Текст книги "Ученик чародея"

Матушка Альбина

Телефонный вызов из С. застал Грачика за составлением придуманной им таблицы, по которой он хотел проследить каждый ход в версии виновности священника Шумана.

Через полтора часа Грачик был на месте. Оказалось, что в камышах, окружающих остров у озера Бабите, был обнаружен утопленник в форме офицера милиции. Отсутствовала фуражка и сапоги. Никаких бумаг на утопленнике не было. Но матушка Альбина, осмотрев в морге утопленника, дала неожиданное и очень важное показание: она утверждала, что снятая с трупа рубашка была сделана ее руками.

Через пятнадцать минут Альбина сидела перед Грачиком.

– Я старый человек, – говорила она Грачику, – и сами понимаете: хвастаться мне незачем. Да от такого хвастовства и проку нет. Кроме беды, от вас ничего не дождешься. Пристанете – не отвяжешься. А вот хотите верьте, хотите не верьте: рубашка моей работы. Со всем тщанием и любовью для его преподобия, для нашего отца Петериса делала я это бельецо.

– Для Шумана? – с трудом скрывая торжество, переспросил Грачик.

– Для него самого, для отца Петериса.

– Вы изготовили ему одну такую рубашку?

Альбина подумала, прежде чем ответить:

– Две… Верно, две. Одна в одну. Небось вторая-то и сейчас у него, у отца Петериса.

Кроме того, по словам Альбины, «утопленник» был именно тем, кто сопровождал Круминьша при «аресте».

На этот раз у Грачика не было оснований сомневаться в правдивости свидетельницы. Он счел лишним продолжать возню с опознанием утопленника: ведь сразу же после убийства Круминьша было установлено, что ни один из органов республики не выдавал ордера на арест Круминьша и ни один работник милиции или органов безопасности не командировался на такую операцию. Этого, по мнению Грачика, было достаточно, чтобы сказать: утопленник не имел никакого отношения к милиции и его форма – «липа».

В кармане брюк утопленника был обнаружен чистый блокнот. Один из листков блокнота был вырван. Сложенный вчетверо, он был заложен между другими листками. Из того же кармана был извлечен небольшой карандаш – то, что принято называть «огрызок».

Судебно-медицинский эксперт пришел к заключению, что смерть лжемилиционера наступила раньше, чем он утонул. Основанием для этого заключения служила огнестрельная рана в спину. Рана была сквозная, с выходным отверстием в области грудной клетки.

– Скажите, – обратился Грачик к врачу, собиравшемуся уже уходить. – Можно ли определить у покойника дефект ног, скажем, косолапость, если он страдал ею при жизни.

– Конечно, положение стопы у трупа, если только ноги не были деформированы механическим повреждением, сохраняется. А что вы имеете в виду?

– Не имела ли правая стопа этого человека дефекта? Не была ли она несколько повернута внутрь.

– А-а, понимаю, – сказал врач. – Вы хотите знать, как выглядел бы след утопленника? Могу с уверенностью сказать: вполне нормально. Угол разворота ступней у обеих ног совершенно одинаков.

– Благодарю вас, – не показывая своего разочарования, ответил Грачик, и они расстались.

Грачик написал задание для экспертизы: 1. Можно ли определить род и калибр оружия, из которого был совершен выстрел в спину утопленника, и 2. Не написана ли предсмертная записка Круминьша на бумаге из блокнота, найденного у утопленника, и карандашом, найденным у утопленника.

Не легко было Грачику преодолеть желание немедленно произвести обыск у отца Шумана. Если там действительно будет обнаружена вторая рубашка работы Альбины и если священник не сможет опровергнуть, что и эта принадлежит ему… Но… Но Шуман был духовным лицом. Следовало считаться с тем, что и обыск, и показания самого Шумана могут и не подтвердить слов Альбины. Это было возможно. Тогда враждебно настроенные элементы не замедлят использовать действия следователя для злопыхательства по адресу советских властей в целом. Следовало искать другие пути, чтобы убедиться в принадлежности белья отцу Шуману. Лишь после установления этого обстоятельства можно будет прижать его к стене и заставить признаться, каким образом его вещи оказались на утопленнике.

