Текст книги "Демоны рая"

– А правда, что там одновременно сто передач идет, и можно выбирать, какую смотреть?

– Гораздо больше ста.

– А дома там высокие, как тридцать сосен, друг на дружку поставленные?

– Наверное.

– А правда…

– Перестань! – Яр поморщился. – Лучше ты мне объясни, что это за космачи такие.

– А, это запросто, – ответил паренек и, поерзав на жесткой кровати, зачем-то глянув на завешенные окна, начал рассказывать.

Яр внимательно слушал нового знакомого, и чувствовал, как мерзкий, зародившийся в животе холод подбирается к сбивающемуся с ритма сердцу.

* * *

На следующий день Яр вышел на улицу.

Там он увидел много такого, о чем раньше лишь читал.

И еще больше такого, о чем прежде вообще не имел представления.

Глава 15

Первый снег вывалился рано – яблони даже не успели сбросить листву. Айван смотрел на согнувшиеся, а кое-где и поломанные ветки и думал, что нежданный снег этот может предвещать что-то недоброе. Последнее время смутные предчувствия постоянно одолевали Айвана. Он извелся, ожидая чего-то плохого. Возможно, думал он, это просто старость, ожидание скорой смерти – и хорошо, если так. Но несчастье могло свалиться на всю общину, на дело всей его жизни; свалиться неожиданно, как этот первый снег, искалечивший живые еще деревья. Вот что тревожило его куда больше собственной кончины.

Айван поднял глаза к серому небу, широко перекрестил грудь. Но не о Создателе он сейчас думал. Он думал о хурбах, которые отчего-то вышли к границе города. О неминуемом, как прилет снегирей, появлении космачей. О неурожае зерновых, и гнили, поразившей собранные картофельные клубни. О людах, которые только и смотрят, как бы побольше урвать от поселившихся под боком городских изгнанниках. О ранних заморозках и мелеющей речке. Об иссякающем потоке новых бежей… Всё это сплеталось в один клубок, в рыхлый узел проблем – потяни за одну петельку и неминуемо затянешь несколько других.

Айван вздохнул, присел на краешек запорошенной свежим снегом скамьи, сложил руки на коленях.

А может, все беды – кажущиеся? Может, на самом-то деле всё обстоит не так уж и плохо? Ну зачем бы хурбам выбираться из города? А космачи по весне уйдут, как всегда уходили. И запасов еды должно хватить до следующего урожая – ну, разве что самую малость придется поэкономить.

Надо просто жить. Как раньше жили. Работать, детей растить, принимать новых бежей.

А что дальше?

Дальше что?!..

Айван снова вздохнул, погладил ладонью бороду.

Наверное, всё же, это просто старость. Предчувствие скорой смерти.

Сколько еще ему осталось? Год? Пять лет? Десяток?

Вряд ли больше.

И что же будет потом?..

Разозлившись на себя и на свои мысли, он резко встал, смахнул со штанов налипший снег и поковылял к рубленой избушке, где сейчас проживали новые члены общины: Яр и Ларс.

* * *

От белой стены исходило тепло – это был бок печки, громоздкого отопительного устройства, работающего на кусках древесины. Впрочем, насколько Яр мог судить, печь, несмотря на примитивность, являлась устройством многофункциональным – на ней готовили, грели воду, сушили одежду, в ней хранили еду и обрабатывали какие-то поделки. Он слышал даже, что с ее помощью можно лечить боль в суставах и ломоту в мышцах. Работающая печь издавала едва слышное гудение, она потрескивала и насыщала воздух сухим запахом, от которого голова начинала слегка кружиться. Вместе с тем печь могла стать источником пожара, и от нее можно было “угореть” – отравиться газом. Потому за печью в их доме следил специальный человек – истопник Веня, тихий мужчина лет пятидесяти, вечно сутулящийся и припадающий на правую ногу. Печь он топил из комнатки Херберта; там на черном металлическом листе, прибитому к полу, лежали сухие дрова и растопка, там в специальной нише хранились камень и железяка для выбивания искр, а в грязном углу стояли уродливые, уродливо называющиеся инструменты: кочерга, топор, лопата. Яр много раз наблюдал, как Веня занимается порученным ему делом – разводит огонь, подгребает угли, двигает заслонки, и невольно проникался уважением и к молчаливому истопнику, и к громоздкой печи, занимающей, наверное, четверть дома.

