Текст книги "AC/DC. В аду мне нравится больше. Биография группы от Мика Уолла"

Глава 6
Милашка Бон

Бон Скотт покидал Аделаиду, свою старую жизнь, которая закончилась в ту ночь, когда он разбился на мотоцикле, что означало, что он также покидает и свою жену Айрен. Через несколько недель он говорил журналистам: «Группа мне дороже, чем девушка, поэтому я присоединился к AC/DC и ушел от Айрен». Он рассказывал, что купил амфетаминов и просто принимал их до самого Сиднея, пока группа не передумала давать концерт.

Все это было правдой, но это еще не вся история. У Бона все же оставались чувства к Айрен. She’s Got Balls, первая его песня для AC/DC, и правда была посвящена его жене. И в предстоящие месяцы и годы он еще не раз будет сомневаться в своем выборе.

Он никогда не делился своими личными переживаниями с Малькольмом или Ангусом, которые были еще достаточно молоды, чтобы без проблем проводить Рождество в туре, как они и сделали в первый раз в декабре 1974 года. К тому времени у брата Бона Грэма начались серьезные отношения с сестрой Айрен Феей, а еще один его брат Дерек женился, и у него уже было двое детей. А Бон сидел один в своем гостиничном номере, пил бесконечные пиво и виски, нюхал; вокруг были толпы группиз, чьи имена и лица сливались в одно уже задолго до того, как он стал по-настоящему знаменитым. Он сидел пьяный и обдолбанный, писал длинные меланхоличные письма Айрен и думал, что она все еще на его стороне и понимает его. Но это было не так, и где-то в глубине души он все понимал.

Остальная часть группы видели только комичную сторону нового вокалиста. Ангус рассказывал, что он, по крайней мере, научил его хорошим манерам: говорить «Извините, пожалуйста» вместо «Отвалите, если вам не сложно». Вскоре «старик» получил новое прозвище «Милашка Бон» в честь Милашки Саймона, персонажа старого американского комедийного телешоу Get Smart, секретным оружием которого было то, что тот не мог кому-то не нравиться. К счастью для Ангуса, Бон передал ему некоторые старые синглы и пластинки, которые были не нужны. Многие из них, например, Great Balls On Fire Джерри Ли Льюиса, уже были знакомы молодому гитаристу. Даже Малькольм, который никогда просто так никого не хвалил, позднее будет описывать Бона как человека, оказавшего «мощнейшее влияние» на развитие группы: от ребят, играющих в барах среди летающих бутылок, до хедлайнеров мирового уровня: «Когда пришел Бон, мы все объединились», – говорил он.

Однако не все были так позитивно настроены по поводу появления Бона на сцене. Дейв Эванс рассказывал: «Он видел меня без рубашки. Он видел, как я веду себя на сцене. Он видел то, что должен был видеть: рок-звезду с оголенной грудью. Это был мой имидж, который он забрал себе».

Был еще один человек, которого в конце 1974 года все еще нужно было убеждать, что Бон Скотт – подходящий вокалист для AC/DC. Им оказался новый менеджер группы Майкл Браунинг.

Браунинг, который был успешной фигурой в музыкальном бизнесе, жил и работал в Мельбурне. Он начал свою карьеру в середине шестидесятых, когда открывал одну из первых австралийских дискотек Sebastian’s Penthouse около пляжа St. Kilda. Место было своего рода аналогом клуба Tramp в Лондоне. Но тут был гораздо менее жесткий фейсконтроль, приходило меньше знаменитостей, и заведение вскоре стало одним из немногих ночных мест в Мельбурне, отражавших настоящую атмосферу поздних шестидесятых. У Браунинга также был бизнес-партнер Артур Найт, отпрыск богатой семьи Найтов из Мельбурна, которым принадлежали и некоторые другие дискотеки в городе, например Thumpin Tum и Catcher’s. Но ключевым заведением семейства был Bertie’s на 1 Spring Street, который и стал тем местом, где по заказу Майкла выступали первые поп-группы.

