Текст книги "Воина миров. Второе пришествие"

Часть II. Противостояние

Глава 1

Джек Ридл сидел на поставленных друг на друга плоских ящиках и отдыхал. в этой каменной норе было холодно, Джек в который раз поежился. Покрашенные в хаки доски уже нагрелись под ним и создавали некоторый комфорт. Под бетонными полукруглыми сводами помещения и ближайшего коридора гулко разносились торопливые шаги. Мимо быстро проходили, а иногда пробегали люди, несущие похожие ящики и вещевые мешки. Все происходило в сосредоточенном молчании, лишь изредка нарушаемом короткими точными фразами командира Криспина.

Носильщики выходили с грузом из дальнего конца прохода, где за ржавыми створками скрывался «причал». Так сразу же окрестили эту двухметровую трубу, наклонно выходящую из гранитной стены набережной Темзы. Отверстие было скрыто под несколькими метрами воды, выходило почти к самому дну. в былое время никто не отважился бы подплыть к нему даже на десять метров из-за риска попасть в мощную струю отработанной воды, вытекающей оттуда после долгих блужданий по очистному комплексу. Предприятие по очистке городских выбросов было самым совершенным в Англии. Будучи вписанным в окружающий стиль архитектуры, оно ничем не выделялось среди соседних зданий, одним из которых был лондонский корпус Института Марса.

После вторжения предприятие прекратило работать, как и все остальные по всей стране, внутренние резервуары опустошились и теперь представляли собой комплекс бетонных помещений, соединенных трубами прямоугольного сечения, по которым внутри могли свободно передвигаться люди. на поверхности невозможно было определить, что внутри здания кто-то скрывается. Разведчики уже обнаружили и наметили основные точки, в которых предстояло проделать выходы наружу. Нужно только удалить несколько вентиляционных решеток и можно оборудовать выходы, у которых будут выставлены посты наблюдения.

Отверстие сточной трубы несколько часов назад успешно переделали в шлюз. Два водолаза прикрепили герметичные перегородки, из-за которых затем откачали воду, чтобы смогла пришвартоваться подводная лодка. Лодку из флота военно-морских сил Франции специально оборудовали боковым люком еще в Кале, чтобы обеспечить подобную стыковку.

Все прошло как и намечалось. После шести часов скрытного подводного перехода по проливу и руслу Темзы, лодка с передовой группой партизанского отряда прибыла к назначенному месту. Сейчас выгрузка почти завершилась, и люди двигались уже не так быстро, предвкушая скорую передышку. Скоро лодка отправится в обратный путь к Кале, чтобы завершить первый полный цикл транспортного сообщения между Пикардией и опустошенной столицей захваченной страны.

Пользуясь высоким положением консультанта по выживанию на захваченной территории, Джек испросил у командира разрешение приступить к отдыху немного раньше остальных. Его физическая подготовка была не настолько хорошей, как у тщательно отобранных добровольцев из рядов движения сопротивления. Он вспоминал множество жарких споров в штабе в Лилле. в конце концов победил план оборудования в тылу врага партизанской базы, с которой можно будет совершать вылазки и добывать разведывательные данные из самого логова чудовищ. Это был первый этап подготовки освободительной операции, которая претерпела радикальные изменения с тех пор, как к штабу присоединились пассажиры перелетевшего пролив самолета.

Прошло около месяца, но у беглецов не было свободной минуты за все время, что прошло в совещаниях, докладах и многочисленных пересказах увиденного. Все сведения тщательно записывались и обрабатывались аналитиками штаба, выдающими начальству толстенные отчеты и прогнозы о предположительном развитии событий. Настроения в штабе резко переменились. Теперь никто не помышлял о кавалерийском наскоке, которым будут сметены наглые захватчики. Серьезность происходящего предстала во всей ужасающей сложности. Теперь, когда стали известны наблюдения очевидцев, можно было строить планы, основывающиеся на реальных фактах.

Джек внимательно посмотрел на проходившего мимо Криспина. Он еще раз отметил, насколько верно решение назначить его главой операции. Криспин англичанин, еще в детстве осел вместе с семьей во Франции. Паника во время первого нашествия, когда люди тысячами бежали на кораблях в Европу, заставила и его родителей покинуть разрушенную страну. в родном городе у них не осталось ничего. Один из снарядов упал в черте города, и квартал, где жила семья Криспинов, первым подвергся безжалостной атаке чудовищ.

