Текст книги "Потерянные страницы"

Тамара Танеева

Смерть Музы многое изменила в моем образе мыслей. Его слова о том, что мы с Сандро должны были покинуть Петербург, постоянно крутились у меня в голове. Но нужно было переждать: Сандро должен был закончить училище. Получалось так, что почти три года нам еще угрожала опасность, а у нас не было реального защитника. Кто мог противостоять влиянию этого проклятого старца? От женщин в салон поступала информация о том, какие люди окружали его. С ним имели связь не только официальные лица, его покровительством пользовались и преступники, и он не раз обращался в Министерство Внутренних Дел с просьбой вызволить их из тюрьмы. Меня волновало еще и то, что, хотя после нашей встречи прошло столько времени, он все еще не мог забыть моего имени, да и не только это. Он не разрешал членам своего эротического клуба появляться у меня, а если кто-нибудь и осмелился бы сделать это, или даже заговорить обо мне или о моем салоне, то считал его предателем, и мог даже изгнать его из своего окружения. Сейчас у меня был сын, и я не могла, да и не хотела жить в постоянном ожидании того, удастся нам спастись или нет. Именно эти мысли привели меня к тому решению, что мне надо было последовать совету Музы, и при первой же возможности переоформить квартиру и салон, и вернуть моё настоящее имя. Но это было лишь частью моего плана, который я наметила для себя, еще до встречи с Герарди и Императором.

Письмо, написанное Шитовцом на имя графа, сильно подействовало на меня. До того, как Сандро окончил бы училище, я должна была сама позаботиться о защите моей семьи. Я не могла надеяться лишь на покровителя, тем более что, несмотря на обещания Шитовца, после его отставки он и сам становился беззащитным перед кланом Распутина.

От многих из «Распутинок», что окружали «святого дьявола», я знала, кто что представляла из себя. После того случая Лохтина даже близко не подходила ко мне, но некоторые из них, хоть и редко, но осмеливались тайком зайти в салон и навестить меня. Не знаю почему, и с какой целью они это делали. Возможно, онидаже выполняли задание узнать, что происходило у меня в салоне, и кто у меня бывал. А может быть, они не могли отказаться от старой привычки, и просто хотели где-нибудь скоротать время.

Остальное мое близкое окружение избегало «Распутинок», так как считало их женщинами с испорченной репутацией. Мы знали, что те сильно конкурировали между собой, и неоднократно дело доходило до драки и потасовок между ними. А этот якобы монах, и его охрана хорошо развлекались таким зрелищем, и лишь после такого наслаждения пытались разнять их. Я приняла решение получать известия прямо из его же логова. В первую очередь меня интересовало, что они говорили обо мне, и не намеревались ли они что-нибудь затеять против меня. Я сочла нужным внедрить в окружение Распутина одну из моих женщин. Насколько мне было известно, его безопасность контролировали два человека: Комиссаров, начальник охраны, и секретарь – Арон Симанович, еврей, торговавший когда-то бриллиантами. Я уже многое знала о них и об их семьях. Мне нужно было подобрать кого-нибудь из тех женщин, у которой и голова была на плечах, и которая, в условиях конкуренции с «Распутинками» смогла бы достойно занять свое место.

В мой салон приходило много клиенток, у которых не было женских комплексов, и которых нельзя было назвать ангелами. Но, несмотря на это, мне все равно трудно было подобрать среди них такую кандидатуру, которая погрузилась бы в тот разврат, который царил у Распутина. О хлыстах и их нравах, а точнее об их аморальности и безнравственной жизни мы знали все. Оказывается, во время попойки там случались такие оргии, что когда мне рассказывали о них, я закрывала глаза и затыкала уши, хотя женщины умирали от смеха, наблюдая за мной. Эти оргии начинал всегда Распутин, а уж потом невозможно было разобрать кто с кем сношался. Когда все сидели за столом и попивали чай, он прямо здесь же приказывал кому-нибудь из женщин раздеться, и это происходило у всех на глазах. Особенно он любил делать это тогда, когда к ним в логово заходил кто-нибудь из новых просителей, будь то женщина или мужчина. Тем самым он вызывал шок у новенького, чтобы показать свою власть и лишить его комплексов.

К тому же, все это сопровождалось, якобы, какими-то религиозными внушениями. Все это было омерзительно, и больше ничего.