Вскоре все модные дискотеки и клубы Мельбурна начали рассматривать варианты с регулярными выступлениями групп. Майкл воспользовался этой возможностью, чтобы открыть собственное букинговое агентство, которое получило название Australian Entertainment Exchange. Так он занялся ежедневным менеджментом лучших артистов, например, групп Python Lee Jackson, Doug Parkinson In Focus и, наконец, что сыграло значимую роль в его последующей работе с AC/DC, Billy Thorpe & The Aztecs. Каждую из этих групп Браунингу удастся поднять в местных чартах на хорошие места. Python Lee Jackson пребывали совсем не в той форме, что в начале шестидесятых, у них были небольшие хиты местного уровня, самым известным из которых стал In A Broken Dream, записанный с сессионным вокалистом Родом Стюартом во время короткой поездки в Лондон в 1969 году. Песня не выходила до тех пор, пока в 1972 году Стюарт не прославился как сольный вокалист.

Doug Parkinson In Focus были никому не известны за пределами Австралии, но занимали топовые места в австралийских чартах в 1969 году со своими синглами Dear Prudence и Hair. А Billy Thorpe & The Aztecs были, наверное, самым большим открытием. Они начали выступать в шестидесятых и прославились благодаря хорошим каверам Poison Ivy и Love Letters. В начале семидесятых они преобразились в рок-н-ролльную группу и исполняли хиты Most People I Know Think That I’m Crazy и Cigarettes And Whisky. Их появление на фестивале Sunbury в Мельбурне в 1972 году привело к хитовому двойному альбому Live at Sunbury, который занял топовые позиции в австралийских национальных чартах наряду с такой классикой, как Exile On Main Street и Led Zeppelin IV. «Billy Thorpe & The Aztecs были настоящей рок-группой, менеджером которой я был на протяжении пяти лет», – говорит Браунинг. Неудивительно, что сам Торп приятельствовал с Боном с последних дней The Valentines. Они также были первой группой, которую Браунинг вывез в Лондон, где пробыл шесть месяцев. Они ближе всего подошли к успеху в Англии, когда по радио One крутили их сингл Most People I Know Think That I’m Crazy’, выпущенный на лейбле Микки Моуста RAK. «Микки и его брат Дейв Моуст вложили много сил в эту работу, но она не выстрелила. Однако это принесло свои плоды, когда я вернулся в Англию с AC/DC несколько лет спустя. Лондон было тем направлением, куда стоило приезжать австралийской группе, которая хотела чего-то добиться в мировом масштабе».

К тому времени Браунинг стал одним из ведущих представителей нового агентства талантов Consolidated Rock, как и Майкл Гудински (чей лейбл Mushroom Records позднее будет конкурировать с Alberts за австралийских артистов). Когда Consolidated Rock поглотили конкурента Филипа Якобсена Let It Be, Браунинг стал основным представителем единственного австралийского агентства талантов, которое работало с такими местными звездами, как Daddy Cool и Spectrum. Они были практически монополистами на национальной музыкальной сцене. (Еще один молодой агент Consolidated Rock Роджер Дэвис позже будет работать с Тиной Тернер и Pink.)

Однако когда в 1973 году Consolidated Rock были на мели, Браунинг и Гудински предприняли совместную попытку создать «еженедельное издание по типу Rolling Stone», The Daily Planet, но затея провалилась в борьбе с журналом Go-Set. Итогом этого стало то, что дороги Гудински и Браунинга разошлись: первый основал Mushroom, последний стал менеджером Hard Rock Café в Мельбурне. Именно там Браунинг и увидел AC/DC впервые, еще когда их солистом был Дейв Эванс. «Я подумал, что это потрясающе», – вспоминал Браунинг, хотя Эванс и не показался ему чем-то выдающимся.

