Текст книги "Пионеры Русской Америки"

Отъезд

О желании уехать из Америки Баранов писал и говорил давно. В 1806 году Резанов докладывал министру Румянцеву: «Я должен сказать в[ашему] с[иятельст]ву, что он далее майя будущего года ни за что не остается и убедительно просит меня Главное управление известить о том. Жаль и крайне жаль лишиться сего достойного человека, за которым и все лутчие люди не упустят выехать». Но годы шли, а смены всё не было, и главный правитель успел состариться на своем посту – в 1816 году ему исполнилось 70 лет.

В 1817 году на корабле «Кутузов» в колонии прибыл капитан-лейтенант Леонтий Андрианович Гагемейстер. Прожив всего два месяца в Америке, он сообщил Баранову, что тот должен сдать ему дела. Нельзя сказать, чтобы это прозвучало громом среди ясного неба – Баранов много лет ждал преемника, но компания никак не подготовила правителя, заслужившего 28-летней службой более чуткое и уважительное к себе отношение. Долго он переживал и свою неудачу на Сандвичевых (Гавайских) островах, слух о которой достиг Петербурга. О его обмене подарками с тамошним королем и попытке доктора Шеффера основать поселение на острове Атуай (Кауаи) только ленивый не высказывал насмешек и не отпускал язвительных замечаний.

Баранов начал безропотно сдавать дела. Вот тогда-то и выяснилось: недостачи не было ни в чем, даже наоборот – и денег, и товаров по всем позициям оказалось в наличии больше, чем значилось в документах. Гагемейстер не поверил – ведь слухи о воровстве в колониях доходили до Петербурга, о жестокости же самого главного правителя даже слагали легенды. Он начал сличать приходные ведомости не только с расходными, но и документами, которые подавали шкиперы всех приходивших иностранных кораблей. Результат был тот же. В одном только роме нашли значительную недостачу, но приписать его расход сильно не молодому правителю ни у кого из проверяющих не хватило духу.

Баранов так привык жить на краю света, что уезжать уже не хотел. Он готовился, сдав дела, переселиться со своей семьей в Озерский редут, который располагался в 30 верстах от Новоархангельска, чтобы там окончить свои дни. Для него уже и дом в редуте отделывали. Однако все вышло иначе.

В это время Гагемейстер заболел и вознамерился вернуться домой на корабле «Кутузов», сдав дела лейтенанту Яновскому. Неожиданно он потребовал, чтобы Баранов тоже покинул колонии и отправился вместе ним в Петербург. Баранов тяжело болел в это время, он не собирался в дальний путь, но принял этот новый удар стоически – только попросил разрешения взять с собой племянника и двух служителей.

Прощаться с ним приехали все тойоны местных племен, даже его старый враг Катлеан, с которым они когда-то воевали за Ситху. Баранов пользовался таким уважением среди местных племен, что нередко туземцы приезжали в Новоархангельск, чтобы только увидеть этого необыкновенного человека. Он мог бы нажить состояние в колониях, мог бы – но не нажил. Жажда богатства и накопительство были глубоко чужды ему. Он приехал в Америку нищим – и нищим уезжал из нее. И это было удивительно для всех, кто посвятил свою жизнь стяжательству.

До Петербурга он не доехал – умер в пути, сойдя на берег в Батавии (Джакарта) 16 апреля 1819 года. Его тело по морскому обычаю опустили в воды Индийского океана.

«Приняв в 1791 г. небольшую артель в Трехсвятительской гавани острова Кадьяк, – писал Хлебников, – он оставил в 1818 г. главную факторию в Ситхе, постоянные конторы для управления дел в Кадьяке, Уналашке и Россе и отдельные управы промышленности на островах Прибылова, в Кенайском и Чугацком заливах». Когда окидываешь взглядом сделанное Барановым за 28 лет, при полной неустроенности вначале, малому числу людей, на которых можно было опереться, то поневоле проникаешься уважением к человеку, напоминавшему своими подвигами титанов древности и героев античности, слава которых запечатлена в мифах и преданиях.