Грачик еще раз оглядел рубашку убитого и найденный отдельно от трупа, в траве, форменный китель офицера милиции. Довольно ясные, несмотря на пребывание в воде, следы крови на белье, привели Грачика к мысли, что после получения пули в спину «милиционер» еще оставался на ногах. Если бы он не находился в вертикальном положении, кровь не могла бы оставить таких потеков вдоль рубахи и стечь к исподникам. Прежде чем раненый упал, кровь текла сверху вниз.

Внимательно исследовав китель, Грачик сделал открытие, заставившее его усомниться в правильности заключения медика. Ведь, исследовав рану на спине и сличив ее с раной на груди, врач заявил, что первая из них – входное, а вторая – выходное отверстие пули, причинившей смерть. Грачик удостоверился в том, что пулевое отверстие на спине кителя, то есть входное отверстие, имеет тот вид, какой и должно иметь. В лупу были видны волокна ткани, расположенные в направлении движения пули, то есть снаружи внутрь. Но нагрудное повреждение кителя, соответствовавшее, по мнению врача, выходному отверстию пули, при разглядывании его в лупу не имело по краям волокон, направленных изнутри наружу, как следовало бы им расположиться при проходе пули. Напротив того, волокна материи, увлеченные пулей, были обращены снаружи внутрь. Словно пуля не вышла здесь из тела убитого, а вошла в него извне. Кроме того, ворсинки сукна, хорошо различимые в лупу, были опалены. Именно такой вид должно было иметь входное отверстие при выстреле в упор, а вовсе не выходное. Из всего этого Грачик делал вывод, что в убитого были сделаны два выстрела, а не один. И ни одна из ран не была сквозной. Обе пули, следовательно, должны были оставаться в теле убитого.

Это было важное открытие: ежели пули остались в теле, то можно будет с точностью сказать, выпущены ли они из «браунинга», найденного у Круминьша. По-видимому, два выстрела в лжемилиционера подтверждали то, что было написано в посмертной записке Круминьша: «…двумя выстрелами из его же оружия убил своего конвоира…» Если не удастся доказать подложность записки, то появление «милиционера» с двумя пулями в теле, полученными из «браунинга», может окончательно опрокинуть версию убийства Круминьша. Но Грачик был настолько уверен в своей правоте, что даже такая угроза не могла поколебать его хорошего настроения.

Схема Грачика

Едучи в Ригу, Грачик чувствовал удовлетворение: один из участников преступления – лжемилиционер – вышел из игры; вторым важнейшим обстоятельством была принадлежность белья отцу Шуману. Пожалуй, именно это-то открытие и вызывало в Грачике чувство приподнятости, с которым он поглядывал теперь на мир. Ведь если удастся установить соучастие Шумана в преступлении – первая веха на пути к истине будет поставлена…

Если бы вагон электрического поезда не был почти пуст, Грачику не избежать бы удивленных взглядов, когда он, заметив, что поезд замедляет ход и услышав выкрикнутое кондуктором название станции «Предайне», сорвался, словно ужаленный, и выскочил на платформу. Он бежал к кассе, чтобы взять билет на ближайший поезд в обратном направлении – прочь от Риги! Казалось, что осуществление идеи, пришедшей ему как внезапное и блестящее решение вопроса о принадлежности отцу Шуману рубашек, не терпит отлагательства. Он должен был предотвратить возможность сговора, предупреждения священника или подстраивания Альбиной нужных ей обстоятельств, ежели она сказала на допросе неправду. Недавнее доверие к старушке снова сменилось смутным ощущением ее неискренности: матушка Альбина перестала казаться такой простодушной болтуньей, какой, очевидно, прикидывалась. Грачик в волнении мерил шагами платформу станции Предайне. Сумерки быстро сгущались. Молодому человеку чудилось, что со светом дня уходит и надежда на благополучное решение задачи с рубашками (представлявшееся сейчас удачным и едва ли не единственным), без необходимости прибегать к обыску у Шумана. Драгоценные минуты бежали, казалось, неизмеримо быстрее, чем двигались ленивые стрелки часов.