«Что мне действительно понравилось, так это Ангус в своей школьной форме и общая игра братьев. Это действительно привлекло мое внимание. Ритм-секция тогда практически отсутствовала. Это был просто Ангус, худенький маленький ребенок, который бегал по сцене, я был просто в восторге от него!»

Браунинг поговорил с ними после выступления. «Они сказали, что едут в Перт, а я попросил их встретиться со мной, когда они вернутся».

Позже, в октябре, Браунинг организовал группе несколько выступлений в Hard Rock Café. За это время они как раз успели выгнать Эванса и взять в группу Бона. Была еще одна значительная потеря: менеджер Деннис Лафлин. Это было решение братьев. В особенности Ангуса, который единственный из всей группы не пил и не употреблял наркотики, и ему тяжело было каждый раз верить в обещания Лафлина о «репетиции завтра». Ангус жил на строгой диете, которая состояла из сигарет, чая, шоколадного молока и шоколадок, и ему не нужен был Лафлин, чтобы все это достать. (Единственным наркотиком, который Ангус регулярно принимал, был аспирин, который, по словам Ангуса, их мать толокла и добавляла в молоко, если у него «болели уши, зубы или что-то еще, что могло помешать походу в школу». Эта привычка останется у него на протяжении всей взрослой жизни.) Устав от постоянных нападок, Деннис в конце концов ушел. «Я сказал: “Довольно, я больше не буду с вами работать, вот ваша бухгалтерия, вы должны быть в Мельбурне завтра до часу дня, а я еду домой, увидимся”».

Тогда Малькольм (а он-то как раз-таки пил и курил то, что доставал Лафлин), вместо того, чтобы позвонить старшему брату Джорджу, как всегда делал до этого в случае возникновения любых проблем, взял на себя ответственность за группу и позвонил Майклу Браунингу, чтобы сказать ему о том, что они точно не смогут выступить в Мельбурне, и спросил о предложениях, которые у того могли возникнуть. Интуиция Малькольма его не подвела. Браунинг вспоминает: «Он сказал: “У нас нет денег. О'кей, ты организовал нам концерт в Мельбурне, но мы не сможем приехать”. Тогда я ответил: “Я дам вам денег, вы сможете добраться до города и делать все, что захотите”. Когда ребята приехали, Малькольм подошел ко мне и сказал: “Я действительно ценю все это, ты нам очень помог”. И мы начали болтать. Я не думаю, что в тот момент он знал, что я уже работал в музыкальном бизнесе. В итоге весь разговор свелся к “ребята, вам нужен менеджер…”».

Браунинг отмечает, что когда группа стала выходить на сцену с Боном, у него были сомнения. «Я знал Бона много-много лет, еще со времен The Valentines. Они были группой для подростков, чем-то вроде Bay City Rollers. Поэтому мое впечатление о Боне сложилось, скорее, исходя из этой парадигмы. После этого он был в группе, которая играла “прогрессив” по типу Hawkwind. Поэтому когда ребята сказали мне, что он будет новым вокалистом, я был немного удивлен».

Но его страхи развеялись во время первого выступления группы с Боном в Hard Rock Café:

«Бон достаточно быстро вжился в роль. Он перевоплотился из длинноволосого хиппи из Fraternity в настоящего рок-н-ролльщика. Все вопросы сразу же отпали. Кроме того, как только он начал писать тексты для песен, каким-то образом сработала химия между ним, Малькольмом и Ангусом. Я думаю, тогда-то братья и поняли, что он и есть тот, кого они искали».