Иван Кусков
Строитель крепости Росс

Надежный помощник

Баранов не раз повторял: если бы у него было 200 расторопных и отважных человек, он бы покорил все американские племена вплоть до Калифорнии. Но стольких помощников у него не было. Зато был один, стоивший сотни – Иван Александрович Кусков. С ним Баранов действительно дошел до Калифорнии и основал Росс – самую южную крепость в Русской Америке.

Родился Иван Кусков в 1765 году в городе Тотьма, что относится ныне к Вологодской области. Когда ему исполнилось 22 года, он отправился в далекую Сибирь. Как писал первый биограф Кускова Е. Кичин в «Вологодских губернских ведомостях» в 1848 году, тотемский мещанин «нрав имел веселый, в обхождении с людьми был ласков, в исполнении верен».

В Иркутске Кусков познакомился с Барановым, который готовился отплыть в Америку. Надежность и неунывающий характер Кускова как нельзя более подходили для суровой жизни, и Баранов предложил ему роль своего помощника.

Двадцатого мая 1790 года они заключили договор. Кусков взял на себя обязательство быть у Баранова «в услугах при коммерческой должности» и следовать за ним до Охотска, а оттуда – «к американским берегам в Компанию промысла гг. Голикова и Шелихова». Содержание Кускова брал на себя Баранов и плату за труды назначал солидную – один пай и жалованье 100 рублей в год. Однако деньги, заработанные Кусковым, доставались не ему, а поступали в уплату долга А. Нератову, купцу из Тотьмы. Долг был огромный – 1690 рублей, для его покрытия из жалованья Кускова ежегодно вычитали 75 рублей, а из пая он обязался ничего не получать до тех пор, пока не расплатится по долговому обязательству. Двадцать два года он выплачивал свой долг – столько он прожил на Аляске, еще десять лет провел в Калифорнии, а всего в Америке – больше половины своей жизни.

Куда только он не отправлялся и какие поручения не выполнял! В 1796 и 1800 годах он оставался на Кадьяке, когда Баранов уезжал в другие поселения, в 1806–1808 – замещал правителя в Новоархангельске. В 1798 году он был назначен начальником только что основанного Константиновского редута на острове Нучек в Чугацком заливе. Когда на острове начались разборки с поножовщиной в давно брошенной артели П. Лебедева – Ласточкина, Кусков сумел там навести порядок, самых беспокойных отправил в Охотск, остальных взял на службу в компанию.

Он, по словам П. А. Тихменева, «командировался, куда потребует нужда и обстоятельства»: отправлялся вместе с алеутами на промыслы, ходил с Барановым на штурм крепости, захваченной колошами, при его непосредственном участии были построены в 1804 году суда «Ермак» и «Ростислав», в 1807-м – бриг «Ситха», на следующий год – трехмачтовое судно «Открытие» и шхуна «Чириков», в 1818-м – галиот «Румянцев», в 1820 году – бриг «Булдаков».

В 1805 году с кругосветной экспедицией Крузенштерна и Лисянского в Новоархангельск прибыл один из учредителей Российско-американской компании, камергер и зять Шелихова Н. П. Резанов. Он был назначен посланником в «самоизолировавшуюся» Японию, но установить дипломатические отношения с этим государством ему не удалось. Впрочем, их не удалось установить и дипломатам из других стран.

Второй целью его визита в Новоархангельск было оценить состояние дел в русских колониях и «произвести торговые опыты». Увиденное глубоко потрясло Резанова. Он назвал положение поселений «гибельным»: голод, цинга, неизвестная эпидемия «горячки и сыпи», косившая людей, нападения колошей, из-за которых алеуты и промысловики боялись выходить в море за рыбой и зверем. К моменту его приезда в Новоархангельске уже умерли 17 человек и еще шестьдесят лежали обездвиженными от цинги. Пришлось ему не ревизию проводить, а помогать Баранову спасать людей. Резанов купил у американского капитана Джона Д'Вулфа бриг «Юнона» вместе с находившейся на борту провизией – ее хватило на первое время – и отправился в Калифорнию налаживать контакты.

