Текст книги "Зажги мое сердце"

Глава 23

В коридоре ДК было прохладно и сыро, как и всегда. Я с опаской вошла внутрь, три раза огляделась и только после двинулась к залу. Полы под моим весом противно скрипели, словно кто-то шкрябал паркет. Этот звук действовал на нервы и пробуждал во мне тревогу.

А уж как я заходила в комнату… Будто там поселился злой монстр, который мог в любой момент на меня напасть. Я задвинула занавески на окне, осмотрела все углы, даже проверила под столом и в шкафу. Только после этого смогла выдохнуть и немного успокоилась.

Ближе к вечеру позвонила мама.

– Ну, как дела? Ты точно не хочешь вернуться домой? Милая, мы переживаем.

– Вы или ты? – уточнила из вредности я. Тяжело верилось, что отец вообще способен испытывать какие-то чувства, кроме желания выиграть большой куш.

– Прекращай! Я хочу, чтобы ты вернулась. Майя, – в трубке послышался вздох. – Я не понимаю, почему для тебя нахождение в этом ужасном месте приятнее, нежели в родном доме.

– А я не понимаю, почему ты спускаешь отцу все с рук. Когда ты последний раз покупала себе новое платье? Или когда вы ходили с ним в кафе? Мам, ты должна любить себя в первую очередь.

– Говоришь так, будто не тебе, а мне восемнадцать, – усмехнулась она. Наверное, мои нравоучения звучали слишком зрело. Но я подумала, что если бы отец приревновал мать, возможно, пересмотрел бы свою жизнь.

– Да, я уже очень старая тетка.

– Завела бы себе парня, старая моя тетушка, – по-доброму сказала мама.

– А знаешь, я сегодня познакомилась с братом моей ученицы. У него красивая улыбка, – призналась я, вспомнив Стаса. Об Илье предпочла не говорить, он был слишком загадочной личностью. И я вечно ждала какого-то подвоха, не могла разобрать мотивов поведения этого парня.

– Ого! Надеюсь, ты не была занудой? – засмеялась мама. Порой она вела себя как моя подруга, в такие минуты я радовалась, что у нас вполне доверительные отношения.

– Я старалась, но он сломил мое занудство.

– Какой молодец. Познакомишь нас?

– Нет! – категорично заявила я. – Иначе он сбежит.

Мы еще немного поболтали с мамой, она рассказала о работе и новой коллеге, которая вечно забывает за собой мыть кружки. Я посочувствовала, повозмущалась, и на этой ноте мы распрощались. Вечер обещал быть тихим, одиноким, и я очень надеялась, что без происшествий.

За окном совсем стемнело, тучи затянули небо. В комнате появились первые тени, и я поспешила включить свет, чтобы не разыгралась бурная фантазия. Однако сходить в душ так и не решилась. Лучше днем, когда будет везде светло, чем в сумраке уходящего дня.

Я легла на диван, взяла телефона и стала листать ленту в соцсетях. Первой вышла фотография Иры. Она была в красивом голубом сарафане, а ее губы растянулись в ослепительной улыбке. Наумова стояла одна, позади нее был бесконечный песчаный пляж и блестящее море. Ира выглядела счастливой, но фраза под фотографией заставила меня задуматься об обратном. “Когда мечтаешь провести выходной на стадионе, а проводишь его на пустом пляже”, – так гласила надпись. Это предложение не иначе относилось к Илье.

Я почему-то разозлилась. Выходит она там тосковала не по былым дням, не по нашей забытой дружбе, а по парню, с которым ни разу в жизни не общалась. Со злости я кинула телефон на пол, и именно в эту минуту дверь в тренерскую неожиданно распахнулась. Сердце мое сжалось в тугой комочек, я на мгновенье забыла как дышать.

На пороге стоял Рубцов. Он бесцеремонно вошел в комнату, а затем сел рядом со мной на диван. Илья выглядел мрачным и даже немного загадочным. Казалось, у него что-то случилось, и он очень переживал по этому поводу.

– Ты в порядке? – осторожно спросила я. На самом деле, мне хотелось спросить, почему он резко ушёл из кафе, почему не попрощался со мной, а молча бросил. Но я понимала, в этом нет смысла. Илья все равно ничего не скажет. Он слишком закрытый человек.

