Текст книги "Воина миров. Второе пришествие"

Глава 4

Все время, пока длился этот странный эксперимент, состоящий из сражения слившихся в напряженном клинче двух противодействующих вирусов, Джек беседовал с марсианином. Иррат оказался удивительным собеседником. За многие недели пребывания в обществе людей, он довел знание языка до совершенства. Свистящий акцент почти полностью исчез, только изредка прорывался в моменты особенного волнения. Запас слов загадочного гостя был неожиданно обширным. Он впитывал в себя новые знания, понятия, определения, напоминая земного ребенка, осваивающего родную речь.

Поначалу Джек относился скептически к распоряжению Уотсона. Заранее уверив себя в успехе задуманного доктором Лозье, Джек смирился с тем, что для виду придется изобразить активное участие в программе Уотсона. Она предписывала изучение всего, что может поведать гость. Все легенды, предания, рассказы о собственном опыте и описания бытовых сцен жизни на Марсе должны были снабдить Джека знаниями, которые могут пригодиться во время выполнения ответственной миссии. Вот только Джек-то знал уже, что никакой миссии не будет.

Тем не менее, он разговаривал с Ирратом, слушал, уточнял, задавал вопросы. Однажды марсианин замолчал, что-то вспоминая. Джек терпеливо ждал, поглядывая в окно, где все застилал молочно белый утренний туман. Первые ряды облетевших кленов еще можно было различить, черные силуэты на белом фоне. Более отдаленные деревья тянули из тумана костлявые изломанные руки, словно молили о помощи, утопая в мутном мареве.

«Какая жуткая влажность, – думал Джек. – Интересно, Иррат нормально переносит наши условия? Насколько я понял, с водой на Марсе большие проблемы. Нужно получше расспросить его о климате. Среда обитания оказывает сильное влияние на психику, чувства, восприятие окружающего мира. Я и сам был бы другим, родись я в сибирской тайге».

– Джек, что такое актер? – спросил Иррат.

От неожиданной смены темы Джек не нашелся сразу, что ответить. Удивленно моргнул, хмыкнул.

– А какое это имеет отношение…

– Доктор сказал, что вы актер, поэтому вам будет легче пытаться выучить мой язык.

– Выучить язык? – Джек опешил. «Уотсон не предупреждал об этом. Неужели забыл? Странно, это сильно подкрепило бы его аргументы, добавило бы правдоподобности обману».

– Доктор сказал, что вам это очень пригодится. Почему вы удивлены?

– Наверное, он забыл меня предупредить. Что ж, надо будет поговорить с ним. а вы можете меня научить?

– Мессия пыталась выучить язык, но это ей не удалось. Доктор сказал, что вы актер, и, значит, у вас получится.

– Ну, актер – это…

«А что это такое? – Джек замолчал. Оказалось, что за всю жизнь он не задавал себе таких вопросов. Это было что-то само собой разумеющееся, не требующее влезания в глубины смысла. – Я актер, но чем я занимался? Снимался во второсортных фильмах, в сотый раз обсасывающих бессмысленные подвиги доведенных до крайности ребят, едва не сошедших с ума при виде испепеляющих все треножников? Изображал героев войны, которые никак не влияли на ее исход? Спасая блондинок, брюнеток, шатенок – кого там еще? – из лап кровожадных чудовищ, напрягая последние силы так, что лопались жилы, уничтожал треножник, собирающийся случайно наступить на свою жертву. Что за бред! в конце концов, все эти фильмы – только лишнее доказательство того, как мы были слабы и беспомощны. Всех победил вирус, ура! Наши жертвы были напрасны! Мы могли бы зарыться в норы и подождать пару недель! Вот такой я актер».

Джек испугался, что длинная пауза выставит его в негативном свете, надо было что-то отвечать.

