Текст книги "Потерянные страницы"

Сандро Амиреджиби

Пятая армия красных отступила к окрестностям Волжска. Мы заняли центр, станцию и все важные объекты. Именно в это время разрозненная Красная Армия получила большую помощь из резерва. Наступление остановилось, мы заняли позиции и укрепились, чтобы остальные части КОМУЧА смогли подтянуться к нам. Я удивился, когда во время боя увидел Каппеля в первых рядах. Наверное, это и было причиной того, что его так любили все солдаты и офицеры. Наступление не возобновилось и на второй день, так как в руководстве объединенных войск Поволжского фронта возникли разногласия. Каппель требовал повторно атаковать, а потом наступать на Нижний Новгород, но командир Чехословатского корпуса, и командование объединенных войск отказывались продолжать наступление, причиной чего они называли отсутствие резерва. Они твердо отстаивали свои соображения о том, что надо укреплять линию обороны.

Каппель был разочарован, так как повторилось то же самое, что и после взятия Казани. Он и тогда требовал атаковать Нижний и взять в свои руки и вторую часть золотого запаса Российской Империи, как и в Казани, где захватили 650 миллионов золотых рублей, кредитный сертификат на 100 миллионов рублей, золотые и платиновые слитки, и много других ценностей, в общей сложности почти на один миллиард рублей. Эта операция прошла успешно именно благодаря Каппелю. Этот золотой трофей он тут же отправил в Самару.

После взятия Казани Каппель требовал идти через Нижний на Москву, и приводил твердые аргументы в пользу этого решения. Тогда было очень благоприятное время, в руководстве большевиков царил такой хаос, что они сами готовились к эмиграции.

Об этом знали и командиры Красной Армии, и это почти полностью расстроило их и без того несогласованное управление. У эсеров и их народной армии, действительно, были большие шансы взять власть в свои руки. Но, в решающий момент они проявили не только свою военную и политическую близорукость, но, и на почве ревности к Каппелю, и свое малодушие. Они испугались возвышения чрезвычайно талантливого военного командира, о котором говорили не только в рядах белых. В большевистской прессе тоже упоминали о нем, как о Наполеоне двадцатого века. Это после того, как он вместе со своими малочисленными отрядами сумел занять Самару, Симбирск, Казань, Саратов, Вольск и Хвалынск, – тогда как силы противника в четыре-пять раз превосходили его собственные.

Как и раньше, его и на этот раз не послушали, этим все его оппоненты оказались обречены, так же, как и вся Россия. Именно там, на Волге, решалась судьба России – какого цвета ей быть.

Так как было упущено время, наступление стало невозможным. Этим воспользовались красные. Палубная артиллерия пятой армии атаковала левый фланг бригады Каппеля. Нам пришлось отступить к Казани, там мы и закрепились. Еще существовал шанс атаковать, но Каппеля срочно вызвали в Симбирск, так как, пока его бригада направлялась в сторону Казани, Тухачевский воспользовался временем, удвоил свои силы и провел сильную операцию в направлении на Симбирск. Создавалось впечатление, чтов политическом руководстве белых кто-то манипулировал обстановкой таким образом, чтобы ни одна операция не была доведена до конца. В армии КОМУЧА бригада Каппеля была самой боеспособной, поэтому на Поволжском фронте она играла роль своего рода пожарного.

В этих обсуждениях и противоречиях было потеряно время. Пятая армия Красных, подкрепленная резервом, сама перешла в наступление. Капель не спешил оставлять Казань, так как ее потеря вызвала бы цепную реакцию в городах Поволжья. Но в ходеожесточенных боев его все же вынудили направиться со своей бригадой в Симбирск. Мы вместе с ним оставили Казань. Пока мы прибыли в Симбирск, Казань была потеряна. После падения Казани все успехи, достигнутые армией КОМУЧА на Волге, былисведены на ноль, и разразившаяся там катастрофа поставила все с ног на голову. Все успехи этих месяцев обернулись провалом.

11 сентября, после того, как было отражено наступление в Буинском районе, Красная Армия перерезала железную дорогу Симбирск-Казань, и тракт Сызрань – Симбирск. Сызраньская дивизия была вынуждена оставить Вольск и Хвалынск.