– Снег выпал, – сказал Ларс, отодвинув занавеску на окне. – Подойди, посмотри.

Яру не хотелось отходить от дышащей теплом печки – комната не успела прогреться, а за ночь он здорово замерз. Но голос у Ларса был такой, словно за окном появилось нечто чудесное, и Яр, пусть и с неохотой, но оторвался от белёной стены.

– Ну, что там?

Знакомый пейзаж переменился до неузнаваемости. Яр оперся на подоконник, да так и замер с приоткрытым ртом. Вчера серый и грязный мир сегодня вдруг сделался чистым и светлым. Низенькие домики укрылись белым и мягким, землю словно одеялом застелили, уродливые деревья превратились в ажурные произведения искусства.

– Уже тает, – с сожалением заметил Ларс.

– Будет зима, будет и новый снег, – сказали от двери. – Наглядитесь еще.

Яр обернулся, думая, что это истопник Веня наконец-то решился завести с ними разговор. Яр ошибся.

– Доброго утра и приятного дня, – пожелал им Айван, прикрывая дверь. Он прошел на середину комнату и встал, озираясь так, будто никогда прежде тут не был. Конечно, с прошлого его визита кое-что тут переменилось: Яр передвинул свою кровать ближе к печке, Ларс свою переместил к окошку; на стене у входа появилась вешалка с одеждой, на добытой Хербертом этажерке расположились кое-какие личные вещи жильцов.

– Обживаетесь, – сказал Айван, и непонятно было, вопрос это или констатация факта, осуждение или одобрение.

– Здравствуй, – сказал Ларс, отползая от окна и устаиваясь на продавленном матрасе.

Яр кивнул, приветствуя старика, и вернулся к печке.

– Я по делу, – объявил им Айван.

– А кто-то сомневался? – хмыкнул Ларс. Яр косо усмехнулся.

Айван нахмурился, осуждающе на них посмотрел, покачал головой.

– Работа пустяковая, – предупредил он. – Но прогуляться придется изрядно.

– Значит, это не ко мне, – сразу же поскучнел Ларс и взялся за свои баклуши. Он, наверное, уже тысячу ложек настрогал за то время, как здесь находился. Яр долго не мог понять, куда их столько нужно, но одноногий проводник пояснил, что большая часть ложек идет на торговлю с людами, ну а те, что остаются в общине, долго не живут: ломаются, трескаются, сгрызаются – потому их постоянно нужно заменять.

– Наверное, не к тебе, – согласился Айван.

Яру сразу сделалось неуютно. Он, конечно, чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде, и, наверное, был способен к настоящей работе, но пока ему поручали всякую безделицу: кухонные ножи наточить, шаркая ими о каменный брусок, порезать старую ткань на квадраты, перетолочь в пыль какие-то зерна. Он делал это здесь, в этой комнате, потому что в любом другом месте ему было очень неуютно. Улица всё еще страшила его, хоть он и бывал там неоднократно. Он даже в окно смотрел с трепетом.

– Ты сможешь, Яр? – спросил Айван, глядя на потолок. – Или я пришел слишком рано?

– Наверное, смогу, – Яр сам удивился своему ответу. И поспешно поинтересовался:

– А что нужно сделать?

– Сходить на вырубку и принести веток для мётел и веников…

Яр смутно представлял, что такое вырубка, о вениках имел весьма приблизительное представление, и совсем не знал, как выглядит метла. И всё же кивнул.

– Я бы послал кого-нибудь другого, – сказал Айван, разводя руками, – но сейчас все заняты. Тинины два дня как на охоте все, Гулик яблони спасает, Шон навоз чистит… Все заняты, осень потому что… А Херберт ваш бестолков для такого дела. Впрочем, он тоже занят, печку в старой бане ломает… Ну а тебе, как я думаю, пора бы выбираться из своего логова и привыкать уже к лесу… – Старик сделал многозначительную паузу, прищурясь, глянул на Яра, и тот понял, что главная причина порученного ему дела только что была озвучена.

