Текст книги "Империя должна умереть"

Масоны. Инсталляция

Открытая политическая дискуссия, привычная в 1905–1906 годах, в 1907-м исчезает. Все разговоры намного чаще ведутся тайно – за закрытыми дверями, в частных клубах.

Разочарование в политике возвращает к жизни старое увлечение – масонские ложи. Масоны существовали в России еще в XVIII веке, в начале XIX века это важный культурный тренд, описанный Толстым в «Войне и мире». Однако в 1822 году Александр I запретил любые тайные общества – и традиция прервалась. Через 85 лет, после роспуска первой Думы, либеральная интеллигенция вновь завозит масонство из Франции. После роспуска второй Думы расцветает тайная масонская жизнь.

8 мая 1908 года в Петербург приезжают масоны Бертран Сеншоль и Жорж Буле, чтобы официально открыть в России самостоятельную ложу «Северная звезда». Церемония происходит дома у знаменитого адвоката Василия Маклакова (это он вел ночные переговоры со Столыпиным, пытаясь спасти Думу от роспуска). Маклаков – депутат и третьей Думы тоже, именно поэтому выбрана его квартира; скопление народа днем у депутата не должно вызвать подозрений. Для постоянных встреч масоны снимают квартиру – прямо над офисом думской фракции кадетов. Еще одну ложу – «Возрождение» – французы открывают в Москве.

Один из первых масонов «новой волны» Давид Бебутов очень гордится тем, что все удалось провернуть тайно (хотя новоявленные масоны обедают в самых многолюдных ресторанах на виду у публики): «Почти на глазах Столыпина и его многочисленной охраны, при всех строгостях всяких собраний, было организовано по всем правилам, с полным ритуалом масонство. Масоны устраивали ложи в двух столицах, а правительство со Столыпиным ничего не подозревало».

Тем не менее слухи о масонах распространяются быстрее, чем сами ложи. Правая печать вспоминает термин «жидомасоны», придуманный еще во время правления Александра I, – теперь так называют почти всех немонархистов, которых ненавидят черносотенцы: евреев и интеллигентов-западников. В Думе тоже часто обвиняют во всех бедах масонов, хотя на всю страну их меньше сотни.

Николай II читает правую прессу и верит ей. Он спрашивает у полковника Герасимова про связь между революционерами и масонами. Герасимов отвечает, что масоны не играют никакой роли. Император не верит, поручает составить доклад о русских и заграничных масонах, а полиции – создать комиссию по борьбе с ними.

Настоящий переполох среди масонов начинается, когда один из «братьев», князь Сергей Урусов, бывший бессарабский губернатор, замминистра МВД, популярный депутат первой Думы, рассказывает в ложе, что Евгений Азеф на самом деле – агент полиции. Урусов это точно знает от зятя и своего лучшего друга Алексея Лопухина, бывшего начальника департамента полиции, то есть бывшего куратора Азефа (того самого Лопухина, который перевернул ход суда над Троцким и Петросовета, когда дал показания против МВД). Новость повергает масонов в ужас. Им не столько обидно за эсеров (хотя и это тоже), сколько страшно за себя, ведь в их рядах тоже могут появиться агенты. На случай обыска они даже уничтожают диплом – символический документ из Франции.

Масоны решают предупредить эсеров об опасности. Показательно, что общество безоговорочно против властей и за террористов – борцов с режимом. Не только Гиппиус и Мережковский уверены, что убийство во имя революции оправданно. Многие образованные россияне, включая чиновников, не считают деятельность революционеров-террористов злом, особенно на фоне политики столыпинского правительства.

Масоны против заговора

Предупреждать о предательстве Азефа едет Николай Морозов из московской ложи, бывший член «Народной воли», отсидевший в Шлиссельбургской крепости больше 20 лет (и придумавший в заключении «новую хронологию», теорию, что миру всего 20 веков, а вся история «до нашей эры» – это подлог и ошибка в датировке). В мае 1908 года он приезжает в Париж и встречается с другом юности народовольцем Марком Натансоном, теперь членом ЦК партии эсеров. Тот и слышать ничего не хочет и советует Морозову молчать про Азефа, иначе, невзирая на прошлые заслуги, он станет врагом эсеров.

