Текст книги "Потерянные страницы"
Автор книги: Мераб Ратишвили
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
Тамара Танеева
Прошло несколько месяцев после того, как «Святой дьявол» изнасиловал Ольгу. Она какое-то время не появлялась у него. Этот случай как будто был предан забвению, но я не забыла его. Конечно же, не забыла и Ольга, да и как она могла забыть такое. Кого только не присылал к ней Распутин. Он послал к мужу Ольги своего близкого человека, лютеранина еврейского происхождения Ивана Манасевича-Мануилова, который передал ему, что святой старец очень соскучился по Ольге, и интересуется, не запрещает ли он Ольге дружить с ним. Ее муж развел руками и сказал, что он тут ни при чем, наоборот, ему очень нравится, что они дружат. Ольга сказала мне:
– Муж говорит, что Распутин спрашивает обо мне. Он передал мужу через посредника, что его жена великолепна, умна и благородна, и чтобы он не гневил Бога, и не мешал нашей дружбе. Ты представляешь себе этот бред? А мой дурак говорит мне, чтобы я обязательно пошла к нему, и не обижала святого человека. Он хотя бы представляет себе, почему этот проклятый держит рядомс собой стольких женщин, или почему он зовет меня к себе? От этой его политики у моего мужа ничего мужского уже не осталось. Я знаю по меньшей мере троих женщин, которых тот вернул своим мужьям беременными. Чтобы сохранить свое положение, эти крысы молчат, будто ничего и не произошло. Разве такой человек достоин иметь нормальную жену? – бушевала Ольга.
Распутин все так и не оставлял Ольгу в покое. Через своих «Распутинок» он передал ей, что если он ее обидел, то проситу нее прощения, и обещал, что обязательно покается. Одним словом, посредники не давали ей покоя. Меня тоже устраивало, что бы Ольга вернулась туда, так как в этом случае нам было бы легчесправиться с ним, а проучить его надо было обязательно. Но Ольгея ничего не говорила на этот счет. В конце года разразился большой скандал. Хвостов был настолько оскорблен тем, что его назначение и деятельность связывали с Распутиным, что, в итоге, решил открыто противостоятьему, чтобы рассеять эти разговоры и сомнения. Хвостов открытообъявил Распутина немецким шпионом и представил факты, но из этого ничего не вышло.
Это произошло именно в то время, когда я получила письмо от Вырубовой. У меня в гостях была Екатерина, жена Хвостова. Во время разговора со мной она очень убедительно сказала: «Скоро будет покончено с этим вождем хлыстов, и тогда успокоится вся Россия. Я, конечно же, обо всем догадалась, но нигде ни словом не обмолвилась об этом. Не написала я об этом и Герарди. А почему я должна была сделать это? Я женщина, и, возможно, не должна была думать так, но наглость Распутина и его вмешательство в государственные дела перешли все границы. То, что самодержавие сгнило, и его надо было разрушить, мне и без того было ясно, но этот проклятый стал врагом самой России и ее народа. Поэтому, если бы его убили, то Россия, действительно, вздохнула бы. И я бы вздохнула с облегчением, и забот стало бы меньше. Хотя Вырубова и обещала мне в письме, что он никогда обо мне не вспомнит, если я оставлю его в покое, и не буду вести борьбус ним, но дела обстояли совсем не так. Вовремя пьянки он все же вспоминал обо мне. Я уже не говорю о проклятиях, которые он посылал в мой адрес. Я все думала о том, что этот проклятый в таком состоянии мог поручить кому-нибудь из своих должников чтобы причинить мне кучу неприятностей, или что-нибудь еще хуже. А если бы в это время Сандро оказался рядом, что тогда могло было случится, чем бы все закончилось?