– Я должен был оставить тебе ключ.

– Что? Нет, мне и здесь неплохо. Смотри, какой удобный диван и все такое, – я попыталась улыбнуться, но вышло так себе. Илья посмотрел на меня, взгляд его карих глаз потемнел, будто там поселилась темнота: черная дыра, размером с бездну. Он был совсем не похож на себя обычного, такой одинокий и пустой… Словно кто-то вытянул из его тела душу, оставив лишь оболочку.

– Вот, – он вытащил ключ из кармана и протянул мне.

– Давай посмотрим фильм? – предложила вдруг я. Мне почему-то показалось, что Илье сейчас нужна поддержка. Хотя мы с ним не были близки, но, возможно, я бы смогла его как-то отвлечь от дурных мыслей.

– Фильм? Я не хочу смотреть фильм. Если честно, я вообще ничего не хочу. Ты была права.

– Что? – глухо произнесла я. Сердце забилось быстрее, в нем нарастало волнение.

– Приходи, когда захочешь.

Илья неожиданно встал, и я тоже подскочила на ноги.

– Тебе так сложно остаться? – мой вопрос прозвучал глупо. Он напоминал вой скулящего щенка, которого бросили на улице. Надо было послать куда подальше Рубцова с его идиотским характером. Вот только что-то мне подсказывало – его нельзя отпускать.

В жизни каждого человека бывают такие минуты, когда он может упасть и причинить себе боль. Мне показалось, Илья находился именно в таком состоянии.

– Зачем? – он хмуро посмотрел на меня, затем громко выдохнул.

– Тут страшно, – прошептала я, взглянув на свои старые кеды. И это была чистая правда. Темнота. Тени. Монстры. Звуки. Я пыталась не думать о плохом, но, видимо, оно так не работает. Можно храбриться при других людях, но когда остаешься один на один с собой – это сложно. Появляется первая трещина, много трещин. А потом медленно ты рассыпаешься, позволяя острым осколкам убивать себя изнутри.

Почти минуту мы оба молчали. За окном послышался гром, по подоконнику стали отбивать капли дождя.

– Что ты хочешь посмотреть? – первым заговорил Илья. Он вернулся к дивану и сел на него, скрестив руки на груди. Такой большой, и, наверное, такой сильный, как медведь. Я тоже подошла и присела рядом, оставив между нами небольшое расстояние.

– Может быть "Король Лев" или "Спирит", а ещё я читала о фильме "День труда", там снимается одна из моих любимых актрис.

– Хорошо.

– Что "хорошо"?

– Можем посмотреть все, что ты захочешь. Мне без разницы.

– Вот как? – я понимала, что Илья согласился ради галочки. Скорее всего, он чувствовал за собой вину, что бросил меня в кафе, и таким образом пытается ее загладить. А может у него были иные причины. Возможно, эти самые причины причиняли ему боль, от которой он никак не мог избавиться.

– Тогда “День труда”. Правда, придется смотреть на телефоне, ничего? – уточнила на всякий случай я.

– Мне без разницы, говорю же. Хоть на пальце.

– Ладно, – я кивнула. Поставила стул к дивану, нашла, к чему приставить мобильный, и включила фильм. На маленьком экране было плохо видно всю красоту съемок, но нас обоих это явно не волновало.

Мы с Ильей сидели молча, будто нас и не было обоих в этой коморке. Изначально я чувствовала себя как-то неловко, атмосфера казалась натянутой и давящей. Словно я принудила этого парня быть здесь. Но в какой-то момент все изменилось.

– Как думаешь, за что он сидел в тюрьме? – спросила я, задумываясь, почему такой идеальный мужчина, главный герой фильма, вообще мог попасть в тюрьму. Он хорошо относился к героине, и я невольно загрустила, вспомнив своего отца. Мой папа даже и близко не походил на образ с экрана. Он никогда не готовил с нами пирог, не учил играть меня в игры, да и сам не играл. Я забыла, какого это – полагаться на кого-то.

– Думаю, за что-то бредовое, – ответил Илья. Его голос смягчился, в нем появилась былая теплота.

