Текст книги "Империя должна умереть"

Художники и рабы

Сергей Дягилев, хоть и уволен из дирекции императорских театров, не остался без должности – финансирование его журнала продолжается. В июле 1902 года официально объявлено, что субсидирование «Мира искусства» продолжится – из личных средств императора, правда, уже в размере 10, а не 15 тысяч[13]13
  Примерно равно 7 910 000 рублей и 11 865 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть]. Но теперь проблемы все чаще возникают внутри самого объединения художников. Дягилев считает, что молодые силы должны вместе выступить против отживающих авторитетов: таков, по его словам, общемировой культурный тренд. Он пытается убедить молодых русских художников в том, что все они должны сплотиться именно вокруг него, потому что он принесет им славу. «Я хочу выхолить русскую живопись, вычистить ее и, главное, поднести ее Западу, возвеличить ее на Западе», – пишет он своему другу Александру Бенуа. Но даже Бенуа это кажется фантазией и бредом.

Все сильнее отдаляется от Дягилева Дима Философов – в отношениях с супругами Мережковскими он чувствует себя свободнее. Освободиться от «дягилевского рабства» мечтает не только его двоюродный брат. Многие участники считают выставки «Мира искусства» диктаторскими, особенно возмущены московские художники, которым всегда достается меньше места в экспозиции, чем петербургским друзьям Дягилева.

16 февраля 1903 года, после очередной выставки, в редакции «Мира искусства» (то есть в квартире Дягилева) собираются все лучшие молодые художники страны: и московские, и петербургские. Собрание превращается в восстание: все говорят про диктаторские замашки Дягилева, требуют создать постоянное жюри, которое отбирало бы работы. Главный удар для Дягилева: сторону бунтовщиков принимают самые близкие ему люди – Бенуа и Философов. Первый говорит, что пора создать новое общество. А второй резюмирует: «Ну и слава богу, конец значит».

Дягилев понимает, что спасти свой проект может, только пригласив на место уходящих звезд новых. Он забрасывает письмами Антона Чехова: хочет, чтобы модный драматург стал литературным редактором «Мира искусства». Чехов отвечает на каждое письмо Дягилева – длинными и очень вежливыми отказами. Причин в целом две: он не может по состоянию здоровья переехать в Петербург и не сможет работать вместе с сотрудником журнала Мережковским – из-за отношения к религии. «Как бы я ужился под одной крышей с Д. С. Мережковским, который верует определенно, можно сказать, верует учительски, в то время как я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего».

Но Дягилев не сдается. Ему так и не удается заманить к себе Чехова, но все же Диму Философова он у Мережковских отбивает. Весной 1902 года после долгих уговоров и скандалов Философов фактически сбегает из дома Мурузи, оставив супругам записку: «Я выхожу из нашего союза не потому, что не верю в дело, а потому, что я лично не могу в этом участвовать». Дягилев счастлив. Они с Философовым уезжают вдвоем в долгое путешествие по Италии.

Царьград наш

От отца новому императору Николаю II достаются в наследство весь двор, все правительство, все военное командование и все накопленные страной проблемы. Первым испытанием для Николая становится идея военной операции по захвату Стамбула (тогда город официально называется Константинополь, а для многих русских патриотов – это былинный «Царьград»).

Проект «возвращение Царьграда» (никогда России не принадлежавшего) был одним из самых популярных в российском обществе конца XIX века. Российские войска уже однажды остановились в шаге от Константинополя – в 1878 году, во время Русско-турецкой войны, в конце правления Александра II. Патриоты-славянофилы мечтали завладеть Константинополем, этот вопрос постоянно обсуждала пресса, и самым известным фанатом этой идеи был Федор Достоевский: «Золотой Рог и Константинополь – все это будет наше, но не для захвата и не для насилия, отвечу я, – писал Достоевский. – И, во-первых, это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы».

