Текст книги "О возлюблении ближних и дальних"

О Мишане

Стоишь на остановке, и вдруг чуть ли не по твоим ногам на тротуар лихо въезжает нечто серебристое, и из его недр, пыхтя и отдуваясь, вылезает Мишаня, и ты понимаешь, что надо было идти пешком. Осторожно пробираться темными тихими дворами, где есть возможность сигануть в чахлые кусты либо спрятаться за мусорным баком.

– Это ж сколько мы не виделись? – радостно вопрошает Мишаня. И с очевидным удовольствием добавляет: – Постарела, мать, постарела!

– Да ладно! На фоне твоего пуза и лысины я юная красотка.

– Где ты видишь пузо? – осведомляется Мишаня. – На меня еще девки молодые вешаются.

– Может, не на тебя, а на тебе, когда хотят на себя руки наложить? В безлесной степи тебе в этом плане цены нет.

– Поэтому я на тебе не женился – из-за языка твоего, – с укором говорит Мишаня.

– Не, Мишань. Ты на мне не женился, потому что у меня не было квартиры.

Мишаню обидеть трудно, он никогда не слышит того, чего не хочет слышать.

– Ну как? – спрашивает он.

– Что – как?

– Точно постарела. Тормозишь. Джип как? Хорош джипец?

– Джипец как джипец. Покататься дали?

Если постараться, то и Мишаню можно достать. Аж задохнулся от возмущения.

– Мой джипец, мой, – произносит он бесконечно терпеливым голосом, каким разговаривают с умственно отсталыми детьми, похлопывает ладонью по капоту, потом наклоняется, дышит на похлопанное место, достает из кармана красивую тряпочку и бережно стирает невидимые отпечатки. – Спроси, сколько стоит.

– Зачем?

– А, ну да, тебе-то зачем? Тебе все на тарелочке.

Когда я вышла замуж, Мишаня, уже съехавший к тому времени в другой город, настойчиво интересовался у общей знакомой, кто у нас муж. Л., которая Мишаню терпеть не могла, на голубом глазу сообщила, что у мужа моего несколько автозаправок, но он светиться не хочет, так что записаны на подставных лиц. Сказать, что Мишаня расстроился, – ничего не сказать. Такой подлянки он от меня не ожидал.

– А что ты на общественном транспорте? С вашими деньжищами и по автобусам давиться. Копеечки копите?

– Машина в сервисе. Муж в отъезде. Такси не люблю.

Бедного Мишаню аж перекашивает.

– Слышь, спроси у мужа, может, нужен ему человек доверенный, надежный?

– А кто таков?

– Да я, я это! Ну ты вообще думать не хочешь.

Если б мы действительно владели автозаправками, я бы за большие деньги наняла крепких парней исключительно для того, чтоб держать Мишаню от себя подальше.

– Ну поговори с ним, ты меня знаешь – не подведу.

Чем еще хорош Мишаня – это святой верой в то, что он в данный момент говорит.

– Надежный, говоришь? Не подведешь? А с Сашкой тоже не подвел?

Сто лет назад была такая славная дурочка Саша, третий курс политеха, которую угораздило до смерти влюбиться в Мишаню, но тут на Мишанином горизонте появилась дочка очень перспективных родителей, и он из Сашкиной жизни исчез, как и не было его там, а когда Сашка родила мальчишку, этот гад оправдывался, мол, кто виноват, что Сашка такая дура.

Мишаня мрачнеет, молчит, а потом говорит в сторону:

– Что ж вы все, чистоплюи хреновы, тогда не собрались да холку мне не начистили?

– Не помогло бы.

– Все ты знаешь. Может, и помогло бы, – снова молчит и потом добавляет: – Сашка замуж в Германию вышла. Бюргер ее законный пацанчика усыновил. Я три раза туда ездил. Да не сверкай ты глазами, что я, сволочь, что ли? Я издалека. Чего пацанчика расстраивать, он бюргера папой считает, а тут я – здравствуй, сын. Не, я так, посмотреть только. Хороший пацанчик. На меня похож. На Сашку – ни капли, моя копия. В шахматы играет, это ж надо, мой пацанчик – и в шахматы!

