Текст книги "Куда улетают ангелы"

– Ну вроде того… Не хотелось бы по телефону…

– Но вам понравился сценарий, и вы готовы его купить?

– М-м-м… Почти. Мы готовы купить вашу идею. А сценарий… Несколько переделать.

– И сколько вы можете заплатить мне за идею?

– Вам так важны деньги?

Мне всегда по-пионерски неудобно, когда вот так, напрямую… Я вспомнила рассказы Жени Локтева, как его «торгуют» и как он «торгуется» за свои гонорары, что не мешает ему чудесно играть как самые глупейшие и пустые роли, так и высокую классику.

– Да, к сожалению, очень важны сейчас.

– Хорошо. Понятно. Мы и собирались заплатить вам очень солидную сумму. Но если вам еще и деньги важны, а не только то, что ваша идея получит самое лучшее кинематографическое воплощение… Я готов заплатить вам десять тысяч.

– Рублей? – уточнила я, сгорая от стыда.

– Рублей, уважаемая, рублей. Мы же в России с вами живем, что ж мы будем в иностранной валюте планы свои строить.

– За сценарий – десять тысяч рублей?

– За идею, уважаемая, за вашу идею.

– Но вы же будете каким-то образом использовать мой сценарий? Я ведь его послала вам целиком…

– М-м-м… не думаю. Но вы можете отдать нам и сценарий… если хотите… подпишем договорчик… Вдруг что понадобится… Хотя вряд ли. Вы не профессионал.

Кристин мне рассказала, как за один удачный сюжетный ход, выволакивающий весь сценарий, в Голливуде можно получить двадцать пять тысяч долларов. Так что по концепции – купить идею – это, считай, Голливуд.

– А вам не понравились серии, которые я вам послала?

– Послушайте, если вы хотите поторговаться, приезжайте, мы поговорим, обсудим, накинем… Пятнадцать тысяч вас устроит?

– Я подумаю. Спасибо.

Я повесила трубку и набрала номер второй кинокомпании. Там секретарь посмотрела записи в компьютере и ответила:

– Спасибо, не подошло.

Я решила закончить по возможности эту муку сегодня и набрала следующий номер. Ваня Карашевич был на месте и радостно воскликнул:

– Ленка! Ну что же ты не звонишь?

– Ты прочитал сценарий?

– С огромным удовольствием! Ты такая молодец.

– Правда?

– Да… Только, знаешь, «пироги тачать сапожник»… Ох. Как бы тебе сказать. Ты отличная журналистка. У тебя – язык, все такое, все тип-топ… Но, понимаешь, Ленка… Ты ни черта не сечешь в сценарной работе. Это – профессия, кирдык? Поняла? Там есть два закона или двадцать два – сам ни черта в этом не понимаю. Но их надо знать и ими надо владеть.

– Да, я думала об этом.

– А зачем тебе надо-то было это?

– Денег хотела заработать… – Лирическую подоплеку я объяснять Ване не стала.

– А, ну это повод… Так вот. Мне лично – понравилось. Редактор говорит – хренотень. Я не кирдык, редактор – кирдык.

– Вань, ну что такое «кирдык», а? – устало спросила я. Какая же я самонадеянная дура!

– Это значит – «понял, поняла, понятно, понимаешь», – быстро и с удовольствием объяснил мне мой бывший сокурсник. И сам засмеялся. – Кирдык? Ну ладно, Воскобойникова, что ты прямо бедствуешь, что ли…

– Вань, а сделать ничего из этого нельзя? Ну как-то переработать, доработать…

– Не-а… Слушай, если тебе деньги нужны, хочешь, я тебя на работу пристрою к нам… Знаешь, у нас девчонка одна увольняется… в декретный отпуск… Кажется. Через месяц. Узнать?

– Да нет. Через месяц уже не надо.

– Слушай, может, тебе денег дать? У тебя какие-то проблемы?

– Нет, Ванюша, спасибо. Извини, что побеспокоила.

– Не обижайся, Ленка. Звони, если что.

Осталась кинокомпания «Антон и они». Как же это я!.. Почему я так легкомысленно послала сценарий всего в четыре кинокомпании? Надо было сидеть и звонить, звонить, и отправлять, отправлять… Хотя если такой единодушный отказ… Можно и в сто мест отослать и везде скажут: «Занимайтесь, девушка тем, чему вас учили. И не отрывайте людей от работы».