Не желая возвращаться на руины, они поселились по другую сторону пролива, в живописном пригороде Лилля, откуда Криспина и призвали через десяток лет во французскую армию. Показав себя отличным командиром, он решил сделать карьеру военного. Второе вторжение застало Криспина на штабной должности на военной базе, которая со временем стала сердцем сил сопротивления. Он был одним из рьяных сторонников решительных ответных действий и при первой же возможности высказал предложение по организации партизанской группы в тылу врага. Он не собирался бежать от захватчиков, как это сделали его родители. Он хотел сделать все возможное, чтобы приблизить час расплаты, и быть при этом как можно ближе к передовой линии фронта.

«Вот с кого следовало бы мне взять пример, – не в первый раз подумал Джек. – Как никто другой, этот майор обладает теми качествами, которые я наметил для себя. Что ж, пусть он, сам не зная этого, будет моим учителем. Я не отступлюсь, пока не избавлюсь от мерзкого страха, выгнавшего меня пинком под зад из моей страны. Что за помрачение рассудка овладело мной тогда? Хотел бы я знать, заметил ли кто-нибудь, что творилось со мной?»

Это был один их многих вопросов, не дававших покоя Джеку с тех самых пор, когда он задумался об изменениях в личности, которые влечет за собой крах окружающего мира. Подобные вопросы двигали его по пути начатой недавно кропотливой работы над собой. Он уже сейчас ощущал, насколько ослабли тиски страха, сдавливавшие мозг при каждой мысли о кошмарных машинах смерти, расхаживающих по мертвому Лондону там, наверху. Этот небольшой прорыв наполнял его силой для очередного шага. Он знал, что нельзя давать себе поблажки и пускать мысли на самотек. Только тщательный самоконтроль позволит изгнать завладевшую его сознанием трусость.

«Криспин как будто даже не знает этого слова, – думал Джек, рассматривая его профиль. – Он настолько поглощен своим долгом, что у него просто нет времени задуматься над личным отношением к ситуации. Впрочем, как же тогда можно объяснить тот взгляд, что мелькнул у майора, когда мы говорили на борту лодки?»

Командир тем временем закончил обход расположившихся в помещении партизан. Грузы перенесены с лодки, остались считанные минуты до того, как она отчалит в невидимое плавание обратно к докам Кале. После короткого отдыха партизаны начнут оборудовать пункт связи, устанавливать радиостанцию, чтобы обеспечить постоянную связь с европейским штабом. Первое донесение будет обнадеживающим – «Высадка прошла по плану».

Джек вернулся к размышлениям. Его волновал еще один момент, который мог сильно повлиять на его дальнейшие действия. То, что удалось доказать свою полезность для нужд партизанского форпоста, не такое уж большое достижение. Эффектное появление в небе над Францией голубого самолета, чудом спасшегося от преследования, произвело должное впечатление на встречавших.

Красочные рассказы, полные неподдельных эмоций, которые раз за разом повторяли беженцы по просьбе различных высоких чинов из штаба, создали вполне реалистичную картину ужасных событий. Один только факт спасения уже сделал их героями в глазах многочисленного персонала военной базы Лилля, это настроение коснулось даже людей, принимающих самые ответственные решения. Являясь бесценным источником сведений, Джек, Аннет, Уотсон, и даже не слишком разговорчивый китаец, были частыми участниками совещаний, на которых планировались варианты действий сил сопротивления.

Джек сразу понял, что не сможет остаться во Франции. Он уже знал, какую неистощимую силу, влияющую на характеры и личности, ломающую внутреннее психическое ядро человека, представляет обстановка страдающей Англии. Эта сила чуть не погубила его самого, чуть не превратила в трясущуюся безвольную тварь, отвратительную самой себе в своей ничтожности. Джек интуитивно чувствовал, что есть способы заставить эту силу действовать в обратном направлении, вернуть самоуважение и изменить свой характер так, как он поклялся сделать. Для этого нужно было только одно – вновь оказаться «там».

Поначалу он даже мысленно не называл это «там». Но когда удалось добиться включения в состав отряда, готовившегося к высадке в Лондоне, он заметил перемены в нужную сторону в своем восприятии. По мере приближения даты отплытия он всеми силами укреплял решимость, стараясь вызывать в памяти моменты бегства и представлять иные варианты поведения в тех ситуациях. Но он знал, что настоящая работа начнется только тогда, когда окажется «там».

