели басы.

Внизу, на площади было темно, не считая фонарей – и стробоскопа, сверкающего в окнах «МакДональдса».

– Какого…

Астрид подошла и встала рядом с ним.

– Что там такое? Альберт закатил вечеринку?

Сэм не ответил. Он молча вышел, раздражённый, злой, но в глубине души довольный тем, что нашёлся повод не отвечать на идиотские детские вопросы и не решать их тупые проблемы.

Он спустился, перепрыгивая через ступеньку на первый этаж, вышел через огромную входную дверь, проигнорировав приветствие от мальчика, которого Эдилио назначил охранять мэрию, и, миновав большие мраморные ступени, оказался на улице.

Мимо проходил Квинн, он явно тоже направлялся в «МакДональдс».

– Хэй, бро, – сказал Квинн.

– Ты не в курсе, что там творится? – спросил Сэм.

– Это ж клуб, – улыбнулся Квинн. – Чувак, ты, видать, совсем заработался. Все уже знают.

Сэм уставился на него.

– Что-что?

– «МакКлуб», бро. Вход за батарейки либо за туалетную бумагу.

Эта новость совсем сбила Сэма с толку. Он хотел было потребовать у Квинна объяснений, но тут появился Альберт в костюме, словно он шёл на выпускной или что-то вроде того. Он и впрямь нацепил тёмный пиджак свободного кроя и слаксы на тон светлее. На нём была светло-голубая рубашка, тщательно выглаженная, с накрахмаленным воротничком. Заметив Сэма, Альберт протянул ему руку.

Сэм не стал её пожимать.

– Альберт, что здесь происходит?

– По большей части, танцы, – сказал Альберт.

– Что, прости?

– Дети танцуют.

Тут Квинн вышел вперёд и потряс всё ещё протянутую руку Альберта.

– Здорово, чувак. Я принёс батарейки.

– Рад тебя видеть, Квинн. За вход либо четыре батарейки типа «D, либо восемь двойных «А», либо десять тройных «А», либо дюжина «С». Если у тебя они разных типов, скомбинируем.

Квинн порылся в кармане и вытащил четыре тройных «А» и три «D». Он протянул их Альберту, тот принял плату и бросил батарейки в пакет, который стоял возле его ног.

– Ладно, правила такие: никакой еды, алкоголя, понтов, драк. Когда я скажу, что время вышло – не спорить. Согласен?

– Чувак, будь у меня еда, разве бы я пришёл? Я б лучше дома остался да сам всё съел. – Квинн приложил обе ладони к сердцу, словно во время присяги флагу, и сказал: – Согласен. – Потом он ткнул большим пальцем через плечо в сторону Сэма и добавил: – О нём не беспокойся: Сэм у нас не танцует.

– Хорошего вечера, Квинн, – сказал Альберт и распахнул дверь, приглашая его пройти.

Сэм глядел на происходящее с искренним изумлением. Он не понимал, прийти ли ему в ярость или восхищённо рассмеяться.

– Кто тебя на это надоумил? – спросил Сэм.

Альберт пожал плечами.

– Тот же самый человек, кто велел мне руководить «МакДональдсом», пока у нас не закончилась еда: никто. Я просто взял и сделал.

– Хорошо, но еду ты раздавал бесплатно. А теперь требуешь с людей плату. Это не очень хорошо, Альберт.

– Ты что, пытаешься получить выгоду? – Это спросила уже Астрид, которая последовала за Сэмом вместе с Малышом Питом.

Внутри заиграла другая музыка, хип-хоп сменился песней, которую Сэм как раз любил: до нелепости навязчивая «Into Action» Тима Армстронга. Если бы Сэм и решил потанцевать, то именно под эту мелодию.

Альберт посмотрел на Сэма и Астрид.

– Да. Я пытаюсь получить выгоду. Я использую батарейки, туалетную бумагу и бумажные полотенца вместо денег. Все эти вещи когда-нибудь закончатся.

– И ты пытаешься собрать у себя всю туалетную бумагу со всего города? – ахнула Астрид. – Шутишь?

– Нет, Астрид, я не шучу, – сказал Альберт. – Слушай, сейчас дети используют её для игр. Я видел, как малыши бросались друг в друга рулонами бумаги на лужайке, словно это игрушки. Так что…

– Так что ты решил попытаться забрать у людей бумагу?

– Считаешь, лучше наблюдать, как её тратят впустую?

– Вообще-то да, – фыркнула Астрид. – Лучше, чем присвоить её всю себе. Ты ведёшь себя как последний придурок.

Глаза Альберта вспыхнули.

– Слушай, Астрид, сейчас дети знают, что туалетной бумагой можно заплатить за вход в клуб. И они больше не станут тратить её зря.

– Нет, они принесут её всю тебе, – выпалила в ответ Астрид. – И что будет, когда им понадобится бумага?

