Текст книги "Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков"

Полковник Бурый, вздремнув пару часов, на диванчике, в своем кабинете, проснулся бодрый, со свежей головой.

Когда Шелепова принесла чай, он распорядился, насчет Злыдника:

– Подготовьте представление, от моего имени. Характеристику. Все документы.

– Слушаюсь. Барабанов хотел зайти.

– Барабанов, пусть заходит.

Минут, через десять, пришел Барабанов оживленный и радостный.

– Ну, что скажешь?

– Она!

– Опознали?

– Опознали! Вышла из дома, за два часа, до назначенной встречи. Стала крутиться, у дома Соловьева. Когда он вышел, стала его сопровождать. Проверяла, есть ли слежка. В Шабанах, встретились. Место выбрали грамотно. Там санитарный барьер таким причудливым зигзагом проходит, что прослушать никакой аппаратурой невозможно.

– Ну!

– Так, мы, все, по губам прочитали.

– О, чем говорили?

– Если коротко, Туманова просила узнать, где содержится Белая-Чернышевская. Текст сообщения, которое, он должен передать, был в записке.

– Так!

– Мы решили подстраховаться, перед передачей. Этот Соловьев, с похмелья – совсем никакой. Наш человек, в метро, записочку изъял, прочитал и вернул обратно. В записке, на имя неизвестного абонента, Туманова просит разрешения, на использование резервных фондов. Передачу пропустить, или заглушить?

– Ладно, пускай. Стране нужна валюта. Что – еще?

– У этого Жигадло, оказывается два гаража. Один открыт настежь, заходи, кто хочет, а второй закрыт и выставлен на продажу. Только он его уже три года продает, продать не может. Ломит непомерную цену. Покупатели шарахаются. Мы этот второй гараж проверили. Весь, на контрольках. Там волосок приклеен, там камешек подложен.

– Так.

– Мы, пока, внутрь заходить не стали. Просканировали снаружи. Внутри микроавтобус и явно присутствует электронное оборудование.

– Резервная база, значит.

– Она самая. Ну, вот так, значит. Туманову ведем. Ломако, под наблюдением. Соловьев посетил посольство, после этого, расслабился. После его визита, русские, опять, стали напрашиваться на беседу. Жду ваших указаний.

– Продолжай, в том, же духе. Беседа должна состояться. Особо не тяните. Спросят о Белой-Чернышевской, отвечайте уклончиво. Поинтересуются условиями содержания, а я уверен, что обязательно поинтересуются, перенесите, такой разговор, назавтра.

Уже, к вечеру понедельника, жизнь, в палате номер один, стала налаживаться. В обед, четыре подруги, сходили в столовую, где, вопреки их ожиданиям, все прошло без осложнений.

Вначале непонятные крики, в коридоре, вызвали у работниц комбината смутную тревогу. Однако, вскоре, к ним заглянула санитарка и поинтересовалась:

– Обед принесли. Пойдете?

– А! Так это – обед! – Облегченно вздохнула Фаина Геннадьевна. – Пойдем.

– Идите, вон туда, в самый конец. – Сказала санитарка.

В столовой, раздатчица, которая утром представилась им, как Виолета, выдала обитателям первой палаты четыре тарелки супа, четыре тарелки второго, компот и хлебницу с нарезанным хлебом.

На второе давали пюре из ямса и котлету.

Видимо они пришли последними, потому, что раздатчица закрыла окошко и подсела к их столу.

«Комбинатчицы», прихлебывая суп, тревожно озирались по сторонам.

Сидящие за столами люди выглядели, вполне, по человечески. Почти все были в цивильной одежде. Мужчины в спортивных костюмах, женщины – в домашних халатиках. Сидели представители обеих полов вперемешку, оживленно беседуя, друг с другом. Они поглядывали на них, с интересом, но это было нормально. Среди них, были и совсем молодые и пожившие, на своем веку, люди.

Две поношенные тетки в больничных халатах, у входа в раздаточную, принимали посуду, счищая остатки еды в помойное ведро и сортируя посуду. Одна была высокая, вторая – мелкая. Обе страдали худобой и загорели до черноты. Труд у них был явно не принудительный потому, что работали тетки на совесть. Если не было посуды, они шли протирать освободившееся столы и ровняли стулья.

– Не волнуйтесь вы, так! – Улыбнулась раздатчица. – У нас, в отделении, шизофреников нет. У нас – почти, одни добровольцы. Нервные расстройства – у которых, еще – дикая охота и пивные феи.