В кинокомпании «Антон и они» было намертво занято. И через час, и через два. Никакого сообщения они мне не прислали, что, скорее всего, означало отказ.

Вечером мы пошли гулять с Варькой, она села на качели, а я оглянулась вокруг и вдруг с ужасом поняла – скоро лето. Моим обоим малышам нужен свежий воздух. Мне надо подумать о том, что через два месяца мне уже совсем неудобно будет спать с Варей на одном диване. Что Саша Виноградов может и не дать ей денег – забыть или заартачиться…

Я решила, что надо бы поговорить, наконец, с мамой – вдруг она поможет мне хотя бы найти дачу на лето среди своих знакомых… Но я очень боялась маминой реакции на мою беременность и ограничивалась звонками. Мама, кажется, не поняла, что мы живем не дома. Потому что я ей обычно звонила сама, так у нас сложилось годами. Тем более мама занималась сейчас депрессией Павлика. После того случая он перестал есть, сидел, часами глядя в окно и совсем не хотел учиться. Еще навесить на маму мои проблемы… Я решила чуть подождать.

Неля могла помочь мне только добрым словом, что она и делала регулярно, и это было совсем немало. И сейчас я позвонила ей, чтобы просто услышать, что я – хорошая, умная, красивая. И у меня все будет хорошо. Она никогда не говорила это напрямую. Но каким-то непостижимым образом после разговоров с ней все годы, что я ее знаю, у меня остается именно это свежее, легкое ощущение – какая же я хорошая и как жизнь ко мне расположена всеми своими самыми приятными сторонами. Надо только не пропустить это.

– Ленка, как раз собиралась тебе звонить! Ну как у тебя с судом? Ничего нового?

– Пока нет, новое слушание назначили на июль… Надо ждать.

– Да. Хорошо, что лето, правда? Мы через неделю – на дачу. Сейчас вот дети учебу закончат. У тебя как с летом?

– Да никак пока.

– Хочешь, я поговорю с Федором… Или нет. Давай я объявления повешу в нашем поселке – может, кто сдаст вам?

– Нелька, ты представляешь, сколько в вашем поселке может стоить дача на лето?

– Честно говоря – нет…

– Думаю, в крайнем случае, мы сможем как-нибудь обойтись, здесь вполне хороший воздух, где мы снимаем комнату…

– Ленусь, только ты не обижайся, может тебе попробовать через Интернет? У меня тут соседка нашла себе…

– Дачу?

– Нет, – Нелька засмеялась. – Мужа. Ты представляешь? И не то что там какого-то пузатого немца из глухой деревни под Дрезденом… А нормального русского человека, москвича…

– Ой, Нель. Это уже край. С животом-то как русских москвичей искать, да холостых, да на голову не сдвинутых? «Ау! Не найдется ли случайно любителей беременных женщин? С видами на будущее… И человек чтоб был хороший…»

– Нет, нет, подожди! Не заводись. Ничего дурного в этом нет. Знаешь, есть ведь мужчины застенчивые… Есть такие, что работают с утра до вечера, вокруг них – одни мужчины… Им негде познакомиться.

– У них есть соседки, есть прохожие, есть продавщицы в магазине… Любовницы, на которых они не хотят жениться…

– Ну ладно. Ты попробуй. За спрос денег не берут. Знаешь названия сайтов?

– Нет, и смотреть не буду.

– Хорошо, я сама посмотрю. Или нет, хочешь, приезжайте с Варькой, тут же совсем недалеко – помнишь, вы как-то на трамвае к нам приехали? Она поиграет с моими архаровцами, а мы с тобой глянем. Вместе – не стыдно.

– Давай, – с неохотой согласилась я.

Я не верю в такую помощь судьбе. Я не люблю мужчин, которые дают о себе объявления с фотографией и потом перебирают снимки претенденток. И вообще – встреча происходит в нужное время в нужном месте или не происходит. И, скорей всего, это записано в некоей книге судеб. Иначе как – хаотичное движение молекул? Без смысла и законов? Ведь иногда не понимаешь: почему тебя так влекло туда, в тот вечер, когда ехать надо было совсем в другую сторону?