– Актер рассказывает людям сказку. Говорит, показывает что-то такое, что обычный человек никогда в жизни не совершит. Люди любят представлять себя на чужом месте, особенно, если это связано с приключениями, геройскими поступками, сильными переживаниями. Знаете, Иррат, жизнь на Земле очень скучна. Нам приходится развлекать себя такими вот выдуманными историями, чтобы представить себя внутри каких-то событий, которые не могут произойти в реальной жизни. Я, например, показывал людям, как вели себя отчаянные смельчаки, пытавшиеся бороться с чудовищами во время их первого появления. Это было популярно. Молодежь не видела войну, мирная жизнь не обещала никаких новых сражений. Они хотели увидеть, как все могло бы быть, окажись они в такой же ситуации. Хотя, конечно, если бы они оказались там, в прошлом, то вели бы себя совершенно иначе…

«Как я сам, – подумал Джек. – Я оказался не лучше своих зрителей, которых просмотр фильмов о героях ничему не научил. Ради чего я старался? Тот же Криспин не из-за просмотра фильмов оказался способным на свой поступок, вовсе нет. Просто это есть в душе. Или нет».

– Вы притворялись другим человеком, рассказывая свои истории?

– Да, можно сказать и так.

– Но это же потрясающе! Мы только передаем друг другу тексты наших легенд, запоминаем их, чтобы не забыть нашу историю. а ваш способ гораздо более сильный. Вы историю оживляете.

«Вот и еще один слепой поклонник кинематографа! Что же будет, если мы покажем ему какой-нибудь фильм? Он, вероятно, примет все за чистую монету. – Джек улыбнулся. – Странно, что ему никто до сих пор ничего не показал. Война отвлекла все силы».

– Так при чем здесь актерство, если вы должны научить меня языку?

– Теперь я не понимаю. Доктор сказал, что это вам поможет.

– Ну, если уж доктор сказал, – Джек картинно развел руками.

«Он мне тоже многое что сказал. Однако верить всему – оказалось смертельным аттракционом. Молодец все-таки этот Лозье! и как он его раскусил?»

– Давайте попробуем, – с готовностью закончил Джек. – Раз это входит, оказывается, в программу нашего общения.

– Но я предупреждаю, это может оказаться невыполнимо. Строение нашей гортани несколько иное…

«Уотсон и ему задурил голову! Представляю, какое было бы у меня строение гортани! Тогда марсианская речь сама из меня рекой полилась бы! Вот только успел бы я к тому моменту выучить такие ругательства, чтобы описать все, что я думаю о нем?»

– Тогда, в качестве первого урока, скажите мне, Иррат, как звучит на вашем языке «ты коварный, сумасшедший сукин сын»?

Беседы становились все более долгими. Еще во время второй встречи Джек заметил, что рассказы Иррата начинают интересовать его, независимо от чужих распоряжений. в них было столько боли, страданий, героизма, самоотверженности, что Джек едва сдерживал себя, чтобы не дать волю чувствам. Актерское воображение живо рисовало ужасные картины рабского угнетения марсиан, чудовищных ошибок, совершенных ими. Джек словно своими глазами видел происходящее в переполненных бараках, когда трясущиеся от страха рабы отворачивались, чтобы не смотреть, как сородичи, выбранные по жребию, покорно исчезают за дверцами шкафов, вываливаются оттуда через минуту бездыханными, до прозрачности бледными телами.

Подкрепляемые фразами на родном языке Иррата, истории получались еще более выпуклыми, объемными, многослойными. Они врезались в память Джека, обжигали, оставались рубцами.