Виноград и персики из Росса

Территория эта принадлежала тогда Испании и называлась Новая Испания. Она делилась на Верхнюю или Новую Калифорнию (ныне – штат Калифорния в США) и Нижнюю или Старую (ныне – часть Мексики). Резанов увидел у ее побережья немало морских зверей, оценил теплый климат и плодородные почвы – всё это делало Калифорнию очень привлекательной для России. К тому же земли к северу от Сан-Франциско, которые Фрэнсис Дрейк назвал Новым Альбионом, не были еще заселены ни испанцами, ни англичанами.

Резанов был первым русским дипломатом, прибывшим устанавливать отношения с испанскими колонистами. Он познакомился с губернатором Новой Калифорнии Хосе Арильягой, подружился с семьей коменданта крепости Сан-Франциско Хосе Дарио Аргуэльо, очаровал женщин благородными манерами, завоевал симпатии мужчин образованностью и умением разбираться в людях. Он даже успел обручиться с Марией Консепсьон, юной дочерью коменданта, которую родные звали Кончитой. В результате блестяще проведенной дипломатической операции Резанов увел от берегов Калифорнии нагруженную продовольствием «Юнону», которую так ждали в Новоархангельске.

Пока Резанов был в Америке, он воочию убедился в том, о чем много раз докладывал Баранов, – в настойчивых попытках американцев обосноваться в тех краях: «…подбирают права свои на берег сей». Его позиция в этом вопросе была жесткой – не вести никаких переговоров с правительством США о территориях и защитить русские поселения присутствием военных кораблей. «Усилите край здешний, они сами по себе оставят», – советовал он министру иностранных дел Румянцеву и добавлял: «Сожалеть буду, ежели министерство не вошло в ето».

И еще Резанов предлагал найти в Калифорнии земли, не занятые другими державами, чтобы основать там крепость, засеять поля, разбить огороды, посадить сады и снабжать продовольствием поселения на Аляске. Баранов вполне разделял эту идею и уже подыскивал подходящее место на побережье. В 1803 году он отправил на разведку приказчиков Афанасия Швецова и Тимофея Тараканова в сопровождении двадцати алеутов. Они дошли до 33 градуса северной широты, охотились в бухте Сан-Диего и вернулись на Кадьяк с богатой добычей. Вдохновленный первым удачным опытом, Баранов в 1806–1807 годах послал еще несколько отрядов к калифорнийскому побережью.

Однако непосредственная близость территорий, принадлежащих испанцам, энергичные попытки американских купцов обосноваться в тех краях, а также присутствие на рейде Сан-Франциско французских и английских судов осложняли будущую экспедицию. Задача была не только военной и торговой, но еще и дипломатической; ее решение, считал Баранов, требовало присутствия в Калифорнии человека «весьма благоразумного и тонкого». И потому он послал туда Ивана Кускова.

Первый отряд отправился к берегам Калифорнии на шхуне «Святой Николай» под командованием штурмана Николая Булыгина; второй – в октябре 1808 года – возглавил Кусков на «Кадьяке». Местом встречи назначили бухту Гравс у 47 градуса северной широты. Баранов дал своему верному помощнику наставление: «Осмотреть и описать весь берег тот от пролива де-Фука до Калифорнии во всей точности и положить на карту».

Осень – не лучшее время для выхода в море: ветры и штормы, сильные течения разбили не одно судно о россыпи камней вдоль побережья. Особенно опасны были, по мнению Кускова, «бурливые западные ветра и буруны у самого берега».

