Текст книги "Ангел Кумус"

В кабинет учителя физкультуры Федя вошел с Максом.

– Выпроводи дебила в коридор, – спокойно сказал учитель.

– Он тоже хочет потрахаться, – неожиданно для себя сказал Федя, – Как тебе его задница, ничего, да?

– Я вижу, ты серьезный малый, – учитель встал и расстегивал ширинку, – Я тебя немножко накажу, побью по попке за плохое поведение, так что снимай штаны, – он накручивал на руку солдатский ремень с пряжкой.

Федя стал сзади Макса.

И Максу достался первый хлесткий удар ремнем. Макс удивленно вытянул вперед руку, прикрывающую черепаху на груди и рассмотрел вздувшуюся багровую полосу.

Федя зажмурил глаза. Он надеялся, что Макс не даст себя ударить. Учитель размахнулся второй раз, Макс и теперь не закрылся, а протянул руки, словно в желании обнять и сделал шаг вперед. Ремень пришелся ему по плечу, Макс нежно обхватил учителя руками и приподнял над полом, сжимая все сильней. Федя, стоящий сзади увидел недоумение на рыхлом лице, вдруг проявился цвет глаз учителя физкультуры – болотные с желтизной, недоумение сменилось ужасом.

Раздался приглушенный хруст. Учитель завизжал тонко, негромко – ему не удавалось вздохнуть – и вдруг обмяк, уронив голову на плечо Макса. Желто-зеленые глаза все еще смотрели на Федю, изо рта вытекла струйка крови. Макс осторожно положил учителя на пол. Федя стоял неподвижно, трясясь всем телом. Макс провел рукой у себя по выпачканной щеке, понюхал кровь на ладони.

– Хочу есть, – сказал он задумчиво, разглядывая тело на полу.

Федя выскочил в коридор, его вырвало несколько раз, пока он бежал по коридору из учебного корпуса в спальный. Странно, но думал он только об одном: никогда в жизни его столько не рвало, сколько в этом проклятом интернате!

– Пойдем, – это было все, что он сумел сказать Хамиду. Был Федя в тот момент бледный до синевы и трясся, не переставая. С кроватей, прерывая свой послеобеденный детский отдых, поднялись еще человек пять. Остальные закрыли глаза и отвернулись.

– Не надо, – пытался удержать ребят Хамид, – Туда не надо ходить, это наше дело.

– Не ссы, – отвел его руку Севрюга, – Не заложим.

В переходе между корпусами им попалась учительница. Перепуганного Федю запрятали в середину.

– Уроки пойдем делать в класс, – объяснил доходчиво Севрюга, – Контрольная завтра, боимся двойки получить.

Учительница прижалась к стене и долго смотрела им вслед.

В учебном корпусе стояла тишина. Макс сидел в коридоре на полу в своей любимой позе – вытянув широко расставленные ноги, привалившись спиной к двери в кабинет учителя физкультуры. Он был весь в крови.

Группа любопытных стала перед ним, тяжело дыша.

– Черепаха, – уважительно сказал Севрюга, не в силах отвести взгляд от окровавленного рта Макса, – Дай пройти!

Макс не двинулся с места.

– Я поел, – вдруг сказал он и икнул.

– Он упо-по-требил глагол.. в про-про-шедшем времени! – радостно сказал Федя, стуча зубами.

– Вот и хорошо, теперь тебе надо умыться, – Хамид взял руку Макса, стараясь на нее не смотреть, и потянул на себя.

Удивительно, но Макс поднялся. Сначала он стал на четвереньки, сыто рыгнул, потом поднялся.

Хамид повел Макса по коридору к туалету, остальные, толкая друг друга, ринулись в кабинет. Федя остался в коридоре, прислонившись к стене.

Сильный запах свежего мяса и крови, непонятные куски и части тела, разбросанные по комнате с застекленными полками, хранившими внутри себя кубки и награды бывшего бравого футболиста. Забрызганные фотографии любимой команды.

Интернатовцы стояли, оцепенев, не в состоянии двинуться с места.

– Ништяк, – сказал шепотом Севрюга.

– Клево, – тоже шепотом согласился Болт, – Засунем бутылку в задницу?

– Дурак! – осудил Севрюга, – Мальцам бежать надо.