Тем не менее Натансон создает следственную комиссию, которая за полгода так и не обнаруживает предателя. «Шерлок Холмс» Бурцев продолжает говорить о своих подозрениях и в августе на очередном съезде в Лондоне лидеры эсеров решают привлечь журналиста к партийному суду – за то, что он клевещет на Боевую организацию, называя ее детищем МВД. Судьями выбирают трех самых уважаемых ветеранов оппозиции: это князь Петр Кропоткин (61 год, 32 года в эмиграции), Герман Лопатин (63 года, больше 30 лет попеременно то в тюрьме, то в ссылке, то в эмиграции) и Вера Фигнер (56 лет, была приговорена к смертной казни, после чего провела 20 лет на каторге). Три живые легенды не могут ошибиться.

Решение провести общественный суд в Париже нравится далеко не всем. Савинков, например, против суда, который только лишний раз прославит Бурцева. Боевая организация не должна унижаться до разговоров, когда вопрос идет о ее чести: смыть позор нужно новыми удачными терактами.

Но Чернов и Азеф настаивают на суде. Савинков предлагает Азефу поехать вместе в Россию: если их арестуют или даже казнят, это реабилитирует Боевую организацию, – говорит Савинков. Но Азеф ехать не хочет, он считает, что только суд над Бурцевым «вскроет нелепость всех этих подозрений».

Тем временем о предстоящем парижском суде над Бурцевым становится известно в России. Это очень расстраивает масонов, которые начинают придумывать, каким способом вывести Азефа на чистую воду, как помочь Бурцеву. Очевидно, ему нужна помощь – например, в виде свидетеля, чьи показания смогут переломить ход дела. Они договариваются с главным источником информации об Азефе, Алексеем Лопухиным.

В начале сентября масоны посылают Бурцеву письмо с указанием, где он может найти Лопухина. В назначенный день, 5 сентября 1908 года, «Шерлок Холмс» стучится в купе поезда, следующего по маршруту Кельн – Берлин. В нем сидит бывший главный сыщик российской полиции. Они начинают светскую беседу.

Поезд уже подъезжает к Берлину и только тут Бурцев начинает рассказывать, что раскопал, наконец, кто «крот» в партии эсеров. Бурцев хочет услышать только «да» или «нет». И не может поверить своему счастью, когда Лопухин сам называет имя: агентом полиции был «инженер Евно Азеф». Всем знакомым лидер Боевой организации известен как Евгений Филиппович, и только Лопухин, как бывший куратор, знает точно имя Азефа по паспорту.

Устал и уходит

27 мая 1908 года с официальным визитом в Россию приезжает английский король Эдуард VII, которого называют «дядей Европы»: он сын королевы Виктории, дядя и российской императрицы, и германского императора, а его жена – английская королева – родная тетя Николая II, то есть сестра его матери, Марии Федоровны. Два монарха должны обсудить новый военный союз между Россией, Англией и Францией – Антанту.

Этот визит – большая головная боль. Эдуард VII хочет приехать в Петербург, Николай II против: «Он привык у себя в Англии свободно повсюду ходить, а потому и у нас захочет вести себя также. Я его знаю, он будет посещать театры и балет, гулять по улицам, наверно, захочет заглянуть и на заводы, и на верфи», – беспокоится царь, ведь в России всего этого нельзя – кругом террористы. В итоге встречу переносят в спокойный Таллин (тогда – Ревель).

А террористы действительно не дремлют. Задолго до визита короля Азеф сообщает полковнику Герасимову, что готовится покушение на Николая II – как раз когда он поедет в Ревель. Есть два плана: напасть на царский поезд или совершить покушение во время поездки в загородное имение одного из придворных. Азеф удачно срывает обе попытки, но заявляет Герасимову, что устал, прекращает работать на полицию и хочет «спокойно пожить частной жизнью». Герасимов не отговаривает его и даже обещает сохранить за ним жалованье в 1000 рублей[97]97
  Примерно равно 791 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть] в месяц.

Ревельское свидание императоров неожиданно отзывается на другом конце Европы – в Турции начинается революция. Среди офицеров в Салониках (важный центр Османской империи) проходит слух, что Николай II и Эдуард VII договорились о разделе Турции и отделении от нее Македонии. С этого заблуждения и начинается восстание младотурок.