Как и происходило со всеми прочими важными решениями в AC/DC, ни одно не принималось без одобрения Джорджа Янга, который прилетел в Мельбурн на следующий же день. Майкл Браунинг сразу же почувствовал дыхание лидера клана в спину. «Как менеджер ты будешь находиться под постоянным подозрением со стороны этих ребят. Группа Джорджа The Easybeats была достаточно успешной на международной сцене, пока все это не испарилось. Тогда Джордж приехал в Австралию и обвинил во всем их менеджера Майка Войгана]. В результате, и Джордж, и младшие братья “очень хорошо относились к менеджерам”, давайте назовем это так. Все артисты обвиняют менеджеров, когда что-то идет не так, но я думаю, что с Янгами ситуация обстояла по-другому. Когда я предложил им свои услуги, то действительно обещал расплачиваться своими деньгами за свое дело. У них же не было никаких денег. Я думаю, они бы распались просто потому, что у них отсутствовала хоть какая-то финансовая поддержка». Несмотря на то что к тому времени практически был подписан контракт с Alberts, по словам Браунинга, «это не предполагало, что Alberts будут вкладывать свои деньги, чтобы ребята продолжили играть». «Они подписывали контракт с Alberts, чтобы делать записи, но на этом все», – добавил Браунинг.

Они подписали контракт на запись, куда был включен и Бон. Бывший менеджер Fraternity Гамиш Генри согласился продать Alberts права на записи с Боном за четыре тысячи австралийских долларов, что составляло третью часть стоимости прав группы из трех человек. «Они называли это “стандартной сделкой”, – вспоминает Браунинг. – Alberts также принадлежали права на издание оригинального материала AC/DC. Опять же, в рамках стандартной сделки, владение авторскими правами, пятьдесят на пятьдесят плюс половина выручки из-за границы… Храни их Господь, но не только они заключали стандартные сделки в те времена. Я думаю, множество американских и британских компаний делали то же самое. Но Alberts сохраняли такую стандартную сделку до самого конца, намного дольше, чем все остальные лейблы». Во времена «Дикого Запада музыкального бизнеса» лейблы и менеджеры пожизненно владели правами на выпуск песен и пластинок, гонорары от живых выступлений, иногда – даже на надписи на футболках. К середине семидесятых стандартная практика в британском и американском музыкальном бизнесе достигла той стадии зрелости, когда у самих артистов была гораздо более сильная переговорная позиция, чем когда-либо. После того как The Beatles и Rolling Stones доказали, что обычная рок-группа может сделать высокооплачиваемую карьеру, артисты не только стали брать более высокие гонорары за выступления, но и повышали ставки роялти в зависимости от своего уровня успеха, а некоторые даже стали владеть собственными лейблами.

Alberts тогда были самым крупным игроком на рынке звукозаписи в Австралии, и их бескомпромиссный подход приносил хорошие дивиденды. Браунинг отмечал: «Хорошей частью их контракта с Alberts было то, что не было никаких расходов на саму запись, поскольку у них была студия. Мне кажется, они платили какую-то небольшую сумму, долларов сто за песню, что-то вроде того». Что касается роялти на розничные продажи, Браунинг говорил, что сделка была гораздо более выгодной для Alberts: 3,4 %, по сравнению со стандартными в то время 5 %. (В течение десяти лет ставка поднялась до 10 % и даже до 12 %, но, опять же, не в Alberts.) Однако какой бы ни была ставка, то, что делали Alberts, никак не отличалось от того, что делали другие звукозаписывающие компании того времени. Браунинг рассуждал философски: «Было много других менеджеров и других звукозаписывающих компаний, которым всегда было известно, сколько стоят услуги Alberts. Но, в конце концов, ты видишь, какое огромное количество денег группы тратят на запись, даже с роялти 12 % вместо 5 %, а в итоге не могут ничего продать, оказываются должны звукозаписывающим компаниям миллионы долларов, и все что им остается, – разойтись. В этом случае предложение Alberts не кажется таким уж плохим. Конечно же, процент был низким, но, с другой стороны, ты не должен был платить за саму запись, и это было правильным решением».

