Текст книги "Ангел Кумус"

– Сейчас, когда мы выйдем из подъезда, из подворотни появится машина-такси, таксист вытрет все отпечатки пальцев и отвезет нас на вокзал, – Су медленно спускалась по лестнице за ЭлПэ, он наотрез отказался от лифта. Ласточка, приоткрыв свою дверь, слушала их гулкие голоса, – На вокзале мы сядем в поезд. Поезд поедет в Умольню. Я там родилась. В Умольне живет тетя Феня. Тетя Феня любит Француза. Француза убили в поезде. Она еще не знает, – на каждое слово получалось по ступеньке.

ЭлПэ тащил большую дорожную сумку, Додик спускался сзади Су, шумно дыша и стуча когтями.

– Никаких такси! Никаких шоферов, никаких морковок и всего такого, он думал меня Моцартом взять!.. – ЭлПэ запыхался, – Мы сразу пойдем в метро.

Додик отказался спускаться по лестнице перехода в метро, он опускал глаза, словно в смущении, ЭлПэ топал ногами и кричал, пока Су не сказала, что с такой большой собакой их просто не пропустят.

Они сели на сумку, Додик лег и положил голову на передние лапы, выметая начисто асфальт сзади себя хвостом, мимо них безостановочно шли люди. Су загипнотизировано следила за хвостом Додика, снежинка обожгла ей щеку, Су посмотрела вверх, в первый снег, надела капюшон куртки, растолкала застывшего ЭлПэ.

– Нам придется взять такси, потому что Додик…

– Никаких шоферов!

– У меня такое чувство, что ты предлагаешь мне угнать машину, – Су вздохнула и осмотрелась внимательно, – Вон та, видишь? Да не туда. Вон мужик в прикиде тащит большой пакет. Ключи оставил. И в такси нас с собакой не посадят. И денег у тебя нет. Или ехать на такси, или покупать билеты на поезд. Он хочет забросить быстро пакет, и обратно. Ты идешь, наконец?

ЭлПэ остолбенело смотрел, как Су небрежно потрогала, не открывается ли багажник синей “вольво”, багажник был заперт, она открыла переднюю дверцу, потом изнутри заднюю. ЭлПэ посмотрел на Додика. Додик посмотрел на него.

– Додик! А ну быстро ко мне!

Додик метнулся к автомобилю, потом назад к ЭлПэ. Су завела мотор.

Додик ухватил зубами лямки большой сумки и выдернул ее из-под ЭлПэ. Он потащил сумку по земле волоком, ЭлПэ побежал за ним, размахивая руками, отнял сумку, забросил ее на заднее сиденье, оглянулся в поисках Додика, а пес уже сидел впереди рядом с Су.

– Я сяду впереди! Я сяду с тобой, ты машину водить умеешь?

Додик возмущенно залаял басом, Су тронулась с места, ЭлПэ бежал рядом с открытой задней дверцей, ругался и хватался рукой слева за грудь, потом нырнул, сложив руки лодочкой, внутрь машины на заднее сиденье.

Взвизгнув, “вольво” рванула на огромной скорости, умело обходя передние машины, успела у светофора на желтый. ЭлПэ попытался сесть, машина вильнула на повороте, он опять упал на сумку, вздохнул, поджал ноги и захлопнул дверцу.

Через двадцать минут они были уже за городом. Машина неслась на огромной скорости, у ЭлПэ закружилась голова, его укачало.

– Почему за город? Куда мы едем? – он удивленно рассматривал полупустое шоссе и деревья.

– Поедем в аэропорт. Это удобней.

– Это почему? Какой аэропорт?

– Внуково рядом. Полетим на юг. Будем купаться в море, загорать.

– А почему не на поезде?

– Пока я доеду до вокзалов через всю Москву, меня без прав сто раз задержат.

– Тебя и так сейчас задержат. Ты малолетка и гонишь, как сумасшедшая.

– Здесь всего два поста ГАИ. Приблизительно помню, где. Прорвемся, – Су еще прибавила скорость.

Через десять минут сзади завыла милицейская машина.

– Не вставай! – Су могла бы и не говорить, ЭлПэ и не вставал, от страха и тошноты он почти не мог двигаться, лег на сумку, укрылся с головой плащом.

Су, придерживая одной рукой руль, тоже легла возле Додика, Додик заскулил, но переполз на место шофера. Су, лежа, одной рукой вела машину, сбавив скорость.

Молодой исполнительный дорожный полицейский прокричал в громкоговоритель номер машины-нарушителя и приказал остановиться, потом стал обходить ее на пустом шоссе. Рядом с ним сидел и курил старший по званию, полусонный и злой толстяк. Они догнали “вольво” и поехали колесо в колесо. Толстяк сначала увидел изумленное лицо своего напарника, потом посмотрел и сам направо.

За рулем машины-нарушителя сидел огромный черный лохматый пес, его передние лапы с растопыренными когтями лежали на руле. В зубах у собаки торчала незажженная сигарета. Собака спокойно и дружелюбно смотрела на милиционеров.

Оторопевший толстяк наощупь стал опускать стекло около себя, молодой полицейский успел затормозить, не увидев, а скорей почувствовал махину огромного рефрижератора впереди.

– Не смотри назад, – сказала Су ЭлПэ под визг тормозов и страшный грохот, она перебралась на место шофера. – А ты выплюнь эту гадость! – это уже Додику.

Впереди, в наступающих сумерках засветился тускло огнями аэропорт.

В аэропорту ЭлПэ стал объяснять Су, что они не могут лететь в его любимый город детства, потому что теперь это – заграница, еще нужен пошлинный сбор, и проблемы с перевозкой собаки, потому что у Додика нет паспорта – ему не продают билет.

– Какой проблем?.. – сидящий рядом кавказец возмутился искренне и горячо: – Слушай, чельвека на родина не пускать! Ты – абхазец?

– Вообще-то, я,.. – осторожно начал ЭлПэ.

– Я абхазка! – гордо сказала Су, – а он мой несчастный русский папа.

– Я не хотел! – горячо прошептал абхазец: – На мою родину не пускать мою сестру! Я не хотел, но сделаю это!

– Что он сделает? – заволновался ЭлПэ.

– Они не пускать в самолет, самолет надо угонять.

– Он хочет угнать самолет, чтобы ты попал в город детства.

– Да я просто каждый год приезжал туда с родителями.

– Я что-то не пойму, ты какой-то нерешительный! Спасаемся мы, в конце концов, или нет? – Су изрядно устала, говорила медленно, словно в забытьи.

Абхазец расстегнул большую и невероятно грязную сумку, достал обрез и аккуратно засунул его себе под куртку.

– Нет, это же бред какой-то, чтобы угнать самолет, надо в него попасть! – ЭлПэ занервничал еще больше, – А у нас проблема в него попасть! Какой угон?

– Ай, слушай, угрожать в самолете, я не террорист! – абхазец застегнул куртку, – Я по хорошему скажу летчикам, пусть отвезут ребенка домой, раз она хочет. Ты пойдешь со мной, – он ткнул пальцем в ЭлПэ. – Ты, отец ребенка.

Он тащил ЭлПэ за рукав пальто по длинному переходу, потом они пролезли ползком под турникетами в пыльном и пустом зале, потом опять – почти бегом мимо служебного кафе. У мужского туалета ЭлПэ отдышался, абхазец переговорил минуту с подозрительной личностью. Втроем они зашли в туалет. ЭлПэ с облегчением устроился у писсуара, почти расслабился, как вдруг понял, что абхазцу показали на кого-то, что они в туалете по делу. Замерев от ужаса, стараясь не смотреть в ту сторону, где велись переговоры, ЭлПэ судорожно застегивался.

Абхазец приблизил свое лицо вплотную к лицу высокого седого человека, жующего жвачку.

– Слушай, ребенок домой хочет, отвези их за гору Ажару, что тебе стоит, а то я тебя пристрелю.

– Почему – я?

– Ты – Минводы.

– Нет, ну почему опять я? У меня только четыре парашюта.

– Какие парашюты?!.. – шепотом сам себе сказал ЭлПэ.

Он выскользнул из туалета, запутался в переходах, с трудом нашел зал, где сидела Су.

– Отсюда нужно бежать. Слушай, я сегодня уже напился, потом угнал машину, чуть не угнал самолет, но с парашюта я прыгать не буду! И не нужно мне в Абхазию, я все время отдыхал в Пицунде, а это в Грузии!

– Нет не в Грузии.

– Не в Грузии? Вот и отлично! А я в кассе спрашивал, как нам долететь в Грузию, а Абхазия – это, может и не заграница совсем. Пошли немедленно. А где наша сумка?

– Ее взял шофер.

– Прекрасно! То есть, какой шофер?

– Пришел горбатый урод, вонял конюшней, забрал сумку, сказал, что ты его знаешь, он будет ждать на улице в машине.

– Как же это возможно.. Он тебя не украл? Ах, да, ты же здесь! Не взял…

– Он меня не взял, потому что Додик не дал, а ты должен к нему пойти.

– Я не пойду, ни за что не пойду!

– Он сказал, что ты придешь, потому что он знает, чего ты хочешь больше всего на свете, и он тебе это даст.

– А что я?.. Ах, ну да. Ничего не понимаю! – ЭлПэ в волнении крутился перед Су, руки его тряслись. – Как же это возможно, господи, я ничего не хочу! То есть я хочу сбежать с тобой немедленно и подальше!

– И шето ты тогда здесь ждешь? – это абхазец, подошел незаметно. – Минводы. В конце посадки. Пошли, пройдем на поле.

Он горящими глазами смотрел на Су, цокнул языком.

– Два ящика лекарств, да ты того стоишь!

Додик визжал и упирался, поднимаясь по трапу, их посадили в тесном углу за ширмой. Су смотрела на трясущиеся коленки ЭлПэ, она сняла туфли, поставила ступни на Додика, откинула голову назад и сразу заснула, приоткрыв рот. ЭлПэ вертелся волчком, стараясь уговорить себя, что парашюты не имеют к ним никакого отношения.

Он не сводил глаз со спящей Су и, наконец, успокоился: прошло больше часа лета, а к ним никто не заходил.

“Ничего такого криминального. Летим в Минеральные Воды. Правда, без билета, зато спокойно, никого не угнали. А чего же я хочу больше всего?..”

ЭлПэ понял, что все его желания мелочны и бессмысленны, его это обрадовало. Получалось, как только человек понимал свое самое заветное желание, он тут же умирал. Или – наоборот? Умирал и бродил среди живых, пока не определялся с главным желанием в жизни? Тут приглашали ЭлПэ, и ЭлПэ объяснял, чего именно человек хочет. А на самом деле это была психушка.. Или Вол нагло врал? ЭлПэ укачало – легкая дремота с провалами в яму и заложенными ушами.

“Жара..” – кто-то тихонько сообщил это ЭлПэ и потряс его за плечо.

– Благодарю вас, – ЭлПэ зевнул, не открывая глаз, – прохладно даже.

– Гора Ажара, вам выходить, – стюардесса стала трясти его более настойчиво.

ЭлПэ проснулся.

Дальнейшее было самым страшным кошмаром его жизни. Из-за занавески к их сиденьям бросили три рюкзака с большим количеством лямок. ЭлПэ в ужасе уставился в иллюминатор. В прозрачном воздухе далеко внизу игрушечная капля озера мерцала среди зеленого заповедника. Озеро было привязано ниточкой реки к горе, изумрудно-желтой.

Су, зевая, надевала парашют, стюардесса раздраженно помогала ей, потом крутанула ЭлПэ к себе спиной и стала надевать парашют на него.

– Да быстрее же, чего копаетесь, еще собака, первый раз у меня собака прыгать будет!

– Я не буду прыгать!

– Затяните лямки на собаке, я ее боюсь.

– Я не буду!.. Пусть собака прыгает. Это вообще не собака! Это человек, только он умер и стал собакой, а был очень одаренный мальчик, – ЭлПэ цеплялся за стюардессу и не давал ей уйти за ширму, она отбивалась и открывала люк.

– Не мешайте, снижаемся.

Рот ЭлПэ наполнился слюной, он покачнулся и упал в кресло.

– У вас одна минута на троих, мужчина, не паникуйте, парашют откроется автоматически, сначала такой маленький парашютик вылетит, вас тряхнет. Не закрывайте глаза, согните ноги у земли и падайте набок.

– Вы с ума сошли? Я не буду!

– Смотрите на девушку! Даже собака спокойна, а вы!

ЭлПэ безумным взглядом смотрел на улыбающуюся Су.

– Я еще никогда не прыгала с парашюта! – сообщила она, – Кайф, правда?

ЭлПэ замотал головой из стороны в сторону, открылся люк, и Додик исчез.

ЭлПэ хотел схватить Су, уговорить ее не сходить с ума и долететь до Мин.Вод, рванулся за ней, с криком и хлопнул руками в пустоте, воздух с визгом ударил в него, ЭлПэ завертелся вокруг себя, еще не веря, тараща глаза, ища Су.

Су старалась не делать резких движений, дышать было трудно. Она увидела Додика, напряженно растопырившего в воздухе четыре лапы, и крикнула:

– Согни ноги, когда упадешь! – подумала и добавила про себя, – И руки...

ЭлПэ открыл глаза и отмахнулся от острых и холодных капель воды. Капли падали ему на лицо, вода лилась из рук красивой девочки с темными волосами и желтыми прозрачными глазами, в которых дрожали слезы. ЭлПэ понял, что лежит на земле на чем-то очень красивом и мягком, над ним покачивались ветки с затейливыми зелеными листьями. Было холодно и сыро.

– Где я? – он не хотел огорчать девочку, ясно, что она плачет из-за него, ему было очень хорошо, ощущение кошмара отступило. Покой и легкое головокружение.

– Не знаю, – девочка села рядом, потом кто-то шумно задышал ему в ухо и облизал щеку. И это было не страшно, хотя собачий нос был холодный, а сама собака нависла над ним огромной мордой. – Нас высадили на какой-то горе. Что-то про жару. Мы все потерялись в воздухе, меня Додик сразу нашел, а тебя мы искали полдня. Ты висел на дереве в парашюте и весь в крови.

– А что я делал в парашюте?.. – ЭлПэ понял, что приятная на ощупь ткань, которой его укутали, это парашют.

– Висел. И все. Ты был без сознания. Когда я смогла тебя освободить от лямок. У меня не было ножа. Ты очень неудачно упал на землю. И потерял сознание. Потом пошел дождь.

– А кто я?

Су задумчиво смотрит вверх на дерево. Собака беспокойно ходит рядом.

– Ты мой сосед, Лев Поликарпович. Мы спасались с тобой от шофера с горбом, ну, помнишь, ты еще говорил, что этот шофер… Короче, ему чем-то очень не понравилась Мерилин Монро.

– Неужели?..

– И поэтому мы должны были бежать, а бежали мы в маленький город на море, тебе там в детстве было очень хорошо.

– Я помню! – радостно сообщил ЭлПэ, – Море, и водоросли. Нет, я не понимаю.

– Мы сначала угнали машину, а потом один абхазец помог нам сесть в самолет на Минводы, самолет сделал крюк, залетел в Абхазию на эту гору, – Су кивнула куда-то позади себя, – Нас троих сбросили с самолета на парашютах.

– Нас трое?..

– Ну да, еще Додик.. – девочка погладила собаку. – Додик приземлился лучше всех, правда я не знаю, где его парашют, я вывихнула ногу и разбила локоть, а ты, пожалуй, получил сотрясение и стал полным кретином! – неожиданно зло проговорила она и заплакала.

– Успокойся, я в своем уме, как ты говоришь, меня зовут? Постой, за что нас сбросили на гору?

– Я же тебе объясняю, ты хотел попасть в город на море, а это другая республика, случайный абхазец договорился с летчиком, летчик сделал крюк, за это он получит два ящика лекарств для грузин!

– Как тебя зовут? – спросил ЭлПэ взяв ее за грязную руку.

– Сусанна.

– Сусанна, уже вечер, я ударился головой, я тебя не помню, я не знаю, что я здесь делаю, я никогда не поверю, что прыгал с парашюта, но я, кажется, знаю, что произошло.

– Что? – спросила Су шепотом, легла, дрожа, под шелковую ткань рядом с ЭлПэ, Додик тоже прополз под парашют и затих за ее спиной, согревая.

– Мы умерли. Кто-то из нас точно умер, а кто-то еще жив, но мы сейчас вместе, наши миры перепутались, я не понимаю, что ты говоришь.. Ты злишься на меня за глупость.. Вот такая произошла несуразица. Это нужно исправить..

– И Додик? – спросила Су опять шепотом.

– И собака, и все-все.

– Я видела людей вчера.. Мужчину, мальчика и осла.. Но я тебе верю, потому что ослик уж точно раньше был человеком. Как Додик.

– И эти люди тоже умерли. Или некоторые умерли, а некоторые еще живы, вот они и не понимают друг друга. А живут рядом.

– А как же узнать? – Су согрелась и задремала, ЭлПэ не шевелился, в наступивших сумерках вдруг засветились его глаза, превратившимся в щелку зрачком.

– А это очень просто. Нужно спросить. Подойти и спросить: ТЫ УЖЕ РОДИЛСЯ ИЛИ ЕЩЕ ЖИВ?

Начался дождь, ЭлПэ накрыл их троих синим шелком с головами, от собаки пахло псиной и мокрой землей.

Вол слабым движением руки попытался снять что-то мокрое с лица. Это было полотенце. Он сбросил его на пол, и не двигая головой, осмотрелся. Красивые руки с длинными пальцами подняли полотенце, окунули в мисочку с водой и положили ему на лоб. Кисло пахнуло уксусом. Вол увидел перед собой, совсем близко женское лицо и не узнал Ласточку: она была абсолютно без косметики, белесые реснички поморгали, рот растянулся в улыбке. Лицо дернулось и исчезло, вместо Ласточки появилась девушка с прыщами у носа, полуоткрытым ртом и заплаканными глазами. Она напряженно всматривалась в глаза Вола, потом рот ее скривился, она зажала его руками, но не удержалась и заплакала.

– Где я?.. – Вол пошевелил головой, отчего комната слегка повернулась, предметы поплыли.

Теперь он хорошо видел окно, рядом балконную дверь, стол и стулья посередине комнаты, на одном из стульев сидела девчонка и старалась реветь беззвучно, зажимая сама себе рот.

– Прости меня! Ну прости, я не хотела, правда, сама не знаю, что на меня нашло, этот проклятый графин, мне показалось, что все дело в нем, я просто должна была его расколотить, понимаешь, я так рада, что ты очнулся, я не хотела бросать его в тебя, ты сам упал на лестнице, когда я высморкалась. Откуда я знала, что мне уже и на расстоянии нельзя шуметь, я не знала, теперь я плачу, а у тебя, наверное, все мозги кипят, да?.. я не могу удержаться, я так рада, что ты жив!

– Кто я? – Вол слышал девушку словно издалека, легкий гул наплывал волнами и отступал, он ничего не понимал из ее слов, но волнение о нем было приятно.

– Ты Лев Поликарпович! Но всем говорил, что ты этот… козел. Нет, не козел, а бык! Нет, не бык… Господи, я забыла-а-а! – она заревела во весь голос, открыв широко рот, потом снова закрыла его руками и всхлипывая, продолжала дальше этот бред. – Это у тебя потеря памяти от сотрясения мозга, наверное, это когда ты упал с лестницы, когда я высморкалась. Наверное…А я тебе потом, чтобы ты не дергался…Ты так все время дергался, когда я начинала плакать, и я скормила целую кучу моих любимых, нет – твоих любимых таблеток, потом ты заснул. Поза… Поза…

– Позабыла?.. – неуверенно подсказал Вол.

– Нет. Позавчера. И ты заснул, а теперь проснулся и ничего не помнишь, – она перестала плакать внимательно посмотрела ему в глаза, наклонившись низко.

Вол почувствовал странный запах потного молодого тела. Мокрые ресницы моргнули, выронив каплю, Вол подумал почему-то, что капля должна звенеть и шуршать, скользя по щеке. Он легко улыбнулся. Он впервые видел это лицо.

Стоящая возле него девушка вдруг замахала руками, вытаращила в ужасе глаза, схватила себя за нос, запрыгала по комнате, но все-таки чихнула.

Она так и осталась стоять, согнувшись, закрыв лицо руками, словно прислушиваясь.

– Будь здорова, – неуверенно сказал Вол, он старался не засмеяться, в голове его прояснялось.

– И все? – она робко посмотрела на него, вытирая рукой под носом.

– Расти большая, – добавил он тихо, соображая, не дочь ли она ему.

– У тебя… ничего не брызнуло? В голове?

– Куда брызнуло? – Вол ничего не помнил.

– Здорово! – девушка села к нему на кровать. – Можно тогда я высморкаюсь, я тихонечко, – она взяла полотенце с его лба и высморкалась, не спуская с Вола глаз. – Я так тебя люблю! Я так рада, что ты больше не слышишь мой организм.

– Я тоже тебя люблю. Наверное, – неуверенно сказал Вол, – У меня, вероятно, амнезия, это и не удивительно. Хотя я помню, как бессмысленно все было. Я – никчемный неудачник, понимаешь, я однажды хотел покончить с собой в ванной…

– И что? Что ты еще помнишь?

– Я помню, что весь в крови играю голый в карты…

– Неправда, неправда! И не голый, а в трусах в горошек, и не в крови совсем, в крови ты был, когда у тебя дверь захлопнулась. Это ты с нами в карты играл, в преферанс на раздевание, ты все проиграл, ты.. я... была тогда с тобой. Ну, понимаешь, мы с тобой… на стуле...

– С кем это – с нами?

– Тогда в карты? Я и моя дочь, Су.

– У тебя есть дочь?!

– Да, ей семнадцать и она такая вредина.

– Это моя дочь? – Вол почувствовал, что разум его мутится.

– Нет, ты в меня влюбился совсем недавно, в морге, помнишь, хотя, знаешь… В этом что-то есть. Ты единственный из всех до сих пор жив, понимаешь? Все мужчины как-то непонятно вымирали, а ты все жив и жив. Они не совсем умирали, они потом бродили туда-сюда, мне это казалось раньше странным, а сейчас…

– Сколько тебе лет?.. – перебивает Вол.

Вера задумчиво пожимает плечами:

– Ну ты же знаешь, как все в жизни непонятно. Дня два назад было сорок два. Вчера – где-то восемнадцать-двадцать. Я так думаю, – добавила она неуверенно. – А сегодня я еще не смотрела.

– Куда? – прохрипел Вол, его стал охватывать непонятный ужас.

– Ой, ну ты только не волнуйся, я тебя умоляю, в зеркало, куда же еще! Знаешь, что я думаю? Я вдруг поняла, почему женщины никогда не говорят, сколько им лет, конкретно. Они никогда этого точно не знают!

Вол совершенно не понимал этот бред. В первые минуты такого дурацкого разговора он подумал, что сошел с ума. Потом он решил, что все-таки умственно здоров, ведь сумасшедшие не понимают, что больны.

– Как тебя зовут? Кто ты?

– Вера. Неужели ты ничего не помнишь? Ничего, скорей всего, ты все вспомнишь, но уже не поймешь. Так обидно! Ведь когда я тебе рассказала тогда, в Москве все наши с Су приключения, ты так обрадовался, ты обещал помочь.

– Я ничего не помню и не понимаю.

– Придется тебе это потерпеть. У всех взрослых так.

– Как это?..

– Ну, почти у всех взрослых полнейшее непонимание с подростками, конфликты, раздражение. Ты – взрослый, а я – подросток. Теперь понимаешь?

– Не-ет.

– Вот видишь! Полный болван. Все взрослые теряют чувство жизни, когда вырастают, поэтому они нас не понимают, но тебе еще повезло.

– Повезло?..

– Я смотрю на тебя, ты такой толстый и смешной. Как я могла любить тебя без памяти? Пока я тебя любила, у тебя все внутри постоянно взрывалось, пищало, трещало, короче, ты меня ощущал каждой своей клеточкой. Страдал ужасно!

– У меня ничего не пищит и не взрывается…

– А я про что? Я тебя больше не люблю, ну ни капельки! Тебе крупно повезло.

– Спасибо.

– Ладно, папуля. У тебя в карманах куча денег, откуда интересно?

– Понятия не имею...

– Тогда давай тратить побыстрей и повеселей! Чего ты хочешь?

– Спать.

– Вообще, а не в частности! Завтра, когда проснешься?

– Я маленький очень любил море. Однажды, когда мне было шесть лет..

– Ты только не раскисай, а то не заснешь. Море, так море.

Администратор гостиницы города Ж. завороженно таращился в фиолетовые сумерки, прислушиваясь к бормотанию тепла в батареях, когда разглядел, что из подъехавшего автомобиля у гостиницы вышла Ласточка. Она что-то прижимала к себе бережно, наклонилась на минутку к шоферу и, покачиваясь на каблуках, медленно процокала к двери. Администратор подождал ее в своей каморке, Ласточка принесла с собой запах мороза и старую мясорубку. Она удобно устроилась на диване, разложив ноги почти во всю комнатку, длинным лиловым ноготком постукивала по мясорубке.

– Съехали?..

– Да. Расплатились.

Администратор боялся что-то выяснять по поводу этих постояльцев. С него было достаточно и того, что толстенькая девочка в прыщах, наглая кривляка, оказалась, как утверждала Ласточка, той самой женщиной, которую элегантный мужчина привез с собой три дня назад.

За эти три дня от мужчины ничего не осталось, он шел к такси затравлено озираясь по сторонам, его элегантный костюм непонятным образом обветшал и испачкался, и вообще, был словно с чужого плеча.

Перепуганная влюбленная женщина превратилась в пожирательницу конфет, печенья и мороженого, покрылась прыщами, стала хамить и бить графины везде, где они только ей попадались.

– Будем праздновать отъезд, – Ласточка стала прикручивать мясорубку к маленькому журнальному столику.

Администратор заметил, что она пьяна.

– Куда они поехали? – Ласточка села на колени на пол, достала сигареты и озиралась по сторонам в поисках зажигалки.

– Они поехали… Не кури у меня, я не люблю, ты знаешь. Они поехали на вокзал. А потом то ли в Пицунду, то ли еще в какой-то немыслимый город. Зимой, представляешь?

Ласточка стала на четвереньки и пошарила сзади тумбочки левой рукой.

– Оп-ля! – она достала пыльный коробок спичек, прикурила и тщательно запрятала его за тумбочку, мелькнув администратору малиновыми трусиками из-под задравшегося платья.

– Ну прекрати, я не люблю… Я устал от них и ничего не понимаю.

– Значит, уехали. Будем праздновать! А ты уже и раскис. И почему это мужики такие дураки? Только увидят чего стоящее – сразу себе. Ты ведь тоже хотел… поучаствовать?

– Ничего я не хотел. Разбито шесть графинов. И люстра.

– Ладно, не притворяйся, сразу стойку сделал. Креветки, ананасы! Дурак ты, администратор, одним словом. Приятны мне твои мученья. Приятны. Чем вы, мужики, от женщин отличаетесь, знаешь?

– Я тебя прошу, прекрати спектакль, и зачем ты мясорубку принесла?

– Я хочу тебе показать конкретно, в чем отличие.

Администратор машинально прикрыл себя ладонями внизу живота.

– Да ты не зажимайся, я не о том. Я как раз о другом.. Ну вот представь себе. Я даже не знаю, ты такой дурак… Как бы попонятливей? Вот смотри. Наглядно.

Ласточка сделала глубокую затяжку, прикрыла глаза и подвинулась к мясорубке. Она стала выдыхать в нее дым и крутить ручку. Администратор завороженно ожидал поделенных дырочками струек оттуда, откуда обычно вываливается мясо.

Ласточка выдохнула все, посмотрела на администратора, он все еще глазел на мясорубку, приоткрыв рот, и зашлась в хохоте, упав головой на диван.

– Ой, не могу, ну и вид у тебя! Теперь понял? – она вытирала слезы. – Нет, ты понял, придурок? Ты что думал, моя душа – фаршем? Отсюда? Ну ладно, – она села на диван, все еще не растеряв весь смех. – Не обижайся, дусик. Нет, ну ты же мужик, ты что, не понимаешь, черт тебя дери! Он ничего не смог с ней сделать, она его сделала! Глобально!

Администратор подошел к окну, осторожно переступив через ноги Ласточки. Ласточка лениво пыталась схватить его за пиджак рукой, не достала.

– Не обижайся.. Я же не виновата, что ты дурак. Мужик, одним словом. А уж этот-то, этот! Я думала – все, ухватил! А я так и знала, что ты тут страдаешь: графины, люстры… Испереживался весь, а ничего не понимаешь. Спорим, сколько мужиков меня бы сейчас не слышали – не поймут, а самая дурная баба! Возьмет мясорубку. Прикрутит, и с таким умным видом туда дыхнет. Очень наглядно, ты заметил? Глазенки вытаращил, рот открыл! Умора…

– Все. Я устал. Поздно. Черт-те что в мире творится. Забирай мясорубку и уходи. Я старый и больной неврастеник. Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?

– Ч-ш-ш-ш.. – Ласточка прижала палец к губам, – Ни слова! Никому не интересно, чего ты хочешь больше всего. Ухожу. Немедленно. Мясорубка – моя, я ее заберу, а ты отдохни, полежи, расслабься.

Ласточка запахнула короткий меховой полушубок, прижала к себе мясорубку. Она стояла в распахнутых дверях гостиницы, ветер сыпанул сухим и колючим снегом ей в коленки, потом в лицо. Она стояла, не шевелясь, ноги стали замерзать в тонких колготках. Ей стало страшно, она представила, как администратор лег на диван, вытянулся поудобней и умер.

Су проснулась рано-рано от крика птиц. Она барахталась в синем шелке, открыла лицо, вдохнула глубоко и вдруг увидела рядом ЭлПэ. Он смотрел на нее, словно и не спал, глаза у него были странные.

– С добрым утром, красивая девочка, дай я тебя поцелую.

– Нет! – Су отстранилась, проползла на четвереньках на траву.

Вылез Додик, отряхиваясь. Трава и деревья были мокрые. Клочья тумана висели везде, словно дыры в другой мир. Су услышала голоса и побежала, спотыкаясь. Ноги у нее сразу промокли, джинсы отяжелели.

Она выбежала из зарослей внезапно на женщину и мальчика. Женщина была в черном, голова тоже почти вся укутана в черный платок. Мальчик был грязный, лет шести, с блестящими глазами и смуглой кожей.

– Нам нужно к морю. Пожалуйста, где здесь море? Что? – она видела, что ее не понимают, стало обидно до слез. – Ну ладно, куда-нибудь, где тепло и есть еда, а? Где здесь люди живут?

Женщина и мальчик смотрели на нее, не мигая и не шевелясь. Наконец, женщина заговорила. Сначала она показала в одну сторону рукой, потом в другую.

– Туда – море, не надо ходить. Далеко. Война. Туда – идти надо. Там – твои люди.

Сказав это, она взяла мальчика за руку и потащила за собой. Мальчик не отрывал глаз от Су, спотыкался. Он что-то спрашивал у матери, она не отвечала.

– Мама, мама, это был ангел? Мама, это ангел, да? Мама, зачем море?

Су вернулась к ЭлПэ, он сидел на поваленном дереве и пытался оторвать кусок парашюта, чтобы идти и укрываться от дождя. Су показала рукой, куда нужно идти.

К вечеру сначала Додик тащил Су на спине, потом ЭлПэ нес Су на руках, прислоняясь иногда губами к ее пылающему лбу. Уже в сумерках они вышли на проселочную дорогу, услышали шум мотора.

ЭлПэ говорил, что они идут к морю, не отдавал Су, увертываясь от протянутых рук, Додик лаял, потом бежал рядом с машиной три километра до деревни, ЭлПэ как в бреду услышал мягкую краснодарскую речь, о них говорили, как о беженцах, удивлялись собаке и вели к “дохтору”.

В вагоне грязного южного поезда ЭлПэ понял, кто он. Произошло это неожиданно, он сидел в купе один, ручку двери дернули, потом еще раз, дверь не открывалась, в эту секунду перед ЭлПэ пронеслись головокружительно быстро его последние несколько дней в Москве, он рванулся к двери, радостно улыбаясь, но вместо Су в купе вошла девушка с угрюмым округлым лицом. Она несла бутылку шампанского, конфеты в коробке и пакетик с орешками. Ей было неудобно закрывать дверь ногой, девушка бросила все на полку, закрыла дверь и стала ругаться, что ей не помогли.

– Я – Лев Поликарпович.. Понимаете, а где Сусанна? Я должен быть с Сусанной, ей угрожает опасность!

– Ну, наконец-то, а то администратор в гостинице так подозрительно на тебя смотрел, словно это и не ты. И на вокзале ты как маленький ребенок, все озирался. Утратил весь свой лоск. Я вспомнила, ты говорил, что ты вол. Кстати, знаешь, что такое вол?

– Я не Вол, я – Лев Поликарпович, я ваш сосед, понимаете, я должен быть с Сусанной, куда мы едем?

– Вол – это кастрированный бык, интересно, да? Ты знал? Нет, ты знал?

– Да поймите же, Вол – это совсем другой человек!

– Это не человек, это кастрированный бык.

– Я все вспомнил, понимаете, а вы – кто?

– А я мамочка той самой Сусанны, которую ты хочешь спасать от чего-то, – сказала Вера, потом набила рот орешками и некоторое время только кивала головой ЭлПэ, жуя.

– Вера? Ну конечно! Вы – Вера! Вера, простите меня, старого дурака за тот вечер, но вы мне очень нравились тогда, когда были взрослой… Какая ерунда, в сущности... Теперь все складывается, вы просто должны понять, что я – это не Вол, было два человека, два меня! Как это сказать? Можно сказать, что он мой брат-близнец..

– Да, и его в детстве похитили цыгане.

– Это он вам сказал? Это все ерунда. Он – все мое несвершившееся, моя другая половина. Я знаю, что это идиотски звучит. Он из другой моей жизни, он пришел, чтобы найти причину странных смертей. Понимаете? Не понимаете…

– Нет, почему же, я вас понимаю. Сусанна – тоже моя несвершившаяся судьба, моя половина, моя дочь и так далее. И что с того? Посмотрите на меня. Что вы видите?

– Я? Вы очень молоды, но я вас узнал, вы действительно Вера. У вас родинка под мышкой, – ЭлПэ покраснел.