Витте вспоминает, что еще со времен Александра II в генштабе существовал план захвата черноморских проливов и турецкой столицы – русские войска должны были приплыть к Босфору на плотах. Однако Александр III решил воздержаться от каких-либо войн с Турцией (в целом, он был не против, но считал, что момент неудачный). Появление Николая II открыло новые возможности для давних поклонников идеи «водрузить православный крест над Святой Софией».

Вскоре после коронации Николая правительство собирается, чтобы обсудить первоочередной вопрос: стоит ли готовиться к захвату Константинополя? Инициатор обсуждения – посол России в Турции Александр Нелидов. Он предсказывает скорую политическую катастрофу в Османской империи, которой России непременно стоит воспользоваться и захватить Босфор.

Почти все участники заседания выступают «за»: глава генштаба, военный и морской министры, глава МИД, симпатизирует идее и сам Николай II. Против только Витте, он говорит, что «эта затея приведет, в конце концов, к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в которое поставил Российскую Империю Император Александр III».

Николай II выслушивает все доводы – и дает добро на начало операции. Решено подготовить десант, который должен отправиться в Турцию из Одессы и Севастополя, и спровоцировать в Константинополе волнения, которые могли бы стать предлогом для ввода войск. Министр финансов просит занести в протокол заседания его особую позицию: все это «крайне рискованно, а потому может иметь гибельное последствие».

Император на особое мнение Витте не обращает никакого внимания. Но Сергей Витте опытный бюрократ, он давно в правительстве, хорошо знает двор, в теплых отношениях с матерью императора. Он отправляется жаловаться на царя старшим. Сначала – дяде царя, великому князю Владимиру, командующему гвардией и Петербургским военным округом. Владимир участвовал в предыдущей Русско-турецкой войне, в которой российские войска так близко подошли к Константинополю. С одной стороны, князь Владимир – самый авторитетный из военных страны, с другой – человек культурный, любит искусство и возглавляет Академию художеств.

Поговорив с дядей, Витте отправляется к Победоносцеву. Воспитатель императора хоть и близко дружил с покойным Достоевским, но никогда не разделял его идею, что Россия как «предводительница Православия» и «столица Всеславянства» должна завладеть Царьградом. «Помилуй нас Бог», – пишет Победоносцев Витте, прочитав о санкции царя на военную операцию. Победоносцев боится любых потрясений.

Усилия Витте приносят плоды, старшие переубеждают Николая. Приехав в Константинополь, посол Нелидов получает указания ничего не предпринимать. Война отменяется, но Николай очень зол на Витте и едва ли не перестает разговаривать с ним. Императору очень хочется славы и новых достижений, а интриган Витте все портит. С одной стороны, царь не решается ослушаться дядю и Победоносцева и отменяет захват Константинополя, с другой – не может простить Витте своей собственной нерешительности.

Невеликие великие князья

«Что я буду делать?! Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро!» – так, по воспоминаниям великого князя Александра (Сандро), говорил ему Николай II сразу после смерти отца, Александра III. Шел октябрь 1894 года, Ники (так звали Николая в кругу семьи) было только 26 лет, но он совершенно не думал о государственных делах.

Отец, император Александр III, не воспринимал наследника всерьез. Один из чиновников вспоминает, как на ужине, где обсуждались государственные дела, как только молодой Ники пытался принять участие в разговоре, отец начинал бросать в него хлебные шарики.

В 1894 году Николаю было тем более не до политики: он влюбился. Весной того года он поехал в Германию делать предложение молодой немецкой принцессе Аликс. О помолвке было объявлено 7 апреля, почти все лето Николай провел у невесты в Лондоне, вернулся на родину в сентябре. Александр III сильно болел, и врачи рекомендовали ему ехать поправлять здоровье в Крым. Но он сначала не послушался – и отправился охотиться в Польшу. Там его состояние ухудшилось. Тогда императорская семья все же поехала в Крым.

Однако там 49-летнему императору стало еще хуже, в Ливадию вызвали лучших врачей России, потом родственников, потом привезли отца Иоанна Кронштадтского, самого популярного столичного священника с репутацией целителя-чудотворца. Срочно приехала к Ники и его невеста Аликс.

