Текст книги "Империя должна умереть"

Рейдерский захват русского народа

Союз русского народа продолжает развиваться: несмотря на раскол и отделение Союза Михаила Архангела во главе с Пуришкевичем, это самая массовая политическая партия в России, насчитывающая четыреста тысяч членов, и скандалы вроде убийства депутата Герценштейна не вредят ее популярности. Суд по этому делу продолжается: убийство произошло на территории Финляндии – и финское правосудие намерено довести его до конца.

Главная неожиданность процесса – появление на суде в качестве свидетеля обвинения Прусакова, бывшего личного секретаря Дубровина. Он рассказывает, что боевые дружины Союза использовались для борьбы с политическими противниками, сведения личных счетов с врагами, просто грабежа и вымогательства. В черте оседлости они занимались рэкетом, угрожая погромами. Часть денег шла в казну, но в основном они оставались личной добычей «дружинников» – «подонков, которые не разбирали средств», по словам свидетеля. Главное, Дубровин гарантировал им полную безнаказанность: уголовное дело всегда удавалось замять или, если преступление было слишком серьезным, сразу после окончания процесса осужденного ждало помилование.

Статус члена боевой дружины Союза позволял выбивать помилование для любых преступников – даже если те не имели никакого отношения к Союзу. Некоторые продавали евреям право на работу вне черты оседлости, в том числе в Петербурге.

Тем не менее командир боевых дружин Николай Юскевич-Красковский тоже предстает перед финским судом. В суд вызывают и Дубровина, но он уезжает в Ялту, в гости к тамошнему градоначальнику полковнику Ивану Думбадзе, тоже члену Союза.

Думбадзе – местный диктатор. Он вмешивается во все: лично цензурирует прессу, высылает из города несогласных, регламентирует даже форму купальников, в которых прилично появляться на пляже.

В 1907 году на градоначальника совершено покушение – террорист бросает в него бомбу и пытается скрыться, перепрыгнув через забор дачи. Думбадзе почти не задело, но, чтобы террористам было неповадно, он приказывает немедленно сровнять дачу с землей, не позволив хозяевам вынести ни одного предмета. Хозяева подают в суд – и на их сторону встает даже Столыпин, который приказывает возместить ущерб, оцененный в 60 тысяч рублей[100]100
  Примерно равно 47 460 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть].

Впрочем, поведение Думбадзе очень нравится Николаю II: «Если бы у меня в те годы было несколько таких людей, как полковник Думбадзе, все пошло бы по-иному», – говорит император Столыпину. Черносотенная пресса, которую любит читать царь, расхваливает ялтинского градоначальника и поносит премьер-министра, поэтому их отношения с царем ухудшаются на глазах.

Впрочем, и Столыпин не жалеет своих врагов. Пока Дубровин прячется от финского правосудия в Крыму, премьер-министр организует рейдерский захват Союза русского народа. В июле 1909 года штаб-квартира организации переносится из дома Дубровина в отдельное помещение в Басковом переулке. В декабре избирается новый председатель – лояльный Столыпину ультраправый депутат Николай Марков. Финансирование сразу возрастает: как вспоминают члены Союза, с 1910 года правительство начинает выделять этой организации по 3 миллиона рублей[101]101
  Примерно равно 2 373 000 000 рублей (на 2017 год).


[Закрыть] в год.

За Дубровиным остается только партийная газета – «Русское знамя», поэтому власть дает деньги на выпуск новой массовой черносотенной газеты – «Земщина». В итоге в 1912 году Дубровин создает свою отдельную организацию – Всероссийский дубровинский союз русского народа. Он, правда, существует уже без господдержки на частные пожертвования.

Все участники убийства Герценштейна осуждены, но вскоре после окончания процесса помилованы лично императором. Тем не менее официальная деятельность боевых дружин Союза русского народа прекращается.

Нерусский русский балет

Несмотря на все усилия Кшесинской и великого князя Андрея, 19 мая 1909 года начинаются гастроли дягилевской труппы в Париже. Первый спектакль – тот самый «Павильон Армиды». Главную роль должна исполнять Анна Павлова, но теперь и с ней у Дягилева возникают проблемы. После того как гастроли едва не сорвались, Павлова организовала собственное турне Берлин – Вена – Прага. Дягилев уже напечатал афиши с Павловой и с трудом уговаривает ее присоединиться после того, как она завершит собственный тур. Большую часть гастролей в Париже главную партию танцует Тамара Карсавина, а главной звездой парижских гастролей впервые становится 20-летний Вацлав Нижинский.