– А мне мама рассказывала, – тонким срывающимся голосом вдруг заговорил самый маленький и тощий из всех, – Самсон льва за пасть разорвал! А я не верил.

После этих слов все, как по команде ринулись к дверям, толкаясь высыпали в коридор и побежали, обгоняя друг друга, словно последний отдавался на заклание.

По коридору медленно шел отмытый Макс в мокрой до пояса рубашке. Он подошел, сел у самых ног Феди, тяжело дыша, привалился спиной к стене и сразу задремал.

Хамид осторожно вошел в кабинет. Его долго не было, вышел он с ключами и стал замыкать дверь.

– Где ты взял ключи? – спросил Федя.

– Нашел.. в одной штанине. Пойдем отсюда, – Хамид потянул Федю за рукав.

– Он с нами, – сказал Федя, уперевшись глазами в глаза Хамида. Хамид первый отвел взгляд, – Ты ведь хотел. Хотел, да? – Федя почти кричал, – Хотел, чтоб он здесь заснул, и его тут нашли, да? – он с удивлением заметил, что едва сдерживает слезы.

– Брось, – Хамид говорил устало и грустно, – Я чувствую, что от него никуда не деться, если сможешь его разбудить, буди.

– Черепаха! – заорал Федя, склонившись над Максом.

Макс открыл глаза и посмотрел перед собой бессмысленно, быстро прикрыв рукой грудь.

– Надо идти, – Федя протянул ему руку, но Макс встал сам, перевалившись, как обычно, набок и став сначала на четвереньки.

– Правильно, так и разговаривай.. Постепенно перейдем на предложения из двух слов, и , главное – что? Что он счастлив, а я, дурак, имея все, искал чего-то.. Смерть захотел рассмотреть. Рассмотрел, – Хамид размахнулся и выбросил в окно ключи от кабинета.

Они медленно шли по коридору, приноравливаясь к скорости Макса, Макс брел сзади.

В комнате их ожидал совет. Все сидели на кроватях.

– До конца тихого часа тридцать минут, – сказал Севрюга, – Вы ребята, конечно, крутые, но вам надо бежать. Поможем, чем можем…

– Мы возвращаемся в отделение полиции, – тихо и зло сказал инспектор.

– Я что-нибудь не то сказала? – удивилась Таисия.

– Нет. Это я не в форме. Реагирую неадекватно, расслаблен и туп до безобразия.

– Если вы так взволновались по поводу моих слов о людоедстве, так об этом документов почти не осталось. Тогдашнее руководство решило дело замять, хоронили учителя в закрытом гробу, а протоколы были составлены по дружески.

– Как это – по дружески? – не понял инспектор.

– Это значит, что директором интерната, – медленно и с расстановкой объясняла Таисия, – в то время был отец Брыли.

– Кто это такой? – инспектор почувствовал, как его засасывает чувство растерянности и – едва наметившееся излишней потливостью – чувство опасности.

– Для профессионала вы ненаблюдательны, – Таисия резко затормозила и уставилась на инспектора распахнутыми глазищами: – что, так и не посмотрели?

– Чего я не посмотрел?! – закричал инспектор.

– Документы человека, которого я вам представила, как начальника отделения полиции? Его фамилия Брыля. Его отец был директором интерната, а родной брат отца – начальником шахты. Сам Брыля женат на дочери интернатского врача. Здесь все или родственники, или хорошие знакомые.

– Минуточку. Вы привезли меня ночью в дом человека, который в данный момент является начальником отделения полиции. Его отец был директором интерната, когда оттуда сбежали подростки, а его дядя был начальником шахты. Я все правильно понял?

– Ничего не знаю про сбежавших подростков, – кивнула Таисия. – Но про родственников Брыли, про всех Брылей-руководителей вы поняли правильно. Извините, что дернула вас, но я всегда удивляюсь, когда сталкиваюсь с халатностью при исполнении профессиональных обязанностей.

– Это вы про то, что я не посмотрел документы?

Женщина промолчала.

– Прекрасно. Позвольте ваши!

– Что?

– Я прошу показать ваши документы!

– Талон на стекле, – Таисия показала рукой на бумажку в углу лобового стекла. – А патент и разрешение на ношение оружия…

– Остановите машину! – закричал инспектор, прочитав фамилию на талоне.

