Текст книги "Потерянные страницы"
Автор книги: Мераб Ратишвили
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)
– Право выбора я оставляю за тобой.
Вокруг нас все стояли побледневшие.
– Добро! – сказал он, развернулся и ушел.
На второй день меня вызвал в свой кабинет Козин. По его глазам я понял, что он, что-то знает о случившемся. Он не произнесни одного слова, а только смотрел на меня. Сначала я не мог смотреть ему в глаза, с поникшей головой я стоял перед ним и ждал, пока он заговорит со мной. Через пять минут я поднял головуи посмотрел на него с удивлением, но он не изменился в лице. Некоторое время мы так и смотрели друг на друга, наверно онждал, что я сам заговорю с ним и признаюсь в чем-нибудь. Я чувствовал, что мне надо было выстоять, и я выстоял, лицо мое, наверно, выражало удивление и наивность. Никакого внутреннегожелания сдаваться в этой психологической борьбе у меня не было. Правда, тогда я ничего не понимал в психологии, скорее всего, моя внутренняя вера давала мне эту силу. С тех пор прошли годы, десятки лет, но эти десять минут и топочтение, которое у меня появилось к герою русско-турецкой войны, полковнику Козину, я не смогу забыть никогда. Он тожеуважал меня и считал своим лучшим курсантом. Я был ему признателен за то многое, что он сделал для меня. И сегодня я сохранил эту благодарность.
Из дневников Юрия Тонконогова
Когда я познакомился с Лидией, она мне сразу же очень понравилась. Сначала я даже не поверил, что она работала на моего шефа. Тогда он сказал о ней, что это редкий случай, что она самородный жемчуг для контрразведки. Эта действительно способная девушка наделена и другими достоинствами. Выражение её лица говорило о неземном послушании моему патрону. Было невозможно остаться к ней равнодушным. Присмотревшись к ней ближе, любой человек, проникался бы добрыми чувствами к ней. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что она влюблена. Я и мой шеф в документах упоминали ее под другим псевдонимом – Тата. Мне кажется, что он и сам был влюблен тогда, но думаю, что он не воспользовался бы своим положением. Он, все же, птица высокого полета. (Поздняя приписка другим карандашом). Время показало, что я был прав. В августе 1910 года я познакомился с Сандро. В тот день, его дядя назвал его именно этим именем. Из агентурных рапортов я многое знал о нем, он же обо мне, конечно, ничего. Он так удивился тому, что я говорил на грузинском языке, что я еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Этот красивый парень – настоящий дикарь, но его нельзя винить в этом. То ли он с подозрением смотрел на меня, то ли у него всегда такой взгляд – я сразу и не догадался. С дядей он был более почтительным, но он почти не смотрел ему в глаза.
Когда я спросил Музу, почему парня назвали таким именем, он ответил: «Он сын человека такой высокой морали, что я не осмелился бы ему предложить другую фамилию. Я хорошо знаю Гиоргия Амиреджиби, всю его семью и род. Поэтому, давая парню такую фамилию, я был уверен, что душе его отца станет легче. Когда я говорил с господином Георгием Амиреджиби и поделился с ним моими планами насчет этого юноши, он спросил только об одном: «Каких нравственных принципов придерживался его отец?» Когда я назвал его отца, он был крайне удивлен. Он много слышал о нем от простых людей, и знал мнения авторитетных лиц о нем. Потом он сказал вот что: «Я буду счастлив, если душа его отца примет наше решение. Господь Бог простит меня, так какмы вершим это во имя добра.» Он без колебания согласился усыновить его.
