Текст книги "Т. С. Есенина о В. Э. Мейерхольде и З. Н. Райх (сборник)"

Борис Эмильевич – Б.Э.Устинов, сводный брат Мейерхольда, жил с семьёй в Ленинграде.

Поздравляя В.Б.Шкловского с юбилеем, Мейерхольд 26 января 1939 г. писал ему:

«Хорошо было бы нам встретиться на совместной работе либо в опере, либо в драме, либо в кино» (Переписка, с.352).

Стр.35.

Певец Большого театра А.И.Батурин не был членом Верховного суда.

Летом 1955 года я встретилась с военным прокурором Ряжским… – Эта встреча была следствием письма, которое Т.С.Есенина в начале 1955 г. направила председателю Совета министров СССР и которое послужило непосредственным поводом к пересмотру дела В.Э.Мейерхольда и к его посмертной реабилитации. Т.С.Есенина не раз упоминала, что это письмо было обращено к Н.А.Булганину, но её письмо, датированное 10 января 1955 г. и открывающее ныне архивное реабилитационное дело В.Э.Мейерхольда, обращено к Г.М.Маленкову:

«Уважаемый Георгий Максимилианович.

Вот уже 15 лет как из истории советского театра прочно вычеркнут очень известный в своё время режиссёр Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Если о нём изредка встречаются упоминания в печати, то только как о прожжённом формалисте, нанёсшем большой ущерб искусству. Он вычеркнут даже из истории дореволюционного театра. Когда, например, пишут о постановке чеховской “Чайки” в МХАТе, старательно обходят вопрос о том, кто исполнил в ней главную роль. В известной фотографии, где изображен Чехов, читающий “Чайку” артистам МХАТа, которую можно встретить в музеях и во многих книгах, на месте Мейерхольда появился кто-то другой…

Стало быть, вопрос о Мейерхольде решён?

Беру на себя смелость сказать, что многие, знавшие и любившие его творчество, считают, что вопрос этот остался открытым и будет решён тогда, когда общественность узнает, был ли действительно Мейерхольд изменником Родины, как его в этом обвинили, или он являлся одним из жертв Берия и его приспешников.

Мой отчим В.Э.Мейерхольд был арестован 20 июля 1939 года. В первых числах февраля 1940 года (перед этим он на неделю был переведён из Бутырской в Лефортовскую тюрьму) он был приговорён Военным трибуналом к 10 годам лишения свободы по статье 58 пункты 1а и 1б. Когда срок наказания истёк, мне сообщили на мой запрос, что Мейерхольд умер 17 марта 1942 года в исправительно-трудовых лагерях.

Я прошу Вашего содействия в пересмотре дела Мейерхольда, и, если будет установлено, что он был не виновен в предъявленных ему обвинениях – в посмертной реабилитации его.

Есть ещё одно обстоятельство, бросающее тень на Мейерхольда, – закрытие театра его имени постановлением правительства, опубликованным в печати в начале января 1938 года. Считаю необходимым напомнить о некоторых обстоятельствах, связанных с этим событием. В то время во главе Комитета по делам искусств стоял П.М.Керженцев. Примерно за год до закрытия театра у него и произошла размолвка с Мейерхольдом. Всё, что произошло впоследствии, сам Мейерхольд расценивал как месть Керженцева. Может быть, это наивно, может быть, Керженцева водила чья-то недобрая рука?

Время покажет…

На театр начались гонения. Был запрещён показ зрителю двух пьес на современные темы – “Наташи” Л.Сейфуллиной и “Павла Корчагина” Н.Островского. В конце 1937 года в “Правде” появилась статья Керженцева “Театр, чуждый народу”. Если бы Мейерхольду была дана свобода высказаться по поводу этой статьи, от неё не осталось бы живого места. В ней говорилось, например, что Мейерхольд похвалялся, будто он поставит пьесу врага народа Бруно Ясенского, ставил в 1927 году пьесу врага народа Третьякова “Рычи, Китай”, что театр побил рекорд по количеству запрещённых пьес, что он не ставит пьес современных авторов, давалась уничтожающая оценка спектаклям “Наташа” и “Павел Корчагин”. Между тем, Мейерхольд не знал Бруно Ясенского и не собирался ставить его пьесы. О том, что Третьяков враг народа, в 1927 году не знал не только Мейерхольд, но и органы, в обязанности которых входит устанавливать такие вещи. Запрещённых, не увидевших света спектаклей в МХАТе, скажем, было ещё больше, а спектакли “Наташа” и “Павел Корчагин” видели только подчинённые Керженцева и запретили их, видимо, для того, чтобы пополнить список запрещённых пьес и обвинить Мейерхольда в нежелании работать над современным репертуаром.

