Текст книги "Воина миров. Второе пришествие"

Глава 15

Джек вертел в руках листок с записью сообщения. Обрывок серой бумаги почерком радиста говорил: «У меня для вас работа, которая изменит всю вашу жизнь. Уотсон». Перечитав в пятый раз, Джек погрузился в тяжелые раздумья.

«Как непредсказуемы повороты судьбы. Я стремился сюда, в надежде стать другим, изменить в себе что-то, что чуть не уничтожило меня. и что я получил? Военной подготовки у меня нет. Жалкие потуги казаться необходимым. Поначалу – да, была какая-то польза. Но разве не я проворонил нападение тогда, в институте?

Опыт выживания! Хватило на первое время, и то со скрипом. а потом появились эти, артиллеристы, которые мотались тут целый месяц и даже не похудели! Консультант по выживанию на захваченной территории… Чего теперь стоят мои советы? Тот же Фирби сделает дважды по столько и не вспотеет.

Признать это страшно и тяжело, но – пользы от меня, как от козла – молока. Криспин, кажется, начал понимать это, но решение направить меня сюда принимал не только он. Что толку, что я дал два дельных совета? Это разве помогло его уберечь? Какой бред. Разве так должны заканчивать жизнь люди, которые могут пальцем горы сворачивать? К чему были все эти его навыки, тренировки, продвижение по службе? Священная борьба на родной земле… Где он теперь? в родной земле».

Почти забытые липкие щупальца страха стали вползать в сознание, вытаскивая на поверхность самые жуткие мысли и предчувствия. Так и не удалось разделаться с ними, заглушить боль. Он словно наяву видел, как трусость вырастает в нем из крошечного зернышка, в которое удалось ее упрятать за долгие часы кропотливых самокопаний.

«Как же сильна эта мерзость! Но в чем-то здесь есть правда – это оказалось не лучшим решением. Может быть, профессор прав?

Светлая голова. Очевидно, пленника мы добывали для его экспериментов. Вот кто работает, пытаясь спасти всех нас. Криспин погиб не напрасно, я чувствую это.

Значит, не забыл меня Уотсон. Но зачем я ему нужен? Что он может предложить мне, чтобы изменить мою жизнь? Будто читает мои мысли. Впрочем, в тот раз мы прислушались к его предложению, и это привело нас сюда. Почему сейчас не может случиться так же? Что-то есть в этом сообщении…»

Джек взглянул еще раз на клочок бумаги. Ему померещилось, что это лотерейный билет, который может обернуться чем угодно – безумным выигрышем или глупейшим проигрышем.

«Но что я потеряю? Ничего! У меня нет ничего, что я мог бы потерять, решившись на его предложение. а кто же не захочет попытаться изменить свою жизнь? Никто, если он окажется на моем месте».

Джек сунул бумажку в карман, поднялся со спального ящика, начал собирать пожитки. Мешок из грубой серой ткани быстро наполнялся мелким барахлом, которое создавало иллюзию личного пространства, относительного комфорта в том бетонном углу, где лежал спальник Джека.

– Узе уеззаете? – характерный голос прозвучал за спиной. Джек обернулся.

– Да, мистер Чи. – Джек с радостью подумал, что поговорить с китайцем перед отъездом было бы очень неплохо. – Профессор Уотсон говорит, что ему нужна моя помощь.

– Это хоросо. Тязело вам здесь. – Китаец протиснулся в закуток и присел на ящик. Глаза как обычно излучали спокойствие и уверенность. Никаких лишних движений, суеты, спешки.

– Это вы верно подметили. Неужели так заметно?

– Тренированный глаз видит, – без тени хвастовства ответил мистер Чи. Он просто констатировал правду, ему нечего было стесняться.

– Поеду. Должно быть, там от меня будет больше пользы.

– На войне многие теряют свое место. Вы есе не насли свое. Но я визу изменения, вы стараетесь.

– Спасибо, – Джек улыбнулся, – хотелось бы, чтобы было так.

– Все проблемы в голове. Нузно разобраться в себе, в своих мыслях, чувствах. – Китаец слегка кивнул. – Это тязелая работа.