Почему много лет назад я вышла из метро и пошла пешком, не стала дожидаться троллейбуса, задела обо что-то ногой, порвала колготки, вернулась к метро, зашла в маленький магазинчик, долго искала новые колготки, ничего не купила – там были ажурные, блестящие, черные, с бабочками, а обычных, тонких, невидимых на ноге не было. И я пошла домой, прикрывая дырку большой сумкой с конспектами и книжками, шла пешком по той же дороге, на которой пять минут назад споткнулась, а какой-то молодой человек с веселыми темными глазами спросил меня:

– Вас укусила собака?

Зачем я пошла пешком, зачем вернулась за колготками, почему я вообще в этот вечер так рано возвращалась домой, сидела-сидела в библиотеке, вдруг встала в семь часов и ушла? Чтобы через семь лет после этого родить Варю. Чтобы Саше Виноградову было о чем спросить хорошенькую студентку, спешащую с дыркой на коленке навстречу своей судьбе… Я часто вспоминаю этот вечер, определивший всю мою жизнь. Вечер случайностей. Я не могу себе представить свою жизнь, по крайней мере, прошлую, без Саши Виноградова. А всего этого могло не быть, если бы я просто дождалась троллейбуса. Саша случайно оказался в нашем районе. И тоже шел к метро пешком, решил прогуляться.

Неужели можно вот так повернуть линии судьбы и познакомиться, дав объявление в газете? «Ищу девушку в рваных колготках, симпатичную, верную, непритязательную, готовую ждать годами и не дождаться – меня, лучшего из мужчин…» А я ищу – кого? Одна мысль о том, что сейчас я буду перебирать фотографии мужчин, которым предложу в будущем со мной спать, повергала меня в ужас.

– Не боись, – подмигнула мне интеллигентная Нелька и смело набрала название сайта. – Я, знаешь, сколько раз сюда лазила? Когда Федор совсем уже наглеет. Вот, думаю, найду себе человека и уйду!

– Нашла?

Она засмеялась.

– Но я же Федора люблю, ты знаешь. Мне остальные не нравятся… Так, вот смотри, сейчас мы анкетку на поиск заполним. Возраст – до сорока пяти. Старперы нам ни к чему, с их инсультами и горшками… Русский? Да. Для брака? Да. Или серьезных отношений… Так… Ну вот, смотри сколько… Давай на фотографии взглянем…

Чем больше мы смотрели и читали, чем тошнее мне становилось. Этот пишет «Зарабатываю врачеванием, предпочитаю барышень, извините, не стареньких», у другого – морда такая испитая, что позвонить ему может лишь такая же любительница абсента… Тот называет себя «Пусиком», этот пишет, что ищет женщину для брака, но предупреждает: «Люблю сладенькие попочки с курчавыми волосиками». Хороший муж будет, с таким солидным опытом исследования попочек.

Наконец Нелька выбрала двух москвичей – Олега и Юрия, обоих сорока двух лет, с очень обтекаемыми объявлениями, вполне скромными. По фотографиям ничего понять было нельзя, кроме того, что у них нет усов, бороды и внятных следов порока на лице. Один даже показался мне слишком растерянным для виртуального знакомства.

– Так, писать письма мы им не будем. Смотри, оба дали телефоны. Причем домашние. Порядочные люди, раз городские номера дают. Ну что, звоним?

– Давай ты, а, Нель? Но вообще это бред.

– Никто тебя не заставляет сразу с ним спать. Встретишься, почувствуешь, что ты – красивая женщина, что вокруг много мужчин… Других… – она взглянула на меня. – Звонит?

– Кто?

– А есть еще кто-то?

– Нет, – почему-то мне не хотелось рассказывать Нельке о Жене, тем более – о Толе Виноградове. – Никто вообще не звонит. Даже мама.

– Ну мама – это ладно… А Виноградов – свинья… Да. Но ведь ты знаешь – чем дольше он отсутствует, тем сильнее потом влюбится в тебя.

– Да, Нель. Но мне дальше будет не тридцать семь, – наоборот – тридцать девять. И дальше – сорок.

– И что? Он так к тебе привык, что не видит твоих морщинок. Да их и нет пока… не очень заметно…

Я не стала спорить, жалея Нельку. Мы с ней ровесницы – по поколению, а по возрасту она даже на год старше. Я-то знала и знаю, что только женщина может нежно любить отвислый живот и тяжелый запах стареющего тела своего возлюбленного, которого она знали юным и стройным. А уж что касается мужчин… Редчайшие мужчины с нежностью гладят трогательные морщинки любимой девушки и не видят, что их девушке уже шестьдесят три.

