Текст книги "Ангел Кумус"

Глава четвертая. Театр охоты

«Вы позвонили в частную фирму по розыску пропавших мужей и животных. Оставьте свой телефон, вам перезвонят в течение часа.

– Але, у меня пропал муж. Он старый и больной человек. Он совсем выжил из ума и забрал с собой все деньги. Я… Я смогу заплатить только если вы его найдете с деньгами.»

«Вы позвонили в частную фирму по розыску пропавших мужей и животных…

– Але, это опять я. Я такая дура, я не оставила номер телефона. Жду звонка.»

«Вы позвонили в частную фирму по розыску пропавших мужей и…

– Номер телефона. Пропала сука. Доберман. Заплачу много. Если найдешь за два дня – очень много.»

«Вы позвонили в частную фирму по розыску пропавших…

– Жена ушла, понимаешь. Просто так взяла и ушла. Я уже звонил вчера. Ты сказала, что не берешь заказы на женщин. Ладно. Тогда найди меня. Найди, я совсем пропал.»

«Вы позвонили в частную фирму по розыску…

– У меня пропал ребенок, муж и отец ребенка, нет… отец мужа. Короче, трое мужиков. Не пришли с рыбалки. Позвонила в милицию, а меня обсмеяли. Вот, пью… Из этих трех козлов мне нужен мой тесть…да, отец мужа, потому что у него моя урусуйка.»

«Вы позвонили в частную фирму…

– Ты когда-нибудь берешь трубку? Твоя машина готова, забери до вечера, а то придется платить за хранение. Ева, будь человеком, не копайся в моих файлах напрямую без кодировщика, меня уволят из органов за утечку информации!»

«Вы позвонили…

– Я его люблю, а он не открывает дверь. Не берет трубку. Не зажигает вечером свет в окнах. Не найдете его – повешусь»

«Вы…

– Тетенька! У меня пропала Дуся и Жмурик. Мама говорит, что их съел Наполеон, а я не верю, он не мог съесть, он сытый ведь! У меня есть двенадцать рублей. Если этого мало, я накоплю еще. У Дуси одно ушко белое, а Жмурик весь в пятнах.»

Отсоединив придатчик от сотового телефона, Ева выключила магнитофон. Промотала пленку, переслав в «записную книжку» ноут-бука два номера. Эти надо отработать в первую очередь. Подумала несколько секунд и опять присоединила придатчик. После первого же гудка женский взволнованный голос ответил, и Ева включила магнитофон.

– Наполеон – это кто? – спрашивает она.

Женщина на том конце трубки удивилась и задержала дыхание. Две минуты ушло на уговоры ответить, на объяснение ситуации. Наконец, ей сказали, что Наполеон – это кот, а Дуся и Жмурик – хомяки. Еще две минуты, и Ева узнала, что Наполеон сожрал-таки несчастных хомяков, поскольку нервы женщины не выдержали, и она открыла клетку, поднеся к ней кота. А нервы не выдержали, потому что эта «сладкая парочка» уже дважды поедала на глазах женщины свое только что рожденное потомство. Слава Богу, сын этого не видел, он сейчас в детском саду, но успокоиться не может.

Справочник по городу. Таких магазинов шесть. Она звонит по первому же номеру и старческий голос подробно объясняет, как проехать.

В зоомагазине Ева с удивлением и восторгом прочла все расклеенные на стенах изречения. Между клетками с птицами, аквариумами и мешками с кормом, пришпиленные кнопками ярко-желтые квадратики картона с написанными каллиграфическим почерком черной тушью изречениями притягивали взгляд и веселили душу:

«Женщина – существо зависимое от собственных инстинктов в большей степени, чем Мужчина, что дает ей право подчиняться только интуиции в неожиданных потрясениях. Новые поступления почтовых голубей. Канарейки, волнистые попугаи.»

«Мужчина, не имея сложной конструкции внутреннего чутья, вынужден больше полагаться на отвоеванное силой право повелевать, чем на разум. Вараны. Черепахи. Дешево. Инструкции по уходу.»

«Женщина подобна хитрому совершенному зверьку, а Мужчина – стреле, выпущенной по зверьку дрогнувшей рукой Бога. Обезьянки, полуторамесячные крокодилы – санитарный контроль. Дорого. Хомяки. Морские свинки.»

