Текст книги "Женщины Льва Толстого. В творчестве и в жизни"

От «Декабристов» к «Войне и миру»

Повесть «Декабристы» постепенно, по мере создания все новых и новых глав, стала превращаться в большое произведение, в целую эпопею, которая получила название «Война и мир», причем ведь «мир» в названии не есть антипод войны. Коверкая русский язык, революционеры из числа злобствующих троцкистов убрали из алфавита букву «i», а потому изменился после революции сам смысл названия. Толстой поднимал огромную тему – война и общество, а мiр в названии как раз и подразумевал общество.

Толстой писал, что в 1856 г. начал работать над повестью, «герой которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешел к 1825 году… Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала с…эпохой 1812 года… Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений…»

Ну а когда были неудачи? Конечно, 1805 год. Неудача при Аустерлице. Именно неудача!

Видный историк наполеоновских войн генерал-лейтенант Александр Иванович Михайловский-Данилевский приводил разговор, который состоялся между Императором Александром I и «храбрейшим из храбрых» графом Михаилом Андреевичем Милорадовичем 20 ноября 1820 года. Государь сказал:

«Помнишь, сегодня, за пятнадцать лет, несчастный для армии день?»

Милорадович возразил:

«Позвольте мне не согласиться с Вашим Величеством. Я не назову несчастным для армии день, где офицеры и солдаты дрались как львы».

Для романа было необходимо показать неудачи, и Толстой показал их, хотя в романе четко прослеживаются и причины неудач, главная из которых – предательство австрийцев, которые даже диспозицию сражения успели продать Наполеону, и маршал Бертье немедленно составил свой замысел на основе этой диспозиции. В романе это хорошо показано…

Толстой постепенно вводил в жизнь главы романа. В 1861 году он читал их Ивану Сергеевичу Тургеневу. И вот в 1863 году работа развернулась в полную силу, и он завершил огромную эпопею к 1869 году.

И.С. Тургенев

От первоначального замысла Толстой долго не отказывался. Он хотел сделать Пьера Безухова декабристом и завершить роман возвращением его вместе с Наташей из сибирской ссылки в 1856 году. Были написаны еще три главы, работа продолжалась и после завершения романа «Анна Каренина», но роман, в конце концов, остался в таком виде, в котором нам известен. Интересно, что он написан именно после обретения Толстым семьи, как и многие другие романы.

Единственное, что вызывает удивление в романе «Война и мир», так это то, что Лев Николаевич Толстой, будучи профессиональным военным, высоко подготовленным офицером, причем офицером, прошедшим и осаду Силистрии, и Севастопольскую оборону, не смог разобраться в том, что произошло на Бородинском поле во время боя за Семеновские, позже названные Багратионовскими флеши. А может быть, просто не хотел?

Писатель, тем более писатель, берущийся за историческое полотно, просто обязан быть бескомпромиссен в отстаивании чести и достоинства своего Отечества на любом уровне. Нельзя своим произведением вызывать недомолвок, позволяющих враждебно по отношении к Отечеству истолковывать события.

Какие чувства вызывают страницы, на которых повествуется о бессмысленной гибели полка Андрея Болконского, который не произвел ни одного выстрела по врагу, не сделал ни одного движения навстречу атакующим, а просто стоял на месте, судя по роману, неведомо зачем, и нес огромные потери?

Взрыв, падают убитые, стонут раненые, а ряды смыкаются. Снова взрыв, и все повторяется.

А ведь каждый, кто мало-мальски знаком с достаточно полными документальными свидетельствами о ходе сражения, не может не понять, что речь идет о бессмысленной гибели солдат пехотного корпуса генерала Тучкова, что полк Болконского – один из полков этого корпуса. Точно также стояли под ядрами и гибли другие полки.

Итак, вот это описание:

«Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно-сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.

Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.

С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: “Носилки!”

[…]

Князь Андрей, точно так же, как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же, как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были.

[…]

– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.

«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.

– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь».

Но что же произошло? Читатель может подумать, что командование русской армии, что сам Кутузов оказались этакими нераспорядительными неумехами, поставившими под ядра французов целые полки, не имевшие ни целей, ни боевых задач. Такая подсказка незримо висит над каждым читателем, настойчиво, перебарывая сопротивление, основанное на патриотизме, и проникая в сознание.

Но ведь все совсем не так, и у Толстого были все возможности показать тот же эпизод, но несколько иначе. Полк Болконского, как и другие части и соединения на левом фланге русской армии – полки, бригады и дивизии Тучковского корпуса – оказались в таком положении совершенно не случайно.