– Верно я говорю? – Айван посмотрел на занятого Ларса.

Проводник пожал плечами, оторвался на миг от своего занятия, буркнул глухо, со смешком:

– Адаптация! – И, низко опустив голову, вновь принялся резать ложку.

– Вот-вот, – тряхнул бородой Айван. – Пойдете вдвоем, я к тебе парнишку толкового в провожатые пришлю. Он всё знает, дорогу покажет, что брать, что не брать – всё объяснит. Договорились?

– Договорились, – сказал Яр. В горле у него пересохло, и он потянулся к кружке с водой.

– Правильно! – Старик, кажется, обрадовался. – Попей, поешь, да и собирайся понемногу. Парнишка зайдет через полчаса. Хорошо бы ты уже одет был.

– Может, мне оружие захватить? – неуверенно спросил Яр.

– Тебе так спокойней будет? Ну, тогда возьми, – разрешил Айван. Он еще раз с интересом осмотрел комнату. Взгляд его задержался на комми, принадлежащем Яру. Старик, кажется, хотел что-то спросить, но передумал.

– Ладно, не буду вам мешать, – сказал он и вышел за дверь.

– Адаптация! – подняв нож к потолку, возвестил Ларс и хрипло рассмеялся.

Яр недоуменно посмотрел в его сторону.

– Не обращай внимания, – сказал проводник. – Просто эту историю про веники я уже раз шесть слышал.

* * *

Быстро перекусив, Яр стал собираться. Первым делом он снял со стены нож Гната, убранный в чехол из толстого материала, который здесь называли войлоком. Из угла за кроватью достал разряженный карабин “Клинч”.

– Ты как будто не за вениками, а на войну собрался, – хмыкнул Ларс.

– Картридж дай, – сказал ему Яр.

– Ну зачем он тебе?

– Дай. Айван разрешил.

Ларс пожал плечами, перевернулся на бок, достал из-под матраса желтого цвета магазин, нажал на чуть выступающую кнопку, глянул на засветившийся индикатор. Объявил:

– Восемьсот одиннадцать дробин. Хватит? – По голосу было ясно, что проводник издевается.

– Хватит, – сказал Яр серьезно.

– Ну, лови.

Яр двумя руками подхватил летящий ему в грудь картридж. Открыл раму карабина, сдвинул затвор, зажал его локтем и установил картридж на место. Сочно клацнули защелки, впиваясь в предназначенные для них пазы, тихонько подсвистнув, ожила электронная начинка карабина, открылись шторки прицела.

– Молодец, – похвалил Ларс. На этот раз, кажется, без издевки. – Впустую не стреляй. Как вернешься, проверю обойму, заставлю отчитываться за каждую дробину. Ясно?

– Ясно, – пробурчал Яр, осторожно укладывая карабин на кровать.

Пять дней назад Ларса назначили смотрителем арсенала. Всё оружие, что они принесли с собой, а также то немногое, что имелось в общине прежде, в один момент стало хозяйством калеки-проводника. Он и сам не знал, как ему следует исполнять возложенные обязанности – но этого не знал никто, поскольку раньше такой должности не существовало. Пока же Ларс просто переписал имеющееся в наличии оружие, проверил его исправность и побеседовал с людьми, у которых это оружие было на руках. Ревизия разочаровала его: некоторые трофеи, когда-то принадлежащие Проволочнику Хаму, отказались работать – то ли Херберт при переноске обращался с ними недостаточно осторожно, то ли они с самого начала были неисправны. Оружие, что находилось в селении до прихода Ларса и Яра, так же особой радости не вызвало: два старых пистолета с химическими патронами, коих насчиталось ровно две дюжины, ружье без боекомплекта, один шокер, примотанный к закаленной в огне палке, гордо именуемой древком, три игольчатых парализатора, возможно, давно уже разрядившихся. Еще во множестве имелись примитивные первобытные орудия: усажанные шипами дубины, большие ножи, длинные палки с металлическими остриями на концах. И луки – разнообразные: большие и малые, деревянные и из пластика, тугие для охотников и облегченные для подростков. Самым же распространенным оружием были петарды и ракеты фейерверков. Их носили с собой все – и дети, и взрослые, и старики. Их брал с собой каждый, кто отправлялся за пределы общины. Конечно, оружием эти шутихи можно было назвать с большой натяжкой. Но, тем не менее, хлопки разрывающихся петард и огненные брызги фейерверков отпугивали лесное зверье лучше всякого армейского карабина, да и на людов производили впечатление.

