Текст книги "Ангел Кумус"

– Там мать этой, Сусанны из десятого. Уже полчаса стоит под дверью, – учительница географии вытащила сигарету из пачки на столе директора и ждала, когда он сообразит достать зажигалку.

– Я знаю, – директор судорожно поддернул галстук.

– Была здесь?

– Нет.

– Что, так и стоит?

– И я не выхожу.

– Боишься?

– Дурацкое предчувствие какое-то. Как телеграмма, которую еще не открыл.

– Хочешь, я с ней поговорю? Что-то же надо делать. Теряем мальчика, гордость школы.

– Зови. Построже так, но чтоб не сбежала.

Географичка вышла из кабинета, оставила дверь открытой, полуобняла Веру и подтолкнула ее слегка к двери.

– Проходите. Вас ждут.

Вер посмотрела через длинное пространство натертого паркета, отражающего солнце, на директора, вздохнула и вошла.

Су под дверью, затаив дыхание, слушала быстрые шаги на лестнице, подгадала их близость и открыла дверь. Он проскользнул быстро, шумно дыша.

– Ушла?

– Ушла.

– Иди ко мне, – он запутался в куртке, обрывая рукава, сбросил на пол.

– Нет. Поговорим.

– Ты обещала! Опять – поговорим!

– Додик, я должна тебе кое-что объяснить. Это очень важно.

– Да, да.., – он обнял ее крепко и терся лицом, она уловила слабый запах пота, колечки на лбу были мокрые.

– Додик мой… Ласточка, – Су закрыла глаза, и Додик закружил ее на руках по квартире, шепча: «Ты обещала, обещала!»

– Подожди, – она усадила его, скользнула на пол и обхватила его колени, – Что я обещала?

– Ну.. Это.. Ты помнишь!

– Так что?

– Ну… Переспать со мной.

– Я не хочу спать. Я выспалась, – она не давала ему встать, сжимая руки, терлась щекой.

– Ты обещала, что я сделаю с тобой ЭТО! – Додик разозлился, Су слышала, как он дрожит.

– Какой ты нервный.. Ну ладно. ЭТО, так ЭТО. Только надо соблюсти ритуал.

– Ри..туал?.. – Додик освободился и притянул Су на колени, жадно обхватил ее.

– Сначала… Да, сначала я тебя помою. В ванной.

– Послушай, а твоя мама.. Она не вернется? – близко-близко Су увидела расширенные зрачки, глаза были безумны, в них на секунду отразился слабый блеск окна, потом все спрятали длинные черные ресницы, – Давай – ванную потом.

– Нет. Сначала. Закроемся, если что, я скажу, что моюсь, она еще долго будет валяться в своей комнате в постели и стонать, как это всегда, когда она куда-нибудь выходит, ты сможешь уйти.

– И тогда получается.. Мы будем делать ЭТО в ванной?

– А ты не хочешь в ванной?

Додик рывком сорвался с кушетки и держа Су на руках ворвался в ванную, забыв зажечь свет. Они постояли в темноте, осторожно касаясь друг друга губами, дрожа. Чтобы Су не ускользнула, как она обычно делала после таких «тихих» поцелуев, Додик сомкнул руки сзади нее, переплел пальцы с хрустом, не выдержал и сжал кольцо, притянув ее к себе. Су потянулась и включила свет.

– Тебе воду погорячей?

Когда голый Додик стоял в ванной, Су провела руками по его плечам и с грустью сказала:

– Ты просто греческий бог.

– Выключи свет, я так не могу.

– Как же я тебя буду мыть без света? Смешной, – она опустила руки вниз, провела по попке, – Надо же, никаких изъянов!..

– Откуда ты знаешь? – Додик быстро сел в воду, возбуждение прошло, его знобило.

– Что?

– Про изъяны. Почему ты так странно говоришь?

– Любимый зал в музее – греческий. Обожаю статуи богов. Никогда не обращал внимания, как они возбуждают?

– Ты что, их трогаешь?

– Только вот так, – Су погладила руками воздух, изображая округлости ягодиц, – выше не достать, – она откинула голову назад и закрыла глаза. – Однажды пришлось взять стул служительницы, когда ее не было. Вот так, вот так…

– Мне холодно! – Додик отводил взгляд, на самом деле ему было еще и страшно. Су очнулась и стала поливать на него воду пригоршнями, поглаживая тело.