20 октября 1894 года Иоанн Кронштадтский причастил Александра III, после чего тот умер. Скоропостижная смерть сильного и совсем не старого императора стала для всех шоком, и, как вспоминает великий князь Сандро, наследник престола паниковал.

Даже через пять лет после коронации, в 1901 году, Николай II по-прежнему чувствует себя неуверенно. После смерти отца Николай вовсе не стал главой семьи. У Александра III четыре брата: великие князья Владимир, Алексей, Сергей и Павел. Помимо них у Николая есть еще двоюродные дяди – внуки императора Николая I, их больше десяти. (Кстати, и ближайший друг детства, Сандро, тоже приходится Ники двоюродным дядей, хотя он и старше племянника всего на два года.)

И если на людях дяди ведут себя уважительно, то в кругу семьи дистанция пропадает. У каждого из великих князей есть своя специализация. Дядя Владимир – командующий гвардией и президент Академии художеств, дядя Алексей – командующий флотом, дядя Сергей – генерал-губернатор Москвы. Каждый из них считает себя намного более компетентным, нежели племянник, и совершенно не стесняется ему это объяснить. А молодой император боится перечить.

Витте вспоминает, что в первые дни правления Николая собирался утвердить у него приказ о закладке новой главной базы российского флота в том месте, где сейчас находится город Мурманск. Это решение принял еще Александр III, о чем наследник знал. Однако в дело вмешался дядя, великий князь Алексей, который предлагал основать базу в Лиепае (тогда – Либаве). Молодой император сначала заверил Витте, что не отступится от решения отца, а потом, едва ли не втайне от министра, подписал приказ, принесенный дядей. (Спустя много лет это решение окажется роковой ошибкой: во время Первой мировой войны главная база российского флота будет заперта в Балтийском море немецким флотом, к Мурманску не будет проложена железная дорога, и все основные британские поставки в Россию будут идти через Архангельск; Мурманскую железную дорогу будут строить ускоренными темпами и успеют только к ноябрю 1916-го.)

«Об одном только можно пожалеть, что вообще великие князья играют часто такую роль только потому, что они великие князья, – пишет в своих воспоминаниях Сергей Витте. – Между тем как роль эта совсем не соответствует ни их знанию, ни их талантам, ни образованию. Когда же они начинают влиять на Государя, то из этого большею частью всегда выходят одни только различные несчастья». Впрочем, Витте не гнушается максимально использовать великих князей в собственных интересах.

«Все-таки мы далеко ушли от Китая»

Сергей Витте считает себя знатоком Дальнего Востока и гордится тем, как он умеет налаживать отношения с китайцами. Еще в должности министра путей сообщения Витте начал строительство Транссиба, тогда называвшегося Великим Сибирским путем. Став министром финансов, Витте продолжает курировать свое детище (на которое все время нужны новые деньги – смета постоянно растет). Отказаться от этого проекта он никак не может: еще покойный император Александр III поручил ему строительство железной дороги – и Витте воспринимает это поручение в самом широком смысле.

В 1895 году заканчивается война между Китаем и Японией; китайские войска терпят поражение, императрица Цыси стремится заключить перемирие до своего 60-летия и подписывает Симоносекский мирный договор: Китай уступает Японии два небольших кусочка земли. Один из них – Тайвань, остров, название которого сейчас известно всем. А второй – Ляодунский полуостров, маленький полуостров в Желтом море рядом с Кореей, и сейчас, и в конце XIX века в России о нем мало кто слышал.

Это все очень далеко от российской территории, но Витте все равно считает, что ситуация опасная. Любое проникновение Японии в материковый Китай – угроза для строящегося Транссиба. Тем более что у Витте есть два варианта, как строить дорогу. Можно провести ее только по российской территории, огибая Амур, через Читу и Хабаровск (именно так Транссиб идет сейчас). Но можно срезать: кратчайшее расстояние между Иркутском и Владивостоком – через Монголию и Китай. Второй вариант нравится Витте намного больше.