– А петард дашь? – спросил Яр.

– Незачем, – ответил Ларс. – У мальчонки, небось, полные карманы их будет.

– Давно спросить хочу, кстати. – Яр обулся, постучал каблуками тяжелых ботинок по некрашеным доскам пола. – Откуда здесь эти взрывающиеся игрушки? Их же тут полно!

– Прилично, – согласился Ларс. – Лет двенадцать назад петарды сюда ящиками несли. Я тоже в этом участвовал. Заказ такой был, от Айвана. Он хотел сам ручные гранаты делать. И, вроде бы, пушку. Представляешь, что такое пушка?

Яр кивнул.

– Вот, – сказал Ларс. – Не знаю, что там у него вышло, но я слышал, что здоровенный деревянный ствол с выжженной серединой и окованный железными полосами до сих пор валяется где-то у старика на дворе. Вот окрепну, схожу проверю, что там у него получилось. Интересно же. У меня у самого кое-какие идеи есть.

– А как же вы тащили ящики через пустырь? – удивился Яр. – На себе?

– Мы не тащили. Это не наша забота была. Мы пиротехнику доставляли на край города и спускали вниз, на пустошь. А забирали ее люди Айвана, бежи. На лошадях или еще как вывозили – этого я и сам не знаю. Вроде бы и сейчас они время от времени ходят на наш старый склад, затариваются – так много мы тогда этих хлопушек добыли, что по сей день хватает.

– Так, значит, они ходят в город?!

– Только не в город, – покачал головой Ларс. – У Айвана свои принципы, один из которых – в город никогда не возвращаться.

– Из-за хурбов?

– Не только… Это сложно объяснить. Поживи здесь подольше, понаблюдай – может быть, сам поймешь…

* * *

Мальчик был щупленький. Он хлюпал красным от холода носом, и тыльной стороной ладони вытирал бегущие сопли. Одежда на нем была потертая, выцветшая, спутанные волосы выбивались из-под бесформенной шапчонки. И он сильно картавил.

– Здлавствуйте! – сказал мальчик так важно, что Яр и Ларс, переглянувшись, невольно улыбнулись.

– Привет, герой, – сказал бывший проводник.

– Идем уже? – спросил “герой”, и размазал по верхней губе сопливый пузырь.

Яр с содроганием отвернулся.

Запущенность местных жителей вызывала у него гадливость Он, конечно, понимал, что виной всему образ жизни, который они здесь вели. Их труд был зачастую так же тяжел, как занятия на спортивных тренажерах, и потели они соответствующе. А возможности принять душ у них не было. Баня, которую Яр по городской привычке именовал “спа”, – топилась через день, но не всякий ходил мыться столь часто. Два раза в неделю – такое мытье считалось нормой. Стриглись сами – как получалось. За ногтями не ухаживали, кожу не чистили – ленились, что ли… Гелей нет, кремов нет, ополаскивателей нет. Да что там говорить! Яр и сам-то на себя перестал быть похож. На подбородке вылезла неопрятная щетина, в ушах и носу волосы отросли, от модной прически одно воспоминание осталось; кожа будто и не живая: шершавая, неровная, жуткая – плакать хочется.

– Идем, – сказал Яр, отвернувшись от зеркала. Он поправил висящий на ремне нож, подхватил карабин и забросил его за спину.

– Дашь постлелять? – спросил мальчонка, жадно глядя на оружие.

– Нет, – отрезал Яр.

– А поделжать?

Яр помотал головой.

– Жадина, – сделал вывод мальчик, и Ларс расхохотался так, что в окне задребезжало тонкое стекло.

Под этот хохот и дребезг они и вышли из комнаты.