В канун Бородинского сражения изменник (если инородец может быть изменником), преступник-цареубийца барон Беннигсен нанес русской армии коварный удар в спину. Он сорвал план активной обороны, которая, по замыслу Михаила Илларионовича Кутузова, должна была завершиться двумя мощными контрударами с целью полного разгрома французской армии.

Существуют свидетельства историков, подтверждающие, что победа при Бородине была бы полной, если бы не коварные действия Беннигсена.

Кутузов любил повторять: «…резервы должны быть оберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который еще сохранил резерв, не побежден».

Вот и в Бородинском сражении резервы, по плану Кутузова, должны были окончательно решить дело. 1 – й кавалерийский корпус генерала Уварова и казачий корпус генерала Платова предназначались для сильного контрудара справа и глубокого рейда по тылам врага, сковывающего маневр французов. Они свое дело сделали и, как известно, сорвали намерение Наполеона нанести решительный удар в центре.

Но наиболее важная роль отводилась 3 – му пехотному корпусу генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Тучкова, усиленного Московским ополчением.

Правильно предвидя, что главный удар Наполеон нанесет против нашего левого фланга, что он атакует именно Семеновские флеши, Кутузов собирался измотать и обескровить ударные группировки врага в жестком оборонительном бою, а затем, когда французы выдохнутся, внезапно ударить во фланг им восемнадцатитысячной группировкой, скрытой до времени в Утицком лесу. План был детально продуман. Для того, чтобы французы не догадались о размещении крупного резерва русских, Кутузов приказал окружить Утицкий лес четырьмя полками егерей. И французы никогда бы не узнали о готовящемся ударе, если бы не Беннигсен…

Начальник главного штаба французской армии маршал Бертье признался, что если бы Тучков со своим корпусом и Московским ополчением явился, как рассчитывал Кутузов, к концу боя за Семеновское, то «появление этого скрытого отряда… во фланге и тылу французов при окончании битвы, было бы для французской армии гибельно…»

Что же сделал Беннигсен?

Под вечер 25 августа 1812 года, когда русская армия заканчивала последние приготовления к генеральному сражению с французскими полчищами, Беннигсен, тайно от Кутузова, направился на левый фланг в корпус Тучкова.

Беннигсен знал о резерве, и знал о том, для чего он планировался. Корпус, как и полагалось, находился в лесу. Он вызвал командира и приказал ему немедленно выдвинуть корпус из леса на открытый склон и поставить впереди егерских полков.

Тучков был крайне удивлен распоряжением. Он сообщил барону, что разметил корпус в засаде по личному приказу Кутузова и разъяснил цель, стоящую перед корпусом и Московским ополчением.

Беннигсен заявил, что это все ему известно и действует он в соответствии с новым решением главнокомандующего. Барон всеми силами добивался своей цели, не гнушаясь даже наглой лжи.

Тучкову пришлось повиноваться. В результате контрудар, на который рассчитывал Кутузов, был сорван. Мало того, приказ Беннигсена стоил жизни Багратиону и двум братьям Тучковым, Николаю Алексеевичу и Алексею Алексеевичу, которые встретили врага лицом к лицу на открытой местности – Беннигсен позаботился о том, чтобы времени на укрепление позиции не осталось совсем.

Расчет барона-цареубийцы был точен. Он прекрасно понимал, сколь опасен для французов внезапный удар восемнадцатитысячной группировки русских войск. Значит, он стремился к тому, чтобы победил Наполеон?! Или, по крайней мере, к тому, чтобы французы не были разбиты под Москвой.

Возможно, перед Беннигсеном стояли и другие задачи – дискредитировать Кутузова как главнокомандующего, опасного для врага, ослабить максимально русскую армию, тем самым затянув войну. Важно было Беннигсену и то, чтобы французы вошли в Москву и уничтожили этот город – символ русской государственности, средоточие русского духа, мать городов русских.

Барон сделал все, чтобы случилось именно так, но не учел одного – мужества и стойкости русских, их готовности к самопожертвованию ради победы, ради России.

Он вывел под ядра и картечь корпус Тучкова и Московское ополчение, которые, даже не участвуя первое время в сражении, понесли огромные потери, причем потери совершенно напрасные.

Впрочем, русских солдат, офицеров и генералов остзейский барон Беннигсен не жалел. Сколько он положил их совершенно напрасно в ходе кампании 1807 года! Не интересовали его и жизни простых французских парней, приведенных на плаху корсиканским чудовищем Наполеоном.

