Текст книги "Тропа тунеядцев. В августе 34-го. Из жизни контрразведчиков"

Шендик положил пускатель на стол и вытер руки тряпкой.

– А, ты, что приуныл? – Спросил он, залезая в шкаф.

– Не так все пошло. – Сказал Мышковец, печально. – Главное, чувствую, что что-то – не так, а, что понять не могу. Вот, только, когда к тебе шел, сообразил.

– Что – не так?

– Понимаешь, понял – научный процесс, идет не так. Ты меня давно видел?

– Дня три не виделись. – Подумав, сказал Шендик.

– Вот, то-то, и – оно! Я, как зашел, во вторник, в лабораторию, так, только сегодня вышел. Попал в безвыходное положение. Понимаешь?

– Что, коньяк, несортифицированный попался? – Озабочено, спросил Шендик, ставя бутылку на стол. – У меня – нормальный. Сейчас сделаем промывку организма.

– Не в коньяке – дело. – Покачал головой Мышковец. – Малявки пропали. Это я только сейчас понял, когда к тебе шел.

– Так, ты, что со вторника – без закуси? Четыре дня – на одном спирту?

– А какой сегодня день?

– Пятница.

– Выходит, что так. Сначала, в холодильнике, что-то было. А, потом… Понимаешь, глаза открою, вижу – лаборатория! Значит, все в порядке. Наливаю и пью смело. Только, со временем сообразил, что все мелькает, как в кино. Вышел наружу – ноги не держат. Пока шел, додумался – нет Малявок.

– Подожди, я в столовую позвоню. – Прервал его Шендик. – Пусть принесут чего-нибудь.

– Я, из столовой, есть, не буду. – Упрямо сказал Мышковец. – Там, теперь, одна Спиридоновна осталась. Той дряни, что она готовит, даже свиньи, в подсобном хозяйстве, не едят. У тебя, колбаса есть?

– Тебе колбасу, сейчас нельзя. Заворот кишок будет. Супчика тебе надо.

– Ладно, «Ролтон» есть?

– Позвоню – будет. Уж, «Ролтон» Спиридоновна заварить сумеет.

– Еще, надо выяснить, куда мои референты пропали. Позвони начальнику безопасности. Пусть идет сюда. Развели бардак! Я, им, покажу!

Когда, минут через сорок, начальник службы безопасности, полковник Лиловик, вошел в кабинет Генерального, академик устало, хлебал из супницы, что-то химическое.

Полковник, не дожидаясь приглашения, присел напротив и участливо взглянул на него.

– Леня! – Бросил ложку Мышковец. – Что за дела! У нас люди пропадать стали!

– Не может быть. – Удивился Лиловик. – У нас, пропадать некому – все на сельхозработах. Из гражданского персонала, только уборщицы остались.

– Мои референты пропали. Где они?

– Где-где? В тюрьме. – Беззаботно, сказал полковник.

– В какой, еще – тюрьме.

– В обыкновенной. По подозрению в шпионаже и диверсионной деятельности.

– Ваня, наливай. – Сказал Мышковец.

Пока, Генеральный Директор и Генеральный Конструктор выпивали, Лиловик, в общих чертах, ознакомил их с ситуацией.

– Придется, тебе, новых референтов подыскивать. – Сказал он, в заключении.

Василий Павлович поковырялся в ухе и сказал:

– Это, тебе, придется новое место работы подыскивать.

– Почему? – Удивился полковник.

– Допустил шпионов, на объект. Вот – почему! Такое, с рук, не сходит.

– Так, какие они – шпионки? – Возмутился Лиловик. – У нас, муха не проскочит!

– Вот и думай, теперь. – Сказал Мышковец. – Мне новые референты ни к чему. Такие котлеты и голубцы, как мои Малявки, никто не приготовит. А, какие супчики они варят!

Академик вздохнул, раздраженно глядя в супницу, с «ролтоном».

До полковника, наконец, стало доходить.

– Это, кто интересно, там – такой умный нашелся? – Сурово сказал он. – В самом деле, ерунда, какая-то, получается. Малявки, они, же – вдоль и поперек проверенные… Активно сотрудничают.

– Это ты, Леня, после запуска поглотителя, расслабился. – Сказал Мышковец. – Обрадовался, что рубильник, теперь, сторожить не надо.

– Ага, не надо! – Покосился на генерального конструктора, полковник. – Еще не известно, как этот поглотитель сработает. Народ, конечно, немного успокоился, но все равно тревожится.