– Тебе придется опять встать. Я тебя намылю. Вот так, умница.. А кто это здесь такой грустный? – Су сложила губы трубочкой и подула на низ живота.

Додик рывком стаскивал с нее свитер, хлопья пены взвились и летали вокруг них, опускаясь с потрескиванием на черные волосы Су.

– Заходи.. – он, ничего не соображая, тащил Су в ванную, она запуталась в одежде и уже стоя одной ногой в воде, дергала другой, сбрасывая трусики.

Они сели в воде на колени. Напротив друг друга.

Су с закрытыми глазами гладила свою грудь, выкладывала горки пены на плечах. Додик почти перестал дышать, ему казалось, что он падает, он вцепился руками в края ванны. Су что-то говорила, но радужные пузыри пены лопались еще громче у него в голове.

– Ну ты не слушаешь, До-дик! Мы будем делать это в поп-ку!

– А?!

– Что с тобой? Я говорю, что мы будем делать это в попку, – Су подобралась поближе, не открывая глаз стала гладить Додика, – Я тебе хотела все рассказать, но ты не слушал..

– Как это?..

– Я покажу. Иди ко мне.

– Как это?.. Почему это?..

– Это очень просто: я должна остаться девочкой. Вот и все.

– Как это?..

– Ну, это очень долго объяснять, и потом, ты все равно не поверишь, короче, я должна остаться девушкой, вот и все. Ну иди же ко мне, не бойся.

Додик дернулся назад, ударился головой о носик крана. Он отмахивался от рук Су, его опять трясло. Он встал, и Су тут же обхватила его руками за попку и радостно взвизгнула.

– Пу… Пусти! – Додик поднял волну воды, выплеснул ее через край и выскочил из ванной. Он заметался по квартире, хватая в охапку свою одежду.

– Ну Додик! Если бы ты меня сначала выслушал..

– Выпусти меня!.. Выпусти меня!.. – вещи вываливались из рук, наконец Додик бросил их на пол и стал натягивать брюки.

– Все очень просто. У меня есть одна очень важная жизненная установка: я не должна родить свою мамочку, Веру, вот и все. Если я буду девушкой, я никого никогда не рожу, понятно? Ты что, хочешь ребенка? Такую хорошенькую доченьку – мою мамочку Веру? – Су вышла к нему мокрая, с пеной на плечах. Додик озирался безумно, в руках остались кое-какие принадлежности одежды, но он не понимал, куда их девать. Вдруг он словно очнулся и посмотрел на Су. Су внимательно разглядывала себя в зеркало, на нее падало солнце, она светилась нежно-золотым светом. Додик темнел сзади кучей тряпья.

– Афродита, – шепотом сказала себе Су.

– Гадина, – Додик бился в дверь и наконец вывалился из нее к лестницам, потом к лифту, потом к ступенькам, потом к деревьям и асфальту, потом – к небу, потом – к смерти…

– У нас есть несколько проблем, и мы должны решить их комплексно, – директор важно потыкал карандашом пространство. Вера сидела, не поднимая глаз, географичка курила у окна. – Это классная вашей дочери, познакомьтесь, вы не ходите на собрания, не приходите по записям в дневнике.

– Я знаю.

– Не будем долго знакомиться, все очень просто, – географичка достала из своей сумки тетрадь, – я прочту вам два сочинения, их написали мои ученики, мальчик и девочка. Не будем говорить о девочке, вы ее знаете лучше меня, поговорим о мальчике. Это лучший ученик школы, надежда интеллигентной еврейской семьи, наконец, красив, спортивен, несколько языков и все призы на олимпиадах математики. Может, то, что я говорю кажется утомительным?

– Нет, просто мне не очень хорошо.

– Нам всем не очень хорошо, что поделаешь, такое время.

– Я слушаю.

– Это не так просто – слушать. Слушать – это почти ничего. Попробуйте представить или понять. Этот мальчик, он вызывает чисто физическое влечение даже у учителей!

– Я бы попросил,.. – директор тихо и лениво вытянул ноги и зевнул.

– Мне уже читают сочинение или еще разъясняют тему? – Вер очнулась и решила драться.