Но все хорошо только до тех пор, пока ты продаешь достаточно записей. AC/DC предстояло прожить еще несколько месяцев до того момента, как они начали получать роялти с продаж пластинок, но у Браунинга «был план», согласно которому он платил всем 60 австралийских долларов еженедельно, а также оплачивал все их расходы в поездках и даже купил им новый автобус – огромный, принадлежавший раньше авиакомпании Ansett Airlines, танк – и оплатил услуги всей дорожной команды и жилье для музыкантов. «Я платил за все на протяжении шести месяцев. Взамен я мог брать себе всю выручку с концертов все эти полгода. Это была своего рода сделка, которая помогла стабилизировать ситуацию для ребят. По истечении шести месяцев все превращалось в стандартный контракт менеджера и артиста: 20 %».

Но еще одно условие Браунинга состояло в том, что группа должна была переехать из Сиднея в Мельбурн, где базировалась его новая компания Trans-Pacific Artists. «Я там жил, и в этом месте я мог отлично работать. На том этапе у меня был партнер по имени Билл Джозеф. Ему принадлежали половина клубов и пабов в Мельбурне, а у меня была всего пара. Я мог предложить ребятам сделку, по которой они были бы полностью “на зарплате”, а я бы организовывал им выступления во всех местах, которые нам принадлежали. Это создавало для нас огромную мотивацию сделать их как можно более известными за как можно более короткий срок, потому что если бы я мог сделать их популярными за шесть месяцев, это стало бы для меня огромным прорывом. Они выступали везде. В конце концов, они стали главной фишкой всех клубов и пабов в Мельбурне. Так что это сработало для обеих сторон». Братья были по-настоящему счастливы. «Мы думали, наконец-то! Не нужно больше работать, – вспоминал Малькольм. – Мы получали пятьдесят баксов в неделю каждый. Мы могли выжить без работы!»

Потом вся активность начала разворачиваться вокруг первого альбома группы, о записи которого договорился Джордж во время простоя новой студии Studio One в Alberts, в их офисе на улице King Street 139 в конце 1974 года. Это была относительно маленькая комната, созданная для Теда Альберта его старым приятелем по имени Брюс Браун, инженером и «очень креативным электриком», который ранее делал ATA, одну из самых старых студий в Сиднее. Крис Гилби, английский музыкант, который начал работать с Albert как глава лейбла A&R в январе 1974 года, но перешел в маркетинг к тому времени, как AC/DC подписали контракт, по его словам, «практически руководил лейблом» и помнит, как «Джордж и Гарри брали студию в выходные дни и в ночное время», чтобы заниматься собственными проектами, начав с AC/DC. Их собственная звукозаписывающая сделка с Alberts означала, что Джордж и Гарри делят пятьдесят на пятьдесят все, что они принесли Alberts: «Джордж и Гарри были на одной стороне, – говорит Гилби. – А Тед на другой. Такой была сделка, в том числе и насчет AC/DC».

Гилби вспоминал: «Джордж и Гарри очень нервно реагировали, если Тед или я показывали, что мы независимы, особенно если это не совпадало с их интересами. Например, они ненавидели Теда Мелри, когда он работал на лейбл. Они пытались выгнать его оттуда, однако у них ничего не выходило, потому что Тед подписал контракт в те дни, когда Джордж и Гарри мочились где-то в Лондоне, а Тед Мелри, в свою очередь, в это время давал концерты в сиднейских пабах. Лейбл был очень лоялен к людям, которые лояльны к нему, это касалось и Джорджа с Гарри».

Гилби доказал свою ценность для AC/DC тем, что подал идею добавить молнию к их логотипу, который группа использует и по сей день. Гилби также предложил название для их первого альбома еще до того, как они закончили его записывать: High Voltage – опять-таки, вдохновленное именем группы и логотипом с молнией.

Более того, Гилби стал наиболее ценным помощником Майкла Браунинга в Alberts, тот мог поручить ему любые важные ежедневные дела. «Вовлеченность Криса была в особенности важна в ранние времена группы, – говорит Браунинг. – Но, опять-таки, как и все остальные, кто когда-либо работал с AC/DC или с Alberts, он не вошел в историю. Но он определенно был очень и очень важен для лейбла на протяжении всего этого периода. Это подтверждается и тем фактом, что как только он ушел, показатели Alberts начали падать».