Господина Георгия я знал тоже, он дружил с братьями Вяловыми, поэтому я тоже слышал о нем только хорошее. Сандроне знал о моих близких отношениях с его учителем. Мы скрывалиэто от него. «Для него так будет лучше» – сказал Николай Ильич. Сандро всегда удивлялся тому, что я многое знал из того, что происходило в училище. Парень менялся прямо на глазах, он оченьскоро возмужал. Он, как губка, впитал в себя все самое наилучшее, что только можно было получить в училище. Я очень гордилсятем, что опекаемый мной молодой человек проявлял такие способности. К тому же, это я подобрал для него это училище. Когдамы выбирали, куда его определить на учёбу, я предложил именноэто училище. Но туда не приняли бы грузина некняжеского происхождения. Потому и пришлось обратиться с просьбой к Георгию Амиреджиби. Время подтвердило, что нами был сделан правильный выбор. Козин был очень опытным человеком. Он сразу догадался, чтовсе, что произошло с Сахновым на выпускной церемонии, былоделом рук Сандро. Он рассказал мне обо всем в том числе и о том, что он думал по этому поводу. Но самым удивительным было то, что никаких улик против Сандро не было ни у него, ни у кого-либо другого. Как он сказал, парень нигде не оставил ни единогоследа. Вызвав Сандро на дуэль, Сахнов показал лишь свою безнравственность да ещё и подтвердил, что история с альбомомбыло делом его рук, и что от Сандро он получил лишь ответ насвой поступок. Об этом стало известно и курсантам. Среди думающих ребят поступок Сандро вызвал чувство уважения к нему, у многих появилось, возможно, и чувство страха, так как такойпример часто является более эффективным, нежели угроза. Сандро считают справедливым и смелым парнем, к тому же, онусидчив и хорошо учится по всем предметам. Козин поделилсясо мной своими версиями и оценками, но я не сомневаюсь, что Сандро все это придумал сам и осуществил самостоятельно, я даже чувствовал его почерк. Это шло от отца. Во всяком случае, я так думал. Если мы правильно воспитаем этого парня, то из негоможет получиться мыслящийчеловек, который превзойдет всехв своем роду.
Лидия Новгородцева
Впервые я навестила его в ноябре 1911 года. Я поздравила его с днем рождения. Тогда ему исполнилось семнадцать лет. Я забрала его домой, искупала, потом мы пообедали, поговорили и пошутили. В чем я убедилась, и что меня обрадовало до глубины души, это было то, что он любил меня. Он, конечно же, не говорил об этом, да и как он мог это сказать, но разве от женщины ускользнет подобное? Я была женщиной его мечты, о которой он думал и днем, и ночью, и прежде чем уснуть, закрыв глаза, он видел меня перед собой. Он ушел от меня счастливым. Я проводила его до Николаевского училища на улице Лермонтова. Чтобы он не потерял интерес к учебе из-за чрезмерных любовных переживаний, я сказала ему: «Если ты закончишь этот курс с хорошими результатами и будешь зачислен на курс юнкеров, то летом ты останешься у меня на две недели, А если в первой половине курса юнкеров ты будешь наилучшим, то следующий день твоего рождения мы отметим по-особому». Как видно, сказанному было суждено сбыться. Он был доволен и абсолютно уверен в том, что ему будет легло выполнить моё условие. Я поцеловала его в фаэтоне и попрощалась. Лишь потом я вспомнила и крикнула ему вслед: Я положила тебе деньги в карман, не потеряй. Он поменялся в лице, удивился, и мне показалось, что он оскорбился.
К лету Сандро выполнил свое обещание, но я не смогла сдержать слова. Мы пробыли вместе всего три дня, потом я отправилась в Париж по своим делам и оставила Сандро дома одного. Но через два дня после моего отъездаон запер квартиру и вернулся обратно в училище. Когда я вернулась, на столе меня ожидало его письмо. Оказывается, это письмо, до моего возвращения, видел и Муза. Сандро писал:
«Моя дорогая Лидия, без тебя в доме пусто и скучно, поэтому я предпочитаю вернуться в училище. Надеюсь, что нам удастся возместить эти потерянные дни.
Ваш послушный курсант.»
Когда я вернулась, Муза сказал, что прочитал письмо Сандро. – Наверное, он тебя любит, – сказал он с улыбкой, – Да это и не удивительно.
Я подтвердила, что думаю так же.
– Ты тоже его любишь?
– Я люблю весь ваш род, значит люблю и Сандро, – ответила я, не таясь. Он рассмеялся от всего сердца, потом подошел, обнялменя и поцеловал.