– Это – как? – Заинтересованно спросила Фаина Геннадьевна. – Мы, тут – в первый раз, извините. Ничего еще не знаем.

– Ну, дикая охота – мужики, которые на коня сели. Белая горячка – у которых. С бабами – та, же история. Собственно, которые с нервными расстройствами, тоже – на почве алкоголя, но самостоятельные. Бомжих, пока, еще нет. Не сезон – лето. Как похолодает, валом повалят. Еще, в седьмой палате, у нас – аутисты. Но те в палате питаются, отдельно от остальных постояльцев.

– Что, за аутисты? – Встревожено, спросила Нина Григорьевна.

– Ну – дурочки, по-простому. – Пояснила ей Ганна.

– Точно. – Подтвердила Виолета. – Только, здесь, их, так, запрещено называть.

– Аутисты, так – аутисты. – Согласилась Ганна.

– Они, от рождения – такие. – Вздохнула Виолета. – У нас лежат те, от которых, родители, сдуру, не отказались. Пока, они маленькие были, так с ними еще нянчились. Несли крест. А, теперь, когда повырастали, так нянчиться стало невмоготу. Неподъемной ноша стала. Их, к нам, так, на профилактику ложат. Что-то – вроде отпуска, для родителей. Это – вот эти, что тележку прикатили.

Два здоровенных хлопчика, лет по двадцать, нерешительно вошли в столовую. Один катил перед собой тележку, с грязной посудой, другой нес большую, закрытую кастрюлю.

Стеснительно улыбаясь обедающим, они подошли со своим добром к мойке.

– Ближе подкатывайте! – Прикрикнула на них, одна из добровольных помощниц, та, что удалась ростом.

– Посуду на стол ставьте! – Скомандовала мелкая.

Ребятишки, выполнив все указания, остались стоять на месте, с откровенным интересом поглядывая на обедающих.

– Ну, чего постали?! – Прикрикнула, на них, мелкая, ощерив желтые клыки.

– Ой, бедолаги – они, горемычные. – Вздохнула Виолета. – Чего, ты, кричишь? Чего кричишь? Своим делом занимайся!

Раздатчица встала, со стула и пошла в раздаточную.

– Девки, я их боюся! – Прошептала Нина Григорьевна.

– Ой, не дай бог, не дай бог… – покачала, головой, Фаина Геннадьевна.

Аутисты, с надеждой, проводили, Виолету взглядами, и подошли ближе к двери.

– Идите, сюда. – Вышла к ним раздатчица.

Вручив каждому по большому куску хлеба и половине котлеты, она, похлопывая их по спине, проводила до выхода из столовой. Потом, вернувшись к столу, жертв террора, сказала:

– Бедные, жалко их. Кормят, их нормально, только, им все равно, всегда – мало. Им бы давал, давал, а они бы ели и ели… Пока не лопнут!

После обеда раздали таблетки.

Фаина Геннадьевна поинтересовалась, какие препараты им прописаны. На это сестра, катившая тележку с таблетками, коротко ответила:

– Противозачаточные!

Потом, немного смутившись, от своей резкости, сказала:

– Пейте смело. Не бойтесь, это – от нервов, успокоительное.

Фаину Геннадьевну терзали сомнения, но, не желая отрываться от коллектива, таблетки она выпила, заявив, что последствия будут целиком на совести медперсонала.

Потом объявили тихий час.

После тихого часа, палата номер один, дружно вышла на прогулку.

В отделении было немноголюдно. Человек пять мужчин и женщин сидели перед телевизором. Несколько парочек, подозрительно похожих на влюбленных, сидели на скамейках в коридоре.

Взявшись, попарно, под руки, комбинатчицы прошлись по коридору, туда и обратно.

По дороге, к ним пристроилась парочка невзрачных мужиков, которые попытались наладить диалог с новоприбывшими. Однако оба, тут же были отшиты, одним решительным взглядом Фаины Геннадьевны и строгим окриком Аллы Михайловны.

Первой, группу покинула Фаина Геннадьевна. Она задержалась, возле женщины, которая пребывала в одиночестве и выглядела несчастной. Присев рядом, Фаина Геннадьевна спросила, что-то нейтральное, потом заговорила о качестве медицинских услуг. Через три минуты, у них уже завязалась оживленная беседа.