Однако Гилби нисколько не сомневался в том, от кого действительно многое зависит. «Для меня наиболее интересен тот дух AC/DC, который смог придать группе Джордж. Он действительно был “серым кардиналом”, тем, кто заправлял всей деятельностью группы, начиная с самого первого альбома. Они все еще продолжали давать концерты в Сиднее до момента переезда в Мельбурн и часто приезжали на студию One прямиком с концерта и просто репетировали. Базз Бидстрап, чья группа The Angels вскоре стала еще одним проектом Ванды и Янга для Alberts, вспоминает, с каким воодушевлением пара работала в студии. «Гарри был достаточно расслаблен, сидел, кивая головой, и осматривал помещение. Джордж сидел за рабочим местом с инженером, с руками на пульте и говорил [изображает шотландский акцент]: “Я думаю, это плохой вариант. Я думаю, второй лучше”. Но тем не менее они были настоящей командой». Даже что-то, что было одобрено Джорджем Янгом, должно было быть подтверждено кем-то еще. «Гарри в данном случае отвечал за звук».

Для поддержания атмосферы в комнате было полно травы, сигарет и выпивки, а еще молочных коктейлей для Ангуса и всего остального, что помогало создавать ощущение реального выступления в клубе. В будущем, как только положение Бона как автора текстов песен группы окончательно утвердилось и ребята наконец начали использовать полноценную ритм-секцию, большее внимание стало уделяться написанию оригинального материала. Джордж, Малькольм и Ангус брались за пианино, Джордж также разбивал песни на компоненты и затем заново их пересоставлял, чтобы исключить несовершенные моменты и добавить мелодичности и ритма. Для альбома High Voltage они решили записать базовые вещи, а затем дорабатывать их в Мельбурне. Основным составом авторов группы теперь считались Бон и братья, а Роб Бейли и Питер Клэк были вовлечены не настолько, насколько бы им хотелось. Джордж сочинял в основном басовые партии. При этом к созданию барабанных привлекались различные ударники, которые в тот момент были доступны, включая Тони Карренти из The 69 и Джона Прауда, которого Джордж и Гарри ранее уже нанимали для сессий Маркуса Ролла. (Клэк появлялся только в одной песне, She’s Got Balls). Когда все музыканты отказывались, Джордж сам записывал барабанные партии. (Бейли устроил скандал, когда альбом вышел даже без упоминания его имени, как будто он и вовсе был ни при чем. По словам Клинтона Уокера, Бейли «точно никогда не получал никаких денег от Alberts».)

Вместо того чтобы звучать достаточно разрозненно и несинхронно, как можно было ожидать от таких поспешных записей, финальный результат, полученный менее чем за десять сессий, станет своего рода образцом для последующих альбомов AC/DC эры Бона. Он начинается с Baby, Please Don’t Go, затем идет первый оригинальный трек, над которым братья работали вместе с Боном – ода, посвященная Айрен, She’s Got Balls. Бон был в роли настоящего рассказчика и добавлял в тексты детали из своей реальной жизни, а Малькольм и Ангус дополняли его стихи тяжелыми, «дикими» риффами и брейками.

Следующая песня, шаловливая Little Lover, была еще одной попыткой Бона добавить текст к риффам Ангуса и Малькольма. Об этой песне Бон, шутя, говорил, что она про Ангуса («Самый известный маленький любовник, которого я знаю»). Она также была вдохновлена Айрен. История рассказывает о молодой девушке-фанатке, которую Бон заметил на одном из первых выступлений. Согласно тексту, она оставляет «подтек» на своем кресле, который «совсем не кока-кола». Благодаря особой манере Бона представлять эту песню, она не казалась какой-то сексистской, как другие рок-номера того времени, такие как Whole Lotta Love Led Zeppelin или Stray Cat Blues Rolling Stones. Бон просто не мог серьезно выглядеть, когда произносил со сцены всякие «меткие словечки». Даже музыка была более «карнавальной», чем свойственная большинству рок-номеров того времени.