Построенная на такого рода обвинениях статья обсуждалась в печати.

К обсуждению привлекали всех, кто имел с Мейерхольдом личные счёты. Одна заметка называлась “Почему я ушёл из театра имени Мейерхольда”. Автор её был народный артист СССР Д.Н.Орлов, никогда не работавший в этом театре, звонил Мейерхольду и приносил свои извинения – с ним не особенно советовались ни в отношении заголовка, ни в отношении содержания заметки.

Станиславский, Немирович-Данченко отказались принять участие в обсуждении статьи. После закрытия театра Станиславский предложил Мейерхольду стать главным режиссёром в театре его имени, где Мейерхольд и работал до ареста.

Закрытие театра явилось результатом кампании, поднятой Керженцевым. Многие годы, чуть не десятилетия никто из тех, кто стоял во главе правительства, не посещал театра имени Мейерхольда по той простой причине, что помещение, где театр находился все эти годы, было неприспособленным, в нём не было ни одной ложи. Помещение для театра всё это время строилось (ныне Зал им. Чайковского), строительство его тормозилось.

Конечно, нельзя отрицать, что театр в последние годы пережил своего рода кризис. Но это был кризис, так сказать, организационного, а не творческого характера. Как художник Мейерхольд твёрдо становился на путь реалистического искусства. Не случайно, тем, кто говорит о нём сейчас как о формалисте, приходится вспоминать постановки 24–25 гг. Бедой театра было то, что в нём был только один режиссёр, который работал медленно, был крайне взыскателен к себе и не мог ставить несколько пьес в год. Актёры подолгу не имели ролей, некоторые покидали театр.

В своё время Мейерхольд был признан выдающимся деятелем театра. Его при жизни в десятках статей называли гениальным мастером. Поездка во Францию и Германию в 1930 году была триумфом театра. Театр был восторженно принят прогрессивными кругами, друзьями Советского Союза, и злобным воем белогвардейцев. С 1917 г. Мейерхольд был членом ВКП(б).

“Один эпизод, поставленный Мейерхольдом, есть эпоха в истории театрального искусства”, – писал Вахтангов.

“За постановку “Ревизора” Гоголь был бы так же благодарен, как Пушкин был бы благодарен Мусоргскому за “Бориса Годунова”, – писал Луначарский.

Можно вспомнить о многолетнем содружестве Мейерхольда с Маяковским, о том, что пьесы “Клоп” и “Баня” писались для театра имени Мейерхольда. О том, что ученики Мейерхольда были многие признанные деятели театра и кино. Назову хотя бы Эйзенштейна и Игоря Ильинского.

И был ли Мейерхольд формалистом в своих лучших спектаклях 20-х годов? Почему “Лес” и “Ревизор” так до закрытия театра и не сошли со сцены и выдержали несчётное количество представлений? Может быть, приёмы Мейерхольда, пусть новые и необычные, всё-таки соответствовали содержанию, по-новому раскрывали его.

Почему, когда в печати шло обсуждение статьи Керженцева, многие дни, вплоть до закрытия, театр был полон, и бесконечными овациями зритель вызывал на сцену Мейерхольда, которому было запрещено там появляться? Много, много конкретного можно противопоставить бездоказательным обвинениям Мейерхольда в том, что с начала и до конца он был формалистом и только.

Вопрос о том, что из творческого наследия Мейерхольда должно быть одобрено, что может быть использовано на благо театрального искусства, может быть решён общественностью только после того, как Мейерхольд будет реабилитирован.

Кроме того тревожит судьба архивов моего отчима – один из них хранится в подвалах Бахрушинского музея, другой – в архивном управлении МВД.

Боюсь, что не будет проявлено бережного отношения к наследию формалиста, нанёсшему ущерб советскому искусству.

Поэтому я и сочла своим долгом написать это письмо.