В ноябре «Кадьяк» добрался до острова Тринидад и встал на якорь. Участники экспедиции едва не погибли: «Судно находилось в великой опасности, ожидая ежеминутно несчастного приключения в разрушении онаго о камни». Потеряв оба якоря, решили поскорее оставить гиблое место. На берегу водрузили крест, рядом закопали сообщение для тех, кто плыл на «Святом Николае», что уходят южнее, в залив Бодега, не зная, что шхуна к тому времени уже разбилась.

Наступил декабрь. Судну требовался ремонт, и пока меняли такелаж и паруса, ждали «Святого Николая». Но он всё не приходил – и Кусков решил зазимовать.

В тех краях всего два времени года – зима и лето. Зима начиналась в ноябре – декабре проливными дождями, холодало, но температура не опускалась ниже нулевой, и снег ложился только на вершины гор. Лето приходило в марте – апреле. Вдоль всего побережья тянулся горный кряж, но если отъехать от берега всего на несколько верст вглубь и перевалить через горы, как будто оказываешься в раю: там не льют дожди и по утрам не опускаются холодные туманы, целый день сияет солнце и в окаймлении роскошных лиственных и хвойных лесов лежат просторные долины с сочной зеленой травой. Немудрено, что, пока чинили судно, несколько человек из команды Кускова сбежали в эти сказочные места. Сколько ни искали беглецов, так и не нашли.

Кусков особенно внимательно изучал побережье от мыса Мендосино до Сан-Франциско и в заливе Бодега, севернее Сан-Франциско, присмотрел удобное место, еще не занятое испанцами, о чем и сообщил Баранову, когда в октябре 1809 года вернулся в Новоархангельск. Василий Степанович Завойко, будущий военный губернатор Камчатки и герой обороны Петропавловска в Крымскую войну, побывав в тех местах, сравнил их с южнорусскими губерниями. «Залив Бодего (Бодега. – Н. П.) окружен горами. Едва я поднялся на высоту одной из них, как мне представилась великолепная, необозримая пустыня – похожая на степь херсонской или другой подобной губернии. Нигде ни кустика, ни жилья, ни признака существования человека, и никакого разнообразия, – писал он о своем посещении Калифорнии в 1838 году. – Бодего по-испански значит шинок или гостиница, а в гостинице только мы одни и гостили. Матросы умели его перекрестить гораздо лучше. Они говорили: залив Бодяга, ранша-то (ранчо. – Н. П.) бодяга, и индейцы-то бодяги, да и всё-то это селение бодяга».

Вести там промысел оказалось очень прибыльно, о чем красноречиво свидетельствовало число привезенных Кусковым шкур каланов и морских котиков – около трех тысяч.

Второй раз он отправился из Новоархангельска на «Юноне» в 1810 году. Но у островов Королевы Шарлотты «с дикими американцами имели они сшибку», в результате неожиданного нападения большого отряда индейцев несколько промысловиков были ранены, один тяжело, и Кусков повернул обратно.

Когда он пришел в Новоархангельск, в гавани стоял шлюп «Диана», совершавший кругосветное плавание. По просьбе Баранова раненого перевезли на шлюп, и благодаря заботам флотского лекаря он выздоровел. В это время Кусков познакомился с В. М. Головниным, они много беседовали, Кусков рассказывал об увиденном им в Калифорнии, о тамошних климате, природе, особенностях течений; о местоположении удобных бухт и заливов, которые обозначил на карте; о туземцах и об их отношении к испанцам. К сожалению, дневники, которые Кусков вел в Америке, не сохранились, но внимательный и дотошный взгляд Головнина не упустил ни одной детали тех бесед. Благодаря запискам мореплавателя можно увидеть и разнообразие интересов Кускова, и его энергичность в исследовании Калифорнии, и благожелательность к коренным жителям. Головнин оставил о нем восторженный отзыв: «Он такой человек, которому подобного едва ли компания имеет другого в службе, и если бы во всех ее селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно увеличились и она избежала бы многих нареканий».