Это не просто успех – газеты пишут про «нашествие», «взрыв» и «извержение». Писатель Марсель Пруст сравнивает гастроли русского балета с делом Дрейфуса – несколько недель парижская публика больше ни о чем другом не говорит. Петербургская пресса тоже пишет, но не о триумфе, а о скандалах, искажении классических русских опер и надругательстве над русским искусством. Все говорят о романе Дягилева и Нижинского.

Несмотря на шумный успех, гастроли приносят огромные убытки: 86 000 франков[102]102
  Примерно равно 25 169 620 рублям (на 2017 год).


[Закрыть], которые Дягилев должен возместить Театру Шатле. Продюсер не хочет расплачиваться и пытается тайно договориться с конкурирующей площадкой – Гран-опера. Когда это вскрывается, прежние парижские друзья Дягилева превращаются в его злейших врагов. Директор Театра Шатле Габриель Астрюк сообщает прессе, что Дягилев – мошенник, а затем пишет подробный донос в Россию – на имя министра двора барона Фредерикса, который курирует все императорские театры. Выясняется, что Дягилев в парижских переговорах выдавал себя за представителя власти, подписывая письма выдуманной должностью «чиновник канцелярии Его Императорского Величества». Астрюк пишет, что оскандалившиеся «Русские сезоны» больше не вызовут такого ажиотажа, поэтому их финансирование следует прекратить.

Михень пытается заступиться за Дягилева, но ее сын Андрей, Кшесинская и чиновники из дирекции императорских театров берут верх. Министерство двора накладывает вето на все его проекты. Дягилев в черном списке, путь на родину для него закрыт. И тогда он начинает строить бизнес по совершенно новой схеме: без опоры на госфинансирование и покровительство.

Расплатиться с долгами оказывается не очень сложно – помогают парижские знакомства, которые Дягилев завел еще на первых выставках. Он находит новых композиторов: Клода Дебюсси и Мориса Равеля, а также молодого ученика Римского-Корсакова, Игоря Стравинского. Последнему он заказывает балет в русском стиле, экзотическое костюмное шоу в духе «Бориса Годунова», и Стравинский очень быстро пишет «Жар-птицу». Но тут восстают артисты. Им кажется, что в балете нет мелодии и он не похож на музыку. Стравинский сам аккомпанирует на каждой репетиции, «расстраивает рояль» – шутят в труппе.

Гастролям предшествует новая мощная пиар-кампания. Про Стравинского пишут как про нового русского гения. Но главным успехом становится «Шехеразада» покойного Римского-Корсакова с Нижинским и Идой Рубинштейн в главных ролях. Слава обрушивается на голову Леона Бакста, автора костюмов и декораций. Он вмиг становится самым популярным модельером мира: модные журналы печатают его интервью, в галереях проходят его выставки, парижские дамы наперегонки заказывают себе платья «в стиле Шехеразады».

После этого успеха Дягилев обнаруживает, что у него есть новая проблема – артисты. Российские культурные чиновники не позволяют танцорам участвовать в дягилевских антрепризах. Директор императорских театров Теляковский заявляет, что пропагандировать русское искусство следует в России, а не в Европе.

Это значит, что нужно создать свое постоянно действующее театральное предприятие. Так появляется «Русский балет» Сергея Дягилева. Убедить звезд бросить надежную работу в России и согласиться на авантюру непросто, но российские власти невольно помогают им решиться.

23 января 1911 года Нижинский исполняет мужскую партию в «Жизели» на сцене Мариинского театра. В зале – вдовствующая императрица Мария Федоровна, великие князья и княгини. Марии Федоровне кажется непристойным слишком обтягивающий костюм Нижинского (обычное по современным меркам трико). В антракте артиста просят переодеться, он отказывается – и на следующий день его увольняют. Дирекция намекает, что, если Нижинский принесет извинения, его простят. Но он взбешен: «Я, Нижинский, не желаю возвращаться в императорский балет, откуда меня выкинули, будто бесполезную вещь. Отныне я считаю себя здесь посторонним». И планирует работать только на Дягилева. Вслед за Вацлавом увольняется его сестра, танцовщица Бронислава Нижинская.