* * *

На открытом воздухе Яра начинала бить дрожь. Всё вокруг было настолько непривычно, что он терял чувство реальности. Нечто подобное он испытывал, просидев в какой-нибудь игре безвылазно пару дней подряд. Ларс говорил, что это нормально. Через месяц-другой, утверждал он, всё войдет в норму. Только нужно чаще бывать на улице. Можно даже ничего не делать, просто сидеть под открытым небом и смотреть по сторонам.

Последние дни Яр именно так и поступал: садился на жесткую и неудобную скамью, врытую в мягкую землю перед домом, и наблюдал за удивительной жизнью вокруг. Особенно его восхищали птицы: синицы и воробьи – он уже научился их различать. Иногда их собиралось очень много, и они вели себя словно мелкие суб-сиберы у силовой шины. Но что сиберы? – глупые мертвые механизмы, работающие в согласии с программой. Кто на них внимание обратит? Кому они интересны? А вот птицы…

На улице было холодно и непривычно бело. Деревянные дома словно праздничные шапки надели; деревья тоже принарядились.

– Зима, – горестно и совсем по-взрослому вздохнул мальчик и спрыгнул с крыльца.

Яр прыгать не стал, а сошел по мокрым и скользким ступенькам. Тяжелый, набрякший снег тут же налип на его ботинки, густая жижа зачавкала под ногами. Ему захотелось назад, в натопленный дом. Он подумал, что, наверное, вряд ли кто станет возражать, если он решит отложить порученное дело на потом, на время, когда генераторы погоды справятся с ненастьем, а уборщики наведут…

Ах да! Какие тут генераторы? Да и уборщики…

А вот уборщики были. Снег разгребали люди. Орудовали большими совками на длинных ручках, вычищая дорожки. Яр уже подметил, что местные жители проводили на улице большую часть своего времени. А дети и вовсе являлись домой только для того, чтобы поесть и поспать. Вот и сейчас разновозрастная ребятня с криками и визгом перекидывалась комьями снега. Заметив вооруженного Яра, вышедшего на дорогу, они притихли и сгрудились, не решаясь пока приблизиться к несколько смущенному новичку, но явно собираясь это сделать – карабин тянул их к себе, как магнит железо. А вот картавого проводника такое внимание не смутило. Он приосанился, поправил шапку – и словно бы даже подрос.

– Дашь послелять? – шепотом спросил он.

– Неа, – мотнул головой Яр.

– Он даст послелять, – громко объявил сопливец и для подтверждения своих слов хлопнул ладонью по прикладу карабина. Яр отстранился, подтянул оружие повыше, слегка толкнул мальчишку вперед:

– Давай, веди. Сам же торопил.

Идти пришлось почти через всё селение. Одноэтажные дома, собранные из стволов деревьев, стояли тесно по обе стороны дороги. Густо дымила деревенская кухня – кажется, там опять что-то сгорело. У бани, охая и покрякивая, растирались грязным снегом двое мужчин: от их красной кожи шел пар. Еще один разгоряченный мужчина в безразмерных трусах сидел на высоком пороге и с видимым удовольствием дышал прохладным воздухом. Яр узнал его – это был Эриг, местный врач. Да и те двое, что прыгали в снегу, тоже, кажется, были Яру знакомы: одного, вроде бы, звали Густавом, а другой, волосатый телом, точно Василь – из работающих при деревне людов.

Яр помахал им рукой. Они заметили его, крикнули что-то издалека, – он не расслышал, что именно. Скорей всего, они просто приветствовали его, спрашивали о делах, не рассчитывая на ответ, а только из чувства вежливости.

Он здоровался еще много раз. Каждый, кто попадался навстречу, протягивал руку и обязательно интересовался его делами и здоровьем. Кого-то он знал, кого-то смутно помнил, некоторых видел впервые. Яр пожимал грубые от примитивной работы ладони, криво и неискренне улыбался, отвечал, что всё хорошо, что идет за вениками, что оружие взял на всякий случай. Его приободряли, говорили, что когда-то надо, что и они так же однажды отправлялись в лес, что не так уж всё и страшно, что нужно поскорей привыкать к новой жизни. Он кивал, смущался, торопился уйти. Он уже много раз слышал эти разговоры, и они ему надоели.