– Не боись, Леня, все сработает. – Заверил Лиловика, Шендик. – На этот раз, импортные составляющие задействовали. Никаких «Интегралов» и «Транзисторов».

– Нет, в самом деле – ерунда какая-то! – Сказал полковник, и его лицо стало суровым. – Позвоню я, Бурому. Если это он волну гонит, то, тогда я не знаю… Не знаю, что я с ним сделаю! Он хлопец здоровый, но от природы. А, я, как-никак штангой и боксом занимался.

– Значит – так! – Сказал Василий Павлович. – Готовь запрос. Надо наших девочек вытаскивать. Галушек хочется. И пампушек. Процесс затормозился. Короче, пиши, что хочешь – я подпишу.

Когда полковник Лиловик ушел разбираться, между двумя научными светилами, завязалась производственная дискуссия.

Как всегда, она свелась к выяснению одной причины – кто больше виноват, в том, что нация, в свое время, оказалась на грани исчезновения.

Генеральный конструктор, напирал, на то, что в проекте были допущены ошибки.

Академик возражал и указывал на то, что сборка была некачественной.

– Задание, было, какое? – Горячился Генеральный Конструктор, опрокидывая, на стол, рюмку с коньяком.

– Какое? – Сверлил его взглядом академик.

– Возвести объект, опираясь, на собственные ресурсы. А, «Интеграл», что может?!

При слове «Интеграл», Василий Павлович опустил глаза и вздохнул.

– Вот, то-то – оно! – Вздохнул Иван Владимирович. – Но, поглотитель, построен из импортных компонентов.

– Так, что есть надежда? – Спросил Мышковец.

– Есть, Вася. – Ответил Шендик.

Они выпили и посидели молча.

Молчание прервал Мышковец.

– Знаешь, Ваня, что я думаю?

– Что?

– Если бы не этот чертов «Фикус», крутили бы мы, с тобой, провода, где-нибудь на стройке… А, так, мы, теперь – кто?

– Кто?

– Мы, с тобой, не какие-то инженеры-электрики, а секретные физики, Ваня!

– Это, ты здорово сказал! Выпьем?

– Наливай!

Глава пятнадцатая

Насчет продовольствия, подполковник Скрипак, не подвел. В субботу, утром, на агроусадьбу «Дюна» прибыл грузовичок, с рефрижератором, вместо кузова.

Когда машина, въехала, на территорию, обеспокоенный капитан Матюхин, поспешил ей навстречу.

– Это, что, еще – такое? Пинчурело, ты, за воротами, смотришь?

Тут он разглядел, за рулем, улыбающегося, во весь рот, младшего сержанта Янушко.

– Вот, те – на! – Удивился Матюхин.

– Здрасте, товарищ капитан! – Поздоровался Янушко, вылезая из кабины.

– Сашка, ты откуда?

– Из Минска. Продовольственная доставка.

– Чего привез?

– Не знаю, точно. Тут, у меня – документы. – Янушко полез обратно, в кабину. – В них, капитан Труба, должен расписаться.

Когда он вылез, обратно, вокруг уже собрался народ.

Все «московские», наперебой, здоровались с ним, за руку. Прапорщик Глушеня, тоже, не побрезговал.

– Ну, как, там – дела?

– Что, в управлении, слышно?

– Так, это, я не знаю. Прикомандировали же меня.

– Да, ну! Куда?

– При комитете, я – теперь!

– Вот, это – да!

– Так! Расходимся! – Раздался голос Трубы.

– Так, это, что – продукты? – Спросил он, когда народ разошелся.

– Так – точно, товарищ капитан!

– Что – в машине?

– Вот – накладная! Сказали – расписаться.

Разгружая, машину милиционеры ворчали, на водителя, который, по их мнению, «зазнался» и не принимал в этом участия.

Сам Янушко, доказывал ворчунам, что ему, этих деликатесов, попробовать не придется, поэтому, его дело – сторона!

Где-то, ближе к концу разгрузки, возле грузовичка, появился Румын, который отсутствовал, в самом начале.

Он попытался оказать, милиции, посильную помощь, но его, совместными усилиями, отогнали. Как ни цеплялся, он, за свиную полутушу, как ни просился, чтобы ему позволили поднести коробочку, его оторвали от двери склада и вытолкали подальше.

Огорченно провожая, взглядом, все, что исчезало в недрах хранилища, Румын, вдруг обратил внимание, на странное поведение водителя.