Ненависть к чудовищам кипела в Джеке с той же силой, с которой Иррат выплескивал ее на благодарного слушателя. Джек как никогда раньше понимал, что марсианам надо помочь избавиться от тяжкого ига. Раньше Джек просто принимал к сведению, что есть марсиане, которые стремятся к освобождению своей планеты, что один из них прилетел в снаряде и рассказал обо всем людям. Но тогда Джек был поглощен тем, что происходило вокруг. Земля страдает от захватчиков, и все силы следует бросить на собственное спасение. Теперь Джек видел – Иррат прекрасно понимает это и целиком на стороне людей. Никакой помощи не дождется Марс, если люди не одолеют чудовищ у себя на родине. Борьба с чудовищами наполнилась для Джека новым смыслом. Теперь это была не только битва за свою свободу. Джек видел, что это лишь первый шаг на пути к полному уничтожению всех ненасытных тварей. Он осознал, что земляне не должны остановиться, очистив от них свою планету. Тяжесть страданий марсиан нельзя игнорировать. Джек видел, что на людях лежит еще большая ответственность, чем он мог вообразить раньше.

Он убеждал Иррата в том, что все так и будет. Час расплаты неминуем. Он верит в способности людей. События на Земле – это не то же самое, что на Марсе. Чудовища пришли сюда извне, чтобы поработить планету единым броском. Они не овладевают своими бывшими хозяевами скрытно, постепенно, как это было на родной планете Иррата. Нет, люди дадут решительный отпор. Уже делается очень многое, чтобы приблизить этот день. Джек рассказал Иррату, как они захватили пленника, выволокли его из треножника, усыпили. Иррат восхитился мужеством людей. Он понял, что у людей в крови страстное желание отстаивать свою свободу. Бледный Карлик не оказался исключением, они все здесь такие. Это воодушевляло Иррата, давало надежду, гораздо более сильную, чем та, которая привела его сюда.

Но Джек прекрасно понимал, что он всего лишь солдат. Один из тысяч, которые каждый день будут идти в атаку, стараясь убить чудовище, хотя бы еще одно, чтобы сделать маленький шажок вперед. Он знал, что не вправе давать слишком радужные обещания марсианину. Джек чересчур хорошо помнил, что творилось с ним самим, когда оказывался в центре событий. Но, решив перебороть себя, он твердо вознамерился вернуться как можно скорее в Лондон. Только там он сможет каждую минуту приближать исполнение мечты Иррата.

Глава 5

Последние дни выдались особенно трудными. Сосредоточенность утекала водой сквозь пальцы, песком в песочных часах. Перестали рождаться новые идеи. Иван маялся в нарастающей тоске.

«Прямо изобретательская импотенция какая-то. Никогда не было такого. Шатаюсь по коридорам, как приблудный пес, все места не нахожу. Чего ищу?»

Вопрос был чисто риторическим. Он уже давно знал причину, отдался ей всецело, отбросив сомнения и робость. Большому человеку – большие чувства. Самоирония все реже выручала его, давая сначала дни, затем часы, а теперь уже короткие минуты трезвости. Работа в мастерской начинала тяготить, больше отвлекая, нежели давая выход накопившимся мыслям.

Перед его мысленным взором красовались большие, открытые всему новому глаза, зеленые как листва, что просвечивает на солнце, искрится мельчайшими прожилками, переливами цвета. Сколько силы было в этих глазах, сколько решимости! Это не могло не заразить. Иван попался в западню, сам не ведая, моментально и навсегда. и слишком долго, как теперь думал, боялся признаться себе в этом.

По свойству русской души, он мысленно разговаривал с ней, придумывая темы для бесед, каверзные вопросы и яркие ответы. Называл ее в мыслях не иначе, как Анюта. от этого она становилась еще родней и ближе.

«Ведь ты же сразу показала мне, как надо поступить, – в который раз досадовал Кулибин. – Это мой долг, делать здесь все, от меня зависящее, сражаться. Так ты сказала? а сама намекала, что хотела бы поехать со мной, я это сразу заметил. Ну что я за дурак? Какой леший попутал, понес сюда делать эту чертову ракету, возиться с улучшениями, спорить с местными парнями? Сейчас все кажется такой глупой суетой. а настоящая жизнь, борьба – вот где. Там где ты, Анютка! Ох и тупой же я увалень…»

Иван в сердцах топнул ногой. Его коллеги, Салье и Антрак, работавшие над очередным механизмом для нужд партизанской базы, испуганно вздрогнули, посмотрели на русского великана.

