Текст книги "Жена-22"

78

Из книги “Креативная драматургия”

Задание: Теперь напишите ту же сцену, но только двумя предложениями.

– Не делай этого, – говорит лучшая подруга.

– Я должна, – говорит главная героиня.

79

Двадцать восьмое июля – идеальный летний день. Никакой влажности и температура около двадцати четырех. Я провожу около часа у себя в спальне, мучительно выбирая, что надеть на встречу с Исследователем-101. Юбку и босоножки? Слишком молодежно. Сарафан? Вообще чересчур. В конце концов я останавливаюсь на джинсах и крестьянской блузе, но накладываю косметику, подаренную мне Недрой – тушь и чуть-чуть румян. Вот настоящая я, и будь что будет. Если ему не понравится, тем хуже для него. Разговор с Недрой совершенно выбил меня из колеи. Я уже почти хочу разочаровать 101. Оттолкнуть его, чтобы мне не пришлось принимать никаких решений, чтобы он принимал их сам.

Внизу Кэролайн и Уильям готовят салат. Когда я появляюсь на кухне, Уильям поднимает голову и удивленно смотрит на меня.

– Прекрасно выглядишь, – говорит он. – Куда-то собираешься?

– Встречаемся с Недрой после обеда, выпьем чаю. Поэтому мне нужно поскорее поесть.

– С каких это пор Недра по вечерам пьет чай?

– Она сказала, ей нужно о чем-то со мной поговорить.

– Звучит зловеще.

– Ты же знаешь Недру.

Я сама поражена легкостью, с которой лгу.

В дверь звонят, и я смотрю на часы. 18:00.

– Дети кого-нибудь ждут?

Уильям пожимает плечами.

Я иду к двери в своих эспадрильях, заодно практикуясь в сексуальной походке. Слегка покачиваясь, я кокетливо наклоняю голову набок. Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Уильям меня не видит. Он стоит перед открытым шкафом, изучая его содержимое. Я открываю парадную дверь.

– Элис! – кричит Банни. – Как же давно мы не виделись!

Следующие несколько часов проходят так:

18:01 Я пытаюсь стереть с лица изумленное выражение. Мы перепутали даты. Думали, что Банни и Джек приезжают завтра вечером, но вот они здесь, на сутки раньше, стоят у нас на пороге.

18:03 Джампо подбегает к двери, отчаянно лая.

18:04 Джампо до крови кусает Банни за ногу. Банни кричит от боли.

18:05 Услышав крик, в холл выбегают Уильям, Кэролайн, Зои и Питер.

18:07 Оказание первой помощи на кухне. Я путаюсь у всех под ногами и отчаянно тараторю. Это не укус, это просто царапина. Где пластырь? У нас есть неоспорин? Это не неоспорин, это суперклей.

18:09 Уильям, сжав зубы, обрабатывает ранку Банни.

18:10 Я смотрю на часы.

18:15 Уильям спрашивает, кто хочет выпить.

18:17 Я открываю бутылку “Пино Нуар” и наливаю всем взрослым по бокалу.

18:19 Я выпиваю залпом бокал и наливаю еще.

18:20 Уильям советует мне сбавить скорость.

18:30 Звенит таймер, и Уильям вынимает из духовки запеканку из макарон с сыром.

18:31 Все восторгаются, как замечательно она пахнет, и выражают нетерпение сесть за стол.

18:35 Обсуждаются все за и против использования сыра грюйер по сравнению с традиционным чеддером при приготовлении макарон с сыром в домашних условиях.

18:40 Я говорю Банни и Джеку, как я рада, что они у нас поживут.

18:45 Банни спрашивает, хорошо ли я себя чувствую. Я говорю, что все отлично, но почему она спрашивает? Она говорит что-то насчет того, что у меня на лбу выступил пот.

18:48 Банни интересуется у Кэролайн, как продвигаются поиски работы.

18:49 Кэролайн говорит “прекрасно!”, ее назначили новым исполнительным директором Гугла.

18:51 Я объявляю всем, что очень, очень прошу меня извинить, но я заранее договорилась и не могу пропустить встречу, и не могу отменить ее, потому что вчера Недра уронила телефон в унитаз и нет никакой возможности с ней связаться.