Вместе с Каппелем мы приехали в Симбирск лишь двенадцатого сентября. Шла эвакуация города, все попытки сохранить его оказались безуспешными.

Двадцать первого сентября мы отбили сильнейшую атаку Красной Армии, на левом берегу Волги у Симбирска. Мы провели контратаку и сбросили противника в Волгу. В течение одной недели мы отбивали силы, превосходившее нас в несколько раз, в результате чего Народная армия получила возможность, отступить от Казани в направлении Уфы. После этого мы тоже отступили к Уфе. Практически весь удар пришелся на бригаду Каппеля, личный состав которой не превышал пять тысяч двести человек, тогда как противник насчитывал не менее двадцати семи тысяч солдат.

После отступления к Уфе бригады Самары, Казани и Симбирска объединились в один корпус под командованием Каппеля, но было уже поздно. Если бы это было сделано месяцем раньше, я более чем уверен, что все сложилось бы по-другому. Я не раз обсуждал это с Владимиром Оскаровичем. Несмотря на то, что он очень хорошо видел глупость политического и военного руководства, он, как искренний патриот и воин, все же добросовестно продолжал свою службу.

Я и Юрий Юрьевич служили в штабе корпуса, он – заместителем начальника штаба, а я начальником отдела разведки и специальных операций. В ноябре Каппель признал адмирала Колчака, как Верховного правителя. Не прошло и месяца, как Каппелю было присвоено звание генерал-майора. Я стал капитаном. В 1919 году заново началось формирование нашего Волжского корпуса, которое продлилось до весны. К нашему корпусу были присоединены и разрозненные отряды. По приказу Верховного главнокомандующего к нам присоединили уральскую дивизию, и еще несколько полков, а также бронированныеи авиационные дивизионы. Обновленный корпус вошел в состав волжской группировки Третьей армии. Но реально комплектация армии не была завершена, для ее штатного состава недоставало, по меньшей мере, тридцати процентов. В результате атак Красной Армии летом и осенью мы понесли большие потерив боях под Уралом. Но, несмотря на это, мы сумели задержать красных. Потом мы организованно отступили в направлении Омска. Наши основные силы следовали вдоль Транссибирской магистрали, кавалерия контролировала фланги. При отступлении из Омска надо было подготовить несколько объектов для взрыва. Этот вопрос был настолько важным, что в случае его провала отступление без потерь было бы невозможным. Я, и без того не любил только кабинетную работу, поэтому я сам пошел во главе диверсионнойгруппы, чтобы все посмотреть на месте. В сентябре-октябре основные части начали отходить из Омска. Уже было достаточно холодно. Я со своим отрядом заминировал мост, два участка железной дороги и объездную дорогу. Пришлось немного задержаться. Пока все уладили, одна группа бойцов оставалась рассеянной по обе стороны железной дороги, по левому берегу Иртыша. Мы уже закончили дела, но оказались в окружении авангарда красных. Наш отряд, состоящий из шести человек, скрылся в лесу. Впереди мы наткнулись на эскадрон, который по объездной дороге приближался к железнодорожному мосту. Мы подождали, пока они прошли, и обошли их сзади. Видимо, они получили информацию о том, что часть диверсионной группы оказалась у них в тылу, и их взвод, вместе с другими преследующими, пошел в погоню за нами. Они оставили нам путь только на север. Погоня настигла нас, но мы оказали сопротивление, и пока ониостановились на какое-то время, мы вновь смогли оторваться. Впереди к северу у Иртыша имелось ответвление и маленький приток, пересечь который мы вряд ли смогли бы. Между лесом и рекой на десять-пятнадцать верст простирались болота, поэтому мы могли оказаться в ловушке. Преследующие обошли нас с двух сторон, и возобновилась перестрелка. И мы, и они укрывались за деревьями, но потери были с обеих сторон. У нас было двое убитых и один раненый. Несколько человек противника тоже остались на поле боя. Однако, оказывать сопротивление с четырьмя солдатами было практически невозможно. Мы взяли курс на запад, другого пути у нас не было. Мы шли по лесу, уходя все дальше от Иртыша. Они вновь обошли нас и открыли огонь. Они гнались за нами целый день. День уже клонился к вечеру, и чтобы уйти от погони, надо было как-нибудь продержаться до наступления ночи. Они тоже знали, что ночью у нас было больше шансов спастись, поэтому и спешили. Еще двух моих бойцов убили в перестрелке, да и мой раненый боец дышал с трудом и еле держался в седле, я не мог его оставить. Оставались два пути: либо сдаться, что было бы равносильно расстрелу, либо идтив болота, что с большой вероятностью означало идти на смерть. Погруженный в такие мысли, я верхом на лошади стоял за вековым деревом, как вдруг раздался выстрел. Я пошатнулся, но не упал с лошади. По всему телу пробежал холод, левое плечо поникло, потом я одновременно почувствовал тепло крови и боль в груди. Один за другим последовали выстрелы, мой раненный боец повис на лошади. Времени на раздумья не было, я рванул к болотам, звуки выстрелов остались где-то вдалеке. Еще немного, и я влетел в болота. Лес стал редким, почти стемнело. Я продвигался к реке, лошадь сама находила дорогу. Очень далеко раздались два взрыва. Эти звуки я встретил с радостью, так как понял, что взорвались две части моста, а это означало, что красные не смогут перейти Иртыш, и наши успеют отойти назад: по меньшей мере, у них на это был целый месяц. Моя лошадь уже с трудом продвигалась вперед, она медленно погружалась в воду. Немножко, совсем немножко и я уже буду у реки. А потом?.. Потом я спущусь по ответвлению к Иртышу, и может быть там… У меня кружилась голова, в глазах потемнело, река была уже рядом, но я не выдержал и положил голову на холку лошади. В голове гудели слова: не останавливайся, не останавливайся, не останавливайся. Когда я открыл глаза, было уже утро. Надо мной суетился пожилой человек. Это был настолько красивый белобородый мужчина, что я подумал, не нахожусь ли я в раю. – О-о-о, ты жив! Это хорошо, хорошо. А ну-ка, может, ты встанешь? – я все отчетливо слышал, – Ты можешь встать? – я не мог даже сдвинуться с места.