Второй, от группы откололась Нина Григорьевна, которая, вроде, слышала, что на первом этаже есть магазин.

– На, что, тебе, тот магазин? – Сказала Ганна. – Ужин – скоро!

– Нет, девки, схожу – посмотрю! – Сказала Станюта и пропала.

С концами! За ужином ее не было.

Зато, после ужина, в палате, столик был накрыт деликатесами из буфета, и Нина Григорьевна, радушно, улыбаясь, предложила попить чая.

За чаепитием, Фаина сказала:

– Да, девчата поговорила я, тут, кое с кем и хочу сказать – дурдом, тут настоящий! Сестра, про противозачаточное, не зря сказала. У них, в Новинках, всего пара отделений, где мужики и женщины вместе лежат. Мы в такое и попали. Страсти, тут у них, прямо кипят. Санта-Барбара отдыхает! Видели женщину, с которой я разговаривала. Так ее, тут ухажер бросил. Переметнулся к другой.

– Да, что ты говоришь! – Ахнули подруги. – Рассказывай!

Изложив историю несчастной любви, Фаина Геннадьевна продолжила делиться полученной, из других источников, информацией.

– Сестра, мне, рассказала, что у них был один ловелас, который постоянно, к ним ездил. И, каждый раз, уезжал с новой кралей. Явится, в приемный покой, говорит: «Тревога – у меня. Повышенная возбудимость». Его, как добровольца, сразу – сюда! Потом врачам это надоело. Он, когда в очередной раз заявился, его – в закрытое отделение, на месяц! Да, еще хирпромазин прописали. Это уколы такие, от которых человек в капусту превращается. Больше не ездит. Прошла тревога. Враз вылечился!

Фаина Геннадьевна усмехнулась и сказала:

– Я, тут, еще, кое с кем поговорила. Так, мне сказали, что мы, пока в пролете. Всех завидных женихов расхватали. Надо ждать новых поступлений. Из активных самцов остались, только те двое, что за нами, в коридоре увязались. Про них мне доложили отдельно. Один мужчина, имени, которого не помню, допился до того, что, к нему, стали приходить морские свинки, которые выносили, из квартиры мебель. Правда, потом оказалось, что мебель, он сам выкинул в окошко. Второй, как зовут забыла, вроде, нормальный пришел, но на второй день, стал мух на коридоре ловить. Так, что, девушки, с личной жизнью, у нас – беда!

На следующий день пациенты, из первой палаты, все утро были заняты обследованием и сдачей анализов. Прибывшая с визитами родня, доставила им домашнюю одежду и девушки-пятидесятницы, стали выглядеть прилично. А, после того, как они забили принесенными из дома продуктами, целую полку в холодильнике, их социальный статус в отделении поднялся на максимальную высоту.

Вечером второго дня, после тихого часа, пациентки из первой палаты, вышли на свежий воздух.

Сидя на скамеечке, они живо обсуждали любовные драмы, о которых удалось узнать Фаине.

Потом, на прогулку вывели аутистов.

Нина Григорьевна, занервничала и сказала, что пойдет в магазин.

– Ой, девочки, какие они, все-таки – страшные. – Сказала Алла.

Аутистов было человек восемь. Все, как на подбор – круглолицые, толстые, они вертели головами по сторонам и, все время, норовили отделиться от кучи.

Санитарка, которая вывела, их, на прогулку, кричала, надрывая голос:

– Куда, куда пошел. Стой, здесь! А, ты куда? Дыши, здесь! Все дышим свежим воздухом! Никуда, не расходимся!

Фаина, качая головой, долго наблюдала, как санитарка бестолково, мечется от одного к другому, потом встала и решительно направилась к группе гуляющих.

– Не слушаются, Афанасьевна? – Участливо, спросила она санитарку.

– Да, что бы их… Ни в какую! Говоришь одно – делают другое! Куда, куда пошел, спрашиваю?

– Так! – Захлопала, в ладоши, Фаина Геннадьевна. – Все смотрят, на меня! Сейчас, мы станем в круг! Становимся, становимся! Ты – вот сюда. Ты – сюда! А, ты – сюда! Смотрите, какой круг, у нас получается. Алла, иди сюда – помогай.

– Фаина, да, ну, тебя! – Сказала Алла, но поднялась со скамейки и пошла помогать.