– Мне кажется, что он хороший.

– У него нет будущего. Ей лучше не влюбляться в него, – категорично заявил Рубцов.

– Неправда! – воскликнула я. – Будущее есть у всех. Этот человек может зажечь ее сердце. Я уверена, он уже зажег его.

– Его посадят, он же преступник. Такое сердце лучше не зажигать…

Я хотела возразить, однако не стала. У нас были разные взгляды на жизнь, смысла навязывать свое мнение нет. Поэтому я позволила себе дальше наслаждаться чудесной кинолентой. А Илья продолжил молчать. И в самом деле, ближе к концу фильма все обернулось так, как предсказывал Рубцов.

Я повернулась к нему, хотела сказать, что он был прав, но… замерла. Глаза Ильи были закрыты, а голова то и дело покачивалась. Казалось, еще немного и она слетит с его плеч. Я поняла, что Рубцов заснул. Во сне он выглядел милым. С него будто сошла маска грозного и мрачного парня. Тогда я, не знаю даже зачем, придвинулась ближе и осторожно положила голову Ильи себе на плечо.

Возможно, это было по-детски глупо, наивно и безответственно. Однако мне показалось, сейчас не стоит его будить. В груди этого парня в самом деле разбилась душа, а осколки от нее больно ранили сердце.

– Все будет хорошо, – прошептала тихо я.

А спящий Илья вдруг повернулся ко мне и прижался грудью, обхватив мою руку, словно подушку. Это было… Слишком интимно. Слишком волнительно. Слишком… Рядом с Рубцовым постоянно безумно много “слишком”. Я начинала теряться в своих чувствах.

Глава 24

Я не помню, как уснула. Однако, когда проснулась, у меня ныла шея и плечи. Вот только… Ильи не было. А я лежала на диване, укрытая пледом. На моем столике стоял картонный стаканчик, рядом с ним в прозрачном пакете лежал круассан. Значит, Рубцов был здесь, он не приснился мне, как бы своеобразно это не звучало.

Потянувшись, я поднялась и взяла стаканчик. Он был еще теплым, и от него исходил ароматный запах ванили с нотками корицы и свежесваренного кофе. На белом фоне черным маркером кто-то вывел аккуратным почерком: “Не бойся. Внутри очень вкусный кофе”. Я тихо хихикнула, вспомнив, как пыталась заставить Илью попробовать приготовленный им омлет. Видимо, он решил, что я испугалась тогда. С другой стороны, это немного необычно: проснуться и увидеть на столе кофе. Где-то же надо было его купить, с учетом, что поблизости нет кофеен.

Я улыбнулась и все-таки выпила теплый напиток, закусив свежим, вкусным круассаном с шоколадом. Пожалуй, давно у меня не было таких сладких завтраков. Словно я какая-то героиня женского романа или мыльной оперы. Приятное чувство.

У меня все еще оставалось множество вопросов к Рубцову, его поведению и в целом всему происходящему. Однако сегодня был день танцев, поэтому я отложила плохие мысли и улизнула в душ. При свете дня в ДК было не так страшно, а ближе к обеду стали подтягиваться здешние обитатели.

В назначенное время пришли и мои девочки. Сегодня мы разминались на улице, под лучами июльского солнца и звуки теплого ветра. На небе парили птицы, в воздухе витала пыль и запах скошенной травы. Пока шла репетиция, девочки с серьезными лицами исполняли заученные движения.

– Не забываем улыбаться! Я не вижу ваших улыбок! – напоминала из раза в раз я. И они пытались, честно пытались улыбаться. Вот только через пару секунд улыбки сходили с их лиц, и там снова появлялась былая серьезность.

Под конец репетиции Яна подвернула ногу и упала, счесав себе ладони. К ней тут же подбежала Люда, помогла подняться.

– Ну, ты чего? Осторожнее надо быть, – совсем по-взрослому бурчала моя ученица.

– Да ладно, я же не специально.

– Как ты теперь домой пойдешь? – вздохнула Людочка. Яна поднялась, другие девочки отряхнули ее одежду и несколько раз спросили, все ли нормально. Я тоже спросила, однако мне было интересно наблюдать за этими двумя.