Он обошел меня со стороны головы и просунул руку под мое правое плечо. Я присел и застонал от страшной боли, слабость не давала мне возможности встать. Он помог мне, я встал на ноги, мою правую руку он положил на свое плечо: «Хорошо, хорошо, молодец, – подбадривал старик. – А ну-ка потихоньку следуй за мной.» Я пошел. И только сейчас я услышал фырканье лошади, вспомнил о ее существовании и попытался повернуться к ней.

– Идет, идет, никуда она не уйдет, хорошая лошадь.

Мы добрались до реки. Он уложил меня в лодку, и мы поплыли, лошадь плыла за нами. Мы скоро достигли другого берега, тамтоже были болота, я почувствовал это по запаху. Он помог мнесесть на лошадь, сам тоже сел на свою, которая была привязанав лесу к дереву. Мы углубились в лес, миновали болота, потоммаленький подъем и мы вошли в кедровый лес. После долгогопути мы вышли на поляну, здесь стояли две избы и конюшня. У меня опять потемнело в глазах, и я не помню, как очутилсяв избе. От странного запаха я пришел в себя. То мне казался знакомымэтот запах, то незнакомым. Но я чувствовал еще и другой, болеерезкий запах. Я лежал на топчане, укрытый медвежьей шкурой, моя грудь и плечо были перевязаны до шеи, а тот старик суетилсяв избе.

– О-о-о, привет тебе и здоровье! – весело обратился он ко мне. – Сильный ты парень, сильный, молодец, молодец.

Почему я был сильным, почему он хвалил меня, я не знаю. Наверное, он просто подбадривал меня. Я почувствовал сильнуюболь в груди, такую, что мне хотелось кричать и выть, но что-тозаставляло меня терпеть.

– Твоя пуля скоро вылезет, она долго не сможет оставаться там. Немного поболит, потом перестанет, – он так говорил со мной, будто напевал. – Вот скоро и дочка моя придет, потом она присмотрит за тобой.

Я все слышал, но никак не мог понять, что вылезет, откуда вылезет? Если пуля находится в груди, то как она может вылезтиоттуда?