– Я знаю, ты догадалась, что он моих кровей. Это действительнотак, он мой племянник. И чем старше он становится, тем большестановится похожим на меня. Тогда и рассказал он мне все о своем двоюродном брате, кем онбыл, и что с ним случилось, и как Сандро оказался в Петербурге. После этой потрясающей истории я расплакалась, что было такнесвойственно мне, но, что поделаешь, ведь я женщина, а не камень. После этого я еще больше полюбила Сандро, и считала егоуже совсем моим.
Муза сказал мне:
«Повремени немного, дай ему повзрослеть, у меня есть определенные соображения в отношении его будущего, но одному Богуизвестно, что произойдет. Если со мной что-нибудь случиться, кроме тебя у него здесь нет никого, ты должна поставить его наноги. Ты знаешь к кому обратиться, если понадобится помощь. – Он увидел мое смущенное лицо и добавил: – Да ты не волнуйсятак, я не собираюсь кончать жизнь самоубийством, но посмотрим, как будут развиваться события. Сейчас вся Империя сидит на пороховой бочке.29 ноября 1912 года Сандро исполнилось восемнадцать лет. День его рождения выпал на воскресенье. Я приехала в училищеутром. За это время он так вырос и изменился, как будто послетого, как я его видела последний раз, прошло не несколько месяцев, а целые годы. Передо мной стоял настоящий мужчина. Онуже брил бороду и, чтобы казаться старше своего возраста, ондаже отрастил усы. Они ему очень шли, и он, действительно, казался на три-четыре года взрослее. Он значительно выделялсясреди своих сверстников. Своими манерами, поведением и разговором он оставлял впечатление уверенного в себе человека. Егодетский взгляд куда-то пропал, и его сменил такой мужественный взор, что трудно было устоять перед ним. Меня он воспринимал как свою женщину и собственность. Куда-то исчез и тот взгляд робкого влюбленного. Когда в тот день он впервые посмотрел на меня, у меня по телу пробежали мурашки. Нет, у парняв этом возрасте не должен быть такой взгляд и подобные движения – очень серьезные и уверенные в себе. И ответы его были взвешенными, без лишних слов. Это был вылитый Муза, не только внешне, но и во всем остальном.
Там же у выхода мы, два счастливых человека, обняли друг друга. Наверное, увидев нас, кто-нибудь подумал бы, что я его старшая сестра или тетя. Как только мы сели в фаэтон, он тут же без слов дал понять, что не желает, чтобы с ним обращались и игрались, как с ребенком, и что я должна была его принять, как настоящего мужчину. Я была удивлена его такому быстрому возмужанию и преображению. В нем совсем не чувствовался его возраст, и я должна была считаться с новой реальностью, и его личностью. Скажу искренне, мне нравилось это новое обстоятельство, а говорить о том, как я его любила, совершенно излишне.
В ванную он меня не впустил. Он молча посмотрел на меня, и этого было достаточно, чтобы я повиновалась ему. Да, именно повиновалась, так как я чувствовала, что рядом с ним это было неизбежно.
Когда он вышел из ванной, я накрывала на стол. Я взглянула на него, он стоял в коротких трусах, которые я приготовила ему. После горячей ванны литое, как скала лицо и тело пылали. Они излучали удивительную энергию и страсть. Он приблизился ко мне и посмотрел в глаза. Он волновался, я волновалась тоже. Потом он взял меня за руку, очень нежно притянул к себе и обнял. Я оказалась полностью в его власти. Он целовал меня, я отвечала тем же. Потом я будто пришла в себя и немного отступила назад. Неожиданно он поднял меня в воздух и унес в спальню. Я лишь шептала: не торопись. Но я не сопротивлялась, я и прежде в своих мечтах часто видела именно то, что сейчас происходило. Мы оба были неопытными в любви и вместе учились этому искусству. Я помогала ему. Он был настоящим мужчиной, и я быласчастлива, что именно ему я отдала свою девственность. С каждой минутой он становился все уверенней, и вскоре полностью овладел мною.