Беннигсен, естественно, не сообщил Кутузову о своем подлом и коварном поступке. Кутузов не знал о том на протяжении всей битвы и, когда понадобился скрытый им резерв, был крайне удивлен, что корпус Тучкова и Московское ополчение давно в бою и понесли уже ужасающие потери от артиллерийского огня французов. Он даже готов был винить Тучкова в том, что он не удержался, но Тучков был смертельно ранен и оправдаться не мог. Его брат, командир бригады, который присутствовал при отдаче приказания Беннигсеном, погиб во время одной из контратак. Когда солдаты одного из батальонов дрогнули, он схватил выпавшее из рук знаменосца батальонное знамя и крикнул:

Бородинская битва. 1812 г. Художник Л.-Ф. Лежен

«Вы стоите? Так я один пойду!»

Солдаты рванулись вперед, но мгновением раньше их командир был разорван ядрами.

Беннигсен добился многого, но главные его надежды не оправдались. Предательский поступок барона не привел к поражению русской армии, потому что Кутузов сумел произвести необходимые маневры и перестроения теми силами, которые еще оставались у него в резерве.

Французам не удалось одержать победы, хотя Наполеон, уцелевший благодаря Беннигсену, сразу назвал себя победителем.

Добросовестные историки опровергли это заявление еще в те далекие годы. Так, Керр-Портер писал:

«Французы отступили с поля битвы, когда уже нельзя было различить ни одного предмета».

И далее:

«Будучи принужден отступать двенадцать верст, не останавливаясь, Наполеон требует себе право на успех дня».

А вот что сообщалось в изданных штабом Кутузова «Известиях из Армии»:

«Отбитый по всем пунктам неприятель отступил в начале ночи, и мы остались на поле боя. На следующий день генерал Платов был послан для его преследования и нагнал арьергард в одиннадцати верстах от деревни Бородино».

Французская армия бежала, бросив на поле боя до пятидесяти тысяч мертвых тел солдат и офицеров, и сорока семи генералов. Брошено было бесчисленное множество раненых… Но это уже не ново. Вспомним, сколько раненых было брошено французами после панического бегства из-под Прейсиш-Эйлау в 1807 году!

Почему Лев Николаевич Толстой не захотел разобраться в обстановке? Неужели, если требовалось по сюжету ранение героя романа, нужно было делать его таким вот бесцельным?

«…зачитался историей Наполеона и Александра»

В 1864 году Лев Толстой начал в полной мере грандиозную работу, ход и замысел которой он поверял своему дневнику:

«Я зачитался историей Наполеона и Александра. Сейчас меня облаком радости и сознания возможности сделать великую вещь охватила мысль написать психологическую историю романа Александра и Наполеона. Вся подлость, вся фраза, все безумие, все противоречие людей, их окружавших, и их самих. Наполеон, как человек, путается и готов отречься 18 брюмера перед собранием. De nos jours les peuples sont trop éclairés pour produire quelque chose de grand (В наше время народы слишком просвещенны, чтобы можно было создать что-нибудь великое (фр.)».