– Все, становимся в кружок, вокруг тети Фаины. Становись, кому сказала…

– Сейчас, мы будем играть в интересную игру! – Сказала Фаина Геннадьевна, когда вокруг нее, при участии Аллы и санитарки Афанасьевны, образовалось что-то, наподобие круга.

Переростки, тараща глаза, с интересом ждали, что будет дальше.

Когда, через полчаса, заведующий двадцать первым отделением покидал территорию центра, он с изумлением увидел, на площадке перед корпусом, идиллическую картину. Восемь здоровенных парней, играли в занимательную игру. Сначала, построившись в круг, они хором спрашивали у стоящего посредине детины:

– На чем сидишь?

– На бочке. – Отвечал центровой.

– Что пьешь? – Спрашивали круговые.

– Квас!

– Лови мышей, а не нас! – Кричали круговые и топоча, как слоны, разбегались в стороны.

Если, кого-то ловили, то он начинал водить.

Руководили процессом игры, две женщины. По одежде – пациентки. И санитарка его отделения – Виктория Афанасьевна.

Рахметов повернулся набок и, все под ним страшно заскрежетало.

– Это, же – раскладушка… Это, я сплю, а сдаваться же надо!

Он испуганно вскочил, и организм отозвался, на его порыв, рвотным позывом. Когда, он встал, то, с трудом, обретя зыбкое равновесие, подумал:

– Сегодня, до Прилуцкой, доберусь, навряд ли.

Знакомым маршрутом, он посетил туалет, потом ванную и вышел на кухню.

Валерьяныч сидел, за столом, на котором красовался хрустальный графин, с чачей.

– Вот, и борец за демократию пожаловал. Садись, будем плести нити заговора.

Рахметов подсел к столу. Валерьяныч налил. Они выпили.

– А, где Вера Павловна?

– На базар пошла.

– А где, тут, базар?

– На каждом углу. Где народ ходит, там и базар. Ну, что надумал сдаваться или – как?

– Пока, не надумал.

– Что, так?

– Муторно, как-то.

– А, я, грешным делом, подумал, что на тебя, во сне, просветление нашло.

– Валерьяныч, ведь, сдаваться все равно придется, а, то получается, что мы – в бегах.

– Это ты – в бегах, а я – в отлучке. Хотя, раз я – с тобой, то уже – минимум соучастник!

– А, максимум?

– Максимум – идейный вдохновитель.

– Кончай прикалываться!

– А, мне, не до шуток. Тут дело крымским санаторием пахнет. Будем у Кадырова овец пасти. Это, как пить дать! Ты пока спал, тебя все время показывали. Ты, как хочешь, а я подамся за «полосу».

– А, там, что делать будешь?

– Не пропаду. Только, начало августа. Еще – сентябрь, октябрь. Вообще, ни о чем заботиться не надо. А, потом, может, куда пристану. А, вот и Вера пришла!

В прихожей хлопнула дверь.

Зайдя, на кухню, Вера Павловна застала, там, пригорюнившегося Рахметова и безмятежно курившего Валерьяныча.

– Что слышно, на воле? – Спросил Валерьяныч, беря у нее из рук сумку.

– Дела чудные творятся, в Английском королевстве. – Сказала Вера Павловна, устало присаживаясь на табуретку, у окна.

– Что говорят, что пишут?

Спрашивая, Валерьяныч доставал и ставил, на стол, принесенные покупки: хлеб, сыр, сигареты и три бутылки коньяка.

– Виски, что не было?

– Хорошего не было. За виски, надо в «рублевку» идти, а там, сейчас очереди… Короче, чего я только не наслушалась.

– Ну-ну! – Поддакнул Валерьяныч, открывая коньяк, да, не абы какой, как заметил Рахметов, а армянский.

Вера Павловна подождала, пока они выпьют, и стала рассказывать.

– Короче, весь город на ушах стоит. Вот он, – Вера Павловна ткнула пальцем, в Рахметова, – главарь террористической группировки тунеядцев. Он же предводитель их боевого крыла. Позавчера пытался вывести из строя объект номер один, в Самохваловичах. Вчера, произвел диверсию, на пищеблоке, взорвав цех и пустив газ, в административный корпус. Сто убитых, двести раненых. Это вести, от представителей интеллигентного сословия.

– Мать честная! – Почесал голову Валерьяныч. – С кем знакомство свел, внукам буду рассказывать, если объявятся.

– Самые пожившие, бабки говорят, так. – Продолжила Вера Павловна. – Что на комбинат приехала комиссия, по трезвости, а они скорее все повыпивали, чтобы улик не было, и, по пьянке, за котлом недоглядели.