Когда мы сели за стол, было уже время ужинать. Он первым поднялбокал и сказал: «Ты моя жена, и если кто осмелится соперничать со мной, то я убью его». Он сказал это спокойно и выпил. Я почувствовала, что он действительно был готов сдержать свое слово. Но кого он имел в виду, когда говорил о сопернике? Не дядю ли…
Три дня он не выходил из дома. Я тревожилась и говорила, что у него могут возникнуть проблемы в училище, но он и слушать не хотел, говорил, что все уладит сам. Когда он вернулсяв училище, его посадили на «гауптвахту», и даже встал вопрос об его отчислении, но, так как он был одним из лучших курсантов, первым наездником и стрелком, и даже превосходил в этом старшекурсников, то ограничились тем, что вызвали адъютанта Музы, который уладил все проблемы.
В апреле я забрала его на Пасху. За эти четыре месяца он еще больше вырос и возмужал. Он выглядел еще более уверенным в себе. Пасхальное воскресенье мы встретили в церкви. Тогда он и сказал мне: когда я окончу училище, мы обвенчаемся. Я и несомневалась, что все будет именно так. И на этот раз он опоздал в училище на два дня. Он не хотел возвращаться, но я обещала ему приехать за ним через две недели, и он согласился со мной. Я хотела забрать его и двадцать шестого апреля, в мой день рождения, чтобы вместе отметить этот день, но, как нарушитель режима, он был наказан, и ему не разрешили покидать училище.
Когда он окончил курс, он не остался в училище на каникулы, а все лето провел у меня. Не пожелал он поехать и к дяде: почему-то мне кажется, что он не был благосклонен к его семье, хотя не знаю, почему. Возможно, он не чувствовал в ней должного тепла.
Мы сшили для него два костюма. В них он выглядел настоящим князем. Возможность быть рядом с ним наполняла меня чувством гордости. Мы часто гуляли по улицам Петербурга. В том году стояло чудное лето. Почти каждый вечер мы ходили в театр. Пока я была в салоне, он ни разу не пришел туда, говорил, что мужчине нечего делать в женском салоне, до моего возвращения он оставался дома и читал.
Муза обо всем догадался, но не подал виду и ничего не сказал. Пока Сандро был у меня, он даже не появлялся, лишь его адъютант несколько раз зашел ко мне в салон. Сам Муза очень переменился, похудел, глаза его запали. После каждой моей встречис ним состояние его все ухудшалось, он стал совсем другим человеком. Что с ним происходило, я не знала, он ничего не говорил мне. Когда я спрашивала его об этом, то не могла получить внятного ответа. Говорил, что у него много дел, и ему некогда следить за собой. Я все еще любила его, но уже совсем другой любовью. Как женщина я принадлежала Сандро, но его судьба, здоровье и дело были прямо связаны со мной, поэтому его такое состояние не было для меня безразличным. Я страшно переживала, его адъютант тоже ничего не говорил, видимо, он тоже не знал, что с ним происходит. Я не знала, как мне быть, если с ним что-нибудь случится, как одна я не могла справиться с таким большим делом. Летом, в конце июля, он вызвал меня. Я села к нему в экипаж, и в течение часа мы ездили по городу. После беседы он оставил мне деньги, сказал, что я несу расходы за Сандро. Я отказывалась, у меня был хороший доход от салона, но он настоял на своем. Что мне оставалось делать? Этим он дал свое безмолвное согласие на наши отношения с Сандро. Он только сказал: Постарайся, чтобы он не охладел к учебе.
Я забеременела. Возможно, кто-нибудь и подумает: чем женщине может быть интересен мужчина на десять лет младше нее, совсем неподготовленный к жизни юноша. Но не думайте так поверхностно. Ему было восемнадцать, но это был лишь его возраст, в остальном же он был мужчиной, настоящим, уверенным в себе мужчиной, с откуда-то взявшимся жизненным опытом и здравым мышлением, у которого можно было спросить о многом, и на которого могла полностью положиться любая женщина. Возраст указывает лишь на биологическое состояние человека во времени, а не на его способности, одаренность и черты. Он был настолько независимым в своем мышлении и действиях, что рядом с ним мне часто казалось, что он старше меня.