Оказывается, Хвостов подослал Комиссарова к Распутину еще до того, как стал министром. А когда он занял пост, то назначил Комиссарова помощником начальника Петроградской охранки и официально поручил ему охранять Распутина. Как он, наверное, думал, в логово к Распутину он внедрил такого человека, который не только доставлял бы ему информацию, но в нужный момент смог бы и ликвидировать его. Но он ошибся. Он не выдержал психологического напряжения в борьбе с Распутиным и преждевременно уличил его в шпионаже в пользу Германии. И лишь после этого он поручил именно Комиссарову и начальнику департамента полиции Белецкому убить Распутина. Они же оба предали Хвостова, и это дело получило огласку. Комиссаров признался Распутину, что получил задание убить его. Распутинтут же сообщил об этом Вырубовой и Императрице. Разразился страшный скандал, который с каждым днем нарастал, как снежный ком. Хвостов, конечно же, все отрицал. Вся вина ложилась как бы на Белецкого. Оказалось, что Хвостов поручил убийство «святого дьявола» также и некоему Ржевскому, которого до того он принял на службу в департамент Белецкого, – на тот случай, если бы Комиссаров и Белецкий подвели его. Белецкий догадался, что стараниями Хвостова во всем обвинят его, поэтому он арестовал Ржевского. Угрозами, а может быть и пытками, он вынудил того дать письменные показания, в которых он признавался, что задание ликвидировать Распутина он получил лично от министра. Все закончилось тем, что в середине марта Император отстранил Хвостова от должности, а Распутин остался цел и невредим. Комиссарова перевели в Ростов-на-Дону, на должность начальника полиции, и дали ему чин генерала, а спустя шесть месяцев уволили. Белецкого тоже перевели куда-то подальше от Петрограда.
Недаром Шитовец когда-то говорил мне, что Хвостов может рассчитать только на три хода вперед. Когда случился этот скандал, я встретилась с Шитовцом и спросила его о Комиссарове. – В одно время он работал у нас в управлении жандармерии. Комиссаров увел жену у своего начальника, шефа Петербургской охранки, генерала Герасимова, чьим доверенным лицом он являлся. Она и сейчас за ним замужем. Вот такой он человек, – сказал он с иронией. – Разве Хвостов не должен был знать об этом, когда делал ставку на него? Комиссаров беспринципный человек, лжец и провокатор, но не дурак. Он авантюрист, но не трус. Он часто пьет, не сторонится развратной жизни, и часто сам является организатором таких собраний. Как мне сказали, с Распутиным он подружился именно благодаря таким делам. Я рассказал тебе все, что мне о нем было известно. Думаю, что Хвостов подослал его именно с той целью, в которой он потом и признался, из-за чего и возник скандал. А вот сейчас Вы мне скажите, почему Вы заинтересовались этим субъектом? – спросил он и заулыбался.
– А вот почему: он просит одну мою знакомую женщину оставить мужа и выйти за него замуж, – я постаралась сказатьэто как можно убедительнее.
– И это все? – спросил Шитовец с улыбкой сомнения. Этим он дал мне понять, что у моего любопытства должна была быть другая причина. Я не растерялась и ответила: – Знакомство Распутинас Комиссаровым состоялось до того, как Хвостов стал министром. Думаю, если правда то, что Хвостов поручил убить этого окаянного, тогда выходит, что его ликвидацию он задумал еще до того, как был назначен министром. – Интересно!
– Думаю я и о том, что возможно именно это послужило своего рода предпосылкой для его назначения.
Шитовец изменился в лице.
– Что Вы имеете в виду? – Несмотря на то, что о связях Хвостовас Распутиным ходят разного рода толки, и как вы уже сказали, этострашно его раздражает, Хвостов все же не тот человек, которыйможет действовать самостоятельно, по своему желанию.
Он ничего не ответил, задумался, а потом спросил изменившимся голосом: – Вы имеете в виду кого-нибудь конкретно?
– Да. Вы тоже подумали о нем.
Он долго не отвечал, лишь несколько раз покачал головой.
– Вы умная женщина, княгиня, в Ваших рассуждениях виднашкола Музы.
Мне было приятно услышать этот комплемент. Что поделаешь, я женщина, и мне нравится, когда меня хвалят.