18:51 Уильям отзывает меня в сторону и говорит, что не может поверить, что я все-таки ухожу, ведь Банни и Джек только что приехали.

18:52 Я говорю ему, что мне очень жаль, но я должна уйти.

18:52 Уильям напоминает, что это была моя идея – предложить Банни и Джеку остановиться у нас.

18:53 Я ухожу.

19:05 Я прибываю в “Чай и не только” и занимаю столик. Адреналин зашкаливает. Исследователь-101 опаздывает.

19:12 Проверяю, который час.

19:20 Захожу на Фейсбук с мобильного. Новых статусов нет, он не в Сети.

19:25 Заказываю чай с лимоном. Конечно, я бы предпочла кофе, но боюсь запаха изо рта.

19:26 Проверяю Фейсбук.

19:27 Еще раз проверяю Фейсбук.

19:28 Включаю и выключаю телефон.

19:42 Чувствую себя женщиной среднего возраста.

19:48 Отправляю ему сообщение.

Мы договаривались на семь или на восемь? Может быть, на восемь? Так или иначе, я уже на месте!

20:15 Ты дура, идиотка, тупица.

На ободке чашки след от помады. Смотрю на свои эспадрильи. Я начинаю дрожать – от пальцев ног и вверх до плеч.

– Вы нормально себя чувствуете? – через минуту участливо спрашивает официантка.

– Все хорошо, все хорошо, – бормочу я.

– Вы уверены?

– Я просто только что узнала плохие новости.

– О боже. Мне так жаль. Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо.

– О’кей. Но, пожалуйста, не стесняйтесь, зовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Все что угодно. – Она торопливо отходит.

Я сижу за столом, закрыв голову руками. Внезапно звенит телефон. Сообщение от Джона Йоссариана.

Мне ужасно жаль. Случилось нечто непредвиденное.

Я потрясенно вглядываюсь в слова. О’кей, о’кей, о’кей. Что-то помешало ему прийти. Но кем он себя возомнил, чтобы так со мной поступать? Я колеблюсь между отчаянным желанием поверить и порывом послать его ко всем чертям, но, прежде чем успеваю решить, выстукиваю:

Я волновалась, что с вами что-то случилось.

Почти сразу же телефон снова звенит.

Огромное спасибо за понимание. Я с вами не играю. Больше всего на свете я хотел быть там. Вы должны мне верить.

Я поднимаю глаза от мобильника. Кафе опустело. Очевидно, никто не хочет “чая и не только” после восьми вечера. Я несколько раз читаю два последних сообщения. Хотя он сказал именно то, что должен был сказать, я никогда не чувствовала себя более одинокой. Правда ли у него что-то случилось? Он вообще собирался приходить? Или передумал в последнюю минуту? Может, он решил, что лучше общаться на расстоянии. Что встреча со мной настоящей испортит его фантазии. А как насчет моих фантазий? О том, что где-то в мире есть мужчина, который меня понимает. Тот, кто не может перестать обо мне думать. Тот, что дал мне почувствовать себя женщиной, по которой можно сходить с ума. А что, если на самом деле Исследователь-101 – какой-нибудь тупой извращенец, который ловит кайф от соблазнения жалких одиноких женщин средних лет?

Я слишком раздавлена, чтобы лгать. Я набираю:

Я тоже больше всего на свете хотела, чтобы вы были здесь.

Нажимаю “Ответить” и отключаю телефон.

20:28 Сажусь в машину.

20:29: Еду домой.

20:40 Подъезжаю к дому.

20:41 Отпираю парадную дверь.

20:42 “Элис? – кричит Уильям. – А мы тебя ждем. Давай скорее к нам”.

20:44 При звуке его голоса меня переполняет чувство вины и, кое-как изобразив улыбку, я иду в гостиную.

Часть третья

80

– Ты очень вовремя, Элис, ты как раз нас рассудишь, – улыбается мне Банни, когда я вхожу в комнату.

Банни так уютно устроилась в раскладном кресле, что ка жется, она сидела в нем всю жизнь. Ее перевязанная босая нога с выкрашенными в веселый мандариновый цвет ногтями покоится на подушке. Даже раненая, она может служить моделью для плаката, рекламирующего красивое старение. Сейчас ей уже, должно быть, за шестьдесят, но она как никогда хороша.