– Да, мне еще многое предстоит. – Джек даже перестал складывать вещи, удивившись, насколько слова мистера Чи совпали с его собственными намерениями и стараниями.

– Так вот вы где! – звонко воскликнул голос из коридора. – А я ищу вас, мистер Чи. Что-то голова разболелась, вы мне поможете?

– Конечно! Всегда рад помочь хоросей девуське!

Аннет стояла в проеме, смотрела на мешок в руках Джека. Улыбка тронула ее губы, глаза зажглись радостным блеском, будто она увидела нечто давно ожидаемое, приятное.

– Наконец-то вы решили поступить правильно. – Она посмотрела на Джека, задиристо подняв подбородок. – Кто это вас надоумил?

Джек давно отчаялся понять причину так резко возросшей неприязни, сквозившей в каждом разговоре с девушкой. Он относил это на счет влияния войны на нежную психику, старался успокоить, но попытки рождали еще более сильную волну негодования. в Аннет не осталось и следа того легкого, ни к чему не обязывающего, флиртующего тона, который сопровождал их общение во время съемок.

«Конечно, – думал Джек, – это все ужасы войны. Разрушения, трупы, гигантские снаряды, падающие с неба, непобедимые смертоносные машины, расхаживающие по уничтоженной стране. Жаль, что меня не было с ней в первые дни нашествия. Идиотский случай. Проваляться раненным, беспомощным все время, пока происходили самые страшные вещи. Теперь уже мало что можно исправить».

Джек старался говорить как можно нейтральнее, тише, не вызывая придирок и нападок, но были моменты, когда Аннет сама шла в атаку. Он решил ничего не скрывать, рассказывать все как есть, только голые факты.

– Уотсон зовет меня в Лилль. Говорит, я могу помочь ему в работе.

– Представляю! – Аннет желчно усмехнулась. – Жаль старика.

– Ему, возможно, виднее, Аннет. Я ничего не знаю о его планах. Но он заинтриговал меня.

– Да уж, звать вас на помощь, это…

– Что?

– Ладно, – она тряхнула головой, отмахнулась. – По крайней мере, нам от этого хуже не будет.

Джек вдруг понял, что она радуется его отъезду, потому что избавляется от него. «Кого она видит во мне? Что за чушь засела в ее голове?»

– Откуда такая жестокость, Аннет? – спросил он, впрочем, не очень-то рассчитывая на честный ответ.

– Жизнь жестока, дорогой Джек, – она снова усмехнулась. – Так что вопрос не ко мне. Удачи на научном поприще!

Аннет подмигнула ему. в ее тоне звучал явный намек на издевательство, но Джек решил стерпеть, разговор утомил его.

– Мистер Чи, пойдемте, – Аннет повернулась к китайцу, словно забыв о Джеке, поманила за собой. – Ваши волшебные иголки явно соскучились по работе.

Китаец поднялся, протянул Джеку сухонькую ладошку.

– Всего хоросего, мистер Ридл, я верю, что у вас все получится.

– Спасибо, прощайте, – Джек крепко, благодарно сжал ему руку, почувствовал скрытую силу в ответном движении.

Китаец имел множество секретов, которые не спешил открывать даже знакомым. Он вышел вслед за Аннет, как и она, не оборачиваясь. Джек лишь проводил взглядом прямую спину в пестрой рубахе с драконами, такую неуместную в окружающей строгости униформ, военной собранности, серости стен.

Бывший заместитель Криспина по оружейной части, Боден, взявший теперь на себя руководство базой, отпустил Джека без лишних разговоров. Трое бывалых солдат, спасенных недавно партизанами, компенсировали потери отряда, хотя со смертью Криспина смириться трудно. К тому же, относительная стабильность, которой удалось достигнуть здесь в последнее время, позволяла переправить сюда подкрепление. Отъезд Джека не выглядел бегством. Вызов в штаб для участия в научной работе – достаточно весомый повод для возвращения.