Повернувшись, к нему, боком, тот, как-то странно, дергал глазом. Потом, заметив, что взгляд скаута обращен на него, водитель отошел в сторону и что-то уронил в траву.

– Точно, как – я забыл! – Хлопнул себя по лбу Румын.

– Сашка, это, в пакете, твое или привозное? – Окликнул, Янушко, один из грузчиков.

– В кузове, все – ваше! Мое – в кабине! – Откликнулся тот, сделав шаг в сторону и, на короткое мгновение, обратив взгляд, на спрашивающего.

Когда он, снова взглянул, в сторону Румына, то не обнаружил последнего. Растерянно, озираясь Янушко, заглянул в траву. Мобильного телефона, в том месте, где он его уронил, не было.

Через полчаса, когда Труба и Матюхин, расстелив на бильярдном столе карту, обсуждали план оперативных мероприятий, в дверь постучали.

– Да! – недовольно откликнулся Труба.

Дверь распахнулась, и, в бильярдную, ввалился разгоряченный прапорщик Мелешко.

– Нашел Хоменюка? – Торопливо, спросил Труба.

– Нет! – Радостно, помотал, головой, прапорщик. – Из бухгалтерии приехали. Командировочные выдавать будут! Спрашивают, где, им, можно расположиться?

– В холле. – Ответил Труба. – Что – с Хоменюком?

– Ищут. Так, значит, сюда, вести бухгалтерию?

– Не сюда, а туда! – Показал пальцем, в холл, Матюхин.

– Ясненько. – Сказал Мелешко и, пятясь задом, выбрался из бильярдной.

– Ну – все, еще один день – насмарку! – Обиженно сказал Труба.

Лейтенант Слизкий, получив, по факсу, список имеющихся в наличии, на территории республики, бывших жителей деревни Антонишки, к своей радости, обнаружил, в списке, Зеленко Николая Андреевича, пенсионера, работающего сторожем, на четвертом комбинате.

– Это – точно, тот самый Зеленко, что дежурит, на свалке. – Обрадовался Слизкий. – Вот – удача, так – удача!

По дороге, на комбинат, его душа рвалась наружу, видимо, желая опередить тело лейтенанта и скорее приступить к поискам таинственного убежища, подрывных элементов.

Без труда, припарковавшись, Слизкий достал, из багажника, предусмотрительно захваченные из дома, сапоги, и, переобувшись, ринулся, на полигон.

На полигоне, было людно. У палатки, рядом с небольшим костром, сидели трое. Вдали, среди отвалов, виднелись, еще, люди, которые что-то гребли лопатами.

Не замечая удушливых ароматов, лейтенант приблизился к костерку и, с одного взгляда, опознал Зеленко.

Тем, не менее, он спросил, прервав, обстоятельную, беседу:

– Зеленко Николай Андреевич – кто?

– Я – Зеленко! – Бесстрашно, признался дед, с огромной, капустной, сигарой-самокруткой, в зубах.

– У меня, к вам – разговор.

– А, ты, сынок – кто?

Слизкий, молча, предъявил удостоверение.

– Комитет безопасности, значит? – Обрадовался сторож. – Это, мы, всегда – пожалуйста!

Двое собеседников Зеленко, переглянувшись, поднялись и, волоча за собой лопаты, потянулись вглубь полигона.

– Я думаю – ты, у меня, спросить, чего-то, хочешь? – Поинтересовался Зеленко.

– Точно! – Подтвердил Слизкий.

– Ну, давай, спрашивай!

– Вы – местный старожил. Когда-то, жили здесь, в Антонишках. Теперь, здесь, работаете. Наверно, все, вам, известно, как раньше было, и, как, теперь стало?

– Да. – Задумчиво, сказал дед. – Жил я, здесь, когда-то. Теперь, видишь – работаю. Не могу расстаться, с родиной! А, как, все было, конечно, помню!

– Тут, до комбината, что было?

– Сначала, было поле, и ничего, не было. Потом ТЭЦ построили. И, еще, чего-то строили, только, не достроили, и получились руины. Вот – как было!

– А, что не достроили, не знаете?

– Бог, его знает. Никто, даже, как эту недостройку строили, не помнил. Оно, все, вроде, как, само, появилось. Вчера, еще, не было ничего, а утром проснулись – колонны стоят и в земле колодцев понатыкано.

– Колодцев? Каких колодцев? – Заинтересованно спросил Слизкий.