«Женщина способна чувствовать мир только внутренностями. Поэтому в жестокости она безрассудна, в страхе непредсказуема, а в любви глупа. Или…? Те, кто мнят себя знатоками женщин, могут переставить слова. Индонезийский пятнистый удав. Только для специалистов и ценителей».

«Мужчина самолюбив и наивен, поэтому для охоты или баловства выбирает либо хищников, либо рыб. Пираньи. Средиземноморские осьминоги. Дорого.»

«Мужчина или Женщина! Прежде, чем выбрать животное в сожители, определись, кто ты: Охотник, или Жертва?

Охотники делятся на любителей, профессионалов и Белых охотников.

Любитель! Ты самый желанный покупатель, потому как тебе все равно, с каким животным оттачивать навыки жестокости и любви.

Профессионал! Предлагаем адреса клубов охотничьих собак, туристических фирм по проведению активного отдыха и магазинов оружия.

Белый охотник! Спасибо, что зашел поглазеть. Помни, что Белый охотник изучает повадки животных в естественной среде обитания до степени полного взаимопонимания, а потом ловит и приручает либо продает животное очень осторожно, чтобы не причинить ему вреда. Женщины охотятся лучше и удачней мужчин, но и они не могут сравниться с ребенком, потому что ребенок не понимает, в какой момент он становится охотником. Бог никогда не бывает Белым охотником»

«Жертвы не обслуживаются»

Последняя надпись заставила Еву расхохотаться. На ее смех из-за звонкой бамбуковой ширмы вышел старик, внимательно рассмотрел женщину и сообщил, что есть отличный двухмесячный привитый щенок кавказской овчарки.

– Мне бы парочку хомяков. И, чтобы у самки было белое ушко, а самец – пятнистый.

– Никогда, – заявил старик.

– Простите?

– Вы – и хомяки? Никогда.

– Я понимаю, – Ева кивнула, – вы хотите мне предложить для начала молодого осьминога или индонезийского удава, но, к сожалению…

– Я уже предложил вам щенка, – перебил Еву старик.

– Да. Спасибо. Но хомяки нужны не мне, а мальчику пяти лет.

– Сын? – старик вскинул вверх брови и еще раз придирчиво осмотрел Еву.

– Клиент. Я выполняю его заказ.

– Ну что ж, если так… Но выполнить срочно этот заказ не смогу. Чтобы точно соблюсти нужную расцветку, придется потратиться на звонки и воспользоваться дружбой других зоопродавцов.

– Я заплачу, – Ева смотрит, как старик усмехается и качает головой. – Тогда я заплачу за консультацию, она просто необходима, чтобы мне не приходить сюда к вам через месяц с тем же заказом. Что делать, чтобы пара хомяков не съедала свое потомство?

– Это просто. Нужно селить их таким образом, чтобы они могли делать гнездо в укромном и недосягаемом для постороннего глаза месте. Но можно выйти из положения и другим способом. Кастрировать хомяка. За это придется заплатить, зато ваш ребенок, еще не разбираясь в силу возраста в специфике поведения, будет с удовольствием наблюдать, как озабоченная самка пристает к кастрированному самцу, а он изображает негодование, страх, обморок и даже лупит ее! Парочка будет более активной, они будут гоняться друг за другом, красть запасы, драться, потом мириться. Этакий театр семейной охоты.

– Гениально, – кивает Ева. – Когда прийти за хомяками?

Старик достает из кармана жилетки круглые часы, открывает крышку и считает, шевеля губами.

– Вечером. К шести. Распишитесь вот здесь и заплатите половину вперед.

– Вы мне предложили щенка, – говорит Ева, отсчитывая деньги, – но у вас в магазине нет собак.

– Хозяева собак дают мне информацию о продаже. Я могу показать фотографию, назвать телефон. Содержать собак в магазине невозможно.

– А взрослых породистых собак продают?

– Редко.

– А как вы думаете, – Ева прикусывает ручку и задумчиво смотрит в глаза старика за линзами очков, – если кто-то хочет продать взрослую беременную самку добермана, куда бы он обратился?