Свой план я задумала еще в феврале, но понадобилось много времени для того, чтобы подобрать подходящую кандидатуру для этого дела. Я хорошо осознавала, что с моей стороны это был не совсем правильный шаг. Меня даже мучила совесть, но я ничего не могла сделать. Я считала это борьбой, в которой я могла потерять все, возможно и свою голову, не будь я достаточно хорошо подготовлена. Если бы Муза был жив, я бы и не подумала об этом, да и надобности такой не было бы. Но теперь мне надо было как-нибудь продержаться эти три года. Я не отказалась от осуществления своего плана даже после того, как Герарди, и даже сам Император пообещали мне свое покровительство. Наоборот, я сочла еще более нужным иметь в окружении Распутина свои глаза и уши. Как только я обновила салон, и собрался прежний круг женщин, новая информация, скопившаяся за месяцы бездействия, потекла лавиной. Ох, как хотелось им посплетничать, как они соскучились за это время по своим визитам в бюро сплетен.

Уже шла война. Вместе с другими новостями все чаще можно было услышать сплетни о войне, и о военных. Разговоры шли именно о таких вещах, которые вроде бы и не должны были интересовать женщин, но мы не хуже Ставки знали о том, что происходило на фронте. Удивительно, откуда женщинам поступали такие сведения о военных действиях. Я и раньше говорила, что мужчины намного болтливее женщин. Теперь же я боялась того, что кто-либо посторонний мог воспользоваться подобной информацией. Ведь нельзя же было распознать всех и понять, кто какими интересами руководствуется. С помощью жены Симановича мне удалось ввести в круг Распутина жену известного депутата – Ольгу П. Ее знали и до того, но она держалась подальше от них. Ольга была намного моложе своего мужа, к тому же он настолько был увлечен своей политической деятельностью, что даже не помнил о существовании своей жены. Оказывается, он раньше и сам пытался сблизиться с Распутиным, поэтому был даже очень рад, узнав о том, что его жена вошла в его круг. Доверие к Ольге было большим, так как она находилась под покровительством Симановича, да и сама она была очень общительной и весьма приметной женщиной. В отличие от других, у нее была конкретная цель, поэтому она прекрасно справлялась со своим делом. Поток информации возрос настолько, что стало трудно справляться с ним. Я хорошо знала, что интересовало Герарди, поэтому я подбирала сведения соответствующим образом. Но Борис Андреевич не знал, что я приставила своего информатора к «святому дьяволу». У него самого был свой человек, внедренныйв окружение Распутина. Поэтому была возможность перепроверить кое-какую информацию. Как выяснилось позже, и Комиссаров был внедрен в круг «святого дьявола» именно с этой целью.

Однажды ко мне в салон пришла незнакомая женщина. Она выглядела старше меня, ей можно было дать приблизительно тридцать пять лет. Она пожелала поговорить со мной наедине. Я пригласила ее в кабинет. Она сказала мне: «Я знаю, кто вы. Но я пришла к вам как друг, а не как враг. – Я была удивлена такому началу разговора. – Я, Екатерина Александровна Попова, жена Алексея Николаевича Хвостова. Можете звать меня Катей.» Несмотря на то, что я очень хорошо знала и помнила, кто такой был Хвостов, я спокойно восприняла эту новость. Она продолжила: «Я знаю, что произошло тогда у Распутина, но мой муж расположен к вам не враждебно, наоборот, он будет сторонником нашей дружбы.» Не могла же я оттолкнуть человека, который пришел ко мне с такими намерениями. К тому же, ведь у него не было конфликта лично со мной. Он боролся за свою карьеру, а наши пути пересеклись совершенно случайно. Меня тоже не устраивало находиться в конфликтной ситуации с ним: кто знает, возможно, в будущем, вновь встал бы вопрос о его назначении?