– В таком случае у нас останется запас, потому что я сделал бумагу ценной.

– Ценной для тебя.

– Ценной для всех, Астрид.

– Ты просто пользуешься тем, что дети слишком глупы и не знают способа лучше. Сэм, ты должен это прекратить.

Сэм уже потерял нить разговора, всё его внимание захватила музыка. Он сказал:

– Астрид права, Альберт, это нехорошо. Тебе не давали разрешения…

– Мне не нужно разрешение, чтобы давать детям то, чего они хотят. В смысле, я же никому не угрожал, не говорил: «Эй, тащите мне всю свою туалетную бумагу и батарейки». Я просто включаю музыку и говорю: «Если хотите войти и потанцевать, то придётся заплатить».

– Чувак, я уважаю твои амбиции и всё такое, – сказал Сэм, – но я должен это остановить. Ты не получал на это разрешения, не говоря уже о том, что это не нормально – заставлять детей платить.

– Сэм, Я уважаю тебя так, что не выразить словами, – сказал Альберт. – И Астрид, вы оба куда умнее меня. Но я не понимаю, как вы собираетесь заставить меня всё это прекратить.

Терпение Сэма лопнуло.

– Окей, я пытался быть вежливым. Но я здесь мэр. Я был избран, как ты, наверное, помнишь, потому что, полагаю, ты и сам за меня голосовал.

– Да. И проголосую снова. Но, Сэм, Астрид, тут вы, ребята, не правы. Этот клуб – единственное место, где дети могут собраться и хорошо провести время. Они сидят по домам, умирая с голода, грустные и напуганные. Танцуя же, они забывают и о голоде, и о печали. Я делаю хорошее дело.

Сэм сверлил Альберта тяжёлым взглядом, взглядом, который дети в Пердидо-Бич воспринимали всерьёз. Но Альберт не уступил.

– Сэм, сколько дынь собрали дети, которых Эдилио заставил работать силой? – спросил Альберт.

– Немного, – признал Сэм.

– Орк набрал целый грузовик капусты. Пока черви не сумели до него добраться. Потому что мы платили Орку за работу.

– Орк сделал это, потому что он самый молодой в мире алкоголик, а ты платил ему пивом, – отрезала Астрид. – Я знаю, чего ты хочешь, Альберт. Ты хочешь заполучить всего побольше, хочешь стать важным парнем, большой шишкой. Но знаешь, что? Это новый мир. У нас есть возможность сделать его лучше. Не обязательно, чтобы кучка людей заправляла всеми остальными. Мы можем сделать этот мир справедливым для каждого.

Альберт рассмеялся.

– Все могут быть в равной степени голодными. А где-то через неделю все могут начать умирать.

Группа детей вышла из «МакДональдса», распахнув двери. Сэм, конечно, их узнал. Он уже знал каждого в городе, по крайней мере, в лицо, если не по имени.

Ребята вышли, пересмеиваясь, хихикая. Счастливые.

– Хэй, Большой Сэм, – сказал один из них.

– Чувак, ты должен там побывать, это круто, – добавил другой.

Сэм только кивнул в знак приветствия.

Решение больше нельзя было откладывать. Закрыть клуб или позволить ему дальше существовать. Не закрыть – значит, уступить Альберту и наверняка нарваться на очередную глупую ссору с Астрид, которая решит, будто он игнорирует её мнение.

Уже не в первый раз и даже не в сотый Сэм пожалел, что согласился стать лидером.

Сэм покосился на часы на запястье Альберта. Время близилось к девяти.

– Закрывай клуб, – твёрдо сказал Сэм. – Закрывай. В десять тридцать. Детям нужно спать.

* * *

В клубе Квинн расслаблялся под чёткий ритм. Что-то из ска-панка. Может, потом будет хип-хоп. Или даже какие-нибудь старые классические песни.

Альберту надо отдать должное: парень превратил «Мак» во вполне приличный клуб. Основное освещение отключили, подсвечивались только доски с меню. Но на них не было рекламы «Хэппи Мил» и комбо-обедов. Альберт оклеил их розовой обёрточной бумагой, и теперь эти панели мягко светились, подсвечивая белки глаз и зубы детей, когда те улыбались.

В каком это классе учился Хантер, в седьмом? Теперь он крутил диски в проигрывателе. Конечно, Хантер не был профессионалом, но получалось у него неплохо. А парень-то довольно крут, подумал Квинн. Хоть и поговаривали, будто у него появилась какая-то смертельная сила. Время покажет, останется ли он крутым или же станет высокомерным, как некоторые из уродов. Вроде Брианны, которая внезапно стала называть себя «Бриз» и требовать от остальных того же. Вообразила себя супергероем из комиксов. Бриз. А ведь когда-то она ему даже нравилась.