– Не знаю. Но могу сказать, где такая самка будет стоить от пяти до двенадцати тысяч долларов. В Китае или Японии. Если я не найду хомяков заказанной расцветки, будете брать других?

– Да. Придется. Последний вопрос. Кто это написал? – Ева показывает на желтые квадратики с черными буквами.

– Ваш покорный слуга, – старик выпрямляется и кивает головой, роняя зачесанные волосы на лоб.

В машине Ева набирает номер телефона.

– Имя, – представившись, бросает она коротко, листая в это время страницы «записной книжки» клавишами.

– Павел Андреич, а что вы…

– Имя собаки. Пропавшей беременной суки.

– Я сам не люблю тратить ни минуты времени других людей, но позвольте заметить, что в таких случаях говорят «кличка».

– Имя! – повышает голос Ева.

– Матильда.

– Сколько?

– Я озадачен вашим немногословием. Если вы спрашиваете, сколько ей лет, то ответ – два года. Если вы спрашиваете, сколько я могу заплатить за услугу, то ответ – тысяча. И не рублей.

– Две, – говорит Ева.

– Согласен. Если привезете ее сегодня – две пятьсот.

На экране по поиску через номер телефона высветился адрес хозяина Матильды.

– Вы далеко живете, – вздыхает Ева и открывает справочную электропоездов дальнего следования. – Сделаем так. Я позвоню не позже шести. Если будут хорошие новости, встретимся в зоомагазине. Запишите адрес.

В четыре двадцать уходит скоростная электричка на Рязань. В пять десять – на Владимир.

Еще один номер телефона.

– Вы мне звонили. От вас ушла жена, – Ева вздыхает: на том конце трубки слышна громкая музыка.

– Да? А, ну конечно… Что-то припоминаю. И что теперь?

– Как вас зовут?

– Жора!

– Что пьете, Жора?

– Водку с мартини.

– Неплохо. А пиво есть?

После затяжного молчания – Ева слышит, как трубку со стуком положили на стол – что-то с грохотом падает, отдаленный мат, потом близкий голос Жоры:

– Есть. В холодильнике. Две бутылки.

– Ты вот что, Жора. Не мешай водку и мартини с пивом.

– Не буду, – примерно соглашается Жора. – А ты чего звонишь?

– Ты просил найти тебя. Я нашла.

– Ну-у?! И чего теперь буди-ит?

– Вычеркну твой телефон из списка клиентов. Прощай, Жора. Не пропадай больше.

Следующий номер.

– Вы звонили в фирму по розыску. Сколько лет вашему мужу, который ушел с деньгами?

– Ох, деточка, семьдесят шесть. А мне шестьдесят два, мы встретились, когда я работала…

– Извините, можно мне приехать, осмотреть вещи и взять фотографии? Не беспокойтесь, я покажу свои документы, я работаю официально. Я буду одна.

– Чего мне бояться, – вздыхает на том конце провода голос женщины, – в доме ни копейки денег и вообще ничего ценного.

Основную ценность, как определила для себя Ева, составляла сама квартира, в которой шестидесятидвухлетняя жена ждала семидесятишестилетнего мужа. Не менее ста двадцати квадратных метров. На ее изумление женщина объясняет, что мужу полагалась студия, как залуженному художнику, вот и дали такую большую квартиру – пятикомнатную. Они сломали перегородки, осталась кухня, спальня и студия. Большую часть студии занимали скульптуры, станки и расставленные в закрепителях полотна. И только в одном углу стоял гончарный круг, емкости с мокрой глиной, инструмент и полочки от пола до потолка с тысячей горшочков.

– Это – мой уголок, – поникла головой женщина.

– А что так грустно? Мне горшки нравятся гораздо больше, чем полотна и скульптура.

– Это-то и грустно. Мне тоже. Я сорок лет восторгалась его усовершенствованным примитивизмом, а тут вдруг на годовщину свадьбы решила сказать правду. Сказала, а он ушел.

– То есть ваш муж настолько уверен в значимости вот этого, – Ева обвела рукой студию и задержалась подольше взглядом на скульптуре скорченного лешего, играющего как на балалайке на собственном члене, – что воспринял ваше мнение как кровную обиду?