Лев Толстой имел в виду события, к тому времени уже достаточно полно описанные. Несколько позже даже почитатель Наполеона французский историк Альберт Вандаль (1853–1910), рассказывая о тех днях, неожиданно проговорился: «Бонапарт на своем вороном горячем коне, с которым ему подчас было трудно справиться, объезжал ряды, бросая солдатам пламенные воодушевляющие слова, требуя от них клятвы в верности, обещая вернуть униженной республике блеск и величие. Оратор он был неважный. Порой он останавливался, не находя слова, но Бертье, все время державшийся подле него, моментально ловил нить и доканчивал фразу с громовыми раскатами голоса. И солдаты, наэлектризованные видом непобедимого вождя, приходили в восторг». Интересно только, кого они в тот момент считали вождем, Бертье или Бонапарта? Наверное, все-таки того, кто обладал громовым голосом. Между тем, крупная буржуазия планировала переворот и полный захват власти в Директории. Вячеслав Сергеевич Лопатин рассказывает: «Кульминация труса, как известно, приходится на 19 брюмера. Депутаты, собравшиеся в Сен-Клу, опомнились и решили оказать сопротивление узурпатору. Дело грозило непредсказуемыми последствиями для заговорщиков. И тогда Бонапарт делает попытку лично объясниться с представителями народа. Вспомним, оратор он был неважный. Даже много лет спустя речи императора, которые он читал по бумажке глухим невыразительным голосом с сильным акцентом, производили на слушателей тягостное впечатление. Он не умел говорить на публике. Удивительно ли, что сбивчивые объяснения Бонапарта сначала в Совете Старейшин, а затем в Совете Пятисот резко ухудшили шансы переворота. Раздались крики: «Долой тирана! Вне закона!» Генерал потерял самообладание и впал в прострацию. Его спас брат – Люсьен Бонапарт, председательствовавший в тот день в Совете Пятисот. Он вызвал солдат, которые выволокли генерала из зала. Бонапарт никого не узнавал. Он даже пытался о чем-то рапортовать одному из зачинщиков переворота – директору Сийесу, назвав этого сугубо штатского человека «генералом». Только дерзость Люсьена и наглость Мюрата решили исход дела в пользу Бонапарта. Мюрат со своими гренадерами очистил помещение от «народных избранников». Переворот состоялся. Бонапарт вошел в число трех консулов, сосредоточивших в своих руках всю полноту власти. Вскоре он сумел обыграть соперников и сделаться Первым Консулом, затем провозгласил себя пожизненным главой государства. Старший брат Люсьен был вынужден уйти в отставку. Диктаторы не любят тех, кому многим обязаны. В новом правительстве Бертье получил пост военного министра. Итак, 18 брюмера (9 ноября) 1799 года Наполеон совершил переворот и упразднил Директорию.

Бонапарт – первый консул. Художник Ж-Б. Грез

Толстой размышляет и об истинном лице французского диктатора:

«Александр Македонский называл себя сыном Юпитера, ему верили. Вся египетская экспедиция – французское тщеславное злодейство. Ложь всех bulletins (реляций (фр.), сознательная. Пресбургский мир escamoté (достигнут обманом (фр.). На Аркольском мосту упал в лужу, вместо знамя. Плохой ездок».

Лев Толстой внимательно изучал путь «корсиканского чудовища», как в конце концов даже во Франции стали звать Наполеона. Аркольский мост, Тулон – все это выдумки во славу диктатора. Сражаясь на стороне якобинцев, Наполеон, якобы, отличился в бою за Тулон и получил чин бригадного генерала в 24 года. Несмотря на то, что его тулонский «подвиг» давно уже оспорен историками, богоборцы наполеонолюбы продолжают им восхищаться. Была сочинена версия «гениального плана» атаки форта Эгийетт, господствовавшего над рейдом Тулона… Однако письмо самого Бонапарта, отправленное из Тулона в Париж, свидетельствует об ином: «Граждане Представители! С поля славы, хотя в крови изменников, возвещаю вам с радостью, что Франция отмщена. Ни возраст, ни пол не находили пощады. Те, которые были только ранены пушками революции, умерщвлены мечом вольности и штыком равенства. Поклон и почтение. Брут Бонапарт, гражданин Санкюлот». Вот в чем на самом деле заключался лозунг о равенстве, вольности и братстве, пропагандируемый якобинцами. Он означал равенство всех, кроме шайки революционеров. То есть равенство всех перед пушками и штыками этих самых революционеров.