И, уже сев в джипец и съехав на дорогу, кричит в окно:

– А класс мы с тобой встретились! Хоть поговорили. Мужу не забудь сказать, слышь?!

О геометрии Римана

Где нынче моя подружка, мне пять, ей семь, страшные девчоночьи секреты, мне восемь, ей десять, мне пятнадцать, она ждет ребенка, никакой счастливой семейной жизни не предполагается, как и просто семейной, мне шестнадцать, я студентка, где я, а где она с ее пеленками, невысыпаниями, отсутствием времени и желания писать письма, потом еще много лет, и в их доме живут другие люди.

Где теперь мальчик, не дававший мне жизни в школе, мне семь, ему восемь, мне одиннадцать, ему двенадцать, ухаживавший по классической схеме – портфелем по спине и подножка, вдруг оробевший к десятому классу, что-то хотевший сказать, но так и не сказавший, где его рыжая голова и конопатый нос, шевелюра поредела, веснушки выцвели, это другой человек, мальчика подменили толстым неумным дядькой, и кому это было надо.

Не Евклид, не Лобачевский, линии пересекаются единожды, никакой параллельности.

Где то отражение в зеркале, мне девять, ему девять, мне семнадцать, ему семнадцать, мне двадцать пять, ему двадцать пять, нужно другое зеркало, правильное, без привязки к паспорту, мне много, ему двадцать пять, мне еще больше, ему двадцать пять, ну ладно, пусть тридцать.

Нет застывшей картины, на месте одних персонажей жизнь рисует других, краски не те, воздух не тот, и перспектива не та, горизонт куда ближе, хотя по-прежнему в небе замками и кораблями облака, как в то время, когда мне семь, ей девять, ему восемь.

О прекрасных порывах души и их удушении

Это теперь я себе на уме, а в молодости была довольно отзывчивой особой.

Лето, июль, ближние соседи и знакомые поразъехались по отпускам, оставив на меня:

– бабушку и аквариум с рыбками. Утром бабушке следовало позвонить, вечером купить и принести продукты, поговорить с бабушкой и покормить рыбок;

– трех кошек в одной квартире. С утра зайти, помыть лотки, насыпать еды и строгим голосом приказать сидеть тихо. Вечером проверить, тихо ли сидели;

– семнадцатилетнего мальчика после аппендицита. Позвонить днем, спросить, не нужно ли чего, вечером удостовериться, что ведет себя без излишеств, согласно статусу выздоравливающего;

– маленького песика из породы паучьих, полкило тявканья на трясущихся тоненьких ножках. Песика выводить утром и вечером ненадолго, а также кормить;

– узнать, когда привезут диван и два кресла (не мне), и обеспечить доступ в квартиру (не мою).

От песика с мальчиком я пыталась отвертеться, но не получилось.

Утром прибежала к собаке, которая с наслаждением облаяла меня и напрудила лужу на ковер. Вывела на улицу, принесла назад. Этот мини-отбойный молоток тут же уделал коврик в прихожей. Нагавкала на собаку, попыталась отмыть ковер и коврик. Результаты не радовали.

Перебежала в соседний подъезд к кошкам. Кошки, унюхав собачий запах, дружно меня обшипели. Самая воспитанная шипела недолго, зато выскочила за мной на лестницу (третий этаж). Поймала ее на девятом, закинула в квартиру.

Прилетела на работу. Бабушка уже звонила три раза, дабы сообщить, что у нее все хорошо, и попутно рассказать свою жизнь сотруднику, сидящему при телефоне. В течение дня она позвонила еще раз пятнадцать. Сотрудник смотрел на меня неприязненно.