Завершалась погрузка. Пустая тара из-под пищи и хозяйственных вещей отправлялась обратно, чтобы не загромождались тесные коридоры форпоста, и не было нужды выбрасывать мусор на поверхность, опасаясь быть замеченными по свежим следам. Джек перешел в лодку, надежно принайтовленную к шлюзу, и начал пробираться тесными проходами к гамаку, в котором предстояло провести ближайшие шесть часов плавания.

Протискиваясь мимо нагромождений приборов, индикаторы которых перемигивались в металлическом полумраке, Джек заметил место, куда определили мешок с пленным марсианином. Он удивился сноровке ребят. Они сумели затащить сюда громоздкий, обмякший тюк, не задев острых углов и не ударив о края узких люков в переборках корпуса. Огороженное помещение, обычно считавшееся кают-компанией, в которой могли собраться два-три человека, свободные от вахты, приспособили на время этого рейса для содержания драгоценного груза. Небольшой столик отвинтили и убрали, освободив достаточно места на полу между двумя рядами сидений, которые надежно подпирали мешок с боков, не давая ему лишний раз шевелиться.

Даже зная, что снотворное действует безупречно, ни один член экипажа не хотел невольным действием нарушить бессознательное состояние чудовища. Наглухо завернутый мешок скрывал любые детали содержимого, не давая разыгрываться любопытству и не пробуждая слишком острую реакцию у людей. Все понимали, что груз должен быть доставлен невредимым. от этого зависит слишком многое, чтобы позволить себе мимолетную, импульсивную выходку или приступ ярости.

«Посмотрим, ради чего Криспин отдал свою жизнь, – думал Джек, глядя на округлый сверток. – Последний урок оказался самым простым и коротким. Ты на войне. Будь готов умереть в любой момент. Но сделай это так, чтобы никто не усомнился, что ты сделал все, что мог для успеха общего дела. а если ты все еще жив – делай даже больше, чем можешь».

Было в словах сообщения профессора что-то, заставляющее Джека думать, что он сможет принести значительно больше пользы, если откликнется на него. Но это был только один из потоков размышлений. Параллельно он продолжал смутно сомневаться в правильности выбора, но заставлял себя не думать об этом. Возможно, то был отголосок малодушия, заключавшегося в боязни погибнуть как Криспин, спасая очередного, чудом выжившего среди оплавленных руин бедолагу. Погибнуть, не успев завершить начатое.

Работа над искоренением пороков и слабостей продвигалась медленно, но все же шла, заставляя Джека прилагать все больше и больше усилий, копаться в мыслях, вырывать с корнем гнилые отростки отвратительного страха, лезущего изо всех щелей при мысли о чудовищах. Атмосфера партизанской базы помогала достигать нужного душевного состояния, участие в вылазках требовало полного сосредоточения, чтобы не показать себя слабее идущих рядом. Но последний урок Криспина оказал слишком сильное воздействие, перевернув многое, что успело улечься в душе Джека, и в чем он перестал уже сомневаться.

Размышляя о правильности выбора, он пытался найти хоть едва заметный признак, который укажет ему на более верное решение. Послание профессора как нельзя лучше походило на такой знак.

Легкий толчок возвестил об отплытии лодки. Джек закрепил мешок на переборке в изголовье, забрался в гамак. Он ощутил, что сделал очередной решительный шаг на намеченном пути, пусть и непредвиденный заранее, но кажущийся таким верным, что путь стал видеться рельсами, уходящими прямой линией вдаль.

Он вспомнил первую реакцию, когда увидел в открывшемся отверстии морду чудовища, оглушенного падением кабины. Лицо Аннет, вырывавшей шприц из мешка, который Джек так и не смог заставить себя открыть, вглядываясь в чудовищную гримасу мерзкой твари.

«Нужен строжайший контроль эмоций, – подумал Джек. – Это понадобится всем нам, если мы не хотим превратиться в дрожащий кисель и позволить делать с собой все, что угодно этим монстрам».

Лодка покачивалась, течение Темзы несло ее прочь, к границам захваченных территорий. Скоро она вырвется на простор и устремится через ленту пролива к пристани в Кале, откуда груз немедленно отправят в Лилль, в лабораторию Уотсона.