Я возвращалась домой и думала: неужели еще долго будетдлиться безнаказанное деяние этого необузданного бугая, да ещеи с такими уликами? Неужели никто не сможет остановитьего? Эти мысли долго не давали мне покоя.
Стоял май месяц. Я недавно вернулась из Полтавы, где мывстретились с Сандро после того, как он покинул госпиталь.
Моим родителям очень понравился мой Сандро. Ребенка я оставила там с моими родителями и собиралась позднее вернуться заним. Явернулась в Петербург в приподнятом настроении. В салонпришла Ольга вместе с молодой женщиной двадцати-двадцатиодного года. Она оказалась племянницей Императора, Ириной Александровной Романовой-Юсуповой, женой Феликса Юсупова. Их дочери Ирине уже исполнилось один год. Я многое зналао них, но никогда не видела ее. Я хорошо помнила и то, кем являлся ее муж. В моей голове тут же всплыло письмо Шитовца, гдеон писал о его близости с Сахновым, и о том, как закончилась для Сахнова близость с ним. В уме у меня будто блеснул какой-то луч, но тут же погас.
Я хорошо приняла гостей. В салоне, кроме нас, никого не было, и наша беседа затянулась. Ирина оказалась очень хорошей женщиной, она мне очень понравилась. Несмотря на свое происхождение, она оказалась очень непосредственной и теплой в общение. Мне нравятся такие люди, рядом с ними я чувствую себя комфортно, поэтому я отложила все свои дела, и уделила им много времени и внимания. Потом я сделала им подарки и проводила их. Ольга рассказала мне следующую историю. Оказывается, Ирина очень подружилась с ней и призналась, что после родов, вот уже целый год, она не живет с мужем. «Да и до родов, с тех пор как мы поженились, он всего несколько раз делил со мной постель, у него оказались другие наклонности. Оказывается, и до нашего бракосочетания было то же самое, мне говорили об этом, но я не верила. Не знаю, что делать, если ничего не изменится, я должна буду развестись с ним.» Рассказав эту историю, Ольга добавила: «Бедная девочка, такая молодая и очаровательная, а мучается с таким мужем. И всю жизнь будет так мучиться, если не разведется, такой мужчина не исправится.»
Я сказала ей, что кто-то из наших женщин говорил, что, якобы, таких мужчин лечат гипнозом.
– А кто у нас такой? – она улыбнулась.
– А ну-ка, подумай хорошенько.
Она с удивлением посмотрела на меня
– Ты думаешь…
– …Так говорят, я точно не знаю…
– …Что ты задумала?
– Ничего, я лишь понаслышке знаю, что он умеет лечить такуюпроблему.
Она долго не отвечала, думала. Потом встала взволнованная, и вышла. Через некоторое время она вернулась.
– Сначала я поговорю с Ириной, и если она согласится, то потом уговорит и своего мужа. После этого я пойду к этомусумасшедшему.
– Ирина очень хорошая женщина, жалко что у не такой муж, может быть, правда поможет.
После этого разговора прошло несколько месяцев. В конце августа Ольга сказала мне, что Ирина уговорила мужа пройти курс лечения у Распутина.
– Я уже договорилась и, наверное, в ближайшие дни отведу его к нему, – сказала она. Эта новость очень обрадовала меня.