Вера Павловна тоже закурила.

– Другие, уверены, что ловили остатки хакеров, которые укрывались на свалке. Те оказали сопротивление и всех поубивали.

Она развела руками:

– Вот, такие версии, про комбинат. В одном, все сходятся, что стреляли, из автоматов, а никакие это не ловушки. И, что главарь «диверсантов – интернетчиков» сбежал и его, теперь, всюду ловят.

– Но это – не все. – Задумчиво продолжила женщина. – Этим «интернетчикам», значит, оказывали поддержку из-за границы и одну русскую шпионку уже арестовали, а других вычисляют. Это мне, Татьяна рассказала. Ее недавно за штат вывели, но она, все равно – в курсе.

– Тебя, юноша, где замели? – Обратилась она к Рахметову. – Помнишь?

– Помню. На Сапеги…

– Ну вот. Там, значит, банду «интернетчиков» и накрыли, а один, главарь, убёг. Я, так, понимаю, он сейчас, передо мной сидит.

– Точно. – Ударил себя по лбу Валерьяныч. – Ты же мне говорил, а я забыл – дурень.

– Про, что говорил? – Промямлил Рахметов.

– Про Малявок! Что Малявки москвичку привели!

– Ага. Да. Привели. Была. Теперь припоминаю…

Шевеля мозгами, Рахметов, страдальчески наморщил лоб.

– Ну, помнишь, через поле, шли? Ты, еще сказал, что она музыку, через свой планшет, вам врубила?

– Точно! – Ахнул Рахметов. – Еще спрашивала: «У вас «Интернет» есть?» Мы говорим: «У нас, только «Сеть», а она говорит: «Ничего, сейчас, все найдем!» Мама родная, у меня, от этой чачи, какая-то муть в голове. Еще коньяку налейте!

Выпили, не закусывая.

– Это, что получается? Это, из-за москвички все, значит. Так, я же ни при чем!

– Твои кореша, тоже не причем, а уже сидят. – Сказал Валерьяныч. – Сидят, передачи хавают, тебя дожидаются.

– Сколько арестовали диверсантов? Что говорят в народе? – Обратился он к Вере Павловне.

– Двадцать, тридцать, сорок, но не меньше двадцати.

– Да солидная, у тебя, была группировка! Тут дело расстрельной статьей пахнет.

– Отстань, Валерьяныч, что я, тебе – Пашка Морозов…

– А, я не шучу, сынок. – Сказал Валерьяныч, совершенно серьезно. – Если, на тебя по телевизору всех собак навесили, то значит – и на суде пойдешь зачинщиком.

– На суде разберутся…

– Над тунеядцами, суды проходят, в закрытом режиме. Так, что приговор, тебе уже вынесен, причем, самый суровый. Если собираешься сдаваться – я тебе мешать не буду, только подожди, пока, мы с Верой, переедем. А, там – вперед!

Рахметов затравлено взглянул, на Валерьяныча, потом на Веру Павловну, и спросил:

– Так, а мне, что делать? Мне, куда деваться?

– Куда, куда? За полосу, конечно. В городе, тебя, рано или поздно, сцапают. Тут, через пять метров – камера.

– А, делать, мне, что? Паспорта нет, деньги дома остались… Как, жить буду? А, квартира, как, же?

– У, вас, юноша, теперь, впереди, только казенная жилплощадь. – Сказала Вера Павловна, безмятежно затягиваясь и выпуская струйку дыма.

– И, за полосой, люди живут. – Сказал Валерьяныч. – В, самом, крайнем случае, можно в колхоз устроиться. Колхоз – не сахар, но и не зона, все-таки.

– Как меня без документов возьмут?

– В колхоз, Серега, не то, что без документов – без штанов возьмут!

– Точно, вы правы – надо идти, в колхоз. Не хочу на зону. – Вздохнул Рахметов.

– Точно? – Спросил Валерьяныч.

– Точно! Хочу, в колхоз! Опыт у меня, есть! Я на сельхозработах два раза был! Только, как туда добраться? Из города выбраться – как?

– С божьей помощью, выберемся, как-нибудь. Так, что, ты – со мной, что, ли?

– С тобой, Валерьяныч!

– Ладно, раз такое дело, Вера, дуй в магазин. Будем Сереге пластическую операцию делать.