Глава 16

Удобно пристроив бритый затылок на сцепленные руки, Кларк лежал на спальном мешке. Его распирало потрясение невероятным везением, которое сопровождало его с того момента, как он приступил к воплощению плана.

«Осторожно! – Кларк одернул себя, вырвав из мечтательного благодушия. – Главное – не потерять контроль. Все идет слишком хорошо. Это может привести к беде – притупляет чувство опасности».

Гибель командира идеально вписывалась в план, поражала Кларка своей своевременностью. Словно кто-то могущественный помогал ему, крепкой рукой решительно устранял препятствия на пути даже там, где у Кларка были заготовлены способы борьбы с ними. Значит найдется, куда приложить высвободившиеся ресурсы.

«Итак, пока командование принял Боден. Он склонен к логическому анализу, но сейчас подавлен навалившейся ответственностью. Он не желал этой должности. Его реакция на рассказ о треножниках говорит о том, что он видит в нас реальную пользу, которую мы уже начали приносить, работая в отряде после «спасения». Это зарождение авторитета. Нужно, не упуская времени, укрепить позиции. Напомнить о решительности, проявленной во время операции захвата. Его там не было, он в уязвимом положении, а за нас говорят наши дела. Все было сделано нашими руками, в то время как некоторые стояли, как вкопанные, и пялились на этот мешок потрохов в консервной банке.

Опыт и еще раз опыт. Только это помогло выполнить задачу и захватить пленника. Пусть еще раз обдумают это. Только опыт и решимость помогли нам выживать в покоренном Лондоне все это время. Они все это знают и верят, что это не пустые слова».

Кларк ухмыльнулся, представив всю глубину заблуждения, в которое так легко удалось ввести людей, приютивших «артиллеристов».

«Выживать… Ха! в бункере сидеть! Чуть не помер там от тоски, ожидая, пока они наконец соберутся окопаться здесь».

Он открыл глаза и уставился в потолок. Грубая серая поверхность бетонного свода блестела сыроватыми пятнами, реагируя на перепады температур во время осенних заморозков, что каждую ночь сковывали город предчувствием зимы. Теснота и сырость.

«База не может находиться здесь слишком долго. Она годится для первого броска, для роли якоря, помогающего зацепиться. Но приближается зима, эта сырая нора промерзнет насквозь».

Мощное тело передернуло. Кларк вспомнил о теплом бункере, укрытом на такой глубине, что даже сейчас туда не проникал холод. Больше всего он тосковал по мягкому креслу, в котором провел столько дней, оттачивая мельчайшие детали плана.

«Нужно как-то заставить их сменить убежище. Причина проста, понятна и неоспорима. Тут и думать нечего, все очевидно. База больше не безопасна. на прилегающих улицах произошло уже два случая с нападением на марсиан, причем последняя из тварей исчезла, остался только искореженный металлолом. Они не идиоты – быстро поймут, что это акты сопротивления.

Что ж, мы опять выступим с инициативой, и она будет настолько притягательной, что они не смогут отказаться. и наш авторитет вырастет до небес. Пусть большинство увидит, что делают «простые солдаты», а что – их командир. К черту субординацию! Это не обязательно должна быть военная база. Сейчас время для решительных действий, и не важно, что соответствующий человек не носит надлежащего высокого звания».

Кларк понимал, что смещение командира – дело не одного дня, к этому нужно подходить постепенно, тщательно обдумывать ходы, подготавливать почву, влиять на всех участников отряда. Как никто другой здесь, он знал, что означает приобретение авторитета, и к каким последствиям оно может привести. Ради этого стоит потрудиться.

«Что ж, пора подкинуть очередную приманку. Странно, что никто из них до сих пор не подумал о подземке».

Глава 17

«Скоро очнется», – думал Лозье. Узнав, когда была введена последняя доза снотворного, он легко вычислил оставшееся в распоряжении ученых время.