– Давно стоим, – женщина с трудом сдержала улыбку.

– Это ваша фамилия? – рука инспектора чуть дрожала, когда он разворачивал документы. – Как звали вашего мужа? Вы записывались ко мне на прием в Москве в прошлом месяце? Почему вы оказались в одном вагоне со мной?

– Поехали обедать, – сказала Тэсса и осторожно промокнула влажной ароматической салфеткой мокрый лоб мужчины рядом. – По некоторым предположениям каждый шестой человек на земле является родственником. Знаете?

Седьмой сон смерти. Побег.

…Интернатские вставали по одному и подходили к кроватям Феди и Хамида.

Через пять минут на одеяле Феди лежали: небольшой компактный набор отмычек, две восхитительные финки – одна выстреливающая от кнопки, пять рублей и двадцать копеек мелочью, пачка печенья, маленькая шоколадка, шило, небольшой остро заточенный крючок с привязанной к нему длинной веревкой и старая затрепанная книжка «Легенды и мифы Древней Греции». Книжку положил на кровать самый мелкий нарушитель и долго еще не мог отвести от нее глаз.

– Забери, – сказал Федя, у него еще не прошел шок, соображал он плохо.

– Вдруг пригодится, а я знаю ее наизусть..

Тяжело дышал Макс, пуская слюну во сне, он заснул, едва улегшись на матрац на полу.

– Готовы? – спросил Болт.

– Сейчас? – не понял Хамид.

– А ты думал, темной ночью? Нет, бежать нужно сразу и сейчас. Днем дежурит всего два надзирателя по корпусам, а ночью у каждой комнаты и на кухне. Я покажу пожарную дверь в хозяйственную пристройку, ее можно открыть отмычкой. Там кухня и изолятор. За кухней и туалетом кладовка. В кладовке есть окно. Там недавно вставляли решетку, делали ее изнутри. Остальные вделаны в кладку. Вперед, братцы, помоги вам бог, но дебила возьмите с собой, без него вам решетку не сдернуть. А там уж смотрите сами, добирайтесь к железке.

– Как это? – тупо спросил Федя, – Какая решетка, почему сейчас?

– Буди Макса, – Хамид выгребал из своей тумбочки вещи. В красивой жестяной банке от чая у него было сделано второе дно, Хамид выковыривал его шилом. Под металлической заслонкой в вате, чтобы не дребезжало, лежало большое кольцо с печаткой.

Болт, внимательно отследивший эту операцию, присвистнул.

– Не могу, – сказал Хамид, глядя в загоревшиеся глаза, – Ну убейте меня, не могу! Это моего прадеда, он был шахом, честное слово, этому перстню двести лет!

– Я всегда знал, что чурка что-то прячет! – радостно сказал Болт, – Ладно, живи, шах гребаный!

Севрюга сам открыл отмычкой пожарную дверь в хозяйственную пристройку.

– Ну, бывайте! – он стукнул Хамида в живот и Федю по спине, оглядел засыпающего на ходу от сытости Макса, покачал головой и убежал.

Макс осмотрел дверь, выглянул в коридор и с собачьим изумлением уставился на Федю.

– Надо идти, – Федя кивнул головой на дверь.

Макс сполз по стене и сел на пол, расставив ноги.

– Он не пойдет, он все понимает! – закричал Хамид, Федя испуганно зажал ему рот рукой, потом походил немного туда-сюда и сел перед Максом на корточках.

– Макс. Это очень важно. Твоя черепаха умерла. Ты знаешь это, да? Она умерла. Все когда-нибудь умирают.

– Черепаха, – сказал Макс и закрыл сокровище рукой.

– Правильно, черепаха, но она умерла. Если ты ее любишь, то ее надо похоронить. Когда кто-то умирает, его надо хоронить. Под деревом, в тени, чтобы хорошо и удобно было. Ты видишь поблизости хоть одно дерево?

– Я поел, – сказал Макс.

– Прекрасно, а теперь похороним твою черепаху. Под деревом, в тени. Макс, скажи «хорошо»!

– Хорошо, – сказал Макс.

Федя вытер пот с висков.