Мужчины беспощадны и жестоки, как сама природа. Страсть не может превратиться в нежность. Если нежность была с самого начала, она может остаться и заменить остывшее влечение. Если же ее и тогда не было – то кроме раздражения и отвращения искать в том же мужчине, который томился и маялся от любви – нечего.

– Все. Давай, звоним, – она набрала первый номер и дала мне трубку.

– Алё, – ответивший мужчина, похоже, спал.

– Здравствуйте… – я посмотрела на Нельку, она ткнула пальцем в имя «Олег», – Олег. Вы давали объявление в Интернет? О знакомстве?

– Да-да… Добрый… – он запнулся, видимо, размышляя – вечер, день ли. – Сейчас, минуточку…

Я услышала в трубке кряхтение, шорохи, скрип двери, потом звук льющейся воды и поняла, что он пошел с радиотелефоном в… ванную комнату, скажем так. Вот и познакомились. Я подождала.

– Слушаю, да… – он откашлялся. – Вас как зовут, барышня?

– Меня зовут Лена.

«И меня уже тошнит», – могла бы добавить я.

– Хорошо, Леночка. Вам сколько лет?

– Тридцать восемь.

– И вы не замужем?

– Нет.

– А дети есть?

– Да, дочка.

Нелька замахала руками, показывая на мой живот – чтобы я не говорила о своей беременности.

– М-м-м… Да. А волосы у вас какого цвета? Не черные?

– Нет.

– Это хорошо. А вы можете сейчас ко мне приехать?

– Сейчас? – я посмотрела на Нельку. – К вам?

– Ну да. Хотелось бы познакомиться поближе, повидаться. Или завтра… Вы могли бы мне помочь для начала разобрать лекарства.

– Лекарства?

Нелька вытаращила глаза. Потом хлопнула себя по коленкам и побежала на кухню за второй трубкой.

– Ну да. У меня тут куча лекарств осталась от жены. Жена умерла. Болела. Вот, и надо разобрать – что выбрасывать, а что пригодиться может. А то я сам никак что-то не пойму. А не будешь же выбрасывать добро…

– Не будешь. Вы извините, Олег, я, наверно, зря позвонила. Извините меня.

Я перевела дух и посмотрела на Нельку.

– Ничего. Лиха беда начало.

– Ага – первый блин комом, а второй – поперек горла.

– Это мы еще посмотрим! – сказала Нелька и сама набрала номер. – Ты молчи и слушай, а я буду разговаривать. А то ты что-то бледная сидишь. Как бы не упала.

Второй, Юрий, тоже оказался дома и словно ждал звонка.

– Алё, – ответил он сразу и подозрительно тонким голосом.

– Алло, это Юрий? – довольно строго спросила Нелька. – Я по объявлению.

– Но я не давал объявлений, – ответил мужчина.

– В Интернете, о знакомстве? – уточнила Нелька, хотя я показывала ей – «нажимай, нажимай отбой!»

– В Интернете я предлагал руку и сердце девушке, которая полюбит меня таким, какой я есть.

– А какой вы есть, Юрий? – спросила я.

Он чуть помолчал, я подумала, он услышал, что с ним говорят двое. Но он просто размышлял, что ответить. И ответил:

– Я, наверно, хороший. А это скучно. Я пишу стихи. И у меня есть книжка. Мне помогла ее опубликовать мама. Книжка называется «Мамин голос».

Теперь Нелька скрестила руки, показывая: «Все, хана!»

А я почему-то продолжила:

– А вы не можете прочитать мне стихотворение?

– Могу, – обрадовался Юрий. – Сейчас… Только я не готов… А у вас волосы светлые?

– Да, – засмеялась я.

Нелька крутила пальцем у виска, показывая на телефон, но я неожиданно развеселилась. Ведь необязательно сразу жениться и – вообще! Почему нельзя просто общаться? Столько, оказывается, одиноких людей! Видимо, об этом думал Эдуард Успенский, когда его звери в мультфильме «Чебурашка и Крокодил Гена» строили дом для одиноких людей. Только вот откуда, он-то, знаменитый писатель, об этом знал? Уж наверняка сам он никогда не страдал от недостатка общения.