Ближе к вечеру позвонил мальчик и, ненатурально зевая, попросил не заходить, так как он рано ляжет спать. Ухающая в трубке музыка и чье-то хихиканье заставили усомниться в соблюдении режима.

Припрыгала в магазин, затарилась продуктами для бабушки, прибежала к кошкам. Эти заразы вспомнили детство и пытались влезть по кружевной шторе на оконный карниз, от души располосовав оную когтями. Пока орала на кошек, одна из них столкнула пакет с продуктами со стула. Яйца и сметана приказали долго жить.

Перебежала к собаке. Собака, учуяв кошек, устроила истерику, тряслась как припадочная и нагадила на ковер повторно. Вымыла ковер, обрызгала его какой-то спецгадостью, лучше не стало. Вывела собаку. Эта тварь дрожащая, не умея правильно позиционировать себя в окружающем мире, начала тявкать на добермана, доберман терпел, сколько мог, потом рявкнул, и собака, как кот на дерево, взлетела по мне на мои же плечи, сильно оцарапав руку. Закинула собаку домой, пообещала завтра придушить, выслушала жалобы соседей (что с собачкой, она так жалобно лаяла, жалобно лаяла весь день, весь день, хоть бы на пять минут заткнулась, скотина).

Затем к бабушке. Выслушала, кто виноват в неудачном замужестве дочки. Перед уходом пошла кормить рыб, выяснилось, сломался фильтр-очиститель. Жара, аквариум начал припахивать, как будто знакомая псина и тут отметилась. Бабушка сказала, что перед заменой воды надо чистить вручную. Вы когда-нибудь чистили 100-литровый аквариум клизмой, распихивая любопытных рыб? И не советую. Уже у входной двери бабушка сообщила, что творог нужен другой – в розовеньком пакетике.

Заскочила к мальчику этакой полицией нравов и разогнала присутствующих.

И с небольшими вариациями вот так всю неделю. Мальчик меня возненавидел. С творогом для бабушки полный облом, в магазине клялись, что сроду у них творога в розовеньких пакетиках не было. От бабушки узнала, кто виноват и что делать по всем аспектам внутренней и международной политики. Кошки научились открывать дверь в спальню и приступили к уничтожению тамошней шторы. На выгуле собака наотрез отказалась ходить ногами и гавкала на доберманов, сидя у меня на руках.

Для полного счастья еще полдня прождала чертов диван с креслами.

В итоге мне были предъявлены следующие претензии.

Бабушка пожаловалась, что я намеренно не приносила ей нужный творог в голубеньком пакетике (именно в голубеньком!) и ни разу не поговорила по душам.

Хозяйка собаки обвинила в том, что песик стал какой-то дерганый.

Кошковладельцы упрекнули, почему не удержала кошек от карабканья по шторам.

Родители мальчика были недовольны тем, что по приезде застали в квартире толпу молодых людей обоих полов.

Когда вносили диван, сбоку порвали обивку.

Раз в жизни выпал мне шанс побыть стопроцентной доброй самаритянкой.

Не сложилось.

О тяжести

Август, тепло, часов одиннадцать утра.

В проходном дворе на скамейке лежала женщина, рядом с ней сидел мальчик лет трех, смешной, глазастый.

Я подумала, может, стало плохо, но, подойдя, увидела, тетка спит крепким пьяным сном.

А мальчик сказал:

– Тетя, не надо милицию. Мама поспит, мы домой пойдем.

Судя по речи, ему было не меньше пяти, только уж очень маленький.

Я спросила, где они живут, и он махнул худенькой лапкой куда-то в сторону:

– Близко. Мама немножко поспит. Милицию не надо, тетя.

Он сидел рядом с пьяной спящей мамой, которой можно было дать и двадцать лет, и сорок, гладил ее по голове и смотрел на меня бесстрашно, готовый защищать вот эту маму от меня, от милиции, от прочих напастей.

– Ты есть хочешь?

– Мы скоро домой пойдем, я дома поем.

– А что ты любишь есть?