– Иван, что с вами? Вы в последнее время на себя не похожи.

– Не бойтесь, ребята, пол не проломлю.

– Этого мы боимся меньше всего, – ответил Салье, но не удержался и мельком глянул в угол, где валялись обломки сломанного вчера стула. Иван, вот так же задумавшись, облокотился на него. в рабочем угаре искореженные куски даже не успели еще унести. Да и кто знает, не пригодится ли, например, трубчатая ножка в качестве элемента конструкции очередного опытного образца? Ход мыслей русского инженера иногда поражал изгибами и невообразимыми пируэтами.

– Ну да, задумался опять. Извините.

– О чем же, позвольте полюбопытствовать? – вступил в разговор Антрак.

– Хм, – Иван поскреб мощной ручищей затылок, – вам, французам, должно быть, и не в диковину… Хотя, что там в книжках напридумывают? – Он снова замялся, да так и замолчал, не зная как продолжить.

– Ох уж эти шаблонные типажи, – саркастически протянул Антрак. – Ясно все с вами, можете не продолжать. Понял, Клод? – он пихнул Салье. – Наш русский друг мается сердечной тоской.

– Мог бы и не объяснять, – буркнул Салье, не отвлекаясь от работы даже во время такого серьезного разговора. – Со всеми бывает, Иван. Однако, работа не ждет.

Кулибин усмехнулся.

– Знали бы вы, сколько у нас на эту тему пословиц. Да только переводить не охота – вся соль пропадет. Вот только загвоздка тут есть…

– Что такое?

– Думается, ребятки, пора мне двигать отсюда. Толку от меня все меньше и меньше.

– С ума сошел. Слышишь, Морис, книжек он начитался, многое про французов понимает. а я вот тоже почитывал. и знаешь, что скажу? Иногда они не врут. Эти русские, если уж втемяшится, то такое начинают нести…

Антрак внимательно посмотрел на Кулибина. Могучей горой тот возвышался рядом с друзьями, занимал все свободное место, конкурируя с массивным железным шкафом для инструментов. Что-то в глазах Ивана заставило Антрака вглядеться еще пристальней. Подозрительная смесь, тоска и задорное веселье, задумчивая отрешенность и молниеносное внимание к деталям были во взгляде великана. Сомневаться в серьезности его слов не было причин.

– По-моему, его надо выставить отсюда, Клод, – сказал Антрак. – Пусть проветрится. Да подольше. Знаем мы, как оно лечится.

– Угу, – снова пробубнил Салье. – Гнать таких влюбчивых юношей из нашего солидного заведения.

– Вот это я понимаю, – Кулибин хлопнул обоих по плечам, так что они присели. – Знал ведь, что не будете поперек становиться.

– Такому встанешь, – продолжил в прежнем тоне Салье, распрямляя плечи после обрушившейся тяжести.

– Ну не могу я тут сидеть. – Кулибин вдруг пустился в объяснения, чего сам от себя не ожидал. – Я тут, в железках ковыряюсь, а она там, под тепловыми лучами, в бетонных катакомбах, на зимнем морозе. не должен мужчина так поступать!

Иван изредка размашисто жестикулировал, заставляя коллег нервно следить за его руками. Как бы ненароком не зашиб в запальчивости. Махнет в сердцах, и не заметит.

– Сижу тут в четырех стенах, а вы на меня посмотрите! Разве тут мое место, когда она там жизнью рискует? Да я бы все для нее, только рядом бы оказаться. Руку подать, прикрыть от опасности…

– Раздавить не боишься? – вставил Антрак.

– Чего?

– Да ладно, ты продолжай.

– Знаете, выражение есть у нас такое – «руки чешутся»? и еще другое есть – «наших бьют». Вот о чем думать надо! Вот что мне покоя не дает!