Стеклянный куб сверкал начищенными до хрустального блеска гранями, дробил лучи слабеющего ноябрьского солнца, бросал радужные всполохи на стены лаборатории. Аквариум, как шутливо назвали его лаборанты, надежно изолировал содержимое от окружающего мира, не давая проникнуть бактериям, микробам, вирусам. Воздух закачивался через сложную систему многослойных фильтров, отсеивающих пыль, замораживающих, а затем нагревающих, чтобы избавиться от вредоносных примесей. Горячий поток проходил через дистиллированную воду, заставляя ее кипеть, и шел дальше, оставляя в череде фильтрующих слоев все болезнетворное, что таил в себе. в камеру поступала только нейтральная, безжизненная смесь газов, пригодная для дыхания. Профессор не собирался повторять прежнюю ошибку. Он надеялся, что пленник не успел подхватить заразу, пока его доставляли сюда – все-таки это не две недели на открытом воздухе.

Туша марсианина бесформенной кучей высилась посреди куба, колыхалась, словно бурый пудинг, от толчков рефлекторных вздохов. Огромные, с блюдце, глаза закрыты дряблыми веками, треугольный рот вытянулся книзу, из щели тянется струйка густой слюны, растекается по полу липкой лужицей. Щупальца спутанными клубками лежат, словно раздавленный валуном выводок змей.

Лозье поморщился, наткнувшись взглядом на вялые толстые плети, отвернулся, посмотрел на профессора. Старик откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди изучал пленника. Очки в пол-лица, седые клочки вокруг лысой макушки, губы плотно сжаты. Напряженный взгляд словно проникает в глубины клеточного строения, изучая молекулы генов, потоки обмена веществ.

– Какая, все-таки, мерзость, – не удержался молодой доктор.

Уотсон шевельнулся, увеличенные линзами зрачки нехотя повернулись к Лозье.

– Восхитительная мерзость, молодой человек, – сказал он скрипучим голосом. – Живое свидетельство величия его создателей.

Лозье вздохнул.

– А где этот ваш человек…

– Мистер Ридл?

– Да, что-то он не показывается.

– Я отправил его в карантин. Надо хорошенько его осмотреть, он нужен нам совершенно здоровым.

– Вы уже сказали ему?

– Нет.

– Чего вы ждете?

– Дадим ему время осмотреться. Надо его подготовить. Психологически. Пусть пообщается с Ирратом…

Уотсон бросал обрывки фраз, блуждая мыслями по красочным ландшафтам, в форму которых он облекал свою теорию. Ему нравилось отыскивать параллели с бесконечным горизонтом, с бесчисленным разнообразием природных форм. Практическое приложение предоставляло невиданные возможности.

– Да, наверное, вы правы.

«Старик все продумал, – Лозье отметил про себя, что все больше проникается уважением к коллеге. – Прежде, чем стимулировать мутацию, нужно убедить его в безопасности эксперимента. Пусть пообщается со своим прототипом, свыкнется, увидит, что это не монстр. Им предстоит много времени провести вместе, чтобы стать похожими. Лучше начать заранее, пока изменения еще не начали происходить».

– Но как же срок в два дня?

– Ерунда. Я уже сейчас мог бы убедить штабистов, но лучше сделать вид, чтобы они поверили в свою значимость.

– Неужели, вы настолько уверены в себе, мсье Уотсон?

– Молодой человек, – старик растянул сморщенные губы в широкой улыбке, обнажил пожелтевшие, но все еще ровные зубы. – Я никогда еще не был настолько уверен.

«Как сильно он изменился, – подумал Лозье. – Вид твари за стеклом так подействовал на него? Или он все еще скрывает какие-то тайны своего знания, которые не решается открыть мне? Как же заставить его раскрыться? Иногда он сводит с ума своей бессмысленной болтовней, невозможно восстановить ход его мыслей. а иногда скажет всего пару слов, и раскрывается такая глубина, что не знаешь, как она умещается в мозгу человека. Чертова гениальность! Ее отсутствие не компенсируешь трудолюбием. Но надо сделать невозможное».