Наконец, Грачик был снова в С. Он разыскал женщину, стиравшею белье Шумана, и объяснил ей, что она должна завтра же утром попытаться получить в стирку недостающую рубашку работы Альбины. Но, к его разочарованию, прачка заявила, что не может быть и речи о том, чтобы ей стирать верхнее белье священника. Отец Шуман носит его туго накрахмаленным, вымытым особым способом, каким нынче стирает в С. только одна женщина – мать Альбина.

Почему же Альбина не сказала Грачику, что сама стирает священнику сшитые ею рубашки? Не могла же она в таком случае не знать, есть ли у пастора еще одна сорочка или нет? В таких условиях нечего было и думать послать ее на разведку о белье.

Грачик вернулся на вокзал в С. и снова сел в поезд с настроением, сильно испорченным по сравнению с прежним. Но под влиянием ли обстановки в людном вагоне, такой же, в какой он так недавно испытывал душевное удовлетворение, или, может быть, просто в силу молодости и свойственного ему оптимизма – мало-помалу к нему постепенно возвратилось состояние скорее удовлетворения, нежели подавленности. Нарушенный строй размышлений восстановился, и Грачик обратился мыслями к тому, что было до неприятности с Альбиной, что заставило его испытать сегодня такую чудесную легкость. На протяжении всего пути до прокуратуры он размышлял над вопросом о двух выстрелах в лжемилиционера. Несомненно первым был несмертельный выстрел в спину. После этого раненый повернулся к стрелявшему и в борьбе получил вторую пулю в грудь. Было бы нелепостью предположить, что первым был выстрел спереди. Поскольку он был сделан в упор, почти невероятно, чтобы раненый повернулся к стрелявшему спиной. Даже если борьба была неравной, было бы безрассудством искать спасения в бегстве от близко стоящего человека, вооруженного пистолетом. Это абсурд. Да, да: выстрел в спину, короткий шок, раненый остается на ногах и еще имеет силы повернуться лицом к нападающему в попытке защищаться. Тут, получив вторую пулю в грудь, он валится на спину. На это указывают и кровоподтеки прижизненного происхождения на затылке и на спине жертвы.

Мог ли Грачик допустить, что лжемилиционер убит Круминьшем? Такое допущение стало бы для Грачика возможно, если б он уже не составил себе ясной картины убийства самого Круминьша. Один из двух преступников был лжемилиционер. Он оказался убитым после повешения Круминьша. Было почти невероятно, чтобы главарь оставил своего помощника с Круминьшем в положении, когда молодой человек легко осуществил нападение на конвоира, отнял у него оружие и убил его двумя выстрелами. Также нелепо допустить, что, убив одного из своих противников, Круминьш не сделал попытки убить и второго. А о том, что такой попытки не было сделано, свидетельствует отсутствие следов борьбы на теле повешенного. Наконец, легко себе представить, что если бы произошла борьба, если бы главарь бросился на помощь своему раненому сообщнику, то едва ли бы он уже рассуждал, как покончить с Круминьшем. Главарь наверняка сам стрелял бы в него или нанес бы ему смертельный удар иным способом. Ничего этого, очевидно, не было. Отсюда можно сделать вывод: убийство Круминьша совершено двумя преступниками. После этого один из них – «милиционер» – был убит своим сообщником. Дальше: какие основания могли быть у помощника, чтобы отделаться от главаря? Вероятнее предположить, что именно главарь решил отделаться от помощника, сделавшего свое дело и ставшего ненужным свидетелем преступления. Следовательно, «утопленник» был помощником главного действующего лица, а не руководителем диверсии. И следовательно…

Однако вот и Рига. Проталкиваясь сквозь толпу, Грачик спешил к выходу с вокзала: как можно скорее послать врача в С.!