– Да, Морис, – Салье сокрушенно вздохнул. – Потеряли мы парня.

– Да, Клод, – в тон ответил Антрак. – Всегда все кончается одинаково.

– А знаешь, я читал, что у них такая забава есть – кулачные бои. Это совсем не то, что английский бокс. Это такая штука…

– Охотно верю, Клод. Я даже за него не волнуюсь, хоть это меня и удивляет.

– Знаете, Иван, – Салье посмотрел на притихшего после душевных излияний Кулибина. – Вы бы пошли к командиру, да попросили его…

– А и пойду! – Богатырь грохнул рукой по столешнице. Пудовые тиски подскочили и с глухим стуком вернулись на место. Салье опять вздрогнул. – Терпения уже нет, хватит с меня.

– Да, да. Кажется, это наилучший вариант.

Кулибин протиснулся к выходу, просунул тело в дверь, осторожно, без грохота, прикрыл ее за собой. в коридоре забухали тяжелые шаги. Комната сразу стала просторной.

– Жаль, конечно, – сказал задумчиво Антрак. – Но пора бы ему наконец определиться, где его место.

Инженеры переглянулись, вернулись к прерванной работе. Как бы ни повернулись события, а поставленная перед ними задача еще очень далека от решения.

Они продвинулись совсем немного. Разобрались с одной неприятностью, но возникли две других. Сложный прибор никак не давался, в схеме скрывался изъян, умело прятался, маскировался за ложными простыми решениями, побочными эффектами.

Время пролетело незаметно. За окном рано стемнело, зимнее хмурое небо затянулось плотно, навсегда, скрыло ото всех закат, вызывая потерю чувства времени. Было светло-серое, стало темно-серое. Голые, черные, сырые ветви за окном ушли в темноту. Свет, вырываясь из окна, уносился в глухую даль, не встречая зацепки, не возвращаясь даже тонким отблеском. «Как в космосе», – подумал Салье.

Кулибин вернулся, мягко отворил дверь. Друзья сначала не заметили огромную тушу, загородившую светлый прямоугольник. Задача увлекала их все больше, подманивая надеждой на скорое решение.

– Все, ребятки, – раздался глубокий сильный голос. – Поеду я от вас далеко, в самое пекло.

Антрак обернулся.

– Уговорили?

– Легко. Уломал тем, что мне необходимо лично пронаблюдать, как используются наши наработки. Вдруг что замечу или в боевой обстановке придумаю. Согласились, куда они могли деться? Попросили только дела сдать.

Кулибин прошел на свое место, аккуратно разместился, подмяв под себя очередную потенциальную жертву из оставшейся мебели. Он был спокоен, уравновешен, словно перешел ту грань, которая отделяет напряжение перед началом действия и само методичное, понятное и продуманное воплощение замысла. Теперь впереди намеченная дорога, а первый шаг уже позади.

– Сейчас расскажу вам, что делать предстоит, что успел выдумать.

– Мы его чего-то не знаем? – Салье прищурился.

Они работали много и долго, всегда сообща, но ведь человеку не запретишь размышлять над чем-то в свободное время. Воображение изобретателя, попавшее в поток вдохновения, остановить трудно. Инженер собрался выслушать что-то оригинальное, что может повернуть их работу в ином направлении.

– Ну, обо всем почти знаете, я же не держу в тайне свои измышления. Так, проверим только, не забыл ли чего важного.

Кулибин наклонился, придвинул массивный железный короб, служивший вместилищем для рабочих материалов, заметок, чертежей. Порылся огромными, как у медведя, лапами в его недрах, поворошил, пошуршал бумагой. Извлек пачку листков, исчерканных кривыми строчками и линиями. Кое-где были кляксы, разводы. Аккуратностью Иван не блистал. Салье подумал, что некоторые объяснения, действительно, оказались бы очень полезными. К тому же, нужно помнить еще и о языке, на котором Кулибин вел свои записи.