– Банни, мне ужасно жаль, что так получилось с твоей ногой.

– Ерунда, – говорит Банни. – Мы с Джампо уже практически подружились, правда, Джампо?

Джампо свернулся клубком на коврике в углу. Услышав свое имя, он поднимает голову.

– Плохой, гадкий пес, – упрекаю я его.

Он негромко рычит и снова укладывает голову на сложенные лапы.

Джек встает – он такой долговязый и веснушчатый. Он похож на полосатого кота – персикового со сливками, как Кэролайн. Джек всегда ко мне очень хорошо относился, несмотря на то что я никогда не была с ним так близка, как с Банни. Он почти прописался в Блю-Хилл, когда ставили мою пьесу – он любил называть себя “на-все руки-Джеком” для личного пользования Банни.

– Садись на мое место, Элис, – говорит он.

– Здесь, рядом со мной, – говорит Уильям, хлопая по дивану.

Я не могу заставить себя на него взглянуть.

– Все нормально. Я посижу на полу.

Джек поднимает брови.

– Нет, я действительно обожаю сидеть на полу.

– Это правда, – подтверждает Уильям. – Очень часто Элис сидит на полу, даже если все кресла свободны.

– Мне тоже нравилось сидеть на полу. Пока мои суставы не стали возражать, – говорит Джек.

– Ты сегодня принимал свой кардиоаспирин? – вспоминает Банни.

– Аспирин не имеет отношения к суставам, – говорит Джек.

– Да, любовь моя, но он имеет отношение к сердцу, – говорит Банни.

Я уже забыла, что Банни называет Джека “любовь моя”. Это нежное обращение всегда казалось мне ужасно романтичным. После того как эпопея с “Барменшей” завершилась, я вернулась домой в Бостон и попробовала называть Уильяма “любовь моя”, но это казалось слишком претенциозным. “Любовь моя” – это надо заработать или с этим родиться. Я бросаю взгляд на Уильяма, он весело улыбается в ответ, и я чувствую, что меня начинает мутить.

– Несколько месяцев назад у Джека были проблемы с сердцем, – поясняет Банни.

– Ничего себе! Что-то серьезное? – спрашиваю я.

– Да нет, – говорит Джек. – Банни напрасно поднимает такой шум.

– Это называется “Банни заботится о тебе”, – говорит Банни.

– Пока что ее забота проявилась в том, что она убрала с моего айпода Рианну и заменила ее на Верди.

– Ты слушаешь Рианну? – изумляюсь я.

– Он так громко включал свою музыку, – говорит Банни. – Глухота и больное сердце – это для меня уже чересчур.

– Как тебе не стыдно, – говорит Джек. – Небольшая глухота – не самая плохая вещь для брака. – Он подмигивает мне.

– Элис, – восклицает Банни. – Вы только посмотрите на нее! Ты прямо цветешь! Сорок лет – чудесный возраст. Пока ты еще там не села, подойди ко мне и давай поздороваемся как следует.

Я пересекаю комнату, присаживаюсь на край кресла и утопаю в ее объятиях. От нее пахнет точно так, как раньше – фрезией и магнолией.

– Все хорошо? – шепчет она.

– Просто жизнь, – бормочу я в ответ.

– А-а, жизнь. Поговорим позже, угу? – тихонько говорит она мне на ухо.

Кивнув, я еще раз ее обнимаю и устраиваюсь на полу возле ее кресла.

– Так что у вас за спор? – спрашиваю я.

– Кристиан Аманпур или Дайан Сойер[66]66
  Кристиан Аманпур, Дайан Сойер – американские телеведущие.


[Закрыть]? – спрашивает Банни.

– Ну, они обе мне нравятся, – говорю я, – но если нужно выбирать, то Кристиан.

– Мы спорили не о том, кто из них лучший журналист, – говорит Уильям, – а кто привлекательнее.

– Какая разница, насколько они привлекательны, – говорю я. – Эти женщины берут интервью у президентов, премьер-министров и прочих важных людей.

– Вот и я говорю то же самое, – кивает Банни.

– Как поживает Недра? – спрашивает Уильям.

– Я… э-э…

– Ты – э-э? – говорит он.