Кстати говоря, вот и Брианна, танцует как сумасшедшая, то и дело ускоряясь, ноги только и летают. Подпрыгивает так быстро, что кажется, в любой момент оторвётся от пола и полетит по комнате.

Она всем уже уши прожужжала о том, как обогнала пулю. «Я теперь официально быстрее летящей пули. Так могут только двое: я и Супермен».

В другом углу странный маленький мальчик по имени Дак травит какую-то безумную байку о водных летучих мышах и подземном городе или что-то вроде того.

Ещё в клубе была Декка, сидела одна, едва заметно качая головой в такт музыке, не сводя глаз с Брианны. Никто толком ничего не знал о Декке. Она пришла из «Коутс», одна из тех, кого спасли от жестоких пыток Кейна и Дрейка, которые заливали руки мутантов бетоном.

Что-то в ней было, в этой Декке, что-то такое, отчего она казалась сильной и немного опасной. У неё была какая-то предыстория, думал Квинн, что-то в её прошлом, как почти у всех ребят из «Коутс». «Академия Коутс» славилась как школа для проблемных детей богатых родителей. Не все из них были богаты, не все были проблемными, но у большинства имелись серьёзные сложности.

Квинн протиснулся между двумя танцующими четвероклашками, мальчиком и девочкой. Они танцевали вместе. В их возрасте Квинн ни за что не стал бы танцевать с девчонкой так, словно на свидании. Вообще-то, он и сейчас не танцевал с девушками. Но теперь, подумал он, всё изменилось. Четвёртый класс – это как… средний возраст, что-то вроде того. А Квинн уже старый. Старый, старый, старый, почти пятнадцатилетний.

Скоро его день рождения. Вопрос в том, что выбрать? Остаться или уйти?

С тех пор, как Сэм пережил свой день рождения, большинство ребят, достигших Смертельного Пятнадцатилетия, выживали. Сэм научил всех, что нужно делать.

Джек-Компьютер, который в те времена ещё был на стороне Кейна, при помощи ускоренной съёмки запечатлел мальчика из «Коутс» в тот момент, когда он достиг ВУ, Возраста Уничтожения. Джек пришёл в Пердидо-Бич и рассказал о плёнке и о великом открытии: в роковой момент весь мир вокруг тебя замедляется, время будто превращается в бесконечность. И потом тебе явится кто-то, кто будет уговаривать тебя перейти грань, уйти вместе с ним.

Но этот искуситель – всего лишь обманщик. Лжец. «Словно дьявол, – подумал Квинн, – настоящий дьявол». Он наткнулся на кого-то в толпе и извинился.

– Эй, Квинн! – Это сказала Лана, она пыталась перекричать музыку, но Квинну всё равно приходилось наполовину читать по губам. Целительница и впрямь обращалась к нему.

– О. Привет, Лана. Круто тут, да? – он неловким движением руки обвёл помещение.

Лана кивнула. Она выглядела немного мрачной, слегка одинокой. Что показалось Квинну очень странным. Лана была второй местной героиней, уступая только Сэму. Но разница была в том, что Сэма многие ненавидели, но Лану – никто. Сэм мог заставить тебя что-нибудь делать: собирать мусор, ухаживать за малышнёй в детском саду, стрелять в кого-нибудь из автомата. А Лана только лечила людей, вот и всё.

– Ага. Вроде круто, – ответила Лана. – Правда, я толком никого тут не знаю.

– Да быть не может. Ты знаешь всех.

Лана уныло помотала головой.

– Нет. Это меня все знают. По крайней мере, они так думают.

– Ну, ты знаешь меня, – сказал Квинн и изобразил кривоватую улыбку, чтобы Лана не подумала, будто он задирает нос и ставит себя с нею наравне.

Но она вовсе так не подумала. Девушка кивнула с таким серьёзным лицом, что казалось, сейчас заплачет.

– Я скучаю по родителям.

Квинн вдруг ощутил острый укол боли, той самой, которая мучила его с момента, когда всё это началось: поначалу постоянно, теперь же всего пару раз в день.

– Да. Я тоже.

Лана протянула ему руку, и Квинн после секундной заминки взял её.

Лана улыбнулась.

– Ничего, если я просто подержу тебя за руку, не пытаясь при этом, ну, понимаешь, ничего исцелить?

Квинн рассмеялся.

– Со мной, конечно, не всё в порядке, но это тебе исцелить не под силу. – И добавил: – Может, потанцуем?

– Я ждала тут Альберта, проторчала здесь, наверное, не меньше часа, и ты первый, кто предложил, – сказала Лана. – Да. Я, вроде как, буду рада потанцевать.

Как раз зазвучала очередная хип-хоп композиция: шумный, решительно непристойный рэп. Эта песня вышла несколько лет назад, но мелодия по-прежнему цепляла, а ещё больше в ней привлекало то, что всего три месяца назад никому из присутствующих здесь не разрешалось её слушать.