Сандро Амиреджиби
Накануне Сергей передал мне письмо и, в ожидании моей реакции, сел напротив меня на свою кровать.
«Князь, Вам уже исполнилось восемнадцать лет, и вы можетедержать ответ за свой поступок. Завтра, двенадцатого октября, в шесть часов утра я жду вас в Лермонтовском сквере в сопровождении вашего секунданта. Надеюсь, Вы не проявите слабоволия, и те многие версты, пройденные мною для встречи с вами, непропадут даром. Д.С.» Я дважды перечитал письмо, неприятноечувство овладело мною сразу же. С этого дня для меня начиналасьновая жизнь. Но я не чувствовал страха, наоборот, я думал, хотьбы поскорее наступило утро, чтобы покончить со всем этим.
Я вновь перечитал письмо, и та манера, в которой оно было написано, заставила меня подумать: Опять фанфаронится! Тогда такзвали его в училище. Я поднял голову и встретился взглядомс Сергеем, он спокойно ждал меня, он ничего не сказал и даже неспросил, что я собираюсь делать. Я знал, что дуэль состоится. Этобыло неизбежно с первых же секунд, как я прочитал письмо. Сергей должен был быть моим секундантом. Об этом мы договорились еще тогда, когда Сахнов бросил мне вызов.
– Кто тебе дал это письмо? – спросил я.
– Гапо Датиев.
– А кто дал его Гапо?
– Дима (Дима – это герцог Лейхтенбергский). Я не знаю, ктоему передал это письмо, но, как видно, оно прошло через несколько рук.
– Ты прочитал его?
– Да, прочитал. Я уверен, что и все остальные тоже прочитали.
– Надо разузнать, кто был первым, кому попало это письмо, и кто его передал этому первому от имени Сахнова. Если об этомписьме известно многим, то это плохо.
– Постараюсь узнать, – сказал Сергей и ушел. Мысли унеслименя куда-то вдаль, и я будто увидел, как изменится вся мояжизнь. Тогда я подумал и о дяде, о его категоричном требованиив любом случае отказаться от дуэли. Сейчас этот прикованныйк постели человек вряд ли мог помешать мне каким-нибудь образом, но я все же чувствовал некоторую неловкость перед ним. Не могу сказать, откуда во мне взялась внутренняя уверенность в том, что я не только не мог отказаться, а наоборот, я должен был обязательно принять эту дуэль и одержать в ней верх. Я не воспринимал Сахнова, как врага, но в душе, сам не знаю почему, я испытывал к нему какую-то ненависть. Кто не шалил в детстве или юношестве, или не совершал плохие поступки? Но за это их не могли ненавидеть.
Потом я подумал о Лидии и нашем будущем ребенке. Больше всего я переживал за них. Меня успокаивала лишь уверенность в том, что Лидия с пониманием отнесется к моему решению. Ей тоже не нужен был трусливый муж. Я уже думал обо всем: и о тюрьме, и о тех проблемах, которые ожидали меня. Не знаю, почему человек надеется на чудо, когда по своей воле идет на эшафот, но я думал обо всем, кроме смерти. Не знаю, почему, но я был совершенно уверен, что он не сможет убить меня.
Сергей вернулся только через полчаса.
– Ты оказался прав. Прежде чем это письмо попало ко мне, онопрошло через руки четырех человек. От Сахнова письмо принес Кобылин и почему-то передал Воронцову-Дашкову. Тот признался, что прочитал письмо, и так как ему стало неловко передаватьего тебе, он попросил Лейхтенбергского отнести его тебе. Димаотдал письмо Манвелову, отговорившись тем, что ему некогда. Тот взял, потом, видимо, прочитал его и вернул обратно: мол, самотнеси. Потом Дима нашел Гапо и передал ему письмо.
После того, как Сергей мне рассказал обо всем этом, я на некоторое время задумался. Я пытался угадать, почему Кобылин отдал письмо Воронцову-Дашкову, хотя он мог запросто сразу вызвать Сергея и передать письмо ему. – Что ты думаешь, Сандро?