– Прости. Я просто устала. Она замечательно поживает. Нам столько всего надо было обсудить.

– Да? Разве вы с ней не говорили не далее как вчера?

Сохраняй спокойствие, Элис. Будь проще. Что бы ни было, не смотри вверх и вправо – это верный знак, что человек говорит неправду. И не моргай. Никакого моргания.

– Ну да, по телефону, но нам так редко удается поболтать вживую, да к тому же наедине. Ну, сам знаешь, – говорю я, уставившись ему в глаза.

Уильям смотрит с изумлением. Я стараюсь смягчить взгляд.

– Недра – ближайшая подруга Элис. У нее скоро свадьба, – поясняет Уильям.

– Как хорошо! И кто же этот счастливец? – спрашивает Банни.

– Счастливица. Ее зовут Кейт О’Халлоран, – говорю я.

– А-а. Хорошо. Недра и Кейт. Надеюсь скоро с ними познакомиться, – говорит Банни.

– Элис будет почетным свидетелем, – говорит Уильям.

– Вообще-то я еще не дала окончательного согласия.

– И я даже понимаю почему. “Почетный свидетель” звучит так старомодно. Почему бы не просто “почтенная дама”? – спрашивает Банни.

Я киваю. Действительно, почему бы и нет? Я – почтенная дама, во всяком случае была ею до сегодняшнего дня.

– Ладно, – говорит Джек, глядя на часы. – Лично я сдаюсь. Давай пойдем, Банни. По нашему времени уже около часа ночи.

– Ой, простите меня, – вскакиваю я. – Я ужасно себя веду. Кто-нибудь уже показал вам вашу спальню?

Из другой комнаты до меня доносится звук телевизора и перекрывающие его голоса детей.

– Да-да. Уильям отнес наверх наш багаж, – говорит Банни. – Послушай, Элис, ты должна пообещать, что честно скажешь, когда от нас устанешь. У нас обратные билеты через три недели, но, как сказал Марк Твен, гости и рыба начинают попахивать через…

– Я никогда от вас не устану, – перебиваю я. – Вы можете оставаться здесь, сколько захотите. У тебя перерыв между постановками?

Поднимаясь вслед за Джеком по лестнице, Банни кивает.

– У меня лежит целая куча пьес. Я пока еще не могу решить, что ставить дальше. Надеюсь, ты мне поможешь. Почитаешь некоторые из них?

– С удовольствием. Пожалуй, я тоже пойду спать. День был такой длинный, – говорю я, зевая. Я собираюсь притвориться спящей к тому моменту, как придет Уильям.

– Сейчас проверю, как там дети, – говорит Уильям, когда Банни и Джек скрываются в гостевой.

– Обязательно напомни им выключить везде свет, когда они закончат смотреть свое шоу. – Я начинаю подниматься по ступенькам.

– Элис?

– Что?

– Принести тебе чаю?

Я оборачиваюсь, не веря своим ушам. Он что-то знает?

– С чего бы мне хотеть чаю? Я и так целый вечер пила чай с Недрой.

– Ах да, забыл. Прости, просто мне показалось, что тебе хочется чего-нибудь теплого.

– Да, мне нужно кое-что теплое, – говорю я.

– Нужно?

Что это в его голосе, готовность? Он думает, что “кое-что теплое” – это он и есть?

– Ноутбук, – говорю я.

У него вытягивается лицо.

Я просыпаюсь в четыре часа утра и кое-как плетусь вниз. Зайдя на кухню, обнаруживаю, что Банни уже там. Перед ней на стойке выстроились чайник и две кружки.

Она улыбается мне.

– У меня было предчувствие, что ты присоединишься.

– Почему ты так рано встала?

– По-нашему уже семь утра. А вот почему ты так рано встала – другой вопрос.

– Не знаю. Не могла больше спать. – Я обхватываю себя руками.

– Элис, что такое?

У меня вырывается стон.

– Я кое-что натворила, Банни. Очень плохое. – Я делаю паузу. – Похоже, я влюбилась в другого мужчину.

– О-о, нет. Элис. Ты уверена?

– Уверена. Но подожди, это еще не все. Самое ужасное, что я его никогда не видела.