Он подумал и сказал:

– Я люблю сырки. И колбасу.

В гастрономе я попросила продавщицу сделать пару бутербродов с хорошей докторской, купила творожную пасту, бутылку воды и вернулась к ним. Тетка похрапывала, а мальчик все так же гладил ее по голове.

– Давай ешь.

– Тетя, у меня нету денег, не надо.

– Мне сегодня дали зарплату, у меня знаешь сколько денег сегодня – вагон и тележка.

– Так много? – удивился он.

– Честное слово. Ешь, пожалуйста.

– Не будете милицию звать?

– Конечно, не буду. Мама поспит, и вы пойдете домой. А пока поешь. Только давай руки вымоем, грязными руками есть нельзя.

– Знаю, в грязи живут микробы.

Я полила ему на руки из бутылки и вытерла маленькие ладошки носовым платком.

– Тетя, спасибо. Я вырасту и вам что-нибудь куплю. Вы конфеты любите?

– Не то слово – обожаю!

– Я вам конфет куплю, когда вырасту.

Я ушла. У меня свой сын. Своя семья. Работа. Больные родители. Куча проблем, решаемых с трудом и не решаемых вовсе. У меня своя жизнь.

Где-то прочитано, что избавиться от тяжелых мыслей можно, записав их на бумаге.

Ни фига.

У меня своя жизнь. Я не мать Тереза.

Что ж мне так хреново?..

О Соньке Золотой Ручке

Как-то позвонила мне многоюродная тетушка и пригласила на свадьбу своей дочери – моей многоюродной племянницы, которую в последний раз я видала в ее шестилетнем возрасте.

Попытка улизнуть не удалась.

– Хоть раз в двадцать лет встретимся, только попробуй не явиться, – грозно сказала тетушка.

Приглашение с голубками и розочками от Светы и Анатолия было прислано, пришлось идти.

Считай, суббота пропала, но куда деваться.

И вот я с букетом, поганым настроением и желанием уйти через часок по-английски приезжаю в ресторан, иду в банкетный зал, меня сажают в компанию веселых молодых людей – друзей жениха, которые, пропустив пару рюмочек, начинают восхищаться, какая у невесты замечательная тетя, и на тетю совсем не тянет, давайте знакомиться поближе и веселиться напропалую.

Невесту я не узнала, столько лет, из смуглой мышки она превратилась в пышную блондинку с бюстом. Мышкой она мне нравилась больше.

Вообще, было как-то мрачновато: куча сердитых теток с дядьками, жених с затравленным взглядом, невеста в осознании своей невозможной красоты и бюста, и если б не наша быстро веселеющая компания, то все это напоминало бы поминки. Тетки посматривали неодобрительно.

На первый раунд тостов я опоздала, но тут начался второй. Тамада, выяснив, кто я такая, радостно объявил:

– А теперь молодых поздравит молодая и красивая тетя невесты!

И я задушевно произнесла:

– Дорогие Света и Анатолий!

Свадьба и раньше не шибко шумела, но тут воцарилась каменная тишина, и в эту секунду до меня дошло, что тетушки моей и не видно.

– Невесту зовут Люда, – прошипела сидящая напротив тетка в лиловом. – И жених – Олег.

– Как Люда? Какой Олег?

– Ходят по чужим праздникам наесться-напиться на халяву, – добавила тетка. – У нас такой же на проводы в армию приперся, еле выгнали. Ни стыда у людей, ни совести.

Вот тут-то я поняла, без веселья не обойдется. Гости оживились, начали посверкивать глазами и привставать с мест. Рукавов, правда, еще не засучивали, но к тому шло.

– Но позвольте, у меня приглашение! – вскричала (именно вскричала) я. – Вот тут написано: Света и Анатолий, ресторан такой-то, банкетный зал.

Спасение пришло от официанта.

– Девушка, – сказал он, – у нас еще один банкетный зал, на втором этаже, может, вам туда?