Дверь позади них приоткрылась, чуть слышно скрипнули петли, послышался шорох одежды. Сидящие обернулись. на пороге нерешительно стоял Иррат. Белые мешковатые рубаха и штаны делали его красную кожу еще темнее, высвечивая яркие белки бледных глаз, подчеркивая черноту коротких волос. на лице отражалась внутренняя борьба, начатая еще на пути сюда. Марсианин долго готовился к встрече с пленником, настраивал себя, заставляя пересилить ужас и отвращение, клокочущую ненависть к тирану, остаться разумным существом, будущим победителем. Пока шел по коридору, силы чуть не покинули, словно сила тяжести вдруг стала не втрое больше привычной, а в пять, десять раз. Только воспоминания об одержанной в снаряде победе наполнили силой, внушили уверенность.

Вид аквариума подействовал на Иррата отрезвляюще. Он впился взглядом в стеклянные грани, словно испытывая на прочность клетку пленного монстра. Иррат никогда не видел, что делает с мягкой тушей повышенная сила тяжести. Чудовище потеряло форму, расплылось, сплющилось. в нем не чувствовалась безжалостная жестокая властность, с которой передвигались на Марсе твари, отталкиваясь щупальцами, способными ворочать только втрое меньший, чем здесь, вес.

«Он беспомощен! – Иррата наполняло ликование. – Что он сможет без своих машин? Только бессильно лаять скрюченным ртом. Пусть очнется! Пусть увидит меня, стоящего перед ним прямо и гордо. Как хочется взглянуть в его глаза!»

Иррат шагнул в комнату, приблизился к ученым, положил руки на спинки стульев. Пристально посмотрел на поверженного пленника горящими глазами, пальцы так сдавили дерево, что хрустнуло.

– Нравится зрелище, да, Иррат? – спросил Уотсон.

Иррат молча кивнул, не в силах подобрать английские слова. «Они смогли сделать это! Они выковырнули тварь из ее машины, обездвижили, доставили сюда, заперли в клетку. Что за люди эти земляне! Воистину, и Время свидетель, их ничто не остановит в борьбе! Как повезло мне, что я попал к ним, и теперь смогу помогать и надеяться на ответную помощь. Каждое их действие подкрепляет мою надежду. Я словно попал в мир, где оживают легенды и исполняются все пророчества».

– Поможете нам? – продолжал профессор. – Нам будут еще очень нужны ваши знания.

«Он будто читает мои мысли. Это не удивительно, это прекрасно, ведь у нас общая цель».

– Я сделаю все, что будет нужно, чтобы уничтожить тиранов, – ответил Иррат, тщательно подбирая слова, чтобы выразить всю гамму ощущений.

– Я познакомлю вас с одним человеком. Ему нужно узнать от вас все ваши истории, легенды, воспоминания. Вы прекрасно освоились с языком, теперь вам будет легче общаться с ним. Он должен узнать историю Марса как можно подробнее.

– Я с радостью сделаю это. Но это трагическая история.

– Он справится. Но это не все. Я хочу попросить вас… обучить его вашему языку.

Иррат и Лозье ошарашенно уставились на Уотсона. Тот смотрел на них спокойно, словно рассуждал о погоде на завтра.

– Даже так? – первым среагировал Лозье.

– Да, степень достоверности должна быть максимальной.

Иррат переварил новость, на лице отразилось сомнение.

– Мессия… – он осекся. – Амелия пыталась выучить наш язык, но не смогла. Некоторые звуки, интонации…

– Наш друг, – невозмутимо прервал его ученый, – до вторжения был актером, у него профессиональный слух и отличная память…

– Актером? Что это значит?

– Он занимался тем, что изображал других людей. Притворялся, что он – другой человек. Перевоплощался.

«Какое точное слово! – Лозье внутренне встрепенулся. – Именно перевоплощение ему и грозит. Старик даже не соврал, жаль, что марсианин так и не понимает».

– Он вам сам объяснит, Иррат, – сказал Лозье, чтобы избежать долгих разговоров на эту тему сейчас.

– Я сделаю все возможное. Но поверьте, наш речевой аппарат…

– Уверяю вас, молодой человек, он сможет. не сразу, но сможет. Вы сами увидите.