– Каких, каких? Не колодезных, понятно, а таких, больших, подземных, технических. Сколько, туда, грибников попадало! Не счесть!

– Значит, до начала строительства комбината, здесь имелись, многочисленные подземные сооружения? – Подытожил лейтенант.

– Вот, именно! Как, ты, сказал, так и было!

– Я, вас, не тороплю. Вы подумайте, может, здесь и бомбоубежище, раньше, было, бункер подземный.

– Как, не быть, конечно, было! Ты, сам, подумай – ТЭЦ, стратегический объект! Конечно, был бункер! Как – без него.

– Где был, конечно, не помните?

– Сынок, я не то, что не помню, я, даже, не знаю, где он находился! Это же – секретная информация, государственного, значения!

– Да, да. – Задумчиво, кивая, согласился Слизкий.

– Ты, товарищ, зайди, денька через два. Я, тут, на досуге, все обдумаю. Может, домой, как попаду. Там, с бабкой посоветуюсь. Может, и она, что вспомнит!

– Вы, что же домой, редко ходите? – Поинтересовался Слизкий.

– Так, со вторника, как, меня, сюда, поставили, так дома и не был! – Подумав немного, сказал Зеленко.

– А, живете, как? Чем питаетесь?

– Чем, бог пошлет. Ты глянь – где работаю! – Сделал, размашистый жест рукой, сторож. – Тут, питания – завались!

Слизкий изумленно уставился, на горы, отходов производства. В голове, у него, все, перемешалось.

– Не туда смотришь, лейтенант. – Успокоил, его возбужденное сознание, дед. – Я, про комбинат, в целом, говорю. Тут, у нас, хлеб пекут, соусы да «лечо», всякие делают. А, дедушке, кто откажет. Подкармливают старика, потихоньку! Вот и несу службу, не щадя сил.

– Это, вы – молодец, товарищ Зеленко. Проявляете служебное рвение!

– А, как, же!

– Давайте, договоримся. Вы, еще, подумаете, над нашим разговором. А, я зайду, к вам, через пару дней!

– Заходи, конечно. Вот, чует моя душа – обязательно, что-нибудь, вспомнится!

Как, только, комитетчик скрылся, за забором, к палатке, подтянулись суточники.

Из старожилов, переживших психическую атаку, остались, только Сапунов, Бабанский, Толик – Спиртовоз и Коля – Колхозник, отбывающий свои последние сутки.

– Ну, чего спрашивал?

– Да, братцы – дела! – Задумчиво, сказал Зеленко.

– Не тяни – выкладывай!

– Чего, опять, стряслось?

– В этом деле, без ста грамм, не разберешься.

– Наливай, Толик! – Скомандовал Сапунов, который, после ухода Румына, на повышение, держал кассу.

– Дела, мужики – серьезные. Это, ведь, не мент, а особист был!

– Да, знаем, мы!

– Секретный бункер, они ищут!

– Сдурел, Андреич?

– Это – я то сдурел? Меня, конкретно, спрашивали, как сторожила – какие подземные сооружения, тут, до комбината были? Ходил, вокруг да около, а потом, прямо, спросил: «Про бункер, знаете?»

– Да, ты – что?

– Так, а, я – о чем? Сказал: «Вспоминайте, дедушка. Я, к вам, еще зайду!»

– И, чего – теперь?

– Я, так, думаю – есть бункер, где-то. Только, потерялся!

– Как, он, потеряться мог? – Выразил сомнение Толик.

– Элементарно! – Сказал Бабанский. – В нашей стране, все, так засекречено, что одно ведомство, не знает, что делает другое! Комбинат строили, авралом, вот и засыпали ненароком! Теперь опомнились и ищут!

– Чего, тут, у вас было? – Раздался голос, за спинами, собравшихся.

Подошедший молодой парень, в синей робе, заинтересованно крутил головой.

– Тебе чего?

– Чача есть?

– У, вас, же чемергес – свой!

– Сантехники, чемергес пьют, только тройной очистки! – Гордо сказал парень. – А сегодня – облом, все разобрали.

– Сейчас, нальем. Тебе, сколько?

– Полторашку. Этот, вчера, к нам, тоже заходил! Пилиповича расспрашивал.

– А, чего спрашивал?

– Я, не вникал. Про подземные коммуникации спрашивал.

Полигонщики переглянулись.

– Пойду, переговорю, с Пилиповичем. – Сказал Зеленко, озабоченно.