Осенью Ольга сама привела Феликса Юсупова к Распутину. Первый сеанс он провел в тот же день. Как оказалось, это был сеанс гипноза в сочетании с религиозными мантрами. Потом они пили, играли на гитаре, и пели. Этот «святой дьявол» сказал ему:
«Ты мне очень нравишься, и поэтому я тебя обязательно вылечу». Ольга сама проводила пьяного Феликса домой и передала его Ирине из рук в руки. Этот аристократ с изысканными манерами всю дорогу говорил Ольге, что боится этого мужчины. «Этот грязный мужлан с засаленными волосами и бородой, прикасаясь своими грязными руками, вызывал во мне физиологическое отвращение. Мне становилось дурно, когда он трогал меня своими грязными пальцами». Феликс плакал и говорил, что больше не пойдет к нему. А выпил он потому, что боялся отказаться, к тому же он не хочет терять Ирину. Он плакал, как женщина, и обнимал Ольгу. Та успокаивала его и говорила: Феликс, дорогой, всего несколько сеансов, и все будет хорошо.» Ольга с Ириной еле уговорили его пойти на второй сеанс. Ольга пошла с ним. До того, как войти в кабинет на сеанс, он попросил ее: – Не уходи, не оставляй меня одного, побудь здесь, ты же знаешь, что я боюсь его, – сказал он. – Он, действительно, очень волновался, весь дрожал от страха. Я успокаивала его и обещала, что подожду его в комнате для гостей. Что я могла сделать? Я действительно сидела там и ждала его. Прошло больше часа, я несколько раз тихо заходила в приемную и прислушивалась. Из кабинета доносился лишь шепот. В квартире были только мы, Симонович, охрана и слуга. Я вышла к ним и выпила воды. Вдруг я услышала шум, и вернувшись назад, открыла двери в приемную. Они оба голыми лежали на полу, было видно, что Феликс попытался убежать, когда тот захотел изнасиловать его. Этот дьявол поймал несчастного на пороге двери в приемную, и тут же навалился на него. Бедный, он старался освободиться от него и кричал: У-у-х, ненавижу, какой же ты мерзкий и отвратительный, не люблю тебя, с тобой не хочу. Потом он застонал, и увидел меня, я стояла в дверях изумленная. Он смотрел на меня несчастными, полными слез глазами.
«Помоги!» – прошептал он и заплакал, он даже протянул рукив мою сторону, моля о помощи. Что я могла сделать? Я и представить себе не могла, что, вместо лечения, он сотворит с ним подобное. Я немного пришла в себя, вышла оттуда и прикрыла за собойдвери. В комнату ожидания вошел Симанович, и спросил: «Чтотам происходит? Он все еще продолжает сеанс?» Этот пройдохахорошо знал, что там происходило, так как пока дверь была открыта, он все слышал. Я лишь кивнула головой. Он засмеялсяи вышел. Я проводила Феликса домой. Всю дорогу, пока мы сидели в машине, он проклинал его, он даже не стыдился говорить сомной на эту тему и в деталях рассказывал, что с ним делал этотсумасшедший. Я подумала: Боже мой, ведь тот, конечно же – сатана, но этот еще хуже. Он говорил, что не любит таких, и что больше не придет к нему.
Рассказ Ольги привел меня в оцепенение. Она и сама былав смятении и не знала, как смотреть Ирине в глаза. Она страшнопереживала. Но как мы узнали потом, на третий день Феликс сампришел к Распутину. Тот опять выгнал всех своих женщин издома, и долгое время не подпускал их к себе. Когда напивался, онкричал, что больше всех сейчас он любит своего Феликса. И тоткаждый день приходил к нему, он полностью покорился ему. Весть обо всем этом распространилась быстро, и дошладо Ирины. Она немедленно вызвала Ольгу, и упрекнула ее за то, что о позоре своей семьи ей стало известно от других. На второйдень они пришли ко мне вместе. Я успокоила ее, сказала, чтовсе будет хорошо, что все это быстро пройдет. Потом я почему-то вспомнила о Сахнове, и наверное, чтобы утешить ее рассказала о том, что княгиня Шереметьева тоже оказалась в таком жеположении из-за своего мужа. Ирина с удивлением посмотрелана меня. – Ты что, не знала? – спросила я. – Это случилосьдо твоего замужества. – Я слышала об этом, но не верила, – ответила она.
Я рассказала ей и о том, что тогда Сахнов был любовником Феликса, и когда весть об этом дошла до его жены, то она потребовала у мужа смыть позор с ее семьи. Но Сахнов был человеком самодовольным и безнравственным, и не послушался жены.
– А потом?
– Что случилось потом, знают все. Она отравила своего мужаи себя, но, по воле Божьей, она спаслась.