«Вот я и здесь. Смогу ли я скрыть свои мотивы? Криспин способен заметить мою неуверенность. Мне помогут только реальные действия, действительно полезные, решительные поступки. Только они будут толкать меня вперед. Он не отступит ни на шаг. Значит, должен и я делать так же».

Джек оглядел сидящих рядом солдат. Решимость и напряжение от ожидания встречи с неизвестным читались в их глазах, но расторопность и четкость, с которой они выполняли команды Криспина, говорила Джеку о том, что с такими товарищами можно сделать даже больше, чем намечено.

«Товарищами… Да, теперь они мои товарищи, теперь я – один из них, солдат партизанского отряда, а не актеришка, изображавший героев, не имея ни малейшего представления о реальном героизме. Это чудо, что удалось выжить, но теперь в моей жизни не будет места для чудес».

Прозвучала отрывистая команда. Два человека сорвались с мест, побежали распаковывать ящики с аппаратурой радиостанции. Следом еще два человека отправились туда, где инженеры без перерыва на отдых заканчивали вскрытие первого прохода из очистного резервуара наружу, в наземное помещение комплекса. Как только проход в вентиляционных решетках будет сделан, эти двое установят навесную антенну для связи с континентом.

Видя, что Криспин немного освободился, Джек решил обратиться к нему с просьбой. Он посчитал нужным проявить готовность к активным действиям, чтобы не давать повода усомниться в своей полезности для отряда.

– Господин майор, – сказал Джек и подождал, пока Криспин повернется. – Разрешите участвовать в первой вылазке на поверхность?

– Рветесь в бой? Я ценю это.

– Что еще нам остается?

– Вы штатский, но по практическому опыту превосходите любого из нас, мистер Ридл. Мне нужно, чтобы каждый мой солдат получил эти навыки.

– Вы же не собираетесь держать меня в этой бетонной яме, чтобы я вел занятия с вашими подчиненными? – Джек показал удивление, но он знал, что в отряде каждый человек на счету и должен иметь максимум полезных навыков. в ответе Криспина можно было не сомневаться.

– Я действительно планировал отправить вас в первой группе, чтобы вы приглядели за ребятами. Так мы увеличим шансы на успех. в разведку будут ходить все, по распорядку, небольшими группами.

«Все так и есть, – подумал Джек. – Но если я погибну в первой же вылазке, это не заставит Криспина свернуть операцию. Мы перешагнули через пролив и теперь должны прочно поставить ногу».

Глава 2

Иррат сидел на широком подоконнике и потрясенно рассматривал пейзаж за окнами своей комнаты. Прошло уже столько времени, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что каждый раз обнаруживали за окном его глаза. Теплый Мир, казалось, делал все возможное, чтобы не дать ему освоиться. Новый день всегда приносил новые впечатления, они вытесняли предыдущие, и не было уверенности, что завтра все останется по-прежнему. Только одно он знал наверняка – на следующий день он опять заметит изменения в картине окружающего мира.

Виной всему осень. Теперь это понятие для него осязаемо, видимо, слышимо, обоняемо и неизменно вызывает восхищение.

К зданию, где теперь жил Иррат, примыкала кленовая роща. Поначалу он настороженно рассматривал крупные зеленые листья, колыхавшиеся на ветру, словно машущие ему ладони, но затем листва стала желтеть, и очень скоро пышные кроны загорелись ярко красным, заставляя Иррата воображать, что Теплый Мир так встречает его, дружелюбно меняя даже расцветку листьев растений. Словно природа сама знала, что нужно сделать, чтобы он успокоился.

А какое здесь небо! Когда он смотрел на него, задрав голову, в больших бледных глазах отражалась ярчайшая синева, какой он никогда прежде не видел. Зрачки становились похожими на те, которые он пару раз замечал у говоривших с ним людей. У его соплеменников не бывает таких глаз.

Когда его подняли на поверхность из темницы снаряда, переполненный ощущениями мозг отказался воспринять шквал новой информации, что обрушил на него окружающий мир. в полубредовом забытьи его протащили через развороченное поле, погрузили в какую-то трясучую, лязгающую и воющую машину, стоявшую на непонятных дисках, где он снова потерял сознание.