Потом он переступил незримую границу, за которую еще не заходил. Жилые дома сменились складами и другими подсобными строениями со странными названиями: “погреба”, “сараи”, “амбары”. До края деревни оставалось метров сто. Зубья большого забора, так называемого частокола, отчетливо вырисовывались на фоне заснеженных деревьев и серого неба. Здоровенная тяжелая дверь – “ворота”, как вспомнил Яр, – была приоткрыта. На сторожевой вышке топтался дежурный; он был обязан следить за округой, но сейчас его больше интересовал горящий в дырявой железной бочке огонь.

– Дядь Паш! – крикнул мальчишка, задрав голову. – Мы на вылубку!

– Идите! – глянув вниз, разрешил дежурный. – Привет, Яр!

– Привет, – отозвался Яр, пытаясь вспомнить, знакомились ли они прежде с “дядь Пашей”.

– За вениками? – спросил сверху дежурный.

– Ага, – весело ответил мальчишка, опередив Яра.

– Я первый раз за вениками восемь лет тому назад ходил… Страшновато было. А ты как?

– Нормально, – ответил Яр.

– Привыкнешь… Я же привык…

Охранник говорил еще что-то, но Яр его уже не слушал. Он смотрел за ворота, в щель между створками. То, что там было, пугало его и одновременно манило.

Он неосознанно поправил карабин, тронул рукоять ножа.

И, опередив мальчишку, первым шагнул за пределы крохотного селения бежей.

За ворота.

* * *

Айван не случайно решил строить свою деревню в лесу. Он полагал, что к лесу горожанин привыкнет скорей и проще, чем к любому открытому месту, над которым висит огромное, дикого вида небо, где глаз теряется в ничем не ограниченном просторе, а разум цепенеет.

Лес, всё же, для горожанина привычней. Он даже похож на некоторые парки, в которых искусственные деревья выделяют из пор пьянящий газ. Здесь сомкнувшиеся кроны скрывают от человеческого взора большую часть неба, а подсознание нашептывает успокоительно, что за стволами, наверняка, таятся бетонные дома и дороги, трубопроводы и парковки, магазины, развлекательные центры, рекламные вывески – весь огромный шумный город.

Лес – это ширма, не позволяющая человеку разглядеть ужасную пустоту большого мира.

Ширма, которая не только прячет, но и за которой можно спрятаться.

Но не только из этих соображений исходил Айван, выбирая место для поселения. Предварительно он перекопал гигабайты данных, и знал, что лес при правильном подходе даст ему и строительные материалы, и пищу, и энергию для обогрева. Айван внимательно изучал, как строились города древних, он по крохам собирал данные о том, как жили дикие люди. Он начертил план будущей деревни, и рассчитал сроки ее строительства.

Семьдесят лет назад он и шестеро его друзей пересекли мертвую пустошь на спине шагающего сибера-строителя. Они полагали, что знают, что делают. Время показало, что во многом они ошиблись, многого не учли. И лишь об одном Айван не жалел никогда – о выбранном для поселения месте.

* * *

Снаружи частокол выглядел угрожающе – заостренные бревна разной толщины и высоты клонились вперед, напоминая Яру ряды зубов в пасти чудовища-босса из какой-то забытой игры. Вкопаны зубы-бревна были неровно – чудовище будто бы страдало болезнью десен. Узкие промежутки, в которые, наверное, мог бы протиснуться худенький ребенок, но не пролез бы и самый тщедушный взрослый, кое-где были заложены камнями, где-то заплетены ветками, завалены хворостом или перегорожены жердями. Дыр, тем не менее, хватало. Яр поначалу решил, что виной тому лень или небрежность строителей, но потом пришел к мысли, что именно таким забор и задуман. Должны же обороняющиеся как-то отбиваться от осаждающих деревню. Дыры в частоколе, наверняка, для того и нужны, чтобы через них стрелять по врагу. Или жечь его огнем, или колоть длинными копьями. А что там про пушки Ларс говорил?

– Чего встал? – недовольно окликнул великовозрастного напарника мальчонка. – Холодно же!

– Сейчас, – отозвался Яр, продолжая осматриваться.