И я рассказываю Банни всю историю. Пока я говорю, она не произносит ни слова, но мне достаточно посмотреть на ее лицо, чтобы все понять. Банни – замечательный, чутко реагирующий слушатель. Ее глаза то расширяются, то сужаются, когда я показываю ей наши письма и сообщения на Фейсбуке. Она ахает, охает и вздыхает, когда я читаю ей свои ответы на вопросы. Но самое главное, она меня чувствует, чувствует каждой клеточкой своего тела.

– Наверное, твое сердце разбито, – наконец говорит она, когда я замолкаю.

Я вздыхаю.

– Да. Но это еще далеко не все. Все гораздо сложнее.

– А по-моему, здесь все просто. Этот человек, этот исследователь – он тебя слушает. Он говорит тебе именно то, что ты хочешь услышать. Мне больно тебе об этом говорить, но думаю, что ты не первая, с кем он это проделывает.

– Я знаю, я знаю. Стой. Ты правда так считаешь? Боже, нет, я так не думаю. Правда, не думаю. Мне казалось, между нами возникло нечто особенное…

Банни качает головой.

– Ты считаешь меня идиоткой.

– Не идиоткой, а просто очень уязвимой, – говорит Банни.

– Я чувствую себя страшно униженной.

Банни отмахивается от моих слов.

– Унижение – это собственный выбор. Не делай его.

– Я рассержена, – добавляю я.

– Уже лучше. Сердиться – это полезно.

– На Уильяма.

– Ты сердишься на Уильяма? А как насчет этого Исследователя?

– Нет, на Уильяма. Это он довел меня.

– Нет, ну это уже несправедливо, Элис. Это просто неправда. Послушай. Я не святая и я здесь не для того, чтобы тебя судить. Было время, когда Джек и я – когда мы прошли через испытания. Вообще-то мы какое-то время даже жили отдельно, когда Кэролайн уехала учиться. Словом, я не хочу вдаваться в детали, но главное, что я хочу сказать: ни один брак не идеален, а если какой-то выглядит идеальным, то ты можешь быть абсолютно уверена только в том, что это не так. Но не нужно взваливать вину на Уильяма. Не прикидывайся жертвой. Ты должна нести ответственность за то, что совершила. Что чуть не совершила. Дело не в том, останешься ты с Уильямом или нет. Дело в том, что ты не должна позволять, чтобы она просто прошла.

– Она?

– Жизнь. Не хочу тебя расстраивать, но, сама посуди, Элис, не так уж много лет у тебя осталось, чтобы их растрачивать на пустяки. Ни у кого из нас. Видит бог, что и у меня тоже. – Банни встает и включает чайник. Солнце только что взошло, и кухня в одно мгновение озарилась абрикосовыми лучами. – Кстати, ты хотя бы знаешь, какой ты изумительный рассказчик? Два часа ты держала меня в непрерывном напряжении.

– Рассказчик? – На кухне появляется Уильям. Он разглядывает кружки и засохшие чайные пакетики.

– И давно вы обе не спите? – спрашивает он. – Рассказываете истории?

– С четырех, – признается Банни. – Нам надо многое наверстать.

– Пятнадцать лет, – говорю я.

– Какой красивый рассвет, – говорит Банни. – Только что весь двор был персикового цвета. Какое-то время, во всяком случае.

Уильям смотрит в окно.

– Ну, сейчас это скорее бежевый.

– Наверное, это и есть легендарный туман Залива Сан-Франциско, о котором так много говорят, – предполагает Банни.

– Да, только что было ясно, через минуту все в тумане, – говорит Уильям.

– Совсем как в семейной жизни, – бормочу я себе под нос.

81

Джон Йоссариан добавил Игру Прости

Люси Певенси добавила Интерес Искать ключ под фонарем

Пожалуйста, скажите мне, что у вас была очень веская причина не прийти, Исследователь-101.

Мне очень, очень жаль, правда. Я знаю, это звучит банально, но действительно возникли непредвиденные обстоятельства. И ничего нельзя было сделать.

Попробую угадать. Ваша же на?

Можно сказать и так.

Ей стало о нас известно?

Нет.

Вы думали, она может узнать?

Да, думал.

Почему?

Потому что собирался рассказать ей о нас после встречи.