Т.Есенина

Ташкент, улица Лахути, дом 32. Есенина Татьяна Сергеевна.

Если это письмо пойдёт по инстанциям, я прошу, чтобы оно не попадало в руки зам. министра культуры Охлопкова, имевшего крупные личные счёты с Мейерхольдом».

(В тексте письма есть неточности: ГосТИМ был закрыт не постановлением правительства, а приказом Комитета по делам искусств, статья Керженцева называлась «Чужой театр», спектакль «Рычи, Китай!» показан в 1926 г., Д.Н.Орлов имел звание народного артиста РСФСР, Мейерхольд вступил в партию в 1918 г.; Н.П.Охлопков был заместителем министра культуры недолгое время в 1950-х гг.)

Письмо было переслано Генеральному прокурору СССР Р.А.Руденко; пересмотр дела был поручен Б.В.Ряжскому (см.: Ряжский Б. Как шла реабилитация. – Театральная жизнь, 1989, № 5, с.8–11; перепечатано: Мейерхольдовский сборник, вып.1, т.1. с.147–157).

«Записка в ЦК КПСС о реабилитации В.Э.Мейерхольда», подписанная и.о. генерального прокурора СССР Б.В.Барановым, датирована 18 октября 1955 г. и была направлена Н.А.Булганину; на её тексте резолюция: «За – Н.Булганин». Она полностью напечатана в кн.: «Реабилитация. Как это было. Март 1953 – февраль 1956. Документы». М.,2 000, с.270–272.

…настоящие преступники найдены и осуждены. – Впоследствии Б.В.Ряжский не упоминал о том, что убийцы З.Н.Райх были найдены и осуждены. Документальные подтверждения того, что Мейерхольд знал о гибели жены, остаются неизвестны.

…оно было до дерзости наивным. – Об этом письме З.Н.Райх Сталину Ряжский рассказывал: «Позже я понял, что прямой причиной ареста Мейерхольда было письмо Зинаиды Николаевны Райх Сталину. Вернее, письмо было адресовано председателю Совета Народных Комиссаров, им тогда был Молотов. Она писала, что не согласна с постановлением о закрытии театра Мейерхольда. В вопросе с арестом всё решило это письмо. Оно в деле было. А в других материалах зафиксировано (но в деле Мейерхольда этих сведений нет), что Сталину были доложены слова З.Райх: “Передайте Сталину, что, если он не понимает в искусстве, пусть обратится к Мейерхольду”» (Театральная жизнь, 1989, № 5, с.9).

В настоящее время в архивном следственном деле В.Э.Мейерхольда (Дело № 537) этого письма нет, и его текст остаётся неизвестным.

Стр.39.

Видимо, Москвин был запуган… – В неизданных мемуарах А.Д.Симукова (их рукопись хранится у его дочери О.А.Градовой) есть упоминание о том, что вскоре после ареста Мейерхольда И.М.Москвину представилась возможность заговорить о нём и о его судьбе непосредственно со Сталиным, и Москвин услыхал от своего собеседника, что Мейерхольд является обезвреженным органами НКВД долго маскировавшимся вредителем. Об этой беседе со Сталиным Москвин ещё в довоенные годы рассказывал М.С.Григорьеву, литературоведу и критику, занимавшему тогда заметное положение в горьковском кабинете ВТО (в 1930-х гг. Григорьев вёл в ГЭКТЕМАСе курс литературы). Уже после реабилитации Мейерхольда Григорьев упомянул об этом эпизоде на заседании в редакции журнала «Театр»: «В 1956 году на обсуждении журнала “Театр” профессор Григорьев рассказал нам, что Москвин признался ему, как уже после ареста Мейерхольда, в 1939 году, на одном из приёмов в Кремле, он пытался заступиться за Всеволода Эмильевича перед Сталиным, но получил резкий ответ: “Не говорите мне о Мейерхольде ни слова, – сказал вождь и учитель, – он агент царской охранки”».

…больше она говорить не могла. – «Когда приехала милиция и вошли в квартиру, Зинаида Николаевна была жива и находилась в сознании, с неё снимали допрос», – рассказывала М.А.Валентей (Театральная жизнь, 1989, № 5, с.4). Протокол этого допроса неизвестен.

Стр.40.