На совет патриархов, проходивший в раздевалке сантехников, собралось множество заинтересованных лиц и, просто, любопытных.

Зеленко и Пилипович, сидя на унитазах, друг против друга, обменивались мнениями.

– Он у тебя, про подземные сооружения спрашивал? – Задал вопрос Пилипович.

– Спрашивал! А, у тебя спрашивал? – Задал, встречный вопрос, Зеленко.

– У меня, спрашивал, нет ли, каких левых колодцев, которые не открывали. Я еще подумал, про те, что, от теплотрассы остались, где чемергес, теперь, гонят…

– У меня, конкретно, про бункер, спросил!

– А, я, все думаю, чего ему понадобилось! Все, окольными путями, выспрашивает и выспрашивает!

Раздвинув народ, в круг, вошел Михалыч. Подтянув третий унитаз, уселся и включился в беседу.

Опросив Пилиповича и Зеленко, по очереди, Михалыч задумался.

– У нас, на полигоне, один, страшно, образованный мужик лопатит. Так, он говорит, что когда ударно, строили, могли, что угодно присыпать. – Припомнил сторож.

– Ясно, что это, все – не с проста! – Изрек Михалыч.

– Думаешь – есть бункер? – Поинтересовались слушатели.

– Да, как, ему, не быть, если «контора» ищет!

– Может, там – золото партии? – Высказал догадку, еще кто-то.

– Только, не надо нагнетать, атмосферу! Она и так – под напряжением! – Сурово, сказал Михалыч. – Будем думать, как нормальные, без аномальных предположений! Бункер – есть! Причем, где-то, рядом. Может, у нас, под ногами. Золото партии – вещь опасная, оно нам, без надобности. Но если, это бункер военный, он, даже без золота, таких деньжищ стоит! Не передать, словами!

– Кому, он нужен, без золота! – Пренебрежительно заявил, кто-то, из молодых.

– Сынок, золото придется, государству, сдать. С золотом, от государства, никуда, не скроешься! Может, с него, даже, проценты не обломятся! Какой, почетной, грамотой наградят и разрешение на выезд оформят. Для отдыха в Турции…

Собрание, отозвалось, на слова Михалыча, гулом согласия.

– Но, если, это – бункер военный… Да, еще, с советских, времен! О-го-го! Представляете, сколько, там – металла? В те времена, ничего не жалели, на оборонку. Там, не только – медь, свинец, алюминий, там – вся таблица Менделеева!

Народ тихо ахнул. Наконец, до собравшихся дошло, куда клонит Михалыч.

– Да, это же, какие деньжищи, под нами, закопаны! – Ужаснулся Пилипович.

Он, даже, чуть не протрезвел, ошеломленный, открывающимися перспективами.

– Ты, Игорек, советские кабели, помнишь! – Спросил, его, Михалыч.

– А – то! Там, телефонная жила – толщиной в палец!

– Короче, бункер надо найти, до того, как его найдут… – Михалыч замялся. – До того, как, его найдут, другие!

– Как, к этому, власть отнесется? – Опять засомневался, кто-то, из молодых.

– А, ну – цыц! – Повысил голос Михалыч. – Власть, нам, только, спасибо скажет, если, мы ей окажем помощь, в поисках. Оборудование, там – устарелое, списанное. Мы же бункер, никуда, переносить не собираемся?! Правда, ведь?! Пусть забирают, его, себе!

– Правильно, Михалыч!

– Бункер, и бункер! Кому, он нужен!

– На огороде, не поставишь!

– Короче, металл – наш, по любому! А бункер государственный, так пусть, он, государству и остается! – Разделил сферы интересов Михалыч.

– Теперь, надо решить, что делать будем, когда найдем. – Перевел, он, разговор, в другую плоскость.

– Чего, чего?! Сдавать будем!

– Ага! Сдавать?! Как, только найдем, народ кинется и – копец! Засветимся сразу! Начальство пронюхает – конторским настучит! Все! Конец предприятию!

– Это – точно… Народ кинется… И свои, и не свои, полезут!

– Тут, надо, действовать организованно. – Сказал Михалыч. – Организованно, планомерно и целенаправленно. Что, нужно, сделать, в первую очередь?

– Что?

– Определить круг лиц, которые получат, от этого дела, дивиденды. Чтоб, все разделить, по честному, а не по совести. Если, друг у друга, кусок рвать начнем, то накроемся медным тазом!

– Точно!

– Правильно!