Собирались? И что случилось?

Не могу сказать. Хотел бы, но не могу. Вы ищете ключ под фонарем?

Так у меня написано.

Вы даете понять, что хотите домой? Хотите уйти отсюда. Из этого мира. Нашего мира.

У нас есть свой мир?

Я подумал, что, может, все к лучшему. Может, это судьба, что мы не смогли встретиться.

Ну, не то чтобы мы не смогли встретиться. Я была там. Вы меня кинули.

Клянусь вам, если бы я мог, я бы обязательно там был. Но можно я у вас кое-что спрошу, Жена-22. Разве вам хоть немного не полегчало, когда я не появился?

Нет. Я чувствовала себя игрушкой в чужих руках. Я ужасно себя чувствовала. Очень расстроилась. А вы чувствуете облегчение?

Станет ли вам легче, если вы узнаете, что с тех пор я думаю о вас едва ли не каждую минуту?

А как же ваша жена? О ней вы тоже думаете почти каждую минуту?

Пожалуйста, простите меня. Я не хотел бы быть человеком, который не появляется, когда его ждут.

А каким человеком вы бы хотели быть?

Другим. Не таким, какой я есть.

ВРЖ?

Что?

В реальной жизни?

Ох. Да.

А вы пытаетесь?

Да.

Успешно?

Нет.

А ваша жена согласится с такой оценкой?

Я очень стараюсь не причинить боли ни одной из вас.

Мне нужно задать вам вопрос, но мне необходим правдивый ответ. Это возможно?

Насколько это в моих силах.

У вас было что-то подобное с другими женщинами? Как со мной?

Нет, никогда. Вы – первая. Оставайтесь здесь. Хотя бы ненадолго. Пока мы что-нибудь не придумаем.

Вы хотите сказать, чтобы я перестала искать ключ?

На какое-то время – да.

82

– Знаешь, моя дорогая, это настоящая история, – говорит Банни, слегка пихая меня локтем. – Я бы точно могла сделать из этого пьесу.

Под вывеской “Свиные деликатесы” в магазине “Боккалоне” стоит очередь человек в двадцать, в основном мужчин. Немного дальше под пастельной вывеской “Майетт” стоит другая очередь, примерно такой же длины, но исключительно из же нщин. Мужчины покупают копчености, женщины – наборы мини-пирожных.

– Собственно говоря, это уже почти готовая пьеса, – признает она.

– Как вы думаете, женщины боятся мортаделлы? – спрашивает Джек.

– Может, не боятся, но стесняются, – говорю я.

– Скорее, она им отвратительна, – говорит Зои.

Суббота, девять часов утра, а Ферри-билдинг уже переполнен. Когда к нам приезжают гости из других городов, мы обязательно приводим их сюда. Это одно из наиболее внушительных туристических мест Сан-Франциско – невообразимо огромный рынок.

– Все это заставляет мечтать о какой-то другой жизни, не правда ли? – говорит Уильям, когда мы выходим на пристань и прогуливаемся вдоль рядов, на которых высятся аккуратные пирамиды сверкающей красной редиски и лука-порея. Он фотографирует груды овощей на айфон. Ничего не может с собой поделать – он подсел на фуд-порно[67]67
  Фуд-порно – фотографии еды, часто – жирной и сладкой, особенно фаст-фуда.


[Закрыть].

– И что же это за жизнь? – спрашиваю я.

– Когда женщины заплетают косички, – вставляет Питер, имея в виду краснощекую продавщицу из киоска “Две девушки и плуг”. – Хорошенький фартук, – говорит он ей.

– Настоящий муслин, – говорит девушка. – Сохраняет форму гораздо лучше, чем ситец. Всего двадцать пять долларов.

– Фартуки выглядят очень сексуально на тех, кому меньше тридцати, – говорит Банни. – После тридцати ты смотришься скорее как одна из виндзорских насмешниц. Кэролайн, хочешь такой фартук? Я тебе куплю.

– Очень заманчиво, учитывая, что мне осталось его носить каких-то четыре года. Но я воздержусь.

– Молодец, умная девочка, – говорит Уильям. – Настоящие повара не боятся пятен.