Квинн с Ланой танцевали, и даже пару раз столкнулись бёдрами. Потом Хантер поставил довольно спокойную песню Люсинды Уильямс.

– Люблю эту песню, – сказала Лана.

– Я… я не умею танцевать медляки, – сказал Квинн.

– Я тоже. Ну, давай хоть попробуем.

Они неловко положили руки друг на друга и принялись покачиваться туда-сюда. Спустя какое-то время Лана опустила голову на плечо Квинна. Он почувствовал на своей шее её слёзы.

– Грустная песня, – сказал Квинн.

– Тебе снятся сны, Квинн? – спросила Лана.

Этот вопрос застал его врасплох. Должно быть, она почувствовала, как Квинн вздрогнул, и посмотрела ему в глаза, ожидая объяснения.

– Кошмары, – ответил он. – О битве. Ну, ты понимаешь. О большой битве.

– Ты вёл себя очень храбро. Спас детей в садике.

– Не всех, – коротко поправил её Квинн. На секунду он замолчал, вспоминая. – Там был тот койот. И тот парень, да? И… и… в общем, у меня ведь был шанс застрелить его раньше, да? Но я испугался, что раню ребёнка. Я так боялся ранить ребёнка, что не выстрелил. А потом было уже, ну, слишком поздно. Понимаешь?

Лана кивнула. На её лице не мелькнуло и тени сочувствия, но Квинн почему-то подумал, что так даже лучше. Ведь если ты не была там, и ты не держала онемевший палец на спусковом крючке, если ты не слышала собственный крик, вырывающийся из твоего горла, словно кровь из разорванной артерии, если ты не видела то, что видел он, то у тебя нет права на сочувствие, ведь ты всё равно не поймёшь. Ты ничего не поймёшь.

Ничего.

Лана только кивнула, приложила ладонь к его сердцу и сказала:

– Это я излечить не могу.

Квинн кивнул, изо всех сил сдерживая слёзы, которые подступали уже… в который раз после той ужасной ночи? Дайте-ка подумать, три месяца, в одном месяце тридцать дней, значит, около тысячи раз. Может и больше. Но не меньше, даже если не считать те случаи, когда ему ужасно хотелось расплакаться, но вместо этого он натягивал на лицо маску веселого и беззаботного Квинна, потому что единственной альтернативой было упасть на землю и зарыдать.

– Вот о чём печалюсь я, – сказал он, спустя некоторое время. – А ты о чём?

Лана склонила голову набок, словно присматриваясь к нему, размышляя, стоит ли делиться переживаниями с ним. Из всех людей – он. Изменчивый Квинн. Ненадёжный Квинн. Квинн, который предал Сэма ради того, чтобы Кейн с Дрейком прекратили его пытать. Квинн, из-за которого едва не убили Астрид. Квинн, которого простили только за то, что во время великой битвы он всё же выступил вперёд и спустил курок, и…

– Ты когда-нибудь встречал кого-то, кого потом никак не мог забыть? – спросила его Лана. – Кого-то, кого встретишь однажды, и потом он вечно тебя преследует, будто бы стал частью тебя?

– Нет, – сказал Квинн. Он был слегка разочарован. – Повезло парню.

Лана даже рассмеялась от неожиданности.

– Нет. Я не о том. Это может и не парень вовсе. А может даже и не… в общем, не такой парень, о каком ты подумал. Скорее, что-то вроде рыболовного крючка, понимаешь? Словно я червяк, которого насадили на крючок. Ты знал, что на конце рыболовного крючка есть зазубрина? И его нельзя вытащить, не проделав в себе большую дыру?

Квинн кивнул, хотя не совсем понимал, к чему она.

– А ещё, и это, наверное, самое странное: ты почти что сам хочешь, чтобы рыбак тебя поймал. Типа: окей, давай, вытягивай удочку – мне больно, но я не могу ничего сделать, потому что застряла. Так что продолжай тянуть. Просто закончи то, что начал, только хватит являться ко мне во снах, потому что они давно превратились в кошмары.

Квинн всё ещё не понимал, о чём она говорит, но образ беспомощной рыбы, попавшейся на крючок, так и стоял у него перед глазами. Квинн знал, что такое безнадёга. Просто он не ожидал услышать такое от девочки, которую в УРОДЗ любили все без исключения.

Темп музыки снова изменился. Хватит медляков, народ хотел веселья, так что Хантер включил что-то из техно, Квинн не знал, что именно. Он начал двигаться в ритм, но Лана его не поддержала.

Она положила руку ему на плечо и сказала:

– Похоже, Альберт освободился, мне надо с ним поговорить.

Она отвернулась, не сказав больше ни слова. У Квинна осталось такое чувство, что, какие бы ужасные кошмары его ни мучили, кошмары Целительницы были куда хуже.