Единственным эквивалентом рок-музыке того периода была группа Sensational Alex Harvey Band, еще одни музыканты с шотландскими корнями и неприкрытым фарсом той же мультипликационной ментальности, которой следовал Бон в AC/DC (если даже не той же клановой ментальности). Но SAHB играли за 10 000 миль от AC/DC, на родине Бона и братьев.

Фронтменом группы был достаточно взрослый шотландец с кельтскими корнями Зэл Клеминсон. Он, одиночка за кулисами, выходя на сцену, вдохновлялся образом Заводного Апельсина с макияжем и нарядом Пьерро и превращался в пантомимного маньяка. Остальная часть группы выступала в обычной мужской одежде эпохи пост-хиппи. Бон Скотт был большим фанатом такой манеры выступлений, в которую была заложена не только обычная лирика, но и особый способ ее представить.

Конечно, связь между ранними временами AC/DC и классическим периодом Алекса Харви и более продвинутых групп – происхождение, культурные представления и музыкальные исходы – очень заметна.

Примечательно также то, что оба вокалиста погибнут молодыми, ранним февральским утром с разницей меньше чем в два года.

Вокалист группы Rose Tattoo Энгри Андерсон однажды рассказывал: «Одним из моих любимых воспоминаний о Боне является тот момент, когда он познакомил меня с музыкой Алекса Харви. Он дал мне кассету Алекса, и это было своего рода прозрение. Рассказывая о Боне, все упоминали такие клише, как женщины, наркотики и алкоголь, но ему действительно нравилась хорошая музыка. Бон был рок-поэтом той эры». Или, другими словами, сенсационной австралийской версией Алекса Харви.

Из оставшихся пяти песен альбома High Voltage большинство были созданы еще в эру Дейва Эванса. Сейчас он говорит, что тогда они уже записали в студии с Джорджем и Гарри несколько песен, включая Soul Stripper (одну из немногих композиций AC/DC, где акцент сделан на соло-гитары Малькольма и Ангуса, которая была перезаписана с вокалом Бона), плюс Rock’n’Roll Singer, которую было решено включить в следующий альбом. Оставшиеся две, для которых он написал слова и мелодии, назывались Fell In Love и Sunset Strip. «Когда Бон присоединился к группе, он поменял тексты этих композиций. Поэтому Fell In Love стала называться Love Song (Oh Jene), а Sunset Strip – Show Business. Поэтому у Бона не было никаких проблем с переписыванием текстов двух песен, которые я уже исполнял на публике и которые он сам уже слышал», – отмечает Дейв. Эти песни были не единственными вещами, которые казались Эвансу перенятыми у него Боном. Он также вспоминал о том моменте, когда Ангус сидел у него на плечах и играл Baby, Please Don’t Go. «По большей части, мне все равно. Можно даже сказать, что мне это льстит. Мне неприятно лишь то, что он поменял тексты двух песен, которые я написал и пел вживую».

Однако то, как чувствовал себя Дейв, не имело никакого значения.

Мир AC/DC был впервые представлен на альбоме High Voltage, это была совсем другая эпоха, которая пришла вместе с Боном Скоттом. Пока он полностью не вошел в роль, для этого нужно было проделать еще много работы, и это было видно, например, по песне Stick Around (Бон не мог встречаться с женщинами дольше, чем у них длился секс. «У меня на этот счет есть хорошая песня, – шутил он. – Они все тоже уходят, но теперь я пою ее каждую ночь в кровати») и по You Ain’t Got A Hold On Me (в последней также было редкое, но впечатляющее гитарное соло Малькольма).