Банни и Джек, держась за руки, идут впереди. Мне нелегко на них смотреть, так неприкрыто они увлечены друг другом. Мы с мужем идем по разным сторонам ряда. Я понимаю, что мы превратились в одну из тех пар, о которых я писала в опросе. В тех, кому нечего сказать друг другу. У Уильяма угрюмое, замкнутое выражение лица. Я залезаю на Фейсбук с айфона. Джон Йоссариан в Сети.

Бывает, что вы видите другие пары и чувствуете зависть, Исследователь-101?

В каком смысле?

В том, что они так близки.

Иногда.

И что вы делаете?

Когда?

Когда такое случается?

Смотрю в сторону. Я виртуоз раздельного мышления[68]68
  Раздельное мышление – защитный механизм, позволяющий человеку совмещать логически несовместимые установки.


[Закрыть].

Уильям окликает меня.

– Купить сегодня на вечер кукурузы?

– Купи.

– Хочешь сама выбрать?

– Нет, давай ты.

Уильям отходит к киоску и начинает неохотно рыться в куче кукурузных початков. У него несчастный вид. Его поиски работы пока не дали результата. С каждой неделей он становится все более подавленным. Мне очень тяжело видеть его таким. Конечно, его дурацкие выходки стали одной из причин увольнения, но не единственной. То, что случилось с Уильямом, произошло и со многими другими нашими знакомыми, работающими в самых разных областях: их заменили на более новые и дешевые модели. Я ему очень сочувствую. По-настоящему сочувствую.

Я скрываюсь за прилавком с кремом для рук на пчелином воске.

Может, нужно всего лишь взять его за руку, Исследователь-101?

Для чего?

Чтобы протянуть нить к моему мужу.

Не думаю.

Я так давно этого не делала.

Может, нужно сделать.

Вы хотите, чтобы я взяла за руку своего мужа?

– Двенадцать штук хватит? – спрашивает Уильям.

– В самый раз, милый, – отвечаю я.

Я никогда не называю его “милый”. “Милый” – это из лексикона Банни и Джека.

Банни оборачивается, улыбается и одобрительно мне кивает.

Хм… Вообще-то не хочу.

Почему?

Он этого не заслуживает.

О боже.

– Что? – шепотом спрашивает Банни, увидев мое застывшее лицо.

Внезапно я чувствую необходимость защитить Уильяма. Что Исследователь-101 может знать о том, чего заслуживает и не заслуживает Уильям?

Это было некрасиво. Не думаю, что я могу это продолжать, Исследователь-101.

Я понимаю.

Да?

Я тоже пришел к такому выводу.

Стоп. Он готов так легко сдаться? Он посылает мне такие противоречивые сигналы. А может, я посылаю ему противоречивые сигналы.

– У тебя есть пятерка, Элис? – спрашивает Уильям. Его лицо вдруг стремительно белеет. Я думаю о Джеке и его сердце. И решаю, что надо покупать кардиоаспирин и заставлять Уильяма его принимать.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, подходя к прилавку.

– Конечно. Все нормально, – говорит Уильям, который выглядит совсем НЕ нормально.

Я бросаю взгляд на отобранные початки.

– Они такие маленькие. Надо бы взять еще полдюжины.

– Ты мне поможешь? – говорит он.

– Что случилось?

– У меня кружится голова.

Он и вправду выглядит больным. Я беру Уильяма за руку. Его пальцы автоматически переплетаются с моими. Мы идем к скамейке и несколько минут тихо сидим там. Питер и Кэролайн пробуют орехи. Зои нюхает бутылочку с лавандовым маслом. Банни и Джек стоят в очереди за знаменитыми сандвичами с яйцом в “Роуз Пистола”.

– Хочешь сандвич с яйцом? – спрашиваю я. – Я пойду куплю. Может, у тебя резко упал сахар.

– Мой сахар в полном порядке. Мне не хватало вот этого, – говорит он.

Он смотрит прямо перед собой. Его бедро лишь слегка касается моего. Мы сидим рядом, застыв, как чужие. Это напоминает тот день, когда я принесла суп в его квартиру на Бикон-хилл. Когда он меня в первый раз поцеловал.

– Чего тебе не хватало?

– Нас.