Покончив с этим делом, он вернулся к прерванной работе над своей таблицей. Прежде всего он поставил себе вопрос: можно ли построить ясную версию преступления, обоснованную имеющимися данными? Грачик уже знал, как опасно попасть в плен собственной поспешно построенной гипотезе. Тогда все дальнейшее приобретает характер предвзятости и ведет к трудно исправимым ошибкам. Очень тяжело бывает отказаться от своих обобщений. Строить гипотезу – версию – следует не только на основе собранных, но и тщательно изученных, исследованных фактических данных. Даже при том условии, что гипотеза не больше, нежели умозаключение следователя, она претендует на то, чтобы стать достоверностью, то есть истиной. В их деле истина – не только плод исследования, но и причина целой цепи действий следствия и суда. А эти действия, в свою очередь, влекут за собой ответственные решения и определяют судьбы живых людей. И, конечно, совершенно прав Кручинин, когда говорит, что поговорка «семь раз отмерь – один раз отрежь» денно и нощно должна быть перед глазами следователя. Практика розыска и следствия знает много примеров, когда на заключительной стадии делались открытия, переворачивавшие все прежние представления о данном случае и сводившие на нет версию, казавшуюся окончательной, то есть представлявшуюся найденной истиной – достоверностью.

Грачик добросовестно задал себе вопрос: может ли он быть уверен в том, что в его руках уже все материальные доказательства, что ему известны все обстоятельства, сопровождавшие исчезновение и смерть Круминьша? Грачик должен был честно сознаться, что в его построении имеются пробелы. Будучи заполнены, они могут послужить дополнительным доказательством его правоты. Но на этих белых местах могут оказаться и данные, которые сведут его предположения на нет. Он хорошо помнил правило Кручинина: чтобы гипотеза стала истиной, нужно быть беспощадным в возражениях самому себе. Одно сомнение, не принятое во внимание, может разрушить все построение. Логика версии должна быть железной.

«Итак, запишем!» – решил Грачик.

«1. «Браунинг», найденный в кармане Круминьша.

а) Пистолет лежит в кармане, а Круминьш вешается на сосне.

б) Круминьш пишет, что убил «конвоира» его же собственным оружием…

Если это правда, то, значит, Круминьш стрелял из того же самого «браунинга».

В какой мере это оправдывается обстоятельствами? Если считать, что утопленник и есть «милиционер», убитый Круминьшем, то он действительно убит двумя выстрелами. Самое важное: будут ли соответствовать пули, извлеченные из тела «милиционера», «браунингу», найденному у Круминьша.

Если сходство калибра оружия и пуль служит лишь родовым признаком, не имеющим доказательственной силы, то баллистическая экспертиза индивидуальных свойств данных пуль при их идентификации с характером данного пистолета приобретает неопровержимую силу.

Но даже установление того, что пули, извлеченные из тела утопленника, окажутся выпущенными из «браунинга», найденного в кармане Круминьша, по мнению Грачика, вовсе не явится окончательным доказательством того, что этот «милиционер» застрелен Круминьшем. Ведь самый тщательный осмотр места происшествия, сразу произведенный работниками рижского розыска, не обнаружил «убитого Круминьшем» милиционера. Значит, милиционер сам дошел до реки, прежде чем утонуть в ней. Можно ли допустить такую нелепость: человек убегает с двумя пулями в теле, каждая из которых смертельна? Невероятно! Мог ли Круминьш, застрелив своего конвоира, сбросить его тело в реку? Это было единственной возможностью, мало, однако, вероятной: первоначальный осмотр местности не обнаружил ни следов борьбы или волочения трупа, ни следов крови от ран, полученных «милиционером».

2. Странгуляционная борозда на теле Круминьша.

а) След узла – синяк – на затылке и такой же второй след более позднего происхождения.

Можно ли допустить, что Круминьш, после неудачной попытки повеситься (и почему неудачной?), не снимая с себя петли, а только передвинув узел набок, повесился еще раз? Допустить это может только безумец.

б) Тот, кто повесил Круминьша, сделал это два раза? Нет. Значит, Круминьш мог быть удушен петлей, накинутой сзади. После этого было инсценировано самоубийство. Разве это чисто логическое заключение не подтверждается и выводами судебно-медицинской экспертизы о времени происхождения следов от удушения и подвешивания уже задушенного Круминьша?

3. Снимок, представленный отцом Шуманом.

а) Фотография фальсифицирована. В фотографию, сделанную с костела, вмонтировали три фигуры – Круминьша и его «сопровождающих». Сработано лабораторно безупречно, но без учета ошибок в светотени. Не так важно, кто выполнял заказ, как то, кто его давал.