Пять раз ходил Кусков к берегам Калифорнии. Наконец, в 1812 году, прибыв на построенном им судне «Чириков», он основал поселение Росс на труднодоступном для нападения участке побережья севернее залива Сан-Франциско, у небольшой бухточки – «под 38° сев. шир. и 123° вост. долг. (по гринвичскому меридиану) в 18 итальянских милях от порта С.-Франциско». Протекавшую недалеко речку назвали Славянкой, а северную часть залива Бодега – заливом Румянцева.

Уже 30 августа, в день тезоименитства императора Александра I, под залпы корабельных пушек и ружейные выстрелы над первыми сооружениями крепости взвился российский флаг.

Как возводили «крепостцу», как обживались в ней, Кусков подробно описал в донесениях Баранову, приложив план и рисунок нового поселения. Даже в докладе Главного правления компании, составленном на основе этих донесений, сохранился этот ни с чем не сравнимый дух первопроходчества. Вот отряд Кускова спускается с гор и из укрытия наблюдает за портом: «Переходя из Бодего горами в калифорнский порт Св. Франциско, скрытно осматривали тамошнее местоположение и были противу самой крепости гишпанской, не видели в нем ни одного ни военного, ни торгового судна, ни войска и, производя в самом заливе тамошнем скрытно промышленность морским зверям, находили везде сплошную тишину». Вот встречаются в горах с испанскими солдатами и монахом, от которых узнают, что «Калифорния не признаёт еще ничьей верховной власти, кроме короля Фердинанда VII, с именем коего носят и кокарды, из коих одну выпросили себе». Вот едва избегают нападения индейцев – те приняли их за испанцев, но, узнав о своей ошибке, «свободно допустили путешествовать». Из этого эпизода Кусков сделал важный вывод: туземцы «обладателями своими недовольны».

Еще в 1811 году Кусков познакомился с тойонами местных индейских племен, раздал им медали и договорился о передаче территории для поселения. Баранов докладывал в Главное правление: «Уступка, сделанная главным тойоном, дает Российско-американской компании само собою право на занятие, ибо хотя берег сей усмотрен был испанцами давно, не сделано было однако ими никакого покушения заводить связи с жителями, кои, понаслышке о тиранстве их над индейцами в местах, вблизи от залива Святого Франциска лежащих, имеют полное право ненавидеть и страшиться их, тогда как г. Кусков не отягощает никого из них и ничем. По сродству с кадьякскими алеутами калифорнийские индейцы иногда приходят помогать им при выгрузке из байдар…»

Со временем алеуты Кадьяка стали брать в жены индианок Калифорнии, эти браки укрепляли связи двух народов и делали проживание в Россе более безопасным. Кусков с небольшими отрядами активно осваивал пустынные земли. Они поднимались на сотню верст по реке Сакраменто, исследовали западные склоны хребта Сьерра-Невада; открыли двуглавую гору, назвав ее Счастье; увидели вулкан, изумились исполинским размерам секвойи, нашли пригодный для судостроения лес; открыли залежи железной руды, обсидиана, сиенита, змеевика – словом, за те десять лет, что Кусков служил правителем Росса, узнали о Калифорнии больше, чем не интересовавшиеся ее изучением испанцы за столетия своего пребывания там. Как здесь не вспомнить слова Карамзина: «Любопытство деятельного ума имеет рай свой, неизвестный умам робким и ленивым»!

Отношения с соседями-испанцами поначалу складывались вполне дружески, велась активная торговля, как во времена Резанова. Но затем возникла напряженность: испанцы препятствовали морской охоте алеутов, расставляли караулы около источников питьевой воды, неоднократно требовали от Кускова покинуть территорию. Промыслом в заливе Сан-Франциско можно было заниматься только с их разрешения, отдавая половину добытых мехов. Случались и открытые конфликты. Так, в 1817 году после того как испанцы захватили в плен нескольких алеутов, охотившихся в море, Баранов отправил к губернатору Калифорнии лейтенанта Якова Подушкина на шхуне «Чириков», после чего пленных вернули. Однако губернатор потребовал от Кускова, чтобы русские оставили Росс на том основании, что все земли Калифорнии принадлежат «короне испанской».