Он это серьезно? Он захотел сказать мне это именно сегодня – после того как вчера я ускользнула из дома, чтобы встретиться с другим мужчиной? Эмоциональная жизнь Уильяма выглядит так: он всегда появляется за столом, когда на тарелках уже ничего нет. Это приводит в бешенство.

– Я пойду поищу туалет, – говорю я.

– Подожди. Ты слышала, что я сказал?

– Слышала.

– И все, что ты можешь сказать – это что тебе нужно в туалет?

– Прости, это срочно.

Я вбегаю в Ферри-билдинг, нахожу место за столиком в “Питс” и достаю телефон.

Какого черта, Исследователь-101?

Я знаю. Вы рассердились.

Зачем вы вообще предложили встретиться?

Я не должен был.

Вы хотя бы собирались прийти?

Конечно, собирался!

Вы не передумали в последнюю минуту? Не решили, что фантазии лучше, чем реальность?

Нет. Меня привлекаете именно вы, настоящая вы. Меня не интересуют фантазии.

Будь проклят этот опрос. Он перевернул мою жизнь.

Каким образом?

Потому что теперь я понимаю, как я была несчастна.

Респонденты часто…

Хватит говорить со мной о респондентах. Не оскорбляйте меня. Я для вас больше, чем объект исследования.

Вы правы.

Я подумываю расстаться с мужем.

Что?

Исследователь-101 в таком шоке, что это передается даже по телефону – я словно ощущаю удар током. Это не то, что ему хотелось бы услышать – а главное, это неправда. Я не собираюсь оставлять Уильяма. Я просто сказала это, чтобы посмотреть на реакцию. Подняв голову, я вижу Банни, которая быстро идет ко мне. Я снова опускаюсь на сиденье. Она вырывает у меня телефон, быстро читает последние строки нашего диалога. Качает головой, присаживается рядом и начинает набирать текст.

Разрешите задать вам вопрос, Исследователь-101.

О’кей.

Назовите одно качество, которое вам нравится в вашей жене.

Я не уверен, что это хорошая идея.

Я рассказала вам все о своем муже. Уж наверное вы можете сказать хоть что-то о вашей жене.

Ладно. Она – самое упрямое, гордое, своевольное, принципиальное, верное до последнего вздоха существо, которое я знаю. Самое странное то, что я думаю, она бы вам понравилась. Вы бы даже могли с ней подружиться.

Ого. Вот уж не знаю, что я должна делать с этой информацией.

Мне очень жаль – но вы сами спросили.

Все нормально. На самом деле мне даже стало легче.

Да? Почему?

Потому что это говорит мне, что вы не подонок. Вы можете сказать хоть что-то хорошее о своей жене.

– Подонок? Да кто употребляет такие слова?

– Тихо! – говорит Банни и отпихивает меня.

Кажется, я должен вас поблагодарить.

Итак, что нам теперь делать, Исследователь-101?

Не знаю. Надеюсь, со временем все прояснится. Я никогда не думал, что может произойти нечто подобное. Поверьте мне.

А что вы думали?

Что вы просто ответите на вопросы, мы пойдем каждый своим путем, и все.

А что, вы думали, не может произойти?

Что я могу в вас влюбиться.

Я выхватываю у Банни телефон и торопливо набираю МП, после чего выхожу из Фейсбука.

– Что, не хочешь ему отвечать? – спрашивает она.

– Нет, Сирано, не хочу.

Банни хмыкает.

– Его чувства к тебе кажутся довольно искренними.

– О чем я тебе и говорила.

– Хочешь пить?

– Нет.

Какое-то время мы сидим, наблюдая, как люди заказывают кофе.

– Элис?

– Что?

– Послушай меня. Каждый хороший режиссер знает, что, даже если тема самая мрачная, должны быть какие-то светлые моменты. Должны быть места, сквозь которые проникает свет. И если таких мест нет, твоя задача – сделать так, чтобы они были. Вписать их. Понимаешь, Элис?

Я качаю головой.

Банни тянется ко мне через стол и сжимает мою руку.

– Это ошибка, которую допускают многие драматурги. Они больше всего ценят темноту. Им кажется, что свет – это легко. Что свет сам найдет дорогу и пробьется через щель в двери. Но он не проходит, Элис. Ты должна распахнуть дверь и впустить его.