– Да дойду, не переживай, – засмеялась звонко Яна. У нее был искренний и мелодичный смех, таким легко можно заразить остальных или, по крайней мере, заставить улыбаться.

– Ну уж нет! – категорично заявила Люда. – Я провожу тебя. А то вдруг опять упадешь?

– Ты живешь в другом конце города, с ума сошла?

– Я сама решу! – строго сказала Люда. И я вдруг вспомнила нас с Иркой. Она всегда тоже пыталась казаться взрослее меня.

Помню, когда я устроилась в школу работать разнорабочим, первым заданием выпало покрасить полы в кабинете труда. Мне выдали краску, кисти, обозначили рабочую зону, даже показали, как правильно красить, чтобы не осталось разводов. Я очень хотела выполнить работу качественно и в короткий срок, наверное, поэтому не заметила, как надышалась краской. У меня стала кружиться голова, плюс немного подташнивало.

Я прекрасно понимала, что могу сказать учителю, и никто за это меня не поругает. Однако считала, что так нельзя, взрослые не сбегают при малейших проблемах. Тем более на меня ведь рассчитывали. В этот момент как раз пришла Ира. Она никогда не работала в школьном лагере, да и не нужно ей это было, родители выдавали всегда приличную сумму карманных денег.

Но при виде бледной меня, подруга стала ругаться, а потом выхватила кисточку и пошла красить сама. Мы обе провонялись и чувствовали себя не очень.

– Зачем ты решила помогать? Дуреха! – только и спросила я.

– Делить беды и радости на двоих – это первый пункт дружбы. Разве нет? – она улыбнулась, и мы обе засмеялись. Кажется, наше четырнадцатилетие было только вчера. Мне не хватало Иры, а вот ей не хватало только Ильи. Обидно.

После репетиции девочки ушли в раздевалку, а я осталась на улице. Села на лавку, взглянув на молочное небо. Пушистые облака то и дело меняли свои узоры, в них можно было разглядеть разные забавные картинки.

– Майя! – послышался неожиданно мужской голос.

– Стас! – я улыбнулась и поднялась с лавки. Он выглядел таким ярким, словно ко мне спустилось само солнце. И одет был стильно, что добавляло плюсиков к его образу симпатичного парня.

– Рад встрече, – он скинул рюкзак с плеч и вытащил оттуда бутылку воды. Затем протянул ее мне. – Держи.

– Что? Ой, да не…

– Держи, я специально купил тебе.

– Вот как? – я смутилась, но воду взяла. Было приятно, пускай и мелочь. – Спасибо. Ты за Аней?

Он отвел взгляд в сторону, словно раздумывал, как бы правильно ответить.

– Ну да. А ты… уже все?

– У меня одна группа, так что в какой-то степени да.

– Сегодня отличная погода, – сказал Стас, не сводя с меня изумрудных глаз. Он мне казался открытой книгой, и я догадалась, что парень хотел пригласить на свидание.

– Да, хорошо. Хотя мне больше нравится осень или весна, – я улыбнулась и завела руки за спину. Ветер проникал под тонкую ткань моей широкой майки, охлаждая разгоряченное тело. И я подумала, что не отказалась бы от прогулки.

– А я зиму люблю, – на лице Стаса мелькнула задумчивость, но он буквально сразу понял это и сделался вновь жизнерадостным. Словно не хотел погружаться в какие-то воспоминания.

– Зимой холодно, я с детства к ней равнодушна. Знаешь… – за спиной я сжимала в пальцах бутылку, мне вроде было легко говорить со Стасом, а вроде между нами было какое-то напряжение. Мне казалось, мы оба подбирали слова для диалога. – Когда я училась в средних классах, мальчишки нас вечно поджидали у ворот школы после уроков.

– О, да, – воскликнул он. – Мы тоже так делали. Поджидали девчонок, чтобы намылить их.

– Какая банальность, – прозвучал рядом со мной знакомый голос. Я повернула голову и замерла, увидев рядом Илью. Он смотрел на нас с нескрываемым раздражением и в целом выглядел мрачно. Если бы у Рубцова был свой цвет, я бы обозначила его темным оттенком. Они со Стасом разительно отличались, словно два континента: солнечный юг и холодный север.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у Ильи.