– Как же, туда ей. Поужинать бесплатно захотелось. Тут отметилась, там добавит, – припечатала тетка в лиловом. – Как таких наглых земля носит? Авантюристка!

– Наглость, Ирина Петровна, второе счастье, – встряла еще одна тетка, в салатовом.

Мне казалось, что я не похожа ни на маргинальную личность, ни на мелкую авантюристку, но со стороны виднее. Компания друзей жениха за меня вступилась, за что получила от тетки в бежевом:

– Успела мужикам головы задурить, проходимка!

А тетка в лиловом добавила:

– Вот такая у нашего главного бухгалтера мужа увела. Только отвернись – на ходу подметки режут, стервы.

Я ни разу не уводила чужих мужей, но тут почувствовала себя обязанной. И начала присматриваться к мужьям – может, какой и сгодится, все равно не оправдаешься.

Слава богу, добрый официант сгонял в другой зал и привел мою тетушку, быстро оценившую ситуацию и поклявшуюся, что знает меня. При этом она подмигивала в мою и в противоположную стороны, как бы давая понять, что проблемы с головой у меня были на всем протяжении нашего с ней знакомства.

Короче говоря, эвакуировали меня в другой зал, где действительно были смуглая красавица Света и не помню уже какой Анатолий и где меня долго отпаивали разными крепкими напитками.

Хорошо хоть, не успела подарок вручить.

Но провожали меня друзья жениха с той, с первой, свадьбы.

О безымянном друге

Летом, когда я шла на работу, за мной увязался пес, дворянский коктейль из разных пород, но чистый, ухоженный, с ошейником. Я решила, что потерялся совсем недавно. Пес чинно шел рядом, делая вид, что мои вежливые увещевания типа «ну чего ты ко мне пристал» относятся к кому-то постороннему, и никак не прогонялся. Топать ногой или орать я не осмелилась, ибо породы в нем угадывались большие и, возможно, свирепые.

Встретившаяся тетка с удовольствием обвинила меня в том, что я гуляю со звероподобной собакой без намордника. С утра у некоторых очень много нерастраченной энергии.

– Ты почему без намордника? – грозно вопрошала тетка и тыкала в меня толстым пальцем.

Псу эти вопли не понравились, он начал порыкивать и вчистую обесценил мои жалкие оправдания, что я всегда гуляю без намордника, и пес этот мне никто, вижу его впервые в жизни.

– А чего он с тобой идет да зубы на меня скалит? Почему без поводка? Развели псарню – плюнуть некуда! Счас собаколовку вызову!

То ли пес был умный, то ли тетка ему надоела, но тут он взлаял гулким басом, как из бочки. И по дворам прокатилось эхо. Тетку сдуло.

– Шел бы ты домой, – сказала я псу. – С нее станется, возьмет да и вправду вызовет.

Пес снисходительно покосился, вздохнул и ничего не сказал. Довел меня до светофора, сел на тротуаре, дождался, пока я перешла улицу, а потом потрусил назад.

Через пару недель я снова его увидела, и все пошло по прежней схеме: провел, убедился, что ничего не случилось, и удалился.

На следующее утро спросила у дворника, не знает ли он, что за собака, не бродячая ли, может, ее в приют отвезти?

– А, этот, – сказал дворник. – Вот в том доме живет. Хозяева старые. Когда болеют, по утрам его одного погулять выпускают. Народу еще никого, а собака ученая, дальше нашего квартала ни ногой. И мы приглядываем. Не бойтесь, не кусается, нет у него в заводе такого, чтоб кусаться.

Пару месяцев я его не видела, а тут снова услыхала за спиной знакомое сопение – видно, хозяева опять приболели. И вот уже которое утро он сидит у арки, ждет меня, чтоб исполнить свой провожательный долг. Наверно, считает меня совсем бестолковой, без пригляда пропаду.