Очнулся в комнате с гладкими светлыми стенами и высоким потолком. Его привел в чувство яркий теплый солнечный луч, нарисовавший на обожженной щеке узор, перенесенный с ажурной ткани, что прикрывала широкое окно. Поначалу он испугался, что потерял слух, но потом, когда сделал попытку пошевелиться и услышал хруст простыней под собой, понял, что это помещение утонуло в тишине. с этого момента Теплый Мир начал неотвратимо изменять его представления о жизни.

«Земля. Они называют свой дом – Земля. Мать никогда не говорила об этом. Возможно, Амелия просто скрыла от нее это, не считая чем-то важным. а ведь как много может сказать название, данное людьми своему дому!»

Иррат решил больше никогда не произносить имя, данное родной планете предками, когда была утрачена свобода и надежда. Он полагал, что вычеркнув из памяти слово, заставит себя приглушить все ассоциации и воспоминания, которые не давали покоя и мешали сосредоточиться на цели миссии. Отказ от этого слова был чем-то вроде символической черты, от которой начинался путь к освобождению от рабства. Теперь он называл свою планету так, как называли обитатели Земли – Марс. Он спросил однажды, есть ли особый смысл, заложенный в это слово, но человек отказался отвечать. Иррат не умел разбираться в тонкостях мимики здешних людей, но интуиция подсказала, что не следует добиваться уточнений.

Да и как можно быстро разобраться в мимике, когда лица многих собеседников покрывает сетка глубоких морщин, при каждом движении меняющая выражение всего лица. Одно из самых потрясающих открытий, сделанных Ирратом в первые же дни. Блуждая взглядом по волнующемуся от ветра морю красных кленовых шапок, он еще раз вспомнил первую встречу с этим удивительным человеком, Доктором.

Деликатно постучав, как здесь принято, в комнату вошел маленький человечек странной наружности. Ростом он доходил Иррату до груди, открывая обзору гладкое блестящее пятно розовой кожи на макушке, обрамленное торчащими во все стороны белоснежными волосами. Половину лица занимала конструкция из проволоки и двух круглых стеклянных линз, искажающих изображение настолько, что прячущиеся за ними глаза можно разглядеть, только смотря прямо по линии взгляда. Глаза за стеклами казались такими огромными, что Иррат невольно задумался, как же необычно должны выглядеть его собственные глаза для этих людей. Как догадался Иррат чуть позже, этот прибор служил для усиления остроты зрения.

Но еще сильнее Иррата поразила кожа лица человечка, рассеченная глубокими складками, как будто она намного больше, чем череп под ней, и ее пришлось собрать, чтобы она как-то поместилась. Иррат никогда прежде не видел таких лиц, ни дома, ни здесь, общаясь с немногими людьми, занимавшимися его ожогами и тем, чтобы создать необходимый для восстановления сил комфорт.

Он не мог найти слов, чтобы попытаться выяснить причину такого странного вида, но потом подумал, что может оно и к лучшему. Куда правильнее сосредоточиться на изучении особенностей общения с хозяевами и поскорее освоиться с языком. Иррат сразу заметил, что знает слишком мало слов и выговаривает их далеко не так хорошо, чтобы его понимали.

С минуту они рассматривали друг друга, причем человечек впился в него глазами так, словно хотел проникнуть в самые недра организма и докопаться до мельчайших подробностей. Во взгляде не было и намека на то, что человек удивлен тем, что видит. Он изучал Иррата так, как это делают с давно знакомым объектом, который вдруг проявил себя с неожиданной стороны.

– Ммм… У вас ничего не болит? – нарушил молчание визитер.

«Какой голос, – подумал Иррат. – Словно поскрипывает несмазанная подвеска. Будто что-то застряло в его горле, но, похоже, ему ничего не мешает. Он произносит слова не так, как остальные – это больше похоже на те звуки, которым учила меня мать».

С непривычки он не всегда понимал, как следует отвечать на некоторые вопросы. «Будет ли правильно признаться в том, что я испытываю боль?»

– Я обжег руку и лицо, – ответил Иррат.

Маленький человечек вскинул голову, чтобы заглянуть в лицо Иррату, чуть заметно вздрогнул.

– Вы действительно говорите по-английски, – заявил он.

– Как я говорю? – Иррат не был готов к такой резкой смене темы. Смысл сказанного оказался совсем не понятен.