– Нам надо пойти туда, где есть деревья, чтобы похоронить черепаху, правда, Хамид?

Макс поднял голову и посмотрел на Хамида.

– А как же! – Хамид вытаращил глаза и вздохнул, – Конечно, похоронить черепаху – первое дело. Но деревья очень нужны. Ну и бред, – пробормотал он сам себе.

Макс тяжело поднялся и первый вышел в дверь.

Из проводил оглушительный звон. Тихий час кончился. Правонарушители должны идти в цех работать, еще минут тридцать в запасе, пока их не хватятся.

Хамид пошел за Максом, тяжело дыша. Всю оставшуюся жизнь он считал самым дорогим украшением булавку. Он помнил, как снимает ее девушка Наталья с черного форменного фартучка и протягивает Феде. В коридоре от кухни до кладовки, словно исполняя нестерпимые желания Феди и Хамида, им попалась Наталья. Синие распахнутые глаза в желтых ресницах, легкая усмешка и стакан чая – толстый ребристый стакан в красивом подстаканнике. Она несла чай отцу в медпункт.

Несколько секунд полнейшего счастья, когда можно смотреть в глаза, стоя так близко. Наталья оглядела внимательно сначала Федю, потом Хамида, от горячего коричневого чая поднимался прозрачный парок. Хамид потерял способность передвигаться, а практичный Федя просто сказал, что они приедут за ней, когда разбогатеют. Наталья смеялась. Подняла школьный фартук, одной рукой нащупала булавку и отстегнула ее. Почему она решила, что именно булавки им не хватает? Протягивая расстегнутую булавку Феде, загипнотизировано уставилась на сопящего Макса. Булавка потерялась где-то в трудных годах, пока они богатели. Разбогатев настолько, чтобы купить по золотой брошке, приехали к ней вдвоем.

В хозяйственном корпусе пахло по другому, из кухни слышен был громкий разговор двух женщин. Кладовка закрыта на шпингалет. В крошечной захламленной комнате огромный Макс передвигался с трудом, до окна было три шага. Феде казалось, что черепаха воняла все сильней и сильней. Хамид стоял у дверей и обреченно смотрел на небольшое окно с решеткой.

Федя взялся за перекладину решетки и подергал ее.

Потом сел на коробку.

– Бесполезно, – сказал он.

Макс подошел к окну и легко раздвинул прутья решетки в сторону. Посмотрел назад.

– Нет, – привстал Федя, – Надо выдернуть всю, всю, понимаешь! Иначе не выбраться.

– Даже если он выдернет решетку, ему из этого окна не выбраться, слишком мало, – обреченно сказал Хамид.

Макс стал у окна, раздвинул ноги и хорошенько обхватил руками прутья решетки. Потянул на себя. Прутья стали прогибаться, Феде показалось даже, что решетка так и будет тянуться и тянуться черными толстыми нитями к Максу, но толстяк победил и выдернул ее с глухим звуком, взметнув штукатурную пыль.

– Господи, – прошептал Хамид.

Федя стал на коробку и высунул голову из окна. Они с Хамидом, действительно пролезут без проблем, но вот Макс... Толстая старая кладка выглядела безнадежной.

– Лезь первым, – сказал он Максу.

Макс стал на коробку и тут же провалил ее. Хамид подтащил ведро и поставил его вверх дном. Макс высунул голову и убедился, что его плечи не пролезают. Он вылез в комнату, удивленно оглядел окно, засопел и стукнул кулаком в стену.

Несколько кирпичей обвалились.

– Теперь нам хана, – сказал Хамид, – сейчас сбегутся все на грохот!

– Быстрей! – закричал Федя Максу.

Макс размахнулся и стукнул кулаком рядом с отбитыми кирпичами. Он рассмотрел окровавленную руку, подумал и ударил другой. Упало еще несколько кирпичей. Федя нашел табуретку, Макс стукнул ею по стене у окна, обвалился целый пласт. Поднялась пыль, Хамид закашлялся, когда пыль улеглась, он увидел, как Макс вылезает в окно, извиваясь огромным червяком.

Он ждал их внизу и просто подставил ладонь, на которую Федя, а потом Хамид стали ногами. Макс опустил их осторожно на руке к земле.

– Ну что,– спросил Федя, весь седой от пыли, – Свобода?