– У нас дела, ты забыла? – строго ответил он. И посмотрел главное так, будто я действительно перед ним в чем-то виновата. Мне аж сделалось не по себе.

– Майя, если у тебя дела, я, пожалуй, пойду, – неуверенно сказал Стас. Они переглянулись с Ильей, и в этих взглядах было что-то не иначе зловещее. Будто встретились два давних врага, мечтающих отомстить друг другу за минувшие дела. Мне было не очень понятно, что происходило. Ладно Стас, он вполне мог подумать что-то не то, я даже допускала мысль о ревности, но вот Рубцов… Серьезно, филантропия же не включает в себя никаких чувств. Что за странное поведение?!

– Да у меня нет… – попыталась возразить я, однако Илья перебил.

– Ты прав, у нее дела. Так что давай, до свидания, – с нескрываемым высокомерием и грубостью ответил Рубцов. Мне захотелось его ударить.

– Эй, – я ткнула локтем в бок Илью, окинув своего доброжелателя пронзительным взглядом.

– Что? – беззвучно произнес он одними губами, словно маленький нашкодивший ребенок.

– Ты… – я сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями и планируя отругать этого умника. Воздух между нами искрил, он с каждой секундой становился плотным, горячим, заставляя сердце биться быстрее. Мы с Ильей будто были огненными стрелами, нацеленными друг на друга и желающими нанести удар, доказать свою правоту, а может дело было вовсе и не в правоте.

– Ладно, еще увидимся, – оборвал неожиданно нас Стас и в тот же миг все будто затушил. Не было больше никакой химической реакции, никакого надвигающегося шторма и суровых туч. Илья довольно улыбнулся, будто только что забил шайбу в ворота соперника.

А когда Стас все же ушел, а произошло это сразу, я, не стесняясь, спросила Рубцова.

– Ну и что это было? Тебе так не понравился Стас, что ты решил побыть откровенным хамом?

– Хлюпики в твоем вкусе, Орлова. А я по девочкам, – с усмешкой ответил Илья. Он взглянул на молочные облака, так, словно ничего не произошло минутой ранее. И не он вел себя аля ревнивый парень.

– А может у нас намечалось свидание! – воскликнула я, поправив майку.

– В твоем положении не время думать о свиданках, – заявил он. Потом вдруг наклонился, да так близко, что у меня перехватило дыхание и щеки накрыло волной легкого жара. Мне даже показалось: еще немного и мы поцелуемся. Я мысленно прокрутила этот фрагмент в голове, представила, с каким вкусом мог бы быть поцелуй. Скорее всего, с карамельным или пепси колы. Однако в самый последний момент Илья остановился и… вместо поцелуя я получила щелбан по лбу.

– Эй! Что за дела?

– Я жду тебя в машине, надо переснять фрагмент ролика. И не копайся, Орлова.

Глава 25

Илья

Не знаю, что меня потянуло той ночью вернуться к Майе. Я был подавлен, во мне словно разбилась чаша жизни, а ее осколки прокололи сердце. Слова Орловой задели за живое, они заставили вернуться в тот день, дали понять, какой я был фиговый брат. Если вспомнить, мы с Женькой были такими разными, как пламя и лед. Он – более болтливый, всегда готовый влиться в любую компанию, выпить, оторваться. Женя ни в чем себе не отказывал, будь то новые знакомства или поездки в самые странные точки земного шара. Тут, конечно, спасибо деньгам отца, без них вряд ли бы брат смог столько себе позволить.

Я в этом плане его никогда не понимал. Нет, мне и самому нравилось иной раз выбраться на природу, пожарить шашлыков, отпустить будничные переживания. Но не на постоянке, как это делал Женя.

Помню, однажды отец спросил малого, о чем тот мечтает, к чему стремится. И в пример поставил меня, как подающего надежды сына и, вероятно, наследника его холдинга. На что Женька сказал, что у него нет идеалов и стремлений. Главное увидеть сегодня что-то потрясающее, ощутить новые эмоции. Отец так взбесился, что со злости влепил ему пощечину.

Я не заметил, что та пощечина стала первым шагом к пропасти в нашей семье.