Поэтому Витте предлагает выдвинуть Японии ультиматум: она не должна нарушать территориальную целостность Китая и, вопреки подписанному только что договору, должна вернуть Ляодунский полуостров обратно китайцам. Прочие члены правительства к его предложению равнодушны, но Николай II его поддерживает. Он не любит японцев – еще будучи наследником престола, он съездил в Японию, и там на него было совершено покушение. Идея Витте ущемить Японию нравится императору.

К российскому ультиматуму присоединяются Франция и Германия – европейские державы не хотят усиления Японии. Япония подчиняется: уходит с уже завоеванного полуострова, ограничившись денежной компенсацией. А Витте помогает китайскому правительству взять кредит во французских банках, чтобы расплатиться с Японией.

Вскоре Витте проводит очень удачные переговоры с представителем китайского императора Ли Хунчжаном: решено, что Транссиб будет построен по кратчайшему маршруту через Китай, при этом дорога останется в российской собственности и будет охраняться российскими военными. Эта договоренность (принципиально важная для Витте) становится частью большого российско-китайского оборонительного союза – Россия обещает защищать Китай в случае, если на него нападет Япония.

Переговоры Витте и Ли Хунчжана сопровождаются одним очень показательным эпизодом. Формальный повод для визита китайского чиновника – участие в коронации Николая II. 30 мая 1896 года, вскоре после коронации, происходит страшная давка на Ходынском поле недалеко от Москвы. И Витте, и Ли Хунчжан оказываются почти очевидцами трагедии.

Витте вспоминает, что еще до приезда Николая II на Ходынское поле там началась раздача подарков и угощений, толпа стала напирать, многие попадали в ямы и были задавлены. Всего пострадало две тысячи человек. Витте мучают два вопроса. Первый: «Как поступят с трупами убитых людей, успеют ли поразвозить по больницам тех, которые еще не умерли, а трупы свезти в какое-нибудь такое место, где бы они не находились на виду у всего остального, веселящегося народа, Государя, всех его иностранных гостей и всей тысячной свиты?» Второй: не прикажет ли император отменить торжества, заменив их панихидой?

Одновременно с Витте на место трагедии приезжает и китайский посланник Ли Хунчжан. «Неужели об этом несчастье будет подробно доложено императору?» – спрашивает он. «Уже доложили», – отвечает Витте. «У вас государственные деятели неопытные. Вот я, когда был губернатором и в моей области была чума и поумирали десятки тысяч людей, а я всегда писал императору, что у нас все благополучно. И когда меня спрашивали: нет ли каких-нибудь болезней, я отвечал: никаких болезней нет, все население находится в полном порядке. Для чего я буду огорчать императора сообщением, что у меня умирают люди? Если бы я был сановником вашего государя, я, конечно, все от него скрыл бы» – так передает Витте слова китайского посланника. «Ну, все-таки мы далеко ушли от Китая», – с удовлетворением констатирует для себя министр финансов.

Однако никакие празднества не отменены, оркестр играет так, как будто ничего не случилось. Правда, по словам Витте, император выглядит грустнее, чем обычно.

Вечером того дня, 30 мая, назначен бал у французского посла графа Монтбелло. Московский генерал-губернатор великий князь Сергей, дядя царя, рассказывает Витте, что императору советовали попросить посла отменить этот бал или хотя бы не приезжать на него самому. Но Николай не согласился. По его мнению, несчастье не должно омрачать коронации; ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать. Витте немедленно вспоминает слова Ли Хунчжана и осознает, что все-таки Россия не так далеко ушла от Китая, как ему казалось утром. Император и императрица приезжают на бал, царь танцует первый контрданс с графиней Монтбелло, а царица – с графом.

Китайский император Николай

Почти одновременно с китайским соглашением Россия подписывает еще и договор с Японией – о совместных действиях в Корее. Фактически Корея, которая до недавних пор считалась протекторатом Китая, теперь входит в зону общих экономических интересов России и Японии.