– Это, ты, Михалыч, в точку сказал!

– Поэтому, предлагаю, не сходя с места, провести учредительное собрание и избрать совет директоров!

– Правильно!

– А, как – это?

– Как, как? Каком! От всех цехов представители есть?

– От всех, вроде…

– Не вроде, а давай смотреть!

После переклички, выяснилось, что представители, всех трудовых звеньев, на собрании, присутствуют.

Из самых достойных, был избран президиум, в составе десяти депутатов, от производства.

Им, сразу, был дан наказ, что каждый должен рекомендовать, еще, двоих кандидатов в помощники депутата – по человеку, от каждой смены.

Михалыч, был избран председателем учредительного собрания.

Пилипович и Зеленко, при всеобщем согласии, получили должности почетных президентов.

– Все, кто сидит, на чемергесе, из числа акционеров, исключаются сразу и безоговорочно! – Заявил Михалыч уже в качестве председателя.

– Правильно, зажрались суки! Попили, нашей кровушки! Хватит! – Единогласно одобрило, инициативу председателя, собрание.

После этого, из числа получателей дивидендов, были исключены ударники производства.

– Им, и так хватает!

Потом исключили непьющих.

– Нашто, им, гроши, кали не пьюць?

– Правильно, им, деньги не нужны!

Еще, был задан, такой вопрос:

– С бабами, что будем делать?

– Женщин, надо оградить, от ненужных переживаний! – Сказал председатель. – К, чему, им, эти, ненужные заботы? У всех – семья, дети. Пусть живут, как жили! Спокойно, без волнений!

– Вот, это – правильно!

– Мало того, что муж пьяница, так, еще – бункер, им на шею!

– Им, вся, эта, чехарда, ни к чему!

– Еще раз – напоминаю! – Сказал, закрывая собрание, Михалыч. – Поиски ведем планомерно, спокойно, не привлекая внимания. Главное, что бы, все было тихо!

В субботу утром, Павел Степанович, воздержавшись от водки, пил, только чай.

– На Ленинские горы пойдем. – Пояснил он свое поведение, пряча бутылку с остатками водки, в рюкзак.

– Где – это? – Спросил Рахметов.

– Лесок, один, так называется. – Сказал Степанович. – Сейчас, вторую кольцевую, перейдем и – сразу, за ней.

Переходили, дорогу, открыто. Рахметов, бравируя, отвагой, даже, задержался на обочине, поочередно, взглянув направо и налево, не сомневаясь, что будет зафиксирован камерами наблюдения.

– Смири свою гордыню, сынок! – Отвесил ему подзатыльник Степанович.

Впрочем, сделал, он это беззлобно, видимо понимая душевное состояние спутника.

За дорогой, метрах в ста, огражденный, двумя рядами барьера безопасности, стеной, стоял лес.

Они аккуратно подлезли под ряды проволоки и подошли к опушке.

– Вон, она – тропа! – Сказал Степанович. – Хорошо вышли. Вон она – начинается.

– Степанович! – Спохватился Рахметов. – У тебя, же – водка, в рюкзаке!

– Ну, и – что?

– Говорят – с водкой, в лес, нельзя.

– В принципе – верно. Только, водка не у тебя, а у меня. А, я, один раз, на автопилоте, всю Налибокскую пущу прошел! Правда, потом целый месяц, весь зеленый, ходил… Так, что та малость, что, у меня в рюкзаке – нашему движению, не помеха. Пошли, Серега!

Плотно сомкнув кроны деревьев, у них, над головами, лес тихо шелестел. Не то, чтобы приветливо, но, довольно, нейтрально. Вдоль тропинки, ковровыми дорожками, росли мелкие кактусы, за ними располагался травяной ярус. Здесь буйствовали копытень и подснежники. Их огромные, величиной с зонтик, блестящие листья клонились к тропе, мягко покачиваясь, когда путники проходили мимо.

Время от времени, из чащи, вылетали волнистые попугайчики и порхали, над головами, с любопытством разглядывая пришельцев. Прочие птахи щебетали, в зарослях, не показываясь на глаза.

– Здорово! – Восхищенно, сказал Рахметов, крутя головой, по сторонам. – Я, в лесу, сто лет не был. Я вообще, только, до эволюции был. Еще, когда был маленький. И, то пару раз.

Дорожка была широкой, но Степанович шел не спеша. Он, тоже, поглядывал по сторонам, только без любопытства, а, так, словно радовался возвращению в родные пенаты.