В. М. Головнин, бывший в то время в Русской Америке, так описал эту ситуацию: «…г. Кусков сначала не знал, что ему делать по непривычке в сношениях такого рода, не зная при том ни одного иностранного языка; но [так] как ему хорошо было известно, сколь слабы и презрительны те силы, коими губернатор может располагать, то он дал ему короткий и смелый ответ, что селение он основал по предписанию своего начальства, следовательно, и оставить его не должен, не может и не хочет иначе, как по повелению той же власти. Сие заставило губернатора прекратить свои требования и угрозы и удовольствоваться тем только, что он запретил иметь какие-либо сношения с крепостью и не позволяет г. Кускову ловить бобров в заливе Св. Франциска».

С годами установилось неписаное правило: испанцы должны были выдавать беглых людей компании, а поселение Росс – беглых индейцев. Но последних возвращали неохотно. Правитель Росса докладывал в 1825 году в Новоархангельск: «Не знаю, что мне делать с испанскими индейцами; падре Хуан тревожит меня беспрестанными присылками за оными, но я не могу никак их отыскать; между тем тойон бодегинских индейцев, известный Вам Валенила, просил меня, чтобы не возвращать испанцам его команды индейцев, представляя, что они, принадлежа русским, не признают никак себя подвластными испанцам, и что хотя из них и есть индейцы крещеные и жившие несколько времени у испанцев, но все они захвачены были вероломным образом в Малой Бодеге у самого жилища русских».

Валенила даже выпросил у Головнина российский флаг, чтобы в случае приближения испанцев поднимать его над своим селением в знак принадлежности территории России.

Еще до основания Росса, в 1810 году, Баранов отправил властям Калифорнии «прокламацию» Главного правления компании с предложением торговать на взаимовыгодных условиях. Спустя три года, испросив предварительно разрешение Мадрида, губернатор Верхней Калифорнии Арильяга дал согласие.

Торговля началась и велась очень активно. У калифорнийцев покупали пшеницу, ячмень, бобы, горох, сало и сушеное мясо в обмен на сахар-леденец, чугунные котлы, оловянную посуду, виргинский табак, английские нитки и восковые свечи. Даже колокола для калифорнийских церковных миссий отливали в Новоархангельске! Если не удавалось сторговаться в Сан-Франциско, где поднимали цены, Баранов и Кусков отправляли суда на юг – покупать зерно в Чили. Баранов не уставал напоминать Кускову, что торговлю с американцами, приводившими свои корабли в Калифорнию, нужно вести очень осторожно: они «обыкновенно нас обсчитывают».

Когда освоили земли под пашню и огороды в Россе и в устье Славянки, там начали сеять хлеб, который отправляли в Новоархангельск и на Аляску. Кусков увлекался разведением огородных и садовых культур; при нем выращивали бахчевые: арбузы – до восьмисот штук! – дыни, тыквы; два раза в год копали картофель. Он посадил виноградную лозу и плодовые деревья и в 1820 году уже собрал урожай винограда и персиков. В Россе и на небольших ранчо в округе пасли до двух тысяч голов скота, из молока делали масло и сливки, которые подавали на стол главного правителя в Новоархангельске.

К 1814 году под руководством Кускова в Россе построили бревенчатый дом правителя в семь комнат, с сенями, чуланами, погребом и кладовыми; казармы для промысловиков, мастерские, бани и ветряную мельницу на Славянке, в порту Румянцева – верфь.

За свою неутомимую деятельность Кусков в 1805 году получил из рук Резанова золотую медаль, а на следующий год благодаря ходатайству перед императором Главного правления компании и капитана «Невы» Юрия Лисянского был награжден почетным званием коммерции советника. Министр коммерции, а впоследствии канцлер граф Н. П. Румянцев сообщил об этом Кускову в личном послании и, желая подчеркнуть высокую оценку трудов тотемского купца, напомнил, что в его бытность министром только «пятеро удостоены сего отличия». Благодаря Кускову цель основания поселения в Калифорнии – снабжать продовольствием русские колонии в Америке – была достигнута.