– А то, что Кобылин не случайно передал письмо Воронцову-Дашкову. И к тому же в распечатанном виде. Разве он не мог найти конверт? Значит, Кобылин был уверен, что тот прочитает и донесет. Если эта информация дойдет до начальства, меня могутзапереть, или придумать еще что-нибудь, чтобы не выпуститьменя отсюда, дабы я не явился на место встречи в назначенноевремя. В результате дуэль не состоится. Выйдет так, что я испугался, а обо мне пойдут слухи, что я трус, и я испугался драться.
– Я тоже думаю, что у них был такой замысел. И что же мы будем делать?
– Надо предупредить каждого из них, чтобы они не проронилини слова. АГапо, и так ничего не скажет.
– Я уже предупредил, – сказал он с грустной улыбкой. – Былобы лучше, если бы этого не произошло.
– Истории с письмом или…
– И того, и другого. Я все же надеялся, что эта дуэль несостоится.
Еще два года назад в училище по этому поводу ходило многотолков. Никто не знал причины того, почему Сахнов вызвал меняна дуэль, но о том, что случилось с ним тем летом, знали все, а потому считали, что причина кроется именно в этом. Случившеесяс Сахновым приписывали мне. Осенью того же года стало очевидным, у кого какое сложилось отношение к этой истории и ко мнелично. Некоторые из старших курсантов открыто выразили своеотношение, одни считали, что, как бы ни обидел меня старшийкурсант, я все равно не должен был так поступать. Кроме того, что мое ответное действие было очень оскорбительным, я еще и подавал дурной пример младшим курсантам. Если всем вздумается мстить, то от «традиций прославленной школы» ничего не останется. Но были и такие, которые поддерживали меня. Двое из них даже предложили мне свою помощь и выразили свою готовность стать моими секундантами. Среди курсантов не раз возникали споры по этому поводу. Не знаю от кого, но весть о дуэли все же распространилась. После окончания кадетского корпуса я уже стал первокурсником. Я хорошо был знаком и с новыми, и со старыми курсантами. В тот день большинство из них отводили взгляд от меня, будто не хотели ввязываться в эту неприятность. Может быть, была и другая причина, но тогда у меня не было ни времени, ни настроения думать об этом. Новые вообще не знали кто такой Сахнов, но считали, что раз он вызвал меня на дуэль, значит, у него и была на то своя причина, а я был в чем-то повинен. Была суббота, и занятия закончились рано. Целый день я провел в ожидании завтрашнего дня. Сергей принес мне маленькую книгу и, чтобы отвести душу, посоветовал почитать.
– Это любовный роман? – спросил я.
– Нет, тебе сейчас не до этого. Эта книга об известных дуэлянтах. Ты должен знать, что дуэль – не всегда честная схватка. Когдаидешь на такое дело, ты должен быть готовым ко всему, – сказалон и улыбнулся. Я улыбнулся тоже. Я чувствовал, что в ожидании завтрашнего дня он волновалсябольше меня. Но одно он все же сказал мне: – Если ты откажешьсяот дуэли, то никто не осудит тебя. Все хорошо знают, что ты нетрус. Я лишь покачал головой в знак моего отказа. Некоторое время он смотрел на меня, а потом продолжил: – Я знаю, что тебя непереубедить, но я, как твой друг и секундант, я был обязан предложить тебе отказаться от дуэли.
Я ничего не ответил. Я взял книгу в руки, раскрыл ее и сталчитать. Книга была небольшой, и заняла она меня только до вечера. Я узнал много интересного и даже неожиданного. Вечеромя спросил его: – Как ты думаешь, каким оружием нам придетсябиться?
– Не знаю. Это будет зависеть от его личного воображенияи фантазии его секунданта. Если бы он хотел, чтобы мы знали, какое оружие будет в вашей дуэли, Кобылин передал бы письмомне, а не Воронцову-Дашкову. Он потому не сделал так, чтобыя не расспросил его обо всем. Но все складывается в нашу пользу, мы можем отложить или отказаться от дуэли, так как с самого начала они нарушили правила.