– Не важно. Вы прекрасно говорите, молодой человек, остальное у нас будет время обсудить. – Он удовлетворенно кивнул и отошел на шаг назад. Смотреть на Иррата с близкого расстояния означало высоко задирать голову, это было не удобно.

«Молодой человек? Он считает меня ребенком? Но меня невозможно принять за ребенка, мои глаза уже давно поменяли цвет!»

Иррат вопросительно повел бровями, но промолчал. Человечек со странными волосами говорит так путано, что за лишними вопросами можно совсем потерять нить смысла.

– Так вас зовут Ират? – спросил гость, садясь на специально удлиненную для пришельца кровать.

– Иррат, – поправил марсианин.

– Ага, – прозвучало в ответ. – Называйте меня Уотсон. Профессор Персифаль Уотсон.

– У вас три имени? – Иррат оторопело опустился на подоконник. «Как может быть у человека несколько имен? в их телах живет несколько личностей? Но мессия никогда не проявляла признаков чего-то подобного».

– Эх, это пока сложно, – Профессор Персифаль Уотсон покачал головой. – Хорошо, называйте меня просто доктор, а об именах мы поговорим потом.

– Вас зовут Доктор? – Иррат ощутил головокружение. «Как разговаривать с человеком, у которого четыре имени? К кому из них мне обращаться?»

– Нет же! – Доктор, кажется, начинал терять терпение. – Это не имя, просто говорите это, когда обращаетесь ко мне, чтобы я знал, что вы говорите со мной.

«Так все-таки я буду говорить с Доктором. с остальными он познакомит меня позже».

– Я понял, Доктор.

Иррат облегченно опустил плечи. Доктор верно расценил его движение и тоже заметно успокоился.

– Вот и прекрасно, молодой человек. Теперь мы можем поговорить о более важных вещах.

«Смогу ли я понять более важные вещи, если он поставил меня в тупик даже тем, как знакомился? Кто он такой?»

– Вы хотите мне помочь? – Иррат решил сам начать с простого, чтобы проследить реакцию собеседника.

– О, да, безусловно! – Доктор потер ладони друг о друга. Иррат обратил внимание, что кожа его рук вздута выпирающими жгутами, выделяющимися голубоватым оттенком на общем розовом цвете кожи.

«Что с его руками? – подумал Иррат. – Он выглядит совсем не так, как все остальные, кого я видел. Возможно ли, что люди Теплого Мира делятся на несколько разных видов? Что-то подобное в наших легендах говорилось о предках. Но это было так давно, что мы не знаем, правда это, или вымысел».

– Я просто обязан вам помочь, молодой человек! – продолжал тем временем Доктор. – Эти местные олухи даже не смогли как следует ухаживать за вашими ожогами!

– Олухи?

«Опять началось, – подумал Иррат. – Это гораздо труднее, чем я предполагал!»

– Ну да. Эти армейские лекари умеют только йодом мазать, да бинтами обматывать!

«Лучше я промолчу. Может быть, он наконец расскажет, зачем пришел, и я пойму хотя бы половину из его рассказа. Для начала будет совсем не плохо. Я знаю слишком мало слов! Как же мне рассказать им о моей миссии? – Иррат глубоко вздохнул от досады. – Успею ли я найти с ними общий язык, пока не станет слишком поздно?»

Пока перспектива была безрадостной.

– Да что это я? – Доктор словно очнулся. Он вскочил с кровати и принялся расхаживать по комнате, засунув руки в прорези своей странной одежды. – Простите старого дурака! Вы же не понимаете почти ничего из того, что я тут говорю! Я должно быть напугал вас, Иррат?

«Нет, похоже, без объяснений мы не сдвинемся с места. Пусть это долго, но зато это верный путь. Я буду стараться за двоих, но добьюсь понимания. Я не могу провалить миссию».

– Что такое старый?

– Старый? – Доктор, казалось, не понял смысла слова, сказанного им самим только что. Он замер на секунду, но потом встрепенулся, словно на него спрыгнул со своей ловчей сети маленький шилк, и как-то по-особенному посмотрел на Иррата. – Сколько вам лет, Иррат?

– Десять лет.

– Ммм… а сколько лет вашей матери?

– Семнадцать.

– Хм. а сколько лет вашей бабушке?

– Бабушке?

– Матери вашей матери.

– Не знаю, я ее никогда не видел.