– Садитесь. Как вас зовут? А меня – Луиза. Садитесь и попробуйте понять. Он обиделся не на то, что я высказала нелестное мнение о его работах. Он обиделся на мою пожизненную ложь.

– Спасибо, чаю не надо, – остановила Ева гордую сухую фигурку женщины, направляющуюся через огромное пространство к кухне. – Посидите со мной и расскажите о его привычках.

– Самое ужасное то, что он редко выходил из студии, и я могу рассказать только о его привычках внутри этой комнаты, или вот этого кресла, он здесь сидел, когда уставал стоять. Я не знаю, что он может есть вне дома, потому что он никогда не готовил себе еду сам. Он не может спать вне дома, гостиницы вызывают у него отвращение. Он ненавидит общественный транспорт, и два раза в неделю мы заказывали шофера с машиной на случай разных нужд, но почти всегда этот шофер просто сидел здесь и играл с мужем в шахматы. За эти два года я даже научила его крутить глину. Вот его телефон, записан на стене.

– Как так получилось, что ваш муж увез все деньги из дома? Опишите поподробнее момент ухода.

– Этого момента я не видела. Я ушла в спальню. Поплакала, – женщина подняла вверх глаза, вспоминая, – потом вышла на воздух. Прошлась по бульвару, сходила в магазин. Я шла просить прощения. Купила торт, он ест только слоеный, в «Праге» не было, купила в булочной на Арбате. Вот и все. Вернулась. Его уже не было.

– Можно предположить, что муж ушел, а деньги в это время по какому-то стечению обстоятельств украли? Например, он не запер двери.

– Ну что вы! Это я так называю – деньги. На самом деле это бриллиантовое колье, две пары сережек и десять тысяч долларов. Колье и сережки лежали у меня в одном из горшков, чтобы их найти постороннему, нужно было перебить достаточное количество. Но ничего не тронуто! Пыль, милочка, она лежит правильно, ни одного чужого мазка! А доллары у нас были в спальне в коробке от кубинских сигар. Коробка эта просто валялась в кипе старых газет. Нет-нет, это взял муж, потому что он вытащил из пачки с резинкой и оставил в коробке две сотни.

– Он оставил вам две бумажки?

– А я про что! Ну станет грабитель так делать?

– Луиза, я прошу разрешения осмотреть квартиру. Не удивляйтесь, я загляну в холодильник и в мусорное ведро. А вы пока подберите мне одну из последних фотографий вашего мужа.

Из холодильника Ева достала перевязанную при покупке коробку. Она перерезала бечевку и открыла крышку. Нетронутый слоеный торт. Села за стол, осмотрелась. Кухня – не меньше двадцати метров. Грязновато, но уютно. Посуда хранит следы небрежного мытья, на подоконнике отдает тухлым вода в вазе с увядшими розами. Ева тронула поникшую белую головку и скривилась.

– Луиза! – крикнула она, доставая из-под раковины мусорное ведро, – Розы вы покупали?

– Нет, что вы. Розы каждый раз по просьбе мужа привозил шофер. Костя привозил, отдавал мужу, а тот торжественно вручал мне. Раз в неделю. Эти, что в кухне, он мне подарил в среду. А сегодня что?

– Понедельник! – Ева осмотрелась, взяла со стола несколько газет, расстелила их на полу и осторожно вытряхнула ведро. Проследила взглядом, как убегает потревоженный таракан.

– Понедельник, – слышно было, что женщина идет к кухне, голос ее становился ближе и теплей, без пустого эха мастерской, – да, розы были в среду, а ушел муж в воскресенье. Вчера. Извините, конечно, я понимаю, у вас свои методы, но мусор тоже выносил Костя, когда приезжал. Я просто паковала все в пакеты и ставила в коридоре. А соседи…

– У вас в коридоре стоят пакеты с мусором?

– Да. В среду Костя все вынес, а в коридоре теперь два пакета. За четверг и пятницу.

Ева идет в мастерскую, где висит на спинке старинного резного стула ее сумочка, достает и натягивает резиновые перчатки. Она возвращается к мусору на газетах, приседает и осторожно ковыряется в нем.

– Расскажите, что вы ели в субботу и воскресенье. Вот банка из-под рыбы.

– Да. Кажется, был салат с горбушей. Точно был. Еще – капусту, яйца.

– Сколько яиц? – Ева выталкивает указательным пальцем скорлупки.

– Э-э-э, извините, Ева… Я не очень понимаю, что вы делаете. Но яиц мы съели три. Нет, четыре. Два в субботу и два на завтрак в воскресенье. Еще были котлеты из кулинарии, бананы, сок.

– Кто пил пиво? – Ева показывает на пустую пивную банку.

– Муж. Да, он еще попросил, чтобы я ему пиво перелила в стакан. А я терпеть не могу открывать эти дурацкие банки. Все время палец проваливается внутрь!

На газетах мусор теперь распределен в один слой, Ева берет скомканную небольшую бумажку и пытается ее развернуть. Сидя, она поворачивает голову и смотрит снизу на примерно замершую по стойке «смирно» Луизу.

– А кто из вас жевал резинку?

– Простите?..

– Жевательная резинка. Жвачка.

– Исключено, – смеется Луиза.

Ева осматривает бумажку, которую невозможно развернуть. Уголок газеты. Она встает с корточек и смотрит на одну из газет на полу под мусором. Кончик оторван.

– А что вы теперь делаете? – проявляет интерес Луиза, наблюдая, как Ева берет газеты и ссыпает мусор обратно в ведро.

– Хочу посмотреть на число вот на этой газете. Так. Суббота. Садитесь за стол, – она стаскивает перчатки и бросает их в ведро с мусором. – Вот вам ручка, – Ева достает ручку из кармана легкого пиджака и щелкает ею, – Эту тетрадку можно взять? Спасибо. Пишите.

– Как все странно, вы уверены, что еще надо что-то писать? – Луиза удивлена.

– Надо. Вы подпишите со мной договор о том, что наняли меня найти вашего мужа. Пишите в произвольной форме, укажите только свое имя и адрес, а также имя вашего мужа. Я пока позвоню.

Ева уходит в мастерскую.

– Карпелов, возьми у меня криминал, – говорит она в ответ на нервное бормотание: Карпелов старается максимально быстро назвать свою фамилию и звание.

– Не возьму! – кричит он.

– Возьми, Карпелов. А я уговорю женщину написать в твоем отделении заявление на пропажу мужа вчерашним числом.

– А мне по фигу. Я по закону должен только после трех суток начать шевелиться. На мне висят три трупа и два ограбления, а я, значит, в понедельник с утречка побегу искать пропавшего без вести? И не просто поищу, но и найду?!

– Напишешь через неделю, что ты его нашел.

– Ева, отстань. Если тебе нужна четверка крепких парней, на сорок минут обещаю выдать их безо всяких вопросов.

– Я хочу официально. Дело элементарное.

– Нет. У меня и так невероятная раскрываемость, спасибо, родная. Вот, назначили начальником подразделения и теперь суют только обреченку, как самому удачливому. Говори быстро, что тебе надо, таксу ты знаешь.

– Адрес по номеру телефона, – вздыхает Ева. – Имя по адресу, если повезет и он там прописан. Константин. Номер машины.

– Ка-а-а-кая ты! Есть такой Константин, пиши адрес. От себя добавлю, что не он не состоял и не привлекался. Офицер войны, если тебе это надо. В квартире прописан один.

– Обед или деньги? – спрашивает Ева напоследок.

В проеме двери – полукруглой аркой – фигурка старой женщины вызывающе несчастна. Ева вздыхает.

– Написали? Распишитесь. Спасибо. Если вам позвонит шофер Костя, обо мне и о розыске мужа ничего не говорите.

– Он никогда мне не звонит первым. Вы хотите, чтобы он вам помог?

– В какой-то мере. Оговорим оплату. Если я нахожу вашего мужа сегодня, с вас сто двадцать долларов. Если я его не нахожу сегодня, с вас по сто рублей в сутки на время поиска, пока вам не надоест. Оплатите в конце. Вот здесь я пишу: «оплата по завершению работы» и «аванс выдан». Дайте мне десять рублей, чтобы мы могли окончательно зафиксировать сделку.

– Не могу. Пенсия послезавтра, а у меня последняя пятидесятка. А можно я вам аванс дам картиной?

– Оригинально. Хорошо, давайте картиной. Самой маленькой по размеру.

– Самая маленькая – моя любимая. Там кот сидит на водосточной трубе и играет на губной гармошке, – Луиза обходит мастерскую и выбирает. – Вот. Возьмите «Репку». – Женщина осторожно снимает маленькую картину и заворачивает ее в холст.

– Знаете что, – задумывается Ева, – лучше дайте мне аванс горшком. Я от ваших горшков балдею.

– Нет. Горшок возьмёте в подарок. Балдейте, пожалуйста.

В одиннадцать десять Ева уже звонила в дверь квартиры шофера по найму Кости.

– Ко-о-остик! – пропела она, корча рожи в глазок. С той стороны двери ее изучали, стараясь не шуметь. Щелкнул замок. Красавец, да и только!

В щель, ограниченную цепочкой, на нее смотрел потрясающий брюнет при полном параде. Особенно Еве понравился красный галстук на ослепительно белой рубашке под синим пиджаком шелкового костюма.

– Мы знакомы?

– Да ты что, Костик? Ула-ула, ула-ула, – пропела Ева, начав пританцовывать. – Помнишь мелодию? – она чуть отошла и сильным ударом ногой по двери вырвала цепочку. Освободившаяся дверь ударила празднично одетого Костю по лбу, он упал с грохотом, закрыв своим телом вход. – Ну вот и вспомнил, – Ева пробиралась в квартиру с трудом.

Первым делом она закрыла дверь, быстро обошла три вызывающе обставленные комнаты, а потом уже обыскала Костю. В кармане шелкового пиджака завернутые в салфетку лежали серьги и колье. Во внутреннем кармане этого замечательного пиджака лежали документы Кости, в том числе загранпаспорт, водительские права, и карточка банка. Ева стала у зеркала в прихожей и приложила к шее яркую мерцающую полоску с обвисшими каплями бриллиантов. Состроила себе рожу. Вздохнула, завернула украшения в салфетку и положила к себе в сумочку. Начиная со спальни она обшарила метр за метром всю квартиру и когда с удивлением осматривала целый арсенал шприцев и ампул в кухонном столе, Костя очнулся. Он пополз к телефону на тумбочке в прихожей.

– Где старик? – спросила Ева, встряхивая ампулу и стараясь прочесть, что на ней написано.

– Я вызову милицию.

– Я уже пробовала вызвать, но они не захотели приехать. Несовершенство розыскной системы порождает вакантные места в этой области.

– Старик улетел сегодня утром в Швейцарию. Он позвонил мне вчера. Я сам отвез его в аэропорт. Его не пропустили на таможне с драгоценностями, он попросил меня их здесь продать и половину денег отвезти жене, а другую половину привезти ему.

– Понятно. Швейцария, значит. Сядь на пол.

– Ты налетчица?

– Нет. Я работаю на Луизу. Сядь на пол и прислонись спиной к стене. Где деньги?

– У старика.

– Столько он не мог вывезти.

– Сдал в банк и получил карточку. Элементарно, – легкая наглая ухмылка испортила правильные черты лица Кости.

– Скажи мне, очень тебя прошу, где старик. Считаю до трех. Утром нет рейсов в Швейцарию. Раз.

– А то что будет? – ухмылка превратилась в улыбку с налетом беспокойства.

– Прострелю тебе колено, если старик жив, и оба, если он мертв. Два.

– Ну конечно! Колено, потом утюг на пузо. Ты откуда такая шизанутая? Возьми себе камушки и убирайся.

Ева достала из кобуры пистолет и сказала «три», а поскольку Костю появление оружия так удивило, что он потерял дар речи, она подождала секунд пять и выстрелила. Костя закричал, стуча здоровой ногой в пол. Ева смотрела, как новенький итальянский ботинок светло-коричневого цвета долбит подошвой в паркет и ждала. Она решила осмотреть обойму, а Костя неправильно понял и закричал, что есть силы: «Багажник! Багажник!», из чего Ева заключила, что старик, по всей вероятности, жив. Подхватив с пола ключи и карточку, она спускалась по лестнице престижного дома медленно, прислушиваясь к звукам в подъезде и не убирая оружия.

Старик лежал в багажнике скорчившись, его связанные руки были заведены под колени, а ноги тоже связаны. Ева сорвала пластырь со рта и приподняла веко. Глаз под ее рукой ожил и уставился в нее с остервенением страха и обиды. Разрезая веревки ножом, Ева молчала. Старик тоже молчал, только натужное частое дыхание выдавало его волнение, а движения были медлительны и осторожны. Дотащив его на себе до машины, Ева справилась с тошнотой от запаха старого перепуганного тела, уложила старика на заднем сидении и протянула ему банку лимонада, обмочив свой палец при открывании.

– У вас чудный профиль, просто чудный. И череп египтянки. Вы галлюцинация? – поинтересовался старик, облившись лимонадом. – Костя уверял меня, что я приятно засну в вихре иллюзий.

– Он сделал вам укол? – развернулась назад Ева, сравнивая потное лицо рядом с нею с фотографией.

– Два. Он сказал, что два – это надежно. Я просил не выкидывать мое тело где-нибудь у дороги, а отдать в анатомический институт для исследований, или на скелет.

– Жаль, – сказала Ева, вздохнула и осторожно тронула машину.

– Это пусть моей жене будет жаль, когда она не сможет меня похоронить! А вам чего жаль?

– Я хотела сразу отвезти вас домой, а теперь придется ехать в больницу.

– Это значит, вы меня спасаете? – поинтересовался старик, и после молчаливого кивка Евы больше не проронил ни слова.

В больнице Ева выслушала несколько успокоительных заявлений, пронаблюдала, как старика, уже теряющего сознание, откатили в дальний угол коридора, а потом почти насильно притащила к каталке со стариком дежурного врача. И до тех пор совала ему в усталую физиономию унесенную из квартиры Кости ампулу, пока воспаленные глаза под зеленой шапочкой не сфокусировались на этой ампуле с изумлением узнавания.

– Ну, знаете, дедушка! В вашем возрасте такой кайф опасен!– кричал врач, требуя подготовить капельницу и с разбегу завозя каталку в лифт.

Двенадцать сорок. В машине по дороге к Луизе Ева звонит по следующему телефону. Представившись, она спрашивает, что такое «урусуйка». Женщина на том конце трубки некоторое время молчит, потом сдается: «Приезжай – расскажу».

– Не поеду. Скажи, что это такое, – соглашается Ева на «ты».

– Это трудно объяснить. Это моя энергетическая оболочка. Приезжай. Я хорошо заплачу. Если мои повелители мух утонули, их нужно обнаружить до того, пока не обнаружил кто-нибудь другой!

– Ты это говоришь про мужа и сына?

– Да. И еще про отца мужа. И в основном про него, потому что урусуйку взял он!

– Сегодня не обещаю. Если тебе невмоготу, приезжай ко мне. Прием посетителей с восьми до десяти вечера. Запишешь адрес?

– Запишу, но ты зараза!

Сказать на это нечего.

У Луизы она соглашается на чашку чаю. Выкладывает на стол колье и серьги, рядом кладет карточку.

– Неужели – Костя? – потрясена Луиза.

– Да. Я думаю, что ваш муж сам ему позвонил. В сердцах, как только вы ушли. И собирался при нем. Костя отвез его к себе домой, а ночью подумал и решил поправить свое материальное положение, воспользовавшись вашей ссорой.

– Мой муж выживет?

– Пятьдесят на пятьдесят. Вам нужно поехать в больницу и подстеречь момент, когда он придет в себя.

– А он не рассердится? – осторожно спрашивает Луиза.

– Именно на это я и рассчитываю. Он рассердится и оживет.

– Как же мы рассчитаемся? – спрашивает женщина, трогая пальцем банковскую карточку.

– Если он выживет, я приду на днях в гости. Если не приду – мы в расчете.

Луиза идет проводить до двери и интересуется:

– Это вы поняли из мусорного ведра?

– Да. Как видите, все просто до мелочей. Вернее, до мусора. И усилия не стоят иногда тех денег, которые мне платят.

– Нет-нет, я не это хотела сказать. Ваше умение и интуиция стоят, может быть, намного больше всех денег.

– И тем не менее, это просто работа. Я подписываю договора, плачу налоги и веду картотеку. Ваш муж – бык.

– Нет, что вы, он по гороскопу рыба.