Глава десятая

В среду, после утреннего совещания, у генерала, на котором, все шпильки достались, ни в чем не повинному полковнику Федосову, генерал приказал полковнику Бурому задержаться.

– Что нового? Докладывай.

– Туманову, мы вычислили. Обнаружили и ее связь. До этого, объект не попадал, в поле нашего зрения. Русские, от него, отмежевываются. Они, с радостью подтвердят, что он – агент западных или каких других, спецслужб. Так, что готовим материал, для следствия и суда, соответственно. Дальше, как прикажите. Нужно будет, резонансное дело – сделаем резонансным, нужно будет, чтобы все было без шума – сделаем, на небольшую заметку в студенческой газете.

– Хорошо, надо будет подумать. О перевербовке, не думали?

– Пока, нет.

– Подумайте. Может, в дальнейшем, можно будет заткнуть этим Жигадло, какую-нибудь, прореху.

Бурый, согласно, кивнул и продолжил:

– Собственно, по Тумановой. Информация, о местонахождении Белой-Чернышевской, до нее дошла. Теперь, ждем, какие конкретно действия, она предпримет. По наблюдениям, баба она – безбашенная, хотя и осторожная. Правда, привыкла к своим российским штучкам-дрючкам. Всякая, там электроника, сколковские нано-технологии. На нашей почве, работает впервые, так, что, мы ее контролируем полностью. Вчера, на квартире у Жигадло, разговор шел, о том, что Белую-Чернышевскую, нужно вызволять любыми способами. Возможно, она, даже, готова организовать ей побег. Более подробно, расслышать не удалось – дверь, на кухне, была плотно закрыта.

Полковник Бурый не стал, углубляться в подробности, докладывая о том, что бабу Дусю, проведшую несколько часов у двери Жигадло, в согнутом положении, не во время скрутил приступ ревматизма.

– А, это, было бы неплохо. – Сказал Пчелкин. – Побег это – хорошо! Если ей организовать побег, это будет просто замечательно.

– Полностью согласен, с вами. – Обрадовался Бурый. – Я, на всякий случай, тут, кое-что прикинул. Ведь возникает вопрос, как они могут, этот побег организовать? Поездом ее вывозить, как-то не с руки. Все-таки, у нас таможня хорошо работает. Сразу, будет видно, что мы закрыли на это глаза.

– И, сразу, начнут голосить, что мы пошли на попятный! – Добавил Пчелкин. – Нет, железнодорожный транспорт отпадает, однозначно. А, как, насчет автомобильного?

– Думали. Перевозить ее по подложным документам, это – то же самое, что везти поездом. Сразу отпадает. Можно, конечно, в фуру запихнуть, но здесь – столько сложностей. Нужен полностью герметичный тайник, что бы собаки ни унюхали. Вряд ли удастся все провернуть так, чтобы организаторы побега ничего не заподозрили. Это надо, чтобы все было гладко, месяц такой переход готовить. А, времени и у нас, и у них на это нет. Вот, мы и подумали, что остается, только один путь – по воздуху! Не через аэропорт, нет. Вертолетом.

– У них заправка, рассчитана, только на полет в окрестностях. – Заметил генерал.

– Вот, мы и проработаем вариант дозаправки. Попутно обработаем Ломако. Скажем, он и другие туристы, будут приглашены на внеплановую воздушную экскурсию. Что-то, вроде, поощрительного бонуса от отеля?

– Прорабатывайте дальше. Доложите, если, что нарисуется. Кстати, ситуацию, с этими долбанными спецназовцами обдумали?

– Так, точно, товарищ генерал! Поскольку лишние разговоры, нам – ни к чему, есть такой вариант…

Рахметов, конечно знал, что пластическая хирургия – вещь, вредная для здоровья, но даже, представить себе не мог насколько.

Во вторник, когда Валерьяныч упомянул про пластическую операцию, он, сразу подумал, о скальпеле, бинтах и вате.

И еще одна мысль мелькнула в голове:

– Интересно, они меня на кухне резать будут или в ванной?

Последовавшие, наставления Валерьяныча, Вере Павловне, несколько обескуражили его.

– Возьмешь «керосина», бутылок пять, для начала. И пива. Пиво бери «Моцнае», ну, сколько поднимешь. Чтоб на сегодня и на утро хватило. Переговори, заодно, с народом. Узнай, что, да, как, в смысле оперативной обстановки. Угости «стояльцев», они всегда – в курсе.