Лес отступил от частокола метров на триста. Вырубленные здесь деревья пошли на строительство домов и ограды, а на освобожденной земле поселенцы стали выращивать кое-какие съедобные растения, в основном картофель, клубнями которого они разжились у людов. Но Яр об этом не знал – он имел смутное представление о земледелии, да и вообще мысль о том, что еда может расти на земле, представлялась ему странной. Яр был уверен, что чистый промежуток этот, сейчас укрытый снегом, служит исключительно для своевременного обнаружения приближающегося врага. Или любой другой опасности.

Лес был дальше – за полем. Засыпанный снегом, он выглядел как белая стена, неровная, вспухшая и потрескавшаяся, но монолитная. Грязная дорожная колея уходила в небольшой прогал и сразу терялась.

– По дологе пойдем или слежем? – спросил мальчишка, с сомнением обозревая снежную целину, из которой редкими пучками торчала рыжая трава.

– По дороге, – решил Яр. – Тебя как хоть зовут-то?

– Саня, – представился паренек и шмыгнул носом.

– А лет тебе сколько, Саня?

Вопрос мальчишке не понравился. Он с подозрением посмотрел на Яра, будто заподозрив, что тот над ним насмехается, и сказал:

– Я большой уже, не смотли, что тощий. Втолое имя сколо получать буду.

– “Скоро” – это когда? Когда букву “р” выговаривать научишься?

Мальчишка фыркнул и зашагал вперед так быстро, что Яру пришлось догонять его бегом.

– Ладно, пошутил я, – примирительно сказал он, поймав паренька за плечо. – Хочешь, карабин дам подержать.

– А постлелять дашь? – живо повернувшись, спросил Саня.

– Нет, не дам, – сказал Яр. – Мне Ларс запретил стрелять.

– Жалко, – сказал мальчишка.

– Ага, – искренне согласился Яр и понял вдруг, что не так уж и сильно отличается он от этого паренька.

Они вошли в лес, и голоса их сразу сделались глуше. Снега здесь было немного – кроны деревьев задержали его наверху, не позволили ему лечь на землю. Потемнело – словно вечер наступил.

Острый сучок зацепил Яра за бок, потянул к себе – и треснул, будто стрельнул. Холодная вода попала за ворот. По ноге хлопнула мокрая ветка.

– Я пацанам совлу, скажу, что ты постлелять мне дал, – заявил Саня. – Ты только не выдавай, что я совлал, ладно?

– Ладно, – кивнул Яр, чувствуя, как напряжение сковывает его тело, а голос отчего-то начинает дрожать. – Давай постоим здесь немного… Привыкнуть надо…

Мальчишка пожал плечами, отошел в сторонку и присел на опрокинутую давним ураганом осину. Он не понимал, к чему тут надо привыкать и, разгадывая эту загадку, с интересом взялся следить за Яром.

Яр озирался.

Лес только притворялся тихим. На самом деле он производил множество необычных звуков. Где-то что-то потрескивало, шуршало, стонало, поскрипывало. Неведомые пичуги – не воробьи и не синицы – стрекотали и лихо подсвистывали. Со вздохом облегчения распрямлялись ветки, стряхивали отмокший снег, – он скатывался по листве и шлепался о землю.

Лес только притворялся неподвижным. Чуть заметно колыхались тяжелые кроны. В густых зарослях высохшей травы кто-то шумно возился. Делая крыльями “фрр!” с веток срывались незамеченные до этого птицы. В дыре одного из деревьев возилось что-то большое; в какой-то миг оно показало один свой глаз, сказало “ух!” и убралось в черную глубину ствола.

Лес притаился, спрятался за деревьями, за кустами – огромный, многоликий, живой.

“Я привыкну”, – сказал себе Яр и снял карабин.

– Идем дальше? – спросил Саня.

– Пошли…

Дорога вилась, будто ее пьяный прокладывал. Трижды она раздваивалась, и каждый раз Саня сворачивал направо. Яр видел, что мальчишка в себе уверен, и это несколько его успокаивало – но совсем немного. Он старался не думать о том, что случится, если они собьются с пути, потеряют дорогу и заплутают в чудовищном хаосе бескрайнего леса. Он гнал от себя эти мысли, но они упрямо лезли в голову. Ларс утверждал, что люди Айвана способны ориентироваться в самой глухой чаще, и Яр верил в это до настоящего момента.