Ирина смотрела на меня горящими глазами, она будто нашлакакой-то выход и ухватилась в эту на ниточку. Я поняла, что еенадо остановить, и сказала:
– Ирина, ты молода, не смей даже думать, да к тому же твоймуж не виноват. Ольга, наверное, рассказала тебе, как все случилось, во всем виноват этот насильник, ведь Феликс пришел к немус совсем другой целью… – …Я сама убью эту сатану…
– Ирина, это не женское дело! – сказала я, и она согласилась сомной.
Мы продолжили разговор. Она немного успокоилась, не знаю, как подействовали мои слова на ее намерения, но перед уходомона точно не была в плохом настроении. Ольга проводила еедо дома. Через неделю ко мне пришла Ольга и сказала, что виделась с Ириной, которая рассказала ей следующее: «Я предъявиламужу ультиматум: либо он смоет позор с нашей семьи, либо я разведусь с ним. Сначала он заплакал, а потом сказал: «Только небросай меня, я сам убью его.»
После этого прошло две недели. В ночь с шестнадцатого насемнадцатое декабря он действительно сдержал свое слово. Феликс Юсупов с помощью Великого князя Дмитрия Павловичаи Владимира Пуришкевича убили Распутина в доме Юсуповых. Сначала они отравили его цианистым калием, но, несмотря набольшую дозу, убить его не удалось. После этого испуганный Феликс выстрелил ему в спину, потом Пуришкевич выстрелилв него два раза. Уже мертвого, они вынесли и выбросилиего телов Неву с Петровского моста.
Раздел VI
Каппель
Сандро Амиреджиби
Куда нас мчал паровоз, мы не знали. Товарный вагон настолько был забит людьми, что даже яблоку негде было упасть. В этом вагоне находились только мужчины, почти половина из них были в военной форме без погон. Немного свободнее было лишь в тойчасти вагона, где мужчина средних лет потерял сознание, не выдержав августовской жары. Люди потеснились, чтобы освободить место и уложить его на пол. Все остальные были вынуждены встать плотнее. Мы догадывались лишь о том, что поезд шел на восток.
Моя семья, мы с Тамарой и маленьким Давидом, и семья Тонконоговых, муж с женой и двумя детьми, девочкой и мальчиком двенадцати и десяти лет, вместе выехали из Петрограда. Мы направлялись на юг. Тамара была беременна, поэтому она и захотела поехать на юг, потом мы уже не смогли бы выбраться отсюда. На этот раз мы решили поехать в Грузию, к тому времени она была независимой страной и, по сравнению с Россией и, особенно, с Петроградом, там было намного спокойнее. Мы каждую неделю ожидали наступления на город, и конечно же, нам не хотелось оставлять детей в вакханалии войны. Французы и англичане заняли Мурманск и Архангельск, поэтому и военную операцию на Петроград мы считали неизбежной. Благодаря стараниям большевиков, армия практически развалилась. Отдельные командиры действовали самостоятельно, и по своему усмотрению занимали позиции. Не была исключением и армия белых. У них не было ни политического, ни другого руководства, ни провианта, ни резерва. Приходилось содержать себя лишь награбленным у местного населения провиантом. Кто их кормил, за того они и воевали. В этом плане лучше обстояли дела в армии белых.
Мы решили оставить Петроград еще раньше, но весной мы не смогли сделать этого. Семья Тонконоговых оказалась в очень тяжелом положении. У них уже не было ни денег, ни других каких-нибудь доходов, так как в семье никто не работал. Поэтому прожить в Петрограде им было бы трудно. Так же, как и ко всем бывшим царским чиновникам, отношение к Тонконогову было враждебным. Он отказался сотрудничать с Временным правительством, большевики его и без того не жаловали, да и его отношение к ним было таким же, поэтому у него было много шансов угодить снова в тюрьму, а то и хуже. Ведь большевики с первых же дней показали свою склонность к террору. После побега из тюрьмы мы практически находились на нелегальном положении. Единственное, что он сумел сделать с помощью своего старого знакомого, это новые документы. Все царские офицеры, которые не пришли к большевикам с повинной, сидели в тюрьмах или подвергались преследованиям. У Тонконогова не было возможности эмигрировать, да и желания такого у него тоже не было. До нашего отъезда мы уступили его семье большую комнату, и несколько месяцев они жили у нас.