б) Из монтажа следует, что Круминьш был «арестован» при других обстоятельствах. Шел иной дорогой.

Священник – организатор покушения или соучастник.

в) Как попало на фотографию лицо преступника, отбывающего срок? Какова связь этого преступника с изготовившими снимок и с кем именно: с Шуманом?

4. Белье утопленника. Если принадлежность его отцу Шуману подтвердится, то отпадут сомнения в его причастности к делу.

5. «Посмертное письмо» Круминьша.

а) Писано химическим карандашом, а не простым, имевшимся у Круминьша.

б) Карандаш, которым писано письмо, сломался во время письма, а у Круминьша не было перочинного ножа, чтобы его очинить.

Можно ли из этого сделать вывод, что письмо писано не им? Нет, с уверенностью сказать это нельзя. Но допустить такую версию – более чем основательную – можно.

6. Нож, найденный на берегу рыбаком.

а) Действительно ли он принадлежал Мартыну Залиню?

б) Нож иностранного происхождения может свидетельствовать о том, что его владелец прибыл из-за границы. Но такого рода ножи могли быть у многих людей в послевоенное время. Но «за» говорит то, что нож совершенно новый, еще ни разу не бывший в точке, а между тем очень острый. Едва ли в таком виде он мог сохраниться в течение десяти послевоенных лет у кого-либо в СССР. Отсюда напрашивается вывод о связи Залиня с убийцей и с лицом, писавшим «предсмертное» письмо.

Можно ли установить что-либо общее между острым ножом и карандашом, которым писалось «письмо Круминьша»? Пожалуй, можно, учитывая место смерти Круминьша и место утери ножа и сопоставив это место и время с угоном рыбачьего челна неизвестным в «рябом» пальто.

в) Можно ли решить по огрызку химического карандаша, найденного у утопленника, чинился ли именно данный карандаш этим ножом или нет? Вопрос поставлен экспертизе, но, кажется, он трудно разрешим.

7. Бумага, на которой написано «предсмертное письмо» и бумага в чистом блокноте «утопленника». Решение экспертизы: бумага одна и та же, советского происхождения, но такой сорт вырабатывается только одним предприятием в Одесской области. Какой вывод можно из этого сделать? Пока только один: владелец блокнота или человек, давший его утопленнику, приехал в Латвию из Одессы.

8. Веревка, на которой висел Круминьш, и веревка, удерживавшая пистолет «вальтер» в колодце на хуторе, взята из одного и того же куска… Доказательства: а) один сорт; б) совершенно одна и та же степень изношенности и характер потертости в некоторых местах; в) пыль и плесень, обнаруженные на некоторых частях обоих кусков, – одного состава».

Это казалось Грачику существенным. Как говорят специалисты, при принципиально одинаковой основе плесеней, как таковых, каждая из них имеет свои особенности. Они зависят от вещества, на котором плесень образуется, от условий образования и даже от состава воздуха, в котором она образовалась. Очень редко химический анализ грибка, составляющего основу плесени, бывает вполне сходен. Поскольку состав плесени в данном случае совершенно один и тот же – на веревке повешенного и на веревке, державшей «вальтер», – то и веревка эта одного происхождения и хранилась до известного времени в одном и том же месте.

«Заметим далее, – подумал он, – что разрез на веревке сделан очень острым ножом (опять острый нож) наискось, так что концы среза в точности подходят один к другому, вплоть до полного соответствия длины отдельных прядей и направления волокон». Правильное решение вопроса о происхождении веревки представлялось Грачику чрезвычайно важным. Эта веревка служила ему как бы мостиком, ведущим от места преступления к колодцу и к пистолету «вальтер». В такой же мере существенным звеном, связующим в один комплекс преступление на берегу реки и колодец, представлялись Грачику и узлы на веревке. Дойдя до этого места, Грачик отложил перо и принялся расхаживать по комнате. Ведь при осмотре пистолета «вальтер» на нем был обнаружен след влажного пальца, оставленный до того, как пистолет был смазан. Этот след корродировал и дал совершенно ясный отпечаток папилярных линий на гладкой поверхности вороненой стали. Таким образом, если считать, что идентичность веревки служит звеном, крепко связывающим смерть Круминьша с колодцем, то можно считать, что и след пальца на пистолете принадлежит кому-то из участников этого преступления или, во всяком случае, лицу, имевшему к нему отношение. И, наконец, не является ли следующим звеном, связывающим воедино колодец и мызу, дамский крем, которым смазан пистолет. Тогда получается прочная цепь: место преступления – колодец – мыза…