Что касается двух песен, которые написал Эванс, а Бон переписал, то первая из них, Love Song (On Jene), благодаря опечатке (она должна была называться Oh Jean) звучала так, будто была написана для Fraternity: это была поп-опера. Несмотря на это, Джордж и Гарри обозначили эту песню как первый сингл с альбома, увидев в ней тот же потенциал, что и в Evie Стива Райта год назад. Но Джордж и Гарри все еще помнили момент своего провала, когда песня Стива Райта потерпела крах в Великобритании, но снова сделала их звездами на родине; Love Song (On Jene) была своеобразным сборником амбициозных идей, которые пока что лежали на полке и не были реализованы. Второй переписанной песней Эванса стала Show Business. Вместо того, чтобы работать с традиционными текстами Бона и гитарными риффами в стиле Чака Берри в исполнении братьев, лучше бы ее оставили в первоначальном виде. Песня скорее представляет собой тот номер, который нужно исполнять вживую, а не записывать на винил.

Хотя рабочие практики группы вскоре эволюционируют в поиске американского успеха, для которого требовалось гораздо больше усилий, добиться его было все еще тяжело. Майкл Браунинг старался договориться о самых лучших выступлениях для группы, включая престижное шоу на разогреве у Black Sabbath в Hordern Pavilion 5 ноября. У Sabbath заканчивался мировой тур после выхода их последнего хитового альбома Sabbath Bloody Sabbath в семидесятых, и Бон использовал это время для того, чтобы сдружиться с вокалистом группы Оззи Осборном на почве алкоголя и наркотиков. «Мне понравился Бон сразу же, как только я с ним познакомился, – позже говорил Оззи. – Он заставлял меня смеяться. Он был очень приятным, с ним было легко. Это продолжалось до тех пор, пока он всерьез не подсел на алкоголь. Тогда он стал настоящим животным. Немного похожим на меня», – грустно улыбнулся Оззи.

Как только запись альбома была завершена, Браунинг снова договорился о выступлении группы в Hordern Pavilion второй раз за несколько месяцев, на этот раз на разогреве у Skyhooks, которые недавно прорвались в австралийские чарты с синглом Living In The 70s. В течение года их альбом с таким же названием был самым продаваемым. Однако ничто из этого не смогло переубедить Малькольма в том, что он был прав, когда решил отстранить группу от гламурного имиджа, при этом сохранив школьную форму Ангуса. Он понимал, что Skyhooks смогли стать более успешными за счет гламурных панчей, но не собирался в ту же секунду менять свое мнение. AC/DC снова нужно было меняться. Как только это было сделано, Браунинг посадил их в автобус до Мельбурна, и у них началась новая жизнь с регулярными выступлениями в Hard Rock Café в Мельбурне, где они играли даже во время еженедельных гей-вечеринок. Малькольм и Ангус, вероятно, воспринимали такую публику как «немного смешную», но Бон входил в образ, как он обычно это делал. Он выносил специально купленные вибраторы и плетки, выходил на сцену без рубашки и в самых узких штанах, которые только можно было найти. «Он носил эти рубашки с отрезанными рукавами, – вспоминает Браунинг. – При этом он специально выбирал меньший размер, чем носил, чтобы выставить напоказ свои мускулы».

В основном, конечно, они выступали для более традиционной публики, благодаря которой группа и начала выстраивать свою репутацию. Годы спустя Ангус будет рассказывать о том, как обычные австралийские пабы и клубы позволяли AC/DC создать свой собственный антураж на выступлениях, и неважно, с какими обстоятельствами они сталкивались. «Уже в то время у них было преимущество, которого не было у других групп. Австралийская аудитория была достаточно ограничена – ты должен был играть везде». Их репутация все улучшалась.

«Они попали прямиком во всю эту атмосферу секса, наркотиков и рок-н-ролла, – говорит Браунинг. – Они стали центром притяжения всей тусовки. Наркотики не были коронным номером – хотя у Бона были и такие моменты, – но тут точно были секс, рок-н-ролл и алкоголь».