Тамара продала салон, но полностью получить деньги за него она не смогла, так как новый владелец пропал. За одну ночь полностью были разгромлены и ограблены весь салон и магазин, там не оставили даже стула. На Литейном проспекте, за ночь ограбили почти все магазины и салоны. Царил полный произвол. За короткий срок обесценился Николаевский рубль, в ходу были только золотые монеты. На периферии все еще были в обороте бумажные деньги, но их цена с каждым днем падала. У Тамары, так или иначе, сохранились средства, были у нее и кое-какие сбережения. Поэтому мы не испытывали нужды, но продержаться долго мы тоже не смогли бы. Еще во времена Временного правительства, когда ситуация в городе ухудшилась, все свои документы и дорогие вещи Тамара отвезла в Полтаву к родителям. Сначала мы думали ехать туда, но и на Украине ситуация изменилась. Там сначала власть захватили меньшевики, а уже потом, с помощью Германии – националисты. Поэтому ситуация и там уже была нестабильная, и по этой причине мы передумали ехать в Полтаву. После долгих рассуждений мы пришли к заключению, что единственным местом, куда мы могли поехать и укрыться вместе с детьми, была Грузия. Мы решили сначала поехать к родственникам в Пластунку, а потом, исходя из ситуации, решить вопрос об переезде в Грузию. Женщины хотели ехать с детьми одни, но мы их не отпустили.
Из Петрограда мы выехали шестого августа. Поезд остановился на маленькой станции недалеко от Москвы, стояли мы долго. На параллельном пути остановился товарняк. Неожиданно поезд окружили солдаты. Нас всех попросили выйти из вагонов, женщин и детей поставили отдельно от мужчин. Началось столпотворение, поднялся шум-гам, на платформе творилось что-то ужасное, кто-то плакал, кто-то стрелял, в этой суматохе ничего нельзя было разобрать. У нескольких мужчин нашли оружие, они оказали сопротивление вооруженным солдатам, началась стрельба, и двоих мужчин расстреляли прямо на глазах у их семей. Наступила полная тишина. У меня тоже было оружие, оно былов военном рюкзаке, и висел у меня на плече. Но здесь было столько вооруженных солдат, что доставать его не имело смысла. Могло быть еще хуже. Когда нас выводили из вагона Тамара и Юрий Юрьевич тут же попросили меня, ни в коем случае не пользоваться оружием. Я и без их просьбы не видел такой возможности. Это оружие я взял с собой, чтобы защитится от разного рода грабителей, так как нам было известно, что поезда грабили чуть ли не каждый день.
Более двухсот человек с трудом запихнули в четыре маленьких товарных вагона. Потом мы увидели, как один вагон, полный солдат, прицепили к концу состава, и поезд тронулся. В объезд Москвы мы оказались на пути, идущем на восток. Седьмого августа мы все еще были в Московской губернии. Наш поезд остановился на станции, где на параллельном пути стоял бронепоезд. На платформе стояли солдаты и чего-то ждали. Через щели в вагоне мы видели все, что там происходило. Вдруг кто-то крикнул:
«Это Троцкий.» Я тоже увидел его, вместе с ним были еще несколько мужчин и одна женщина. Я не знал, кто из них Троцкий, они всего на несколько секунд задержались у входной двери, но я догадался, кто это мог быть. Наш поезд тронулся, и лишь позже, на одном из участков, где путь делал дугообразный поворот, мыувидели, что за нами, на расстоянии около километра, следовал бронепоезд. Было легко догадаться, для чего предназначался наш состав. Если по пути следования поезда ожидался диверсионный акт, то мы выполнили бы функцию щита, именно мы первыми приняли бы удар на себя. Не стану рассказывать, что нам пришлось пережить на этом пути, это выходит за все рамки человеческого. Скажу лишь одно, что в такой обстановке тяжелее всего видеть слабость смертных, ибо, когда всем очень тяжело, и люди, ценой чрезвычайного нервного напряжения, и благодаря невообразимой силе воли стараются преодолеть все эти страдания, тов это время среди людей окажется и такой, который за счет других пытается облегчить свое положение. Но что поделаешь, ото всех нельзя требовать ни героизма, ни удержания в рамках нравственности, тем более, если этой нравственности у него нет.