Эта последовательность показалась Грачику столь увлекательной, что он даже прекратил хождение по комнате, словно сам удивленный подобным открытием. Но поскольку вопрос о креме был только его предположением, обоснованным лишь тем, что он видел на мызе тюбик с кремом, Грачик поспешил отбросить эту версию. Она могла увлечь его на путь неосновательных посылок. Взявшись за перо, он записал:

«9. Узел на петле у шеи повешенного и на веревке, укрепленной к срубу колодца.

а) Экспертиза пришла к тому, что узел завязан на шее и на срубе одним и тем же человеком; б) оба узла вполне профессиональны. Они сделаны очень точно, несмотря на свою относительную сложность; в) узлы относятся к категории так называемых немецких узлов. Эти узлы широко применялись в гитлеровских лагерях при подвешивании заключенных во время истязаний и казней.

Примечание: вследствие того, что я развязал узел на пакете, опущенном в колодец, этот узел из обозрения исключен, так как необдуманно «испорчен» мною.

10. Можно ли приобщить к делу пистолет, найденный в колодце? Это важный вопрос…»

Записав все это, Грачик решил составить свою «шахматную» таблицу. Она должна была ясно показать место каждого из обстоятельств дела, каждой из улик, каждого вещественного доказательства и их связь друг с другом. Взгляда на его таблицу будет достаточно, чтобы представить себе ход дела, все решенные и нерешенные места. Заполняя пустые квадраты новыми данными, можно будет…

Не отрывая взгляда от нарисованной им схемы, Грачик потянулся к трубке зазвонившего телефона.

– Сурен? – послышалось в трубке, и Грачик сразу забыл о таблице, о деле, обо всем на свете: то был голос Кручинина. – Как ты себя чувствуешь, мой мальчик?.. Говорю из Москвы.

– Почему вы в Москве? Что случилось? – обеспокоено спросил Грачик.

– Решил позвонить тебе с аэродрома, – со смешком ответил Кручинин. – У меня еще полчаса до вылета в Ригу…

Забыв о том, что минуты на счету и что разговор могут прервать в любой момент, Грачик радостно закричал:

– Это здорово! Это так здорово! В Ригу? Это замечательно!.. Значит, через полчаса вылетаете? Лаби?[9]9
  Хорошо (по-латышски).


[Закрыть]

– Что ты сказал?

– Лаби, говорю…

– Приготовь… – начал было Кручинин, но его перебил голос телефонистки: «Три минуты! Разъединяю!»

Грачик сердито потряс трубку, словно можно было вытрясти из нее голос Кручинина, потом посмотрел на свою неоконченную таблицу и почесал карандашом за ухом.

– Так, – проговорил он вслух, глядя на часы, – полчаса до вылета, три с половиной полет….Я успею ее закончить.

Он принялся за работу. Но тут же раздался новый звонок: судебно-медицинский эксперт сообщал, что предположение Грачика полностью оправдалось – оба отверстия на теле утопленника оказались входными. При повторном исследовании найдены и обе пули. Вошедшая через спину застряла между ребрами грудной клетки. Вошедшая спереди осталась в позвонке.

– Из этого можно заключить, что смертельной была вторая? – спросил Грачик.

– Безусловно, смертельной была вторая, полученная в грудь. – После некоторого молчания врач добавил: – Мы вам очень признательны за поправку. Из нее нам придется сделать кое-какие выводы для самих себя на будущее… Мы вам очень благодарны.

Но Грачика теперь интересовала не благодарность врачей, а происхождение пуль: из какого же пистолета они были выпущены? Из «браунинга» или из «вальтера»?..