Это страшное донесение Наполеон написал на роскошном банкете, состоявшемся по случаю кровавой драмы в Тулоне – празднования казни тулонских безоружных рабочих, которых сначала заманили на Марсово поле под предлогом переписи для устройства на работу, а затем расстреляли в упор. Три тысячи безвинных жертв на совести «гения» и «благодетеля», коим привыкли выставлять Наполеона не только зарубежные, но и многие российские историки, принадлежащие к так называемому Ордену русской интеллигенции. Огюстен Робеспьер, брат кровожадного Робеспьера, палача Франции, был рядом с Бонапартом во время умерщвления трех тысяч тулонцев. Его восторженное донесение в Париж принесло чин бригадного генерала будущему тирану Европы. Но после столь «удачного» взлета дело приняло серьезный оборот. Революция, замешанная на подлости и бесчестье, споткнулась. Якобинцев сместили так называемые термидорианцы. А, как известно, революционеры разных направлений всегда жестоко пожирали друг друга. Бонапарт оказался за решеткой вместе с его проигравшей шайкой убийц. И тогда он, не задумываясь, предложил свои услуги термидорианцам. Им нужны были люди, на штыках которых можно было удержаться у власти. Ему предложили пост командира бригады, но этого «юному дарованию» показалось мало. Он начал конфликтовать с командованием, требуя более высокой должности, за что был уволен. Но ведь не казнен! Предательские показания на бывших своих соратников спасли ему жизнь. Бонапарт возвратился к коммерческой деятельности, торговал домами. Дело шло из рук вон плохо, и достаток его был очень невелик. Между тем начался новый виток борьбы за власть в истерзанной революционными бесчинствами Франции. Директория вынуждена была отстаивать свою власть. Против нее выступали так называемые роялисты, сумевшие возбудить парижан и призвать их к оружию. Так уж всегда случалось, что простые люди, легко обманываемые «борцами за свободу и равенство», натыкались на результат той самой свободы – беспощадный «революционный» штык. Узнав о готовящемся восстании роялистов, термидорианцы наделили чрезвычайными полномочиями некоего Барраса, участника кровавой оргии в Тулоне. Тот сразу вспомнил о 24 – летнем Бонапарте, таком же изменнике и садисте, как и он сам. Баррас сдружился с ним, Бонапарт даже оказал ему услугу: Баррас сбагрил молодому, но далеко не красивому коротышке-Бонапарту опостылевшую любовницу – вдову казненного якобинцами генерала Богарне. Бонапарт увлекся ею и избавил Барраса от неприятностей, которые уже назревали из-за этой связи. За столь деликатную помощь Бонапарт получил чин командующего войсками, призванными в Париж для подавления восстания рабочих. Ничего святого в этом человеке не было. Он заранее расставил на улицах Парижа пушки, замаскировав их до времени. А когда горожане, рабочие, ремесленники вышли на улицы – расстрелял их в упор.

Но и это не всё. В своем дневнике Лев Толстой отмечает и другие «подвиги» Наполеона: «В итальянской войне увозит картины, статуи».

Весьма характерен первый приказ Наполеона армии. Принципов, изложенных в нем, Наполеон затем придерживался всю свою жизнь: «Я вас поведу в самые плодородные на свете равнины! В вашей власти будут богатые провинции, большие города! Вы там найдете честь, славу и богатство!» Наполеон отождествлял такие несопоставимые понятия, как честь и богатство. Ведь богатство можно было «найти» лишь одним путем – путем мародерства. Грабежи поощрялись в армии – вот одна из причин ее быстрого развала и деморализации при первых же неудачах в России. Разбив сначала сардинцев, затем австрийцев, пленив войска Папы римского, он приступил к тому, к чему стремился: обложил противников огромной контрибуцией, часть которой немедленно присвоил. Впрочем, контрибуция была столь велика, что поправила финансовое положение Франции и укрепила влияние самого Наполеона в правительстве, где, естественно, закрыли глаза на то, что сам Наполеон неожиданно и сказочно разбогател. Далее начались грабежи музеев. А грабить было что: шедевры искусства, драгоценности, старинные книги и т. д. Куда все это делось? Кому досталось? Сначала все бесследно исчезло, но потом постепенно стало всплывать в богатейших домах французских толстосумов. Вот один только факт, который дает ответы на подобные вопросы. До начала кампании Наполеон, как мы уже говорили, был небогат, а вернувшись во Францию после похода, разместил в банках баснословные средства. В 1799 году у него уже было в различных банках на счетах 30 миллионов франков. Таков этот революционер!.. Награбленные миллионы еще более сблизили его с крупной торгово-промышленной буржуазией, которая уже имела значительное влияние в Директории, но пока не обладала всей полнотой власти».

И еще момент: «Любит ездить по полю битвы. Трупы и раненые – радость».

Это замечание впоследствии находит отражение в романе «Война и мир». Помните?… После сражения при Аустерлице Наполеон объезжает поле, сладострастно любуясь своими деяниями, дыханием смерти…

– Voilà une belle mort (Вот прекрасная смерть. – фр.), – сказал Наполеон, глядя на Болконского.

Князь Андрей понял, что это было сказано о нем и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire (Ваше Величество. – фр.) того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно все равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил о нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой-нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.

– А! Он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека и снести на перевязочный пункт!»

Подвиг Андрея Болконского, именно подвиг, а не образ самого Болконского, списан с подвига зятя Кутузова, флигель-адъютанта Федора Ивановича Тизенгаузена (1782–1805). Почему-то Толстой пошел против правды факта. Тизенгаузену никто помощь не оказал. Его оставили умирать на поле боя. И только слуга вынес его, едва живого. И на руках слуги он промучился несколько дней до ухода в мир иной в простой хате.