В вагоне нас, бывших офицеров, было много, и именно мы, эта категория пассажиров или пленных, выделялась своей выносливостью и способностью не терять человеческого облика даже в такой обстановке.
То, что Троцкий пользовался нами для обеспечения безопасности своего передвижения, это было понятно, но было неясно, что было бы потом, если бы мы даже и достигли того места, куда нас везли? Что собирались делать с нами? Рядом со мной и Юрием Юрьевичем, тесно прижавшись к нам, стоял пожилой бывший офицер, а, может быть, и генерал, кто знает. Он тоже был одетв мундир без погон, и каких-либо знаков различия. – У большевиков тяжелое положение на Волге. Они потеряли Самару, Симбирск, Саратов и юг полностью, очень большую территорию контролирует армия КОМУЧА (комитет членов учредительного собрания). Большевиков оставили практически без хлеба, если удастся удержать эти территории, то большевики не смогут долго продержаться. Со дня на день, наверное, КОМУЧА возьмут Казань, возможно, они уже сделали это, раз Троцкий спешит туда. Если сейчас, нам даже и удастся спастись, то, когда они начнут наступление, и им придется переправляться через реку, они нас, безоружных людей, посадят на плоты и пустят вперед, чтобы пользоваться нами, как щитом, точно так же, как сейчас, – спокойно сказал он.
– Если им нужны люди, то почему бы им не воспользоваться местным населением? – вмешался кто-то.
– Не воспользуются. На местах им нужно создать хорошее отношение к себе. А тут, смотрите, кто в большинстве находитсяв этих вагонах? Представители неугодного им класса, или «контра», как они нас называют, которых надо уничтожить, раз мы непошли к ним на службу. Они могли взять и тех, кто находитсяв тюрьме, но в этом случае им была бы нужна большая организованность и средства. К тому же видно, что у них создалась какая-то экстремальная ситуация, несомненно, что-то произошло, поэтому, где еще можно было, так сразу, собрать столько неугодныхим людей, если не в петроградском поезде? Мы почти сами явились к ним в нужное место. Мне кажется, они потеряли Казань, вот они и решили отомстить этим спонтанным решением. К томуже, живой щит им нужен и в пути, и там, на месте. Если бы я дажеи испытывал какие-либо симпатии к большевикам, то после того, что они сделали, как можно доверять им. Все слушали его с большим вниманием. В правоте его слов уженикто не сомневался. Полностью подтвердилось сказанное этимчеловеком, как оказалось именно седьмого августа армия КОМУЧА заняла Казань.
На второй день мы остановились на станции Свияжск, вблизиот Казани. Через несколько минут, у перрона показался бронепоезд. Его здесь ожидало огромное количество красных командиров.
Мы вновь двинулись на восток и по запасному пути въехали натерриторию какого-то старого предприятия на окраине города, где стояли полуразвалившиеся цеха. Из нашего вагона всех завелив пустой цех. Послышались голоса женщин и детей, их тоже вывели из вагона и загнали в таком же здании рядом. Мы вздохнулис облегчением, здесь хотя бы можно было выпить воду и сходитьв туалет. Окна этих зданий были расположены вдоль стены навысоте четырех-пяти метров, стекла были выбиты, что даваловозможность свободно дышать. На бетонном полу валялись доски. Мы сложили их и присели, те же, кто чувствовал себя плохо, прилегли тут же рядом.
Нашей главной заботой были наши семьи. Я страшно переживал, но не впадал в отчаяние. Все мои мысли были направлены напоиски выхода из этого положения. В моей голове крутились разные варианты, но все они прерывались на одном месте. Если бы я даже и сумел вывести наши семьи отсюда, то что делать потом?.. Как я смог бы выбраться из переполненного солдатами города, вместе с малолетними детьми и женщинами, да к тому же с беременной женой? Надо было придумать что-то неординарное.