– Вы видели чью-нибудь чужую бабушку?

– Нет.

Доктор вдруг замолчал. Иррат разглядывал его, пытаясь разгадать смысл вопросов. Слова Доктора о матери заставили снова окунуться в леденящий мрак воспоминаний о прошлом. О безжалостном мире, ради спасения которого он совершил невозможное.

«Зачем давать специальное название матери моей матери? Мы отправляемся в шкафы, едва поставив на ноги детей, но наши родители уже давно превращены в удобрения для арры. Мы не видим матерей наших матерей, мы не говорим с ними, потому что им было бы нечему научить нас, даже если бы они смогли дожить до той поры, как мы научимся говорить. Неужели, люди Теплого Мира каким-то образом сохраняют жизнь… как он сказал… бабушек, чтобы разговаривать с ними? Что это дает им?»

Иррат уперся в окончательное непонимание. Он прервал размышления и посмотрел на нервно шагающего по центру комнаты человечка. Тот был погружен в себя и что-то бормотал. Наконец Доктор остановился перед Ирратом и сказал с болью в голосе:

– Они умирают?

– Кто?

– Ваши родители. Когда они умирают?

Иррат снова ощутил ледяное дыхание только что отброшенных воспоминаний. от неприятного ощущения скривился, почувствовал, как натянулась обожженная кожа на лице.

– Их убивают, – сказал он медленно, стараясь, чтобы слова звучали как можно понятнее. – Они отправляются в шкаф и отдают свою кровь.

– Чудовищам?

– У них много названий в моем языке. – Иррат сжал челюсти в порыве ненависти, захлестнувшей его при упоминании врагов.

«Это наши общие враги!» – напомнил он себе.

– Вы можете перечислить эти названия? – Доктор словно ухватился за что-то, чего очень долго ждал. Даже его речь стала звучать быстрее и более отрывисто.

«Но он же не объяснил мне слово «старый», – опешил Иррат. – Как можно разговаривать с ним? Терпение! Пусть он сам покажет свои намерения».

– Тираны, чудовища, монстры, твари… – Иррат вдруг остановился.

Было что-то еще. Что-то в рассказах матери, связанное с Амелией и Бледным Карликом. Кажется, одна из древних легенд, которую рассказывала только мать, а другие боялись произносить вслух. Эта легенда, рассказанная мессии, привела к слишком трагичным последствиям. Судьба последнего восстания надолго теперь останется в памяти. Легенда о причине, о страшной ошибке, о позоре. Иррат лихорадочно вспоминал слова легенды. Там точно было что-то. Еще одно название, почти дотла выжженное из памяти его народа тепловыми лучами безжалостных тварей.

Доктор затаив дыхание следил за отголосками переживаний, отражавшихся на лице Иррата. Он боялся помешать, боялся спугнуть надежду получить ответ, которого так ждал.

– … мыслители, – произнес Иррат. Он печально посмотрел на собеседника, в огромных глазах читался укор за то, что тот вынудил вспоминать что-то кошмарное.

Доктор медленно втянул воздух, медленно выдохнул.

– Вам надо отдохнуть, Иррат, – с дрожью в скрипучем голосе сказал он. – Спасибо вам, мы поговорим позже, а сейчас я должен идти.

Он попятился к двери, смотря на Иррата, словно извиняясь.

«Это было то, что он надеялся услышать? Он ощущает вину из-за своего вопроса. Может ли это быть состраданием? Мать говорила, что Амелия научила нас состраданию. Это оно?»

– Вы придете еще, Доктор? – спросил Иррат, в надежде продолжить изучение этого странного типа. Доктор уже стоял на пороге.

– Да, я обязательно скоро вернусь! – он как-то неловко махнул рукой и закрыл дверь.

Иррат услышал торопливые шаги в коридоре и громко сказанные Доктором слова:

– Неужели я был прав, черт побери? Если это так, пусть попробуют мне отказать!

Иррат поднялся с подоконника и лег на кровать. Забавный момент первого знакомства с профессором еще раз развеселил его. Теперь он уже многое знал о землянах и мог оценить, сколько раз заблуждался и попадал в неловкое положение. За окном щебетали птицы, тень от ажурной кроны клена колыхалась на кружевной занавеске.

«Это мир, в котором есть старики. Значит… она может быть жива! Когда Доктор придет в следующий раз, нужно будет спросить его».