– Меня зовут Серафим. А тебя Сандро, да? Хорошее имя.

– Я-а-а, да, я Сандро…

– …Д-а-а, знаю, хорошо, что ты понял меня.

– А вы откуда знаете? – спросил я, едва шевеля языком.

– О-о-о, я много чего знаю, – захихикал он от удовольствия, – а ну-ка давай выпей сейчас вот это… Немножко невкусно, затополезно.

Он дал мне выпить что-то горькое, я еле смог проглотить.

– Хорошо, сейчас немного присядь и покушай вот это. – он положил мне на колени маленькую миску с кашей.

– Кушай, кушай, это полезно, это придаст тебе силы, вот посмотришь! Тебе сейчас силы нужны, чтобы эту пулю выгнать оттуда.

Странным и веселым был этот человек, еще более страннойбыла его манера разговаривать. Если такой человек скажет тебечто-нибудь плохое, то все равно не обидишься.

– А ну-ка, выпей сейчас чай из шиповника, и тебе станет совсемхорошо, и цвет твой улучшится, да и дочке моей ты больше понравишься. Я с улыбкой посмотрел на него.

– Не удивляйся, ей никто не нравится, а у тебя есть шанс ей понравиться, поэтому мы оба должны постараться.

Я не знаю, сколько лет было этому старику, он так бодро разговаривал и передвигался, что если бы я не видел его лица, то далбы ему лет пятьдесят, никак не больше, но он был намного старше, быть может, лет семидесяти пяти-восьмидесяти, а то и больше. Чай действительно был превосходным, было очень приятнопить его, а в ушах звучали последние слова старика: «Мы должны оба постараться, чтобы ты понравился моей дочке». Что это значит? Думая об этом, я закрыл глаза и вскоре заснул.

Я видел свой любимый сон. Мой сын лежал у меня на грудии разговаривал со мной. Я был удивлен, что он, такой маленький, мог говорить. «Ты же не бросишь нас, не оставишь и не забудешь?» – спрашивал он. После каждого слова он становился всетяжелее. Вскоре я почувствовал тяжесть и боль, уже и на плечах, что и заставило меня проснуться. Открыв глаза, я встретилсяс озаренным лицом девушки. Она стояла надо мной, сверху смотрела на меня, и улыбалась, обе руки она держала на моейгруди.

– Настя! – воскликнул я в изумлении.

Она рассмеялась, очень красиво рассмеялась.

– Я Алена. Настя моя сестра, но если хочешь, я тоже буду Настей.

«Господи, боже мой! Опять сон?!» – не успел я подумать, какона ответила:

– Нет, это вовсе не сон.

Я как будто немногопривык к чудесам Алены, хотямногого изтого, что вокруг происходило я конечно же не понимал. Но то, что каждый день вокруг нее происходили какие-то чудные вещи, уже казалось мне привычным.

– Когда ты поправишься, я тебе все объясню. Сейчас я дам тебевыпить кое-что хорошее, тебе понравится. – Она говорила сомной, как с ребенком, а ведь она была младше меня, ей было, наверное, лет восемнадцать-девятнадцать, а может быть и меньше.

– А где Серафим? – Он в своей избе. Отец уже сделал главноедело, а сейчас я позабочусь о тебе.

Она была очень похожа на Анастасию, мне трудно было найтиразличия между ними. Обе они были белокурые и голубоглазые, Алена моложе и нежнее, но я никак не мог поверить, что Анастасиябыла ее сестрой: где я встретился с той, а где с этой. Между нимибыло расстояние в несколько тысяч верст. Ведь это было невозможно, встретиться с двумя сестрами на таком расстоянии другот друга, да к тому же живущими рядом с болотами. Почему?

Выходит, что Серафим отец Насти? Как только увижу, обязательно спрошу…

– Не морочь себе голову, когда тебе станет лучше, он и сам тебевсе скажет.

Я уже не успевал удивляться ее ответам.

– Как может выйти пуля, если она застряла в моем теле?

– Вылезет. Серафим большой мастер этого дела. Он смазал тебямедвежьим жиром, который не только пулю, он что угодно вытащит из тебя. К тому же он прочитал молитву, и если даже ты незахочешь, эта пуля все равно уже не останется в твоем теле! – расхохоталась она. «Нет, это точно Настя. Но немного другая», – успел я подумать, пока она хохотала.