– Волосы русые, размер сорок четвертый, местами – сорок шестой, рост метр шестьдесят восемь, – сказала я.

– Да? – я четко уловила в его голосе грусть. – А лет вам сколько?

– А вы стихотворение прочтите, тогда скажу.

– Хорошо, – он постепенно заговорил нормальным, не писклявым голосом. – «Она была она. Она была моя. Она была жива. И…» – неожиданно он замолчал. – Нет, это плохое стихотворение. Я другое вам прочитаю.

– Мне тридцать восемь лет, меня зовут Лена, – сказала я.

Нелька сидела, откинувшись на диван, и, закрыв себе рот, смеялась. Я показала ей кулак.

– Лена, давайте с вами погуляем? Завтра или… когда хотите…

– Давайте, – согласилась я.

– Я приду с большим портфелем, – сообщил Юрий. – Только я… несколько ниже вас… Это ничего?

– Ничего, – ответила я.

– А лет-то вам, Лена, на самом деле сколько? – неожиданно спросил поэт. – А то по телефону все говорят – тридцать три, тридцать два… А приходит тетя Мотя…

– Девяносто девять мне! – вдруг встрепенулась Нелька. – А в портфеле у тебя что будет-то? Насадка с усиками? Чтоб покрепче все было да позадиристей? Чудо!

Она нажала отбой и отбросила телефон. Я посмотрела на раскрасневшуюся Нельку и подумала, что она, скорей всего, не только звонила «женихам по объявлению», но еще имела и горький опыт встреч с поэтами и прозаиками секса. Но говорить я ничего не стала.

– Да, как говорят мои детки – «непруха». Значит, не твой день. Давай еще раз попробуем, как-нибудь. Тут надо, чтобы был твой день.

– Ага, – с облегчением согласилась я, поскольку не сомневалась: чтобы моя-то судьба да разрешила мне вот таким легоньким путем – прыг-скок – по телефону и по Интернету – да никогда! И даже испытывать ее, судьбу мою, временами капризную, но в целом вполне благосклонную и терпеливую ко всем глупостям, которые я предпринимаю вопреки ей – не стоит!

Глава 16

«Мурка, не ходи, там сыч

Вышит на подушке…»

(А. Ахматова)

Так. Активная, деятельная Лена, ответственная мать. У меня остается максимум месяц – для того, чтобы устроиться на работу и проработать хотя бы сколько-нибудь до декрета. Надо думать, в какие журналы звонить, кого из бывших коллег и однокурсников напрягать своими проблемами… Или же так, как я больше люблю – по телефонному справочнику: «Але, здравствуйте, вам журналисты в штат не нужны? Побегать внештатным? С полгодика? Съездить в Воркуту, написать о зоне? Почему нет? Варьку под мышку, живот в бандаж – чтобы не растрясало малыша – и вперед».

Тем не менее я отпечатала себе список журналов, где теоретически я могла подработать. Позвонила в пятнадцать – двадцать, не только отмечая крестиком, что я звонила, но и одним-двумя словами помечая рядом, почему мне отказали. «Полный штат», «Не берут», «Сейчас не требуется», «Нужен молодой мужчина», то есть молодой активный журналист, не журналистка. В нескольких журналах меня попросили послать резюме (кто я, что я), и пару опубликованных материалов на мой выбор. Сознавая полную бесполезность этого, я послала все, что просили.

И в задумчивости стала листать записную книжку. Я знала, какой телефон ищу, и решила позвонить ему на работу. А рабочий телефон я даже, кажется, могла бы вспомнить. Но я надеялась, может быть, я не дойду до него, может быть, я вдруг увижу какой-то другой номер и пойму – ну, конечно, вот где я могла бы работать… Вот кому позвонить не стыдно… Вот кому можно рассказать, что мое устройство на работу – сплошной обман. Я хочу получить сейчас зарплату-две и потом иметь место, куда можно точно выйти после года-полутора сидения с малышом… Ну и деньги какие-то крохотные еще получить – декретные…

Будто нарочно, пока я сидела с трубкой, перебирая номера телефонов, позвонила Ольга.

– Ты совсем мне не звонишь, – сказала она с упреком. – Как дела с книжкой?

– Взяли.