По словам Витте, молодому царю не терпится распространить влияние России на Дальний Восток: «У него никакой определенной программы не сложилось; было лишь только стихийное желание двинуться на Дальний Восток и завладеть тамошними странами».

Витте, конечно, этому потворствует, красочно расписывая императору, как Дальний Восток может стать для Российской империи тем же, чем для Британской стала Индия. Николай, по воспоминаниям Витте, уже воображает, как добавит к своему титулу императора российского титул китайского императора или князя корейского, а может быть, еще и императора японского.

Впрочем, вскоре происходит неприятность. С первым официальным визитом в Петербург приезжает германский император Вильгельм II. Кайзер гостит в Петергофе. Однажды два монарха едут вместе в экипаже и Вильгельм внезапно спрашивает, нужен ли России китайский порт Циндао – небольшой город на противоположном от Ляодуна берегу Желтого моря. Царь смущается, а кайзер объясняет, что российские корабли никогда не заходят в этот порт, а Германии, наоборот, он очень нужен, потому что мог бы стать стоянкой германских судов. Но, конечно, Германия никогда не посягнет на Циндао без согласия русского императора. Николаю II неловко отказать, он соглашается.

Спустя несколько недель в Петербурге узнают, что немецкий флот захватил Циндао. Император собирает комитет министров – и министр иностранных дел граф Муравьев предлагает последовать примеру немцев: захватить один из китайских портов на Ляодунском полуострове, например Порт-Артур. «Друг китайцев» Витте возражает, что Россия не может так грубо нарушить недавно подписанный договор с Китаем. Кроме того, это будет очевидным вызовом Японии, ведь Россия не дала ей захватить Ляодунский полуостров, требуя «соблюдать территориальную целостность Китая». Если Германия захватила китайский порт, это еще не повод, чтобы Россия поступала так же, – рассуждает министр финансов. Император принимает сторону Витте.

Спустя несколько дней, когда Витте приходит к Николаю II с докладом, тот как бы невзначай сообщает: «А знаете ли, Сергей Юльевич, я решил взять Порт-Артур и Да-лянь-ван и направил уже туда нашу флотилию с военной силой. Я это сделал потому, что министр иностранных дел мне доложил после заседания, что, по его сведениям, английские суда крейсируют в местностях около Порт-Артура и Да-лянь-ван и что если мы не захватим эти порты, то их захватят англичане».

Вскоре император назначает нового военного министра – им становится активный и популярный в прессе генерал Куропаткин, в прошлом начальник штаба легендарного генерала Скобелева. Алексей Куропаткин известен как горячий сторонник захвата Константинополя. Но, став министром, он быстро начинает ориентироваться в ситуации. Теперь он интересуется Дальним Востоком и требует не просто захватить Порт-Артур, но и оккупировать все прилегающие территории – а именно весь Ляодунский полуостров, иначе защитить порт не будет никакой возможности. Россия отправляет Китаю требование передать России полуостров в безвозмездную аренду на 25 лет.

Витте вспоминает, что он сопротивляется этим планам – будто бы даже подает в отставку в знак протеста. Впрочем, это противоречит воспоминаниям других чиновников. Они уверяют, что Витте тоже вдохновлен идеей освоения Дальнего Востока и министерство финансов выделяет огромные суммы на строительство нового порта в Китае, на месте крошечного поселка Да-лянь-ван. Витте даже придумывает ему название – «Дальний».

Получив приказ императора обеспечить оккупацию Порт-Артура, министр финансов выделяет 500 тысяч рублей[14]14
  Примерно равно 395 500 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть] на взятки китайским чиновникам, в том числе Ли Хунчжану. (По словам других чиновников, это было традицией – все договоры, которые подписывал Витте с китайцами, были проплаченными. Сам Витте это отрицает.) В результате китайское правительство подписывает соглашение о передаче полуострова России на 25 лет. Российские войска немедленно высаживаются в Порт-Артуре и оккупируют всю область. Ни единого выстрела не произведено – китайские адмиралы из Порт-Артура тоже довольствуются небольшими взятками.