– Сейчас я натру тебя кедровым маслом, а потом мы уже вместе будем бороться с этой твоей пулей. Ведь Настя тоже натирала тебя?

– Вместе? Вместе с кем? – не понял я намек.

– Вместе с медведем, – со смехом сказала она.

Вечером она раздела меня, натерла кедровым маслом. Она сделала все точно также, как Настя. Мне все же было неловко. Аленахихикала по поводу каждой моей мысли. Мне даже думать былостыдно, она понимала все. Но, заставить мысли остановиться, дело нелегкое. Хочешь ты того или нет, они идут сами. Вот я иподумал: «В этой избе одна тахта, где же она будет спать? Навернопойдет к отцу на ночь.»

– Если хочешь, я вообще не буду спать. Я останусь здесь.

Боже мой, она и это поняла. Алена снова засмеялась звонкимголосом. Я случайно подумал и о том, кто из них красивей, Анастасия или Алена. Она лишь улыбнулась, не сказав ничего. Наши отношения походили уже на странную игру. В избе было очень жарко, топилась печь. Укрытый этой медвежьей шкурой я сгорал от жары. У меня был жар, и я задыхался.

Алена была одета легко, как и Настя, но и ей было жарко.

– Так надо, тебе должно быть жарко, сейчас станет еще жарче.

Она дала мне выпить что-то ужасное, такое горькое и вонючее, что у меня отнялся язык, потом разом раскалилось все лицо, и когда мои глаза наполнились слезами, и поневоле я по-грузинскивыругался, она звонко рассмеялась привычным красивымсмехом.

– Уф, как приятно, что наконец-то удалось заставить тебя заговорить на родном языке! Сейчас ты заслужил кое-что болеевкусное.

Она еще дала мне выпить какую-то настойку, и горечь прошламгновенно. Она подкинула дрова в печь, сняла с себя платье, под которым ничего не было одето. Вот тогда и обожгла она менясвоей красотой. Эта удивительная лесная женщина была шедевром природы. Она стала натирать себя маслом. Боже мой, ведь этовсе уже было… После того, как смазала себе ноги, она выпрямилась и стала смазывать маслом грудь. Она удивительно двигалась, все ее тело светилось на фоне пылающей печи, она не отводилаот меня своего чарующего взора. Я был потрясен, и не мог оторвать глаз от ее тела, забыв обо всем на свете. Такого красивого тела я раньше никогда не видел. В горле все пересохло, и я с трудом проглотил нахлынувшую от желания слюну. Наказала, наказала меня своей красотой, и только за то, что я сравнил еес Анастасией. Я и представить себе не мог, что стану жертвой такой мести. Я с трудом справился с собой, отвел глаза, и даже повернул голову в другую сторону.

– Разве Настя не научила тебя, что не надо отводить глаз. Как же ты узнаешь, кто из нас лучше? – Она опять засмеялась и легла рядом со мной на тахту.

Боже мой, в чем я провинился, такая девушка лежит рядом со мной тогда, когда мне плохо! – Я не мог справиться со своими мыслями, и почему-то стал думать по-грузински в надежде на то, что она не поймет меня. Когда она коснулась меня и нежно погладила рукой, тогда я и подумал: разве будет удивительно, еслия даже согрешу…

– Даже и не думай! Я девственница. Сейчас я лишь твое лекарство, а не любовница!

Она прижалась ко мне всем телом, долго ласкала и мучила.

Я совсем не чувствовал боли от моей раны. Она ласкала меня, ниразу не поцеловав, а я полностью потерял разум. Она усыпиламеня. Всю ночь во сне я видел Настю. Она говорила со мной и всехвалила свою сестру: «Если бы ты не был женат, мы бы уговорилиее стать матерью твоего ребенка. Я знаю, ты ей тоже нравишься, но она не может решиться.» Всю ночь я провел в таких сновидениях и в бреду. Кое-что из моего бреда я слышал и сам. Было еще темно, когда я проснулся. Алены уже не было рядом. Когда уже полностью рассвело, она вошла в избу совершенно голая. Она была совсем мокрая с головы до ног, и я подумал, чтоидет дождь. Оказалось, что она кружилась в тумане. Когда она немного обсохла, то оделась. Хотя, что это был за одежда, такуютонкую рубашку Тамара одевала на ночь.