Я сказала, что не имею ничего против и что, наоборот, буду рада нашей дружбе. Мы долго беседовали, я угостила ее должным образом и подарила ей хорошие духи. Какими бы богатыми не были люди, все они любят получать подарки. Не прошло и недели, как мне в салон принесли подарок от Хвостова – настольные бронзовые часы с позолотой, на оригинальной красивой подставке. К подарку была приложена открытка с приветствием и всемиреверансами. Я была удивлена. Этот подарок заставил меня серьезно задуматься о том, какую цель всем этим преследовал Хвостов. Я встретилась с Шитовцом и рассказала ему о визите жены Хвостова и о подарке, который они мне преподнесли. Он оценил услышанное так: «Хотя Хвостов и порядочный проныра, но с ним лучше если и не дружить, то хотя бы поддерживать хорошие отношения. – Я думала также. – «Его связь с Распутиным, и их совместная попытка добитьсяпортфеля Министра Внутренних Дел и сегодня мешают его карьере. Император старается держаться подальше от его покровителя. Сейчас именно это и препятствует Хвостову в том, чтобы его кандидатура на пост министра вновь была рассмотрена Его Величеством. Он, наверное, видит, что с твоей помощью он может рассеять сплетни о его близости с Распутиным. Видимо, он владеет какой-то информацией и ищет всевозможные пути для того, чтобы избавиться от шлейфа, имеющего оттенки «святого дьявола». Я знаю, что сейчас вновь рассматривается его кандидатура, но у него мало шансов. Хотя среди остальных кандидатов Хвостов лучше всех. Вот такое несчастье творится в стране, – когда Хвостов лучше других.» – С досадой сказал Шитовец.

Я прекрасно догадывалась обо всем этом, в том числе и о том, какую помощь ждал от меня Хвостов. Но я думала о том, почему у него возникло такое мнение обо мне. Неужели у него была какая-то информация о моей деятельности? Я долго думала об этом, но ничего такого, за что можно было бы ухватиться, не нашла. Шел второй день, как я проводила Сандро на войну. Сам генерал Маннергейм взял его к себе. Я была в плохом настроении, и еле пережила ту ночь. Наутро Ольга пришла ко мне домой. Она была взволнована. Немного успокоившись, она сказала: «Кажется, мы впутались в большую неприятность. По всей видимости, «святой дьявол» – немецкий агент».

Я подумала, что она разозлилась на него по какой-то причине, и ее фантазия несколько разыгралась.

– Ольга, ты можешь мне спокойно рассказать, почему ты так думаешь?

По ее лицу было видно, что ей было действительно плохо, я сварила ей кофе что бы немножко пришла в себя.

– Вчера я пришла к нему во второй половине дня. Оказалось, что в полдень он прогнал всех женщин, сказав, что ему некогда, и чтобы они пришли завтра. На квартире были лишь Комиссаров, Симанович и прислуга. Я же ничего не знала. Но, раз уж я пришла, Комиссаров сказал мне: «Оставайся, я не отпущу тебя. Он занят, у него гости, но он скоро освободится, пойди пока отдохнив столовой.» Комиссаров работает в жандармерии, в окружении Распутина он появился всего несколько месяцев назад, но пользуется большим влиянием, поэтому я не отказала ему.

Распутин и его гости находились в кабинете, Симанович был вместе с ними. Я сидела за столом в столовойпила чай, когда прислуга стала накрывать на стол для гостей, я стала помогать. После этого я хотела уйти, женщин не было, других дел тоже, но Комиссаров опять остановил меня: «Если ты уйдешь, он обидится.» Я вернулась в большую комнату, и только тогда услышала, как гости вышли из кабинета, потом из приемной в прихожую, и я услышала их разговор. Они говорили по-шведски. Я ведь хорошо знаю шведский язык. Их лиц я не видела, я лишь по голосу запомнила, кто кем был. У обоих были низкие голоса, но у одного из них – слегка надтреснутый голос, именно он и спросил: «Как ты думаешь, он действительно сможет сделать то, что обещает?» Первый ответил ему: «Его влияние на Императорскую семью огромно, с каждым днем это влияние возрастает. Такими возможностями сегодня не обладает никто другой. Второй добавил:

«Бадмаев тоже твердит об этом.» – «Правильно, – подтвердил первый. – Вы же знаете, что он самый авторитетный среди «Зеленых», и его слово ценится очень высоко. Ведь он сказал и то, что новый министр внутренних дел Щербатов был назначен по его рекомендации.» Потом второй вновь спросил: «Почему, по-твоему, он переносит вопрос о приостановлении войны на следующий год?» Первый ответил: «Сейчас все равно все идет по инерции, скоро всем надоест то, что происходит, и настроения резко изменятся, а потом, наверное, станет легче повлиять на ход событий. Причина должна быть в этом. Ведь он сказал и то, что если у этой войны не будет экономической основы, то тогда возрастет и возможность приостановить ее, и что они позаботятся и об этом. На это дело нужно время, он не может обещать необдуманно. Да, он эксцентричный тип, и для него характерны определенные выходки, но лучше него это дело в семье Николя никто провести не сможет.» Нужно постоянно присматривать за ним, что бы его не переманили британцы,» – отреагировал басистый и добавил: «Как ты думаешь, не показался ли ему гонорар слишком маленьким? Ты же видел, какими глазами он посмотрел на нас?» – «У него просто такой взгляд, подождем пока результата. Если он добьется назначения нужных людей, то тогда можно будет и увеличить гонорар», – ответил первый. Они прекратили разговор, так как Распутин и Симанович вышли из кабинета.

– Нет, так мы вас не отпустим, пока не выпьем за наших гостей.

Распутин очень обрадовался, увидев меня в столовой, и сказал гостям: – «Вот и Ольга моя здесь. Среди моих женщин, у Ольги самая легкая нога.» – Они вежливо поздоровались со мной, кивая головой. Говорили они на русском довольно хорошо, и если бы я не знала, кто они, я бы приняла их за наших латышей.

Слуга накрыл на стол, поставил вино и водку. Во время ужина хорошо было видно, в какую сторону клонили разговор эти иностранцы. Пили все, кроме одного. Не пил только тот низкий, рыжеволосый мужчина, с надтреснутым голосом. Его несколько раз спросили, почему он не пьет. Он называл то одну причину, то другую. Когда Распутин хорошо подвыпил, то налил водку в бокал из-под вина и сказал: «Если ты не выпьешь, то я не буду доверять тебе, а если между нами не будет доверия, то и дела не получится.» Тот отказывался, оправдываясь тем, что не может пить. Распутин сверкнул глазами: «Как ты смеешь перечить мне! Вот, даже Ольга может выпить этот один бокал.» У меня сердце екнуло, в бокале было около двухсот граммов водки. Он посмотрел на меня: «А ну-ка, Ольга, выпей по-нашему, покажи этомучервяку, как надо пить за меня!» Я обомлела. Как я могла выпить столько, да к тому же я вообще никогда не пила водку. Я встретилась с его ужасными глазами и тут же потеряла волю. Рядомс ним я и так не принадлежала себе, а сейчас от его взгляда я вообще потеряла способность сопротивляться. Он подал мне бокал, глядя прямо в глаза. Я отпила немного и с огромным трудом сделала глоток. «До дна!» – пробормотал он гневно. Все сиделимолча и глядели на меня, никто не ожидал такого насилия, лишь тот червяк опустил голову от неудобства за то, что мне приходилось пить вместо него. Что за черт притащил меня вчера в это логово! – прослезившись сказала Ольга. – Я выпила этот бокал, но чего мне это стоило! Мне тут же стало плохо, голова пошла кругом, я ничего не видела. Этот зверь захлопал в ладоши: «Вот, смотрите, как она любит своего святого отца. Он тоже выпил бокал водки, потом запил красным вином и приказал подойти к нему поближе. Я с трудом обошла стол и встала рядом с ним, другого выхода у меня просто не было. Я подумала, что он лишь похвалит меня, погладит по голове, как он это часто делал. Он приподнял мое платье: «Вот, посмотрите, я же сказал вам, что у Ольги самая легкая нога. – Я ничего не могла сказать, у меня совсем отнялся язык, я потеряла силу воли. У всех на глазах он раздел меня и посадил себе на колени. – «Вы знаете, кто эта женщина?» – спросил он своих гостей. Никто не ответил, все старались отвести от нас глаза. И тут он заревел: «Кто эта женщина?» «Ольга, Ольга!» – ответили они в один голос. – «Нет, это не Ольга, это наша Императрица. Вы же не видели, как я успокаиваю взволнованную Императрицу?» Я вся дрожала, со мной случился нервный срыв. Он изнасиловал меня у всех на глазах, прямо на стуле, и кричал: «Смотрите, вы больше никогда не увидите, как лечат Императрицу, вот так я лечу ее, и отпускаю ей грехи!» Он совсем озверел и с ума сошел. Я чуть не потеряла сознание, меня тошнило от этих скачек. Он закончил свое дело и отстал. –