Путеводная тропа уводила, их, все глубже в лес. Постепенно, поднимаясь в гору, она замысловато петляла, обходя переплетенное лианами, мелколесье.

В одном месте, дорогу им перешла игуана, в другом, на пути попалась стайка цесарок. Они долго перебегали, перед ними, не сходя с тропинки. Потом, видимо, решив, что эти бескрылые достанут их, своим монотонным движением, прижались к обочине и пропустили их вперед.

Постепенно, полог леса, над ними, стал реже. Впереди образовался просвет. Листья копытня, по краям дороги, уступили место папоротникам. Клены и ясени стали расступаться, и вскоре путники вышли на поляну.

Это, была, даже, не поляна, а редкая дубрава с монументальными дубами. Прямо на входе, возвышалась сложенная из камней, кривобокая пирамида, похожая на чум, с православным крестом на макушке.

– Это – чего? – Поинтересовался Рахметов.

– Часовня. – Коротко ответил Павел Степанович, проходя мимо. – Православная.

Дальше, на открытом месте, возвышалось кирпичное пирамидальное сооружение, похожее, силуэтом на первое, только аккуратное. Крест, на верхушке, постройки был католический.

– И, это – часовня? – Спросил Рахметов.

– Ага! – Подтвердил Степанович. – Католическая.

– А, там дальше, смотри – чего! – Воскликнул Сергей.

– Тут, всего хватает. Смотри не споткнись.

Дальше возвышалось, что-то похожее на холм из булыжников.

– Это ступа. Буддийская. – Пояснил Степанович. – А, там дальше, видишь – палатка? Это, типа – синагога…

– Степанович, мы, что, сюда, молиться пришли? – С тревогой, в голосе, спросил Рахметов.

– Молиться, не молиться, а дань отдать надо. – Сказал Степанович.

– А, у нас есть?

– Что?

– Дань, эта самая? У меня ни копейки нет…

– Серега – в стране чудес… – Пробурчал Степанович. – Дань уважения, отдадим или, как в моем случае – дань неуважения.

Они подошли к небольшому памятнику, стоящему за могильной оградкой. На невысоком постаменте, стояло изваяние кучерявого паренька, похожего на херувима.

У подножья постамента, валялось несколько мотков колючей проволоки, скрученных наподобие похоронных венков.

Глядя на памятник, Степанович тяжело вздохнул. Рахметов, тоже, вздохнул, в знак солидарности.

– Ты чего? – Ошарашено, спросил Степанович. – Скорбишь, по этому гаду, что ли?

– А, это кто такой, если честно? – Спросил Рахметов. – Может родственник твой? Я подумал, ненароком, может – сын.

– Чур – тебя! Неужели не узнал? Хотя, конечно… Ты, ведь, октябренком не был! Сразу в комсомол пошел. А я его портрет на груди, сколько лет носил. Пока галстук, на шею, не повесили.

– Так, кто – это? Вы, Павел Степанович, говорите, так, словно я его знать должен?

– Представляю, тебе, Серега, Володю Ульянова. Маленького Владимира Ильича. Будущего Ленина. Основателя тунеядческого движения, на шестой части суши. Не моргай. Ленин – это. Только, еще в отроческом возрасте. Это он, таким в детстве был, пока в тунеядцы не подался.

– Нас в школе учили, что Ленин, положил начало белорусской независимости.

– Это тоже – правда. Развалил, умница, империю, глазом не моргнул.

– Я не пойму, Степанович, что тунеядцы, с этим Лениным, носятся? Белоэмигранты, в Москве, вон собираются мавзолей, к нам переносить.

– Ну, это они, там, в Москве, просто стебаются. А, что касается, твоего вопроса, насчет Ленина, могу пояснить. Ты, ведь, когда второй указ вышел, еще в школу ходил? Значит, не помнишь, как гайки закручивать стали! Ведь, главное, никто против не был. Надо, так – надо! Понятно, население уменьшилось. Пульсар, в Самохваловичах, жарит на всю катушку, и его не остановишь… Все прет, прямо – не в себя. Убирать урожай некому… Только, не понятно, чего они к этому слову «тунеядец» прицепились? К тому же перегибы были… К тому же многие обиделись, что их так называют. Особенно художники, писатели, которые – не при власти, а сами по себе. Хватало недовольных – лоточники, кустари, шабашники. Вот, один химик, из похоронного бюро, и нахимичил. Коммунисты седьмого ноября Ленину венки возложили, как положено, в честь Октябрьской революции. Уже расходиться надумали. Потом смотрит кто-то на лентах, вместо приветствий вождю, другие буквы проступают.