– Ну, что Настя сказала тебе? Что ты мне нравишься?

– А ты откуда знаешь? – с изумлением спросил я, и устыдилсясвоего же вопроса.

Она засмеялась.

– Да, ты мне действительно нравишься, но ты из другого мира, у тебя будет другая жизнь. К тому же, у тебя жена, ребенок и… – потом замолчала, не стала продолжать. – Мы будем друзьями, не так ли, Сандро? – я без слов кивнул головой.

Когда я вспомнил о Тамаре и сыне, настроение у меня испортилось, и мысли унесли меня далеко. Где они сейчас, как они там, что с ними?

Она что-то налила в стакан и подошла ко мне.

– Ты не волнуйся, все будет хорошо. Они уже дома и ждут тебя.

– Дома?!

– Да, дома, на Украине.

От удивления я приподнялся, но почувствовал боль в груди, даеще такую сильную, что у меня вырвался стон.

– Вот, началось, скоро твоя пуля вылезет.

Всю ночь меня мучила страшная боль, она прекращалась лишьна короткое время, когда мне давали выпить эту страшную настойку. Пришел Серафим, снял повязку и снова смазал рану медвежьим жиром. Кроме того, он залил в рану какую-то черную густую жидкость, и от боли я чуть не потерял сознание.

Я спал, как убитый. Я даже не понял, что проспал до следующего дня и проснулся лишь после полудня. Серафим опять сменил мне повязку. Я и сам увидел, как основание пули чуть показалось над поверхностью груди. Он подержал клещи для гвоздейнад огнем печи, потом этими клещами ухватился за пулю от маузера и, вырвал ее как зуб. Вместе с пулей вышло много гноя и крови. Потом он очистил рану и перевязал ее.

– Вот и все. Хороший ты парень, молодец. Хороший у меня родится внук от тебя.

– Папа!

– Ну, ладно, ладно, не злись, это плохо отразится на Сандро.

Где ты еще найдешь такого молодца? А я внука хочу.

– Папа!

– Ну, что, папа, папа… – он подошел, погладил меня по лбу, с улыбкой подмигнул мне и вышел.

В тот день Алена не разговаривала со мной. Она как будто обиделась на нас обоих. Она делала все молча, без слов. Она накормила меня, напоила, дала лекарства, но ни разу не обмолвиласьни словом. Мне тоже было неловко. Впрочем, какое это имело значение, если она все равно понимала все, о чем я думал. Мной овладели странное чувство и мысли, такого со мной никогда не было. Во мне будто началась борьба. Я думал о Тамаре и ребенке, и в то же время, меня не покидала мысль о том, что у меняс Аленой будет ребенок. Почему-то я думал об этом с полной уверенностью. Я никак не мог прогнать эти мысли. Я ругал себя, заставлял не думать об этом, но у меня ничего не получалось.

В ту ночь она не осталась со мной, и пришла в избу лишь утром. Она все еще не говорила со мной. Я уже встал, и чувствовал себя хорошо, Алена стояла у кухонного стола и что-то делала. Я приблизился к ней, погладил по голове и вышел во двор.

Серафим сидел перед своей избой и ласкал собаку. Мне показалось, что она была слишком большая. Я видел ее со спины, ее голова лежала у ног Серафима. Я присмотрелся и поразился: это была медведица. Серафим подозвал меня рукой: мол, подойди. Я подошел. Он справился о моем здоровье, но это так, формально, он и без этого знал, как я себя чувствую. Потом он обратился к медведице: «Рыжая, а ну-ка поздоровайся с гостем!» Медведица встала на задние лапы и трижды отвесила поклон до земли.

«Молодец, ты хорошая девочка.» – Сказал он ей и повернулся ко мне:

– Вот видишь, Сандро, даже медведь у меня самка. Ни одного самца нет вокруг меня, – сказал он с улыбкой. И мне показалось, что улыбка его была грустной.