В 1822 году он покинул Росс вместе с женой Екатериной Прохоровной – уроженкой Америки. Перед отъездом в метрополию они повенчались на Кадьяке, а из Охотска отправились на родину мужа, в Тотьму. Однако после возвращения Кусков прожил совсем недолго – скончался в 1823 году на 58-м году жизни. Его биограф Е. В. Кичин писал: «Он прибыл как будто для того, чтобы свободнее умереть на своей родине: он едва успел увидеться здесь со всеми своими родными, после 36-летней разлуки, и снова с ними навеки простился».

Тогдашний главный правитель Русской Америки Матвей Иванович Муравьев дал такую оценку тридцатилетней деятельности Кускова: «Его опытность и познание местных обстоятельств столь важны, что трудно его заменить кем бы то ни было». Кусков стал достойным помощником Баранову, и его, как и самого Баранова, действительно оказалось некем заменить.

Похоронили Кускова в 1823 году на кладбище тотемского Спасо-Суморина монастыря, недалеко от Преображенского собора. Однако после разорения обители в XX веке надгробная плита исчезла и могила затерялась.

Но память об основателе крепости Росс жива, и его труды чтят потомки русских в Калифорнии. В 1976 году, в двухсотлетнюю годовщину США, была выпущена памятная медаль с портретом И. С. Кускова, изображением крепости и надписью на двух языках: «1812–1841. Крепость Росс». Крепость и постройки после пожара были восстановлены, Форт-Росс получил в США статус памятника федерального значения и является туристическим центром, где силами членов военно-исторических обществ проводятся реконструкции событий начала XIX века.

Возрождается память об основателе селения Росс и на его родине, в Тотьме. Его именем названа набережная реки Сухоны, а в доме, где он жил, в 1990 году открылся мемориальный музей.

Сомнительная сделка

После отъезда Кускова хозяйство калифорнийского поселения развивалось вполне благополучно. Главный правитель Русской Америки Ф. П. Врангель докладывал руководству компании в ноябре 1832 года: «Доставленный ныне из Росса груз весьма хорош. Он состоит из одного бобра морского, 118 морских котов, 430 пуд. 27 ф. солонины калифорнийской, 419 пуд. 19 ф. солонины российской, 87 пуд. масла коровьего, 20 пуд. 25 ф. гороху, 1544 пуд. 34 ф. пшеницы, 50 ф. ячменю, 13 бочек смолы жидкой, 126 кож разных, 25 войлоков шерстяных, 22 сиученка (ушастых тюленей. – Н. П.) соленых, 11 200 шт. кирпичей, 15 шт. лаврового дерева и 2 лошадей, требованных мною для Кадьяка». Видно, жители Росса не только охотились на морского зверя, но и держали скот, выращивали пшеницу и ячмень, снабжали другие поселения мясом, сливочным маслом и овощами, выделывали кожи, изготавливали войлок, шедший на одеяла, формовали кирпичи, занимались выгонкой смолы.

В 1833 году в поселении Росс насчитывалось 199 взрослых жителей – 45 русских, 57 алеутов, 72 индейца, 25 креолов – и 94 ребенка. Рабочих рук явно не хватало, особенно остро ощущалось отсутствие квалифицированных специалистов. Вот что писал об этом Врангель: «Здешние земледельцы едва имеют понятие о возделывании полей; они, как вообще приходящие в Америку промышленные, состоят из всякого сброда». Далеки от «возделывания полей» были не только промысловики, но и управляющие конторами – купцы, откупщики и даже литераторы, как последний управляющий Россом А. Г. Ротчев. Только Кусков среди всех правителей составлял редкое исключение – умел и воевать, и вести переговоры с испанцами и индейцами, и торговать, и выращивать плодовые деревья и арбузы.