…один из лидеров «рабочей оппозиции»… – Лидерами «рабочей оппозиции», осуждённой X съездом ВКП(б) в марте 1921 г., «Краткий курс» называл А.Г.Шляпникова, С.П.Медведева и А.М.Коллонтай. И.И.Кутузов был членом Президиума ВЦИК.

Статья Керженцева… – Статья «Чужой театр» (Правда, 1937, 17 декабря).

…театр закрыли, но крови не возжаждали. – МХАТ Второй был ликвидирован постановлением ЦК ВКП(б) от 27 февраля 1936 г.; И.Н.Берсенев и С.В.Гиацинтова были направлены на работу в театр МГСПС.

Стр.41.

…связь с Балтрушайтисом. – См.: Театральная жизнь, 1990, № 2, с.12. Балтрушайтис в апреле 1939 г. вышел на пенсию и уехал из Москвы. Перечисляя в поздних дневниковых записях события 1939 г., Б.А.Слуцкий упоминал рассказ О.М.Брика «о слухах, что Балтрушайтис выслан из Москвы за то, что пытался помочь Бабелю и Мейерхольду уйти в Литву». В 1939 г. Слуцкий входил в руководимый Бриком литкружок при Юридическом институте и готовился поступить в Литературный институт (см.: Вопросы литературы, 1989, № 10, с.178–179).

Стр.42.

Быстро собралась и уехала… – Е.А.Тяпкина вспоминала, что после освобождения Лидия Анисимовна работала в семье М.Ф.Астангова и Е.О.Адамайтис: «Адамайтис рассказывала, что к ней пришли из НКВД и говорят: мы не можем запретить, но мы вам советуем с нею расстаться! Но Адамайтис всё-таки с нею не рассталась, она у неё потихонечку работала». Лидия Анисимовна в 1938 г. на Лубянке сидела в одной камере с А.С.Эфрон. См.: Белкина М.И. Скрещение судеб. М., 1992, с.21–22, 385–387.

Стр.43.

Это был высокий чин, фамилии не помню. – Б.В.Родос (1905–1956; расстрелян).

Стр.44.

…самая страшная из лубяночной нелюди поворачивала молву туда-сюда… – В воспоминаниях Д.М.Панина, оказавшегося в Лефортовской тюрьме в 1939–1940 гг., говорится: «Вторым обитателем нашей камеры был вор профессионал Варнаков, один из подставных убийц актрисы Зинаиды Райх, жены знаменитого режиссёра Мейерхольда, погибшего в заключении. С помощью резиновых палок от него и его двух дружков добились признаний, и они подтвердили своё участие в совершённом преступлении. “Органы” занимались инфернальной деятельностью: чекисты не делали секрета, что сами убили Райх, и тем не менее велись “дела”, в тюрьмах для уголовников отыскивались подходящие типы, затем их переводили в Лефортово и выбивали показания» (Панин Д.М. Собр. соч. в 4 т.; т. 1, М., 2001, с.43).

Могло быть написано нечто такое, что взбесило «языковеда» и развязало руки Лаврентию. – Отклики Запада на арест Мейерхольда остаются не систематизированы.

В 1990 г. в журнале «Театральная жизнь» (№ 2, с.13) Т.И.Бачелис опубликовала в своём переводе открытое письмо Гордона Крэга издателю газеты «Таймс», вызванное ликвидацией театра Мейерхольда. Оно было написано Крэгом в Париже 13 января 1938 г. и напечатано в «Таймс» 19 января. В последнем пункте приказа о ликвидации ГосТИМа Комитет по делам искусств при Совнаркоме СССР заявлял: «Вопрос о возможности дальнейшей работы Вс. Мейерхольда в области театра обсудить особо» (Правда, 1938, 8 января). Именно этот пункт приказа резко комментировал Крэг:

«Сэр, я только что прочёл в вашей газете от 10 января извещение вашего корреспондента о нападках на мистера Мейерхольда.

Мейерхольд, обладающий исключительными сценическими дарованиями, посвятил 35 лет своей жизни развитию этих дарований. Его приветствовали Советы, признав настоящим лидером театра в России.

Теперь некто безответственный позволяет себе нападать на Мейерхольда. Утверждается, что “специальный комитет решит, способен ли Мейерхольд работать в каком-либо качестве в советском театральном мире”. Это самое глупое утверждение, какое я когда-либо читал.