– Вождю, какого племени, приветствия?

– Серега, помолчи… Ты, что не знаешь, что Ленин – вождь мирового пролетариата.

– Что за пролетариат?

– Тунеядцев, так, еще в древнем Риме называли. Потом, в новое время, всех бездельников, называть, так начали. В принципе, между пролетарием и тунеядцем разница небольшая. И те, и другие плевать хотели на государственные структуры. Только пролетарии агрессивные, а тунеядцы – пацифисты.

– Понятно. – Сказал Рахметов, хотя было видно, что он мало, чего понял. – А проступило, чего?

– Чего, чего? Проступило разное. «Великому тунеядцу Ленину, от благодарных последователей» и – «Владимиру Ильичу, основателю тунеядческого движения, от благодарных потомков». Народ, который, на митинг согнали, прямо в восторг пришел. Потом, в течение недели, ко всем памятникам, в стране, похожие венки возложили. Поддержали начинание!

– Я, вот, Степанович, не пойму – этот Ленин, он при чем?

– Сынок, Ленин всю жизнь нигде и никогда не работал. Сидел на шее у матери. Потом был на содержании у сестры и жены. Тунеядец – в чистом виде. Потом, опять, не работал – общак, партийный держал. Сталин, тут, грабил, а он в Женеве жил, за награбленное. Посуди сам, где – справедливость? Одним памятники ставят, а других, за то же самое – на лесоповал!

Степанович ухмыльнулся:

– Так, и получается, что с тунеядцами боремся, а главный тунеядец, на главной площади, стоит. Хорошо, что, хоть, не с протянутой рукой.

Они, еще немного постояли, размышляя, каждый о своем. Потом, вдали замелькало что-то оранжевое. Вскоре стало ясно, что это человек в оранжевых шмотках. Сам он был, то ли лысый, то ли бритый наголо. Когда человек, приблизившись, молитвенно сложил ладони и поклонился, Рахметов решил, что он скорее – бритый. Оранжевые шмотки оказались обычным рабочим костюмом дорожного рабочего. На шее у человека висела матерчатая лента, покрытая таинственными письменами.

– Привет, Пандита. – Приветствовал, бритого, Степанович.

А, Рахметов, чтобы сделать человеку приятное сказал:

– Харе, Кришна!

Бритый, снисходительно улыбнулся и погрозил Рахметову пальцем.

– Привет. – Сказал он, обращаясь к обоим, а потом еще раз поклонился и пожал Степановичу руку.

– Рад приветствовать, вас в роще Победоносных. – Сказал он. – Какими судьбами, Степанович?

– Путями, стремления к совершенству. – Серьезно ответил тот и спросил:

– Мне никто, не звонил?

– Звонили. Только, не по делу. Так, интересовались. А, после, того как на твои поиски, специальную бригаду отправили, просто перезвон начался. – Ответил Пандита.

– Ну! Не может быть! – Обрадовался Степанович. – И – что? Где их искать?

– А ничего. Сидят в столбцовской Слободке, водку пьют.

– Что, совсем не ищут? – Обиделся Степанович.

– Почему, ищут. Вроде, по окрестным деревням проехали. Вот, про него, – Пандита кивнул, на Рахметова, – про тебя и про тропу спрашивали.

– И – все?

– И – все!

– Ясно. – Сказал Степанович и полез в рюкзак.

Он достал оттуда несколько пакетов и сверток материи.

– Это, тебе – на хадаки. – Сказал он, протягивая материю, бритоголовому. – А, тут – чай, настоящий и кофе.

– Да, вот, еще! – Спохватился Степанович, доставая бутылку с остатками водки. – Возьми, может, подольешь в светильники или побрызгаешь, где надо.

– Сойдет. – Сказал Пандита. – Подольем и обрызгаем. Пошли, что ли, покурим.

– Времени мало. – Сказал Степанович. – Перед образом Великого Злодея, мы постояли – хватит. Помолись, тут за нас, а мы пошли.

– А, как, же – помолюсь. Молодой человек, какого вероисповедания будет.

– Ты – кто, Серега? – Спросил Степанович.

– Ась?

– В какую церковь ходишь, спрашиваю?

– А – это! В православную. По идее.

Позже, когда поляна со святынями осталась позади, Рахметов спросил: