Текст книги "Ангел Кумус"

– У меня – под мышкой, у нее – на щиколотке. Спасибо вам на добром слове, только меня больше не существует. Я исчезаю потихоньку. И самое странное, когда Су исчезала, она получала удовольствие, все время таращилась на себя в зеркало, была такой красивой и нереальной. А я только боюсь. Я не умею быть подростком, я не умею получать удовольствие.

– Когда это Су исчезала?

– Лет семнадцать назад. Стала уменьшаться, уменьшаться. Мы тогда с ней прятались, потому что у нее клиент в постели окочурился от снотворного. И фотографии изменились, я вдруг на своих старых фотографиях стала нянчить маленькую девочку. Я поняла, только не знала, как она попадет ко мне, ну, станет моей.

ЭлПэ боялся сказать слово, сейчас Вера расскажет ему, и он поймет!..

– Поэтому я пошла на дорогу, приехал экипаж с факелами, я спрятала Су от придурка в черном плаще с тростью, похожего на кукловода из театра кукол. А меня отвезла домой милиция. Все. Я уже была беременна.

– Какой это придурок? Вера, не выдумывай. Давай по порядку.

– Я и так по порядку. Я бежала за его каретой, я ничего не понимала, а придурок он потому, что я его обыграла.

Вера от души рассмеялась.

– Мы обманули бога.

– Какого бога?

– Или дьявола, какая разница. Я смотрю на тебя и понимаю, что бог и дьявол – это одно и то же. Одно тело, две души. Или – одна душа и два тела?.. Нет, в принципе, если бы он там на дороге толком объяснил, что и как!.. А то молчит, надменный такой. Представляешь, он потом приехал, открыл свой плащ, а там – пусто! Какая разница, кто он, если так ее и не получил! Нет, это точно умора!

– Не вижу ничего смешного.

– Ты не видишь, а я представляю себе его физиономию, когда он вот так же меня сцапает, а я спрячусь в Су! Вот это, скажу я тебе, грандиозные прятки!

– Как… это?..

– Мы теперь будем бесперечь рожать друг друга. Все. Время остановилось. Я буду становиться все меньше, и меньше, потом Су пойдет на дорогу ждать свою иллюзию, нужно же соблюсти условности! Для меня он подкатил экипаж, как романтично! К Су он спустится гигантской птицей, или что-то в этом роде. Сколько должно пройти периодов, чтобы жизнь кончилась вообще? Чтобы не осталось живых мужчин, а женщины будут рожать только друг друга? Планета мертвяков, ура! И мы в ней – две непрекращающиеся жизни. Я знаю, что должно быть в конце, – зашипела Вера, наклонившись к ЭлПэ, – останутся только одна женщина – и он! И посмотрим тогда, кто сильнее!

ЭлПэ прислонился спиной к стенке купе, ему мешала какая-то полочка, но он не шевелился. Пот стекал у него по вискам, страшная тяжесть сдавила сердце.

– Су не хочет тебя рожать…

– Хочет – не хочет, куда она денется!

– Она уже делась. Я чувствовал, что все дело в Су. Вол решил, что все дело в тебе. Ни он, ни я не догадались, что вы – одно целое…

– Это точно.

– Но вы – одно целое, когда вместе!

– Думаешь? – Вера спросила неуверенно, видно было, что она испугалась, потом бесшабашно махнула рукой: – А куда я денусь? Как-нибудь все образуется, давай пить шампанское и есть конфеты. Самое приятное, что мое любое беспокойство совершенно бессмысленно. Ну что я смогу поделать, когда стану такой крошечной, шестимесячной, например? Ничего! Вот то-то. Приятно, когда не сможешь беспокоиться о своем исчезновении.. Старики, например, очень боятся умирать, потому что боятся ощутить само мгновение смерти, понять, что это – оно.

– Ты станешь крошечной.. Я понесу тебя на дорогу, приедет экипаж, раскроется шатер. И что дальше? Кто возьмет тебя себе? Кто?

– Да не шелушись ты так, Су где-нибудь дернется, сблюет немножко и поймет, что беременна.

– Су… Она девственница, понимаешь? Как она может тебя родить?

– И как это ей удалось? Девственница? Для нее это – подвиг!

ЭлПэ стиснул руки, пошатываясь вперед-назад, он что-то бормотал, но Вера не поняла, что.

– Нужно просто определить, кто из вас прячется, а кто просто помогает…

– Ну, ты совсем раскис! Давай мыслить логически. Если для того, чтобы меня родила Су нужно с ней быть рядом, значит, найдем ее и будем рядом. Если ты вчера был Вол, а сегодня – ЭлПэ, то это – одно и то же в плане детских воспоминаний. Предположим, что с Су вчера был ЭлПэ, а сегодня уже ты, то есть Вол. Куда они едут? Ну? – Вера смотрела снисходительно, ЭлПэ медленно опустился головой на сиденье, его трясло, он что-то бормотал, – У тебя жар, это точно от переживаний. Когда ты очнешься, кем ты будешь, вот в чем вопрос.! Тяжелый случай… Бутылка шампанского для меня одной – многовато. Но доктора не позвать, таблеток нет, интересно, если ты умрешь, куда ты денешься?

Вера подняла ноги ЭлПэ, попыталась уложить его поудобней, потом села поближе к окну, достала из кармана платья купленный в аптеке на вокзале напалечник. Оглянулась в поисках острого предмета, вздохнула и просто прокусила напалечник зубами.

– Агу-агу! – сказала она ЭлПэ, когда наступили семерки.

ЭлПэ смотрел на широко расставившую ноги Веру, двумя руками она держала огромную зеленую бутылку с резиновой соской – он не знал, что это напалечник, и сосала из нее с чмоканьем.

– Агу-агу, – сказала она опять через некоторое время, и ЭлПэ с облегчением подумал, что у него бред.

Пересохшие губы царапнули руку, когда Су снимала с лица тягучую паутину, паутина плыла в воздухе тонким капроном и неумолимо опадала опять на лицо. Су пришла в себя, увидела перед собой пожилого мужчину с залысинами и пушком на голове. Он сидел на стуле, сложив руки на животе и дремал. Су еще в лесу показалось, что в нем что-то изменилось. Сидя, спящий, он все равно сохранял достоинство, ничего неприятно-отталкивающего, округлый живот его тоже был полон достоинства, но у ЭлПэ раньше это был уютный и добрый живот, а живот напротив был гордый и солидный.

– Это не твой живот, – сказала тихо Су, но Вол услышал, вздохнул и приоткрыл глаз. – Это не твой глаз! – тут же повысила голос Су, я вижу, ты подглядываешь! Что ты все высматриваешь? Ты обещал мне все объяснить, а сам все вынюхиваешь и вынюхиваешь!

– Попей водички, – сонно сказал Вол, – у тебя жар, ты простудилась.

– Я тебя знаю. Я тебя видела. Я тебя уже раньше видела!

– Я живу с тобой рядом, я твой сосед Лев Поликарпович.

– А ты живешь сверху, или снизу? – Су привстала на кровати, громко дыша, – Отвечай, сверху?

– Конечно, сверху.

– Попался, – она удовлетворенно откинулась на подушки, – ЭлПэ все время думал, что живет снизу. Я тебя видела еще раньше.. А! – Она вскрикнула и резко села, – Ты тот, кто забирает! Ты меня хотел забрать. Давно. На дороге. Ты накололся! Не смог забрать. Что-то у тебя не сработало, и я спряталась.

– И Веру Марковну я хорошо знаю, Сусанна, успокойся, у тебя бред, ляг и не дергайся, этот фельдшер здесь, он такой старый, еле ходит, придет только завтра.

– Да ты не притворяйся, я же вижу, как тебе интересно все узнать! Я поняла, ты с тех пор не смог вообще никого забрать! Ни одного человека! Сколько мне лет, – бормотала Су, – Я забыла… допустим, семнадцать… За семнадцать лет ты не смог забрать себе ни одного мужчины, который попался мне на пути?

– Сусанна, не разговаривай, тебе вредно, здесь даже лекарств не достать. Рядом идет война, какие-то захваченные заложники, танки на улицах, ты должна сделать все, чтобы выздороветь.

– Я нарушила, да, скажи, нарушила? Что я нарушила? Почему Додик? Почему ЭлПэ боялся горбуна? Где горбун возьмет морковку, ведь сейчас зима?.. Но тут ты ошибся. Ты не с той. Тебе нужна Вера, это она будет уменьшаться, уменьшаться… Поймай ее в последний миг! Попробуй, поймай, я тебе не верю, со мной ничего не выйдет, я никого не рожу, я старалась изо всех сил. Я не женщина!

Вол встал со стула, с удовольствием потянулся до хруста, подошел к окну. Дождливые сумерки попрятали всех людей по домам, он смотрел на пустую убогую улицу небольшого села с темными заборами и кое-где загоревшимися окнами. От села несло бедой за версту, но деваться им было некуда, этот придурок ЭлПэ решил отдохнуть на старости и от большого страха в городе своего детства на море.

– Зря ты так себя растравляешь, Су, радость моя, я только хотел тебе похвастаться, как все здорово устроилось. У нас кончились деньги, зато у меня теперь есть и жилье и работа. Домик маленький, комнатка, кухня и терраса, зато работа рядом, никуда ходить не надо.

Утром Су уже пила бульон, рука ее дрожала, на цветном пододеяльнике расплывались темные пятна.

Днем выглянуло солнце, растопило запрятавшийся легкий снег под кустами.

Вол принес замотанную в теплое одеяло Су в их новое жилище.

Су стояла на высохшей траве, не веря своим глазам. Маленький покосившийся домик с двумя грязными оконцами, двор с одинокой корявой яблоней и бочкой с водой стоял среди множества могил.

– Я поняла, – это твой дом. Это понятно, а где тогда твоя работа?

Вол широким жестом обвел рукой кладбище.

– У них помер сторож. В аккурат перед нашим появлением. Спился, бедолага, никак не мог привыкнуть к тому, что за последнее время трупы пошли косяком, в день бывает до шести раз нужно могилу вырыть. Война.

Су покачнулась, но устояла, только закуталась поплотней в одеяло.

– И что интересно, – продолжал Вол, расхаживая среди покосившихся крестов, – ты не представляешь, какое мне это доставляет удовольствие! Что-то вроде правильно и вовремя выполненного долга! Я не верю своим глазам, приносят мертвого, кладут в гроб, закапывают - и все! Без проблем. Вот до чего ты меня довела!

– Подожди.. А где Додик? Почему мне так тоскливо на душе.. Где Додик?

Вол поманил Су к себе, показывая свежую могилу.

– Застрелен случайно ночью из автомата. Жалко. Но я все – честь по чести. Вон там, видишь, в конце села желтый дом, там плотник живет. У него сейчас тоже работы невпроворот, раньше он только ящики да табуретки сколачивал. А теперь не успевает гробы мастерить. Так вот, он проникся, сделал для Додика отличный гроб, только все задумчиво так смотрел, оно и понятно – собаке, когда людям не хватает. А уж я лично и яму вырыл и заколотил, как следует крышку.

– Да ты уж постарался! – Су задыхалась. – Ты уж не упустил свое, ты старался – заколачивал от души, да ты боишься, что он опять появится, ты не веришь, ну? Прибежит и защитит меня! Додик! Ко мне!

– Не кричи так, тебе вредно, ты еще больна, давай лучше в дом пройдем, – Вол обхватил Су за плечи и почти силой затолкал в маленькую дверь.

На Су приторно пахнуло устоявшимися запахами старого неухоженного дома.

Вол сноровисто прошелся веником по углам, через полчаса у него и чай был готов. Су сидела неподвижно на длинной жесткой лежанке, она посмотрела вверх и вздрогнула. Потом она забилась в истерике, не в силах произнести ни слова, только показывая пальцем на старую икону, окруженную пыльным вышитым рушником.

– Это все от нервов, – Вол сел рядом, погладил ее по голове, Су всхлипывала, дергаясь, все тише и тише. – Ну успокойся, ты что правда решила, что я – дьявол? Боже упаси, радость моя, боже упаси, я тебе и на иконку перекрещусь и колена преклоню в церкви, если надо. Магия смерти – вот моя стихия, и в этом не сравнится со мной никто. Это общее заблуждение, что смертью, как и жизнью владеет один и тот же.

– Как же это можно – владеть смертью?

– Магия. Просто магия, чувственная и волшебная магия, эта смерть, да ты меня не поймешь. Твоя сила в непонимании, если бы ты меня поняла, мне бы тебя не одолеть, ты сильней меня, дитя мое неразумное. Хотя, тоже можешь навредить. А теперь – спать.

– Я тебя не боюсь.. Тебе меня не запугать, я тебя уже обманула однажды!

– Сила обстоятельств, вот в чем проблема. Казалось бы – все поделено, распределено, у каждого своя судьба, она решена заранее. Так нет же, появляется идиот, который пишет в захудалом романишке, что Млечный путь – это.. Да ты не поймешь.. Обязательно хоть раз в сто лет да появится умник роман написать, чтобы проявиться и все подробно объяснить. Или вот, к примеру, – Вол устало зевнул, – есть цифра периода. Семьсот девяносто пять – тебе это ничего не говорит? Ну давай, не притворяйся!

– Вифлеемская звезда, – шепчет Су. – Планеты выстраиваются друг за другом так, что получается яркая звезда…

– Правильно. А шестьсот шестьдесят шесть?

– Число дьявола.

– Чушь! Бог, дьявол – какая разница? Они едины, понимаешь? А мальчик очень любит поиграть, как и все дети. Что делать? Подыгрывать ему! У него свое число, у меня свое… Давай спать, детка…Пусть он попробует разобраться с жизнью, а уж я возьму свое смертью…

Су приподнялась на локте, осмотрела внимательно спящего Вола и осторожно выбралась из одеяла, сползла на пол.

Огромная желтая луна освещала могилы. Ночью потеплело, кое-где клочья тумана висели на крестах и на ветках деревьев. Су, пригнувшись, вышла из скрипнувшей двери на улицу, постояла, вспоминая, куда указал Вол, и пошла к могиле Додика. Она глубоко зарыла руки в землю, и земля была холодней потеплевшей ночи. Су встряхнула руками, глубоко вдохнула в себя запахи и звуки, она оценивающе осмотрела небо, почти полностью затянутое облаками с редкими каплями-звездами, она поняла, что Млечного пути ей не увидеть, она поняла, что она сильная и красивая, что жить придется еще очень долго.

Как только первый утренний свет проявил в домике предметы, оживил стол и стулья, кривой бок печки и старого комода, фотографии на стене и иконку в углу, Су стала гладить осторожно руками редкие пушистые волосики.

– Лев Поликарпович! Миленький, просыпайся. Я чтой-то тебе такое скажу. Очень даже интересное.

– М-м-м… – Вол очень устал вчерашним днем, Су плыла у него перед глазами, зыбко дрожало в утреннем свете ее прекрасное лицо.

– Я тебе скажу… Ты меня слышишь?

– Да-а-а…

– Я тебе скажу, чего ты хочешь больше всего на свете!

– Нет.

– Да.

– Нет! – сказал Вол уже более обеспокоено.

– Ну что ты боишься, все нормально, ты очень хочешь быть ПОХОРОНЩИКОМ. Вот и все.

– Замолчи!

– Нет, не все. Твое желание осуществилось. Ты стал им!

– Нет! Не смей! Я шутил про могилы, я хотел тебя запугать! Я только похоронил одну собаку.. Обыкновенную собаку!!

– Ты попался! Додик был человеком. Твое единственное желание. Оно осуществилось!

– Не смей! – заорал Вол, вскакивая и хватая себя за виски, – моя голова! Моя голова…

Шатаясь, натыкаясь на стол и стулья, он вывалился в дверь и стал бегать возле могил, крича и воя по-звериному. Умучившись и вспотев, Вол ворвался в дом и стал шарить по углам, спустился в погреб, потом даже залез на чердак, но нашел-таки бутылку мутного самогона, прижал эту бутылку к себе, баюкая как ребенка. Через полчаса он был мертвецки пьян.

А Су поснимала все занавески, распугав маленьких паучков, рушник с иконки и покрывало с лежанки и стирала, стирала, стирала на улице в старом корыте, взметая хлопья пены.

Она перерыла одежду Вола, нашла несколько смятых бумажек, и к вечеру, когда он шатаясь вышел по нужде, на крыльце его уже поджидала стройная бутылка водки в отечественном исполнении.

ЭлПэ бессмысленно таращился в мутное утро, поезд стоял уже два часа. Выйдя из вагона в холодную ветреную степь, ЭлПэ узнал, что впереди на дороге взорвали рельсы. Ветер сыпал колючую звонкую крупу, а в купе было тепло. Вера спала, уронив толстую зеленую бутылку на пол. До ближайшего города было пятнадцать километров. ЭлПэ понял, что море очень далеко и бессмысленно. Он вывалил из карманов и из маленькой сумки с длинным ремешком деньги, пересчитал их. Прекрасный бело-голубой город детства с шумом волн, пирожными и рапанами на память бесследно исчезал. ЭлПэ разбудил Веру, Вера сонно моргала, зевала и плохо понимала, чего он хочет. Они постарались надеть на себя как можно больше теплой одежды и вышли из поезда.

Проводник так и не смог точно сказать, в какую сторону ближе до станции, поэтому ЭлПэ и Вера пошли по рельсам в том направлении, куда ехал поезд. Через час пошел сильный снег, в белом мареве мелькнули красные маленькие огоньки переезда.

– Мы с тобой вне пространства, – задыхаясь сказала Вера, – А может быть и вне времени.. Какой дурак рельсы взорвал? Какой сейчас год? Революция уже свершилась? О, видишь, лошадь стоит грустная, с телегой. Давай лошадь купим.

У переезда стояла телега с лошадью, лошадь застыла в хлопьях снега неподвижно, в маленьком светящемся слабым светом оконце красного домика показалось лицо. К ним вышел хмурый мужчина в ушанке и желтой яркой курточке поверх телогрейки, он тоже застыл неподвижно возле лошади.

– Голубчик, – осторожно тронул его ЭлПэ за рукав, – где здесь люди живут? Что тут у вас происходит?

– Так ить война, заложники везде. Вы – заложники?

– Нет. Мы сами по себе.

– Чечены-шакалы рельсы взорвали, я теперь виноват – не углядел, а угляди тут попробуй! Волки – они и есть волки, поди поймай. Ну чего, чаю?

В крошечной станционной будке было жарко натоплено, чай заварили с травой, Вера дрожала, вдыхая засушенное лето чебреца и мяты.

– И откуда же вы к нам?

– Мы с поезда. Из Москвы.

– Далече забрались. А правда, что у вас там в парке чечены атомную бомбу зарыли, теперь всех экуируют?

– Не знаю, – ЭлПэ смотрел, замирая в теплой дреме на догорающее золото поленьев в маленькой приоткрытой печке, – Вера, ты слышала чего?

Вера неопределенно махнула рукой, потом устало прислонилась к плечу ЭлПэ.

– Остановитесь у знакомых кого, или так, бомжуете?

– Нам бы зиму пересидеть тихонько. Не туда мы подались покоя искать…

– От ить! Оно и видно, уставшие вы. Во-он по этой дороге село будет километра через пять, там народу живет поболе нашего, магазин есть. Но и граница рядом. Кладбище. Может, хто вас и приютит.

ЭлПэ и Вера с сожалением вышли в непроглядный снег, посмотрели на белую дорогу. Мимо них вдруг на полном ходу промчался с грохотом танк, дребезжа и завывая, когда перекатывался через рельсы.

– Наверно, – осторожно предположила Вера, – Мы уже в прошлом. Сейчас помчатся тачанки. С пулеметами.

– В принципе, можно предположить, что мы попали в прошлое, я в технике особо не разбираюсь, но как нам найти Су?

– Лев Поликарпович. Дело в том… Не знаю, как вам и сказать. Но с меня штаны спадают, и обувь велика.

ЭлПэ стал на колени, посмотрел на Веру глаза-в-глаза. В серых полушариях ее мира шел снег, еще там стоял крошечный ЭлПэ, разглядывал ее, а сзади маячило желтое пятнышко дорожного рабочего.

– Не бери в голову… – сказал еле слышно ЭлПэ, – во-он я какой… крошечный, – он не отрываясь смотрел ей в глаза, – и ничего, живу!

– Лев Поликарпович, миленький, давай не пойдем в это село, там стреляют, слышишь, пойдем к морю, посмотрим на него, потрогаем!

– Милейший! – закричал ЭлПэ, словно очнувшись, – куда тут идти к морю, не нужно нам кладбище и магазин!

– Щас тепловоз будет, ехайте на нем часа два! – почему-то обрадовавшись закричал мужичонка, показывая рукой в снег.

Су ловила огромные снежинки и превращала их дыханием в капельки на руке. Она стояла, укутавшись в большой шерстяной платок, среди могил, дышала осторожно, сберегая тепло для следующей снежинки и улыбалась.

Вчера один из дорожных рабочих рассказывал, что видел “в точности нашего могильщика”, только потрепанного и с ребенком.

Су подошла к двери засыпанного снегом домика, даже на улице был слышен мощный храп пьяного Вола, она вдохнула в себя предновогодний вечер и показала кукиш в снег, неизвестно кому.

Из деревьев появилась группа людей. Двое мужчин и женщина медленно подошли и остановились возле нее. Молчали. Су прислонилась к перилам и тоже молчала.

Наконец, женщина развязала крест-накрест завязанный платок и вытащила из-за пазухи деньги.

– Второй день, – сказала она тихо. – Буди своего.

– Его разбудишь.. – Су спустилась со ступеньки и взяла деньги. – Ладно, приходите утром.

Мужчины неуверенно потоптались, сказали что-то женщине. Она убрала желтую мокрую прядь с лица, подошла к Су.

– Опасаемся мы. Зима ведь, не выроет он один, вот братья могут с ним копать. Праздник все-же.

– Утром. Утром, – Су отвернулась от них и медленно пошла в дом.

– Такое несчастье.. – неуверенно сказала ей в спину женщина, – и под Новый год.

– Утром.

В домике стоял тот специфический запах пьяного мужского тела, который обнаруживается после нескольких дней запоя. Су села возле Вола, провела рукой под ним, постель была сухой, она в награду потрепала его по жидким волосикам. Вол промычал что-то. Су наклонилась ближе.

– Латынь! – гордо сказала она, – Определенно латынь! И такие вы у меня умные, Лев Поликарпович, такие лапочка, сухие, ну-ка открывай глаза, смотри на меня!

Вол мычал и отбивался, Су закинула его руку себе за шею, ткнула больно в бок, отчего Вол дернулся и встал. Она протащила его к двери, кое-как выволокла на крыльцо и заставила помочиться.

– Земля! – громко крикнул Вол, – Я иду к тебе!– он неудачно взмахнул рукой, они чуть не упали, – Я твой, – проговорил он уже тише, разглядывая Су, – ТЫ КТО? ТЫ УЖЕ РОДИЛАСЬ.. ИЛИ, это самое?..

– Люди добрые! – заголосила Су так неожиданно и громко, что Вол дернулся, потом болезненно морщась, постарался закрыть уши руками, но терял равновесие. – Посмотрите на этого пьянчугу, у него покойничек на подходе, а он пьет беспробудно, и за что мне такое наказание! – кричала она весело и самозабвенно. – И чтоб ты заблудился, и никогда не нашел этого кладбища, и чтоб без тебя все мертвые не хоронились и прятались, и чтоб ты никогда их не сосчитал, задуши тебя Млечный путь!

Вол скатился в снег, набрал полные пригорошни и растирал лицо. В одно мгновение Су показалось, что он прозрел, но потом она увидела, что он просто разглядывает внимательно свои руки. На ладонях темнели кровоподтеками мозоли-волдыри, руки мелко дрожали.

– Я должен выпить, – сказал Вол. – Ты знаешь, не тяни душу, я же ничего не смогу делать..

– После.

– Нет. Сейчас, змея.. злодейка, что ты со мной сделала?! – он стал дрожать весь. Су, почти не видная в быстрых сумерках, смеялась на крыльце. – Лопата… Где моя лопата? Отдайте! – Вол заметался по двору, изо рта у него потекла слюна, он быстро смахнул ее тыльной стороной руки, схватил лопату в одну руку, кирку в другую и исчез в снегу.

ЭлПэ и маленькая Вера приходили к морю почти каждый день. Они жили в пансионате, когда-то богатом, а сейчас холодном и пустом, отапливали комнату возле кухни, два раза в неделю приезжала машина с почтой, ЭлПэ затаскивал два-три мешка в коридор и ждал почтальонку.

Почтальонка отдавала ЭлПэ некоторые газеты почитать, сама в полной прострации сидела в это время, уставившись на Веру и приоткрыв рот.

– И что у вас тут делается? – однажды не выдержала и спросила она, показывая пальцем на маленькую девочку, закутанную в теплые, не по возрасту большие вещи.

– Война, – рассеянно сказал ЭлПэ.

– Он путает причину и следствие, – заявила девочка, ковыряя в носу.

– Ну да, ну да, – неуверенно согласилась почтальонка, – и в Новый год, значит, вы тут сидите?

– Новых годов не бывает, – опять объявила девочка. – Новые годы – это анахронизм.

– Ну да… Я вам тут от этого хронизма самогоночки принесла. Отметьте. Наши в селе все про вас спрашивают, а я, не поверите, ничего не могу рассказать. Первый раз со мной такое. Только начну говорить, слова теряю! Прошлый раз она, вроде, побольше была, дочка ваша? Может, это от радиации, – женщина раскопала в необъятной сумке бутылку из-под фанты, заткнутую бумажной пробкой. – Как слеза! – она гордо рассмотрела сквозь бутылку ЭлПэ.

– Он мне не отец, – Вера заложила руки за спину и от того выглядела еще комичней, – Он меня похитил для выкупа. Ждет-пождет, а выкуп не дают.

– Смышленая! – почтальонка засобиралась, ЭлПэ с сожалением оторвался от газеты.

ЭлПэ надевает огромный плащ с капюшоном, сажает Веру на руку и идет к морю.

– Ну давай же! – требует Вера.

– Еще не время.

– Давай!

Он начинает стих у самой воды.

– Ты была… смелей и легче птичьего крыла, по лестнице… по лестнице…

– Как головокруженье! – досадливо напоминает Вера.

– По лестнице, как головокруженье, через ступень сбегала и вела сквозь влажную сирень в свои владенья с той стороны зеркального стекла. – ЭлПэ останавливается. Отворачивается на секунду от резкого ветра в лицо, поправляет капюшон, прижимает к груди детскую головку, пряча от брызг. – Пред нами расступались, как миражи…

– Как миражи! – кричит Вера, сердясь на него за неправильное ударение.

– Пред нами расступались, как миражи, построенные чудом города, сама ложилась мята нам под ноги, и птицам с нами было по дороге, и рыбы поднимались по реке, и небо развернулось перед нами… Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке. (А. Тарковский)

– Еще раз и без запинок! – требует Вера.

ЭлПэ начинает снова. Теперь получается без запинок, и глупое слово миражи, изуродованное на потребу рифме, у него выходит легко. Вера в восторге. Он опускает ее на песок, смотрит, как маленькая девочка бежит к волне, потом от волны, путаясь в длинной кофте, крест-накрест перевязанная платком.

– Я тебя люблю! – кричит она морю и падает.

Смешно.

ЭлПэ ловит ее, уговаривая сердце не трепыхаться понапрасну в предполагаемом кошмаре пустого хлопка: один миг, одно движение ладоней, а ловишь пустоту. Нет, еще смеется в его руках маленькая девочка, еще она ловится. ЭлПэ пугает внезапность, ее предполагаемое исчезновение после хлопка, это детский страх перед бродячими цирковыми фокусниками. Он старается лишний раз не хлопать в ладоши.

Вера захлебывается от смеха, падает, они промокли. Мужчина подбирает брошенный на песок плащ, закутывается в него вместе с девочкой. Девочка обхватывает его шею руками, возбужденно сопя.

– Мы не уйдем от моря? – спрашивает она, выдыхая нечаянно пойманное на несколько минут счастье.

– Нет.

– Тут ведь нет никаких дорог? – голос уже настороженный.

– Никаких.

– Ни одной дороги?

– Ни одной.

– Даже самой захудалой?

– Ни одной.

– Поблизости? – привередливо уточняет она.

– Ни одной.

Поздно вечером ЭлПэ пил самогон перед зажженной свечкой, а Вера в предчувствии ночи плакала и кричала. Кричала она так:

– Су, мамочка моя, голубушка моя, красавица моя, ласточка, забери меня, не бросай меня, мне страшно, любимая моя, найди меня, не бросай меня, забери меня...

И потом все сначала. Пока не обессилела и не заснула.

Привыкший к этому ЭлПэ даже не пошевелился, свеча дрожала у него в глазах.

Выкопавший могилу Вол, поздно ночью разбудил Су, наклонившись над нею, словно обнюхивая. Су спросонья не поняла, кто это, она плакала во сне, теперь вытирала неожиданные слезы и с ужасом смотрела в абсолютно трезвые глаза со зрачком – щелкой.

– Моя награда, – сказал Вол.

И Су не поняла, то ли он имел в виду бутылку на столе, то ли...

– Пей.

Вол вытирал большим полотенцем руки, от него пахло снегом и землей.

– Мне пора, – Вол смотрел на бутылку, но не притрагивался.

– Пей. Ты выполнил свое дело. Завтра ты опять сделаешь то, чего хотел больше всего на свете!

– Замолчи!

– Завтра. Утром.

– Ты надо мной не властна, – неуверенно сказал Вол.

Су знала, что он не будет пить, пока не закопает покойника, потом у него наступала полная наркотическая эйфория и запой.

– Вол, найди мне Веру.

– Ты – никто.

– Найди, она скоро уже станет совсем маленькой, у меня сердце болит. Мы же все равно должны быть вместе. Найди.

– Нет. Вранье. Ты что-то задумала и просто хочешь от меня отделаться? Спрятаться!

– Это она спрячется. Привези ее сюда, она рядом.

Су снилась совсем маленькая девочка возле огромной белой волны. Су поняла, что он не успеет ее найти. После того, как он выкапывал могилу, он трезвел и был опасен.

– Ты же не хотела, ты так не хотела! – закричал Вол, – Я ничего не понимаю! Я опять не там, что я здесь делаю!?

– Ты опять промахнулся, мой дорогой Вол.

Вол, дрожа, смотрел на Сусанну, руки его сжимались в кулаки.

– Что ты сделала со мной?

– Все алкоголики так говорят, муженек! Сначала – дай выпить, а потом – зачем дала…

– Я не про то! Что ты мне сказала? Что ты поняла? Я потерялся!

Су вышла в ночь, далеко от кладбища горело редкими огоньками село, там были люди, они ничего не знали.

– Пусть кто-нибудь даст мне силы, – прошептала Су, прижав руки к груди и покачиваясь. – Я не хотела ничего плохого.

– Помолись, помолись, – Вол издевательски захохотал, – Кому молишься? Ты, обманувшая и бога и дьявола?! Кто ты?

– Заткнись!

– Ну скажи, кто ты?

Су приблизила вплотную к лицу Вола свое лицо, она с ненавистью смотрела в его глаза, не мигая, Вол первый отвел взгляд.

Су не заплакала.

Почтальонка приболела и не была в санатории десять дней. За эти десять дней кончилась зима, мартовской неразберихой сыпануло по крышам и деревьям просо последнего снега. Ослабев от солнца, она шла в грязи, по-журавлиному высоко поднимая ноги в сапогах. Дверь в пристройку к кухне была открыта настежь. Никого.

Женщина присела на порожке, солнце слепило глаза. Впереди, после желтой полоски песка, спокойно стелилось море, светло-зеленое и тихое. Она разглядела там, у самой воды, мужчину, узнала ЭлПэ, он что-то нес в руках. Сверток? Отсюда не разглядеть. Вот он стал на колени, близко к воде, развернул свой сверток.

Солнце резануло по глазам, отраженное морем, а когда женщина опять присмотрелась, она вдруг заметила второго мужчину, он бежал со стороны маяка, спотыкался и падал, размахивал руками.

ЭлПэ тоже заметил второго, быстро свернул сверток, но почему-то пошел в воду.

Второй был далеко.

ЭлПэ зашел по пояс в море.

Почтальонка неуверенно встала, сложила ладонь козырьком, стараясь разглядеть двоих мужчин на берегу, потом побежала к ним.

Второй мужчина зашел в воду. Он был очень похож на ЭлПэ.

Почтальонка бежала по желтому песку черной неуклюжей птицей, она видела две седые головы в воде, задыхалась, а когда подбежала к воде, все было пусто и тихо.

Она не поверила. Слезились от солнца и напряжения глаза. Никого.

– Эй!.. – неуверенно крикнула, оглядываясь, и добавила шепотом, – вы что, потопли?

Она села на сухую, облизанную и выброшенную морем корягу. Отдохнув, вспомнила про ребенка.

Вернулась к пансионату. Ветер трепал занавески в раскрытых окнах. Эхом отдавались ее крики в гулких пустых комнатах. Она не нашла даже ни одной детской одежонки.

Су вымыла полы в домике, повязала голову платком и пошла в церковь.

Идти было далеко На окраине села жил плотник, Су знала, что это он все время делает гробы. Он никогда не разговаривал, его называли Немым. Плотник был похож на подростка с огромными красными руками, белыми волосами и голубым взглядом исподлобья. Он был высокий и очень худой. Он смотрел на Су, не отрываясь, пока она шла мимо, Су стало неудобно, она поздоровалась, кивнув головой, плотник не пошевелился. Все также смотрел, не мигая, приоткрыв рот, словно в изумлении. Сердце Су задержалось с ударом, потом стукнуло гулко невпопад сразу два раза. Из большого сарая слышались голоса овец и возня других животных, пахло навозом и свежими стружками.