…Если же советское Правительство в самом деле дало совершенно некомпетентному комитету власть так обращаться с гениальным человеком, – тогда стоит пересмотреть некоторые представления о Советах.

Но я очень хорошо знаю, что никогда Правительство не делает подобные глупости. Они делаются крысами, которые кишат везде, где нет хороших собак, дабы их уничтожить. В Москве нет собак, и это тревожно. Вот почему крысы представляют собою реальные неудобства идеалам советского Правительства. Крысы не смогут повредить Мейерхольду. Даже если они станут причиной его смерти. Его имя и всё, им сделанное, настолько значительно, что те, кто знал его и его искусство, поймут, что его имя и его творчество уже находятся на недосягаемом уровне».

Щёлоков ответил вам слишком лаконично… – На запрос К.Л.Рудницкого, обращённый к министру внутренних дел СССР 4 декабря 1978 г., последовал ответ, подписанный заместителем начальника отдела Главного управления МВД СССР за № 24/Ж–4543 от 27 декабря 1978 г.: «Ваше письмо нами рассмотрено. Сообщаю, что Министерство внутренних дел СССР сведениями о месте хранения уголовного дела, возбуждённого по факту гибели гражданки Райх Зинаиды Николаевны, не располагает» (личный архив К.Л.Рудницкого, ныне в отделе рукописей ЦНБ СТД). Ср. выше, с.165.

Стр.45.

…«и подари мне славы дань – кривые толки, шум и брань». – Последние строки первой главы «Евгения Онегина»; у Пушкина: «И заслужи…»

На вечере в Театральном институте я выступала… – Это выступление Т.С.Есениной опубликовано в «Мейерхольдовском сборнике» (вып.1, т.1. М.,1992, с.177–181).

Стр.46.

…задумана именно как статья…. – См.: Есенина Т.С. Зинаида Николаевна Райх. В кн.: «Есенин и современность». М.,1975.

Альма Лоу – американская исследовательница творчества Мейерхольда.

Стр.47.

…рада вашей статье о Блоке и Мейерхольде. – См.: Театр, 1980, № 11.

«…Начни с воспоминаний…» – В статье И. Бурачевского «…Начни с воспоминаний о Сергее Есенине…» (Рязанский комсомолец, 1980, 26 августа) приведены дневниковые записи З.В.Гейман, сделанные после одного из первых представлений «Дамы с камелиями»:

«28. III. 34 г. Вчера вернулась из театра. “Дама с камелиями”. Спектаклем была потрясена. Я плакала, и не я одна, – мужчины некоторые платки из рук не выпускали. Недалеко от меня сидел полный мужчина, кажется, пушкой не проймёшь, а вот своей игрой Зинаида Райх – “дама с камелиями” – так растрогала… И он заплакал… Я смотрела “Травиату”, “Отелло”, но никогда не испытывала такого сильного чувства, как вчера. Может быть потому, что Зинаида слишком близка мне всем своим трагическим прошлым и у меня её переживания на сцене ассоциируются с её переживаниями… В сцене с отцом Армана, когда она умоляет его не разлучать её с Арманом и, мысленно прощаясь с ним на коленях, произносит признание, как она любит Армана, передо мною страдала не “дама с камелиями” от ужаса перед разлукой с Арманом, а Зинаида Райх у открытой могилы Сергея Есенина, когда она, прощаясь, над гробом склонилась и кричала: “Сказка моя, жизнь, куда ты уходишь…” (я не могу писать, у меня мурашки от холода по телу). Может, она потому так играет на сцене, что она в жизни была трагическая женщина… А вся постановка поражает классической монументальностью. Арман – Царёв замечательный. Он не красавец, но он светится необыкновенной одухотворённостью, силой… После окончания я пришла к ним за кулисы, она меня ещё днём просила. Всеволод Эмильевич приветливо, с улыбкой спрашивает: “Ну как?” Я говорю: “Ваш театр этой постановкой научит любить всякого, кто ещё не любил”. Ему понравилась такая оценка».

В статье Бурачевского воспроизведены также надписи на фотографиях З.Н.Райх, подаренных ею З.В.Гейман в разные годы.

Стр.48.