Новость о скандале вокруг Нижинского подхватывают французские газеты. Дягилев, Стравинский и Бенуа очень довольны – это только подогревает интерес к русскому балету. Впрочем, в апреле 1911 года «Русский балет» окончательно перестает быть русским: труппа переезжает в Монте-Карло, где открывает постоянную репетиционную базу.

Епископы и светские дамы

В конце декабря 1909 года 22-летний студент Оксфорда Феликс Юсупов приезжает домой на Рождество. Его подруга детства Муня Головина взахлеб рассказывает ему о знаменитом старце, «который послан очищать и целить души, направлять мысли и действия». Молодой Юсупов заинтригован и идет в гости к Головиным, чтобы познакомиться со святым. «Мать и дочь сидят у чайного стола с торжественными лицами, словно в ожидании прибытия чудотворной иконы», – вспоминает он. Появляется Распутин. «Здравствуй, голубчик», – говорит он Юсупову и тянется его поцеловать. Юсупов уворачивается, Распутин начинает целовать Головиных. Юсупов смотрит не отрываясь. Лицо Распутина «лукаво и похотливо, как у сатира», говорит он, «как пророк, озаренный свыше», «взгляд пронизывающий и тяжелый одновременно»; «сквозь личину чистоты проступает грязь» – так описывает свои ощущения молодой князь, признавая, что «странный субъект» производит на него сильное впечатление.

Не только на него. Зимой 1909–1910 года Распутин становится почти ежедневным гостем в Царском Селе, императрица и ее дочери часами с ним разговаривают. А когда Распутин не приезжает, они пишут ему трогательные письма: Александра называет его «возлюбленным и незабвенным учителем, спасителем и наставником», старшая дочь Ольга признается, что впервые влюбилась в мальчика и просит совета старца, как себя вести, Татьяна умоляет приезжать поскорее, потому что без Распутина «мама болеет», а младшая Анастасия просит его поговорить с ней о Боге и обещает «всегда быть пай», если Распутин будет рядом. При этом императрица не велит детям рассказывать о Распутине даже родственникам.

К этому времени Распутин уже хорошо известен в Петербурге – весь высший свет обсуждает крестьянина, который регулярно посещает императрицу и ее детей. Информация приходит из двух источников – от фрейлин императрицы и от высшего духовенства. К отцам церкви Распутин сначала относился с почтением, особенно к ректору Духовной академии Феофану, духовнику черногорок, ведь ему он был обязан знакомством с высшим светом. Но их отношения портятся: императрица не жалует иерархов, предпочитая им людей из народа. Поэтому и Распутин перестает проявлять к прежним благодетелям почтение.

Митрополиты взволнованы поведением Распутина: рассказывают, что он пристает к женщинам. В начале 1910 года церковные иерархи уговаривают родственников императора убрать Распутина. Сестра императора великая княгиня Ксения в марте 1910 года пишет в дневнике: «Он постоянно сидит там, ходит в детскую – приходит к Ольге и Татьяне, когда они в постели, сидит, разговаривает и гладит их…»

В этот момент Распутин расходится также со своими черногорскими покровительницами Станой и Милицей. Они верят своему духовнику Феофану, императрица – Распутину. Из-за этой размолвки черногорки теряют доступ к императрице, их место занято крестьянином из Сибири. Эта ссора окажется исторической – она станет началом конца прежней близкой дружбы между Николаем II и мужем Станы, великим князем Николаем Николаевичем, что напрямую повлияет на исход Первой мировой войны.

Самый распространенный слух про Распутина – что он хлыст, то есть участник запрещенной мистической секты «хлыстов» («христов»). Чем занимаются «хлысты» во время своих богослужений, неизвестно, но популярный миф гласит, что они входят в транс и устраивают оргии. Когда-то в родном селе Покровское местный священник обвинял целителя Распутина в том, что он – хлыст. Проводилось официальное расследование, оно закончилось тем, что обвинение было снято. Однако пятно на репутации Распутина осталось.

Цензура на страже Распутина

К марту 1910 года слухи о Распутине начинает пересказывать пресса. Первая публикация в монархической газете «Московские ведомости» обвиняет его в том, что он встречается со своими поклонницами в бане. «Жертвы этого человека убеждены, будто прикосновение к ним Григория сообщает им чувство „ангельской чистоты“, что он „возводит их в райское состояние“», – пишет журналист Новоселов.

Источником слива компромата в черносотенную прессу становится высшее духовенство. Редактор этой газеты Лев Тихомиров в своем дневнике прямо ссылается на ректора Духовной академии Феофана, который «теперь расчухал, что за штучка Григорий, да уже поздно». 30 апреля 1910 года «Московские ведомости» на первой полосе требуют от Синода немедленно начать расследование «хлыстовства» Распутина.

За Распутина вступается царицынский иеромонах Илиодор: «Тебя, блудница редакция, пригвоздить к позорному столбу перед всей Россией, а твоего богомерзкого сотрудника Новоселова высечь погаными банными вениками за оскорбление "блаженного старца Григория"».

Следом за черносотенной прессой разоблачительные статьи о Распутине начинают печатать и либеральные газеты, например кадетская «Речь» Павла Милюкова. В это время происходит очередной разговор между императором и Столыпиным. В прошлый раз Николай II обещал больше никогда не встречаться с Распутиным – сейчас уже не обещает.

«Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы», – говорит он премьер-министру, объясняя, что, во-первых, Александра серьезно больна (слабое сердце и расстроенные нервы), а во-вторых, она верит, что только Распутин может облегчить обострения гемофилии наследника. Николай II требует прекратить травлю Распутина и не вмешиваться в личную жизнь императора. Комитет по делам печати объявляет газетам, что писать о Распутине запрещено.

Николай II просит проповедника на время уехать к себе на родину, чтобы шум успокоился. Распутин отправляется в гости к другу, иеромонаху Илиодору. Тот устраивает ему в Царицыне пышный прием, а потом вместе с ним едет в Покровское. Изгнанный и униженный, Распутин очень хочет доказать иеромонаху, что он по-прежнему силен. Чем он может похвастаться? Он показывает Илиодору письма, которые пишут ему в Сибирь императрица и ее дочери. Иеромонах просит почитать – и оставляет письма себе. На память.

Завещание Толстого

В январе 1910 года Лев Толстой в Ясной Поляне начинает писать рассказ под названием «Монах Илиодор». Это не про царицынского фанатика – просто имя совпало. Произведение начинается с того, что монах вдруг начинает сомневаться в том, что Бог есть, – и после этого уже не может поверить. И обряд причастия кажется ему издевательством. Дописать рассказ Толстой не успевает.

Про царицынского Илиодора Толстой не упоминает нигде и никогда – он привык игнорировать тех, кто его проклинает. При этом он очень внимательно следит за прессой. Правда, все время сомневается, стоит ли ему реагировать публично. Например, он читает «Вехи» и хочет написать рецензию на булгаковскую статью, но потом передумывает.

Переписка Толстого со Столыпиным продолжается несколько лет. Сначала он пытается убедить министра отменить частную собственность на землю, потом клеймит за военно-полевые суды. В августе 1909 года Толстой пишет Столыпину очень личное письмо, в котором говорит, что «ужасная деятельность» министра опасна и для его жизни, и для репутации после смерти: «Имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи». Но так и не отправляет это послание.

В эти годы жизнь Толстого наполнена бессильным протестом, причем борется он, в основном, не со Столыпиным или церковью, а с собственной женой. Извечным предметом споров служит завещание.

Летом 1909 года Толстой, преодолев сопротивление жены, уезжает из Ясной Поляны в гости к любимому другу и ученику Владимиру Черткову, который снимает дом неподалеку. Жена пытается его не пустить – но не может. В гостях Толстой подписывает завещание, которое лишает жену наследства.

Толстые и Чертков – это любовный треугольник. 66-летняя Софья Андреевна и 56-летний Чертков бьются за 80-летнего Толстого не на жизнь, а на смерть. Толстой считает, что Чертков понимает его, а жена – нет. Толстой хочет, чтобы все его произведения после смерти были выведены за рамки авторского права, чтобы они принадлежали всем, а не семье. Софья Андреевна категорически против, а Чертков ищет способ выполнить волю учителя.

На стороне Черткова (и против матери) борется младшая, любимая дочь Толстого Александра. По замыслу Черткова, именно 35-летняя Саша должна одна получить права на все литературные произведения отца, а жена и другие дети должны быть всего лишены. Потому что лишь Саша (вместе с Чертковым, который становится распорядителем наследства) может позаботиться о том, чтобы труды Толстого были доступны всему человечеству и никто не извлекал бы из этого выгоды.

Жизнь Толстых превращается в сплошной скандал. Софья Андреевна сходит с ума от ревности, постоянно грозит мужу самоубийством, обещая в посмертной записке написать, что он убийца, и отправить ее во все газеты. Врачи считают, что у Софьи Андреевны истерическая паранойя, сам писатель – что жена симулирует помешательство. А она уверена, что во всем виноват Чертков, и обсуждает с сыновьями возможность объявить Толстого сумасшедшим, если тот действительно лишит семью наследства. Наконец, осенью 1910 года она вообще запрещает Толстому видеться с Чертковым. Это становится последней каплей.

В ночь с 27 на 28 октября 1910 года, услышав, что жена опять роется в его вещах и ищет завещание, Толстой убегает из дома, взяв с собой личного врача. Он хочет навестить сестру в Шамординском монастыре, а потом, воссоединившись с Сашей и Чертковым, поехать на юг: в Ростов, Одессу, Константинополь и Болгарию. Оставляет жене прощальную записку, в которой просит его не искать.

Впрочем, за нее это делает пресса. Уход Толстого из дома уже через день становится главной новостью всех российских газет. Журналисты едут за ним по пятам и печатают подробные репортажи о том, куда приехал Толстой, как он позавтракал на станции и кто зашел с ним в поезд.

Толстой с врачом едут в вагоне третьего класса, с простым народом, все вокруг курят. Чтобы подышать свежим воздухом, граф выходит на открытую площадку и стоит там около часа. По словам врача, именно там он и простужается.

Отлученный от церкви Толстой заезжает в монастырь Оптиной пустыни, потом в монастырь в Шамордине. Путешествие прерывается на станции Астапово, когда у писателя начинается воспаление легких, температура 40. Он лежит в домике начальника станции, у кровати дежурят приехавшие Чертков и дочь Саша. Потом подъезжает остальная семья – Софью Андреевну к постели умирающего не пускают.

Толстой умирает 7 ноября 1910 года. «Я много люблю, всех люблю» – это его последние слова, которые слышит его сын Сергей. Жители окрестных деревень просят отслужить панихиду в станционной церкви, но это невозможно – запрещено Синодом.

Святейший Синод на смерть Толстого не реагирует, у духовных чиновников теперь есть проблема посерьезнее – это Распутин. Как раз в те дни, когда Толстой умирает, Распутин возвращается из полугодичной сибирской «ссылки». Главного врага Распутина, епископа Феофана, отстраняют от должности ректора Духовной академии и переводят в Крым. Он призывает членов Святейшего Синода сообща выступить против Распутина, но они отказываются. Уже в феврале 1911 года в Крыму Феофан служит литургию с преданием Льва Толстого посмертной анафеме.

Друг Феофана, саратовский епископ Гермоген, предлагает Синоду отлучить от церкви еще троих писателей: Дмитрия Мережковского, Василия Розанова и Леонида Андреева. Однако после скандала с Толстым Синод уже не решается объявлять войну знаменитостям.

Самого Толстого хоронят без церковного обряда, в гробу без креста, на могиле насыпан земляной холм. Софья Андреевна пытается оспорить завещание в суде, но безуспешно. Саша и Чертков выкупают у Софьи Андреевны Ясную Поляну и, как и завещал Толстой, передают ее крестьянам.

В столицах после новости о смерти Толстого начинаются мощные студенческие демонстрации – памяти писателя и под лозунгом «Долой смертную казнь!». В ответ министерство просвещения выпускает новые правила, запрещающие студенческие собрания и отменяющие выборы профессоров.

В знак протеста ректор Московского университета Александр Мануйлов подает в отставку, а затем в знак солидарности с ним увольняются еще несколько десятков профессоров, в том числе Вернадский и Тимирязев, – всего 130 человек. Студенческие волнения усугубляются, из Московского университета исключено несколько тысяч студентов.