– Заплатят?

– Заплатят.

– Нормально заплатят?

Мне не хотелось говорить о своей мизерии, но я ответила:

– Тридцать тысяч рублей.

Ольга вздохнула:

– Не густо. А… рисунки?

– Рисунки другие будут, Ольга. Ты сама увидишь.

– Хорошо, – легко ответила она. – Куда вас пригласить? Погода хорошая, хочешь, поедем в воскресенье в лес или в Серебряный бор?

– Ох, – я вздохнула. – В Серебряный бор… Надо будет проезжать мимо нашего дома. Я иногда утром проснусь – представлю, как там у нас сейчас. У меня утром вся квартира залита солнцем и в окне видно огромное небо. И когда я думаю, что они спят на нашем диване, едят из наших тарелок…

– Ты что, не забрала вещи?

– Ну не все же. Куда это все девать? Часть забрала, часть там осталась. Если что-то еще осталось, конечно…

– Ленуся, а не хочешь походить на массаж? Или сделать прическу в салоне? Выбирай любой – или ближе к тебе, или в центре. Я сама тебя отвезу. Девочки все сделают как суперзвезде.

– Походить на массаж… А вот можно сделать какую-нибудь маску, чтобы я прекрасно выглядела на один…

– Вечер? – не дала мне договорить Ольга и нарочито весело продолжила: – Можно, тебе все можно.

– Нет, как раз не на вечер. Часа на полтора, днем. Я хочу… – Я не стала особо врать, но и рассказывать все мне не хотелось. – Мне надо… в одно учреждение сходить. По делу. И хочу выглядеть не так, что у меня все плохо.

– И маску можно, и макияж. Грим можно любой сделать, – Ольга засмеялась. – У нас есть одна девочка, профессиональный гример. Может сделать грим молодого лица, например, или грим лица после бурно проведенной ночи… Тебе какой?

– Мне… – я задумалась. – Наверно, такой, чтобы меня не жалко было.

– Лен… – Она вздохнула. – Слушай, если я убью того, кто все это с тобой сделал, ты будешь ко мне в колонию приезжать?

– Нет. Потому что тебе придется убить меня.

Ольга невесело усмехнулась.

– Хорошо. Такая плотно запечатанная капсула одиночества. Когда увидимся?

– Давай завтра.

Я набрала номер. Он ответил сразу. Я почти забыла его голос. Или нет. Вот сейчас он сказал «да», и я почувствовала, что все это время хотела его услышать. Только этот голос. И не надо себя обманывать.

– Але, – сказала я.

– Лена? – Он помолчал. – Добрый день. Как дела?

– Спасибо. Я как раз вот… хотела бы поговорить.

– Пожалуйста. Буду рад.

– Когда удобно?

– Можно завтра. После трех. Устраивает?

– Вполне.

– Скажем, в три тридцать. Или… три сорок пять.

– Хорошо.

– Да завтра?

– До завтра, – ответил он и первым отключился.

Я подошла к гардеробу, куда развешивала вещи по мере их появления из пакетов и сумок. Достала, погладила, поносила день – повесила. Это – уже узко, не застегивается на животе. Это – слишком ярко, это – немодно года два как… Хотя мужчина этого никогда не поймет, но сама я буду чувствовать, что надела писк моды позапрошлого лета. Лучше что-то нейтральное… светлое… Пусть будет виден живот… Или нет… лучше наоборот, пусть не виден…

Я перебирала, перебирала, надела светло-серое свободное шелковое платье до колена, посмотрела на часы и позвала Варю, которая сидела на кухне с Любовью Анатольевной и увлеченно слушала, как та читает сказку на словацком языке, практически не заикаясь…

– Варюша! Посмотри на меня? Хорошо мне в этом платье?

Варька внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Не очень.

– Почему?

– Ты такая… – Она подумала. – Помнишь, мы спектакль смотрели? Где принц с тонкими ножками был, мне не понравился… Ты ругалась, что мне только красавчики нравятся…

– Я на принца похожа?

– Нет. На принцессу… Я помню, ее очень жалко было….

Да, и я помнила худенькую девушку лет сорока, с тонкой шейкой, костлявыми пальчиками и жалобными глазами.

– Ясно. Тогда собирайся. Поехали в магазин. Купим что-то новое.