Я покачал головой и перевел разговор на другую тему.
– Я прочитал, что дуэль часто планировали вероломно, когдаодин из дуэлянтов был связан с посредником или арбитром, который подготавливал оружие для дуэли. В одно оружие закладывали порох либо некачественный, либо в меньшем количестве, даи пуля была меньше.
Сергей улыбнулся.
– Знаю, я все это читал. Потом секунданту противника так подают коробку с оружием, что он выбирает именно тот пистолет, который плохо заряжен.
– Но как? Вот это я не понял.
– А в зависимости от того, секундант левша или правша. Издвух пистолетов он выбирает тот, который более удобен для егоруки. Как правило, неопытный секундант берет рукоятку того пистолета, которая ему удобна. А опытный секундант никогда не спешит. Когда он выберет оружие, то берет его за ствол, хорошо осматривает и только затем подаёт своему дуэлянту рукояткой вперед.
– Я вижу, ты хорошо изучил эти правила.
– Да, и не только это. Право на первый выстрел зависит от того, как посредник подбросит монету, и как она упадет на землю. Еслион натренирован, то знает, с какой скоростью, и с каким вращением подбросить монету так, чтобы она упала желаемой стороной. Во всяком случае, ему везет в семи-восьми случаях из десяти. Это, действительно, трудно проконтролировать, ну, а в остальном – посмотрим. Но я не думаю, что у нас состоится дуэль как в девятнадцатом веке. Да и пистолеты того времени давно уже стали музейными экспонатами. Наверное, будут наганы с одной пулей.
В конце да концов, уже XX век, какой смысл биться антикварныморужием?
Я был согласен с ним в том, что так и должно быть.
– Бывали дуэлянты, которые убили несколько человек на дуэли, – продолжил Сергей, – и молва приписывала это или их везению, или их ангелу-хранителю, а кто-то и черту, и Бог весть ещекому, Но, скорее всего, это было результатом мошенничества. Дуэль устраивали будто для сохранения чести, на самом же делетакие люди вели себя бесчестно и безнравственно, идя не на дуэль, а на настоящее убийство. Беседа с Сергеем убедила меня в том, что мой секундант быллучшим секундантом XX века. Утром меня разбудил Сергей. Былоеще темно, когда мы вышли из казармы. Мы перепрыгнули череззабор и, точно в назначенное время, были в сквере. Никого небыло видно. Брезжил рассвет, туман, покрывающий застланныйжелтыми листьями сквер, рассеивался. Прошло полчаса. Былодостаточно холодно. Сергей сказал: они опоздали в два раза больше дозволенного, если они не появятся через пять минут, то дуэльне состоится. Именно через пять минут мы увидели три силуэта, идущих в нашу сторону. Они увидели нас, только тогда, когда подошли ближе. У них были такие лица, будто они не ожидали встречи с нами. Кобылин и третий человек, который оказался арбитром, извинились за опоздание.
Сахнов стоял вдали. На его мундире были погоны подпоручика: я знал, что он служил в кирасирском полку. По его лицу быловидно, что он не выспался. Кобылин подозвал Сергея к себе и сказал: «Если Амиреджиби принесёт свои извинения, Сахнов простит его, и дуэль не состоится».
– За что он должен принести свои извинения? – спросил Сергей.
– За оскорбление, которое он нанес ему два года назад.
– Кто видел и кто знает, что это сделал он?
– Сам Сахнов.
– Раз он думает, что Сандро оскорбил его, и если это действительно так, то ему, наверное, известна и причина.
– Нет, он оскорбил его безо всякой причины.
Разговор затянулся, говорили уже на повышенных тонах, будто дуэль должна была состояться между ними, а не между мнойи Сахновым.