– Так. Кое-какие доработки по ракетам, которые мы навострились делать, я вам, кажется, рассказывал?

– Да, совсем недавно.

– Отлично, с тех пор ничего не изменилось. – Иван отложил в сторону несколько листков. – Насчет мин «противотреножных» мы с вами тоже говорили?

– С магнитным детонатором? Говорили.

Салье вспомнил об этой идее. Рассказ спасшихся из Англии на самолете беженцев анализировали множество раз, пока, наконец, Кулибин не догадался, что сумел сделать Стивен Сайд. Все оказалось предельно просто – детонатор снабжался магнитом, рассчитанным на реагирование только на большую массу движущегося металла. Как только нога треножника опускалась неподалеку, механизм замыкался силой притяжения, и дальше все зависело от расстояния до цели и мощности заряда. Кулибин также предложил снабдить мины насадками, направляющими ударную волну, чтобы усилить разрушительный эффект.

– Ладно, – еще несколько листков отправились в ящик. – А вот про это, вроде бы, не успели еще. Клод, вы, если я не ошибаюсь, говорили, что уверены в возможности воссоздать марсианскую камеру, передающую живую картинку на панель?

– Говорил. и сейчас подтвержу – это можно сделать. Нужно только убедить командование в важности этого для сегодняшнего момента, чтобы они выделили средства и время.

– Так, значит, будем считать, что можем. – Кулибин взял последний листок и несколько секунд разглядывал, вспоминая, подбирая слова для объяснения. – Так вот, ребятки, интересная штука пришла мне в голову. Что вы думаете насчет создания умной ракеты?

– Умной? – Брови на лице Салье вскинулись домиком.

– Ну да, ракеты, которая знает, куда надо попасть.

– Вы не перегрелись, дорогой Иван? – сказал Антрак. – Похоже, все-таки, буря чувств…

– Да бросьте, Морис, я еще из ума не выжил, хоть и опротивело мне все это. Попробуйте вспомнить, как к нам летели снаряды марсиан? Сам пилот, драгоценный наш Иррат, говорит, что они постоянно знали, куда лететь. У них была карта, с которой они сверялись. Так что нам мешает сделать ракету по их образу и подобию?

– И что же нам мешает?

– Да ничего не мешает, в том-то и дело! Раз вы сможете сделать подобную камеру, то не мешает больше ничего. Сейчас расскажу, и только попробуйте меня не понять, господин Салье!

Кулибин расхохотался, довольный эффектом. Французы слушали, раскрыв рты. в комнате повисла такая тишина, что было слышно, как от дыхания Кулибина под ним натужно скрипит стул.

– Все просто – ставим на нос ракеты камеру. Стрелок берет изображение перед запуском, оно сохраняется на панели внутри ракеты. Когда ракета летит, камера постоянно дает изображение, которое сравнивается с самым первым. Картинка отклоняется – ракета отклоняется.

Салье промычал что-то невнятное, ушел в себя, пытаясь найти повод придраться.

– Вы же разобрали аппаратуру по винтикам, дружище, – не унимался Кулибин. – Вы знаете, что марсиане использовали что-то подобное! Я не исключаю, что мы сможем просто позаимствовать еще несколько деталей со снаряда и использовать их, как нам надо.

– Либо вы придумали нечто гениальное, либо это точно сумасшествие. – Салье хмуро смотрел на Кулибина. – В первом случае, должен вам сказать, нас ждет нечто неслыханное. Во втором… нам будет жаль, что вы решили нас покинуть.

– Я всего лишь предлагаю задуматься над моей идеей. Я не настолько разбираюсь в вашей области, но судя по тому, что я видел на вашем столе – у нас есть некоторые шансы.

– Это слишком фантастично, – Салье помедлил, – чтобы не попробовать это проверить!

– Вот и славно. Я рад, что вам будет чем заняться без меня. – Кулибин ловко отправил в ящик последний листок. – А я буду ждать от вас посылки. Уж больно руки чешутся!