Слова Майи напомнили о моем выборе, о том, что я видел только лед, который в ответ дарил мне силы забивать красивые шайбы. На льду, в кругу друзей-хоккеистов протекала моя жизнь, мои переживания и победы. И я до сих пор задавался вопросом, правильно ли сработали весы: должен ли был лед стать ценнее семьи?..

Я сорвался из “Вкусно и точка”. У меня словно мир перевернулся, вернее он встал на свое законное место, где я играл роль отвратительного сына и брата. Забавно, но за эти дни чувство вины немного притупилось, тучи над головой стали расходиться, давая просвет. Теперь же и тучи повисли, и сознание отрезвилось.

Я бродил по улицам не час и не два. Сперва просто шел, разглядывая лица прохожих, потом перешел на бег. Физические нагрузки всегда помогали, от них становилось легче душевно, они заглушали боль. А потом ноги как-то сами собой привели к этой комнатушке, где жила Майя. Мне хотелось просто дать ей ключ от дома и уйти, но Орлова попросила остаться. Обычно я не никак не реагировал на подобные просьбы. Если уж что-то решил, то не имел привычки сомневаться. Однако у нее был такой жалостливый вид, словно у брошенного котенка. И я тупо не смог закрыть за собой дверь.

Сел рядом, стал пялиться в телефон, а потом захотелось спать. Я не заметил, что уснул. Пожалуй, впервые за долгое время мне ничего не снилось. И пускай тело ломило от неудобств, я выспался и чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние полгода.

В хорошем настроении я поехал в кафе, купил там стаканчик с бодрящим напитком, думал только о себе, но понял, что это неправильно. Может Майя и странная, с обилием тараканов в голове, однако она не выгнала меня и даже не потревожила сон. Так и сидела рядышком, уступив весь комфорт чужаку. Именно по этой причине я вернулся с кофе и круассаном, оставил их на столе, окинув взглядом спящую девчонку. Она была обычной, совершенно неприметной, по крайней мере, пока не выходила на сцену. Но в спящем виде Орлова показалась мне милой. И я неосознанно улыбнулся, когда покидал ДК.

Потом весь день думал об этом, думал о Майе: о том, как она танцует, говорит, возмущается, смеется, смотрит на меня. Она будто неосознанно пыталась вернуть меня к прошлому, в те дни, когда я позволял себе вдыхать полной грудью. Это чувство было неправильным, вызывающим опасения и страхи. Я не имел право расправлять крылья.

Поэтому поехал к ДК, надеялся, что мы быстро закончим с роликами, и Майя, наконец, исчезнет из моей жизни. Вот только… что-то пошло не так.

Этот парень крутился возле Орловой, он улыбался ей, а она в ответ мило улыбалась ему. Издалека они походили на парочку, которая без ума друг от друга. Мне стало противно, я вдруг так разозлился, что руки сами сжались в кулаки. Глупость, конечно, но что Майя нашла в этом хлюпике? Он реально был худощавым, слишком смазливым и наверняка имел на нее всякие одноразовые виды. Типичный представитель современных парней. Перепихнется и свалит. И Орлова тоже хороша, возмущалась так, словно это я ее обидел, а не этот придурок, раздевающий взглядом.

– Поехали! – буркнула Майя, когда мы с ней уселись ко мне в машину. Я больше не злился, выражение лица хлюпика позабавило: именно так смотрят защитники, которые упустили шайбу в свои ворота.

– Да, да.

– Не понимаю, чему ты радуешься, – она взглянула на меня с вызовом, и я ощутил давно забытое чувство: как шторм зарождается в венах. Он не просто будоражил, он пробуждал фантазии, от которых стоило бы бежать на всех скоростях. Я перестал понимать, что со мной происходит.

– Я и не радуюсь. Хотя твой хлюпик – забавный тип.

– Он не хлюпик, – насупилась девчонка. Да так смешно, словно хомячок. Мне снова захотелось улыбнуться. Проклятье.

– Боишься, что больше не пригласит на свиданку?

– Боюсь, что он не то подумает, – сказала Майя и отвернулась. Она открыла окно, а я завел мотор. Мы выехали с парковочного места, а между тем небо медленно приобретало темный оттенок: видимо, вот-вот должен был пойти дождь.