Турецкий образец

Движение младотурок давно развивалось в эмиграции: турецкие революционеры ходили одними улицами с российскими в Париже и Женеве. Младотурки, в отличие от российских революционеров, не отягощены идеологией марксизма, они лишь протестуют против коррумпированного авторитарного государства, бюрократии и лично султана Абдул-Хамида II. Все младотурки – и западники, и патриоты-османисты – хотят сохранения огромной Османской империи (в которую входят части современных Греции и Болгарии, территории современных Албании, Косово, Македонии, Сирии, Ливана, Израиля, Палестины, Ирака, Иордании, частично Саудовской Аравии, Йемена и Ливии).

3 июля 1908 года начинается восстание. Захватив власть в Македонии, младотурки заявляют, что не хотят свергать султана, а только требуют конституции. Правительство уходит в отставку, 24 июля султан Абдул-Хамид выходит на балкон своего дворца и заявляет: «Дети мои, я всегда был конституционалистом. В том, что конституция запоздала, виноваты окружавшие меня дурные советники. Даю клятву Кораном и мечом защищать конституцию». По всей стране празднуют начало новой жизни.

Революция младотурок отчасти становится отголоском российского манифеста 17 октября 1905 года: успех российской революции вдохновлял турецких борцов за конституцию. Но когда младотурки добиваются успеха, российская революция переживает не лучшие времена. Турецкая выглядит стабильнее: лидеры младотурок контролируют армию. Теперь турецкая революция становится образцом для российских оппозиционеров.

В январе 1909 года в Константинополь едут русские масоны – перенимать опыт у турецких товарищей. Малоизвестных российских политиков Урусова, Бебутова и Маргулиеса встречают самые авторитетные младотурки-масоны: новый глава парламента Ахмед-Риза, а также будущие руководители страны Талаат и Энвер. В кабинете Ахмеда-Ризы они сталкиваются с другим гостем из России – октябристом Александром Гучковым, правой рукой Столыпина. Увидев его, российские масоны немедленно выходят, не подав ему руки. В коридоре Бебутов объясняет турецким коллегам, «какой "друг" Гучков и какой это либерал». Талаат благодарит и успокаивает их: «Можете быть спокойны, что Гучков кофе не получит». Впрочем, именно Гучков станет самым большим поклонником младотурок в России и будет следовать их примеру в своей политической деятельности.

В апреле 1909 года, меньше чем через год после революции, в Турции начинается реакция и репрессии против младотурок. Однако революционеры, опираясь на верные им военные части, свергают Абдул-Хамида II и провозглашают новым султаном его младшего брата Мехмеда. Он становится первым в истории Турции «конституционным султаном».

Российские же масоны постепенно теряют веру в то, что им удастся достичь такого же успеха, как их турецким собратьям. Многие боятся предательства, в сотрудничестве с полицией подозревают одного из лидеров, Давида Бебутова. В 1910 году российские ложи перестанут собираться и примут решение «временно уснуть».

Трагедия Юсуповых

22 июня 1908 года в самой богатой семье России происходит трагедия. На дуэли убит 25-летний Николай Юсупов, старший сын княгини Зинаиды Юсуповой, единственной наследницы богатейшего рода, и графа Феликса Сумарокова-Эльстона, принявшего фамилию своей богатой и знаменитой жены и ставшего князем Юсуповым.

Причина дуэли – несчастная любовь. Родители запретили Николаю жениться на его возлюбленной Марине, она вышла замуж за другого, а страдающий Николай обратился за помощью к известному столичному оккультисту Шинскому. Тот сказал, что ангел-хранитель требует от Николая бороться за свою любовь, и Юсупов вызвал мужа Марины на дуэль.

После смерти старшего сына Зинаида Юсупова близка к помешательству. Николай всегда был гордостью семьи. Теперь единственным сыном Юсуповых остается 21-летний Феликс. И родители начинают прилагать все усилия, чтобы отучить его от дурного поведения. А привычки у избалованного наследника довольно необычные.

Развлекаться по разным заведениям со старшим братом Николаем Феликс начал еще гимназистом. Подростков никуда не пускали, но подруга Николая Поленька, девушка простого происхождения, как-то придумала переодеть Феликса женщиной. Феликсу понравилось: «Я понял, что в женском платье могу явиться куда угодно, – вспоминает он. – И с этого момента повел двойную жизнь. Днем я – гимназист, ночью – элегантная дама».