– Да. Тема, – географичка потерла лоб, словно вспоминая, – «Моя мечта исполнилась.»

– Не поняла?..

– Тема такая: «Моя мечта исполнилась». Итак. "Судьба меня любила с детства, я всегда имел то, что хотел. Для меня не существует невозможного в желаниях, а если возникают трудности в исполнении этих желаний, я заставляю себя преодолевать их. Надо отдать должное – я никогда не испортил того, что получал. Предметы, мысли, – все это либо сохранялось, либо становилось еще осмысленней и прекрасней. Однажды, еще маленьким мальчиком, я понял, что мне принадлежит мир, я его творец. Еще я понял, что не всем из исполнившегося можно пользоваться, как того хочется, вопреки природе. Однажды летним вечером я выбрал самое красивое яблоко с дерева на даче, запрятал его и не трогал руками, только любовался. Мне хорошо и спокойно было рядом с яблоком, но оно испортилось, сгнило изнутри, а потом сморщилось и снаружи. Это была трагедия. Именно тогда я понял, что у некоторых предметов или людей есть свое назначение, если этому назначению не следовать, получается трагедия. Это просто. Вопрос только в том, чья была трагедия в истории с яблоком? Сейчас я большой ребенок, я так же просто управляюсь с окружающим меня миром, но уже признаю некоторые законы, неукоснительное исполнение которых избавит от страданий хотя бы только меня, – или только меня. Последнее время я мечтаю обладать не просто предметом, а самым красивым предметом – живым, от него не отвести глаз, нежным и издевающимся над моими желаниями.

Моя мечта исполнится, когда я буду не просто любоваться, а пользоваться им каждое мгновение, пока не устану или не умру, – и ни морщинки, ни пятнышка изнутри!"

– Знаете, – Вера повертелась на стуле, подумала и встала, – может быть, я тупая или давно не училась в школе.. – она прошлась по кабинету, отчего директору пришлось поддернуть под себя ноги. Вера осмотрела стены, потом потолок. – Я ничего не поняла и не знаю, чем могу вам помочь, я не знаю этого несчастного ребенка, но по-моему, ему нужен психиатр, у него явно отклонения…

– Если у этого юноши и есть отклонения, то это гениальные отклонения! – гордо заявила географичка.

– Я не специалист по отклонениям, я уже говорила, может быть, гениальность – это просто болезнь, когда человек концентрируется только на одном до такой степени, что теряет связь с окружающим миром?

– Вы все прекрасно поняли, именно это я и хотела вам сказать. Мальчик погибнет. Выражаясь его языком, предмет его убьет.

– Ну ладно, – Вера устало махнула рукой. – Не зря же вы меня вызвали, давайте поговорим о предмете. Что написал предмет в сочинении?

– Ну что ж. «Моя мечта прячется в рапане, который я привезла из Сочи маленькой девочкой. Иногда я достаю ее и рассматриваю – небольшая пуговка прослушивающего аппарата с липучкой и усиком-антенкой. Это предмет волшебный, почти что нереальный, потому что времени, в котором его прикрепляли к предметам мебели или под стол на кухне, больше не существует. Это время очередей, дифицитов, закрытых границ, сладкого преодоления несвободы при помощи кухонной болтовни, любимых книг и вылавливаемых из редких кинофестивалей фильмов без перевода. Человек, который спрятал это под моим кухонным столом, плавно перешел из того времени в новое, стал большим начальником. И у нас нет ничего общего, и быть не может, разве что, вот эта прослушка с усиком, но как ни странно, именно она помогла мне осуществить мое самое заветное желание. Это было прошлым летом. Я узнала его по фотографиям в газете – изрядно располневший боров, зачесывающий на лысину отращенные специально для этого длинные пряди волос. Я подсчитала, что сейчас ему должно быть за пятьдесят, уже тогда, в другой жизни, о которой я написала выше, он был не совсем молод – мне так казалось, этакий вариант пожизненной зрелости – но просил называть его просто по имени: Сережа.

Шатаясь как-то с друзьями у памятника Долгорукому, мы пронаблюдали торжественный процесс остановки у мэрии членовозов, я узнала его, выходящего из машины, и сразу поняла, чего хочу больше всего на свете. Я пошла в приемную, еще не понимая, что иду исполнять свою самую заветную мечту. Я была настойчива, я упрашивала, и после лекции, что к нему на прием нельзя попасть просто так – надо записаться и предоставить письменно перечень вопросов, мне дозволено было открыть рот и объяснить его секретарю, чего я хочу. Я достала из сумочки рапан, а из рапана – прослушку и попросила передать это Сереже, я так и сказала – «Сереже», а уж в том, что ему при этом подробно опишут мою внешность, я не сомневалась.

Через десять минут – вся наша компания ввалилась в приемную и делала ставки – к общему удивлению меня пригласили пройти в кабинет на втором этаже. Дважды извинившись, провели приборчиком вдоль тела и попросили оставить сумку в коридоре. Смешно, это ему не помогло. Когда за мной закрылась дверь, он встал из-за стола и подошел, всматриваясь в меня, как в призрак. Он был в кабинете один.

– Помнишь меня? – спросила я.

Тут он попятился и стал так размахивать руками, что посшибал несколько дорогих ваз, он все старался спрятаться от меня, закрывал глаза руками, изо рта у него потекла слюна, он стал что-то неразборчиво бормотать, упал, скрючил пальцы, засучил ногами и умер. У него стала отваливаться кожа на лице, но крови не было, шел тошнотворный дымок, как от высохшего гриба, череп обнажился, в глазных впадинах блеснули два красных зрачка.

Я не знаю, кто убирал после этого в кабинете, но по коридору мимо меня пронеслось целое стадо мужчин в строгих пиджаках, и врач с чемоданчиком.

Так и исполнилась моя единственная мечта. По крайней мере, мне кажется, что все так и было.»

– Это все, – географичка нервно трясла рукой, расправляя носовой платок, справилась и с облегчением вытерла лоб и шею, – Это все, что вы на это скажете?!

– Что я скажу?! – Вер вскочила, с грохотом упал стул, – Что я еще могу сказать, эта неврастеничка погубила нас, вот и все! Всю жизнь, – Вер стукнула кулаком по столу, директор отшатнулся и упал вместе со стулом назад, – Я просила, я умоляла ее не подходить ни к одному мужчине и ни дай бог!.. – Вер опять стукнула по столу, потом пощечиной скинула на пол графин с водой, – Ни дай бог причинить кому-нибудь из них вред! А эта..! Она же погубила нас, теперь начнется все сначала, как вы не понимаете?! Чему вы здесь учите вообще, какие такие мечты, мир рушится, это катастрофа, она же его убила! Дайте мне зеркало, зеркало, немедленно!!

Директор прополз на четвереньках к присевшей в углу географичке и дергал ее за рукав, показывая, что надо позвонить: он разевал беззвучно рот и крутил указательным пальцем перед ее лицом, географичка в ужасе смотрела то на него, то на Веру.

Вера выбежала в коридор и заметалась, потом вспомнила, что на первом этаже обязательно должен быть туалет, перелетая через ступеньки, ворвалась в грязную комнатку с одиноким унитазом, раковиной и зеркалом. Впилась в зеркало. На нее смотрела все та же, такая знакомая ей Вера – рот открыт, глаза безумные, – раз… два, три, и еще,.. – морщины на месте.

– Да это же… Это прошлым летом было, – она прислонилась к стене и попыталась отдышаться, – Если бы что и случилось, я бы уже… уже… как это? – на нее вдруг напал смех, повизгивая, она поплелась к выходу, – Зачалась!.. Ой, не могу! Зародилась? Нет, умру от смеха!

– Что это было? – директор сел рядом с географичкой на пол, спрятал дрожащие руки, прислушиваясь к убегающим шагам Веры.

– Я тут курировала дискотеку, они собираются в нашем маленьком кафе, за углом, никаких спиртных напитков, все прилично, простите, – она нервно икнула – Да, только пепси… А над входом висит плакат: «С оружием не входить!»

– Хохма, – устало произнес директор.

– Да, такая хохма. Стоят маленькие ящички с номерками, как в детском саду для обуви, в отделениях – пистолет, нож, кастет, пистолет, газовый болончик, опять пистолет. И два лысых боксера с татуировкой на лбу охраняют. Вот такая хохма.

– Боксеры – это собаки? – спросил директор почти неслышно, он отдышался и расслабился.

Тишина. Геграфичка возилась рядом, потом затихла.

– Нет, – слышно было, как она затянулась и выпустила дым, – боксеры – это такие качки, я их боксерами называю. – Она меланхолично сбросила пепел на брюки директора дрогнув длинной рукой.

– Вы хотите сказать, что мать Сусанны?..

– Запросто. Запросто пристрелила бы нас, будь у нее пистолет. А что мы ей, если разобраться, сделали? Сочинение дочери прочитали!

– А кто такие качки? – директор решил выяснить все до конца.

Она на цыпочках пробежалась по пустому коридору, взмахнула руками, подпрыгнула, сделала шпагат в воздухе, на лестнице перепрыгивала через ступеньки, на улице громко сообщила самой себе: «Никаких автобусов и такси!», шла, напевая, запыхалась, устала, а у самого подъезда на нее с шумом, весь в слезах, вывалился красивый чернокудрый мальчик, он был обут только в одну туфлю, вторую прижимал к груди вместе с плавками, рубашкой и галстуком. Белой бабочкой трепыхался из этого ворота одежды бюстгалтер с золотым крестиком между чашечками, Вера вдруг беззвучно стала тащить к себе этот предмет, не в силах коротко выразить свое возмущение, узнавая купленное ею немецкое белье, мальчик рыкнул, вырываясь, потом бросил всю охапку на землю. И Вера отпустила лифчик.

– Простите. Мне показалось... – но он уже уходил быстро, прихрамывая на ногу в одном носке. – Вы – вор? – спросила она осторожно, подождала. Он уходил, не оборачиваясь, Вера потрогала носком туфли одежду, пожала плечами и поднялась в квартиру.

Пока она раздевалась и сбрасывала туфли с ног вверх, к потолку, она говорила без умолку. Су узнала, что: она – девочка с воображением и тяжелым прошлым, но мальчик Давид пишет лучше, художественные образы у нее гипертрофированно безобразны, что их классная неглупа, но у нее может быть рак легких, что директор – козел и неравнодушен к мальчикам, что у подъезда (кстати, о мальчиках!) она столкнулась с придурком, который тащил ворох одежды, поэтому необходимо срочно показать ей тот лифчик, который подарили Су на день рождения, «такой, стильный». Голая Вера бросилась на кровать, похлопала рукой, подзывая Су. Су тоже сбросила халатик и свернулась рядом, она зажала ладонью рот Веры, потом прижала сверху еще подушку, Вер вырывалась, они поборолись, победила Су.

– Я же не сказала тебе самого главного! Меня чуть не затащил в гостиницу и не изнасиловал какой-то боров командировочный, этот козел сделал все, ну все, что только мог! Он меня унизил! Этот гад вонючий, эта скользкая амеба, ходячий нужник, беременная тварь, – Вера вырывалась, отталкивая руки Су.

– Замолчи, наконец, ты что, заболела?.. – Су удалось сесть верхом, она пару раз слегка шлепнула Вер по щекам. – Прекрати истерику! Как ты можешь говорить такое про мужчин!?

– Это была пережравшая свинья, вздувшийся утопленник, сгнившая бородавка, а не мужчина! И я имела... Полное право, да, полное право!..

– Что? Ты что… это самое?..

– Это самое!

– Вера. Но ты же мне говорила…

– Я же тебе объясняю, что он был…

– Хватит! – перебила Су, – У меня все в порядке с воображением!

– В полном порядке, это так. Ты знаешь, я сначала испытала ужас, а потом облегчение, а теперь просто счастье какое-то, нет, счастье я испытала в школе в туалете, перед зеркалом. Это все твое ненормальное сочинение. Что-то я себя не пойму. Или это из-за того, что сказал таксист? А! Я поняла!

– Ну ты и гадина!

– Я поняла, просто я свободна! Ничего больше не боюсь! И мне все равно, буду я стареть или молодеть, мне теперь на все наплевать!

– Ну-ка подожди, дорогая мамулечка, – Су встала, – не хочешь ли ты сказать, что теперь, вместо молитвы мы будем каждый день орать про беременных свиней и бородавок?! До сих пор мы были вместе, я тебе верила, ты говорила, что это нужно нам обеим! Почему ты теперь все решаешь в одиночку?