…писатель Родион Акульшин (помните «Окно в деревню»?), который в войну эмигрировал в США. – О Р.М.Акульшине (1896–1988) см.: Вильданова Р.И., Кудрявцев В.Б., Лаппо-Данилевский К.Ю. Краткий биографический словарь русского зарубежья. В кн.: Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж – Москва, 1996, с.287.

Об Алексее Ганине см.: Согласие, 1991, № 4, с.184–185; упомянутое стихотворение напечатано в газете «Красный Север» 14 апреля 1977 г.

Стр.49.

…Богданов-Березовский жил некоторое время у нас на Брюсовском… – В книге В.М.Богданова-Березовского «Встречи» (М.,1967, с.80–84) рассказано, в частности, о начале его знакомства с семьёй Мейерхольда (апрель 1929 г.) и о первом посещении квартиры на Брюсовском:

«…В обусловленное предвечернее время я отправился в Брюсовский переулок, 12 и подошёл к тёмно-серому пятиэтажному дому, расположенному совсем возле улицы Горького (тогда Тверской) и стоящему чуть отступя от тротуара, за узкой полосой по-весеннему молодого газона. Это была характерная постройка конца двадцатых годов, по тем временам самая современная, строго симметричная, лишённая каких-либо украшений, с невысокими, но широкими окнами, глухими перилами-стенками балконов, соединяющая в себе черты стиля жилого дома рабочего посёлка и загородной гостиницы.

Дом этот стоит и сейчас, в сущности, в неизменённом виде, если не считать цилиндрических коробок наружного лифта да мемориальных досок, посвящённых умершим актёрам, когда-то здесь проживавшим (ни одна из этих досок не относится, однако, к Мейерхольду)[3]3
  Мемориальная доска с именем В.Э.Мейерхольда была открыта 12 марта 1968 г. – Ред.


[Закрыть]. Но вид дома совершенно изменился благодаря окружающему его новому архитектурному пейзажу – высоченной стене зданий, тянущихся вдоль необъятно (по сравнению с прежними масштабами) расширенной улицы Горького, и монументальной арке, выводящей Брюсовский переулок (ныне – улицу Неждановой) на одну из главных магистралей столицы, а также многоэтажным великанам, громоздящимся непосредственно рядом с ним. Сейчас дом кажется маленьким. Он точно ссутулился и полинял. А тогда он выглядел высоким, “франтоватым” и модным.

В квартиру Мейерхольда, расположенную в бельэтаже, было два входа, так как она состояла из двух объединённых друг с другом смежных квартир. Один вход, первый от улицы Горького, вёл в “парадную” часть: слева из передней была спальня-кабинет; справа – большая столовая. Другой вход (в среднем подъезде)[4]4
  Так запомнилось автору; обе двери в квартиру (ныне – музей) находятся в одном подъезде и на одной площадке второго этажа. – Ред.


[Закрыть] вёл в детскую половину. Здесь же была расположена кухня. “Парадная” часть была и рабочей. В этом закономерно отражалась “праздничность” профессионально-творческого режима художника. Здесь всё носило на себе печать артистизма и в то же время некоторые черты богемности, присущие натурам и свойственные быту четы Мейерхольдов. Старинная мебель отечественной выделки (красного дерева – в столовой, карельской берёзы – в кабинете); ковры, расшитые шёлковые ткани, повешенные на стену; стильные люстры; красивые вазы; хрусталь, баккара – в отборе вещей проявлялось много вкуса. Но это был вкус к каждой отдельно взятой вещи, сделавшейся любимой. В сочетании же вещей чувствовался элемент случайного. Ансамбля не было. И в этом была живая, кипучая жизнь с её эмоциональностью и непосредственностью, минутными, преходящими, переменчивыми увлечениями, нечто, диаметрально противоположное маниакальной музейности или антикварному коллекционерству».

В этом описании отразились, по-видимому, и более поздние посещения квартиры на Брюсовском; есть в нём и очевидные неточности.

Рассказывая о первом визите к Мейерхольду и Райх и о встрече с её детьми («старшей девочкой-подростком Татьяной и ещё маленьким мальчиком Костей»), Богданов-Березовский привёл несколько строф из «оды», написанной им тогда же в честь знакомства, и среди них строфу о Мейерхольде («Имена, имена и лица. / Но вдоль лиц и имён пройди – / В некончающейся веренице / Он – со всеми, совсем один») и две строфы о 11-летней Тане Есениной («Дочь Есенина, милая Таня, / Поражающая сходством с отцом, / Целовать кто, счастливый, станет / Дорогое России лицо? / Впечатленья язвят, тревожат, / Нанизаться на душу спешат. / У неё и чёлка Серёжи, / И, наверно, его душа…»).