– И тем не менее он бык. В моей картотеке он будет шестой бык за этот год. Имейте в виду, быки легко поддаются обману. Минуточку. У меня есть несколько карточек. Вот. Возьмите. Может быть, вам станет легче, если вы поймете, что ваш муж специально выбрал вас.

– Благодарю, – Луиза, подумав, все же берет кусочек картона с текстом мелкого шрифта и сразу начинает читать.

Пока Ева спускается по ступенькам вниз, она стоит в проеме открытой двери и читает.

Бык. Размеренность, надежность и скрытое желание быть обманутым. Все сексуальные и личностные игры Быка основаны на необходимости стать жертвой. Верит всему легко, в период разоблачений впадает в меланхолию, граничащую с помешательством, проводит активные поиски новой Плакальщицы. Благодаря крупному и красивому сложению быстро находит новую желающую его обмануть. Привязанностей к определенному внешнему типу женщин не имеет, любовь понимает как приятную вариацию обмана, дружбу – как вариант выхода с честью из ситуации заведомого предательства, но сам никогда не прибегает ни к обману, ни к предательству – категорически честен и вынослив в трудностях. Очень удобен в моменты жизненного напряжения, умом не блещет, но обладает мощнейшей интуицией. Это тип мужчины, с которым никогда, ни при каких странных или неожиданных обстоятельствах не бывает «неудобно». Энергетически – донор. К семейной жизни не приспособлен, поскольку любое размеренное благополучие заставляет его скучать и искать новые возможности страдать и обманываться. Сексуально необычайно вынослив, в любовных играх консервативен.

Полвторого. Обед с Карпеловым. Разговор за столом традиционный. Поглощая заливную рыбу и солянку – Карпелов предпочитал из национальных кухонь русскую – мужчина уговаривает женщину определиться с профессией и, наконец, прийти работать в органы. Где ей, по его мнению, самое место. Он два раза ездил с Евой в тир и был посрамлен, когда она выбила сто из десяти. По его получается, что только такой красивой и меткой женщины и не хватает для полной комплектации штата борцов с нарушителями закона.

– Никогда! – смеется Ева, потягивая сок.

– Ты пойми, твои увлечения частным сыском ведут к деградации, поскольку ты не получаешь удовлетворения от одобрения и внимания себе подобных! А погоны?! А звездочки на них, а гордое звание офицера?!

– В другой жизни, – смеется Ева.

Карпелов откидывается на спинку стула, вытирает салфеткой рот и внимательно смотрит на женщину напротив. Ева показывает язык.

– Я дал тебе информацию на некоего Константина Д., а спустя два часа он обратился в травмпункт с огнестрельным ранением в коленную чашечку. Два листа объяснений написал. Оказывается, на него напал на улице негр, отнял бумажник и прострелил колено!

– Что творится на улицах! – качает Ева головой, – Ты только подумай: среди бела дня!

– А если бы ты его убила нечаянно? Допустим, в момент выстрела он бы сидел, и ты бы попала в грудь! Вот если бы ты его убила, он бы не смог написать эти два листа. И я тогда составил бы на тебя рапорт, в котором должен был указать твой интерес к этому человеку! – Карпелов стучит ладонью по столу.

– Так он и сидел! Все дело в направлении выстрела, – распахивает Ева глаза цвета чуть разбавленных чернил.

– Ну Ева, ну я тебя прошу, – склоняется Карпелов к столу, но женщина не дает ему закончить:

– Это я тебя прошу, дубину милицейскую! Можно сказать умоляю, приезжай, пожалуйста, у меня чистый криминал! А ты? Завален работой, перед коллегами стыдно, что за неделю у тебя раскрыто с моей помощью три мошенничества и два убийства?! Да плевала я на такой гадюшник! – Ева шипит, не отпуская зрачками зрачки Карпелова. – И насчет убийств не беспокойся, майор. Я никогда не убью человека. Потому что я профессионал. Это в вашем ведомстве работают такие странные стражи закона, что стрелять по движущейся цели не умеют! Если я сказала, что попаду в средний палец на правой ноге, в него и попаду! А у вас? При попытке к бегству перебито больше, чем осуждено!

– Ладно. Остался последний шанс иметь тебя всегда рядом. Выходи за меня замуж.