– Какая свобода, смотри! – Хамид показал рукой вдаль.

Интернат образовывал своими строениями замкнутый прямоугольник, внутри этого прямоугольника был двор, въезд сделан в одной из сторон. Окна выходили только во двор, поэтому интернатовские не видели огороженного колючей проволокой пространства за прямоугольником. До проволоки было еще метров сто, вдали виднелся въезд и две покосившиеся вышки. Вышки стояли пустые.

– Пусть Макс потрогает проволоку, – сказал Хамид, задыхаясь, когда они бежали к ограждению, – Вдруг она под током, вышки-то пустые!

– Ну вот что, ты, конечно, у нас благородных кровей, это понятно, – Федя задыхался – они остановились у проволоки, тяжело дыша, – Ты себя должен беречь, а вот я простой гегемон, и я возьмусь за проволоку вместе с ним!

– Глупо, – сказал Хамид, оглядываясь, – Давай хоть палкой сначала попробуем закоротить.

Ни палки, ни мало-мальски крупного камня вокруг не было.

Послышался далекий шум подъезжающей машины. По пыльной дороге от кочегарки ехал к Интернату грузовик.

– Нет времени, – сказал Федя и взялся рукой за проволоку.

Ничего не случилось, и раздвинув ее, они пролезли на ту сторону жизни.

– Бежим! – крикнул Хамид!

– Черепаха, – не сдвинулся с места Макс.

– Как только найдем дерево! Первое же попавшееся дерево, клянусь! – пообещал ошалевший Федя, он побежал за Хамидом не оглядываясь, и в этот момент ему действительно было все равно, бежит ли за ними Макс. Макс посмотрел на убегающих мальчиков, пощупал на груди черепаху и медленно побрел за ними…

…В Интернате еще полтора часа никто ничего не знал. Пустующий станок Феди не привлек внимания, Макс на станке не работал, а Хамида числили больным, он должен был вывозить мусор из цеха на тележке. Когда тележка переполнилась металлической стружкой, мастер подозвал надзирателя. Надзиратель выслушал, кивнул головой и собрался идти в спальный корпус. В этот момент все станки остановились. В полной тишине Болт визгливым, срывающимся от волнения голосом, попросил привести старшего воспитателя.

– Продолжить работу! – крикнул мастер.

Правонарушители стояли у станков, не шевелясь.

Через пять минут нашли старшего воспитателя, надзиратель, осмотрел спальный корпус и учебный, Феди, Хамида и толстого Макса нигде не было. Он побежал в цех, чтобы спросить у старшего, включать ли тревогу.

В цехе Болт вышел на середину, чтобы его было лучше видно, оглядел идеально выбритое лицо и седой ежик волос старшего воспитателя, внимательно осмотрел его слегка запылившиеся тупоносые ботинки и спецодежду серого цвета.

– Тут такое дело, значит. Учитель физкультуры, он, понимаете, наказал чурку Хамида за плохое поведение, да вы знаете, небось, Хамид потом еще в изоляторе лежал.

– Короче! – старший покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину.

– Короче? А, ну он это.. Сегодня, короче, он решил наказать за плохое выполнение прыжков Федьку Самохвалова и толстого Макса, у Макса тоже с физкультурой плохо. И пригласил к себе в кабинет. Наверное, они все там, я думаю, он их хорошенько наказывает, раз так долго..

– Отставить! – закричал старший воспитатель надзирателю, который ждал приказа звонить «тревогу».

Старший воспитатель, надзиратель и еще двое охранников легкой трусцой бежали по переходу в учебный корпус.

– Продолжить работу! – приказал мастер.

– А можно нам подождать, пока сирену включат? – спросил весело маленький правонарушитель.

– Какую сирену, почему это? Отставить разговоры, приступить к работе!

Руководство Интерната взламывало дверь в кабинет учителя физкультуры. Потом еще минут пять искало остатки взрывного устройства, которое так разнесло любителя «наказаний». После этого прозвучала, наконец, «тревога», все правонарушители выстроились в большом спортивном зале и были пересчитаны. Еще десять минут поднятый на ноги персонал Интерната обыскивал все корпуса, пока женщины из кухни не обнаружили проломленное окно в кладовке. Только тогда вызванный директор Интерната объявил «тревогу» по городу, позвонив в милицию…

В огромной миске в оранжево-красной растопленной лаве варева, в жирных кругах плавала мелко рубленная зелень и толченое сало. Когда инспектор неуверенно копнул ложкой, на него выплыло что-то невероятное, которое при ближайшем рассмотрении оказалось пупырчатым гусиным горлом. При следующих осторожных движениях ложкой, в борще показались желудок, печень и что-то, что рассмотреть уже не было сил. Инспектора стошнило, едва он добежал до крыльца.

Марковна, воспринявшая его поведение как кровную обиду, долго не могла успокоиться и с большим трудом поверила в объяснения Таисии. Уложенный на высоченной кровати в горе подушек инспектор, с залепленным мокрой тряпкой лбом, уныло слушал про свое нервное истощение, акклиматизацию, бессонницу и характерный для Москвы переход ее несчастных жителей на искусственные продукты, отчего при потреблении настоящих, добротных, случается отторжение в желудке. Таисия потерла на терке яблоко и морковку и кормила этим инспектора с ложечки.

– Ну записывалась я к вам на прием. Не нашли вы для меня времени. На все письменные запросы отвечал ваш секретарь. Четыре письма с ответами.

– А что вы спрашивали в запросах? – простонал инспектор, отнял ложку и тарелку и сгреб потемневшую смесь в кучку.

– Да так, ерунду разную. Фамилию напарника, с которым мой муж поехал в тот рейс. Кого они охраняли. Время отправления поезда, потому что по расписанию он не проходил.

– Это не ерунда, – инспектор сел, бросил на пол тряпку со лба и доел салат. – Это конфида.. конфу..

– Конфиденциальная информация, – ласково, как больному, подсказала Тэсса.

– Мне нехорошо.

– Это ничего. Вы перегрелись. Жарко у нас. А вы в пальто.

– Ладно. Рассказывайте, до чего вы дошли в своих поисках.

– Утром, за день до отъезда, я обратилась в частную фирму. Подписала договор. А вечером того же дня заплатила за добытую информацию. Как только я эту информацию услышала, я поняла, что в Москве мне делать нечего. На другой день уехала.

Инспектор похолодел. Он сделал нервное движение рукой, прося продолжать.

– Мне было доложено следующее. Муж мой с напарником должны были охранять подростка. Но в последний момент в вагон поместили два ящика срочной почты. Мужа заставили подписать документ, что он соглашается охранять груз. Его напарник тоже подписал. Их вагон пропал приблизительно через восемнадцать часов следования к месту назначения. Эта женщина, с которой я подписала договор, вы зря съязвили насчет ее внешности. Она красива так же, как и умна. Она рассудила так. Если уж органы не смогли за два года найти вагон и охранников, надо искать конвоируемого. То есть, подростка. Тут у нее случился сбой. То ли компьютер сбарахлил, то ли информация была исправлена для запутывания, но нигде имя этого мальчика по документам не всплыло. Единственное упоминание об умственно отсталом подростке с таким именем, осужденным на пребывание в интернате для несовершеннолетних преступников, встречается в архивах шестьдесят четвертого года.

– Вы уехали, потому что узнали про интернат и про год? – перевел дух инспектор.

– Нет. Я уехала, потому что эта женщина сказала мне, что было в ящиках.

Инспектор вскочил.

– Этого не может быть, – заявил он через несколько минут напряженного разглядывания заполненного курами, утками и гусями двора. – Как же вас понять? Допустим, эта ваша сыщица узнала правду, хотя я не могу предположить, каким образом, это категорически закрытая информация, я с этим разберусь. Но почему вы уехали, узнав, что было в ящиках?

– Потому что у меня трое детей. Я не самоубийца. Одно дело я просто ищу пропавшего мужа охранника, другое дело – я ищу следы мужчины, который охранял восемьдесят килограммов золота и пропал.

– Трое? – инспектор нащупал сзади себя стул и сел, не сводя с женщины глаз.

– Трое. Две девочки и мальчик. Что это вы так всполошились?

– Нужно действовать! – инспектор вскочил и заметался по небольшой комнате. – Поехали! Раз вы уж тут всех знаете, отвезите меня к… – он покопался в кармане и достал листок, на котором утром незаметно написал имя милиционера, одного из обнаруживших Макса П. в посадке.

– Ничего не получится, – Тэсса внимательно и грустно посмотрела на возбужденного мужчину. – Умер.

– Ладно, тогда любого милиционера, который в шестьдесят четвертом служил в тридцать первом отделении милиции?

Глаза женщины расширились, как будто она что-то угадала или вспомнила давно забытое.

– Что? – закричал инспектор, наклонясь к ней горящим лицом.

Тэсса молча вышла из домика Тарасовны. Молча завела мотор и уехала бы, забыв про инспектора, если бы он не вскочил в последний момент в тронувшуюся с места машину. Они вернулись в архив.

Восьмой сон смерти. Попытка проснуться.

… Трое подростков дошли до станции. На той стороне переплетения рельсов темнели зеленью деревья. Макс молча показал туда рукой, Хамид уговаривал спрятаться, но Федя пошел за Максом безаговорочно, тогда и Хамид поплелся сзади.

– Куда мы идем? – спросил он, не выдержав молчаливого шествия.

– Домик для черепахи, – сказал Макс.

– У нее здесь еще и домик свой есть, – пробормотал Хамид, прижав руками сосущую нервную боль в животе. – Она сдохла, а мы несем ее в домик. У нее там, наверное, и свой склеп есть, слуги, хозяйство…

Макс уверенно шел между деревьев, горячий воздух здесь был приятней, чем на открытом пространстве, легкий, с примесью нежного духа молодых листьев и травы. Выбрав одному ему ведомое место, Макс потоптался и стал сгребать сухие ветки с небольшого холмика.

– Дворец черепахи! – Хамид воздел руки к небу, когда рассмотрел нору и выстроенный над ней навес полукругом из больших продолговатых кусков слепленного навоза.

Макс сел на землю, снял с шеи холщовый мешок с дохлой черепахой и осторожно просунул его в нору. Подгреб землю, закрывая вход.

– Спи спокойно, лучшая из лучших черепах! – не унимался Хамид. Федя молчал.

Макс вдруг лег на спину рядом с норой с надстройкой, сложил руки на груди и посмотрел в небо.

– Умру, – сказал он.

– Вставай, не дури, – Федя улыбнулся.

– Умру. Стану черепахой. Уходите.

– Послушайте только, это уже не просто два связанных слова! – завелся Хамид. – Это целый роман.

Сильно сжав веки двумя пальцами, вздохнув при этом глубоко и сладко, Макс вдруг затих. Сползли вниз и замерли повернутые к небу ладони. Мальчики прислушались. В нагрянувшей тишине тело перед ними – огромное и застывшее – не издавало ни звука.

– Эй, кончай, – неуверенно потрогал его Федя. – Вставай, идиот несчастный, вставай немедленно! – Не смей, ты не можешь вот так просто умереть! Я не дам тебе умереть, придурок! Вставай! – он тряс неподвижное тело. – Вставай, пожалуйста, – Федя уже не мог сдержать слез, – я что хочешь для тебя сделаю, ты… ты мне нужен. Ты мне очень нужен, понимаешь, идиот проклятый!

Хамид стал на колени, наклонился и приблизил ухо к лицу Макса. Послушал, закрыл глаза и покачал головой. Тогда Федя оттолкнул его, просунул руку под рубашку, отлавливая сердцебиение, потом тоже наклонился к отечному лицу, всматриваясь с исступлением в закрытые глаза. С его щеки упала капля на веко Макса. Веко не дрогнуло. Обессилев, Федя упал головой на огромную затихшую грудь и вдруг почувствовал покой и нежную радость. Словно кто-то провел невидимым прохладным крылом по лбу. Он встал и пошел, не оглядываясь. Хамид пошел было за ним, ничего не понимая, потом вернулся. Неуверенно пнул ногой большое тело, Побежал за Федей.

– Вот так и бросим его?.. – спросил он уже на станции.

Федя молчал. Он вытер лицо и огляделся. Хамид, прищурившись, смотрел на тронувшийся товарный поезд. Они побежали, перескакивая через рельсы, в последний момент заметили скорый поезд, преградивший путь. Когда скорый отгрохотал последним вагоном, товарный был уже далеко, но мальчики побежали за ним.