– Я все тебе объяснила, я ничего не решаю, так произошло, такие обстоятельства.

– А почему я никогда не могла воспользоваться обстоятельствами? Почему за мной следили с детского сада?!

– Хватит орать на меня, в конце концов! Я твоя мать! Мне лучше знать, что лучше! У меня этот… жизненный опыт!

– Да уж! Твой опыт! На том свете ты никогда не проявляла инициативу в отношениях, зато с удовольствием выслушивала мои приключения. Да ты просто извращенка, и знаешь что? Ты меня предала!

– Замолчи, идиотка, ты порочна по природе, я все время пытаюсь тебе помочь, что тогда, что сейчас. В чем я виновата?! Тогда ты катала по полу мужскую голову, сейчас у тебя из квартиры выскакивают сумасшедшие мальчики с твоим нижним бельем, ты мечтаешь испепелить несчастного мужика за то, что он тебе испортил жизнь семнадцать лет назад, а я, видите ли все решаю сама! Да я просто счастлива, что наконец сорвалась, что так получилось, не придется во всем обвинять мою доченьку!

Обе голые, Вера и Су ходили кругами, в ссоре сбрасывая подвернувшиеся предметы. Наступил вечер, и кто-то громко чихнул рядом.

– Кто тут чихает? Будьте здоровы, – сказали Су и Вера одновременно.

Они увидели открытую дверь и в проеме смешного толстяка с пушком на лысине, с вытаращенными глазами, он мял пухлые ручки и что-то бормотал.

– Ага! Это он! – закричала Су, схватила толстяка за полы пиджака и закружила, – Этот самый? Да? Ходячая, вонючая.. и беременная бородавка?!

– Су, прекрати, тот умер еще при мне, в такси, Су, отпусти, я его где-то видела, по-моему, это наш сосед сверху, Су, отпусти его!

ЭлПэ стараясь не смотреть на женщин, осторожно отдирал руки Су.

– Совершенно верно. Сверху. То есть нет, снизу. Я – снизу, а вы – сверху!

– Да нет же, вы – сверху, зачем вы пришли?

– Дверь была открыта, совсем открыта, а моя дверь – наоборот. Понимаете, совсем закрыта, она закрылась нечаянно, мне надо пролезть через ваше окно.

Вера с силой дернула Су, оторвала от ЭлПэ, и они упали на пол. Стало тихо, обе дышали шумно и разглядывала ЭлПэ. ЭлПэ топтался на месте и продолжал все тише и тише объяснять.

– Я его знаю, – Вера обняла Су, лежащую на ней спиной. – Он живет над нами, у него всегда что-то падает, а как-то уже захлопывалась дверь. Да! Вы были почему-то мокрый и в крови.

– Совершенно верно! – обрадовался ЭлПэ, – Это был я. Помогите, будьте добры, мне нужно из вашего окна спуститься в мое окно, у меня в кухне открыто окно, потому что сломалась духовка, понимаете…

Су начала смеяться, а Вера, не вставая, все объясняла, что ЭлПэ живет не под, а над ними, ЭлПэ не верил и хотел пролезть в окно на кухне, он уже был весь потный.

– Да оставь ты его! – Су встала, провела ЭлПэ на кухню, привязала к батарее простыню и вытолкала ЭлПэ в окно. Вера хватала ее за руки, Су смеялась, Вера кричала, что он лезет не в свою квартиру, называла его идиотом. Потом они затихли, услышали стук оконной рамы, тяжелый прыжок и истошный женский визг. Су показала Вере большой палец, Вера укоризненно покачала головой. Тогда Су показала кулак, из которого торчал средний палец. Вер заохала и погналась по квартире за Су.

ЭлПэ осторожно трогал шишку на лбу через полотенце, косил глазом. Соседка заметила его движение, грациозно присела рядом на диван, стала мочить полотенце в миске.

– Вы – прелесть! Вы такой рассеянный, просто прелесть. Вы – профессор?

– По.. почему это?..

– Все мужчины из науки ничего не умеют делать, все ломают и теряют. Стандарт.

– А вы.. манекенщица? – он заметил удивление соседки, быстро забормотал: – Просто вы такая длинная, я хотел сказать, простите, изящная такая, кост.., в смысле, вы такая эффектная, наверное, метра два, не меньше.