Но не сейчас.

В данный момент Яр был уверен, что ни один человек, сойди он с дороги на десять шагов, не сможет вернуться назад.

Кем бы он ни был.

Где бы ни жил.

– Давай калабин, – потребовал Саня. – Ты обещал.

– Только не сейчас, – ответил ему озирающийся Яр. – Только не здесь.

Пожалуй, этот лес был страшнее хурбов.

Их, хотя бы, можно было подстрелить.

* * *

Истерзанная, измятая вырубка была сплошь устелена поломанными ветками. Всего-то и требовалось собрать те, что были подлиннее да потоньше, сложить их вместе, притоптать поплотней и обвязать веревкой, которую вытащил из отвисшего кармана сопливый Саня.

Яр, не медля, принялся за дело – очень уж ему хотелось поскорей вернуться в деревню. Саня же домой не спешил, потому помогать не стал, а, отойдя в сторонку, забрался на сложенные в штабель бревна и принялся с благоговейной осторожностью изучать оставленный ему карабин. Оружие было разряжено; картридж с дробью болтался у Яра за пазухой, холодя живот и время от времени больно стукая по ребрам.

Работа, против ожидания, оказалась непростой: ветки были тяжелые и скользкие, они цеплялись друг за дружку, переплетались; многие были втоптаны в засыпанную мокрым снегом грязь. Ломались они плохо, и Яр порадовался, что прихватил с собой тесак. Впрочем, как выяснилось, рубить ветки тоже надо было умеючи – лезвие рассекало пружинистое дерево лишь если удар был нанесен под правильным углом. Иначе тесак отпрыгивал, оставляя на древесине неглубокий след.

Работа отвлекала от страхов, но Яр всё равно старался по сторонам зря не смотреть. Он перепачкался, пропотел и вымок, он до крови исцарапал пальцы и порвал штаны, но, видя, как растет куча веток, он испытывал приятное удовлетворение, и даже не думал о том, чтобы хоть на минуту прерваться для отдыха.

Он остановился лишь когда груда уложенных веток выросла ему по пояс.

– Эй! – окликнул он сидящего на бревнах паренька. – Помоги связать!

Саня повесил карабин на шею, лениво сполз на землю и вразвалочку направился к поджидающему его Яру.

– Неплавильно ты сделал, – сказал он, осматривая добытые Яром ветки. – Надо было велевку ласстелить, а уж на нее всё и складывать.

– А раньше не мог сказать? – разозлился Яр.

– Неа, – помотал головой мальчишка. Глаза его озорно сверкнули, он надул губы и, явно издеваясь, опять заканючил: – Дай постлелять… Один лазик… Ну дай, что тебе, жалко?..

Яр тихонько ругнулся, разложил на земле веревку и стал охапками перекладывать на нее мокрые и грязные ветки.

Саня и не думал ему помогать.

Минут через пятнадцать всё было готово. Яр, держась за поясницу, выпрямился, охнул, покачался из стороны в сторону.

– Устал? – хитро поинтересовался Саня. Яр проигнорировал его, сам перекинул веревку через пружинящую кучу, сам её примял, сам начал вязать узел.

– Неплавильно ты делаешь, – сказал Саня и предусмотрительно отступил на пару шагов. – Надо было велевку пополам сложить, чтобы потом петля получилась. А ветки на нее свелху валить. А так ты не затянешь, лассыплется. Пока несешь, ластеляешь всё.

Яр медленно выпрямился и посмотрел на мальчишку.

Саня попятился.

Яр шагнул к нему, вытягивая руку.

Саня тихонько взвизгнул и выставил перед собой карабин:

– Стлелять буду! Не подходи! – Глаза его смеялись.

Яр рванулся вперед, схватил карабин за ствол, сдернул его с парнишки – тот едва не упал.

– Всё Айвану расскажу, – пообещал Яр. Больше всего ему сейчас хотелось взять малолетнего изверга за шиворот и ткнуть его сопливой физиономией в грязь. Но он говорил себе, что это будет неправильно. И это будет опасно, ведь им еще назад идти – через лес. Ну как Саня решит отомстить, заведет куда, а сам исчезнет.