Вошли несколько солдат и два командира. Они встали у дверей, и стали по отдельности вызывать людей на допрос. Несколько человек не вернулись в цех после допроса. А один молодой человек, который вернулся обратно сказал: «Меня спросили, не готов ли я служить в Красной армии. Я отказался. И как я могу служить у них после того, что они с нами сделали?» – Тонконогов, услышав это, посмотрел на меня, и шепотом сказал:
– Может быть, нам согласиться, а потом уже действовать по обстоятельствам? Надо спасать детей. Если мы согласимся, то думаю, что они не причинят им вреда.
Звучало прагматично, но я тогда ничего не ответил, мои мысли унесли меня совсем в другом направлении. Тонконогов, видимо, подумал, что я упрямо стою на своем, и опять прошептал: – Сейчас настаивать на своих принципах равносильно смерти.
В знак согласия я кивнул ему головой, и добавил:
– Думаю, будет не оправданным говорить, что мы здесь не одни.
Не стоит показывать и того, что мы знаем друг друга. Может хотьодному из нас удастся спастись, чтобы присмотреть за детьми.
Он согласился со мной.
Сначала позвали меня и допросили, я сказал, кем был. Когдаони узнали, что я поручик в отставке из-за контузии, командирс надеждой спросил меня, готов ли я служить в Красной Армии.
Я подумал.
– Ради справедливости буду служить. – ответил я. Он осталсядоволен. Стоявший рядом с ним второй командир тоже услышалмой ответ.
– Такой человек, как Вы, должны служить именно в Красной
Армии, – я заметил, что он был хорошо расположен ко мне. Я держался бодро и выражал то же самое.
– Нет ли с вами кого-нибудь? – с надеждой спросил он.
– Нет, я один.
– К какому классу вы принадлежите? – спросил второй.
– Не знаю. – Они оба с удивлением посмотрели на меня. – Моямама – крестьянка, а отец – князь.
Они засмеялись.
– Не огорчайся, четверть населения России находится в такомже положении. – Почему-то попытался успокоить меня один изних.
– А вы сами как чувствуете, кто больше? – не отставал от менявторой.
– Я воин. – Был мой ответ. Они оба улыбнулись.
– Очень хорошо, оставайся здесь рядом с нами, – сказал он, ужекак своему близкому.
Из ста человек им удалось набрать всего около тридцати, в ихчисле был и Тонконогов. Через полчаса мы уже были у командира полка. Нас допросили еще раз. Мы с Тонконоговым держалисьтак, будто не знали друг друга, но в то же время пытались сделатьтак, чтобы в случае распределения мы оба попали бы в один отряд. Поэтому мы старались держаться поближе друг к другу, насдаже допросили вместе, до этого двадцать человек были распределены в батальон, и командир тут же забрал их с собой. Потомпоговорили с нами и сказали начальнику батальона, чтобы онвзял нас к себе. Начальник батальона и комиссар сначала провелис нами агитацию, а потом ознакомили нас с обстановкой. «У насне хватает командного состава, – сказал комиссар. – Если в первомбою вы проявите себя, потом подумаем о том, чтобы дать вампод командование отряды.» Мы все кивали головой.
– Я кавалерийский офицер, был контужен на фронте и получилранение ноги, поэтому мне будет трудно служить в пехоте, – сказал я.
– Придумаем что-нибудь. Главное честно служить Красной Армии.
Через час мы уже находились в окопе на передней линии восточного фронта, далеко от города, у села Петропавловка, на берегу Волги. Чем дальше мы уходили от завода, с которого нас увели, тем больше сжималось мое сердце. Я страшно переживал, представляя себе, в каком состоянии могла быть Тамара. Но я знал, чтонадо было набраться терпения, в меня вселяли силу мысли о том, что все равно, настанет подходящий для меня момент. Я не терял надежды.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.