Чтобы восполнить нехватку опытных и толковых людей, Врангель пригласил с Камчатки Егора Леонтьевича Черных, имевшего специальное агрономическое образование. Благодаря его неутомимой деятельности в Россе повысилась урожайность всего, что выращивали. Так, чтобы не терять зерно при обмолоте, он использовал молотильную машину, рисунок которой увидел в «Земледельческом журнале»; в результате в 1837 году урожай составил сам-51 и на Аляску из Росса отправили муку самого лучшего качества! Для сравнения: по всей Калифорнии обычным был урожай от сам-семи до сам-двадцати, а в России до 1861 года неизменно собирали не более чем сам-три – сам-четыре.

Черных предлагал увеличить посевные площади и распахать участки подальше от моря с его холодными туманами. «Верстах в 20-ти от Росса, внутрь материка, есть равнины истинно благословенные: отличнейшие земли, разные леса, рыбные реки, озера, там туманы не могли бы иметь влияния на урожай, – писал он в «Земледельческом журнале». – Эти места доныне не заняты калифорнцами. Если бы позволено было занять их, то компания, даже при настоящих средствах, не только стала бы обильно продовольствовать себя всем вообще, но могла бы часть полевых произведений своих отправлять на Камчатку и Охотск». Это позволило бы не доставлять муку с Камчатки, где пуд стоил восемь рублей и еще четыре рубля провоз до Новоархангельска, и не покупать у испанцев в Сан-Франциско, а самим полностью обеспечить свои потребности и даже отправлять излишки на Камчатку.

При таких внушительных результатах и оптимистичных перспективах продажа Росса в 1841 году неизбежно вызывает вопросы. В официальном отчете компании причиной названа экономическая нецелесообразность содержания Росса, что рождает вполне обоснованные сомнения. А. Ю. Петров, митрополит Калужский и Боровский Климент и А. Н. Ермолаев в статье «О продаже русской колонии форт Росс в Калифорнии» (Вопросы истории. 2013. № 1) заметили, что бросается в глаза «явное противоречие официальных причин упразднения крепости и селения Росс с действительным положением дел». Не убеждают ни официальная версия, ни названные разными поколениями историков другие причины – к примеру, неопределенность статуса колонии на открытых испанцами землях или договор с английской Компанией Гудзонова залива о поставках продовольствия. Заключение контракта с английской компанией, считают авторы статьи, было скорее следствием, а не причиной продажи Росса. Обнаруженные ими новые факты заставляют иначе посмотреть на эту сделку и прийти к выводам, прямо противоположным устоявшимся воззрениям.

Изучая дневник Михаила Семеновича Корсакова – будущего губернатора Восточной Сибири, а в 1849 году молодого офицера, прибывшего в порт Аян, – исследователи обратили внимание на подробную запись его беседы с командиром порта капитаном 1-го ранга В. С. Завойко. Речь зашла о Россе, и Корсаков выразил недоумение по поводу его продажи. Завойко неожиданно сообщил: «начальники крепости Росс… продавали много хлеба на сторону и обогащались», а в Петербург докладывали, что хлеба нет. В результате у руководства компании сложилось неверное мнение об убыточности колонии, и когда американец Джон Суттер предложил купить ее, дирекция согласилась.

Фамилий Завойко не назвал. Но поскольку речь шла о 1838 годе, нетрудно узнать, что правителями Росса тогда были Петр Степанович Костромитинов и сменивший его Александр Гаврилович Ротчев. Причин клеветать на них у Завойко, известного храбростью и награжденного за Наваринское сражение орденом Святой Анны, а затем добросовестно служившего под началом Павла Степановича Нахимова на Средиземном и Балтийском морях, как будто не было. Завойко хорошо знал и управляющих крепостью, и главного правителя Ф. П. Врангеля, с которым даже состоял в родстве, и о тамошних делах судил не понаслышке – он посетил крепость в 1838 году и подробно описал ее.