– Смотри… там! – Хамид первый заметил человека, высовывающегося из последнего открытого вагона. – Смотри! – закричал он что есть силы и прибавил скорости. – Смотри! Смотри!

Из вагона высовывался Макс и протягивал руку. Он затащил их внутрь по очереди, опешивших и потерявших дар речи.

– Ну!.. Ну ты даешь! – это все, что мог сказать Хамид.

Федя молча обнял Макса и ощупал его сверху донизу, до грязных затвердевших пяток, выступающих из стоптанных шлепанцев. Казенных ботинок на размер ног Макса в интернате не нашлось.

В посадке, в тени одичавших абрикосовых деревьев, у норы с полукруглым навесом чуть пошевелилась большая черепаха. Она осторожно вытянула голову и сделала первый медленный шажок. Пройдя несколько сантиметров, черепаха остановилась и потерлась головой о большой лист лопуха, сгоняя с левого глаза мешавшую смотреть соленую каплю.

Ночью у Феди начался жар. Он бредил, лежа на деревянном полу вагона. Макс сел, положил его голову себе на ногу, обхватил ладонями и не давал ей метаться из стороны в сторону. Хамид заплакал.

– Проволока была под током, – убежденно твердил Федя. – Она была под током, я взялся за нее, и меня… Я умер. Или нет, Макс взялся за нее и умер, а мы сбежали с тобой после короткого замыкания. Все дело в вариантах. Их множество. Я взялся за проволоку, а она без тока. Это какой вариант? Третий? На самом деле у нас получился четвертый вариант…

– Далась тебе эта проволока! – не выдержал Хамид. – Вариант пятый. Я взялся за проволоку!

– Никогда, – уверенно замотал Федя головой. – Ты бы не взялся. Ты бы ни сделал это, если есть рядом другие, кто может сделать, понимаешь? Ты выживаешь всегда.

– Вариант шестой, – опустил голову Хамид. – Мы побежали к товарному поезду, из него высунулся Макс, который как бы умер, и помог нам взобраться. А в посадке, там, у домика с навесом из навозных кирпичей, проснулась большая неповоротливая черепаха. Вариант седьмой. Никакой черепахи, лежит себе большое мертвое тело, мы бежим за товарным, не успеваем, нас арестовывают и возвращают в интернат. Какая разница?! – закричал он, срываясь на истерику, – Ну какая разница, если мы все трое сидим сейчас здесь в вагоне и едем?

– Не сходи с ума, – вздохнул Федя. – Ты все правильно понял, я как раз и хотел сказать, что смерти нет…

К большому удивлению инспектора начальник местной полиции все еще рылся в архивных бумагах. Его ссутулившаяся над столом неподвижная фигура, освещенная пробившимся в окошко под потолком солнечным светом, была напряжена. А взгляд, которым он несколько секунд бессмысленно оглядывал инспектора и Таисию – потерявшимся и настороженным одновременно.

Инспектор быстро, не говоря ни слова, перерыл бумаги на столе перед Брылей, и вынужден был признать, что начальник полиции не зря занимает свой пост. В интуиции и наблюдательности ему не откажешь: пока их не было, Брыля, спотыкнувшись в объяснительной милиционера из шестьдесят четвертого года об упоминание о вагоне, предпринял некоторые поиски. Он вытащил почти все донесения за апрель шестьдесят четвертого, расположив дату обнаружения умственно отсталого подростка в посадке, ровно в середине этого месяца.

– Ничего? – поинтересовался инспектор, хотя уже и так понял, что Брыля не нашел ни одного донесения о вагоне.

– Ты вот что, инспектор, – медленно потянулся Брыля, – ты должен понять специфику нашей местной работы. Не знаю, как у вас там в Москве, говорят, компьютер за минуту выдаст все необходимое, а у нас – просто. Поскольку основным в нашем деле считаю работу с людьми, – Брыля встал и прошелся, на секунду перебив собой лучик солнечного света с танцующими пылинками в нем. – Да, с людьми… Про что я? Короче, предлагаю тебе понятно и коротко объяснить ситуацию, пока я не впал в состояние удивления и раздражения. Итак, что ты ищешь?