В той же главе «Встреч» дан портрет Мейерхольда: «За эти несколько дней я уже на “близкой дистанции” увидел Мейерхольда, соприкоснулся с его личностью, творчеством, методом его работы. Непреходящая, постоянная нервность – не физиологического, а психологического порядка, напряжённость внутренней духовной жизни ощущались во всём его облике, поведении, манере общения с людьми. Наделённый какими-то невидимыми и необъяснимыми, неоткрытыми ещё наукой средствами “психологической локации”, он как бы ловил эмоциональные волны, излучаемые окружающими, и сам посылал навстречу им высокочастотные “биотоки” и “психоэлектроды”. Даже когда он бывал совершенно неподвижен (что случалось редко), от близкого его присутствия оставалось ощущение какой-то напряжённой внутренней пульсации, что-то аналогичное дробному содроганию машины со включённым мощным мотором. <…> Театральность пронизывала его натуру. Не то, чтобы он позировал или рисовался. Нет. Но актёрская жилка была у него, что называется, “в крови”, и всё – позы, движения, взгляды, повороты головы – было у него артистично, по-театральному выразительно, по-актёрски индивидуально своеобразно. В особенности повороты головы, оборачивающейся, как на шарнирах, на сорок пять градусов вбок – вправо и влево – в сторону собеседника или обозреваемого предмета при полной неподвижности плеч. Это производило совершенно особое впечатление, потому что не имело никаких аналогий. Или же жесты пальцев при разговорах – указующие, повелевающие, останавливающие, призывающие, отрицающие, иногда дразнящие, как бы резко сбивающие с толку».

…«К доброжелательству досель я не привык». – Из стихотворения А.С.Пушкина «Ответ анониму» (1830).

«К биографии Сергея Есенина…» – Статья написана Л.Г.Варшавским и Н.И.Хомчуком; в ней использованы сведения, полученные от Т.С.Есениной. В архиве Рудницкого сохранился оттиск этой статьи, присланный авторами в январе 1977 г.; в сопроводительном письме Л.Г.Варшавский писал, что «в мире театральном» по отношению к З.Н.Райх «продолжает царить адский холод, хотя все запреты сняты», и «настала пора исправить оценки и акценты». «Может быть, Вы взялись бы написать статью о Зинаиде Николаевне для “Театра” или другого журнала?» – предлагал он Рудницкому и добавлял: «Александр Вильяминович Февральский в письме одобрил моё решение обратиться к Вам».

Стр.50.

…в том единственном письме… – Это письмо, написанное 15 октября 1938 г., опубликовано: Мейерхольд 1968, ч.2, с.437; Переписка, с.350. Судя по уцелевшему ответному письму З.Н.Райх от 19 октября 1938 г. (о существовании которого Т.С.Есенина не знала), письмо Мейерхольда было послано в Ленинград, где тогда находилась З.Н.Райх и где она предполагала задержаться:

«Дорогой Всеволод!

Спасибо тебе за поэтическое осеннее письмо – оно замечательное!

Я несколько раз читала его. Но какое-то глубокое огорчение влезало в мою душу из всех строчек.

Пугали твои ощущения и осени, и меня, и всего. Утешаю себя тем, что это просто настроение… импрессиониста Севки. Только данная минута владеет в тебе крепче всего, как я начинаю думать – и во мне.

Сейчас я говорила с тобой по телефону – голос звучал бодро, встреча с Алёшей тебя радовала – и ты был тем Севочкой, которого я люблю как жизнь, – прекрасный оптимист и язычник жизни. Солнышко! Сын солнца! Люблю навсегда, если тебе это надо! Мне кажется, что я смогу вылезти из своей болезни. <…> Пожалуй, исходя из мудрости, мне и надо весь этот сезон пожить в Ленинграде – не будет волновать воспоминание о театре на ул. Горького, 15, не будут волновать несбывшиеся мечты нового театра на пл. Маяковского и все люди, работавшие вместе 15 лет и так вероломно и гадко ведшие себя в эпопею закрытия».