– Павел, ты, меня, учить будешь?

– Ладно, ладно. Чая, еще возьми.

– Валерьяныч, а, как же операция? – Спросил Рахметов.

– Не боись, будет тебе операция! Мама родная не узнает.

Когда Вера Павловна вернулась из магазина и выставила на стол шесть бутылок «Романтики», присовокупив к ним два двухлитровика «Крыницы моцнай», Рахметов слегка опешил.

– Валерьяныч уж лучше «чачу» пить, даже «чемергес», чем это!

– Забудь, Серега, о «чаче», забудь о коньяке. Теперь, будешь пить, только это.

– Почему?

– Из города выбраться хочешь?

– Хочу!

– Тогда пей, не спрашивай! Я тебе плохого не посоветую. Организм у тебя – молодой, здоровый. Выдержит!

Валерьяныч, сам, открыл бутылку «Романтики» и налил ему, почти, полный стакан. Потом налил, себе, коньяка и сказал:

– Вера, форточку прикрой. Мы, сейчас, в политику ударимся.

После второго стакана, Рахметов, видимо, под впечатлением от собственного решения, поступить на службу в колхоз, завел разговор о сельском хозяйстве.

– Нет, вот скажи, Валерьяныч, почему в России наши продукты не пользуются повышенным спросом? Я, тебе, скажу, почему! Потому, что воздвигаются искусственные барьеры!

– К нашим продуктам, привычку иметь надо! – То ли соглашался, то ли нет собеседник. – У нас, ведь, тоже, не сразу разобрались, что – к чему! Ты молодой, ты не помнишь, как все было!

– А, ты помнишь?

– Я? Я помню! Вот, возьмем манго!

– Тыкву манговую!

– Без разницы! – Отмахнулся Валерьяныч. – Как врубили гиперболоид…

– Резонансный активатор!

– И, черт, с ним! Не выговоришь… Короче, как врубили, эту штуку, в Самохваловичах, так все, без всяких удобрений поперло. Радости, у всех, было – полные штаны. Но, на первый же год, у всех дачников тыквы погнили! Понятно, растерялись все, даже правительство. Хорошо, один огородник-новатор написал в газету, что тыквы теперь надо подвязывать! На следующий год, все тыквы подвязали! Висят тыквы, на колышках, не гниют. Собрали урожай. Как попробовали, райское наслаждение! Только, никто разобрать не может, что за вкус, такой необычный? Хорошо, студенты из Южной Америки, у нас учились! Дали им попробовать. «Так, это же – манго!» – Они говорят. Так и разобрались, что – к чему! Наливай, Серега! А, ты, Вера, положи ему еще ямса!

Выпили.

Валерьяныч коньяка. Рахметов – «Романтики».

– Пивом, пивом запивай. Водка без пива – деньги на ветер. – Сказал Валерьяныч. – Ты «Картофельную панику» не помнишь, наверно?

– Помню, только смутно.

– Ясно, молодой еще был. А старшее поколение, чуть с ума не сошло. Осень пришла, начали картошку копать, а копать-то и нечего! Картошка выросла, с орех, что в шоколадки пихают. Все в панику ударились! Правительство три дня, три ночи заседало, думу думало. За границей, нас на смех подняли, мол «бульбаши» без бульбы остались. Простой народ, вообще ошалел. Шестисоточники, многие, в петлю полезли! Хорошо, один садовод-мичуринец в газету написал! Мол, так и так! Виноват, нахожусь в запое, с прошлого года. Поэтому картошку на участке, выкопать в прошлом году, не смог. В этом году, начал вести трезвый образ жизни. Решил перекопать участок, и оказалось, что картошка благополучно, перезимовала и, за год выросла так, что, с каждого куста, получается килограмм тридцать!

Валерьяныч отхлебнул, из стакана, и закурил.

– В правительстве, газету прочитали. Обрадовались. Создали комиссию. Поехали к этому огороднику, на участок, министры, академики. Стали разбираться. Оказалось, что картошка, теперь, многолетняя стала!

Валерьяныч подлил Рахметову пивка.

– Один студент, из Новой Гвинеи, у нас учился. Так он сказал, что у них, тоже, такая растет. Ямсом называется. Так, Серега, мы без картошки остались!

– Зато, теперь, с ямсом! – Сказал Рахметов.

– Это – точно! Выпьем!

– За ямс?

– За ямс, конечно!