В семь утра темно и холодно, пустынно и безлюдно. Мы идем дворами, оба без намордников и без поводков. Потому что в пределах своего квартала, рано утром, когда темно, холодно, пустынно и безлюдно, намордник и поводок оскорбляют человечье и собачье достоинство.

О преодолении границ

Сто лет назад решили мы съездить на море.

Выехать из слегка суверенного государства, пересечь очень суверенное государство и въехать в третье, тоже суверенное и суверенитетом первых двух особо не заморачивавшееся.

В то время границы, существовавшие на бумаге, начали материализовываться в реальности, и одна большая география разделилась на множество географий поменьше.

Ехал с нами умный пес Берт, принадлежавший подруге моей подруги. Хозяйка умотала в отпуск и кукушечьим манером подкинула свое сокровище в чужое гнездо. Деть кукушонка было некуда, пришлось брать с собой, ну и в конце концов – должна же собачка хоть раз в жизни увидеть море. Бедный пес покорился судьбе и ничему не удивлялся.

Со стороны нашего расхристанно-суверенного государства на границе было пусто. После долгого бибиканья откуда-то вылез заспанный недовольный мужик, мрачно осмотрел наш балаган на колесах и сказал:

– Что, ворота самим открыть руки бы отсохли?

А на другой стороне все было очень серьезно и суверенно. В маленькую стеклянную будку втиснулись пять человек в форме трех видов и с автоматами. Я надеялась, автоматы у них не настоящие, в такой тесноте до беды недалеко.

У нас проверили паспорта, долго и недоверчиво сличая фотографии с оригиналами. Мы изо всех сил делали честные, открытые лица, несовместимые с разведывательно-подрывной деятельностью.

Бертик тоже высунул свою честную, открытую морду в окно. И был замечен.

Вызвали человека в форме уже четвертого вида. Он посмотрел на нас, на Бертика и сказал с тщательно лелеемым акцентом:

– О, какая большая собака. А где справка об отсутствии у нее собачьих заболеваний?

Мы мамой клялись, что нету ни собачьих, ни человечьих, но человек в форме четвертого вида продолжал смотреть на Бертика, как на бактериологическое оружие. И радовался так, будто за пресечение нашего проникновения в очень суверенное государство он получит орден.

– Что же нам делать? – спросили мы.

– Можете вернуться назад и получить справку у своего ветеринарного врача, – сказал служивый.

Умный и все понимающий Берт обрадованно гавкнул. Его на море не тянуло.

Я начала было прорабатывать альтернативные пути пересечения границы, ну там, как все мы, включая Берта, нацепив коровьи копыта, преодолеваем контрольно-следовую полосу, негромко мыча для придания большего правдоподобия.

– Что, Берт, гикнулся наш отдых? – сказали мы.

Человек в форме четвертого вида вдруг взволновался, как ставшее недостижимым синее море, и почти без акцента доверительно сообщил:

– Завтра будет работать наш ветеринар, он осмотрит собаку и выдаст справку, можете его подождать.

Направление было обозначено, и следующий вопрос был предсказуем:

– Нельзя ли каким-нибудь образом обойтись без завтрашнего ветеринара, но с нашей сегодняшней благодарностью в разумных пределах?

Человек в форме четвертого вида подозвал околачивавшегося неподалеку наготове человека в форме пятого вида. Они посовещались, и человек в форме пятого вида сказал:

– Я вижу, что собака здорова. Это будет стоить…

Берт был умным и воспитанным псом, но на столько он не тянул, коровьи копыта обошлись бы дешевле.

Мы с контрабандной собакой приехали к морю.

Над пляжем, в дюнах, росли сосны.

Берт лаял на волны и копал на пляже туннели, только пышный хвост торчал из песка.

Над морем летали заполошные чайки – орали, опасались, что море испугается грозного лая и убежит в другую географию.

Люди подходили к нашему красавцу и спрашивали, можно ли его погладить.

И было абсолютно не важно, с акцентом они спрашивали или без.

Потому что добрая собака гладится одинаково в любой географии.