См.: Театр, 1994, № 7–8, с.123.

Стр.50–51.

…в журнале «Советские архивы» (который вскоре был прикрыт). – Журнал «Исторический архив» был закрыт вследствие появления на его страницах (1962, № 2) подготовленной С.С.Подольским публикации документов, касавшихся разногласий, которые разделяли в 1900-е гг. К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко.

…из какого источника она могла взять то, что написала о гибели З.Н.? – Имеются в виду слова М.И.Туровской: «Её нашли в квартире убитой, с выколотыми глазами». См.: Туровская М.И. Бабанова: легенда и биография. М.,1984, с.74.

Стр.52.

Всеволода Эмильевича я видела в последний раз на даче 11 июня в день моего рождения. Чуть ли не в эту же ночь он уехал в Ленинград. – Мейерхольд уехал в Ленинград в ночь с 15-го на 16 июня 1939 г. (см. выше с.199).

Стр.53.

…написанную рукой Вс. Эм. автобиографию. – Бумаги, изъятые при обыске, остаются неизвестны. В протоколе обыска, проводившегося на даче в Горенках, упомянута «автобиография на имя Мейерхольда на 38 листах». Существуют смутные упоминания о том, что после закрытия театра Мейерхольд начинал работать над воспоминаниями и читал «начатые им мемуары» в доме Т.В. и В.В.Ивановых (см.: Иванов Вяч. Вс. По соседству с Фадеевым. – Литературная газета, 1996, 10 июля).

…и больше уж дозвониться до ленинградской квартиры она не смогла. – Е.А.Тяпкина рассказывала, что в эту ночь Мейерхольду не удалось дозвониться из Ленинграда в Москву: «И случилось так, что самую последнюю ночь перед его арестом в Ленинграде мы у Гариных провели вместе. <…> Он просил меня соединить его по телефону с Москвой, с Зинаидой Николаевной, я много раз пыталась, но Москву не давали. Я звонила до четырёх часов ночи. Потом он сказал, что утром позвонит сам из своей квартиры. Мы собрались расходиться в семь часов утра. <…> Квартира Гариных была во втором дворе, они жили в ленфильмовском доме напротив Ленфильма. Хеся Александровна вышла на балкон проводить Всеволода Эмильевича. Мейерхольд помахал ей рукой и скрылся. Потом она признавалась, что и когда они с Гариным возвращались вечером домой, и утром она видела, что кто-то у дома ходит, караулит. И ещё, что утром видела, как две крысы выбежали на пустой двор и перебежали дорогу Мейерхольду» (Тяпкина Е.А. Вспоминая о Вс. Э.Мейерхольде. – Вопросы театра. М.,1990, с.200–202).

Стр.58.

О смерти Эйзенштейна я узнала в Ташкенте из газет. – С.М.Эйзенштейн скончался 11 февраля 1948 г.

…всё передаётся в ЦГАЛИ. – Вдова Эйзенштейна П.М.Аташева после его смерти передала архив Мейерхольда в Государственный Литературный архив, преобразованный позже в Центральный архив литературы и искусства (ныне РГАЛИ); см. с.120 и 217.

Стр.59.

Дамы из ЦГАЛИ… – Сотрудницы ЦГАЛИ В.П.Коршунова и М.М.Ситковецкая в 1970-е годы заново провели научную обработку мейерхольдовского архива.

Стр.61.

Значит, переписка с Блоком была у Штрауха… – Письма А.А.Блока к Мейерхольду оказались среди сравнительно небольшой группы первоклассных мейерхольдовских документов, поступивших в 1971 г. в Отдел рукописей Библиотеки имени Ленина от М.М.Штрауха (и остававшихся ещё несколько лет недоступными исследователям). Штраух знал о судьбе мейерхольдовского архива, об этом сказано в его воспоминаниях: «Однажды он [Эйзенштейн] к нам приехал и взволнованно сообщил: “У меня на даче находится весь творческий архив Мейерхольда!” <…> Несколько раз он звал меня на помощь разбирать эти ценнейшие документы. Надо было видеть в эти моменты Эйзенштейна! Он весь сиял. Он мог просиживать с утра до полной ночи, любовно перебирая листок за листком» («Эйзенштейн в воспоминаниях современников». М.,1974, с.58).