После этого тоста, Рахметов, сначала погрузился в туман, а затем на неопределенный срок ушел в сумерки.

Во вторую ночь, проснувшись, он обнаружил, что лежит не на раскладушке, а на полу. Правда, на полу было постелено, что говорило о системном подходе, к его отдыху.

Рядом с постелью, стояла початая бутылка «Романтики» и двухлитровик пива. Подавив рвотные позывы, стаканом «керосина», Рахметов запил его пивом и, закурив, стал думать, какая счастливая жизнь будет у него в колхозе.

Допив бутылку, он уснул, погруженный в радужные мечты, а, проснувшись, снова обнаружил, рядом с собой, полную бутылку «Романтики» и недопитое пиво.

После этого, все пошло, как на конвейере. Сон, похмел, беседа с Валерьянычем, ухаживание за Верой Павловной и снова сон.

Он перестал погружаться в небытие, а перешел в сумеречный мир, где явь путалась с кошмарными сновидениями, а колотушное недомогание сменялось кратковременным облегчением.

Потом было слово.

Валерьяныч сказал:

– Ну, думаю – достаточно. Вера, ты, как думаешь?

Вера Павловна, критически осмотрела, покинувшего свое логово и выбравшегося в люди, то есть на кухню, Рахметова и сказала:

– Красавец! Только побриться ему надо.

– Ты думаешь? – С сомнением, спросил Валерьяныч.

– Для конспирации, надо. – Твердо сказала Вера Павловна. Ведь, сейчас – утро. А утром, работяги бритые, на работу едут.

– Верно. Серега, иди, брейся!

– Я не могу…

– Надо, Серега. Надо!

Рахметова, под конвоем, отвели, в ванную, где он, заглянув в зеркало, душераздирающе застонал.

Из «Зазеркалья», на него смотрело совершенно чужое лицо. Глаза, на этом лице, заплыли, щеки отвисли. Само лицо, пошло буграми и перекосилось на сторону.

– Я же говорил, что родная мама не узнает! – Радостно сказал Валерьяныч. – Теперь, хоть, под собственным портретом, грибы продавай, никто не рассекретит!

– Плохо мне, тошнит… – Стонал Рахметов.

– Вера, капни, там ему, чего-нибудь, для бритья…

Придерживаясь теории заговора, ему накапали флакон боярышника.

После бритья, вид у Рахметова, стал еще ужаснее. Операция сделала свое дело, он постарел и стал выглядеть лет на десять старше.

На кухне, на него одели тельняшку. Поверх нее розовую рубашку, с распахнутым воротом. Низ тела облачили в ядовитые, ярко-голубые джинсы и молодежные кроссовки.

Валерьяныч обошел его кругом и удовлетворенно сказал:

– Ну вот! Теперь издалека будет видно, что честный труженик, на работу, едет. Тебя бы еще «Титаником» покрасить… Но, ладно, и так сойдет!

За окном светало.

– Ну, что присядем, на дорожку?! – Сказал Валерьяныч.

– Я не буду, а то потом не встану. – Простонал Рахметов.

– Ну, тогда и я не буду. Ну, что, Вера? До скорого!

– А, что Сережа, меня, с собой, не берет? Вчера, в колхоз, ехать звал! А, сегодня уже – все! Прошла любовь!

Рахметов, молча повернулся, вышел в прихожую, уткнулся там лбом в дверь и замер, в таком положении.

Валерьяныч и Вера Павловна поговорили, еще минуты три, о чем, он не расслышал. Потом Валерьяныч вышел в прихожую, вручил ему пакетик с чем-то не очень тяжелым и сказал:

– Выйдешь из подъезда – прямо, через дорогу, на остановку. Автобус «138 Комбинат».

– А, ты?

– Я – за тобой. Едем вместе, но порознь. Я – в среднюю дверь, ты – в заднюю. Выходим на остановке « Концевая». Короче, я выйду – ты тоже выходишь. Я – впереди, ты – за мной! Потом, дам отмашку – подойдешь. Понял?

– Понял…

– Увидишь ментов, не отворачивайся. Глаза опусти, но не отворачивайся. Понял или нет?

– Понял.

– Ну, все, Вера, мы пошли. Закрой, за нами.

Час был ранний, но на остановке уже ежилось, от рассветного холода, изрядное количество народа. Рахметов ужасно стеснялся, собственной внешности, но понимая, что так надо, пересек проезжую часть и стал на остановке.