Варька с радостью стала собираться, а я обратилась к Любови Анатольевне:

– Можно мне попросить вас завтра остаться с Варей часа на… – я прикинула: туда-обратно и там полчаса, – …на два? С половиной.

– К-конечно, конечно… я с радостью… – Она, как всегда, заторопилась, теребя воротник аккуратной блузки. Не знаю, как без нас, но всё то время, что мы жили у нее, она ходила дома, как на занятия в МГУ – причесанная, одетая. – Леночка, Варя очень способная девочка.

– Спасибо, – я вздохнула. – Я знаю, что все детские таланты и способности надо развивать, иначе они к пятнадцати годам вянут и растворяются. Я так мало могу ей дать…

– Да что вы! – замахала на меня руками Любовь Анатольевна. – Во-первых, до конца способности не пропадут, особенно если они сильные. А во-вторых… Вы и так ей все время посвящаете!

Чем оно только у нас заполнено – время наше.

Вышла способная Варька в новых брючках со стразиками на карманах и в моей короткой майке.

– Можно так, мам?

Я засмеялась.

– Да, конечно, очень красиво. Поехали.

Мы долго выбирали мне блузку и юбку, а купили светлые брюки до колена и двойку из тонкого трикотажа пастельно-розового цвета. При желании сбоку можно было увидеть живот. А можно было просто заметить, какая я красивая, молодая и вовсе не несчастная.

Утром на следующий день приехала Ольга, и мы вместе с Варей отправились в салон. Ольга подвела меня к администратору и велела ей поочередно посадить меня к парикмахеру, косметологу, массажистке и маникюрше. А сама пошла прогуливать Варю во дворе.

Мне кажется, у женщины, которая регулярно ходит к косметологу делать массаж, маски, обкладывания льдом, меняется не столько кожа, сколько взгляд. «Я – ухоженная женщина. У меня все в порядке. В тридцать восемь я выгляжу на тридцать». И этот взгляд действует на окружающих, как полицейская форма – неоднозначно, но безусловно: я имею право иметь такой взгляд. И все тут.

Через полтора часа я позвонила Ольге на мобильный и поинтересовалась, чем они заняты. Ольга спокойно ответила, что они катаются на пароходе по каналу. У меня тут же подскочило сердце к горлу.

– Ольга! Да ты что! Варя почти не умеет плавать!

– А мы и не собирались плавать. Мы сидим на палубе и смотрим вокруг. Правда, Варюша?

Все. Моя радость от того, что из меня делают на два часа голливудскую красотку, мгновенно улетучилась.

– Ольга, я прошу тебя… Ни на секунду не отпускай ее…

Ну что можно объяснить женщине, у которой нет своих детей! Что ребенок, кажущийся уже большим, иногда делает такие вещи… Все проглоченные вилки и все крыши девятиэтажек, с которых снимают пожарные, – на счету не трехлетних, а как раз таких, как Варя. Умненьких, спокойных семилетних деток, честных, послушных, веселых и жутко любознательных.

Все остальное время я дрожала и тряслась в разных креслах, куда меня пересаживали, представляя, как Варя подходит к краю теплохода, а Ольга в это время закуривает сигарету и смотрит в другую сторону или говорит по мобильному. А Варя наклоняется…

– Вам плохо? – визажистка, красившая мне в это время губы, пыталась унять дрожь моего подбородка.

– Да, душно. Наверно, я уже пойду.

Я достала деньги, радуясь, что Ольга не подоспела к этому моменту, и поискала взглядом администратора. Та увидела, что я собралась уходить, и подошла ко мне сама.

– Нет, нет, Ольга Дмитриевна сказала…

Я отдала ей деньги, прекрасно понимая, что это, видимо, пятая или шестая часть того, что я должна была заплатить, и вышла из салона. Я набрала номер Ольги. Он не отвечал. Я села на скамейку около салона, стараясь ровно дышать. Минут через пять я достала зеркальце и все же посмотрела на себя. Прическу менять кардинально я не решилась, просто мне намочили и специальным феном, треплющим волосы в разные стороны, высушили их. Вместе с достаточно агрессивным макияжем выглядело это чудновато. Все равно к четырем часам растрепанные волосы надо будет причесать, а губы подкрасить снова. Я вытерла пальцем розовые тени над глазами, убрала зеркальце в сумку, встала и пошла вокруг детской площадки, на которой я оставила Варю с Ольгой два с половиной часа назад. Раз пятнадцать или двадцать я обошла двор сталинского дома кругом, раз десять набрала номер Ольги и, наконец, увидела, как в арку въезжает ее белая машина.