– Метр восемьдесят семь, всего-то. Вы любите детективы?

– Детективы?.. А! это такие рассказы, такие… Извините, мне нехорошо, голова кружится, чем вы меня ударили?

– А я очень люблю, и вот что я вам скажу. Я вас ничем не била.

– А-а-а.. это? – ЭлПэ потрогал шишку на лбу.

– Объясняю. Если бы я вас чем и ударила, то только ножом.

– Что вы говорите?..

– Только ножом, и у меня есть доказательства! Пройдите на кухню!

– Я вам верю, я вам и так верю!

– Нет, вы пройдите!

ЭлПэ пришлось встать, он униженно поплелся за соседкой на кухню, прикидывая, куда бы он достал, если стать лицом к лицу.

Они вошли в загроможденную кухню, соседка гордо указала на стол.

– Видите? Порезанный лук, нож, очищенная морковь.

– Да. Вижу.

– Когда вы влетели… ввалились в это окно, я стояла вот здесь и резала лук. Вы разогнались, – для верности она залезла на подоконник, несмотря на протесты ЭлПэ, раскинула руки и показала направление его полета, – и изо всей силы лбом в этот навесной шкаф!!

– Что вы говорите!

– И это не все. Сверху, – она протянула руку вверх, – На вас упала моя кастрюля, она большая, я редко ею пользуюсь, стоит для красоты. Потом вы упали на пол, и я вас узнала. Зачем вы ворвались ко мне?

– Загадка, – ЭлПэ присел на табуретку. – Понимаете, я, наверное, перепутал верх и низ, хотя те две голые женщины внизу меня предупреждали… Послушайте, вы могли бы мне помочь?

– Знаете, что я вам скажу. Вам нужны заботливые женские руки! Вы просто какой-то неухоженный, жалкий.

– Такие? – ЭлПэ взял в свои руки ее тонкие пальцы безумной красоты и поцеловал. Соседка растерялась.

– Может быть. Знаете, я вас провожу, мне кажется, что вы перепутали верх и низ.

– Бесполезно. У меня захлопнулась дверь, а ключи я оставил там.

Соседка погрозила ему пальцем, поманила за собой и привела обратно в комнату. ЭлПэ заметил на столе рядом с диваном его документы, грязный носовой латок и два ключа на веревочке.

– Позвольте, но это же… Боже мой, какое счастье, это мои ключи!

– Я пыталась установить вашу личность.

– Я их потерял давно, понимаете, заказал новые, а они, наверное, просто запутались в носовом платке, повезло, понимаете!

Соседка вывела ЭлПэ на лестницу, он упорно пошел вниз, она с силой потянула его за рукав, показывая наверх. ЭлПэ посопротивлялся по инерции, потом подчинился. У двери его квартиры она, улыбаясь, сняла один ключ, снова завязала веревочку и объяснила:

– Приходите запросто, когда захотите потерять ключ, только через дверь, ладно? – она потрепала его по плечу и легко сбежала вниз. ЭлПэ постоял минуту, убедился, что она ушла, на цыпочках спустился этажом ниже, посмотрел на номер квартиры, поднялся к своей двери, вытер пот, махнул рукой, сосчитал до двадцати, осторожно вставил ключ, убеждая себя не спешить, и поздравил с удачей, когда дверь открылась.

На подоконнике, болтая беспечно ногой, сидел безукоризненно одетый Вол и курил сигарету.

– А я за вами. Прошу за мной, у нас собрание.

– Я не могу, у меня раскалывается голова, на меня упала огромная кастрюля.

– У вас есть большая кастрюля?

– Это у моей соседки.. Я случайно попал к ней в квартиру. Через окно. Это долго объяснять.

Вол задумчиво обошел ЭлПэ со всех сторон. Задумчиво покачал головой.

– Я начинаю понимать, почему я здесь.

– Где здесь, в моей квартире? – ЭлПэ не хотелось ссориться, но и на собрание не хотелось.

– Вообще – здесь! Вы такой… Не подберу слов, вы очень похожи на тех людей, с которыми мы работаем, поэтому, наверное, они и понятны вам.

– Кстати.. – ЭлПэ уже понял, что сдается, но решил хотя бы кое-что прояснить, – Что это за люди?