Вскоре о развлечениях Феликса узнали друзья родителей, но Николай уговорил их молчать. Так продолжалось, пока о похождениях сына не узнал отец, который заявил, что после такого позора ему место не в родном доме, а в Сибири на каторге. «Меня всегда возмущала несправедливость человеческая к тем, кто любит иначе, – рассуждает Феликс Юсупов. – Можно порицать однополую любовь, но не самих любящих. Нормальные отношенья противны природе их. Виноваты ли они в том, что созданы так?»

После смерти брата Феликса отдают на перевоспитание лучшей подруге Зинаиды Юсуповой – великой княгине Элле, сестре императрицы и основательнице Марфо-Мариинской обители. Феликс обожает тетю Эллу, помогает ей в благотворительной работе. Одновременно он сближается с великим князем Дмитрием, племянником Эллы, которого она воспитывает. Дмитрий на четыре года младше Феликса – он клянется, что заменит ему брата.

Летом они вместе ездят в Крым, зимой живут в Царском Селе. Несколько раз Феликса вызывает к себе императрица, чтобы побеседовать с ним о будущем. Он говорит, что хочет поехать учиться в Оксфорд. «Всякий уважающий себя мужчина, – объясняет Александра, – должен быть военным или придворным». Феликс говорит, что ему предстоит унаследовать огромное состояние, земли, заводы, и правильное управление всем этим – тоже служба отечеству. Императрица отвечает, что отечество не может быть важнее царя, ведь «царь и есть отечество». В этот момент в комнату заходит император. «Феликс законченный революционер!» – сообщает императрица мужу.

Убить императора

23 сентября 1908 года, Кронштадт. Алексей Лопухин недавно признался Владимиру Бурцеву, что Азеф – агент полиции, но об этом пока еще никто не знает. Примерно месяц остается до суда над Бурцевым в Париже. На главной базе российского военно-морского флота император Николай II осматривает только что построенный крейсер «Рюрик», который пригнали с верфи Глазго в Россию. Ни император, ни сопровождающие не знают, что в экипаже есть два человека, завербованных Боевой организацией эсеров. Увидев императора, матросы должны выстрелить в упор.

Эта операция готовилась все лето: сначала в Глазго приезжает Савинков. Он и еще один террорист со стажем, Петр Карпович, в 1901 году убивший министра просвещения Боголепова, проводят собеседования с потенциальными цареубийцами. В команде есть два добровольца, которые хотят помочь эсерам. Поначалу Савинков и Карпович хотят найти на корабле укромное место, где можно было бы спрятаться, незаметно для команды добраться до России – и там напасть на императора во время церемонии приемки корабля.

Вскоре в Глазго к своим помощникам присоединяется и Азеф. Обдумав все детали втроем, они понимают, что шансов выдержать путешествие из Глазго в Кронштадт, да еще сохранить силы для убийства императора, у террориста будет немного. Как раз в этот момент первый матрос-доброволец, помогавший эсерам, заявляет, что он созрел и готов убить царя сам. Потом такое же желание выражает и второй матрос.

Савинков, конечно, опасается, что у них «сломается пружина» и в нужный час они не смогут выстрелить, однако обоих благословляют на дело и выдают оружие. Савинков возвращается к товарищам-эсерам и к друзьям Мережковским в Париж, Азеф – к семье на юг Франции. И оба ждут заветного дня, когда Николай II взойдет на борт «Рюрика» и окажется лицом к лицу с убийцами.

Азеф ничего не сообщает об этом плане своему другу Герасимову – в противном случае смотр на крейсере был бы просто отменен. Но Азеф, похоже, всерьез готовиться доказать свою невиновность на суде – и цареубийство в Кронштадте должно стать его решающим аргументом.

Первый матрос должен поднести императору стакан с лимонадом. И он подносит. И стоит не шелохнувшись. Второй с фонарем в руках показывает Николаю II трюмы крейсера. И тоже не стреляет.

Савинков, узнав, что покушение не состоялось, пишет, что не удивлен: «Нет ничего удивительного, что «пружина сломалась».

Крах веры

10 октября в Париже начинается общественный суд над Бурцевым, который сразу позволяет эсерам убить его, если он проиграет. Азефа на суде нет, но его «адвокаты» Чернов, Савинков и Натансон очень эмоциональны. В экзальтации они кричат, может ли он назвать более славного борца за свободу, чем Азеф?