Профессор говорил медленно и спокойно, позой и жестами придавая дополнительный вес словам. Иррат увидел твердость во взгляде Доктора. Посмотрел на Лозье, тот молча наблюдал за тушей по ту сторону стекла. «Пожалуй, он говорит правду. Но ведь мать уверяла, что люди Теплого Мира не могут говорить на нашем языке, именно поэтому она учила меня. Но Доктор уже доказывал свою мудрость и силу знаний. Он вылечил меня, нет оснований не верить ему».

– Хорошо, – ответил Иррат.

– Вот и ладно. Он скоро познакомится с вами, вы должны подружиться. – Профессор повернулся к стеклянной грани аквариума. – А пока мы займемся нашим пленником. Он должен многое нам сообщить. и нам даже не придется с ним разговаривать…

«Еще бы, – усмехнувшись подумал Лозье. – Что толку с ним разговаривать. Он все равно не скажет ничего. Тварь слишком ненавидит все живое, чтобы вести с нами беседы, выкладывать секреты. Нам нужна другая информация, то, что таят в себе его клетки. Их не надо заставлять говорить».

– Вам, должно быть, тяжело находиться здесь, – сказал Уотсон Иррату. – Может быть, вам лучше зайти сюда в следующий раз?

– Это самое приятное, что я видел с тех пор, как выбросил тварей со снаряда. Но я действительно все еще устаю от ходьбы. Я слишком тяжел.

– Тогда вам лучше пойти отдыхать. До свидания, Иррат.

Марсианин устало побрел к выходу, обернулся на пороге, стараясь запомнить воодушевляющую картину, лежащее под стеклом беззащитное чудовище. на лице мелькнула улыбка. Он притворил дверь, звук медленно удаляющихся шагов затих в коридоре.

Старый ученый поднял кулак, подпер бритый подбородок, прищурясь вгляделся в пленника.

– У нас должно получиться, профессор, – произнес Лозье. – Это на самом деле может быть нашим единственным шансом одолеть их. Проникнуть в их логово…

– Больно уж сильные изменения… Выдержит ли он? – Уотсон, казалось, на миг утратил решимость.

«Сильные? – Лозье задумался. – Но наши расы очень близки. Все анализы, что мы делали в последнее время, только подтверждают это. Поразителен промысел Божий, но наука – точный инструмент, мы не могли ошибиться. Цвет кожи, чуть больше рост, размеры глаз, губ. Это встречается и у землян, даже в пределах нашего вида».

Доктор глянул на Уотсона, пытаясь найти ответ в выражении его лица. Старик переводил взгляд с округлых, колышущихся, бугристых боков чудовища на его морду, следил за изгибами гладких спутанных щупалец. Снова ушел в свои мысли.

«Свидетельство величия создателей, – вспомнил Лозье недавние слова старика. – Твари тоже – творения рук. Древние марсиане обладали знаниями, возможно, даже более глубокими, чем у нашего старика, раз сумели создать из своих клеток нечто подобное. Этакого монстра – из своих, гуманоидных клеток».

Вдруг будто дуновение ветра шепнуло в уши. Лозье насторожился, прислушался. Нет, в комнате тихо, слышно биение сердец. Что-то назойливо стучалось в сознание молодого доктора, требуя внимания. Он стал перебирать в памяти все, над чем размышлял в последние полчаса. Что-то пропущено, важное, волнующее, пугающее своей неестественностью.

«Марсиане создали чудовищ, вызвав направленную мутацию клеток своих ученых. Что сказал старик? Перевоплощение!»

Дыхание перехватило, грудь сжало тисками, тело перестало слушаться. Мысли лихорадочно заметались табуном диких лошадей, норовя снести все преграды. Что-то рушилось, будто взорванное здание, закрывая масштабы обвала могучими клубами пыли, не давая разглядеть детали. Лозье потрясенно переводил взгляд с профессора на коричневато-зеленую, маслянисто блестящую тушу, изо всех сил стараясь отогнать навалившееся откровение.

«Этого нельзя допустить! – чуть не закричал вслух, сжал челюсти до боли в деснах. – Нет, должен быть другой выход!»