– Да что он может подумать? Хотя если так, то этот парень легко сдается. Возможно, у него на тебя были одноразовые планы.

– Ты его даже не знаешь, а уже судишь! – возмутилась она. И снова этот взгляд, полный огня и молний. И весь этот спектр разных эмоций был направлен на меня одного.

– Я может и не знаю его, зато неплохо разбираюсь в том, чего хотят парни.

– И чего же они хотят? – Майя скрестила руки на груди. Ветер, залетающий в салон машины, касался прядей ее волос, тех нескольких, что выбились из завязанного хвоста. Они развивались, словно шелковистые нити, и переливались блеском.

– Секса, чего же еще, – сухо ответил я. Завернул на ближайшем повороте и выехал на центральную дорогу, обгоняя серую тойоту.

– Значит, и ты такой? – она посмотрела на меня так, будто могла заглянуть в душу. И я даже обрадовался, что был занят дорогой, иначе во мне бы опять дрогнула натянутая струна.

– Что ты хочешь услышать?

– Ничего. Просто ничего не говори. Ты злой и вредный, – пробурчала Майя. – А еще закрытый и мрачный. Не удивлюсь, что небо потемнело тоже из-за тебя.

– Да ты меня не иначе в статус повелителя стихий возвела. Неплохо, – я тихо усмехнулся, останавливаясь на светофоре. Отсюда открывался потрясающий вид на наши горы. Они казались такими сильными и величественными, такими непокорными.

Больше Майя не проронила ни слова. Она молчаливо разглядывала пейзажи за окном, а я крутил руль, впитывая, как губка, в себя напряженную атмосферу, повисшую между нами. Я перестал думать о себе, брате, своей семье и хоккее. Все мои мысли почему-то свелись к тому парню, который улыбался Майе, и к тому, что эта девчонка явно была к нему неравнодушна.

Я и раньше был довольно ревнивым человеком. Мне не нравилось, когда мой лучший друг проводил много времени с другими ребятами, меня бесило, что у Инги, моей бывшей девушки, были друзья – парни. А еще она неплохо ладила с нашей командой и могла запросто сходить с ними без меня погулять или выпить. Мы вечно ругались по этому поводу. И пускай я понимал, что это неправильно, доверие – штука важная, ему нужно учиться. Но ничего не мог с собой поделать. Я злился, а злость сказывалась на тренировках и играх.

С Майей сейчас было аналогично. Я пытался подарить ей мечту, упущенные возможности, хоть и не планировал заводить дружеские отношения. Однако меня взбесил тот парень, взбесило, что они так мило общались. Нельзя допустить, чтобы это чувство разрослось.

Когда мы подъехали к склону горы, Орлова выскочила из машины первой. Небо уже приобрело серый оттенок, а ветер стал сильнее качать листву деревьев. Майя помчалась вперед к сцене, не дождавшись меня. Я мог только видеть ее худенькую спину и плечи.

Заглушив мотор, я достал бутылку воды из бардачка, сделал пару глотков и устало выдохнул. Хотел уже выйти, но тут мой взгляд зацепился за парня в черном матовом шлеме. Он был на мотоцикле и остановился напротив шлагбаума. Незнакомец не снял шлем, лишь приоткрыл линзу и явно смотрел вслед Майе. По крайней мере, мне показалось именно так.

А потом он вытащил телефон и навел камеру. Нет, вполне можно было подумать, что человек снимает вид на гору или еще что-то. Вот только его мобильный был направлен чуть правее, именно в том направлении, где шла Орлова.

Я вышел из машины, хлопнув дверью, и стал приближаться к нему. Думал, что смогу заглянуть тайком в экран телефона и узнать, прав ли был или нет. Однако парень тут же убрал мобильный, запихал его в карман черной кожанки и резко дал по газам. Он проехал мимо меня, и в тот самый момент, когда между нами на секунду сократилось расстояние, человек повернул голову так, словно хотел рассмотреть меня лучше.

Пусть это произошло мимолетно, но мне показалось это чертовски странным. Словно на меня смотрел хищник и видел во мне тоже хищника – своего кровного врага.