– Нет! – отвечает Бурцев. – Я не знаю в русском революционном движении ни одного более блестящего имени, чем Азеф… но только при одном условии, если он честный революционер. Но я убежден, что он – провокатор, лжец и величайший негодяй!

Судьи постепенно склоняются на сторону Бурцева. Вскоре после начала процесса, 11 ноября, в петербургскую квартиру главного свидетеля Лопухина тайно приходит сам Азеф и требует, чтобы Лопухин отказался от своих показаний. Лопухин пугается, что Азеф пришел его убить, отрицает свой разговор с Бурцевым. Азеф напуган еще больше. От Лопухина он идет к своему другу Герасимову – «осунувшийся, бледный, похожий на затравленного зверя».

«Все кончено, – всхлипывая причитает Азеф. – Мне уже нельзя помочь. Всю жизнь я прожил в вечной опасности, под постоянной угрозой… И вот теперь, когда я сам решил покончить со всей этой проклятой игрой, теперь меня убьют». Он помнит, что сам сделал с Гапоном, которого всего лишь подозревали в намерении сотрудничать с полицией.

Герасимов поражен поступком Лопухина – это он, Лопухин, три года назад перевел Герасимова в столицу из Харькова, он был его начальником. Лопухин – системный человек, зачем он раскрывает революционерам секреты режима? Единственное объяснение Герасимов видит в том, как некрасиво уволили Лопухина. Трепов считал, что Лопухин недостаточно хорошо охранял великого князя Сергея и допустил его убийство, поэтому его отправили в отставку, не сохранив оклада. Герасимов прощается с Азефом, выдает ему 3000 рублей[98]98
  Примерно равно 2 373 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть] и несколько фальшивых паспортов. Однако Азеф никуда не убегает – он возвращается к эсерам в Париж.

Тем временем в Петербург приезжает член ЦК партии эсеров Андрей Аргунов, чтобы по просьбе судей допросить ключевого свидетеля. 18 ноября Лопухин рассказывает ему о недавнем визите Азефа. А еще через три дня к Лопухину приходит сам Герасимов. С бывшим подчиненным экс-директор департамента разговаривает смелее и прямо заявляет, что вся жизнь Азефа – это сплошная ложь и двойное предательство, которому пора положить конец, и что он не будет молчать. Герасимов уходит с тяжелым сердцем, для него это двойной удар; потеря лучшего агента и друга (Азефа) и разочарование в своем бывшем руководителе.

Лопухин явно боится, что Герасимов и Азеф, двое профессиональных убийц, постараются заставить его замолчать. Чтобы обезопасить себя, он пишет друзьям и Столыпину, что глава тайной полиции его запугивает, а 23 ноября уезжает в Лондон.

23 декабря 1908 года эсеры собираются, чтобы решить судьбу Азефа. Лопухин во время поездки в Англию еще раз повторил свои показания, большинство руководителей, даже Савинков, голосуют за то, чтобы убить Азефа. Но перед этим решено его последний раз допросить: Чернов, Савинков и еще несколько человек идут к Азефу домой. Он ждет их.

Его товарищи уже проголосовали за убийство, но дают ему последний шанс. Они в глаза говорят ему, что он разоблачен, – и требуют признания. Азеф все отрицает. Они дают ему 12 часов, чтобы передумать, – и уходят. Удивительная психологическая игра, в которой все ведут себя предельно нелогично. Савинков, который три года назад вместе с Азефом заставил Петра Рутенберга убить его ближайшего друга, Георгия Гапона, теперь сам не решается убить своего друга Азефа, против которого выдвинуты куда более страшные обвинения.

Только теперь Азеф собирает вещи и прощается с женой. Всю ночь они бродят по Парижу и разговаривают. Он врет, будто едет в Берлин устраиваться инженером. На самом деле он едет к любовнице, с которой сожительствует уже несколько лет. Двоеженец, двойной агент, Евгений Азеф, вероятно, любит обеих своих женщин и считает, что искренен с обеими. Он уезжает.

Эсеры деморализованы. Некоторые члены партии по-прежнему хотя убить Азефа – они даже снимают виллу в Италии, чтобы заманить его туда, как заманили когда-то Гапона на дачу в Озерках. Но в качестве приманки нужен кто-то из ближайших друзей, например Савинков. Но он хочет забыть о случившемся, как о страшном сне. Азеф тем временем спокойно живет в Берлине, продолжает путешествовать по Европе. Никто его не преследует.