– Это потерявшиеся, – Вол почти выталкивал ЭлПэ, на ходу выключая свет и хлопая дверью. – Представьте, что вы умерли.

– Это я запросто могу представить, – пробормотал покорно ЭлПэ.

– Так вот. Вы умерли, но остались рядом с живыми.

– Зачем?

– Ну я же вам уже говорил, как секретный агент для выполнения особого задания!

ЭлПэ загрустил от одного вида зала для собрания с одиноким пианино на плохо освещенной профсоюзной сцене, дружно спаянных друг с другом кресел. У пианино с листком в руках стоял поэт и угрюмо бубнил в зал:

– Константин П. дважды являлся своим родным и дважды указывал неправильное место смерти. Будучи причисленным к исполнителям, получил взыскание и строгое предупреждение, но попыток наладить контакт с семьей не оставил. Отчислен в строители. При проведении плановых работ пытался покончить самоубийством. Повиснув на проводах высокого напряжения, в течение часа пугал жителей микрорайона «М» своими криками и внезапными явлениями непотребного вида. Звал по именам родных, просил прекратить его существование в виде привидения путем захоронения в землю.

– Дальше все понятно! – крикнули с задних рядов. – Родные пошли к экстрасенсу, чтобы тот нашел пропавшего или его тело для захоронения.

ЭлПэ резко повернулся назад, но говорившего не рассмотрел.

– Разрешите мне! – рядом с ЭлПэ встал утомленного вида старик. – У меня двое путешественников научились передвигать предметы. У нас возник спор. Можно ли постепенно перейти к физическим контактам с живыми?

– Предлагаю выйти в президиум сразу всем представителям, так удобней будет решать вопросы, – это предложил Вол.

Рядом с поэтом появились еще двое, ЭлПэ видел их впервые, но сразу заподозрил в юрком рыжем и по-детски маленьком человечке исполнителя.

– Сколько вообще было обращений к ясновидящим, экстрасенсам и всяким вспомогательным элементам? Почему мы не можем пробиться напрямую, почему опять одни посредники на посредниках!

– Да нас вообще не считают!.. За кого нас только не считают, я сам толком не могу понять, что я такое? Нет, серьезно, когда я умер? А если я не умер, почему я вчера у себя дома летал привидением полчаса и испугал всех до полусмерти?! Я кричу им, хочу обнять их, а они визжат!

– Они тебя похоронить не успели, вот и пугаются, если бы они тебя похоронили спокойно, они бы тебя вызывали всякими там заклинаньями, или гадали по ночам.

– Внимание, прошу внимания! Есть одна особенность. Наша родная особенность, – мы все не похоронены!

– Прошу внимания! Есть компетентные органы. Они разберутся, почему мы здесь, и что с нами делать!

Тут ЭлПэ заметил одну странность в собравшихся, он не сразу понял, что именно его смутило, но потом, оглядевшись, объяснил неуютность полным отсутствием женщин.

– Прошу заметить! – человек на сцене призывал к тишине и повышал голос, нетерпеливо постукивая ногой, – что в данном случае, было достигнуто взаимопонимание при помощи так называемого посредника, проще сказать – осведомителя, или, как его называют живые – проводника-экстрасенса, он посоветовал поставить в церкви свечку за упокой.

– Это несерьезно, сколько жуликов кормится возле нас, создаются легенды, это вредительство!

– Мы не можем работать без осведомителей, даже если в большинстве своем это – шарлатаны!

Поднялся традиционный гвалт.

Маленький рыжий человечек заговорил негромко, очень медленно, но сразу установилась тишина, поэтому ЭлПэ услышал почти все.

– .. необоснованные обвинения в бездействии.. Основные контакты, как вы все знаете, проводятся при помощи снов, но люди в большинстве своем не образованы в этом смысле, что, конечно, изрядно вредит нашему делу, что касается неквалифицированных специалистов, то надо увеличить количество семинаров и ввести общеобразовательную систему...

– Володя П. трижды снился своей матери перед землетрясением! Он предупреждал ее, хотя это строго запрещено, но с детьми трудно работать, при чем здесь образование!..

– Пусть позволят воздействовать предметно! Даешь свободу и возможность предметного контакта! Хватит снов, они бесполезны!