Что же касается самого Наполеона, то Лев Толстой не пошел на поводу у тех, кто восхищался этим чудовищем, и показал всю правду, которая уже в ту пору прорывалась сквозь потоки лжи.

Четкие и точные мазки, как у художника на картине. Но каждая фраза скрывает то, что возмущало в Наполеоне.

«Брак с Жозефиной – успех в свете».

Брак целиком и полностью по расчету, при полной безнравственности.

Следующее замечание Льва Толстого: «Три раза поправлял реляцию сраженья Риволи – все лгал». Эта битва произошла 14 января 1897 года на высотах Риволи. Наполеон приписал себе успех.

«Еще человек первое время и сильный своей односторонностью – потом нерешителен – чтоб было! А как? Вы простые люди, а я вижу в небесах мою звезду. Он не интересен, а толпы, окружающие его, и на которые он действует. Сначала односторонность и beau jeu благоприятные условия (фр.) в сравнении с Маратами и Барасами, потом ощупью – самонадеянность и счастье, и потом сумасшествие – faire entrer dans son lit la fille des Césars (разделить ложе с дочерью цезарей (фр.). Полное сумасшествие, расслабление и ничтожество на св. Элене. Ложь и величие потому только, что велик объем, а мало стало поприще, и стало ничтожество. И позорная смерть!»

Лев Толстой намекает на лживость мемуаров, писанных на острове св. Елены.

Конечно, весьма трудным был образ Александра I.

«Александр, умный, милый, чувствительный, ищущий с высоты величия объема, ищущий высоты человеческой. Отрекающийся от престола и дающий одобрение, не мешающий убийству Павла (не может быть)».

Александр I. Неизвестный художник

Знал ли всю правду об императоре Александре I? И что было ему известно конкретно? Почему поставил относительно убийства Павла Петровича «не может быть»? Фраза «отрекающийся от престола» говорит о многом. Правда, написано не «отрекшийся», а «отрекающийся», как бы иносказательно, мол, постоянно говоривший об этом, постоянно думавший об этом. Тем не менее, сказано! Значит, он не верил в смерть Александра I в Таганроге? Совершенно ясно, что он знал больше, нежели написал. Ведь известно, что Лев Толстой серьезно занимался вопросами, связанными с сибирским старцем Феодором Козьмичем. Но он завершил роман разгромом Наполеона и изгнанием его из пределов России. Ну а далее прописано лишь в общих чертах совсем немногое – судьба Пьера, судьба Наташи. Ну и философия…

Посмотрите, какие пункты наметил Лев Толстой для разработки в романе:

«Планы возрождения Европы. Аустерлиц, слезы, раненые. Нарышкина изменяет. Сперанский, освобождение крестьян. Тильзит – одурманение величием. Эрфурт. Промежуток до 12 года не знаю. Величие человека, колебания. Победа, торжество, величие, grandeur, пугающие его самого, и отыскивания величия человека – души. Путаница во внешнем, а в душе ясность. А солдатская косточка – маневры, строгости. Путаница наружная, прояснение в душе. Смерть. Ежели убийство, то лучше всего.

Надо написать свой роман и работать для этого».

Далеко не все нашло свое освещение в романе.

По дальнейшим записям в дневнике видно, что тема принята к исполнению.

20 марта. Погода чудная… Крупные мысли! План истории Наполеона и Александра не ослабел. Поэма, героем которой был бы по праву человек, около которого все группируется, и герой – этот человек. Читал – Marmont’a. В.А. Перовского «Плен».

Много читал, много размышлял. Вот история «Из записок графа Василия Алексеевича Перовского о 1812 годе. Плен у французов»).

«Даву – казнить».

Эпизод, когда «маршал Даву вначале приказал его расстрелять, а затем помиловал». Это использовано в истории Пьера Безухова.

23 марта 1865. Погода чудная. […] Писал вечером мало, но порядочно. Могу. А то все это время мысли нового, более важного, и недовольство старым. Надо непременно каждый день писать не столько для успеха работы, сколько для того, чтобы не выходить из колеи».

26 сентября. Ясная Поляна. Я стал делать гимнастику. Мне очень хорошо, вернулись с Соней домой. Мы так счастливы вдвоем, как, верно, счастливы один из миллиона людей. По случаю ученья милой Маши думал много о своих педагогических началах. Я обязан написать все, что знаю об этом деле.

И далее только о работе и семье.

15 октября. […] Две главы совсем обдумал. Брыков и Долохов не выходят. Мало работаю. С Соней вчера – объяснение. Ни к чему – она беременна.