«Я отпустил тебе грехи!» – сказал он. Я еле стояла на ногах. Подняв с пола свое платье, я поплелась в соседнюю комнату, и упала на тахту. Потом, он крикнул рыжеволосому шведу:

«Может хоть это ты можешь делать, раз ты пить не способен? Если кто из мужчин, прикоснется к женщине после меня и совокупится с ней, он тоже излечится. Пойди к ней! Ты же сказал, что не пьешь, потому что болен. Она вылечилась, а сейчас вылечишься и ты.» Никто не промолвил и слова. – «Давай быстрей!» – заорал он. Этот низкорослый рыжий, еле дыша, подошел ко мне. Я же уже ни на что не реагировала. Он долго ходил вокруг меня, извинялся шепотом. Распутинопять заорал на него: «Хватитболтать! А то вижу, и тебя придется лечить самому. И немцы на тебя возлагают надежды?» – и он сплюнул.

Когда все ушли, этот проклятый подошел ко мне, погладил по голове и будто успокоил: «Тебя Бог любит, и ты вылечишься.» Разве может женщина испытать большую насмешку и унижение? Я всю ночь провела там, на тахте, до утра я не смогла уйти оттуда.»

Она завершила свой рассказ и бурно разрыдалась. Сын проснулся, мне с трудом удалось его успокоить, потом я вновь пошла к Ольге, дала ей выпить успокоительную травяную настойку. Я старалась ее утешить, как только могла. Она сказала, что расскажет мужу обо всем, что он сделал с ней. Я посоветовала ей не делать этого. Потом она сказала, что раньше он никогда не делалс ней такого, два раза ей удавалось как-то ускользнуть, когда он устраивал оргии. Два раза он раздел ее, но дальше этого дело не зашло, он лишь касался ее руками и читал какие-то молитвы. Она говорила, что тогда она была под гипнозом. Что случилось с ним вчера, она никак не могла понять. – Мне кажется, что он был зол на них и отыгрался на мне, – сказала она. – Так оно и есть, – согласилась я. – Наверное, ему подношение за измену Родине показалось маленьким.

Кажется, мне удалось немного успокоить ее. Она ушла, но я осталась униженной и оскорбленной. Я и раньше ненавидела этого проклятого, но после этого случая жажда мести чуть не задушила меня. Я была готова убить его. Я не знала, что делать, передать или нет эту информацию Герарди. Возможно, это вызвало бы обратную реакцию, если я не назвала бы источник информации. Учитывая то, что они знали мое отношение к Распутину, это могло быть сочтено за личную месть, а сама эта история могла быть воспринята как моя выдумка. Но оставить случившееся без ответа я тоже не хотела. Я все же записала эту историю, исключив пикантные моменты и, когда еще раз осмыслила рассказанное Ольгой, ясно увидела, что платный немецкий шпион, и к тому жес таким влиянием и способностями воздействия, проник в Императорскую семью. Но что-то все же удерживало меня от встречи с Герарди.

В начале сентября я вернулась из Полтавы. Я пробыла там всего две недели, так как больше времени у меня не было. Как же мне хотелось побыть в полном спокойствии, вместе с ребенком и родителями! Но дело требовало своего. По просьбе матери, сына с няней я оставила у нее, чтобы забрать их через два месяца. Я едва вошла в салон, как приехал курьер и передал мне приглашение от жены Хвостова. Супруги просили прийти к ним вечером на ужин. У меня не было никакого желания идти к ним в гости, но любопытство взяло верх. Интуиция подсказывала мне кое-что в связи с этой встречей, и, наконец, я решилась. Меня приняли хорошо, ужин был прекрасным, но я никогда не была большой любительницей поесть. Во время ужина несколько раз прозвучало, что министр Внутренних Дел – бездеятельный человек, что у него ничего не получается, и ничего хорошего это Империи не сулит. Потом глава семьи заговорил о Распутине и начал поносить его. «Этот негодяй позорит всю Россию. Помимо всего, его вмешательство в государственные дела ведет страну к погибели.»

Мне было приятно слышать, как он говорил о «святом дьяволе», но его такое отношение к нему несколько насторожило меня. Вскоре хозяин сам ответил на этот вопрос.