Я стоял один и все хорошо слышал. Меня с Сахновым разделяли всего около десяти метров. Он избегал встречаться со мнойвзглядом. Я же пристально смотрел на него и ничуть не волновался. Сзади послышался шорох листвы, я повернулся и увидел Гапо Датиева, который быстрым шагом шел в моем направлении. Я былочень удивлён. Когда он приблизился, то сказал: «Я устал ждатьв прикрытии, хочу быть рядом с тобой. Их трое, поэтому будетлучше, если нас тоже будет трое». Гапо не знал, никого из моихпротивников, так как, те окончили училище ещё до его поступления. Поэтому он спросил меня, который из них Сахнов. Я показал.
Он несколько секунд рассматривал его, потом шепотом сказалмне: У него такое лицо, будто он уже мертвец, – и усмехнулся. И уменя в голове родилась такая же мысль, когда увидел, что тот невыспался. В споре секундантов время прошло так быстро, что мы и не заметили, как с назначенного времени прошло больше часа. Было воскресенье, но скоро улицы наполнились бы людьми. Улица Лермонтова соединяла Фонтанку и набережную обводногоканала, поэтому на ней не бывало недостатка ни людей, ни транспорта. И что это была бы за дуэль в сквере у обочины дороги? Онастала бы, скорее всего, представлением для прохожих, и то, в томслучае, если бы они дали нам возможность завершить начатое. Уже порядком рассвело. Я посмотрел на часы, подаренные мне дядей – было пятнадцать минут восьмого. Еще немного, и взойдет солнце. Я посмотрел на небо и тихо сказал: – Сегодня будет хорошая погода.
– Для тебя будет много хороших погод, а вот для него… – подбодрил меня Гапо.
Сергей и Кобылин спорили уже так громко, что я подумал, чтоих могут услышать в училище. Сергей посмотрел на меня и спросил взглядом, что делать. В знак отказа я покачал головой. По правде говоря, я не хотел, чтобы эта дуэль расстроилась, но убивать Сахнова тоже не хотел. Я считал, что мой ответ был совершеннодостаточным. С возрастом и временем все будто ушло в прошлое, но мне ничего не оставалось делать. Отступать я уже не мог.
И тут вмешался арбитр, которого привел Сахнов. Я не знал его.
Он тоже был одет в мундир подпоручика: видимо, он был из полка Сахнова. Сергей и Кобылин прекратили никчемный спор.
Подпоручик открыл коробку с пистолетами. Они принесли с собой именно традиционное оружие для дуэли. Сергей непроизвольно взглянул на меня, и мгновение мы смотрели друг другув глаза.
– Это наше родовое оружие, когда-то им уже пользовались вовремя дуэли, – с пафосом сказал подпоручик. – Я сам лично подготовил все, можете проверить. Если какой-нибудь курок подведет, я буду в ответе перед вами. По традиции ты, как секундант, имеешь право выбора.
Сергей вновь посмотрел на меня, потом повернулся к оружиюи долго осматривал его. Подпоручик и Кобылин переглянулисьмежду собою, потом одновременно посмотрели на Сахнова.
Сергей взялся за дуло верхнего пистолета и вытащил его. Пока Сергей осматривал оружие, Кобылин вновь посмотрел на Сахнова, и они некоторое время глядели друг на друга. И лишь после того, как подпоручик велел ему взять оружие, он отвел взгляд. Арбитрдостал монету из кармана и положил ее на ладонь, – Выбери, какую хочешь сторону. Сергей выбрал орла. Тот подбросил монету, и она упала на решку. Первый выстрел был за Сахновым. Сергейподошел ко мне, и подал пистолет, держа его за дуло.
– Ты когда-нибудь стрелял из такого? – я покачал головой. – Он очень тяжелый, долго целиться нельзя, надо быстро стрелять, не то рука устанет.
Я осмотрел оружие. Стрельба из пистолета XIX века походила на спектакль. Гапо не произносил ни слова, я заметил, что он волнуется. Подпоручик отметил барьер и отсчитал от него почему-то двадцать пять шагов, тогда как в России было принято отмерять пятнадцать-двадцать шагов. Тут я еще яснее почувствовал, что выстрел стал неизбежной необходимостью. Мы встали по местам, секунданты стояли слева от меня, спиной к улице Лермонтова.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