Ко мне подскочила страшно довольная Варька.

– Мам, знаешь, где мы были?

– На крыше, – я прижала ее к себе.

– Нет, почему… на теплоходе! И потом еще – на колесе обозрения прямо у реки.

Я перевела дух. Хорошо, что я не знала про колесо. Варька пообнимала меня и отстранилась:

– Ма-ам… – произнесла она с некоторым, как мне показалось, ужасом.

– Что, милая моя?

– Ты какая красивая…

– Как невеста? – Я краем глаза взглянула на Ольгу, которая стояла и смотрела, как мы обнимаемся с выгулянной Варюшей.

– Нет, почему… Как… сейчас скажу… – она взяла ручками мою голову и покрутила туда-сюда. – Как жена президента. Американского. Но только не негритянка. Такая… нарядная. И еще гордая.

Я засмеялась, а Ольга, естественно, слышавшая все, подошла ближе, качая головой.

– Лена, ты даже не представляешь, какая у тебя изумительная дочка, какая же ты счастливая… Это целый мир, огромный, прекрасный, которого у меня, например, нет. И не будет уже, – она прищурилась и улыбнулась. – Ну а ты – просто реклама для моих заведений. Надо было попросить сфотографировать тебя до и после. Я тебя умоляю – ходи хоть изредка сюда. Ты себя не узнаешь через полгода.

– Спасибо, Ольга.

Процедуры по омоложению и приведению моего лица и волос в соответствие с модой, временем года и моим собственным возрастом минус десять лет заняли гораздо больше времени, чем я предполагала. Времени у меня оставалось – только доехать без опоздания. Ну, и может быть, забросить Варю домой, то есть на попечение Любови Анатольевны. Тогда я еще успела бы надеть купленную вчера новую одежду. Мы распрощались с Ольгой – мне не хотелось посвящать ее в свои дальнейшие планы на сегодня, просто даже из суеверия, и сели на такси, когда она отъехала.

– Мам, ты волнуешься, да? Почему? – спросила Варя в машине.

– Заметно, малыш? Ты не обидишься, если я пока не скажу?

Успела я минута в минуту, хотя была уверена, что такая точность не требуется. Разве в точности дело, в данном случае?

Я вошла в приемную, за столом секретаря сидела новая девушка, которой я никогда не видела раньше.

– Вам назначали? – спросила она меня.

– Да, на пятнадцать сорок пять. Моя фамилия Воскобойникова.

– Вижу. Минутку, – она нажала на кнопку внутренней связи, но перекрикиваться через динамик не стала, а сняла трубку, поэтому его голоса я не слышала. – К вам женщина, Воскобойникова.

Конечно, я не мужчина и не девочка, но предпочитаю, чтобы меня называли хотя бы «гражданкой». Или «дамой» – хотя с такой художественно растрепанной головой вряд ли я могла рассчитывать на «даму». Тогда – «посетительница». Или – «особа», что ли.

Он встал навстречу мне.

– Я рад.

А сказал так, как будто и не рад.

– Приятно слышать. Но я – по делу.

– Естественно. Прошу, – он показал мне на стул.

Странное, странное ощущение овладело мной. Я сидела и молчала и смотрела на него. А он не торопил меня. Я же была уверена, что сейчас встану и уйду.

– Очень красивый цвет, – он сделал неопределенный жест, по-видимому, означавший, что он похвалил мою кофточку песочно-розового цвета.

Или, может, солнце, падавшее из окна, застряло в моих волосах – я знаю, что это красиво. Как бы трагично ни складывалась моя личная жизнь, я всегда помню, меня этому старательно учила бабушка, пока была жива, что на солнце волосы у меня становятся чудесного оттенка – спелой пшеницы. Я машинально поправила прядь, упавшую на лицо, а он улыбнулся и спросил:

– Новые очки?

«Нет, я просто помыла их и подкрутила винты – они стали ровно сидеть на носу», – могла бы сострить я, но не стала. Я отрицательно покачала головой, а он слегка постучал пальцами по столу. Надо было уходить или говорить.